Штык и вера Волков Алексей

– Насколько я понимаю, господа, теперь моя очередь. Дал очередь в очередь.

И оглушительно рассмеялся над собственным каламбуром.

– Ладно. Хватит расходовать патроны, – махнул рукой Сухтелен. – С такими забавами к Смоленску нам останется только шашками махать.

– Как скажете. – Изотов вернул «льюис» на плечо.

– Что до вас, уважаемая Ольга Васильевна, то полностью готов признать ваше умение владеть пистолетом. Честно говоря, не ожидал от хрупкой барышни и был удивлен, – галантно произнес Сухтелен и добавил: – А все же хочется надеяться, что ваш талант пропадет втуне. Не потому, что я радею за исключительные права мужчин. Да и не права это, а обязанности. Однако чем реже мы на собственной земле будем прибегать к оружию, тем лучше.

После краткой речи подполковника воцарилось затишье. Только Ясманис деловито лил воду из ведра в радиатор, и это был едва ли не единственный звук, нарушавший окрестную тишину.

– Слышите? – вдруг насторожился Раден.

Остальные напряглись. Где-то стрекотал кузнечик, из ближайшего перелеска доносилось пение птицы, но это лишь подчеркивало царившую вокруг безмятежность.

– Стреляли, – пояснил ротмистр.

– Вы уверены? – на всякий случай спросил Сухтелен.

– Да. Из винтовки. Только где-то далеко в той стороне, – Раден махнул рукой куда-то вправо.

Лицо Ольги приняло воинственно-встревоженный вид. Остальные ограничились кивками без тени эмоций.

Мало ли кто, где и почему сейчас стреляет? Тем более далеко и в стороне от движения. На фронте тоже где-то постоянно постреливали. А разве весь мир не стал теперь тем же фронтом, только без четко проведенной линии и конкретных врагов?

– С вашего позволения, мадемуазель, перекур, – сделал свой вывод Сухтелен. – Не знаю, кому как, господа, мне гораздо приятнее ехать верхом, чем на последних достижениях человечества да по нашим российским дорогам.

Ольга милостиво кивнула. О том, что данный жест противоречит ее же собственным словам о равноправии, девушка не подумала. Или привыкла к просьбам мужчин в подобных случаях, как к самому собой разумеющемуся, словно была старшей по званию.

Дав разрешение, Ольга покинула мужчин, направилась к росшим в стороне кустам. Офицеры деликатно отвернулись, а затем и вообще сели на траву рядом с дорогой.

– Угощайтесь, господа! – Сухтелен протянул раскрытый портсигар с папиросами.

– Интересно, далеко еще до Смоленска? – выдохнув дым, спросил Раден. – В том смысле, что раз там относительно нормальная жизнь, то должны рестораны работать. Правда, вид у меня явно не уставной, но так свобода…

Последнее он произнес с некоторой усмешкой. Мол, даже в самом неприятном при большом желании можно найти хоть одну положительную сторону.

Вид же действительно к уставному никакого отношения не имел. Гусарские чикчиры, солдатская гимнастерка с нацепленными на нее золотыми погонами, Владимир с мечами на груди, офицерская портупея, фуражка тоже офицерская, но поношенная, помятая…

– Вы продали свое курляндское поместье, милейший барон? – с добродушной улыбкой осведомился Сухтелен. – Рестораны требуют денег, чтоб их черти побрали. А уж по нынешним временам…

– Вот, уже и помечтать нельзя, – притворно вздохнул Раден. На замечание о деньгах он не обиделся. – Может, мне главное не сам процесс, а его предвкушение. Официанты, я в парадной форме, рядом очаровательная девушка… Нет, говорите что угодно, господа, но что-то в этом есть.

– И чего-то нет, – уже без улыбки отозвался подполковник. – Парадной формы, к примеру. А девушка, хоть без сомнения и очаровательна, но, похоже, вместо хорошего обеда с большей радостью постреляла бы из своего маузера. А вот и она, господа. Попрошу потише.

Офицеры дружно поднялись.

– Мечты прекрасны, господа, но нас ждет, увы, дорожная проза, – закрыл тему Сухтелен. – Ивар, долго еще?

– Можно ехать, господин подполковник, – отозвался Ясманис, первым усаживаясь на свое место.

– Прошу, господа, – кивнул подполковник.

Паккард тронулся с места и с натугой стал забираться на очередной холм.

– Сейчас будет развилка, – стараясь перекрыть шум мотора, прокричала Ольга. – И нам тогда направо. Оттуда до Красного версты три.

И в подтверждение ее слов за ближайшим изгибом проселка показался перекресток.

Другая дорога оказалась более похожей на дорогу. Не кое-как проделанный путь между соседними деревнями, а нечто накатанное, основательное, если не по европейским масштабам, то по русским.

Ясманис вывернул на большак и сразу прибавил скорость. Как говаривал классик, и какой же русский не любит быстрой езды! Даже если он не русский, а лишь родившийся в России.

Впрочем, и Сухтелен, и Раден относили себя именно к русским и были готовы вызвать на дуэль любого, кто попытался бы оспорить данное мнение. К кому относил себя Ясманис, сказать было труднее.

Скоро впереди открылся город. Вернее, городок. Весь утопающий в садах, вольготно раскинувшийся среди холмов и полей, отчего казался больше. Красный практически ничем не отличался от многочисленных провинциальных уездных центров России. Разве что своей известностью в Наполеоновских войнах. Да когда это было?

Автомобиль достиг окраин, и офицеры стали заинтересованно смотреть по сторонам.

По первому впечатлению бурные события практически не затронули жизни этого российского захолустья. Грязновато, конечно, и пыльно, ну, так не столица, чего тут можно ждать? Польские местечки, в которых Сухтелену и Радену довелось квартировать до войны, выглядели намного хуже, несмотря на весь традиционный гонор своих жителей.

Высокие глухие заборы не позволяли увидеть происходившее во дворах. Да и что там могло происходить! Согласно сезону, будничное ковыряние в огородах. Что бы ни случалось в большом мире, но кушать все равно надо, следовательно, что-то выращивать, обеспечивать себе запас на какое-то время.

А вот на улицах народу было мало. Кто-то куда-то шел, в нескольких местах небольшие группки соседей и соседок судачили о чем-то своем. Обычная жизнь обычного городка.

Люди провожали взглядами невесть откуда взявшийся и непонятно куда ехавший автомобиль с сидящими в нем военными. Кто-то что-то пытался при этом решить для себя, другие бездумно смотрели вслед. Проезд паккарда можно было вполне считать событием и как о таковом поведать знакомым. Нормальная провинциальная реакция на то, что выводит за грань размеренной, не блещущей разнообразием жизни. Этакое полусонное царство, удаленное от всех центров с их кипением страстей…

Никто не попытался остановить проезжающих. Ни напасть, ни спросить. Совсем как в старые добрые времена.

Очередная улица оказалось замощенной булыжником. Это давало знать о приближении центра, хотя езда сразу стала подобием пытки. Автомобиль трясло, словно он готовился развалиться. Что-нибудь сказать можно было лишь под угрозой лишиться языка, и даже указывающая дорогу Ольга теперь обходилась исключительно знаками.

Центральная площадь Красного не отличалась многолюдьем. Казенного вида николаевские здания походили на такие же в других уездных городках России. Разве что от полицейского участка остались одни развалины, да рядом с дверью в градоначальстве обвисшей тряпкой висел грязноватый красный флаг.

Потом булыжник закончился, и паккард вновь запылил по окраинам. По эту сторону от центра вид города изменился к худшему. Во многих местах заборы оказались повалены, несколько домов были разнесены по бревнышку, но по сравнению с виденным в других местах это не произвело на ехавших впечатления.

Улица совершила поворот, и Ясманис торопливо затормозил.

Перед самым выездом из города дорогу преграждала баррикада. Материалом к ней послужил всякий хлам из разрушенных по соседству домов, и в целом она не производила серьезного впечатления. Однако впечатление впечатлением, проехать через нее было невозможно.

Рядом с баррикадой расположились десяток молодых парней, вооруженных охотничьими ружьями, парой берданок да одной-единственной трехлинейкой. Службу свою парни несли плохо. Вид вынырнувшего автомобиля явился для них неожиданностью, и теперь они таращились на машину с не меньшим изумлением, чем пассажиры паккарда – на баррикаду.

Единственным их оправданием явно служило то, что импровизированная оборона была рассчитана на нападение извне. Об этом говорило само присутствие парней по эту сторону укрытия и направленные в сторону от города стволы дробовиков.

Взаимное замешательство длилось от силы несколько секунд.

Крепкий губастый парнишка выдохнул емкое слово из тех, что неприлично произносить при женщинах, и довольно проворно схватил берданку.

– Отставить! – Сухтелен рявкнул так, что руки губастого невольно опустились.

Подполковник легко выпрыгнул из машины, шагнул к баррикаде и командным тоном спросил:

– Кто такие? Что тут устроили?

Судя по всему, армию парни не прошли, но устоять перед видом и голосом Сухтелена не сумел ни один.

– Дружина города Красного, – с некоторым усилием произнес губастый.

– Что с того, что дружина? По какому праву перегородили дорогу? Кто старший? – продолжал рявкать Сухтелен.

– Дык энто… – робко встрял другой парень, из тех, про кого говорят поперек себя шире. Очевидно, поэтому он же был владельцем единственной трехлинейки. – Приходится… А ну как заявятся корытненские… Вот и велели охранять…

– Кто велел? И вообще, что за корытненские? – наседал Сухтелен.

– Ну, жители Корытни, одним словом, – склонностью к осмысленной речи здоровяк явно не страдал. – Повадились, вишь, озоровать. Ну, мы и энто…

– Банда, что ли? – осведомился подполковник.

Здоровяк почесал крупной пятерней крепкий затылок и покачал головой:

– Не. Не банда. Дома порушат, прибьют кто под руку попадется, ну, там самогонку, съестное прихватят, баб понасильничают, но чтобы грабить… – Он сморщил губы и убежденно повторил: – Не. Не банда. Говорю: озорники.

От подобных тонкостей Сухтелен несколько ошалел.

– Хороши озорники! – наконец сумел выдохнуть он и торопливо перевел разговор на другую тему: – Власть в городе у кого?

– Дык энто… У народа, вестимо.

– Народ – понятие неопределенное. Правит кто? Совет, Дума, атаман или всем миром по каждому вопросу собираетесь? – пояснил свой вопрос Сухтелен.

– По какому и всем миром, – встрял губастый. – А так кажинный делает, что хочет.

Офицеры переглянулись между собой. Высказаться хотелось всем, но впитанная в плоть и кровь субординация не позволила никаких слов.

– Это же анархия в чистом виде! – одиноко воскликнула Ольга.

– Вас сюда тоже мир послал или по своему желанию? – Сухтелен сделал вид, будто не расслышал возгласа барышни.

– А то как же! – важно ответил здоровяк, даже не понимая, что его ответ носит двоякий характер.

– Ладно, – выяснять дальше Сухтелен не захотел. – Банда велика? Ну, этих ваших озорников много?

– Не. С две дюжины будет. А когда и поболе.

– Они, могет быть, не так и страшны, только Васька… – вновь влез губастый. – Супротив его никак не выстоять.

– Так. Коротко и внятно. Что за Васька такой и чем знаменит?

– Да Бурлюков, – губастый сказал это так, словно это был известнейший человек на земле.

– Не знаем мы никакого Бурлюкова. И знать не можем, как люди не местные, – терпеливо пояснил Сухтелен.

Губастый изумленно развел руками. Похоже, что мысль, будто кто-то не знает Ваську, попросту не вмещалась в его голову.

– Он пастухом в Корытне был, – к счастью, вступил в разговор еще один парень, явно посмышленнее и пограмотнее своих приятелей. – Парень как парень. Только шутки у него всегда дурацкие были. То скирду разметает, то колесо у чужой телеги открутить норовит. Его у нас еще порою поколачивали, чтобы к нашим девкам не лез. А тут за какой-то месяц он вдруг такой здоровый стал, как три быка. Бревно из избы вырывает, словно это тростинка. Ну и при нем прихлебатели, само собой. Заявляются сюда и такое творят, что поверить трудно. А справиться с ним никто не может. Тех, кто пробовал, он враз насмерть пришиб. Вот мы и решили дождаться его здесь да встретить, как подобает.

– Богатырь Святогор в смоленском варианте, – не сдержавшись, пробормотал Раден.

Сухтелен бросил на барона красноречивый взгляд, отчего тот умолк и не стал развивать мысль дальше.

– И что, в одиночку целый дом разносит? – Подполковник покосился в сторону развалин.

– Дык энто… в одиночку, – подтвердил здоровяк.

– Это все его работа, – вставил смышленый. – И дома, и заборы, и вообще… Сказывают, Ваську даже пуля не берет.

– Если мимо стрелять, тогда, конечно, не берет, – задумчиво кивнул Сухтелен, а затем уже деловым тоном добавил: – Как я понимаю, Корытни нам не миновать, а там посмотрим на вашего Ваську. В общем, разбирайте свой завал, ребята. Да побыстрее. У нас и без доморощенных богатырей много дел.

– Лучше бы вы не ехали туда, господин офицер. Васька образованных не любит, – предупредил смышленый. – Не сносить вам там головы.

А уж это было лишним.

– Увидим, кто кого! – звонко выкрикнула Ольга и посмотрела на своих спутников так, словно ей заранее принадлежала честь победы над неведомым злодеем.

Офицеры позволили себе легкие улыбки. Им уже довелось встречаться со страшными чудесами, и потому отмахнуться от пулестойкого богатыря они не могли. Чем черт не шутит? Он с недавних пор только шутками и занимается. Но и бояться кого-то мужчины не собирались.

– Разбирайте, – повторил Сухтелен. – Говорят же вам: времени нет. Нам сегодня надо до Смоленска добраться.

– Дык, как же доберетесь, когда вас Васька встретит? – недоуменно спросил здоровяк.

Его дружки решили не спорить и потихоньку принялись за дело. Хотят проезжие военные нарваться на неприятности, так пусть нарываются. Наше дело предупредить…

Военные думали точно так же. Или, с точки зрения местного дозора, не думали вообще. Они даже помогли разобрать баррикаду, а затем бодро вскарабкались в паккард.

– Запомните на будущее: людей, способных противостоять пуле, на свете не бывает. Бывают плохие стрелки. И никогда не надо бояться того, кто пришел со злом в ваш дом. Чужой страх хорошо увеличивает собственную смелость, – произнес на прощание Сухтелен и махнул рукой Ивару: – Поехали. Придется этому Ваське принять нежданных гостей. Тех самых, которые хуже татарина.

Автомобиль медленно выехал на дорогу, а затем стал набирать скорость.

Ополченцы постояли, посмотрели на медленно оседающее облако пыли, и здоровяк вздохнул:

– Дык энто… пропадут…

Остальные согласно покивали головами, и только смышленый с надеждой в голосе предположил:

– А может, нет? Вдруг Васька никого не ждет? Тогда могут и проскочить.

– Если только так, – согласился с ним губастый. Уж он-то безрассудно рисковать бы не стал.

Надежды смышленого и губастого были ложны. Гостей в этот день Васька ждал.

Разумеется, не именно тех, кто направлялся сейчас в Смоленск на трясущемся автомобиле. Для этого требовалось иметь дар ясновидения, а им недавний пастух не обладал. И не хотел обладать. Если же точнее, даже не задумывался о подобной возможности. Он вообще если и думал порою, то над очередной шуткой, способной позабавить и его, и появившихся недавно приятелей. Недавно – потому что в прежние времена они если и не чурались Василия прямо, то предпочитали проводить свободное время без него. В свою очередь Ваське не оставалось ничего другого, как мечтать в одиночестве.

Мечты были сладостны. На то они и мечты. Больше всего Ваське хотелось стать сильнее всех. Сильнее настолько, чтобы вырывать с корнем дубы, а уж обидчиков одним ударом укладывать штабелями, словно не люди это, а дрова.

Но не только о силе мечтал деревенский пастух. Ему частенько доставалось то за проказы, то за приставания к чужим девкам. Несколько раз после очередного мордобития Ваське даже казалось, что все, помрет, не встанет. Вот и желалось молодому Бурлюкову обзавестись неуязвимостью. Помимо чисто житейского удобства это обещало бы массу веселья. Скажем, огрел Василия недруг по голове колом. Любой человек скопытился бы, а Васька только смеется в ответ, одним лишь хохотом наводя на обидчика оторопь.

И не только колом (мечтать так мечтать!). Топором чтобы порубить не могли, вилами проткнуть и там всем таким прочим.

Зато какая картинка! Вилы Ваське в живот, а гнутся вилы, топором по шее, да ломается топор! Васькин же кулак как опустится на чью-то голову, так и лопается голова. Тут все девки твои, и каждый парень норовит не только с тобою дружбу водить, но и слушается во всем. А не послушается, так Васька его кулаком тоже треснет. Другие враз сговорчивее будут!

Летело время в мечтах и проказах. Раз Ваську опять крепко побили. И за что?! Подумаешь, выплеснул в колодец ведро с… ну, понятно с чем. Так не со зла, а ради смеха. И за это мутузить так, что бедный озорник неделю встать не мог, даже кровью кашлял! Когда же отлежался и подстерег одного из обидчиков, то явился к Васькиной матери урядник, предупредил, мол, еще одна выходка – и загремит ваш сынок за бандитизм. Выходит, бедного пастуха бить можно, а он в ответ не моги?! Где ж справедливость?!

И, словно вняв Васькиным мольбам, пришла справедливость. Исчезла полиция, исчез судья, лишь обидчики остались, почему-то не думая исчезать. Но тут уж Васька, не будь дураком, сам правде-матушке подсобил. Одного лиходея темным вечерком подстерег да пришиб. Другого. Третьего же вообще по мечте вышло. Как шмякнул его Василий кулаком по башке, так треснула башка как бескостная.

Василий даже не удивился. Ведь если мечтать, все рано или поздно сбудется. Вон, и тело крепче стало, рубахи рвутся, хоть недавно утонуть в них можно было за милую душу. Жрать же хочется так, что корову в одиночку заглотнуть – плевое дело.

И глотал. Не за один раз, однако и не за неделю. Ел, за ушами трещало, мышцы же наливались на глазах невиданной мощью. Такой, что скоро Васька дубок, пусть небольшой, все ж таки из земли вывернул.

Там и понеслось… Друзья-приятели завелись. Как-то на спор Ваську колами дружески били. Колы переломились без всякого толку, смеху же столько было, что по земле всей толпой катались, а после никак отдышаться не могли.

Теперь вот тоже Васька готовил славную шуточку. Кто увидит – обхохочется. Если же говорить по существу, то решил Василий залезть под мост, что над речушкой Ивань положен, и, когда кто-нибудь поедет через него на телеге, поднапрячься да и опрокинуть всю эту конструкцию в воду. Речушка неглубокая, не утонут, зато смеху-то будет!

С самого утра сидели Василий с несколькими приятелями неподалеку от моста. Вот только не ехали что-то телеги, словно никто не хотел повеселиться.

Ну, не ехали, и все!

– Скоро Корытня, – предупредила Ольга и запустила руку в свой ридикюль.

Сидевший прямо за ней Сухтелен оценил этот жест и громко произнес:

– Слушать приказ! Без команды не стрелять. Только в том случае, если нападение на нас будет явным. Во всех остальных соблюдать миролюбие. Первыми ничего не начинать.

– А Васька? – при полном молчании мужчин жалобно произнесла девушка.

Складывалось впечатление, что кто-то хочет отнять у бедного ребенка любимую игрушку и ничего не дать взамен.

– У нас, между прочим, уважаемая Ольга Васильевна, есть конкретное задание. Наладить связь с правительством вашей Смоленской республики. Розыски богатырей и великанов в данное задание не входят.

Ольга крутанулась на месте, поворачиваясь к невозмутимо сидящим офицерам:

– Но вы же слышали, что он творит! Людей убивает, дома разрушает, женщин и девушек… – Она запнулась.

– Любая вина должна быть доказана. Или вы всерьез верите, что один человек голыми руками дом по бревнышку разбирает?

Похоже, Ольга впервые задумалась над рассказами ополченцев. Она даже наморщила лоб, пытаясь представить эту картину, а Сухтелен продолжал как ни в чем не бывало:

– Господин поручик, вы самый здоровый из нас. Признайтесь, когда вы в последний раз раскидали чужую избу?

– Дня два назад, господин подполковник, – невозмутимо ответил Изотов. – Ночь стояла холодная, и так захотелось погреться, что, каюсь, не утерпел. Сложил небольшой костерок, погрелся, чайничек закипятил. Думаете, нехорошо поступил?

– Пожалуй, – тоже без тени улыбки кивнул Сухтелен. – Чай – дело святое, но теперь людям жить негде. Больше так не делайте. Разве что зимой…

– Слушаюсь, только зимой! – с готовностью нижнего чина отозвался Изотов.

И лишь тогда офицеры не выдержали. Смех ненадолго перекрыл шум мотора, и даже невозмутимый Ясманис изобразил на своем лице улыбку.

Одна Ольга молча переводила взгляд с одного спутника на другого, а затем недовольно произнесла:

– Да ну вас!.. Удивляюсь: в такой момент – и шутить…

– Момент как момент, – подал голос Раден. – Довольно неплохой, кстати. Едем спокойно, никто не стреляет, смотришь – и до Смоленска доберемся без особых происшествий.

– Если чья-то горячая головушка сама их не создаст, – докончил за него Сухтелен.

– Но вы же обещали…

– А я и не отказываюсь. Только прежде чем принимать решение, надо выяснить обстановку. Опросим местных жителей, уж они-то должны знать. Но на все у нас максимум полчаса. Большим запасом времени мы, к сожалению, не располагаем.

Обсаженная с двух сторон деревьями дорога совершила очередной поворот, и Изотов первым оповестил:

– Впереди мост!

– Это Корытня… – начала говорить девушка.

– Там в стороне какие-то люди, – невежливо перебил ее Изотов. – Похоже на засаду.

Ясманис без приказа уменьшил ход. Пять пар глаз внимательно оглядывали местность, а рука Ольги вновь скользнула в ридикюль.

– Никого не вижу, – признался Сухтелен.

– Они попрятались вон в те кусты на гребне, – пояснил Изотов. – Поэтому и говорю, что похоже на засаду. Больно место удачное. Мы тут как на ладони.

Сухтелен цепко посмотрел по сторонам и распорядился:

– Ивар! Перед мостиком остановись. Надо будет выслать разведку.

– Я как раз хотел немного ноги размять, – с невозмутимым видом сообщил барон.

– Хорошо, – кивнул подполковник.

– Я тоже хочу, – подала голос Ольга.

– Кто-то хотел, чтобы ее считали бойцом. Соответственно, извольте выполнять приказания, – отрезал Сухтелен.

Автомобиль остановился в десятке шагов от моста. Раден без слов соскочил на землю, перехватил поудобнее винтовку и неторопливо двинулся вперед. На его полноватом лице не было заметно никаких эмоций. Этакий холодноватый курляндский барон, вышедший на прогулку.

Раден ступил на мост, надавил ногой чуть сильнее, словно проверяя настил на прочность, и тем же неспешным шагом двинулся дальше.

– Видите кого-нибудь, поручик? – на грани шепота спросил Сухтелен.

– Нет, – так же тихо ответил Изотов.

Барон миновал мост и потихоньку стал подниматься на гребень.

В округе было тихо, лишь продолжал тарахтеть мотор, однако в этой тишине чувствовалось напряжение. Оно нарастало с каждым шагом, еще немного – и лопнет, а Раден все шел и шел, время от времени поворачивая голову по сторонам.

Вот он почти достиг вершины.

Сердце девушки дрогнуло в предчувствии беды.

В следующий миг Ольга выскочила из машины:

– Я с вами, барон!

Каблучки бодро затопали по доскам моста.

Раден стал поворачиваться на звук, но на доли мгновения застыл вполоборота. Винтовка взлетела к левому плечу, палец отжимал спусковой курок, а девушка уже не шла – бежала на помощь. Зачем?

– Кто такие? – Стрелять Раден не стал. Первый выстрел непоправим, он неизбежно вызывает последующие.

Как на это решиться, когда под удар попадаешь не только ты?

Из автомобиля не было видно, к кому обращен возглас барона.

– Местные… сидим здесь… – Показалось, или ответ прозвучал именно так?

И несется Ольга, на ходу выхватывая маузер. Отчаянная и какая-то не слишком уместная храбрость.

Двое не всегда сильнее одного, когда один вынужден заботиться о другом.

– Вперед! – бросил Сухтелен.

Ясманис загазовал, не трогаясь с места. Стал настороженно приподниматься Изотов.

И тут паккард рванул, точно флегматичный прибалт превратился в темпераментного уроженца юга.

Автомобиль не лошадь, скорость быстро не наберешь, однако на мост вкатились довольно резво.

И тут дернуло так, что привставший Изотов едва не вылетел прочь.

Паккард вильнул. Ясманис едва успел отвернуть от перил, когда мост начал ощутимо крениться, словно готовился перевернуться.

Грозно затрещали ломаемые доски. Обиженным зверем взревел мотор. Обернулась на бегу Ольга. Над гребнем возникли несколько людских голов. В кого-то прицелился Раден.

Мгновения растянулись до вечности. Спасительный берег приближался до невозможности медленно, и так же медленно поднимался в воздух правый край моста.

Машина скатывалась к краю. А потом мост кончился. Паккард выскочил на дорогу на двух колесах, какой-то миг проехал в таком нелепом положении, а затем грузно вернулся на грешную землю.

Что-то хрустнуло. Ясманис резко ударил по тормозам. Дернулись вперед офицеры. И лишь одна Ольга видела, как рухнул в Ивань взбесившийся мост.

Мгновение спустя над берегом появилась здоровенное человеческое лицо, а затем его обладатель одним движением выбрался на дорогу.

Ополченцы не лгали, скорее, даже не договаривали. Васькины плечи превышали все допустимые для человека пределы, росшие из них широченные руки спускались едва не до земли, сам же он не тянул на роль великана, но вот на злобное сказочное чудовище походил.

Злобное – не для красного словца. Выражение лица больше подходило зверю, да не какому-нибудь – хищному, а приоткрывшийся рот выдавил не улыбку – оскал.

От Васьки до машины было меньше десятка шагов. Бугай шагнул к ней, сразу на треть сократив расстояние, и тут Ольга не выдержала и стала стрелять.

Маузер захлопал так часто, словно собрался превратиться в пулемет. От спешки или расстояния большая часть пуль пролетела мимо, однако Сухтелен готов был поклясться, что минимум две достигли намеченной цели.

Неподпоясанная рубаха лопнула на широченной груди, а на лбу появилась кровь. Только толку от этого никакого не было. Васька будто не почувствовал ран и сделал к машине еще один шаг.

Изотов торопливо тянул к себе едва не выроненный пулемет. Шире стал оскал на Васькиной физиономии. Стали приподниматься могучие руки. И тут в игру вступил Раден.

Барон резко повернулся, и грохот трехлинейки прозвучал коротким громом.

Пуля ударила подступавшее чудовище в грудь. Любой человек рухнул бы без звука, но было ли человеком прущее на машину существо?

Исторгнутый Васькой рев больно ударил по ушам. Бурлюков застыл, а потом раскинул пошире руки и грозно шагнул к машине.

Торопливо передергивал затвор барон, продолжала нажимать на курок Ольга, даже не замечая, что магазин давно пуст…

Две лопатоподобные ладони готовились сомкнуться на машине, смять ее, словно ком податливой глины, но секундная задержка дала Изотову возможность вскинуть пулемет.

«Льюис» загрохотал в упор. Васькина кожа, вполне возможно, выдержала бы удар штыком, но сорок семь помещавшихся в диске пуль для нее оказалось несколько многовато.

Сам Васька стоял крепко, его даже не отбросило назад свинцовым потоком, и только лицо, разукрашенное стекающей со лба кровью, приняло изумленное выражение.

«Льюис» поперхнулся, смолк. В наступившей пронзительной тишине вдруг раздался какой-то слабый всхлип, ничуть не напоминавший недавний рев.

Несколько секунд Васька пребывал в неподвижности, потом его качнуло, а в следующий миг неуязвимый озорник грузно и безжизненно рухнул на спину.

Показалось или нет: земля чуть вздрогнула от его падения…