Штык и вера Волков Алексей

– Не дури… – начал было один из бандитов, но докончить фразу ему было не суждено.

Выстрелы маузера разорвали тишину. Орловский стрелял от бедра, практически не целясь, но промахнуться на таком расстоянии было невозможно.

По две пули в каждого из пятерки, затем уход в сторону. Левая рука автоматически вставила новую пачку. Одно нажатие большого пальца, и магазин вновь заполнился патронами. Теперь еще один стремительный шаг влево.

В следующий миг от забора грянул выстрел. Судя по звуку, из нагана. Только стреляли туда, где Орловского уже не было.

Георгий в ответ выпалил по вспышке и с удовлетворением услышал слабый вскрик.

Вновь бросок. В темноте Орловский зацепился за одно из тел, упал, но вскакивать не стал. Напротив, он перекатился под прикрытие лежавшего бандита и упер руку в еще трепыхающееся тело.

Все-таки у забора остались еще двое. Один из них по примеру приятеля открыл огонь из револьвера, зато второй с неожиданной прытью попытался перепрыгнуть на другую сторону. Его более темное тело на секунду обрисовалось на чуть более светлом фоне забора у самой верхушки, и пришлось в первую очередь заняться им.

Будь видимость хоть чуть получше, Орловскому хватило бы одной пули, а так пришлось для гарантии истратить целых три. Незадачливый беглец с шумом рухнул с забора по эту сторону, однако возня с ним дала возможность последнему уцелевшему определить место, где залег Георгий.

Да и стрелком он оказался относительно неплохим. Орловский почувствовал, как минимум две пули вошли в служившего прикрытием бандита, и последний пару раз дернулся и затих.

В следующий миг Орловский поставил точку в истории короткого нападения.

Он полежал с полминуты, прислушиваясь. Кто-то стонал у забора, чуть шевелился один из пятерки, но в целом было на изумление тихо. Обыватели молчали, словно не слышали ничего, или, что вернее, в ответ на выстрелы попрятались как можно надежнее и затаеннее. Да только куда можно спрятаться от жизни?

Орловский осторожно поднялся и медленно двинулся к забору. Маузер он держал наготове и с сожалением думал, что в нем осталось лишь пять патронов.

Так, вот одно из тел. Орловский кое-как разглядел, что одет незадачливый разбойник в штатское. Впрочем, в нынешнее время это не говорило ни о чем. Большинство солдат были обычными дезертирами, от сознания собственной безнаказанности поленившимися скинуть ставшую привычной шинель, однако и те, кто одет в пиджаки, вполне могли недавно носить армейскую форму. Да и оружия на руках оказалось столько, что его должно было хватить на доброе десятилетие. Только патроны…

Ладно, с этим все ясно. Орловский шагнул к стонавшему, тому, кто так старательно добивал своего товарища, и застыл над ним призраком неотвратимого возмездия.

Последний из бандитов лежал, сжимая рукой грудь. Георгий присмотрелся, отбросил на всякий случай в сторону валяющийся рядом револьвер и поинтересовался:

– Кого ждали?

Ответом был очередной стон, словно он мог разжалобить Орловского.

– Отвечай! – рявкнул Георгий и более спокойным тоном сообщил: – Ответишь – дам тебе шанс. Нет – добью.

– Никого, – выдохнул раненый.

– Тогда чего напали?

– Мы не нападали. Мы же не знали, что стрелять начнешь… – Паузы между словами были большими, видно, говорить бандиту удавалось с трудом.

– Не ври, – предупредил Орловский. – Не поверю.

– Думали, может, буржуй пройдет, деньгами поделится…

– А я ведь предупреждал насчет лжи. С такого расстояния шинель не разглядеть, – покачал головой Георгий. – Сам выбрал, обижаться нечего.

Выстрел на мгновение нарушил воцарившуюся тишину, и вновь наступило спокойствие.

Орловский уже хотел идти дальше, но что-то заставило его взглянуть на беглеца. Насколько вообще возможно было на кого-то посмотреть в такой тьме.

