Чистилище для невинных Жибель Карин

Глава 42

Четыре сердца забились в унисон.

Дверь в конце коридора сначала скрипнула, затем хлопнула.

Звук шагов по плиточному полу.

Какую дверь он выберет первой? Кого он будет мучить сегодня вечером, сразу после того, как мирно поужинал перед телевизором?

Открылась дверь в комнату девочек.

Орели перестала дышать, Джессика укусила себя за палец. До крови.

Они не притворялись спящими, понимая, что это бесполезно. Понимая, что ничто его не остановит.

Ничто и никто.

Они различили его тень в свете коридора. Он не слишком высок, но все же кажется им великаном.

— Добрый вечер, голубки. О вас снова говорили в восьмичасовых новостях! Вы стали звездами! Прославились на всю Францию…

Он взял стул, поставил его между кроватями. Не спеша, как всегда. Наслаждаясь страхом, который сочится из их пор, заполняет всю комнату, пропитывает стены. Питаясь им, как эликсиром.

Это ощущение всемогущества приносит ему ни с чем не сравнимое наслаждение.

Он долгие годы чувствовал себя таким слабым, таким уязвимым. В те времена он мог только подчиняться.

Но тем не менее он продолжал ковать доспехи из титана, от раны к ране.

Каждый невроз — это предлог.

Каждый шрам — оружие, частокол, на который напорется враг.

Враг… Каждое человеческое существо и есть враг.

Враг, добыча или раб.

Больше ничего.

На этот раз папочка освободил Орели. Потрясенная, она даже не сделала попытки к сопротивлению, просто продолжала послушно сидеть на своей импровизированной кровати. Он вновь уселся на стул, закинул ногу на ногу.

— Знаете, как я проводил время по вечерам, когда мне было столько же лет, сколько вам?

Орели почувствовала, что должна ответить. Говорить с ним, установить связь.

Задобрить его.

— Нет, мсье…

— У нас не было телевизора. Я мог делать домашние задания или играть со своей собакой. Кстати говоря, у меня не было никакой собаки…

Джессика попыталась унять дрожь, но в эту минуту она была похожа на листок во время бури.

— Правда, однажды у меня появилась собака… Я подобрал ее на улице. Она была уродливой, но милой. И знаете, что с ней случилось?

— Нет, мсье.

— Мы ее съели.

Орели не смогла удержаться от нервной икоты.

— Вы ее с… съели? — повторила она с ужасом.

На лице папочки появилась дьявольская улыбка.

— Моя мать ее убила, разрубила на куски и приготовила. А потом заставила меня ее есть, — уточнил он. — И это было неплохо, должен признать.

— Но зачем?! — воскликнула Орели.

— Мне помнится, потому, что она написала на ее ковер… Но на самом деле это потому, что я любил эту собаку больше, чем ее.

Джессика начала дрожать от страха, ее хромированный наручник мрачно задребезжал на перекладине койки.

— Но вернемся к нашим баранам, — продолжил Патрик. — Итак, вечерами, после школы, я возвращался домой, готовил еду для матери и сестры, которая тоже должна была делать уроки. Но мы не ели собак каждый раз, поверьте мне. — Он засмеялся, в то время как Орели, несмотря на холод, стало нечем дышать. — Потом я ложился спать… В это время моя мать обычно принимала гостей. Они играли в карты, выпивали, громко смеялись… А когда они как следует напивались, вы знаете, что они делали?

Девочки вытаращили глаза, воображая самое худшее.

— Ну, моя мать разрешала им заходить в мою комнату. И пока она смотрела, ее гости развлекались со мной. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Н-н… нет, мсье, — промямлила Орели.

Папочка приблизил свое лицо к лицу пленницы и холодно проговорил:

— Они меня трахали. А в соседней комнате трахали мою сестру.

Она резко отстранилась, ударившись о стену.

— Ты знаешь, что это значит?

На этот раз Орели не ответила, забыв о неизменном нет, мсье.

— Конечно, ты знаешь, что это значит! — загоготал Патрик. — Все это продолжалось до тех пор, пока я не убил одного из них. Я спрятал нож под подушкой и потом всадил ему прямо в горло. И меня не посадили. Смягчающие обстоятельства, бла-бла-бла… мне удалось убедить их, что это не было предумышленное убийство… Что я взял нож, чтобы их напугать, но не собирался никого убивать. Хотя я как раз и решил перерезать горло любому, кто ко мне приблизится! — Его взгляд перебегал с одной пленницы на другую, пауза становилась все тяжелее. — Тут вы, конечно, скажете: бедняжка! А вот и нет. Я преодолел все это, я стал еще сильнее.

— Ваша мать отправилась в тюрьму? — снова попыталась Орели.

Говорить с ним, еще. Сделать вид, что интересуешься его омерзительной историей, не важно, правда это или ложь.

— Конечно нет, моя хорошая. Меня поместили в приют, и я ее больше не видел. Потом она, кажется, сдохла в какой-то больнице. — Папочка осклабился. — И угадайте, что я сделал, когда вышел из приюта?

Девочки молчат.

— Я плюнул на могилу моей грязной мамаши! Нравится вам моя история? Хотите еще?

— Да, — прошептала Орели.

Джессика бросила на нее недовольный взгляд, который не ускользнул от Патрика.

— Дальше я вырос и стал мужчиной. А моя дорогая сестра… Она не справилась. Она забеременела от первого встречного, и он мгновенно испарился. Через несколько лет она бросилась с моста.

Орели сильно вспотела, Джессике стало дурно.

— Она была весьма хороша, моя сестричка, — задумчиво продолжал папочка. — У нее были красивые светлые волосы, длинные, до ягодиц. Почти как у тебя, Джессика…

— Зачем вы нам все это рассказываете? — вдруг выступила Джессика. — Вы похитили нас, чтобы поговорить о своей жизни?

Взгляд Патрика столкнулся со взглядом девочки. Он не стал ее перебивать, ему стало любопытно, как далеко она посмеет зайти.

— Вы попадете в тюрьму за то, что похитили нас и заперли в этой грязной комнате! — Она ударилась в слезы с криком: — Вы пойдете в тюрьму, или мой отец вас убьет!

Внезапно Джессика перестала вопить. Патрик схватил Орели за волосы и потащил ее к двери.

— Нет! — выкрикнула Джессика.

— Ты сама этого хотела, — спокойно заметил Патрик. — Я тебя предупреждал: ты не должна говорить со мной таким тоном. Никогда.

— Не забирайте ее! Я больше не буду, клянусь вам!

Дверь открылась и закрылась. Под испуганные стоны Орели, которая исчезла во мраке, Джессика начала рыдать:

— Что я наделала!

Голос Вильяма из-за стены заставил ее вздрогнуть:

— Как ты, малышка?

— Он забрал Орели! Он увел ее, он ее убьет! Сделайте что-нибудь… Помогите мне!

Рафаэль уткнулся лбм в колени. Каждое слово как бритва.

«Помогите мне… Сделайте что-нибудь… Он ее убьет…»

Что он мог сделать?

Пока Вильям пытался успокоить девочку, Рафаэль вдруг спросил себя, что привело его сюда.

Видимо, тюрьма не была достаточно страшным наказанием за те преступления, которые он совершил. Тогда Господь решил наказать его еще более жестоким способом. Бросив его в ад, прямо в лапы к самому дьяволу. Вместе с ангелами, чьи страдания он должен лицезреть и слышать каждый день.

Если бы Рафаэль верил в Бога, он мог бы принять это в качестве объяснения.

Но только он не верил.

В эту секунду он больше ни во что не верил. Даже в самого себя.

Глава 43

Снаружи уже опустилась ночь. Было очень холодно.

Орели пришлось идти босиком, этот зверь так и тащил ее за волосы.

Он поволок ее неизвестно куда.

Патрик пихнул дверь сарая, втолкнул девочку внутрь. Контакт с землей был ужасен: Орели ободрала ладони, запястья, колени.

Она отважно встала, чтобы дать ему отпор.

Монстр оказался прямо перед ней, посреди сумрака.

Ужас во всей его силе.

Патрик нажал кнопку выключателя, старая лампочка замигала.

Она так и будет мигать.

Прерывисто дыша, Орели смотрела на своего палача: бледное лицо, он не улыбался. Больше не улыбался. У него появился взгляд одержимого, он сжал кулаки, сбросил маску. Ту, что надевал, чтобы увлечь свою добычу.

Она увидела его впервые. Он стал самим собой, он был ужасен.

Орели инстинктивно попятилась, стараясь не поворачиваться к нему спиной. Она выставила перед собой руки:

— Мсье, это не моя вина… Это Джессика!

Она сделала шаг назад, он шагнул вперед. Он смотрел на нее, но не видел. Не существо из плоти и крови. Скорее объект, который он страстно желал.

Который он хотел.

И который он получит.

— Мсье, это не я! Не делайте мне больно!

Слышал ли он ее голос, ее страх, ее мольбу?

Он, что так любил поговорить, больше не произнес ни слова. Он был в полной готовности.

И вдруг он бросился.

Патрик напал на нее, снова толкнул ее на землю. Оглушенная, Орели замерла на несколько секунд. В одно мгновение она была обездвижена, лежа на животе. Она закричала, поперхнулась горстью пыли, начала задыхаться.

Он надавил на затылок, заставил ее ткнуться лицом в утоптанную землю. С такой яростью, что губы девочки лопнули, а нос сломался.

Панический страх заставил ее сопротивляться, бороться снова и снова. Отталкиваться ногами, цепляться за землю, чтобы спастись от него.

Вопить, звать на помощь.

Но хищник уже схватил ее своими когтями с нечеловеческой силой.

Или у нее просто больше не оставалось сил.

Он задрал рубаху ей на спину, стащил штаны до колен.

Прикосновение его кожи леденило ее до костей. Ужас пронзил ей сердце, ногти безнадежно царапали землю.

Нахлынувшая боль разорвала ее на части.

Из ее горла вырвался крик, но только она одна могла его слышать.

И вдруг в голове Орели словно произошло замыкание. Он продолжал терзать ее, но она уже ничего не чувствовала. Будто бы перенеслась в другое измерение.

Ее ноги, потом руки медленно опустились на землю. Губы остались приоткрытыми, легкие продолжали вдыхать пыль. Кровь все еще бежала по венам.

Но Орели здесь уже не было.

Орели только что умерла.

В первый раз.

Уже почти наступила полночь, дверь снова скрипнула.

Шаги в коридоре.

Чувства, подъем!

Монстр вернул свою полумертвую жертву в клетку.

Орели швырнули на койку, приковали к перекладине. Затем мучитель ушел. Ни взгляда, ни слова.

Ни угрызений совести.

Джессика задрожала, прикрыв рот рукой.

— Оре? — зашептала она. — Оре, как ты?

Патрик оставил свет включенным, и она смогла увидеть, что осталось от ее подруги.

Чтобы она видела, что осталось от ее подруги.

Кровь на ногах и между ног. Смешанная с пылью, она покрывала все ее лицо. Ее губы выглядели теперь как сплошная рана, изо рта сочилась красноватая жидкость.

Орели отвернулась к стене, съежилась, закрыв лицо рукой.

Можно было подумать, что она хотела исчезнуть. Испариться.

Больше никогда не существовать.

— Орели, что он с тобой сделал? Он тебя…

Слова будто застряли у нее во рту. Тишина стала невыносимой.

До тех пор, пока Орели не начала плакать, кричать. Все так же свернувшись, в той же защитной позе. Рыдания и сдавленные крики. Полные отчаяния.

Тогда Джессика зарылась лицом в изодранную подушку.

Чтобы больше не видеть, что она сделала.

Не видеть, что он с ней сделает.

Забыть эти рыдания, эти крики о помощи. Вот чего он хотел.

Потому что он не мог ее утешить, не мог взять ее на руки. Потому что она точно не хотела бы этого.

Потому что он не мог за нее отомстить.

Потому что эта боль за стеной била Рафаэля, словно хлыстом.

Эта боль была его болью. Стала невыносимым, но верным доказательством его бессилия.

Эта боль, возможно, была еще и стыдом.

Он считал себя сильнее целого мира. Сильнее Бога.

Но он был ничем.

Всего лишь простым смертным.