Механика вечности Прошкин Евгений
– Ученые боялись нарушить естественный ход событий, но кое-кто покопался в архивах Министерства Национальной Безопасности и выяснил, что дырокол уже передавали, в сентябре две тысячи первого. Все было известно заранее: кто, кому и когда. Агент, участвовавший в акции с той стороны, то есть в прошлом, в двадцать шестом году оказался еще жив. Бодрая такая дамочка лет пятидесяти. Ты с ней знаком.
– Алена? Улитка?
– Ее агентурная кличка. Алена уточнила некоторые подробности, и все окончательно убедились, что это уже было. Начальство получило готовый сценарий.
– Актер не сопротивлялся.
– Конечно, нет. Когда подставной человек проболтался Мефодию о готовящемся эксперименте, тот сразу понял, что это его шанс.
– Они также знали, что он повезет с собой тексты, отдаст их мне и так далее.
– Да. Правда, одна деталь из общей картины выпадала. В документах МНБ говорилось, и Алена это подтвердила, что вас с Мефодием ликвидировали.
Ксения замолчала, ожидая моей реакции, однако меня эта новость не встревожила. Мне и самому было не совсем ясно, почему я все еще жив.
– Здесь у вас неувязочка выходит. Допустим, меня убрали. В две тысячи первом или в две тысячи шестом – не важно. Откуда, в таком случае, взялся Мефодий, ведь он – труп.
– Во-во. То же самое решили и аналитики. В тридцать лет человек мертв, а в пятьдесят – вроде уже нет. Та еще задачка.
– Но его все равно послали.
– Так было. Все встало с ног на голову: теперь уже не отправить Мефодия, означало бы изменить прошлое.
– Дальше я знаю. Он пришел и вручил мне рукописи. А потом его посетила новая идея: чтобы я перенесся еще на пять лет. Я так и сделал. В итоге Улитка получила машинку. Все счастливы. Зачем же ты меня спасла? И после аварии, и в метро?
– Ты крайне неусидчив, – сказала Ксения. – Сосредоточься. Прибор был один, и сейчас он у Алены. Что у меня в руке? – Она извлекла из кармана и положила на ладонь свой дырокол. – Примерно через месяц после отправки в прошлое наши мудрецы его раскололи. Они не только создали копию, но и сумели ее усовершенствовать.
– Всего один месяц. И вы не могли подождать. Что же ваши эксперты, не чувствовали, что стоят на пороге?
– До того порога было ровно двадцать пять лет. Они справились только благодаря тому, что вы передали дырокол. Вот тебе и ответ, почему Мефодий оказался жив: появилась возможность вернуть вас назад.
– Благодарствую, – равнодушно отозвался я.
– Просто они не хотели ломать логику событий. Раз Мефодий существует в две тысячи двадцать шестом, значит, в две тысячи первом тебя спасли.
– Так мы ушли из-под носа самой ФСБ?
– Те, кому полагалось тебя ликвидировать, погонями не занимаются. Это были ребята пожиже, хотя, уверена, из той же фирмы. Чем-то ты им помешал.
– Будем считать, что ФСБ распалась на две фракции: первая вербует Алену и убирает людей без лишнего шума. Вторая действует отдельно от первой и предпочитает стрелять у всех на глазах. Интересно, где они сейчас – и та, и другая.
Я отдернул занавеску и выглянул на улицу. Стройка, издохшая на уровне четвертого этажа, горы хлама и проросший сквозь мусор темный бурьян. В нескольких окнах желтели узкие полосы – так свет пробивается сквозь щели между плотными шторами. Бояться легко. Учатся этому быстро.
– Не хотели менять историю, – усмехнулся я. – Переживали за логику событий.
– Я тоже думала, что виноваты во всем мы, оттого и загорелась идеей предотвратить аварию. Я надеялась, что аналитики все просчитали, но видимо, это невозможно. Мы платим слишком дорого. Я решила все вернуть на свое место. Но к Алене мы опоздали.
– Тот, кто владеет машинкой, не может опоздать.
– Ну, я не так выразилась. Ты сам слышал, что передали по телевизору, и что сказал твой младшенький. Волнения в Прибалтике начались до того, как Алена получила дырокол. Ты понимаешь, что это значит?