Интуиция не подвела. Не в смысле, что покойник кого-то напоминал. Георгий вообще не смотрел ему в лицо. Зато через плечо бандита была переброшена знакомая деревянная кобура, а в карманах Орловский нашел целых три пачки патронов к маузеру.

Он не спеша забрал их себе, подумал и вернулся на середину улицы, где разлеглась настырная пятерка.

Пришлось обыскать двоих с винтовками. У одного была японская «арисака», из тех, которыми был еще летом шестнадцатого перевооружен Северный фронт, но рядом со вторым лежала обычная трехлинейка, а поверх солдатской шинели поместился матерчатый патронташ. Правда, неполный, всего шесть обойм, только при нынешней бедности и один патрон скоро мог стать богатством.

Больше Орловский не тронул ничего. Конечно, не годится оставлять на улицах оружие, но, с другой стороны, его уже на руках столько, что несколько единиц ничем не изменят общей картины. Может, попадет хорошему человеку. Когда все головорезы вокруг вооружены до зубов, нормальным людям приходится защищаться.

Дальше Орловский двинулся настороже. Он внимательно вглядывался в каждую подворотню, присматривался к каждой тени, однако никого по пути не было.

Зато где-то в стороне вспыхнула такая обильная стрельба, что живо напомнила Георгию войну. Часто громыхали винтовки, отчетливо вели свои строчки несколько пулеметов, и не хватало лишь артиллерии, чтобы назвать происходящее не боем, а сражением.

Только кто и с кем? Запасные с запасными, или все-таки кто-то решил организовать нападение на юнкеров? В том, что столкнулись две силы, сомнений не было.

В некотором отдалении уже замаячил вокзал. Вокруг него как ни в чем не бывало продолжали гореть фонари, словно прилегающая к железной дороге территория оставалась клочком прежнего мира или просто пользовалась некоторыми льготами.

А на пути к ней выросло сразу с десяток силуэтов, и слабые отсветы фонарей тускло отражались от примкнутых к винтовкам штыков.

Орловский продолжал идти на заставу. В конце концов, на нем такая же форма, да и не дело для офицера шарахаться от солдат.

Он невольно вспомнил свое бегство от Веры и едва сдержал улыбку. Кто бы рассказал – не поверил. И постыдно в панике удирать от простой девушки, и в то же время что-то в душе шептало ему о правильности поступка. Словно при этом он избежал какой-то неведомой, однако страшной опасности. Знать бы еще какой.

– Слышь, браток, чего там стреляли? – спросил один из преградивших дорогу солдат.

Орловский не сразу понял смысл вопроса. Отдаленная стрельба продолжалась, хотя и чуть реже, так что же его спрашивают в прошедшем времени? И лишь спустя полминуты он сообразил, что речь идет о его собственной стычке на улице.

– Да так, какие-то бандиты из подворотни подстрелить пытались. Еле отбился.

– Совсем обнаглели! Небось какая-нибудь контра! – возмутился кто-то из заставы.

– Какая контра?! Не то мастеровые, не то рабочие. А двое вообще солдаты, – сообщил Орловский. – Говорю – бандиты. Развелось их как собак. И куда власти смотрят?

Для собравшихся контра звучала бы предпочтительнее, однако каждый знал, что в городе неспокойно не только из-за мифических контрреволюционеров. Все тюрьмы были открыты еще в марте, и хлынувшая из них толпа уголовников значительно превосходила процент политических. Не говоря о том, что сама обстановка вседозволенности позволила многим раньше порядочным людям заняться обычным грабежом, лишь в силу воцарившейся моды называемым экспроприацией, конфискацией и прочими малопонятными, однако звучными словечками.

Пока нападениям подвергались буржуи, это не вызывало у остальных никакой видимой реакции. Но Орловский выглядел обычным солдатом, таким же, как и эти, выставленные для охраны вокзала, поэтому после его слов раздался гул возмущения.

– И как? – пробился сквозь гул осмысленный вопрос.

– Так. Кого-то шлепнул, а остальные разбежались. – Говорить о том, что уцелевших не было, Орловский не стал.

– Ну ты даешь! – И несколько восторженно-матерных восклицаний. – Неужто один?

– Повоевал бы с мое, тоже бы справился. Почитай с первого дня на фронте. Угробить меня и там хотели.

Последние слова потонули в дружном хохоте. Разболтанные, практически позабывшие про дисциплину, они все-таки недавно были солдатами и умели ценить воинскую удаль.

– Лучше скажите, что за бой кипит? – спросил Орловский. – Не поделили что?

– Ага. Не поделили. Да ты откуда свалился?

И кто-то уже смотрел на Орловского с подозрением.

– Издалече. Домой пробираюсь, а здесь у приятеля на пару дней остановился. – Орловский предпочитал всегда говорить правду, только не всю.

– Тады понятно. – Таких «пробирающихся» было столько, что никакие подробности не были нужны.

Удивительно, что эти солдаты не разбежались вслед за своими фронтовыми собратьями. Или было некуда? Здесь все-таки кормили, одевали и ничего не требовали взамен.

– Тут, понимаешь, верные люди шепнули, будто юнкера хотят власть захватить, вот мы и решили с ними посчитаться, – сообщил один из солдат.

– Да еще слух прошел: к городу идут полчища золотопогонников. Хотят все по-старому повернуть, – добавил другой.

– Дураки! – Орловский демонстративно сплюнул. – Вы что же, хотите, чтобы эти полчища с вас же спросили? По-старому, не по-старому, а за бойню отвечать придется.

И такая убежденность сквозила в его тоне, что солдаты поневоле задумались, зашептались между собой.

– Да мы ж их не пустим! – вскрикнул один.

– Ты, что ли? Видал я таких вояк! – презрительно прервал его Георгий.

Он и в самом деле считал именно так. Каким бы ни был по величине неведомый отряд, раз сумел дойти до Смоленска, значит, представляет собой сплоченную силу. Местные же, будь их хоть в десять раз больше, – воистину полчища. Без дисциплины, без доблести. Один хороший удар – и побегут, не догонишь.

– Но что же делать? Они же и так и этак всех перевешают!

– Да кому вы нужны? – Орловскому пришлось повысить голос, чтобы перекрыть гул. – Вся армия разбежалась, так какой с вас спрос? А вот за юнкеров кое-кому ответить придется.

Он даже подозревал – кому. Конкретных доказательств не было, в последнюю встречу Яшка ничего не говорил о школе прапоров, однако вряд ли нападение состоялось без его ведома.

Или все-таки без него? Шнайдер-то вроде смирился с прибытием отряда, следовательно, вряд ли решится накануне устроить неприкрытую провокацию.

А Трофим? Этот ведь вполне мог организовать нападение самостоятельно. Насколько понял Орловский, никакого единства в правительстве не было, и каждый из так называемых граждан вел себя так, словно именно он являлся в одиночку всем правительством, никому не подотчетным и ни перед кем не отвечающим.

Или в дело вмешалась еще одна сила? Из всего руководства Орловский знал лишь троих. Не говоря о том, что при такой власти некто оставшийся за бортом спокойно может устроить не только одиночную стычку, но и подлинную бойню в общегородском масштабе.

– Да мы на них нападать и не думали, – тем временем принялись оправдываться солдаты. – Разоружить и разогнать. Вырвать у них жало, а там пусть идут на все четыре стороны. Нам что, жалко? Энто они, видать, сами. Отбиваться удумали. Прямо как нелюди.

И ведь верят собственным словам! Отдай таким оружие, и считай, сам подписал себе смертный приговор. Пока они тихие, а первый же заезжий агитатор мигом убедит их, что всякой контре на свете не место, а там…

Что может быть «там», Орловский знал. До сих пор удивлялся, как сумел уцелеть, когда такие же «жалостливые» решили расправиться с беззащитным госпиталем.

