Квартира на двоих О'Лири Бет
Снова смеется.
– Зависит от настроения в конкретный день. Хотя, скажу тебе, по сравнению со многими я – везунчик. У меня теперь отдельная камера и два свидания в месяц.
С моей точки зрения, везением тут и не пахнет.
– Раз звонок платный, не хочу сильно тебя задерживать. Леону что-нибудь передать?
В трубке воцаряется трескучая тишина, слышны только фоновые шумы.
– И ты не спросишь, за что я сел?
– Нет, – огорошенно отвечаю я. – А ты хочешь рассказать?
– Обычн люди спрашивают.
Пожимаю плечами.
– Не мое дело тебя судить. Ты брат Леона и позвонил с ним поговорить. И потом, мы говорили об ужасах тюрьмы, а они одинаковы для всех, неважно, что ты сделал. Тюрьмы неэффективны, это любому понятно. Так?
– Так. В смысле правда понятно?
– Конечно.
Снова тишина.
– За вооруженное ограбление. Только я этого не делал.
– Господи, ужас какой! Тогда действительно хреново!
– Ага, как-то так… Ты мне веришь?
– Мы даже не знакомы. Какая разница?
– Не знаю. Почему-то мне не все равно…
– Чтобы сказать «верю», мне нужны факты. Иначе какой смысл?
– Тогда передай Леону вот что: я хочу, чтобы он сообщил тебе факты, и ты смогла бы ответить, веришь или нет.
– Постой… – Тянусь за бумагой и ручкой, пишу и проговариваю вслух: – Привет, Леон, это записка от Ричи. Он говорит…
– Я хочу, чтобы Тиффи знала, что со мной произошло. Хочу, чтобы поверила, что я этого не делал. Она, по-моему, хорошая девушка и, держу пари, еще и красивая. Это сразу понятно, брат, такой особенный голос – низкий и сексуальный, знаешь, как…
Смеюсь.
– Такое я писать не буду!
– На чем остановилась?
– Сексуальный, – признаюсь я, и Ричи смеется.
– Хорошо. Ставь точку. Только последнее предложение не вычеркивай, пожалуйста, Леон повеселится.
Качаю головой и улыбаюсь.
– Хорошо. Оставлю. Рада познакомиться, Ричи.
– И я, Тиффи. Присмотри там за моим братиком, ладно?
Молчу, удивленная просьбой. Во-первых, присматривать, по-моему, надо за Ричи, а во-вторых, я не лучшая кандидатура для присмотра за братьями Туми, ибо ни разу не видела ни того, ни другого. Открываю рот, однако Ричи уже вешает трубку, и слышны только гудки.
16. Леон
Смеюсь. Ричи в своем амплуа. Очаровывает комплиментами мою квартирантку даже с тюремного двора.
Кей заглядывает через плечо.
Кей: Ричи, как вижу, не изменился.
Напрягаюсь. Она это чувствует и тоже напрягается, однако на попятную не идет.
Я: Он храбрится, шутит.
Кей: А Тиффи что? Не против подцепить мужика?
Я: Зачем так грубо?
Кей: Какой ты зануда, Леон! Я просто спросила.
Не собираюсь я подсовывать бедную девушку брату. И что-то еще здесь не то, хотя я слишком устал, чтобы разбираться.
Я: Она одна, но все еще влюблена в своего бывшего.
Кей, внезапно заинтересовавшись: В самом деле?
Не пойму, какая ей разница. Стоит упомянуть Тиффи, она или перестает слушать, или сердится. Сегодня впервые за много месяцев мы встретились у меня. Кей сегодня не надо на работу, и она зашла на «зужин», пока я не лег спать. Увидела повсюду записки и почему-то начала огрызаться.
Я: Ее бывший, кажется, самый заурядный. Гораздо хуже каменщика-ди…
Закатывает глаза.
Кей: Хватит уже о треклятом каменщике!
Прочти она книгу, не была бы так категорична.
Прошло несколько недель, на дворе солнечный день, какие обычно бывают только за границей. Англия не привыкла к жаре, особенно когда та приключается внезапно. Сейчас всего лишь июнь, начало лета. Пассажиры электричек бегут на работу, опустив головы, будто под дождем, на голубых рубашках темнеют треугольники пота. Мальчишки-подростки стягивают футболки и разгуливают полуголыми, с бледными руками, грудью и несуразными острыми локтями. Куда ни шагни, натыкаешься на обожженные плечи или неприятный жар тел, облаченных в деловые костюмы.
