Кресло для господина полицмейстера Воропаев Александр

– Так вот, Кози, свои сказки ты оставь для вечера, мы с удовольствием тебя послушаем, раз уж все равно телевизор не работает, а сейчас закрой свой болтливый рот и вычисти здесь все хорошенько. Скоро открывать лавку, и вдруг господин Ренк все-таки вспомнит о своей маленькой прихоти и найдет время заглянуть к нам.

– Меня зовут Асинак Гук, господин Штольц…

– Что? Что это за имя? Я даже не смогу это произнести. Я говорил уже тебе: я буду называть тебя Кози, – сердито сказал старик. – Принимайся за работу и помни, что тебя ждет посуда на кухне. И она сама себя не помоет… как в прежние времена. О-хо-хо! И за что мне это все на старости лет. Ведь я прекрасно мог жить в свое удовольствие на пенсию.

Владелец лавки Бруно Штольц пошаркал в сторону лестницы на второй, хозяйский этаж. Он был еще очень крепким мужчиной и мог ходить нормально, поднимая, как положено, ступни над полом, но после Воссоединения выбрал для себя образ человека, чересчур обремененного жизнью и обманутого своей судьбой, и с тех пор все лучше приспосабливался его изображать.

Возле лестницы старик остановился, повернул свою плешивую голову, обрамленную венчиком волос над ушами, и подозрительно посмотрел на паренька.

– Ты же помнишь, что к английскому креслу тебе подходить запрещено? – спросил он.

В голосе его появились стальные интонации. Строгий палец вопросительной формы повис в воздухе.

– Конечно, господин Штольц, – лицо мальчика изображало кроткое послушание.

Уши невинно розовели на довольно крупной голове, которая больше подошла бы подростку значительно выше ростом. Кози был худеньким и едва доставал хозяину лавки до второй пуговицы на жилете.

Этот ответ и интонация, пожалуй, удовлетворили старика. Палец его покачался в воздухе и опустился. Бруно взялся сухой рукой за перила и молча пошаркал наверх. По пути он думал, что стоило еще раз напомнить парнишке о том, каким благодарным тот должен быть за то, что нашел приют у такого доброго хозяина. Это в то время, как жилье в Пархиме дорожает буквально каждую неделю… Конечно, Кози живет в темной каморке, которая больше напоминает шкаф… Собственно, она и была раньше кухонной бакалеей для банок и консервов… Мальчишка, правда, не просит никакой платы и ест, как маленькая птичка… и почти не спит. Но все равно…

Старик поднялся наверх, прошел по коридорчику и оказался в большой комнате, которая выходила окнами на три стороны и которая служила ему спальней, кабинетом и резиденцией с того времени, как умерла жена.

Странные все же эти «прежние люди», подумал Бруно. Кози говорил, что он из Северо-Западного края. Это где-то внизу по течению Эльде. Неделю, другую хода. Это там в ходу такие странные имена… славянские что ли?

Теперь все едут и идут в Пархим, со всего Восточного Предела. Ну, купцы – это понятно. Это – пусть. Но идут все, кому неймется. От голода, от беды, от судьбы… Ищут счастья в Новом Городе, у Новых Людей. А оно есть здесь?

Старик подошел к окнам, которые выходили в его двор, наклонился и стал, не таясь, рассматривать, что делает его постоялец. Это был купец Уно Кутасов. Тоже из «прежних». Но очень солидный и обходительный господин. Разговаривать с таким – одно удовольствие: всегда выслушает, посочувствует, даст совет. Прижимистый, правда. Снимает всю заднюю пристройку, а платит… умеет торговаться, в общем. В следующий раз так дешево не отделается.

Чернобородый купец, по какой-то причине одетый в две куртки, одна на другую, следил, как его люди грузят подводу.

Фургончик с парусиновой крышей был запряжен двумя чалыми лошадками.

Что носили слуги, понять было нельзя: весь товар был закручен и замотан все в ту же парусину. Но Бруно Штольц и так знал, что там может быть: обыденные вещи из прежнего времени. Все, что раньше не имело большой ценности, теперь, в этом большом мире, стоило хороших денег.

Стекло, пластик, ткани (чем ярче – тем лучше), зеркала. Да много чего… Продать можно было даже обрывок или осколок. Здесь этого делать не умели… И платили золотом или серебром. А как ценилась парфюмерия! Даже самая копеечная. Кто бы мог подумать…

Не зря городской совет в первые же дни прибрал к рукам большие парфюмерные магазины, наряду с аптеками. Они же сетевые. Хозяева-то их не здесь. А неизвестно где…

Старику надоело пялиться во двор и он пошел к креслу. С привычной тоской посмотрел на черный прямоугольник телевизора перед ним, на пульт на журнальном столике. Это было главным несчастьем после события: то, что электроника здесь не работала. То есть совсем. Ну, телефоны некоторое время пошипели… и все.

Молодежь конечно по своим смартфонам плачет. Но ему на это наплевать. Вот телевидение – это да. Несчастье.

Теперь приходится вечерами рассказывать друг другу истории. У этого парнишки с Северо-Запада – у него их много. И все – всякие чудеса. Забавно. Только непонятно, правду говорит или сказки. Кто его знает, как у них тут все устроено.

Старик вдруг вспомнил про Отто Ренка. Прошел мимо кресла и подошел к окнам, выходящим на улицу. С сожалением посмотрел на родную Фриц-Ройтер-штрасе. По улице двигалось слишком много разного люда. Не меньше половины составляли приезжие из всяческих местных марок. Этих нельзя было спутать ни с кем. Одевались они в самые разные одежды, но, все равно, выглядели все, как персонажи картин Брейгеля. Как откровенно средневековые ушлепки…

Бруно посмотрел в направлении центра и вздохнул. Конечно, замок лорда Векского отсюда не был виден. Но всегда оставалась надежда, что его Светлость поедет инспектировать строительство крепостной стены со стороны Любцер штрассе, и может тогда он вспомнит про его мебельную лавку. Штольц даже был готов выбежать перед ним на улицу и приветственно помахать рукой. Господин полицмейстер обязательно вспомнил бы его и свое любимое кресло.

А как славно было раньше…

Не реже двух раз в неделю, а иногда и три, если у шефа полиции выпадал день выплаты жалованья, Отто Ренк самолично заходил в его дверь с колокольчиком. Один, без всякого сопровождения. Как простой гражданин.

Он подолгу останавливался возле своего излюбленного английского кресла, и, может быть, в сотый раз выслушивал от Бруно все достоинства приобретения этого чудесного предмета мебели.

– Вы посмотрите, какая обивка, – говорил ласково Штольц. – Вы потрогайте.

Полицмейстер осторожно трогал.

– Смелее, шеф, – смеялся Штольц. – Попробуйте, присядьте. Чувствуете?! Вы думаете, это новодел? Нет! Уверяю вас, это настоящее викторианское кресло с самой, что ни наесть, оригинальной обивкой. Пусть вас не смущает то, что она так свежо выглядит. А набивка, знаете какая?

Полицмейстер послушно бормотал уже много раз слышанные слова.

– Да, да. Настоящий конский волос. Кто теперь делает такую мебель? Вы нигде не найдете.

– Все-таки, цена для меня высоковата, – говорил Ренк и неохотно вставал.

Бруно вежливо его усаживал обратно.

– Я должен еще подумать. Посоветоваться с сестрой… Ведь немаловажный вопрос, куда я его поставлю, – Ренк поднимал светлые, едва заметные бровки на своем пухлом лице.

– Это будет украшение всего дома.

– Не знаю… Оно очень… яркое. Как отнесутся к этому люди, когда я понесу его по улице. Все будут смотреть.

Штольц в негодовании всплескивал руками.

– Зачем же Вам самому его нести. Что за фантазии, Отто!? Посмотрите лучше вот на эти чудесные уши. Видите: такие же были в фильме о Шерлоке Холмсе. Попробуйте, как удобно – можно положить голову и даже прикорнуть за телевизором.

Такие разговоры стали со временем одним из их развлечений. Они даже сдружились. Член городского совета, владелец лавки Бруно Штольц и директор полиции Пархима Отто Ренк.

Бруно проводил глазами повозку с сеном, проехавшую мимо его окон. Стог был так высок, что поднимался почти до водосточного желоба. Он был перетянут с четырех сторон оранжевым леером, но все равно опасно покачивался. Это заставило ум отвлечься от воспоминаний, и старик с тревогой вспомнил о своем работнике Кози.

Штольц торопливо пошел вниз.

На первом этаже, в магазинчике и за угловым прилавком была идеальная чистота. Чистота и порядок.

Шаркая, Бруно развернулся, чтобы пойти на кухню. Стоило проверить, не отлынивает ли парнишка от работы. Но от дверей, когда он почти уже вышел из лавки, он услышал знакомый звук.

Господин Штольц повернул голову к витрине… Этого не может быть!

Этот головастик Кози опять сидел в английском кресле и самозабвенно крутил в руках детскую игрушку-головоломку. Но эта яркая пластмассовая штуковина могла быть головоломкой только для детей дошкольного возраста. Не старше! Господин Штольц самолично изучил ее еще в первый раз, вырвав из рук Кози. Только такой тупой местный паренек может без конца ею заниматься!

– Кози! – рявкнул старик.

Паренек подскочил и в один миг оказался на ногах.

– Что я тебе говорил про английское кресло? И что я тебе велел сделать, когда ты здесь наведешь порядок?

– Но, господин хозяин, – пролепетал мальчишка. – Я сделал все, как вы говорили. Я помыл посуду… и все вытер.