Чистилище для невинных Жибель Карин
Марсиаль — это один из воспитателей в приюте. Орели тайно влюблена в него. И не сомневается, что потом выйдет за него замуж.
Он всегда будет на двадцать пять лет старше ее, но Орели на это плевать.
Не переставая щебетать, девочки перешли улицу, потом площадь.
Что за уродина эта училка… Лукас — настоящий красавец…
Они так хохотали, что Джессика даже на миг позабыла, что переживает из-за своего провала на контрольной по математике и из-за презрения предмета своей первой большой любви.
Они изображали плохих девочек, напугали какую-то бабульку, которая выгуливала наряженную в красное пальто из искусственной шерсти крошечную собачонку.
Хотя, вообще-то, ничего страшного в них нет.
Спустя десять минут они свернули в тихую улочку. Пустынную и идущую вдоль пустыря.
Это кратчайший путь, которым они пользуются почти каждый вечер, хотя родители Джессики категорически запретили им ходить там.
Именно потому, что родители Джессики категорически запретили.
Возле них остановился белый фургончик, водитель опустил стекло:
— Простите, девушки…
Они остановились, смотрят на него. С недоверием.
Лет пятьдесят, жизнерадостный, улыбающийся. Волосы с сединой, трехдневная бородка.
— Я заблудился, — пожаловался он. — Мне нужна Мельничная улица. Не поможете?
— Мы там живем! — бросила Орели.
— Правда? Я еду к мсье и мадам Дюрье. Может, вы их знаете?
— Это мои родители, — удивилась Джессика.
Мужчина выключил зажигание.
— Так вы, наверное, Джессика? Я сослуживец вашего отца, мы вместе работаем в мэрии… Он попросил меня сегодня вечером заехать к вам. Он продает автомобиль, — возможно, я его куплю.
— А…
— Так как мы поступим? Может, сядете в машину? Вы покажете мне дорогу, а я заодно подвезу вас!
Девочки переглянулись.
— Твой отец продает свою тачку? — спросила Орели.
— Ага… Вообще-то, это мамина.
— Так вы садитесь? — потерял терпение водитель.
— Но мой отец в такое время еще даже не выходит с работы, — объяснила Джессика.
— Он мне сказал, что машину может показать ваша мать. Он ей звонил, она меня ждет.
Мужчина открыл пассажирскую дверь; Джессика все еще сомневалась:
— Мне не хочется оставлять подружку… Я объясню вам, как проехать, и…
— Вы обе поместитесь! — предложил незнакомец. — На переднем сиденье три места.
— Давай! — скомандовала Орели. — Как круто, нам не придется топать пешком!
И первой забралась в машину; за ней неохотно последовала Джессика. У нее не было никакого желания ехать с этим человеком. Если бы хоть какая-нибудь классная тачка с клевым мужиком за рулем… А раздолбанный фургон и этот старик — нет, это не дело…
Водитель включил зажигание, бросил взгляд в зеркало заднего вида.
Никого.
Он тронулся с места, в кабине раздался щелчок. Двери были заблокированы.
Номера фальшивые, пикап — самой распространенной модели.
Все идеально.
— В конце улицы надо свернуть направо, — объяснила Орели.
Мужчина обдал ее неприятной улыбкой:
— Спасибо за помощь, Орели. Даже не знаю, как бы я без тебя добрался.
— Откуда вы знаете, что меня зовут Орели?
Она зовет на помощь. Беззвучно.
Кляп действует чудовищно безотказно.
Она зовет на помощь.
Умоляет отца, мать. Умоляет воображаемых богов, населяющих ее бессознательное.
Спасите меня! Не бросайте меня! Я хочу домой!
Впрочем, она уже знает, куда ее везет этот грузовичок.
В ад, это точно.
Но как ей предстоит умереть, ей пока неизвестно.
И это пугает ее сильнее всего.
Она слышит голос отца. Который с лукавой улыбкой часто твердит одну и ту же фразу: «Надежда заставляет жить».
А это означает, что отчаяние убивает.
Значит, надо продолжать надеяться. Надо бы.
Вспышки света; они проезжают под чередой фонарей. Джессика успевает мельком увидеть Орели, связанную, как и она. Лежащую, как и она, прямо на холодном металлическом полу фургона. Их наполненные ужасом глаза на мгновение встречаются. Затем тьма вновь разлучает их.