Я возвращаюсь из военного музея, где предпринял очередную попытку отыскать Джонни Уайта и добыл список из восьми имен и адресов. Адреса собраны путем бесконечного копания в архиве, звонков родственникам и поисков в интернете. Совсем от ошибок не застрахуешься, но все же это начало или, точнее, восемь начал. Я вытянул из мистера Прайора достаточно информации, чтобы детализировать поиск. Разговоришь – и, оказывается, он помнит гораздо больше, чем утверждал.
Всех зовут Джонни Уайтами. Не знаю, с которого начать. Самого приглянувшегося? Живущего ближе всего?
Достаю телефон и набираю сообщение Тиффи. В прошлом месяце рассказал ей о поисках возлюбленного мистера Прайора. Сделал это после ее пространного письма о злоключениях книжки про вязание; видимо, был в то утро необычно словоохотлив. Как будто ее чрезмерная откровенность заразна. Всегда неловко, когда приезжаю в хоспис и вспоминаю, что нацарапал за кофе перед работой.
Привет. Получилось восемь Джонни Уайтов (для мистера Прайора). С кого начать? Леон
Ответ приходит минут через пять. Она вплотную засела за книгу про вязание сумасшедшей авторши и, видимо, концентрируется с трудом. Не удивляюсь: вязание – штука странная и скучная. Пробовал почитать рукопись – вдруг такая же хорошая, как про каменщика. Увы: одни инструкции и картинки готовых изделий, которые, по-моему, связать нереально.
Проще простого. Энни, бени, рес, квинтер, финтер, лес…
И две секунды спустя:
ЭНИ, бени, рес, квинтер, финтер, ЖЕС. Автозамена достала! Вряд ли какой-то лес в данном случае поможет.
Оригинальная женщина. Тем не менее послушно останавливаюсь в тени автобусной остановки, достаю список и считаю по считалочке. Естественно, выпадает Джонни Уайт. Тот, что живет под Бирмингемом.
Удачный выбор. Загляну, когда в следующий раз поеду к Ричи – он там недалеко. Спасибо. Леон
Несколько минут молчания. Иду по запруженным потеющим улицам Лондона, который нежится в зное, глядя в небо темными очками. Устал до смерти. Давным-давно пора спать, но я теперь мало бываю на улице днем, и кожа соскучилась по солнечным лучам. Вяло размышляю, хватает ли мне витамина Д, потом уношусь мыслями к Ричи – сколько он на этой неделе выходил из камеры. Полагается полчаса ежедневно. Правда, это редкость. Охранников не хватает, и прогулки все время сокращают.
Кстати, ты получил мою записку насчет Ричи? Он просил рассказать, что случилось. Не хочу давить, но прошло больше месяца, и я бы с удовольствием послушала.
Щурюсь на сообщение, которого из-за солнца почти не видно. Затеняю рукой и перечитываю. Странно, получил его как раз в тот момент, когда вспоминал Ричи.
Как только узнал об их разговоре, задался вопросом, верит ли Тиффи в его невиновность, несмотря на то, что не знакома ни с ним, ни с подробностями дела. Бред. Даже если бы все знала, какая разница? Ни разу в жизни ее не видел. Так всегда – постоянное зудение в голове, с кем бы ни общался. Вроде разговариваешь нормально, а потом вдруг раз – и думаешь: ты бы поверил, что мой брат невиновен?
Однако спрашивать нельзя. Жуткая тема для беседы и жутко, когда тебе с бухты-барахты задают такой вопрос. Кей может подтвердить.
Отвечу запиской, когда вернусь. Сообщения я посылаю нечасто и ощущение странноватое. Как отправить электронное письмо маме. А записки… мы так разговариваем.
На платяном шкафу – куда ведет последняя вереница бумажек.
Если не возражаешь, попрошу, чтобы Ричи сам тебе написал. У него лучше получится.
Еще мысль: твоя авторша по вязанию не могла бы как-нибудь прийти в «Сент-Маркс», где я работаю? Хотим организовать для пациентов дополнительные развлечения. Вязание крючком, хоть оно и скучно, может заинтересовать стариков.
Привет, Леон!
Конечно! С нетерпением жду письма от Ричи.
И – да! Запросто! Наши пиарщики только об этом и мечтают. Позволь сказать, ты выбрал отличное время, потому что Кэтрин как раз стала ЗНАМЕНИТОЙ. Загляни к ней в твиттер.
Под запиской – распечатанный скриншот из «Твиттера»:
Katherin Rosen @KnittingKatherin[4]
Потрясающий шарф, который можно связать по моей новой, готовящейся к печати книге «Провяжи дорогу в жизнь». Создавайте красоту и практикуйте осознанность!
117 комментариев, 8000 ретвитов, 23000 лайков.
Ниже еще бумажка:
Да-а-а… ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ РЕТВИТОВ. Кстати, и шарфик мистера райора тоже все видели, не забудь ему сказать!
Следующая записка:
Ты в твиттере, наверное, не особо разбираешься, твой ноутбук несколько месяцев даже не открывался, не говоря уж о том, чтобы его зарядить. Но ретвитов реально много, Леон. МНОГО. А все потому, что потрясающая блогер Таша Чай-Латте с ютуба прокомментировала этот твит и поделилась им.
Распечатка скриншота из «Твиттера» (прилеплена так низко, что приходится присесть):
Tasha Chai-Latte @ChaiLatteDIY
Вязание крючком – новый тренд ярких образов! Огромная благодарность @KnittingKatherin за потрясающие идеи. #bemindful #crochetyourway[5]
69 комментариев, 32000 ретвитов, 67000 лайков.
И ниже:
У нее пятнадцать миллионов подписчиков. Отделы маркетинга и пиара писают кипятком. К сожалению, это значит, что мне пришлось рассказать Кэтрин про ютуб, а она с техникой дружит еще меньше, чем ты (у нее старая нокиа, какой пользуются только наркодилеры), да еще ненавистный Мартин из пиар-отдела теперь комментирует в реальном времени в твиттере все ее мероприятия… И все-таки – потрясающе! Того и гляди моя милая чудачка Кэтрин угодит в список бестселлеров! Не в «Нью-Йорк таймс», конечно, но для любителей такой литературы. Что-то вроде номер один в разделе вязания и оригами в интернет-магазине.
…Высплюсь, и потом ей отвечу.
Июль
17. Тиффи
Когда добираюсь до дома, еще светло. Обожаю лето. Кроссовок Леона не видать, значит, пошел на работу пешком – очень завидую. Метро в такую жару еще гаже обычного.
Обозреваю квартиру в поисках новых записок. Найти их не всегда просто – бумажками заклеено все на свете, если только кто-то из нас случайно не прибрался.
В конце концов обнаруживаю на кухонной стойке конверт с именем и личным номером Ричи с одной стороны и нашим адресом – с другой. Рядом с адресом – одно предложение рукой Леона.
Письмо от Ричи.
И внутри:
Дорогая Тиффи!
Однажды темной ненастной ночью…
Ладно, о’кей, не так. Темная и безобразная ночь в клубе «Даффи» в районе Клэпхем. Я пьяный в стельку. Мы с друзьями зарулили туда после новоселья у приятеля.
Я танцевал с несколькими девчонками. Ты потом поймешь, почему это важно. Сборище было разнообразное, много молодежи, много гнусных типов, которые подпирают стены и ждут, пока девочки налижутся до бесчувствия, чтобы к ним подкатить. А в глубине, за столиком, – несколько парней, которые в обстановку совсем не вписывались.
Это трудно объяснить. Такое было ощущение, что они явились туда по какой-то совсем другой причине. Они не клеили девчонок, не напивались, не танцевали.
Теперь я понимаю: они пришли обсудить дела. Кажется, тех парней зовут «Кровавыми». Все это я узнал позже, когда загремел сюда и рассказал сокамерникам свою историю. Ты, наверное, про «Кровавых» тоже не в курсе. Среднестатистический лондонец, который работает и занимается своими делами, про такие банды слыхом не слыхивал.
Но ребята серьезные. Я понял это даже в тот вечер, только взглянув на них. Но я был слишком пьян.
Один из «Кровавых» пришел в бар со своей девушкой. В их компании были две девчонки, и эта, сразу видно, помирала со скуки. Она заметила меня и оживилась.
Я тоже на нее смотрел. Если ей наскучил парень – это его проблема. Я не упущу шанс построить глазки симпатичной девушке только потому, что чувак рядом с ней на вид круче обычного посетителя «Даффи».
Он потом нашел меня в туалете и толкнул к стене.
– Не тронь ее! Понял?
Орал мне в лицо, на лбу даже вена вздулась.
– Ты что, охренел? О чем вообще речь?! – ответил я, делая лицо кирпичом.
Он опять заорал и двинул мне разок-другой. Я держался, однако в ответ не бил. Он сказал, что видел, как мы танцевали. Это неправда, я с ней не танцевал, это я бы запомнил.
И все-таки он меня зацепил, так что, когда я снова увидел ту девушку, прямо перед закрытием клуба, то решил перекинуться с ней парой слов, просто чтобы его побесить.
Мы флиртовали, а «Кровавые» за дальним столиком обсуждали дела и, видимо, ничего не замечали. Я ее поцеловал. Она поцеловала меня. Помню, я так набрался, что, когда закрывал глаза, кружилась голова, и поэтому целовался с открытыми глазами.
И все. Она растворилась в толпе. Все происходившее я помню очень смутно, был совсем никакой. Во сколько точно она ушла или во сколько ушел я – понятия не имею. Ни малейшего.
С того момента начинаются сплошные догадки. Будь у меня доказательства, я бы, сама понимаешь, не писал из тюряги, а прохлаждался бы в твоем знаменитом кресле с чашкой кофе с молоком, который делает мой брат, а про случившееся рассказывал бы как курьезный случай.
Ну да ладно. Думаю, произошло вот что…
После клуба «Кровавые» проследили за нашей компанией. Мои друзья уехали на ночном автобусе, а я жил недалеко и потащился пешком. Завернул в круглосуточный супермаркет на Клэпхем-роуд, купил сигареты и, сам не знаю зачем, – упаковку пива. Оно в моем состоянии точно не требовалось. Было часа четыре утра, и я, наверное, и держаться-то прямо не мог. И все же зашел в магазин, расплатился наличными и поплелся домой. Я их не видел, но, должно быть, они шли по пятам, потому что, если судить по записи с видеокамеры магазина, «я вернулся» две минуты спустя с поднятым капюшоном и в маске.
На записи парень в самом деле смахивает на меня. Однако, как я заявил в суде, шагал он гораздо увереннее. Я был слишком пьян, чтобы так маневрировать между корзинами с уцененкой и одновременно доставать из заднего кармана нож.
Я понятия ни о чем не имел, пока два дня спустя меня не арестовали на работе…
«Кровавые» заставили девчонку на кассе открыть сейф. Там было четыре с половиной тысячи. Не дураки (или просто опытные) – говорили только самое необходимое, и, когда она давала показания, вспоминать ей было почти нечего. Кроме ножа, которым размахивали у нее перед носом.
Я «был» на видеозаписи, и у меня раньше случались проблемы с полицией. Вот и повязали. Предъявили обвинение, под залог не выпустили. Адвокат взялся за дело, потому что оно его заинтересовало и он был уверен в единственном свидетеле, девчонке-кассирше. Но «Кровавые» и до нее добрались. Мы думали, она скажет на суде, что парень, который пришел позже, совсем на меня не похож. И что она раньше видела меня в магазине, и я вел себя прилично, не пытался ничего украсть.
А она указала на меня через весь зал и заявила, что это был я. Такой кошмар, не описать. Я видел, как меняются лица присяжных, и ничего не мог поделать. Пытался встать и что-то возразить, но судья заорал: «Вам никто не давал слова!» Его мне в общем-то так и не дали. Когда дошло до вопросов, присяжные уже все решили.
Сэл спрашивал какую-то ерунду, да я и не мог сказать ничего стоящего, в голове творился полный кавардак, – я просто не ожидал, что до такого дойдет. Обвинение сыграло на одном старом происшествии. Когда мне было девятнадцать и жизнь моя была совсем дрянь, я ввязался в несколько драк (отдельная история, и, клянусь, все не так страшно, как кажется). Короче, они заявили, что я агрессивный. Даже притащили парня, с которым я раньше работал в кафе и который порядком меня ненавидел – мы поцапались из-за девчонки, что ему нравилась в колледже, но на выпускной она пошла со мной. Или какая-то еще чепуха в том же роде. Даже удивительно, как они ловко это приплели. Я понимаю, почему присяжные поверили в мою виновность. Прокурор с командой офигительно грамотно представили все в нужном свете.
Меня приговорили к восьми годам за вооруженное ограбление.
И вот я здесь. Всякий раз, когда рассказываю, все меньше в это верю. Понимаешь? И все больше злюсь.
Случай вроде несложный. Мы думали, Сэл утрясет его через апелляцию. (Сэл, кстати, адвокат.) Однако до апелляции дело никак не доходит, чтоб ему. Приговор был в прошлом ноябре, а апелляции нет как нет. Знаю, Леон пытается помочь, и я очень его за это люблю, но проблема в том, что всем насрать, выйду я или нет. Кроме него. И, наверное, мамы.
Скажу тебе откровенно, Тиффи, меня сейчас трясет. Хоть криком кричи. В такие моменты тяжелее всего. Отжимания, конечно, помогают, но иногда хочется бежать, а между кроватью и унитазом всего три шага.
В общем, письмо вышло очень длинное, да и писал я долго – ты, может, уже забыла про наш разговор. Отвечать не обязательно, но если захочешь, Леон перешлет мне твой ответ со следующим письмом – если все-таки напишешь, пожалуйста, вложи конверт с марками.
Надеюсь, даже больше обычного, что ты мне веришь. Может, потому, что ты дорога моему брату, а он, по сути, единственный, кто по-настоящему дорог мне.
Всего тебе наилучшего.
Ричи
На следующее утро перечитываю письмо, лежа в постели, устроившись в одеяле, как в гнезде. В животе холодно, кожу покалывает. Думаю о Ричи, и хочется плакать. Не знаю, почему его письмо меня так тронуло, да только факт остается фактом: сейчас суббота, половина шестого утра, и я не сплю. Нестерпимо. Несправедливо.
Плохо соображая, тянусь к телефону.
– Герти, ты ведь профессионал в своем деле?
– В некотором роде да. По этой причине в основном почти каждый день, кроме субботы, меня поднимают с постели в шесть утра.
Гляжу на часы. Шесть.
– Извини… А на чем ты специализируешься?
– На уголовном праве, Тиффи, на уголовном.
– Ага. А подробней?
– Будем считать, что дело у тебя срочное, – говорит Герти, явственно скрипя зубами. – Преступления против человека или его имущества.
– Например, вооруженное ограбление?
– Хороший пример, молодец.
– Ты меня ненавидишь, да? Я теперь первая в твоем черном списке?
– Сегодня мое отсыпное утро, и ты его испортила, так что да, ты обошла Дональда Трампа и таксиста «Убера», который всю дорогу поет себе под нос.
Хреновое начало.
– Ты же в особых случаях берешься работать по сниженному тарифу или бесплатно?
Герти отвечает не сразу.
– К чему ты клонишь?
– Просто выслушай. Если я дам тебе письмо от парня, которого осудили за вооруженное ограбление, прочитаешь? От тебя ничего не требуется. Я прекрасно понимаю, у тебя тонна важных дел. Просто прочитай и, если сможешь, набросай список вопросов, ладно?
– Откуда у тебя письмо?
– Долгая история. Поверь, это важно, иначе я бы тебя не просила.
На том конце воцаряется долгая сонная тишина.
– Конечно. Почитаю. Приходи на ланч и захвати письмо.
– Я тебя люблю.
– А я тебя ненавижу.
– Знаю. Но я принесу тебе латте. Дональд Трамп никогда бы не принес тебе латте!
– Хорошо. Решение о твоем порядковом номере в расстрельном списке я приму, когда попробую кофе. И больше никогда не звони мне раньше десяти.
Вешает трубку.
Их квартира совершенно гертифицировалась. Почти не заметно, что Мо вообще здесь живет. Его предыдущая комната представляла собой свалку из стираных и нестираных тряпок и бумаг, вероятно конфиденциальных. А здесь каждый предмет – на своем месте. Квартира крошечная, но это заметно гораздо меньше, чем в прошлой – каким-то образом Герти удалось переключить внимание от низких потолков к огромным окнам, через которые кухню-гостиную заливает мягкий летний солнечный свет. И невероятно чисто. Мое уважение к Герти растет – подумать только, чего она добилась силой воли или, вполне возможно, издевками.
Протягиваю кофе. Она делает глоток и одобрительно кивает. Я победно взмахиваю кулаком, официально поднимаясь в черном списке выше человека, который собирается построить стену между Мексикой и США.
– Письмо! – требует Герти, протягивая руку.
Да, она не любительница пустой болтовни… Роюсь в сумке и подаю письмо. Она берет очки со столика у входной двери, где с невероятной педантичностью неизменно их оставляет, и начинает читать.
Я нервно суечусь. Хожу туда-сюда. Меняю местами книги, которые стопкой лежат на краю обеденного стола.
– Уйди с глаз моих, – требует Герти, не повышая голоса. – Ты мне мешаешь. Мо в кафе на углу, где делают плохой кофе. Он тебя развлечет.
– Ладно. Хорошо. А ты… ты уже читаешь? И что думаешь?
Не отвечает. Я закатываю глаза и тут же смываюсь, от греха подальше.
Не успеваю дойти до кафе, как звонит телефон.
Герти.
– Можешь вернуться.
– Уже?
– Протокол заседания я получу не раньше, чем через двое суток, даже если заказать экспресс-доставку. Пока не прочитаю, ничего определенного сказать не могу.
Улыбаюсь.
– Ты запросила протокол заседания?
– Преступники бывают очень убедительны, Тиффи, и я не советую верить их рассказам о суде. Люди пристрастны и плохо разбираются в тонкостях законодательства.
Я все еще улыбаюсь.
– И все-таки ты запросила протокол.
– Никого не обнадеживай, – строго велит Герти. – Я серьезно, Тиффи. Я соберу информацию. Но пока ничего не говори тому парню, пожалуйста. Жестоко будет напрасно его волновать.
– Знаю, – отвечаю я уже без улыбки. – Не скажу. Спасибо тебе.
– Пожалуйста. Кофе отменный. А теперь садись – если меня вытащили из кровати в субботу ни свет ни заря, по крайней мере, надо поболтать.
18. Леон
Я направляюсь на встречу с Джонни Уайтом Первым. Очень рано – четыре часа туда, потом сменить три автобуса, чтобы добраться до тюрьмы Ее Величества в Граундсуорте, где в три часа дня свидание с Ричи. Ноги затекли от сидения в поезде; спина вспотела в вагоне без кондиционера. Закатывая рукава рубашки, обнаруживаю прилипшую к манжете старую записку от Тиффи. Месяц назад она писала о том, что странный сосед из пятой квартиры делает в семь утра. Хм. Неловко. Надо перед выходом из дома проверять одежду.
Гритон, где живет Джонни Уайт, – на удивление милый городок, вытянувшийся на матово-зеленых просторах Мидлендс. От автобуса иду пешком. Пару раз писал ему по электронке, а чего ждать при личной встрече – не знаю.
На месте. Пугающе большой и высокий Джонни Уайт рявкает, чтобы я заходил; послушно следую за ним в скудно обставленную гостиную. Единственный необычный предмет в комнате – пианино в углу. Крышка поднята, ухоженный вид.
Я: Играете?
Дж. У. Первый: В свое время концертировал. Теперь сажусь реже, но инструмент не убираю. Без него дом не дом.
Я в восторге. Идеально! Концертирующий пианист! Самая крутая в мире профессия! И нигде никаких фотографий жены или детей. Превосходно.
Дж. У. Первый предлагает чай; пузатая со щербинами чашка и крепкое пойло из пакетика – напоминает мамин. Неожиданно колет тоска по дому – надо побольше ее навещать.
Садимся друг против друга, на диван и в кресло. Вдруг сознаю, что перевести разговор в нужное русло очень нелегко. «У вас во время Второй мировой случайно не было романа с мужчиной?» Вряд ли он захочет обсуждать такое с незнакомцем из Лондона.
Дж. У. Первый: Так что вас интересует?
Я: Да вот, хотел спросить… Э-э-э…
Прокашливаюсь.
Я: Вы же во время войны служили в армии?
Дж. У. Первый: Два года, с коротким перерывом, когда мне выковыривали пулю из брюха.
Против воли смотрю на его живот. Дж. У. Первый сияет неожиданно лучезарной улыбкой.
Дж. У. Первый: Думаете, что найти ее там было нелегко, а?
Я: Думаю, что в этой области много жизненно важных органов.
Дж. У. Первый, посмеиваясь: Немецкие ублюдки в них, к счастью, не попали. Да и вообще, я больше беспокоился о руках, чем о животе. Без селезенки играть можно, а если бы пальцы отморозил, то все.
Смотрю на Дж. У. Первого с благоговением и ужасом. Он снова посмеивается.
Дж. У. Первый: Да зачем вам мои военные страшилки… Пытаетесь выяснить судьбу родственника?
Я: Не моего, родственника друга. Его зовут Роберт Прайор. Он служил с ваи в одном полку, хотя я не уверен, что в то же время. Не помните такого?
Дж. У. Первый задумывается, морщит нос и наклоняет голову.
Дж. У. Первый: Нет, не припоминаю… Извините.
Эх, в любом случае надежды было мало. Одного из списка вычеркиваем.
Я: Спасибо, мистер Уайт. Не буду больше отнимать у вас время. Последний вопрос – вы были женаты?
Читать бесплатно другие книги:
