Слой Ноль Прошкин Евгений
– Отдельно? – возмутилась за стенкой теща. – На какие же, позволь полюбопытствовать, средства?
– Вам бы, Светлана Николаевна, с таким слухом в цирке выступать.
– И кто этот Корзун? Он к нам придет? Настя, чем мы его угостим, вы об этом подумали? Витюша, пойдешь в магазин – купишь колбасы и бутылку водки, но только одну!
Мухин проглотил сосиску и пощупал зубцы на вилке – достаточно ли остры.
– Я вас обоих когда-нибудь прикончу, – сказал он.
Светлана Николаевна ойкнула, Настя бросила сковородку и, развернувшись, уперла руки в боки.
– Что-о-о?.. Ты как разговариваешь, чурбан неотесанный?
– Во, как зятек заговорил! – поддакнула теща.
– В милиции всего-то день посидел, а повадок уже набрался!..
– А я, Настя, предупреждала! Витя твой теперь арестант, он теперь уголовник. И друзья у него скоро такие же заведутся, уголовнички. Явится этот Корзун – на порог его не пускать! У нас, слава богу, есть, что стибрить.
– Корзун не вор, – возразил Мухин. – Он шпион.
Настя, опустив руки, медленно села на табуретку.
– Да не дрищите! Не придет он сюда, – успокоил Виктор, и в этот момент раздался дверной звонок.
– Не открывать! – заорала Светлана Николаевна. – Мы никого не ждем!
– Вы-то, может, и не ждете… – сказал Мухин, нашаривая под столом тапочки.
Настя тоже вскочила и заметалась со своей тряпкой. Узурпированная роль лидера требовала от нее личного присутствия, но женский характер гнал ее в дальний угол – прятаться.
Виктор подошел к двери и, не спрашивая, снял цепочку.
На площадке стоял Петр. Углядев Настю, он надолго закашлялся.
– Федеральная Служба Безопасности, майор Старшов, – сипло произнес он. – Здравствуйте.
При этом он раскрыл красную корочку, и Настя опять что-то выронила.
– Проходите, товарищ майор, – робко сказал Мухин. – В комнату?.. На кухню?..
– Я сплю! – объявила теща.
– Понятно… – ответил Петр. – Думаю, на кухне будет удобно.
Черную рубашку и военные ботинки он сменил на роскошный, но строгий костюм. Туфли, галстук и даже ремень – все было в тему. Видимо, он совершил удачный налет на какой-то бутик. Мухин искренне позавидовал.
На ходу достав крошечный мобильник, Петр сказал:
– Дежурный?.. Объект «триста шестнадцать – пятьсот девятнадцать» пока снимите. Я дам знать… Прослушку отключаем, сударыня, – пояснил он для Насти. – Временно, разумеется. Фу, душновато у вас тут…
Петр скинул пиджак и доверительно вручил его женщине. Мухин заметил, что слева подмышкой у него висит рыжая кобура, из которой высовывается огромная черная рукоятка. Супруга тоже заметила и не дыша понесла пиджак в комнату.
– Вот этого не надо, – мягко проговорил Петр. – Пусть будет поближе.
Настя сомнамбулически вернулась и замерла. На кухне пристроить дорогую вещь было негде, а идти за плечиками ей вроде бы запретили.
– Разговор у нас намечается долгий и конфиденциальный, – заявил Петр. – Если хотите, можете остаться, но тогда я буду вынужден…
– Настенька, пойдем, погуляем! – проверещала Светлана Николаевна. – На улице чудесная погода… Настенька, я уже одета!
Настя рискнула положить пиджак на свободную табуретку и вымелась из кухни. Виктор с упоением наблюдал за тем, как жена с эрзац-мамой толкаются в прихожей и дергают заевший замок. Через минуту в квартире воцарилась тишина.
– Дуры они у тебя, – усмехнулся Петр. – Как и все бабы… Ты их еще не грохнул?
– Я уже на пути к этому, – признался Виктор. – Редко здесь появляюсь, потому и терплю. Наверное, оболочке нравится…
– Не опускай парня, не надо. Кому это может нравится?
– Бабы… – вздохнул Мухин. – Удостоверение-то у тебя откуда?
– О-о! Это дубликат, а оригинал мне сам Немаляев стряпал. Не здесь, конечно… Ладно, дело прошлое. Кстати, как вы там поживаете? Я слышал, у вас проблемы? Крупные?.. Судя по тому, что рассказывал Ренатик… – Он со значением посмотрел на Мухина и закурил.
– Я возражал, но уже поздно было. А что с ним… Сильно его пытали?
Петр допил холодный прозрачный кофе и кинул сигарету в чашку.
– Тебе это нужно? – спросил он. – Ну, если хочешь… С Рената сняли кожу.
– Что?..
– Кожу, – сказал Петр и устало погладил лоб. – Бункер мы не трогали, я даже не знал, где он находится. Это кто-то из ваших. Ищите.
– По прикидкам Шибанова, местная мафия не могла…
– Мне-то какая разница?! – взорвался Петр. – Могла – не могла… Это не мы.
Он встал и, по-хозяйски распахнув холодильник, принялся выгребать оттуда все, что было: два помидора, шесть яиц, полпачки масла и несколько сырых котлет.
– Давно перекинулся? – спросил он.
– Только что.
– Отлично. Жрать охота – сил нет. Ты-то здесь как? Вижу, уцелел.
– Поймали меня, – кисло ответил Виктор. – Всю субботу продержали в ментуре, взяли подписку…
– О невыезде? Ну, это ерунда. Куда тебе тут выезжать-то! Значит, стрельбу из тачки на тебя не вешают. Обойдется как-нибудь. Говори, что мы тебя похитили. Ах, он же не помнит ни хрена… Ну, амнезия – еще лучше. У меня, например, с этого диагноза все и началось. Вся карьера с него пошла…
– А вы как? Добежали?
– Добежал только я. Ренат дополз, ему задницу подпортили. Ничего, не смертельно. А водилу… – Петр закинул в рот немытый помидор. – Я же говорил, надо было через трассу рвать. А он по кустам… Больно умный! У меня в этом слое всего три человека осталось – включая меня. И тебя.
На последнюю фразу Виктор реагировал спокойно – было бы странно, если б Петр этого не сказал.
– Помнишь, когда ты перебегал дорогу, там фуры ехали? Знаешь, кто за рулем сидел?.. Борис!
– Какой Борис? А, этот? – Информация не произвела на Петра никакого впечатления. Мухину было даже обидно. – Я смотрю, вы с ним уже скорефанились. Ну, и что он тебе поет?
– Борис не поет, он говорит. Чего вы все на него окрысились?
– Да никто не окрысился. Ну?.. о чем вещает наш Борис?
– Понимаешь, дело в том, что слои… э-э… не равны, – увлеченно начал Мухин. – Существует масса отражений, но где-то есть и первичный слой, от которого эти отражения образовались. Мы решили назвать его…
– Можешь не продолжать. Пусть Борис бредит дальше, а ты себе голову не забивай. Хватит проблем и без этого. Тебе котлеты жарить?
– Ел недавно, – помолчав, ответил Виктор. – Удивляюсь я вашей косности…
– «Нашей»? Так ты и Сан Санычу эту тему двигать пытался? Зря.
– Удивляюсь, – повторил он. – Как бараны… Признаете лишь то, что щупали руками.
– Люди всегда верят только в то, что они видели. Нам довелось увидеть побольше, поэтому наши представления о реальности слегка расширены. А в остальном… Люди мы, а не бараны. Про баранов, Витя, звучит довольно обидно. – Петр расстегнул на груди эластичный ремень и через голову снял кобуру. – Чего так смотришь? Кошелек этот я полчаса назад в ларьке купил, а пушка…
Он отщелкнул кнопку и, резко выхватив ствол, направил его на Мухина.
– Стрелять?..
– Мне безразлично.
– Не заряжен, – осклабился Петр. – Клифт промочить боялся. На, держи. – Он протянул оружие Виктору, и тот удивился его легкости. Пистолет был пластмассовый, и стрелял он водой. – Я тут на дно залег. Даже билетики в автобусе покупаю. Не нарываюсь, короче.
– А костюмчик? Или твое отражение хорошо зарабатывает?
– Ничего он у меня не зарабатывает, пиявка тухлая… Шмотки из тайника. Это мы с Ренатом в прошлые заходы припасли. И деньжат на черный день заготовили, и железа разного…
– У тебя в этом слое большие планы?
– В этом-то? Нет, никаких. Просто мне здесь нравится. Тихо, приятно, удобно. Я здесь отдыхаю – не телом, так душой.
Петр переставил горячую сковороду прямо на стол и, сполоснув вилку, принялся есть.
– Да, что там при взрыве?.. – спросил он, покончив с первой котлетой. – Все целы?
– Охраны много полегло.
– Эти не в счет, я… понимаешь, про кого.
– Вроде, нормально.
– Людмила ваша не пострадала?
– А что?
– Так, просто интересно.
– Говорят, все в порядке. Я ее не видел. Если тебе «просто интересно», то Люду Костя обхаживает.
– Знаю. Сопляк недоделанный…
– Слушай, я забыл, как та наркота называется, – сказал Виктор. – Ну, ваш драйвер.
– Люрики.
– Как официально? По-научному.
– Зачем тебе? Кайфа в жизни не хватает? – Петр убрал пустую сковородку и поковырялся в зубе. – Пожалуйста: «цикломезотрамин».
Мухин, стараясь запомнить, проговорил про себя несколько раз.
– Так… Водки нет? Это хорошо, меньше будем отвлекаться. К делу! – объявил Петр.
Виктор потрогал чайник и налил себе кофе. Молотого в доме, естественно, не водилось, пришлось заварить растворимого. Он насыпал четыре ложки – все равно получилась бурда.
– Особо на меня не надейся, – сказал он. – Ботинки тебе чистить не буду, на команду Немаляева стучать не собираюсь. Вообще, зачем я вам нужен? Для количества?
– Нет, Витя, для количества у меня идет Ренатик. А ты – гвоздь программы.
– Гвоздь программы я у них, у Сан Саныча.
– И у меня, представь, тоже. Нравится тебе быть президентом?
– Пока не пробовал.
– Я не про американского говорю, а про другого.
– Какого еще другого? – оторопел Мухин.
– Догадайся с двух раз.
– Нет…
– Сам удивляюсь, веришь? – Петр развел руками и не спеша достал сигарету. Вторую положил перед Виктором. – Такой, прости за откровенность, неказистый человечишко, и такой успех… С чего бы? Не исключено, я тоже в президентах где-нибудь отметился, – слоев-то как грязи, все возможно… Но я пока не видел.
– А меня?.. Видел?
– Шутить я люблю. Но не настолько же.
– Повтори еще раз, – попросил Виктор.
– Что? Название нашего драйвера?
– Не издевайся.
– Хорошо. Витя Мухин – президент России. В одном отдельно взятом слое. Из этого вытекает… ты понимаешь, что вытекает. Мне от тебя нужно следующее: чтобы ты перекинулся в ту оболочку и организовал в стране маленький хаос. За несколько дней до миграции. По моему сигналу.
– Хаос?..
– Сейчас ты скажешь: «давай попробуем обойтись без этого». Да?
– Ну… э-э… Да.
– Без этого, Витя, никак. С нами или без нас, но хаос туда нагрянет. Если его правильно организовать, то в этом мире можно будет жить и после миграции. Если облажаемся – жить там будет нельзя. Практически. Ты бывал в тлеющих слоях? Они все равно умирают, но медленно и мучительно. Предлагаю операцию по быстрому отрубанию хвоста: сначала больно, потом пройдет. Удержать рождаемость. Обеспечить отсутствие прав и обязанностей для каждого. Назад, к природе, к натуральному хозяйству, к исходной точке развития. Дальше пойдет саморегуляция. Анархия, Витя, – это не пьяный матрос с пулеметом, а прежде всего справедливость и равные возможности. Централизованная власть, государство – это же не просто машина подавления. Это еще источник вечного соблазна. Отнимем у человека возможность согрешить – он и не согрешит.
– Я вижу, ты кой-какую литературку начитал, – молвил Мухин.
– Это все не из детских фантазий. Во многой мудрости есть многие печали, Витя. Насмотрелся я уж под завязку… Ведь что страшно: всего два сценария – либо сразу умереть от ядерного удара, либо сбиваться в стаи и рвать друг другу глотки.
– А американцы?.. С ними как договориться?
– Позвонишь и договоришься.
– А если не получится? Если в Белом Доме отморозок какой-нибудь засядет?
– Не получится – значит не получится, – хмуро сказал Петр. – Но пробовать надо.
– Во, какая ерунда… – обронил Виктор. – И за тех, и за этих играть…
– Ты не понял, – покачал он головой. – За четыре часа ты ничего не сделаешь – ни в России, ни в Америке. Тебе нужно будет перекинуться насовсем, а для этого придется уничтожить основную оболочку. Там, где взорвали ваш бункер, ты должен будешь умереть. Если сроки эвакуации двух наших команд сильно разойдутся, то в принципе ты можешь успеть побыть президентом в обоих слоях. Но я бы на это не рассчитывал. Эвакуироваться мы будем почти одновременно.
– Немаляев знает?..
– Да все они знают!
– Значит, вот, почему они против тебя настроены…
– Что, дружить запрещают? Так мы никому не расскажем. Правда, Витя? Возвращайся к Сан Санычу, с ним безопасней, чем со мной. Когда придет время, я дам знать и покажу тебе тот мир… Если ты не передумаешь помочь одинокому и честному человеку.
– Буду спасать отражения, а нулевой слой сгорит к чертям… – сказал Мухин.
– «Нулевой»?.. Что еще за «нулевой»? Кто это им номера присваивал?
– Это тот, первичный, о котором я тебе…
– Кончай эту бодягу, Витя. А придурку Борису передай так…
Петр опустил глаза, подбирая слова похлестче. Мухин, примерно догадываясь, о чем пойдет речь, все же молчал, хотя время уже поджимало.
– Что передать-то? – спросил он, не выдержав.
Петр не ответил. Виктор коснулся его плеча и отпрянул – Петра здесь уже не было.
– Опять это со мной… опять у меня эти приступы, – с отчаянием произнес незнакомец.
Он встал и, оглядев свою одежду, умоляюще посмотрел на Мухина.
– Все в порядке, мужик, – сказал Виктор. – До дома доберешься? Адрес знаешь?
– Адрес?.. Свой? Конечно…
– Ну, валяй. Пиджачишко возьми, не забудь.
– Это не мой пиджак.
– Бери, бери. Подарок. Как самочувствие?
– Терпимо… А откуда?..
– Тебе на улице плохо стало, вот я и порадел.
– Спасибо… Большое вам…
– Все, дуй отсюда. Да! У подъезда двух женщин встретишь, одна – старая, другая – совсем старая. Ты с ними не разговаривай. Мимо так пройди, лицо построже сделай. Усек?
Мухин проводил человека до двери и, быстро смотав кобуру с пистолетом, спустил ее в мусоропровод. Бегом вернувшись к столу, он схватил телефон и накрутил на диске семь цифр. Пока брали трубку, Виктор проверил часы – если он ничего не напутал, оставались считанные минуты.
– Матвей Корзун? – крикнул он. – Это Матвей Степанович?
– Да, я, – донесся до него приятный расслабленный баритон. – А кто говорит?
Еще звоня в справочную, Мухин придумал неплохое начало – оно должно было заинтриговать любого, включая и потенциального предателя. Однако ответить ему не удалось, его перебили.
– Витя, что ты узнал?
– Я?..
– Что ты узнал?
Он хотел опустить трубку, но трубки в руке уже не было. Мухин сжимал угол подушки.
Глава 18
– Что ты узнал?..
– Мы же договорились: двое суток. Не надо меня теребить каждый час!
– Не ори. Результат будет?
– Будет! – крикнул Мухин и, отключив трубку, бросил ее на сидение.
Шибанов с каждым разом нажимал все крепче. Виктор не мог поверить, что еще три дня назад он снимал потные тела на природе, на ковре, на кровати – где заблагорассудится шефу, – и чувствовал себя почти свободным человеком. А днем раньше, то есть четверо суток назад, он был ботаником… зоологом, в смысле. А семь и восемь… н-да. Но он никогда не думал, что впряжется в гэбэшную лямку. Ни ради светлого будущего, ни ради больших бабок… Он вдруг обнаружил себя в положении молодого лейтенанта, которого дрючит любой офицер с двумя просветами на погонах, и это открытие было столь неожиданным, что Мухин даже не знал, как к нему относиться.
Впрочем, дрючили его не все, а один только Председатель, чем, безусловно, гордился бы каждый нормальный гэбист. Мухин не был свободен, но он был абсолютно защищен – как та мадам из рекламы прокладок. Защищен по самое «не хочу». За ним повсюду таскался ненавязчивый хвостик – Виктор его еще ни разу не вычислил, но по недавнему случаю в универсаме убедился: хвостик не дремлет. Однако он был достаточно крут и без прикрытия. Служебные номера на «Ауди» позволяли игнорировать светофоры, летать по встречке, задом-наперед, и вообще, как угодно. Проезжая мимо поста, Виктор мог бы – хотя он не пробовал – плюнуть в лицо инспектору или совершить что-нибудь еще более оригинальное. Он знал, что даже если номера не подействуют, а хвостик зазевается, ему будет достаточно сделать один звонок, и все проблемы мгновенно улетучатся.
Минусы тоже были. Большие или маленькие – вот с этим Мухин разобраться и не мог. Им все-таки управляли. Не так, как шеф на студии, и даже не так, как командует дебелая Настя несчастным ботаником. Гораздо хуже. Его, президента двух стран, – дважды уважаемого, блин, человека! – превращали в какого-то дятла.
Но. Но… Плюсы существовали в реальности, а минусы – в его воображении, точнее, где-то в других слоях, что из-за руля гэбэшной «Ауди» представлялось одним и тем же. Если б мир состоял из единственного слоя, Виктор не раздумывая попросился бы к Шибанову в штат, на полное довольствие. Но если б не было других слоев, то порнооператор Витя Мухин мог бы приложить свои силы лишь на съемках очередного ролика из серии «Мальчишки и девчонки, а также их родители». Приличная зарплата, легкие отношения и весьма туманное будущее…
Так и не придя ни к какому выводу, Мухин отстрельнул окурок и прихлопнул дверцу. Машин на стоянке перед баром «Огонь & Вода» было маловато – даже для понедельника.
Миновав «звенелку», Виктор традиционно подмигнул двум быкам на входе и направился через зал к отдельным кабинам.
Большинство столиков было свободно, обнесенная стальной клеткой сцена пустовала. Из динамиков сыпалось глухое трэш-техно, от которого клонило в сон, но едкий дух паленой конопли, въевшийся в стены и потолок, напоминал о том, что обычно здесь бывает веселей. В понедельник же посетители залечивают следы вчерашнего праздника, и раньше четверга вряд ли сунут сюда нос – разве что, как Виктор, по делу.
Мухин откинул тяжелую кожаную штору и удивился: в кабинке никого не было. Дилер по кличке Лапа сиживал тут круглые сутки, а когда отлучался, оставлял кого-то из напарников, в крайнем случае – свою дежурную любовь. Так или иначе, в кабине постоянно кто-нибудь находился. Это было что-то вроде почерка, фирменного знака, брэнда – наконец, это был показатель стабильности. Сегодня со стабильностью обстояло неважно.
– Где Лапа? – спросил Виктор у бармена.
– В ауте, – коротко ответил тот.
– Что так? Продегустировал неудачно?
Бармен склонился к стойке и сказал, насколько мог, тихо:
– У них вчера власть поменялась. Во всем районе.
– И кто теперь двигает?
– В сортире найдешь. Зовут Горби.
– Что, родинка на башке?
– Горби, – со значением повторил бармен. – Сам его узнаешь.
Пригнувшись, Мухин нырнул под низкий свод со стрелкой в виде фаллоса и спустился по бетонным ступеням. В узком прокуренном коридоре вечно толклись какие-то типы, но в понедельник было немноголюдно и здесь. В торце гудела какая-то кучка, из которой выделялся сутулый субъект в полосатых шароварах. Облокотившись на размалеванную кафельную стену, стояла престарелая шлюха, завалившая в бар совершенно случайно, и так же случайно перебравшая «отвертки». Водка с апельсином напрочь лишила женщину координации, и она едва попадала сигаретой в рот.
Виктор без охоты хлопнул ее по заднице и, прошагав до туалета, вошел в зловонную темно-серую комнату. Под потолком мигал наполненный мотыльками плафон – кроме этого гербария здесь никого не было.
Мухин высунулся в коридор и крикнул:
– Горби! Есть такой?
– Чего хотел? – отозвался из угла сутулый, и Виктор заметил, что на месте левой лопатки у него что-то торчит – словно вылезший из земли корень тополя.
Мухин подошел к дилеру, и компания, мгновенно рассосавшись, оставила их вдвоем.
– Люриков хотел, – сказал он.
– Чо? Ты по-русски говори.
– Этих, как их… цикло… тетра… Забыл! Тетра… нет, цикло…
– Цикломезотрамин? – произнес Горби, как хорошо отработанную скороговорку.
– Во! Мезотрамин, он самый.
Торговец многозначительно оглядел его с ног до головы и процедил:
– А так по тебе не скажешь…
– У тебя есть или нет? Достать можешь?
– Я все могу, – эффектно, по его мнению, заявил Горби. – На кармане такой отравы не держим… Спросить надо. Ты завтра приходи. А сейчас – сотку грина.
– На сотку – это сколько выйдет?
– Сотка – это аванс, – пояснил дилер, как будто Виктор что-то не понимал.
– Насчет цены я не в курсе, – признался Мухин. – Но справки наведу. Если выше совести поднимешь – смотри!.. Я потом за сдачей приеду. Согну тебя еще сильней, только в другую сторону.
– Не учи жить.
Виктор отдал ему сто долларов и, естественно, не прощаясь, направился к лестнице.
«В этом бизнесе Горби щегол, – отметил он. – На редкий препарат накинет процентов пятьдесят. Ну и дурак. Я бы двести накинул».
Поднявшись в зал, он двинулся было к стойке, но по дороге передумал. Сегодня он планировал еще один «выход в люди», на нем все-таки висел должок перед Шибановым, а капсула с алкоголем сочеталась, как молоко с огурцом.
«Совсем одичал, – меланхолично подумал он. – Уже и от бухла отказываюсь… Что дальше-то? В церковный хор записаться?»
– Приветик, – мурлыкнула ему официантка. – Слышал, да? Лапу нашего убили.
– Бывает… – неискренне опечалился Виктор.
– Он мне иногда покурить давал. Без денег и всяких там услуг… Просто так давал.
– Ага… – Он взял ее за бедра и аккуратно убрал с прохода.
– Лапа у нас пять лет просидел. Вон там, в кабинке. Как родной был…
– Ну так купи ему венок! – не выдержал Мухин.
– Ладно, иди, тебе неинтересно… Черствый ты, Витенька. У тебя, небось, не погибал никто…
– У меня?! Да я… – Он задохнулся и, без толку взмахнув кулаком, вырвался на улицу.
«Да меня самого двадцать раз прикончили! – бубнил он себе под нос, садясь в машину. – Черствый?.. Пигалица ты в переднике! Я для тебя же, коза драная!.. Для вас всех, идиоты, бараны… Стадо…»