Джессика в который раз пытается высвободить запястья. Напрасный труд.
Когда начинаются новости, водитель усиливает звук радио:
Внимание, похищение… ученицы четвертого класса… коллеж имени Даниэль Казановы…[4] Джессика Дюрье, тринадцати лет… рост метр шестьдесят два, блондинка, волосы длинные… в момент исчезновения была одета в бежевую футболку и джинсовую куртку… Орели Мартен, четырнадцати лет… рост метр пятьдесят девять, брюнетка, волосы короткие, глаза карие…
Мужчина оборачивается:
— О вас говорят, мои дорогие! — И, расхохотавшись, добавляет: — Скоро вы будете знамениты на всю Францию!
Джессика вновь обретает надежду. Они знают, что их похитили. Все об этом знают. Вся Земля знает.
Все знают, что они пропали, но кто знает, где они находятся? Никто.
Разве что… Может, кто-нибудь все-таки видел, как они садились в этот чертов фургончик?
Полиция идет по их следам. Сейчас, может, за следующим поворотом…
Она прислушалась, надеясь различить звук сирены, сигнал пожарной машины. Прерывистое голубоватое свечение мигалки.
Как в кино, где они всегда появляются вовремя.
Их скоро освободят и отвезут домой, а этого психа бросят в тюрьму.
Да, они станут знаменитыми. Одноклассники с ума сойдут. Родители все ей простят, даже плохие отметки, — так они будут рады, что нашли ее. Лукас наконец на нее посмотрит… Как на героиню.
Однако не было ни сирены, ни мигалки. Ничего, кроме мерзкой тьмы кузова этой машины. Мрачной, как склеп.
Ничего, кроме монотонного гудения двигателя и потрескивания радиоприемника.
Никаких героинь, только две девочки, по собственной глупости попавшие в когти хищника.
— Даже не мечтайте, голубки мои. Никто вас не найдет! Пару деньков о вас поговорят, а потом забудут… Но уж я-то о вас позабочусь.
Изгибаясь, как вытащенная из воды рыба, Джессика в конце концов смогла прижаться к Орели. Лицом к лицу. Их слезы перемешались.
Джессика могла бы сбежать, вот только что. В тот момент, когда похититель остановил грузовичок где-то на краю света.
Но он помахал огромным ножом и прижал его лезвие к горлу Орели:
— Если не будешь делать, что говорю, я зарежу твою подружку… А если будешь послушной, вы с ней останетесь живы-здоровы.
Тогда Джессика согласилась залезть в кузов автомобиля, а потом и выпить что-то из пузырька. Прежде чем провалиться в глубокую черную дыру. И проснуться связанной и с кляпом во рту. С головой, раскалывающейся от боли и собственных криков.
Наверняка далеко от дома.
Обреченная, это уж точно.
Я должна была бы сбежать. А теперь слишком поздно. Он убьет нас обеих.
Я должна была бы сбежать. Я могла бы предупредить родителей, копов.
Этот псих, возможно, не убил бы Орели.
Я должна была бы… Я не должна была бы…
Я наказана. За то, что срезала путь и пошла по пустырю. Хотя родители мне запретили.
Я наказана… За то, что решила сбежать из дому.
Что так часто мечтала о том, как было бы клево, если бы у меня не было младшего брата. Что столько раз ревновала к нему.
Что думала, что лучше было бы быть единственной дочкой или чтобы моей сестрой была Орели.
Я наказана за то, что позавчера сказала эти ужасные вещи бабушке.
Что врала столько раз.
Я наказана за… за столько всего.
Джессика разразилась рыданиями, захлебнулась в слезах.
Орели тоже дышала с трудом; холод и страх сковали ее легкие, судорогой сжали мышцы.
Странно, но ее не покидала одна мысль. Кто теперь позаботится о Малабаре? О шиншилле, которую воспитатели месяц назад подарили ей на четырнадцатилетие? Они ведь не бросят ее, если я не вернусь? Нет, они не могут так поступить…
Мужчина за рулем принялся подпевать известной мелодии, которую передавали по радио.
Джессика и Орели тоже ее слышат. Только они больше не поют.
Не запоют больше никогда.
You know we’re too young to die… You know we’re too young to die…
Пятница, 7 ноября
Глава 20
Рафаэль взглянул на часы; ночь предстояла долгая.
Вильям уснул. Он был так измотан, что опять впал в бессознательное состояние. Порой он исторгал какие-то горестные хрипы, бормотал обрывки слов без начала и конца.
Рафаэль поднялся, потянулся, чтобы размять задубевшие от неподвижности мышцы, и удалился в кухню. Поставил чашку с кофе в микроволновку и закурил. Разогретый напиток показался ему омерзительным, но кофе был необходим ему, чтобы тоже не рухнуть, как Вилли. Сегодня ночью он не собирался спать.
Постояв мгновение на пороге, он, прежде чем вернуться к брату, глубоко вдохнул холодный и чистый воздух.
Вильям открыл глаза:
— Раф… Который час?
— Полночь с минутами. Отдыхай.
— Мы не должны были уехать? Нам надо бы…
— Отдыхай, — отеческим тоном повторил Рафаэль. — Завтра уедем.
— Но…
Рафаэль взял его руку в свою:
— Только что звонил коп… сегодня ночью он возвращается.
Глаза Вильяма затуманились от тревоги.
— Так что было бы неразумно сваливать теперь, — объяснил Рафаэль. — Едва вернувшись, он сразу забьет тревогу. Лучше его нейтрализовать, а уж потом свалить. Разве не так?
— Не знаю… Может быть… А где Сандра?
— В спальне, тут, рядом. Я привязал ее к койке.
— А… Кристель?
— В кабинете.
Вильям пошевелил ногой и стиснул челюсти.
— Больно?
— Черт, да…
Он задохнулся в жестоком приступе кашля. Лицо сделалось багровым. В полном изнеможении Вильям откинулся на подушку:
— Как ты думаешь, этот… мундир… сговорчивый?
— Не больше моего, — с улыбкой заверил Рафаэль. И положил ладонь на рукоятку своего кольта. — Я приготовил ему незабываемую встречу!
— Да, но…
— Ты ведь мне доверяешь?
— Больше, чем самому себе, — признался Вильям.
— Тогда не беспокойся. Скоро я нас отсюда вытащу.
Ему в лоб упирается ствол. Он открывает глаза.
Сквозь искусственную дымку вырисовывается лицо Кристель.
— Сейчас я убью тебя, кусок дерьма. Не следовало тебе отнимать у меня Фреда!
Рафаэль вцепляется руками в подлокотники кресла:
— У меня не было выбора… Он меня предал!
— Я размозжу твою мерзкую башку… одна пуля в голову — тебе, как ему!
Звук выстрела отскакивает от стен, Рафаэль резко просыпается.
Все-таки он в конце концов заснул. В кресле, всего на несколько минут.
Он потер глаза, сразу перевел взгляд на Вильяма и успокоился, увидев, что брат дышит почти ровно. Это слегка отодвинуло на задний план лицо Кристель, ствол «глока» и этот чудовищный страх, который все еще скручивает его кишки. Этот горький привкус, который все еще сохраняется у него во рту.
Фред…
Вопрос был в том, кто кого.
Рафаэль бесшумно поднялся, выкурил перед домом сигарету. Снова выпал туман, извечный. Интересно, бывают в этих краях ясные ночи?
Холодный ветер забавлялся, рассыпая крики совы, путая следы.
Рафаэль раздавил окурок; к счастью, он неплохо запасся… Когда зарываешься в укрытие, явно можешь не надеяться сходить в ближайшую табачную лавку за сигаретами. Лучше предусмотреть все заранее.
Еще один мерзкий кофе, еще одна сигарета. Теперь ему никак нельзя уснуть. Коп может явиться с минуты на минуту, группа встречающих должна быть наготове.
Рафаэль принял решение навестить обеих своих пленниц. Совершить обход, вроде как надзиратель в тюрьме.
Сперва Кристель.
В кабинете он нажал кнопку выключателя, от резкого света она зажмурилась. Рафаэль взял стоявшую возле компьютера бутылку с водой, сорвал скотч, которым был заклеен рот молодой женщины. Она неотрывно смотрела в противоположную стену. Холодная, как ночь, неуловимая, как ветер.
Ни единой просьбы, ни единого слова. Рафаэль не мог не восхищаться ею.
Он поднес к ее губам горлышко бутылки. Она отвернулась.
— Знаешь, я ведь теперь не приду до завтрашнего утра…
— Плевать я на тебя хотела, долбаный убийца.
Он сжал челюсти:
— Ну, как хочешь.
Рафаэль колебался, стоит ли ей снова заклеивать рот, но в конце концов решил дать Кристель дышать свободно. Он выключил свет, запер дверь и отворил следующую, в соседнюю комнату.
И содрогнулся от холода; даже несмотря на то, что он закрыл ставни, через разбитое стекло в спальню проникал ледяной ночной воздух. Сандра, наверное, совсем окоченела.
Рафаэль включил ночник и присел на кровать.
— Я тебя разбудил? — осторожно спросил он.
Она отрицательно покачала головой: нет. Несколько секунд он смотрел на нее.
Красивая. Беззащитная, привязанная к этой кровати.
Рафаэль почувствовал, что он одинок. Что ему холодно. Захотелось соединить два их одиночества, согреться возле нее.
Но он старался себя контролировать. В любом случае она не согласится… Он мог бы добавить к длинному списку своих преступлений еще и изнасилование, но заставлять ее не входило в число его фантазмов.
Он прикоснулся к ее лбу, чтобы отвести с него непокорную прядь; она мгновенно сжалась.
— Твой мужчина не должен задержаться. Подождем его вместе.
Она в смятении смотрела на него:
— Ты что, убьешь его?
Он не ответил и принялся развязывать ее. Ему потребовалось некоторое время, чтобы распутать узлы, которые он сам же и соорудил.
Почувствовав наконец свободу, Сандра села. Она не сводила с него глаз, будто старалась прочесть его мысли. Потом медленно придвинулась к нему, так что их плечи соприкоснулись. Ее ладонь нерешительно легла на его лицо со следами ударов. Он удивился, но даже не пошевелился. Ее палец скользил по шраму у него на щеке, он пристально смотрел ей в глаза.
— Если ты рассчитываешь украсть у меня пушку, то только зря теряешь время, — прошептал он. — Я оставил ее возле Вилли.
Ее ладонь продолжала спускаться к его шее и легла ему на затылок.
Значит, ей нужен не кольт.
Сандра легонько притянула его к себе, он, сам не слишком понимая почему, воспротивился:
— Чего тебе надо?
Она поцеловала его, он позволил ей это сделать. Покорный, как никогда. Впрочем, настороже. Как всегда.
— Я не хочу, чтобы ты убил его…
Он печально улыбнулся.
Ах вот оно что! Она думает, что таким способом меня можно убедить? Хотя почему бы и нет, в конце концов?
Она ничком упала на кровать, он больше не колебался.
В спальню врывается ледяной шквал, Сандра закрывает глаза. Рафаэль целует ее шею, расстегивает на ней блузку.
Заглянув в ее нефритовые глаза, замирает. Они сверкают, словно драгоценные камни, которые он так привык воровать. Они искрятся слезами и ненавистью.
Кулаки у нее сжаты, как будто она готовится вступить в смертельный бой.
Он выпрямляется. Уязвленный.
— Я вызываю у тебя ужас?
В его голосе звучит угроза.
— Нет! — заверила его Сандра.
— Это так тяжело?
— Продолжай, — прошелестела она, постаравшись, чтобы ее голос прозвучал томно.
— Одевайся! — приказал Рафаэль.
— Нет! Это то, чего ты хочешь, я знаю.
— А ты разве хочешь?
— Не важно.
Он нахмурился:
— Если бы я хотел заставить тебя переспать со мной, то не стал бы развязывать!
Она снова попыталась удержать его, задобрить. Когда он повернулся к ней спиной, ухватила его за плечи.
— Прекрати! — Он высвободился. — Ты внушаешь мне жалость!
Он поднялся, она в оцепенении осталась лежать. А потом принялась тихонько плакать. Он распахнул дверь спальни, скрестив руки на груди, оперся спиной о косяк:
— Давай выходи.
Она застегнула блузку, поднялась с кровати. Когда она проходила мимо него, он схватил ее за запястье:
— То, что ты только что сделала, опасно…
— Для него я пошла бы на все, что угодно.
Ее голос стал ледяным. Она знала, что проиграла.
— Хотя с виду не скажешь, что ты на это способна, — бросил Рафаэль. Он сжал ладонями ее лицо и притиснул к стене. — Я не желаю, чтобы ты играла со мной, так что больше никогда не пытайся. Никогда, слышишь?
— Да, прости, это было… нелепо. Но я подумала, что…
Читать бесплатно другие книги:
