Слой Прошкин Евгений

– Мой номер, – сказала она одними губами.

– А дядя? – Шепнул он.

– Позже.

С Ренатом и компанией они прощаться не стали. Будто отъезжающие на курорт, просто помахали из прихожей ручками и, положив ключи на тумбочку, аккуратно захлопнули дверь.

Петр тяжело опустился на табуретку и, глянув исподлобья на Константина, закурил.

– Не переживай, сотник, они с самого начала были бесполезны.

– Она меня не простила… – молвил Петр. – Удивительная женщина. Настоящая женщина. Я таких в жизни…

Кастрюля неожиданно вспенилась и выплеснула на плиту лишнюю порцию макарон.

– Хватит сироту разыгрывать! – Сказал Костя, выключая конфорку. – У нас с тобой дело. Нуркину прятаться все труднее, он теперь фигура публичная. Митинги, пресс-конференции. Можно его достать, можно. Я, кстати, и для ренатовских ахламонов работенку придумал. Вместе мы его как-нибудь…

– Мужики, мы тогда тоже, – подал голос Зайнуллин.

Петр хрустнул пальцами и воткнул бычок в банку со шпротами.

– В нашем положении надо посолидней как-то, – продолжал Ренат. – Офис нужен, а сюда что… порядочных людей сюда не пригласишь. Стремно тут. Я тебя обижать не хотел, но раз шмары эти свалили, то и нам…

– Как ты их?.. Шмары?!

Петр встал и медленно двинулся на Рената. Константин на всякий случай выбрал чистый нож. В коридоре мгновенно раздалось клацанье затворов.

– Остынь, Петруха. Если не так выразился – извини, а давить не следует. Жизнь меняется. Захочешь меня найти – спросишь на рынке.

– У карманников? У проституток?

– У любого, – спокойно произнес он. – А ты, Костя, ножик-то убери. Нехорошо это. Мы же как люди уходим. Презент вам приготовили, для нужд политической борьбы.

Двое бойцов выволокли из комнаты клетчатый баул с оружием.

– По-царски, – сказал Петр. – А мне тебе и подарить нечего.

– Если б не ты, я, может, до сих пор в больничке бы ошивался. Так что в расчете.

Они удалились не так изящно, как Настя с Людмилой. Они ушли, гремя железками и звеня водкой, но когда их шаги затихли, в квартире вдруг стало невообразимо пусто. Никто больше не матерился, не толкался на кухне, никто не смотрелся в зеркальце и не пах косметикой.

Петр и Костя молча стояли над сумкой, и все вокруг: переполненная пепельница, макароны на плите, бумажка с Настиным телефоном, напоминало о том, что совсем недавно их было девять. Тоже не сотня, но все-таки…

– Не вижу трагедии, – нарочито бодро сказал Константин. – А с Нуркиным я вот, что решил…

– Он нам теперь не по зубам, – прервал его Петр. – Даже если мы обвешаемся всеми этими стволами. Даже если угоним военный вертолет. Упустили мы время, когда он был простым бухгалтером. Все, Костя.

– Ты рано сдох, командир.

– Я что-то устал сегодня. Пойду, прилягу.

Он перешагнул через сумку и отправился в комнату.

Оставшись в одиночестве, Константин машинально сделал себе бутерброды и, не ощущая вкуса, так же машинально их съел. Затем меланхолически покачался на табуретке и, наконец, очнулся. Подойдя к баулу, он достал один пистолет и, неторопливо заполнив обойму, сунул его за пояс.

– Я прогуляюсь.

– Тебе нельзя, – вяло произнес Петр.

– Меня уже не ищут.

– Тебя будут искать всю жизнь. О! Про факельное шествие говорят.

Костя заглянул в комнату – по телевизору показывали горелые автобусы и экспертов, копавшихся в черных ошметках.

– Следствие отрабатывает две версии, – сообщил репортер. – Неосторожное обращение с огнем одного из задержанных и неисправность электрооборудования.

– Какое такое в ментовском автобусе электрооборудование? – Спросил Костя.

В ответ Петр лишь махнул рукой.

Константин открыл входную дверь, но остановился и, вернувшись на кухню, выложил пистолет.

– Не ходи, – попросил Петр.

– Я скоро.

Костя взял с тумбочки ключи и вышел.

Петр дождался, пока не щелкнет замок, полежал для гарантии еще с минуту и резко встал. Найдя свой пиджак, он надорвал подкладку и извлек из потайного кармашка визитную карточку.

Коричневый от жира диск постоянно срывался, поэтому набрать номер ему удалось только с третьего раза.

– Это Еремин, – сказал он севшим голосом.

– Здравствуй, Петя. Что у тебя?

– Роговцева на Нуркина.

– Ты предлагаешь обмен?

– Да, если ты не раздумал.

– Со мной такого не бывает, сотник. А Нуркин тебе нужен живым или мертвым?

– Без разницы.

– Завтра в новостях. А Роговцев?

– Завтра, – сказал Петр, с трудом проглотив комок.

– Обманешь – убью.

– Я знаю, Сан Саныч.

Он положил трубку и поплелся к холодильнику. Ренат должен был оставить водки.

Немного водки, чтобы запить отвращение к себе.

Как только Константин вышел на улицу, у него закружилась голова. Два месяца в заточении, большая часть лета. То, чему принято радоваться, то, к чему готовятся и с таким нетерпением ждут, прошло мимо. Все это время он просидел на квартире у Бориса и даже в момент переезда, когда можно было хоть на час оказаться под открытым небом, он по иронии судьбы провел в трансе. Свежим воздухом за него дышал учитель. Впрочем, ему это было нужнее, ведь он это делал в последний раз.

На новом месте Костя ориентировался не так, чтоб очень хорошо, – как любой москвич в любом районе. Достаточно было того, что он знал: каждая маленькая улочка выводит на большую, а та рано или поздно приведет к метро. С этим знанием он и отправился на прогулку.

Первым, что его поразило, было обилие мусора. На тротуарах валялось неимоверное количество оберток от мороженого, сигаретных пачек и еще чего-то неопределенного, во что и вглядываться не хотелось. Все это пожухло, запылилось, затопталось и склеилось в сплошной ковер. В этом мягком покрытии было что-то необычное, отличавшее его от простой грязи, и Костя, помучившись, наконец сообразил: бутылки. Вокруг было много пивных бутылок – целых, вполне годных к сдаче в приемный пункт. Никто их почему-то не собирал.

Прохожие напоминали жителей осажденного города. Бежать было поздно, прятаться – бесполезно, и все, что людям осталось – это надеяться.

Именно это они и делают, догадался Константин. Они надеются. Надеются, что их не коснется – болезнь, зомбирование, проклятие, как они это называли? По-всякому. Они хотят быть самими собой. А кто же тогда перекинутые? Разве он, Костя Роговцев, – это не он? Конечно, он. Но где же теперь учитель географии?

Всего один процент, сокрушенно подумал Костя. По данным исследований – десять перекинутых на тысячу населения. Получается, что в Москве их уже сто тысяч. Каждый – со своей версией действительности, со своим пониманием «нормального мира».

Сто тысяч – тысяча сотен, перевернул Константин. Огромная сила. В Народном Ополчении столько не было. Значит, та война по сравнению с этой – тьфу. Там – только разминка.

Он посмотрел на дома, на еще целые витрины, на фонарные столбы. Еще – не занятые.

Подойдя к метро, Костя наткнулся на связанные цепью турникеты. «По техническим причинам» – разъясняла картонная табличка. Пока не работали лишь отдельные станции. Пока начальство метрополитена считало нужным перед кем-то оправдываться, но на город уже надвигалось, как тень грозовой тучи, то, что Константин помнил по Родине. Она наступала – та реальность, которую он когда-то путал с этой. Закрытое метро, черный рынок, где бриллианты меняют на хлеб, мародерство и расстрелы на месте. И кучка идеалистов, попытавшихся навести хоть какой-то порядок, и Чрезвычайное Правительство, предложившее свое видение порядка – с колоннами, марширующими прямо на Колыму.

Нет, кажется, на Родине было иначе – сначала Правительство, потом Ополчение. Или одновременно… Это случилось так быстро, что никто не успел понять, где чья сторона. Нужно было срочно делиться и выбирать. Срочно становиться чьим-то другом и чьим-то врагом…

Обойдя мраморный павильон, Костя отыскал целый телефон-автомат и вытащил из-под манжета мятый клочок. Сотовая связь пока действовала. В его слое мобильники замолчали первыми. А может, здесь еще просто не началось. Не началось по-настоящему.

– Алло, – сказала Людмила.

Константин неожиданно засомневался, правильно ли он поступает.

– Костя? – Угадала она.

– У тебя что, других абонентов нет?

– Главный мой абонент – это ты. Но я сейчас не могу…

– Людмила, как быть с Немаляевым?

– Попробуй сам. Его номер есть у Петра.

– Нельзя, – отрезал Константин. – Я, по-моему, и так выхожу у него из доверия.

– Тогда до вечера.

– В смысле? – Спросил он, но Людмила уже отключилась.

Костя провел рукой по кнопкам и медленно опустил трубку. В животе булькнуло, и он вспомнил, что макароны так и остались в кастрюле. Повертев головой, он увидел возле магазина летнее открытое кафе и по диагонали пошел через площадь.

Время было раннее, часов девять, солнце еще жарило в полную силу, но народу становилось все меньше. Редкие машины держались подальше от тротуара и неслись, не глядя на сигналы светофора.

Мимо Константина, чуть не задев его крылом, промчался черный «БМВ». Костя показал машине кулак и кое-что добавил устно – не для них, для себя. «БМВ» сбавил скорость, и из заднего окна высунулся какой-то человек. Константин бросился на землю – через мгновение над ним прошла автоматная очередь. Стреляли так же, как он ругался, – не прицельно. Чтоб отвести душу.

Когда машина уехала, он поднялся и, отряхнувшись, преодолел вторую половину пути.

Кафе – белые столы и пестрые зонтики – переживало упадок. Пластмассовые стулья, сложенные один в другой, стояли сбоку, лишь в центре, хищно наклонившись над тарелкой, сидел бомжеватого вида субъект.

– Эй! – Позвал Константин.

Бомж вздрогнул и что-то быстро проглотил.

Из сумрачного помещения выплыла усталая женщина в шелковом переднике.

– У вас покушать можно?

– Конечно. Сейчас я вас посажу… Где вам удобней?

– Не беспокойтесь, я сам. – Он подошел к неровной пирамиде и, выдернув верхний стул, поставил его к ближайшему столику.

– Вы с этими, на машинах, поосторожней, – сказала официантка. – Одного так и убили. Прямо на том месте, где вас…

– А милиция?

– А что милиция? Вон они все, за углом. Что вы будете?

– Сейчас…

Константину вдруг показалось, что он не взял с собой денег. Он потрогал карманы и, обнаружив там только мелочь, встал из-за стола.

– По затылку, вроде, не били, а тут на тебе, – виновато произнес он.

– Это поправимо, – сказала официантка. – Если не спешите, можете сходить за угол. Там по пятьдесят рублей дают, как раз на шашлык и колу.

– А что за углом? – Поинтересовался Костя.

– Представительство партии Нуркина. Запишетесь к ним – заплатят. Здесь все так делают, – добавила она, покосившись на жующего бомжа.

Константин перешагнул через низкое, опутанное искусственным плющом ограждение, и направился к переулку. Откуда-то налетел пыльный ветер и, прогнав по асфальту стаю рваных газет, тут же успокоился. Площадь совсем опустела.

Офис ППП располагался рядом, в соседнем доме. Фасад здания украшали плакаты со стильными черно-белыми портретами Нуркина. На крыльце, по обе стороны от двери, как бы между прочим переминались два милиционера.

– В партию можно вступить? – Бодро спросил Костя.

– Смотря в какую, – пошутил один из постовых.

Второй, помладше, бегло прощупал его бока, спину и брюки.

– Проходи, – сказал он.

Внутри было красиво и прохладно. Между двумя пальмами в глиняных кадках восседал еще один милиционер. За конторкой из ореха миловидная девушка в розовом костюме что-то отстукивала на компьютере.

– Пожалуйста, – пригласила он. – Паспорт у вас с собой?

– А без паспорта?

– Тоже можно, но надо будет проверить по базе. Вот вам бланк, вот вам ручка. Заполняйте.

Константин указал фио, дату рождения и адрес. Больше к нему вопросов не было. Девушка внесла данные и, убедившись, что все совпадает, выложила перед Костей полтинник.

– Поздравляю, вы стали членом партии Прогрессивного Порядка. Ваш персональный номер – два миллиона сто тридцать девять тысяч восемьсот тридцать семь.

– Порядковый номер, – усмехнулся Костя. – А если я преступник? Маньяк, серийный убийца? Вы меня приняли, а я, может, вас компрометировать буду…

– Преступником человека признает только суд, – резонно возразила девушка. – А нам любой член дорог. Ой… – Она прыснула и прикрыла рот ладошкой.

– Это останется между нами, – подмигнув, заверил Константин.

Подходя к кафе, он издали помахал официантке купюрой, и женщина скрылась в темном проеме. Через секунду она вынесла поднос с тарелкой и бокалом. В бокале пузырилось что-то ярко-желтое.

– Это фанта? Вы колу обещали.

– Кола закончилась. Есть мандариновый сок.

– Мне цитрусовые нежелательно.

– Тогда минералки?

– Годится.

Он подцепил вилкой сразу два куска и макнул их в кетчуп. Шашлык был хороший, но с соусом Костя не рассчитал. Язык вспыхнул бенгальским огнем и потребовал жидкости – хоть какой-нибудь.

– Даже и не знаю… – всплеснула руками официантка. – Минеральной тоже нет.

– А давай меняться, – предложил бомж. – Мне фанту можно. Мне все можно.

– Что у тебя там?

– Что-то вишневое, – он торопливо отпил и поставил перед Костей полупустой стакан.

Костя поковырял в тарелке мясо – ему предстояло осилить целую порцию.

– А давай! – Отчаянно сказал он.

В халупу, гордо именуемую базой, Константин вернулся к одиннадцати. Петр высунулся из-за диванной подушки и, убедившись, что это свои, снова лег.

– Так и валяешься?

– Почему? Вставал. В туалет.

– Ужинал?

– Не-а.

Петр был под хмельком.

– А меня в партию Нуркина записали, – похвастал Константин.

– Круто… – вяло отозвался Петр.

Костя помаялся в прихожей и, разувшись, прошел на кухню. Ему почему-то запомнилось, как стояла кастрюля, – на левой конфорке, у стены, теперь же она передвинулась вправо. Он заглянул под крышку – раньше макарон было больше. Косте стало обидно – не из-за макарон, естественно, из-за вранья. Или это нервы? Подумаешь, поел… Но врать-то зачем? «Вставал в туалет». Водку тоже там пил, в туалете?

Происходит с ним что-то, понял Костя. Не в порядке командир, переживает. Он на этих ублюдков надеялся, а они его кинули. А я тут со своими макаронами…

В дверь постучали. Нельзя сказать, чтоб для Константина это было неожиданностью, тем не менее, он вздрогнул. Выбрав в клетчатой сумке автомат без смазки, он пристегнул рожок и на цыпочках вышел в коридор. Петр, не такой уж и пьяный, передернул затвор «Макарова».

– Ребят! Только стрелять не надо, ладно? – Крикнула с лестницы Людмила.

– Мы и не собирались, – пробормотал Петр, открывая.

– А стволы для тараканов приготовили? У вас, оказывается, звонок не работает.

– Ты забыла что-то, или так, в гости?

– У нас там воды горячей нет. Помыться пустите?

Запев стандартный, отметил Костя. Зато верняк.

– Недалеко вы уехали, – сказал Петр. – Где-то рядом обитаете, правильно?

– Потрясающая проницательность! Полотенце чистое найдется? Хотя, что я говорю, сама же клала. Вон в том шкафу. Принеси, пожалуйста.

Апатия Петра мгновенно рассеялась. Он протрезвел еще, до полной кристальности, и резво метнулся к гардеробу.

– Все это довольно мерзко, – шепнула Людмила Косте. – Но не думай, что я только из-за телефона.

– Конечно. Приятное с полезным, – издевательски улыбнулся он. – Не буду мешать.

Он удалился в комнату и захлопнул дверь. Сев в кресло, Костя попытался угадать, потрет ли, для начала, Петр ей спинку, или сразу – быка за рога. В ванной раздался дружный хохот, и он беспокойно закинул ногу на ногу. Что у них там смешного?

Постепенно голоса стихли, и остался лишь звук льющейся воды. Константин поймал себя на том, что прислушивается, и забарабанил пальцами по подлокотнику.

В ванной опять засмеялись.

Чем они там занимаются, страдальчески подумал Костя. Он встал и прошелся по комнате. Пять шагов туда – пять шагов сюда. Плеск за стеной. И с чего она взяла, что Петр ей даст телефон Немаляева? Получит оргазм и сразу продиктует номер, да?

Из ванной донесся стон, чей – Петра или Людмилы, он не разобрал. К стону добавился второй, и Костя понял, что тот, первый, был все-таки женский.

Он мог бы уйти на кухню, но подозревал, что там будет слышно не хуже. Дом старый, но стены строили уже в наше время – экономно, тонко.

Чтобы хоть как-то себя отвлечь, Костя принялся разглядывать потертые корешки на полке. Надо же, хозяева держали несколько книг. В этой стране зубная щетка есть не у каждого, а книги – обязательно.

Он вытащил крайний том и раскрыл – из-за клопиных пятен текст превратился в сплошную криптограмму.

По этой книге хорошо шифровать секретные послания, отрешенно подумал Константин. А еще по ней можно гадать.

Он веером пролистал страницы и обнаружил в середине что-то вроде закладки. Костя попробовал почитать – бестолку. Зато сама закладка показалась ему любопытной. Это была визитная карточка благородного синего цвета с одиноким телефоном и подписью от руки: «А.А.».

Визитка не представляла из себя ничего особенного – кроме того, что на ней не было ни единого пятнышка. Определенно, ее положили сюда недавно, и вовсе не для того, чтобы освежить в памяти понравившийся абзац.

Костя глянул на обложку – «Повести о героических людях», сороковой год. Ясно… Он достал визитную карточку и, воткнув книгу обратно, снова уселся в кресло.

«А.А.»… На обороте – ничего. Понюхал – черт его знает… Не собака же. Константин обратил внимание на то, что карточку складывали вчетверо, но углы были не потрепаны. Вероятно, это что-то значило, но как истолковать?.. В мозгу за секунду родилась дюжина версий, и все же правдоподобной казалась лишь одна: визитку прятали, но хранили весьма бережно.

Костя почувствовал, что выдает желаемое за действительно, но это его не удержало. Он зашел в другую комнату, где находились вещи сотника, и осмотрел его одежду. Здесь было все, кроме джинсов и футболки, которые он носил – или, судя по стонам, уже снял – в данный момент.

То, что Константин искал, оказалось в пиджаке: маленькая незаметная прореха, а в ней – крошечный кармашек. Костя сложил визитку по старым сгибам и сравнил – точь-в-точь. Сквозь дырку в подкладке была видна неаккуратная мужская работа. Саму подкладку зашивали уже профессионально, не иначе – в ателье. На это у Петра было достаточно времени.

Костя убрал одежду в шкаф и вышел в коридор. Смешно, но жертва Людмилы оказалась напрасной – на визитную карточку Немаляева он мог наткнуться в любой момент, и без ее участия. Или не наткнуться. В обоих случаях соитие с Петром было необязательным.

В ванной раздались крики и быстрая, невнятная речь. Константин замер, но это, кажется, был еще не финал. Петр и Людмила продолжали стонать, ритмично грохоча какими-то ведрами. Пусть совместить приятное с полезным Людмиле не удалось, но первого она получила на полную катушку.

Константин искренне порадовался за обоих и, пожелав им больших успехов, набрал номер.

– Да, – сразу же ответили на том конце.

– Александр Александрович? – Вполголоса спросил он.

– Да, – после паузы сказал Немаляев. – А кто это?

– Я Константин.

– Какой еще Константин?

– Вы меня, наверное, не знаете. Константин Роговцев из сотни Еремина.

В трубке воцарилось молчание.

– Так… и-и… Что?.. – Наконец выговорил Немаляев.

– Мне хотелось бы с вами повидаться. Если вы, конечно, не против.

– Я?.. Гм, гм… Нет, Костя, я совсем не против. Назовите адрес, вас встретят.

– Вы даже не спрашиваете, зачем… Никак, замочить меня собрались, Александр Александрович?

– Я?! – Немаляев поперхнулся и долго не мог прокашляться – Константин отметил, что у него это получается довольно естественно.

– Вы, господин вице-премьер.

– Только не надо всех этих… Просто Сан Саныч. Так зачем, Костя, повидаться?

– Я намерен купить у вас Нуркина.

– Тебе его как – тушкой, или разделанным?

– У меня есть тетрадь Бориса.

– Какая еще…

– Тетрадь Бориса Черных. Я слышал, вы ее искали. Кстати, если вы определили мой номер и уже высылаете группу, то не торопитесь. Она, естественно, не со мной.

– Ты убеждаешься в смерти Нуркина, потом перезваниваешь и говоришь, где тетрадь.

– И еще побеседовать, – напомнил Константин. – Если у вас найдется свободная минутка.

– Конечно, – сказал он. – Завтра смотри телевизор.

Немаляев положил трубку и, подперев лоб ладонью, задумался. Вопрос, что более ценно – живой Роговцев или записи мертвого Черных, решился сам собой.

Завтра он получит все.