– Вы чем оправданья искать, лучше замиритесь скорее. Кровь – она кровь и есть. За нее ответ все равно держать придется. На том ли свете, на этом ли. На том еще хуже будет.

Орловский сам не знал, подействуют его слова или нет.

Подействовали.

– А ведь правду, браток, говоришь. Замириться с юнкерами – и всего делов, – согласился один, а другой, должно быть старший, уже командовал:

– Значится, так. Федотов и Аникеев дуйте к школе живее. Скажите нашим, мол, не дело энто. Охфицерья подойдут – мигом всем кровя пустят. Лучше разойтись миром, и всего делов. Мало ли какая промашка вышла? Что мы, не русские?

Раньше подумать об этом было, конечно, нельзя. Зато сейчас предложение было выслушано с пониманием, и двое солдат торопливо двинулись в ночь.

– Ладно. Я пойду. – Орловский посмотрел вслед удаляющимся и повернулся к вокзалу.

– Бывай, браток! Ежели что, завсегда поможем.

Под это простое напутствие Георгий не торопясь двинулся через площадь.

У входа в здание было людно. Не всем застрявшим в Смоленске хватило места внутри, вот они теперь и ночевали рядом со стенами. Благо ночь была относительно теплой, с неба не лило, а про многие удобства люди успели забыть. Не трогают – уже хорошо, если же еще и повезут, тогда вообще полное счастье.

Несмотря на многолюдье, Курицын нашелся сразу. Он первым увидел вышагивающего через площадь Орловского, встал и двинулся навстречу.

– Слава Богу! – Иван Захарович произнес это с таким облегчением, что Орловский поневоле растрогался.

Он успел привыкнуть, что каждый человек существует сам по себе, а тут вдруг искреннее переживание за другого.

Мелькнула было предательская мысль, что причина заключается в обещанной помощи, и угасла. Нельзя думать плохо о людях лишь потому, что тебе на пути попалась пара подлецов.

Положим, не пара, значительно больше, но все равно нельзя.

– Тут такая стрельба в одно время поднялась, что уж думал: все, началось… – Что именно началось, Курицын уточнять не стал.

– Запасные все-таки на школу прапорщиков напали, – поделился новостью Орловский.

– Что творят! – с осуждением отозвался Курицын. – А сделать ничего нельзя?

Он посмотрел на своего напарника с таким выражением, словно от Орловского многое зависело в этом городе.

Георгий пересказал ему разговор с солдатами. Курицын лишь одобрительно кивал, и чувствовалось, что в результате явно стал уважать Орловского еще больше.

– И вот еще что… – Орловский помялся, не зная, как подойти к главному. – Тут, понимаешь, Иван Захарович, пришло известие, что к Смоленску движется армейский отряд. В общем, я задержусь немного, посмотрю, как и что. Придется тебе дальше ехать одному.

Было неловко: все-таки обещал, да кто же знал, что обстоятельства так изменятся?

– Брось, Егорий Юрьевич. Вместе так вместе. До дому, чай, всегда успеется, – не спеша отозвался Курицын.

Сказал просто, без расчетов на внешний эффект. Мол, надо – значит надо, так какие могут тут быть разговоры?

– Но, Иван Захарович… – слов для ответа у Орловского не нашлось.

Курицын тоже молчал, лишь глядел всепонимающими глазами.

– А дом?

– Ждал и еще подождет малость. Надо же знать, куда теперь жизнь повернется, – основательно отозвался солдат.

Отказать ему Орловский не посмел. Каждый сам выбирает свою судьбу, и никто не вправе вмешиваться в этот выбор.

Орловский был даже рад, что у него будет надежный товарищ. Такой, которому ничего не надо объяснять и на кого можно спокойно положиться.

К одной хорошей новости почти сразу добавилась другая. Стрельба в отдалении, и без того в последнее время редкая, наконец-то утихла. Было ли это его заслугой, или нападавшие опомнились сами – никакой разницы для Орловского не имело. Важен результат, а кем он достигнут, не все ли равно?

Курицын также отметил наступившую тишину, однако вслух сказал другое:

– Вещички я твои захватил. Все в целости, не сумлевайся.

– Хорошо, – машинально кивнул Георгий.

О вещах в данный момент он не думал.

– Что? Пошли к Степану Петровичу? – как само собой разумеющееся предложил Курицын. Делать на вокзале, с его точки зрения, было уже нечего. – Или к юнкерам?

– Подожди. Надо еще машинистов предупредить. А то сорвутся с насиженного места, а я буду виноват, – улыбнулся Орловский.

Они успели разобрать вещи, когда отдаленный неожиданный шум заставил встрепенуться застывшую в бесконечном ожидании публику.

– Не они? – спросил Курицын, прислушиваясь к звукам приближающегося поезда.

– Нет. Они обещали ждать у выходной стрелки, – покачал головой Орловский. – А это…

Он напрягся, прикидывая.

– Это же со стороны Рудни…

– Да ну! – недоверчиво пробормотал Курицын и тут же поправился: – А ведь верно.

Тон его сразу переменился, а добродушное лицо мгновенно посуровело.

Мужчины понимающе переглянулись. Конечно, не факт, что со стороны Рудни обязательно двигалась обосновавшаяся там банда, это была бы откровенная наглость, однако…

А у Орловского возник еще один вопрос. Заставы у выхода на площадь – это для чего? Для охраны города или для изоляции застрявших на вокзале пассажиров? Или, может, попытка предотвратить бегство юнкеров?

Хотя последнее маловероятно. Куда бежать, если поезда уже несколько дней не приходят и не уходят?

Воздух был почти неподвижен, и звук доносился издалека. Можно было понять, что неведомый состав идет медленно и тяжело, словно неведомый машинист соблюдает осторожность. Мало ли что может быть на путях при всеобщей безалаберности и безответственности?

И другой звук вдруг донесся с противоположной стороны, звук работающего мотора.

У той самой заставы, где недавно проходил Орловский, из темноты вынырнул автомобиль, осветил фарами подошедших солдат, и кто-то явно энергичный обратился к ним с краткой речью.

За общим шумом слов было не разобрать. У здания вовсю галдели. Люди обменивались мнениями, подзывали знакомых, шумно ломились к перрону в готовности любыми путями захватить место в приближающемся составе…

Покинувшая было надежда возвратилась к застрявшим в Смоленске пассажирам с первым отдаленным перестуком колес и породила неуемную жажду деятельности даже в тех, кто уже отчаялся покинуть опостылевший вокзал и проводил дни и ночи в тупом равнодушном созерцании близлежащих домов.

В возникшем ажиотаже никому не было дела до какого-то там автомобиля, да и не только до него. Люди хотели уехать, прочее не играло никакой роли. Разве что, если бы могло помешать или, наоборот, помочь скорейшему отъезду.

– Что будем делать, Егорий Юрьевич? – Курицын был спокоен и деловит.

Подумаешь, поезд, даже если он с бандой! Разве это повод для волнения?

Орловский торопливо перебирал возможные варианты.

Выйти на перрон? Банду они признают сразу, только прока от этого не будет никакого. В толпе не развернешься, да и открытый бой вдвоем не сулил ни малейшей надежды на успех.

Вообще удалиться с площади, пока не поздно? Надежда на победу может быть только у живого. В банде наверняка есть местные уроженцы, однако в любом случае можно затеряться в темноте улиц, добраться до правительства, казарм запасных, еще лучше – до неведомого Мандрыки, и уже там организовать достойный отпор.

Вариант был неплох, но что будет с людьми на вокзале? Они-то попадут под первый удар…

Среди застрявших в Смоленске пассажиров хватало солдат. Если бы удалось их сплотить, настроить на схватку… Было бы чуть больше времени, а так – не послушают, не поймут, когда же поймут, будет поздно.

Орловскому доводилось видеть, как паника превращает в неуправляемое стадо вполне сплоченные части, а уж случайно собранных вместе людей…

Застава! С этими людьми контакт уже налажен. Если успеть убедить, если не подведут, то можно будет, по крайней мере, прикрыть отход основной толпы. Послать кого-нибудь за подмогой, а там еще посмотрим, чья возьмет!

В том, что Рудня покинута и подходящий поезд не несет с собой никаких сюрпризов, Орловский не верил. Как и в то, что сюрпризы могут быть добрыми.

Он уже совсем собрался увлечь Курицына в сторону заставы, как вновь фыркнул мотор. Автомобиль тронулся с места, выехал на площадь, и в свете фонарей Орловский смог разглядеть сидящих в нем пассажиров.

Вернее, прежде всего одного. Яшку Шнайдера собственной персоной.

Орловский машинально шагнул навстречу. Как бы он ни относился к приятелю юности, но тот был представителем власти. Вот пусть и берет на себя ответственность.

Яшка крикнул водителю, и автомобиль застыл.

– Что, удрать собрался?! – Шнайдер выпрыгнул из машины и гаркнул так, словно имел на это полное право.

Отсвет фонаря отразился в его глазах красным светом, и Георгий заметил, как вздрогнул рядом Курицын.

– Никуда я не собирался, – Орловский ответил таким тоном, что голос Шнайдера сразу стал звучать тише.

– Да? Вещички тогда зачем? – ехидно поинтересовался Шнайдер. – Да и от Верки кто убежал? Я же тебя просил как друга, а ты… И не стыдно?

Назойливое сводничество Яшки стало уже раздражать. Жаль, что не было времени высказать все, что думается по этому поводу.

Звук приближающегося состава явно усилился. Еще несколько минут – и он будет на станции, а до сих пор ничего не решено.

– Ты лучше скажи, по чьему совету на юнкеров напали? – все-таки позволил себе один вопрос Орловский.

Попутно он наконец разглядел Яшкиных спутников.

Водитель был тот же, с которым они ездили прошлой ночью. Помимо него в машине сидели еще двое: давешний незадачливый шпик с обмотанной клетчатым шарфом шеей и совсем незнакомый мужчина средних лет.

– Я тут ни при чем, – быстро отозвался Шнайдер. И снизошел до пояснения: – Без них дел по горло. Это, наверное, сами солдаты решили. Видел же, что в городе творится.

– Ладно, – удовлетворился объяснением Орловский. – Между прочим, ты ничего не слышишь? Я имею в виду поезд.

– И что?

– А то, что он идет со стороны Рудни. Хорошо, если банда убралась на все четыре стороны, но вдруг они едут сюда?

Яшка прислушался, словно перестук колес и пыхтенье паровоза могли сказать ему что-либо о пассажирах.

– Потом выясним… Полезай в машину, – махнул рукой Яшка. – У нас есть дела поважнее.

– Да что сейчас важнее?! – Орловский едва сдержался, чтобы не сорваться на крик.

Поезд уже явно тормозил, приближаясь к перрону.

– Полезай! – Шнайдер тоже был на нервах.

– Я не один. – Георгий посмотрел на молчавшего Курицына.

– Так оба полезайте! Потом все объясню!

В его голосе звучала такая убежденность, что Георгий поневоле сделал шаг по направлению к машине.

Вдруг на самом деле произошло еще что-то, о чем он пока просто не знает? Жизнь богата на сюрпризы и такие неожиданности, которые в старые времена даже не снились.

– Ты поезжай, Егорий Юрьевич, – несколько смущенно вымолвил Курицын. – Потом встретимся.

– Ну уж нет, Иван Захарович. Вместе так вместе.

Курицын хотел что-то сказать, однако все перекрыл лязг сцепки. Паровоз тяжело выдохнул в последний раз, а в следующий миг загрохотало сразу несколько пулеметов, и сквозь их грозную песню с трудом прорвались полные боли и отчаяния крики пронзаемых пулями людей…