– Нет.
– Вот и я тоже. Следствие не может опережать причину. Остается одно: в две тысячи первом году дырокол, вместо того, чтобы лежать под микроскопом, работал.
– Это мог сделать кто-то из ваших.
– Пока я не верну Мефодия, они не рискнут.
На столе осталось одно яблоко, и я тихонько подвинул его Ксении, но та откатила его обратно. Я достал нож и разрезал яблоко пополам. С таким решением она не спорила.
– Ксения, я ведь тебя совсем не знаю.
– И не узнаешь, – ответила она. – Не потому, что мы с тобой из разных времен. С тех пор, как я связалась с Отделом, я перестала себе принадлежать.
– Потом подвергнешь меня коррекции памяти, как обещала.
– Нельзя же верить всему, что тебе говорят, особенно – женщины. Читала в какой-то книжке, вот и ляпнула для поддержания авторитета.
От нечего делать я включил телевизор. Работал только первый канал, и то без звука. Мужеподобная дикторша что-то быстро проартикулировала маленьким злым ротиком, и на экране возникли два фоторобота. На одном была изображена кукольная мордашка с гипертрофированными губами и похотливым взором, на другом – типичный уголовник, замышляющий очередное преступление.
– У старого охотника довольно своеобразное видение человеческой сути, – отметила Ксения. – В город нам больше нельзя.
Изображение поменялось: теперь показывали бесплатную раздачу продуктов с ооновских грузовиков. Солдаты старались демонстрировать уважение, но как лицедеи они никуда не годились.
– Что дальше, Ксюша? За что хвататься?
– Тебе нравится меня так называть? Ладно, не возражаю. А хвататься мы будем за то же, за что и раньше, – она положила машинку на стол и, подперев щеку кулаком, задумалась. – В две тысячи первый вмешиваться поздно, там уже все поплыло. Остается нырнуть еще глубже.
– Куда же? На сорок лет назад, на восемьдесят?
– К отправной точке. К тому, с чего началась операция. Я остановлю гонца.
Как и тогда, в кабинете на Петровке, дырокол лежал всего в нескольких сантиметрах от моей руки, и в мозгу снова заныла та же свербящая мысль: «через секунду будет поздно». Я рванулся к машинке. Мне показалось, что я был достаточно быстр, но Ксения меня обогнала. Она перехватила мое запястье и отвела руку в сторону, от чего у меня в локте что-то щелкнуло. При этом Ксюша оставалась расслабленной и даже не поменяла позы.
– Прости. Рефлексы.
– Да, в обиду ты себя не дашь. Но одну тебя я все равно не отпущу. Что здесь будет в двадцать шестом – концлагерь, пепелище?
– Ты хочешь отправиться со мной?
– Я настаиваю.
– А если действительно пепелище?
– Сгорим вместе.
Ксения улыбнулась.
– Как рука?
– Превосходно.
– Дай-ка, – она взяла меня за локоть и сделала какое-то неуловимое движение. Боль постепенно прошла.
Эта ненавязчивая демонстрация силы была мне до лампочки. Пусть потешится. Тот, кто постоянно доказывает свое превосходство, больше всех нуждается в защите.
– Я не могу предложить тебе ничего, кроме моральной поддержки. Такая малость. Но без нее ты пропадешь.
– Ты прав, – прошептала Ксения.
С улицы послышался заливистый лай – кто-то выгуливал собаку. Передачи закончились, и экран покрылся рябью. Я выглянул в окно – то ли поздний вечер, то ли раннее утро. Молодая овчарка неслась по стройке, догоняя брошенную хозяином палку. Собаки не носят часов, их не волнует, что будет завтра, и в этом им крупно повезло.
Часть 3. ДИ-ВЕРСИЯ
Через двадцать лет после сонного, угасающего две тысячи шестого на Москву свалился какой-то трагический карнавал. Улицу рвало транспортом. Машины с нагруженными багажниками газовали и беспорядочно сигналили, но продолжали ползти со скоростью пешехода. Затор простирался до самого горизонта; светофоры спонтанно переключались, но на них никто не обращал внимания. Оба перекрестка, находившиеся в поле зрения, давно захлебнулись: несколько автомобилей развернуло поперек движения, и, сдавленные со всех сторон, они никак не могли разъехаться.
Среди машин я не нашел ни одной знакомой модели. В некоторых из них еще угадывались силуэты громоздких «Волг» или остроносых «Москвичей», но большая часть была иностранного производства и имела довольно странные очертания. На капоте пикапа, стоявшего в крайнем ряду, я разглядел андрологический символ, но понять, действительно ли это «Вольво», было невозможно.
Повсюду слышались негромкие хлопки столкновений, однако машины продолжали упрямо тащиться вперед – с разбитыми фарами, с оторванными бамперами, со скребущими по асфальту глушителями.
Глинистые бесплодные газоны вдоль дороги были завалены мятыми кузовами – тех, кто не мог ехать дальше, перекантовывали на обочину. Я видел, как из окна обшарпанной малолитражки выскочил котенок и заметался между машинами. За ним протянулись маленькие ручки, но мамаша втащила ребенка обратно и подняла стекло – лишь бы не останавливаться.
По тротуару текла плотная людская масса. Ее движение напоминало плохо организованную эвакуацию. Старики попадались редко, в основном это были молодые семьи, похожие на крохотные дилетантские таборы: взрослые несли чемоданы и узлы, дети, надрываясь, волокли сетки с консервами или перевязанные крест-накрест подушки. Стайка свирепых малолеток внаглую грабила брошенные машины, но до них никому не было дела.
Негры, монголоиды, латиноамериканцы брели вместе со всеми, и ничем особенным не выделялись. Они также перли какое-то барахло, толкая перед собой тележки и детские коляски со скрипучими вихляющимися колесиками. По идее, они должны были выехать еще во время Балтийского кризиса. Может, потом все наладилось, и они вернулись? Лишь для того, чтобы в две тысячи двадцать шестом вновь стать беженцами…
– Как ты? – Осторожно спросил я.
– Веселого мало, но я уже смирилась. Наверно, это самое лучшее из того, что мы могли увидеть, – ответила Ксения.
– Сколько же нам придется добираться?
– Уже пришли. Мы ведь с тобой соседи.
Ксения указала на высокую остроконечную башню – двадцать лет назад ее еще не было. Я огляделся, запоминая место и пытаясь найти знакомые ориентиры.
Квартира Ксении представляла собой квадратное помещение примерно десять на десять метров. Ее можно было принять за что угодно, только не за жилье. Стена напротив двери была пустой и гладкой, как столешница.
– Вид – да, – сказала Ксения.
Темно-зеленое покрытие стены посветлело, стало сначала песочным, потом матово-белым и наконец прояснилось, открыв захватывающую дух панораму. С высоты тридцать второго этажа остальные дома казались скоплением картонных коробок, а кишащие между ними люди – густой грязной пеной.
– Нравится?
– Лучше закрой.
– Вид – нет.
Окно тут же помутнело и окрасилось в прежние цвета.
– Свет – да, девять.
Поверхность потолка засияла так, что мне пришлось приставить ко лбу ладонь.
– Слишком ярко? Свет – четыре.
Невидимые лампы притухли, и глаза перестали слезиться.
– Хочешь удивить? – Спросил я. – Мы и не про такое читали.
У стены, примыкавшей к окну, лежал высокий матрас, такой же квадратный, как и сама комната. На полу рядом с ним стояло несколько устройств, часть из которых мне удалось узнать.
– Телевизор?
– Вроде того.
– Телевизор – да, – приказал я, желая не выглядеть олухом, но ящик не откликнулся.
– Телеприемник – да…
Снова никакой реакции.
– Экран – да… Кино – да…
Ксения засмеялась и, скинув ботинки, залезла на матрас.
– У него есть имя. Его зовут Ванек.
– Ванек – да!
– Нет, Миша, это тебе не гриль. Ванек – связь, сеть Б.
– Говорите, – раздалось из телевизора, хотя экран остался черным.
– Буфер ноль сорок три, пожалуйста, – сказала Ксения, не повышая голоса.
– Ноль сорок третий вас слушает.
– Сообщение на адрес двадцать четыре – триста двенадцать. Кенгуру проголодалась.
– Двадцать четыре – триста двенадцать, сообщение записано. Спасибо за звонок.
– И что это было? – Поинтересовался я.
– Сейчас начальство получит послание, и за нами пришлют. Перекусить пока не хочешь?
Я понял, что Ксении интересно не столько меня покормить, сколько похвастаться своей техникой, и отказывать ей в этом я не видел причин. Обед из трех блюд она приготовила, не вставая с матраса. Несколько имен, несколько чисел, пара команд – и в стене над телевизором неожиданно открылась ниша, из которой выехали две полочки с подносами.
– Как ты запоминаешь всю эту абракадабру?
– Это гораздо легче, чем чистить картошку.
– А где у тебя стулья?
– А зачем они нужны? Садись на кровать или на Ванька, он выдержит.
– Да, шагнули потомки, ничего не скажешь.
– Вообще-то, у нас так живут немногие.
– Сейчас, наверное, уже никто.
Я хотел выглянуть в окно, но вспомнил, что Ксения его выключила. То, что происходило на улице, никак не сочеталось с Ваньком, интеллектуальной люстрой и бифштексом, который жарится самостоятельно. Когда Россия напала на Балтийский Союз, у меня исчезли даже пуговицы с рубашки, а здесь, в квартире Ксении, все оставалось по-прежнему мило и уютно.
– Есть такие категории госслужащих, которые нужны любой власти, и она всегда будет о них заботиться – несмотря ни на что.
Доев мясо с картошкой и выпив стакан теплого лимонада, я вопросительно посмотрел на Ксению. Она убрала подносы в нишу и закрыла дверцу.
– Что-то они опаздывают, – забеспокоилась Ксения. – Ванек – связь, сеть Б. Буфер ноль сорок три.
– Ноль сорок третий вас слушает.
– Подтвердите мое сообщение на двадцать четыре – триста двенадцать.
– Сообщение записано.
– Его получили?
– Минуточку… Сообщение не востребовано.
– Этого не может быть. Проверьте адрес.
Ванек замолчал и после долгой паузы объявил:
– Адрес двадцать четыре – триста девятнадцать разбронирован. Хотите отозвать сообщение?
– Что?! Проверьте еще раз.
– Адрес не занят.
– Отзываю, – Ксения обхватила голову руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Вот так номер. Это не пропажа кофемолки. Это…
– Ты потеряла связь?
– Не знаю. Есть еще один канал, аварийный. Так, мне нужно в город. Заодно послушаю, что там говорят.
– Одна не пойдешь.
– Сиди, помалкивай, – раздраженно бросила Ксения. – В шпионов играть надумал? – Она быстро зашнуровала ботинки и, превратив часть стены в зеркало, поправила прическу. – Миша, я скоро вернусь. Ванек – показывай.
Экран засветился, послышалась легкая музыка.
– Захочешь переключить канал – назовешь номер. Еще он понимает «громче – тише». Чтобы выключить, нужно сказать «надоело».
Умный телевизор распознал кодовое слово и отключился.
– Теперь о сантехнике. Вон в том углу…
– В этом пока нет необходимости, – процедил я.
Приказав Ваньку показывать, я некоторое время созерцал красивые пейзажи, потом опомнился и потребовал:
– Четвертый.
На экране возник обаятельный дядя, ловко колотящий двух дебилов.
– Седьмой.
– Не верьте сплетням, не верьте слухам. Верьте живым людям, – произнес голос за кадром. Это, безусловно, была реклама. – Человек, обещающий миллионам, не может соврать.
Я усомнился в бесспорности этого заявления, но переключать Ванька не спешил. Мне стало жутко интересно, какой товар будут навязывать через двадцать лет.
По зеленому полю гуляла девочка-подросток и собирала цветы. Якобы случайно заметив камеру, она обернулась и проворковала:
– Папа всегда говорил, что если хорошо учиться, то в жизни можно добиться многого. Раньше я думала, что папа обманывает, ведь он тоже хорошо учился, но…
К девочке подошел высоколобый мужчина и, пополнив ее букет крупной ромашкой, продолжал:
– Я получил диплом окулиста, но не смог найти работу по специальности. Нужно было кормить семью, и я устроился на мусоросборник. Дочь меня стеснялась, но больше всего я боялся, что жене надоест такая жизнь, и она…
К ним присоединилась женщина в легкомысленном сарафане.
– Я понимала, что муж не виноват, но мне так хотелось второго ребенка. Это было невозможно, потому что я должна была подрабатывать – зарплаты мужа не хватало. Но теперь…
– Мы приехали на Свободную Землю, и я занимаюсь своим делом, – сказал мужчина.
– Я хорошо учусь, потому что папа прав, – сказала девочка.
– Свободная Земля даст вам то, к чему вы стремитесь, – сказал голос за кадром.
Камера отъехала назад и показала выпирающий живот женщины.
– Врачи говорят, что у нас будет двойня, – сказала она.
По экрану проплыли пологие холмы, просторные луга и кудрявый лесок вдали.
– Двойня, так двойня. Места хватит на всех, – подытожил голос. – Свободная Земля. Обратитесь в региональное представительство.
– Кто сказал, что водка должна быть вкусной? – Гаркнул новый персонаж так, что я вздрогнул. – Водка – это просто водка. Пейте водку!
– Проблемы с потенцией? – Презрительно скривилась сисястая баба. – Никаких проблем! Нейростимулятор «Шалун». Тс-с-с! Никто и не заметит!
– Все мы смертны, – изрек симпатичный старикашка с мудрыми морщинками под глазами. – Жизнь каждого из нас когда-нибудь, да закончится, но прожить ее можно по-разному, – он прикурил и с наслаждением затянулся. – Сигареты «Ангел». Успевает тот, кто не торопится.
– Вы слышали о новом белье «Венера»? О-о-о! Оно не только хранит мои регулярные тайны, но и помогает чувствовать себя желанной для моего супруга и кое-кого еще.
Я откинулся на кровати и в нижней части живота почувствовал легкий дискомфорт. Шрам тут был ни при чем, просто мне захотелось в туалет. Ксения обещала скоро вернуться, и я решил потерпеть, но вспомнил, что в квартире нет перегородок, и стало быть удобства находятся здесь же, в общей комнате. Справиться с моей маленькой проблемой нужно было до того, как придет Ксения.
Я подошел к углу, на который она показывала, и сказал:
– Туалет – да.
Ничего не произошло, и меня охватили тревожные предчувствия. Чтобы угадать, как зовут унитаз, нужно перечислить сотню имен, а чтобы выбрать правильную команду, не хватит и недели.
– Санузел – да. Клозет – появись. Гришка – откройся, – стесненно забубнил я.
Если бы сейчас вошла Ксения, я бы этому только обрадовался. В конце концов, потомки этот вопрос как-то решают. Например, здесь может находиться потайная комната, или угол изолируется ширмой, или Ксения просто отойдет к окну. Меня устроил бы любой вариант.
– Машка – да, Галька – да, Надька – да…
Мне пришлось стиснуть колени. Заказать суп и помочиться в тарелку, мелькнула шальная мысль. Все равно они моются автоматически.
– Эй, как тебя там? – Отчаянно крикнул я в сторону закрытой ниши. – Никодим? Степан? Варвара?
Неожиданно в стене выделилась прямоугольная панель и, развернувшись, подставила мне маленькую раковину. Для писсуара она висела слишком высоко, но мне уже было все равно. Я с наслаждением опорожнил мочевой пузырь и только потом спохватился, что это безобразие нужно как-то убрать.
– Варвара!
Белая изогнутая емкость вздрогнула.
– Смойся. Скройся. Спрячься. Давай быстрее, пока хозяйка не пришла! – Заорал я.
Варвара бесшумно повернулась на сто восемьдесят градусов и въехала в стену. Я утер лоб и снова лег на кровать.
– Вас опять приглашают на так называемую Свободную Землю? Попробуйте отыскать ее на карте. Попробуйте связаться с ней по сети. Попробуйте найти того, кто там побывал. Хотите уехать – выбирайте Австралию! Австралия. У всех трещит, но у нас не зашкаливает.
Никаких пояснений за этим не последовало – на экране закрутился глобус, выплевывающий сияющие точки. Светлячки покружились над земным шаром и упали обратно. В месте их приземления выросли стилизованные грибы ядерных взрывов, из которых сложилось прозаическое слово «новости».
Диктор поковырял в ухе и осклабился:
– Мы тут в студии поспорили, смотрит ли нас хоть кто-нибудь. Ручаться нельзя, но надеюсь, что говорю не в пустоту. Итак, в ваших ваньках и митьках новости, и их ведущий – Петр Вельяминов. Главные события сегодняшнего дня. Репортаж из Попечительского Совета: бизнесмены Ирака и Кувейта оспаривают право на приобретение Эрмитажа. Скандал на аукционе «Кристи»: карета государя-императора Александра Первого, проданная за семь миллионов динаров, оказалась подделкой. И в рубрике «Обломки империи» – наше журналистское расследование о подтасовках в сводках Комитета Радиационного Наблюдения Свободной Земли.
У меня возникло ощущение, что я ошибся дверью. Со мной говорили по-русски, и значение каждого слова вроде было известно, но вот складываться в мысли эти слова не желали. Я таращился на заседание Думы, которая здесь почему-то называлась Попечительским Советом, и не мог понять, откуда там взялись арабы. Я не возражал против того, чтобы все национальные меньшинства выбирали своих депутатов, но бородатых стариков с белыми накидками на головах в зале было примерно две трети. Они по очереди восходили на трибуну и что-то гортанно выговаривали, а переводчик доводил до моего сведения, что господа парламентарии не могут поделить экспонаты Эрмитажа.
Затем телевизор показал лондонский Биг Бэн и карету, оказавшуюся ненастоящей. Диктор еще раз упомянул про динары, и у меня сложилось впечатление, что другой валюты в Англии нет.
Тихо клацнул дверной запор, и в квартире появилась Ксения. На ней не было лица.
– Я получила счет за электричество, – сказала она многозначительно.
– И что?
– Сумма указана не в рублях.
– В динарах?
– Ты уже осведомлен?
– Сам догадался. От Ванька я услышал только то, что в Австралии не зашкаливает.
– А я кое-что узнала, – Ксения разулась и прошла через комнату. – Варвара – воду. Холоднее. Ой, что это здесь?
Я сделал вид, что увлечен новостями.
– Не красней, – рассмеялась она. – Ничего страшного, но на будущее запомни: Антошка.
Ксения вымыла руки и, высушив их под тем же краном, откуда только что лилась вода, скомандовала:
– Варвара – пока.
– Так что ты выяснила? – Спросил я, желая побыстрее переменить тему.
– После того, как мы разбомбили Прибалтику… – отрешенно проговорила Ксения и вдруг умолкла. Мы некоторое время смотрели друг на друга, потом она вздохнула и продолжила. – После этого ее приняли в НАТО. Вскоре европейские страны окончательно объединились в Единую Европу. А еще через несколько лет Единая Европа начала войну с США, теперь она могла себе это позволить. Воевали ни за что иное, как за Россию.
– И кто победил? Ставлю на Европу.
– Не юродствуй.
– Надоело, – отмахнулся я.
Телевизор, о котором мы забыли, послушно выключился.
– Победила действительно Европа, если это можно назвать победой. Россию они все равно не получили, им теперь не до нас. Пока две империи колошматили друг друга, на окраинах кое-кто поднял голову и окреп.
– Кувейт, Ирак и прочие.
– Они озолотились на топливе и чистых продуктах. А когда война прекратилась, они пришли на руины и объявили их своей собственностью.
– Руины?!
– Нас это не коснулось. ООН лишила Россию вооруженных сил и необходимости занимать чью-то сторону.
– Теперь я понял. «У всех трещит» – это про счетчик Гейгера, что ли?
– Наверное.
– А Свободная Земля – это, стало быть, Америка. По ящику показывали рекламу, звали туда на поселение.
Читать бесплатно другие книги:
