Механика вечности Прошкин Евгений

– Нельзя, завтра четверг.

– Будем перемещаться по полдня назад до тех пор, пока раны не заживут.

– Хорошая идея. Ты делаешь успехи.

– Мы теперь знаем, с чего все началось. Мы сможем не откорректировать аварию, а вычеркнуть ее совсем, – сказав это, я внимательно посмотрел на Ксению.

– Правильно, – согласилась она.

– Мы предотвратим все это безобразие, не вмешиваясь в прошлое: просто не позволим нас арестовать там, в две тысячи шестом.

– Да-да, – ответила она невпопад.

– Ксения… я тебе не верю.

Она поняла сразу. Она не пыталась уйти от ответа, хотя могла бы, ведь я стал ее заложником – ее и проклятого дырокола.

– Немудрено, что ты догадался. Все пошло кувырком, ты и сам видишь. Никто не предполагал, что операция закончится так плачевно. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?

– Кто вы такие?

– Ты ведь в штабе служил, да Миша?

– Мы встретились не случайно.

– Разумеется. Ты помнишь, что означает гриф «три нуля»?

– Наивысшая степень секретности.

– Там, где я работаю, на документах ставят не три нуля, а четыре. Можешь представить, что это такое?

– С трудом. О вашей конторе не знает никто. В принципе, вас вообще нет.

– Нас не существует даже для президента. И ты требуешь, чтобы я тебе открылась.

Мы дошли до узкой улицы, застроенной панельными семиэтажными домами. Здесь было не так людно, и мы остановились отдышаться. Ксения протянула мне свою сигарету.

– Ты здорово придумал насчет вечной среды. В четверг нам соваться нежелательно, – сказала она, морщась от боли. Кровяная корка на ее щеке начала подсыхать. – Миша, мне требуется твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать?

– Хотя бы минимум информации, – сказал я. – Мне надоело быть безмозглой кеглей. Что мы собираемся делать, а главное – для чего?

– Нужно взять у Алены твой дырокол. Почему – тебе известно.

– А что же ты с самого начала?.. На кой черт мы лезли во все эти аварии? И… ты правда забрала у матери лекарство?

– Да. Я надеялась, что во всем виноваты мы. Так было бы лучше. А теперь придется отменить операцию. Пойдем, поищем, где можно отдохнуть. На стимуляторе долго не продержишься.

Гостиница, в которой мы ночевали в прошлый раз, находилась в двух шагах от перекрестка, но туда нам было нельзя. Там уже сняли номер другие Ксения и Миша. Он подыхал, а она его лечила. Завтра он поправится и втрескается в нее по уши. За ними начнут охотиться скучные мужички с задрипанными чемоданчиками. Завтра будет тяжелый день.

Мы сказали дежурной, чтобы нас разбудили в десять вечера. Нормальная просьба, если не считать того, что часы уже показывали половину девятого. Потом Ксения отошла в дальний угол и открыла в центре комнаты дыру. В темноте плоскость была почти не заметна.

Мы перебрались в блеклый полдень. Номер только что убрали после предыдущих постояльцев, и аромат чужих духов перемешался с удушливыми запахами моющих средств.

Ксения приняла душ и, натеревшись бесцветным гелем из своей аптечки, стала собирать уже знакомый стальной карандаш. Теперь он состоял из трех частей и был в полтора раз длиннее. Ксения показала, как с ним управляться и, скинув халат, легла на живот.

Пока она устраивалась на кровати, я успел мельком увидеть ее грудь. Второй размер, отметил я, и тут же устыдился: негоже это – переводить совершенство в номера и сантиметры. Скорее всего, Ксения была чуть помладше меня. После двадцати пяти фигура у женщин начинает портиться, но Ксения сохранила ту необычайную гибкость, которой обладают лишь совсем юные девушки. Она подтянула руки к голове и не заметила, как сбоку выглянула правая грудь – почти вся, до темно-коричневого полукружья, упиравшегося в накрахмаленную простынь. Сквозь тонкую блестящую ткань ее трусиков легко угадывались очертания того, что было под ними спрятано. Резинка чуть сбилась вниз, и за ней, между двумя сходящимися пригорками, показалась маленькая родинка. Не ее ли она обещала показать?

Как только я приблизил регенератор к ее коже, Ксения застонала и томно выгнулась. Рана затягивалась на глазах. Вскоре капельки засохшей крови осыпались, и на месте глубокой царапины осталось лишь розовое пятнышко. Минут через двадцать спина Ксении была в полном порядке.

– Спасибо. Лицом я сама займусь, давай теперь тебя.

Она поднялась с кровати, и я снова впился взглядом в ее тело. Ксения даже не собиралась прикрываться, только накинула гостиничный халат, но пояс завязывать не стала.

– Ложись, чего ты ждешь?

Уже не отдавая себе отчета, я взялся за края халата и развел их в стороны. Ксения не сопротивлялась. Она позволила себя поцеловать, потом мягко улыбнулась и сказала:

– Сначала обработаем ссадины.

Она уселась на мои ноги, и я почувствовал, какая она теплая.

– Будет щекотно, – предупредила Ксения.

Первое же прикосновение металлического карандаша заставило меня вскочить. Это был самый натуральный электрошок.

– Ты что делаешь? – Воскликнул я, уворачиваясь.

– Терпи, – Ксения придавила меня к матрасу и наступила на шею коленом.

Внезапно в комнате появился кто-то посторонний, и она сказала:

– Вы тут отдыхайте, а нам пора.

Голос принадлежал Ксении, но доносился откуда-то сбоку. Перед кроватью стояли двое: еще одна Ксения и еще один… я.

– Совсем не больно, – утешил меня я-второй. – Для твоей же пользы, так что не возникай.

– Все нормально? – Спросила Ксения, сидевшая на мне. – Одежду поменяйте, а то на беглых каторжников похожи.

Двойники прошли к выходу и пожелали нам хорошего отдыха. Кажется, Миша хотел меня о чем-то предупредить, но не решился.

Когда дверь за ними закрылась, Ксения продолжила экзекуцию и не слезала с меня до тех пор, пока я, измотанный до смерти, не замычал.

– Ну, все. Теперь… – она провела ладонью по моей щеке и засмеялась. – Выдохся?

Я не мог пошевелить и пальцем, какая уж там любовь! Ксения предвидела, что спать в одной постели со мной ей будет хлопотно, и намеренно измотала меня своим регенератором. Или это я такой немощный?

– Не волнуйся, форсированная терапия всегда тяжело переносится, просто я привыкла.

Ксения включила лампу над зеркалом и, взяв со стула свой пояс, извлекла из кармашка четвертый стержень. Я не представлял, как она выдержит такую боль.

– Мне еще надо с лицом поработать, а ты спи.

Нашла дурака, подумал я. Вот только отлежусь, малость приду в себя и…

Сквозь сон я почувствовал, что кровать прогнулась, и у меня отняли часть широкого одеяла. Мне было не до комфорта. Вокруг по двое бродили незнакомые люди, но стоило мне к ним приблизиться, как прохожие превращались в меня и Ксению. Парочки удивленно таращились и делали вид, что не слышат моих вопросов, а я так хотел их спросить, так хотел…

– Да? – Сказал женский голос. – Да, спасибо. Вставай, уже десять.

Ксения спрыгнула на пол и удалилась в ванную.

Мы спали вместе. Вот, черт! Мы лежали под одним одеялом, и я даже не… Или все-таки… Я отчаянно напрягал память, но не мог вспомнить ничего, кроме танка под раскидистым деревом. Откуда это? Ах, да, с обложки.

Плеск за дверью прекратился, и Ксения, тряся мокрыми волосами, вошла в комнату. Трусики, которые и так мало что скрывали, остались в ванной. Значит, все же…

Спохватившись, она убежала за халатом, а когда вернулась, на ее лице, восстановленном и, как прежде, прекрасном, сияла загадочная улыбка. Чтобы не остаться в долгу, я тоже улыбнулся – нежно и многозначительно. На всякий случай. Спрашивать о чем-то было бы верхом идиотизма, и я решил, что все прояснится само собой.

Мы снова вошли в дыру, за которой среда еще только начиналась. На полу валялись грязные джинсы, а на спинке стула висела кожаная куртка, такая же, как у Ксении. Кровать была занята двумя полуобнаженными телами: одно – мое – неэстетично развалилось на простыне, другое – Ксении – сидело верхом и гладило мне спину. Выглядела композиция чертовски привлекательно. Как я мог не запомнить самого главного?!

– Вы тут отдыхайте, а нам пора, – буднично произнесла Ксения.

Миша смотрел на нас, как на инопланетян, и я решил хоть как-то его успокоить.

– Совсем не больно. Для твоей же пользы, так что не возникай.

– Все нормально? Одежду поменяйте, а то на беглых каторжников похожи.

Пропуская Ксению вперед, я мимикой попытался предупредить Мишу, чтобы он не терялся и не был тюфяком, но до него, похоже, не дошло.

В цокольном этаже гостиницы располагался маленький магазинчик, в котором мы и переоделись. Поначалу нас приняли за панков, но когда мы стали вынимать из карманов деньги, нам тут же предложили кофе и угостили сигаретами. Продавец, не сводивший глаз с вороха купюр, не мог знать, что половина из них – «новые рубли». Фантики.

Мне пришлось сменить все, за исключением обуви. В новом наряде я смахивал на средней руки ковбоя: голубые джинсы, плотная клетчатая рубаха и рыжая жилетка. Продавец хотел «для ансамбля» всучить мне широкополую шляпу, но это было бы перебором. У Ксении кроме прочных армейских ботинок уцелела еще и куртка. Протертая в нескольких местах до естественного цвета кожи, она не выглядела испорченной, напротив, даже приобрела некоторый шарм. Ксения выбрала черные брюки и свитер цвета «кофе с молоком».

Через час мы были у Алены. Я вдавил кнопку звонка и держал ее, пока не надоело.

– Нет никого, – предположила Ксения.

– Сидим на кухне и торгуемся, кому открывать.

– Ну и кому?

– Мне.

Внутри зашуршали, и я поднес к глазку кукиш. Любимая Мишина шутка. Негромко лязгнул хорошо смазанный засов, и из-за двери вышел Михаил. Это был действительно он, только не тот, которого я ждал. Не Я.

– Где тезка? – Спросил я, нахально отталкивая Мишу-младшего вглубь прихожей. Уж мне-то известно, как можно и нужно с ним обращаться.

– Опять ты? Никуда от тебя не деться, – проговорил он раздраженно, но, присмотревшись к Ксении, застеснялся и утих. – Ты, вроде, рукописи повез.

– Сегодня что, понедельник? – Насторожился я.

– Среда, – уверенно ответила Ксения.

– Конечно, среда, – подтвердил Миша-младший.

– В издательстве я был позавчера, а сегодня мы с тобой поедем к Кнуту.

– На кой он нам сдался? Ты же его сам выгнал.

Желудку вдруг стало неуютно, и он зашевелился – в пределах, отпущенных ребрами. Я пока еще был не в состоянии осмыслить слова Михаила, но что-то подсознательное, забегая вперед, кричало: беда! Здесь, в две тысячи первом, события не имели права изменяться без моего ведома. Алена еще не заполучила машинку, она только-только тянется за ней и даже не знает, как та включается.

Однако дверь открыл не я, а Миша-младший, и все остальное уже не имело значения. История не согласилась с поправкой, которую я внес своим появлением в прошлом, она все переиначила, и какая теперь разница, в понедельник я был в «Реке», или в среду, куда на перекрестке свернул «ЗИЛ» и откуда в моей жизни появился приятель Костик.

– Что-то не так? – Догадалась Ксения.

– Все. Все не так.

Я вбежал в комнату. Алена сидела на диване с неприкуренной сигаретой в зубах.

– Кого ты там привел? Совсем совесть потерял? Со своими шалашовками сюда являешься!

– Машинку, – коротко сказал я и протянул руку.

Алена покосилась на ладонь и демонстративно отвернулась.

– Не знаю, что ты собираешься с ней делать, – проговорил я, присаживаясь рядом. – В любом случае у тебя ничего не выйдет. Это не так просто, как кажется, машинка – штука непредсказуемая. Заказываешь сто грамм икры, а получаешь тонну песка – и попробуй не съесть. Отдай, Алена. Все равно я ее заберу.

– Мефодий, я давно подозревала, что ты шизофреник. Тебе нужно лечиться.

– Ты не брала?

– Ты же с нее глаз не спускаешь! Спал с ней в обнимку. И зачем она мне нужна?

– Отвяжешься ты от нас или нет? – Миша-младший встал между мной и Аленой, недружелюбно сунув руки в карманы.

– Ну-у, без тебя бы мы не разобрались, – сказал я, отодвигая его в сторону. И, не сдержавшись, добавил. – Без твой храбрости нам кранты.

– Какой храбрости? – Опешил он.

– Ну как же! В ресторане у мексиканцев, не помнишь, что ли? Главное – вовремя смыться, правда, Мишаня? И плевать, что тот, кого ты бросил, – ты же сам.

– Да ты… заткнись ты, понял!

Я поднялся и несколько секунд смотрел в его снующие глаза. А когда его зрачки остановились против моих, я коротко размахнулся и двинул ему в челюсть. И испытал от этого настоящее удовольствие.

– Все, хватит комедию ломать, – заявила Ксения.

Она вплотную подошла к Алене и тихо, но достаточно внятно произнесла:

– Улитка, акция «гонец» отменяется. Пакет поступает в мое распоряжение.

– Сама ты улитка! – Разозлилась Алена. – Мефодий, вы с ней что, вместе колетесь?

– Сделай громче! – Вдруг крикнула Ксения.

Не дожидаясь, пока мы сообразим, чего она хочет, Ксения схватила пульт от телевизора и нажала на кнопку.

– …и массовые митинги, о которых сообщил наш корреспондент в Вильнюсе. Теперь о новостях из-за рубежа…

– Что они сказали? В Вильнюсе?

– Вы точно оба… совсем…

– Что в Вильнюсе? – Заорал я, хватая Мишу за рубашку.

– Давно уже… Ты как будто не проснулся! Не только там, вся Прибалтика с прошлого года…

Его прервал длинный звонок в дверь.

– Еще гости! – Взбеленилась Алена.

– Ну! С прошлого года! Дальше!

Ксения опустилась на диван возле Алены и потрясенно молвила:

– Она верна.

– Кто?

– Энтропийная теория.

– Отодвинься от меня, – зашипела Алена.

В дверь начали стучать. Нет, это не истеричная соседка барабанила кулачками – дверь выламывали. И выламывали, судя по треску, умеючи.

– Что «с прошлого года»?! – Требовал я от Миши-младшего, мотая его за плечи.

– Заваруха эта. С независимостью. Хотят отдельно жить. От нас, – промямлил он.

Ксения молниеносным движением скинула Алену на пол. Рука Алены оказалась вывернутой за спину, а кисть – заломленной. Ксения держала ее за мизинец легко и без всяких усилий, но та выла от боли.

– Дырокол сюда, – спокойно приказала Ксения. – Мы торопимся.

– Не-е-е… – заскулила Алена.

– С-сука! – Выдохнул Миша и ринулся к женщинам, но я его снова ударил. На этот раз я попал в ухо, и он, отлетев к столу, врезался в монитор.

– Все, все, Мишка, я поняла!

Дверь с грохотом упала на пол, и по ней тяжело пробежали чьи-то ботинки.

– Ксюша! Дыру!!

Ксения перекувырнулась через голову и растворилась в воздухе. Сзади раздался какой-то звук – передернули затвор? – и я, не разбираясь, рыбкой запрыгнул в ту точку, где только что исчезла Ксения.

Прежде, чем покинуть последнее место на Земле, считавшееся родным, я разобрал пару яростных реплик, брошенных странно знакомым голосом.

Приземляясь на чужой пыльный палас, я толкнул Ксению под колени, и она завалилась на меня.

– Вот так и лежите, – прохрипел кто-то. – Не вставайте.

Послышался металлический «клик-клак». Теперь уже я не сомневался: это был затвор.

Со стены на нас смотрела печальная кабанья морда. Рядом с ней висела большая фотография: крепкий мужчина в камуфляже держит за уши двух убитых зайцев.

– Шевельнетесь – пальну, – сипло предупредил незнакомец. – Тушками сдам, – добавил он и нетрезво заржал.

На вид ему было лет шестьдесят: безнадежно спившийся мужик, вся старость которого заполнена водкой и грезами о славном прошлом. Хозяин квартиры производил впечатление человека беззлобного, однако он был пьян, и это обстоятельство вкупе с карабином калибра 7,62 в дрожащих руках не сулило ничего хорошего. Рыло убиенного зверя со стеклянными глазами, давний снимок, увековечивший один из подвигов, и – возможность вновь стать героем.

– Я считала, что настоящие охотники уже перевелись, – уважительно заметила Ксения. – Сибирь там, или Африка – это другое дело. Но чтобы встретить родственную душу здесь, в Москве…

– Пой, птичка, – осклабился мужчина, усаживаясь на скрипучий стул. – Сейчас за вами приедут.

– Кто приедет, милиция?

– Городской патруль. К соседу на той неделе тоже вломились. Трое, с ножами. Прямо в ванной их и казнили, вот так-то.

– А почему в ванной?

– С плитки кровь легче отмывается.

– Куда нас занесло? – Спросил я у Ксении.

– Все туда же, в две тысячи шестой.

– Когда это кончится?

– Скоро уже, – заверил охотник. – По законам военного времени. А иначе с вами, барбосами, нельзя.

– Что же ты нас сразу не убил? В газете напечатали бы: «не растерялся». И харю твою пьяную на всю полосу.

– Мне слава без надобности.

– По законам военного времени, говоришь? А за ружьишко тебя не накажут? Обидно получится.

– Не стращай. Мы правила знаем: ствол пропилен, боек сточен.

– Что же ты, урод, затвором клацал? – Воскликнул я, поднимаясь с грязного пола.

Мужик осознал, что проговорился, и его лицо приобрело плаксивое выражение. Он даже не пытался нас задержать.

– Берите, сволочи, все берите, – захныкал он. – Грабьте старика!

– Завтра ограбим, когда проспишься.

Как только мы отошли от дома, рядом с ним затормозил открытый джип с четырьмя солдатами в голубых касках. Один остался за рулем, а трое вбежали в подъезд. Мы поспешили свернуть за соседний корпус.

В нормальном времени от Коньково до Перово можно было добраться минут за сорок, но теперь оно испарялось, превращаясь в другое время – военное. Так сказал охотник.

Метро по-прежнему не работало. На автобусной остановке отирались какие-то угрюмые люди, и мы присоединились к ним. Вскоре подошло и само транспортное средство – назвать автобусом ржавый сарай на колесах не поворачивался язык. «Лиаз» без единого целого стекла был полон. Его бока украшали непотребные рисунки, а двери и вовсе отсутствовали – пассажиры висели на ступеньках, рискуя сорваться.

Мы чудом втиснулись в салон и поехали. Как выяснилось позже, автобусы здесь были единственным общественным транспортом, и их маршруты пролегали вдоль веток метро. Соваться в центр мы не отважились, и сделали пересадку на Садовом кольце.

То, что я увидел из окна автобуса, было гораздо хуже, чем диктатура мистера Ричардсона. Большинство витрин оказалось заколочено высокими щитами, похожими на забор сельского куркуля, но толку от них не было. Тут и там юркие людишки, раздвигая болтавшиеся на одном гвозде доски, проникали внутрь. Из других калиток уже выглядывали осторожные мордочки, набившие добром мешки и коробки.

На всю Москву патрульных не хватало, поэтому они стерегли лишь особо важные объекты, в то время, как мелкие склады и лавчонки беззастенчиво грабились. Некоторые магазины охраняли сами хозяева или нанятые ими бойцы с цепями и дубинами. Между ними и мародерами постоянно вспыхивали короткие стремительные драки, в результате чего и тех, и других увозили в маленьких голубых грузовичках, а товары, оставшиеся без присмотра, немедленно растаскивались. Торопливо унося свои трофеи, люди спотыкались, разбивали о мостовую бутылки и электронику, а за прохудившимися пакетами с крупой тянулись длинные варварские шлейфы.

Когда мы с Ксенией вошли в квартиру, было уже темно. Я запер дверь, прикрыл форточки и сдвинул занавески. Перед глазами стояли серые лица, размалеванные автобусы и редкие двойни патрульных, шлявшиеся по одинаковым улицам.

– Кушать будешь? – Спросил я.

– Если хочешь, я что-нибудь приготовлю, – устало проговорила Ксения.

– Я сам. В прошлый раз у него было полно жратвы.

– У кого?

– У иуды.

Ксения не стала напоминать, что иуда – это Михаил Алексеевич. То есть я.

Полки на кухне были пусты, но меня это обрадовало. Может, в новой версии настоящего я уже нигде не служу? Не обираю харчевню бывшего лейтенанта, не внушаю страх бедолаге Одоевскому – просто живу. Не самое позорное занятие.

В холодильнике нашлось несколько яблок. Удивительно, как они сохранились. Все торговцы давно разъехались по своим колумбиям и коста-рикам, а их фрукты остались здесь.

– С тобой привыкаешь к здоровой пище, – засмеялась Ксения.

– Похоже, это мое единственное достоинство.

– Я ожидала худшего, – она аппетитно хрустнула яблоком и пояснила. – Человек берет чужие книжки и отправляется в прошлое, чтобы выдать их за свои. Как прикажешь к нему относиться? Мало того, он еще и непролазно глуп: верит, что случайно узнал о секретной операции, и что испытателя подбирает какой-то лаборант.

Наконец-то она заговорила. У меня скопилось столько вопросов, что я начал в них путаться.

– Давай по порядку. Сначала про рукописи.

– Странное у тебя представление о порядке. Ну, хорошо. В издательстве тебя ждали. Рукописи уничтожили сразу же, как только ты их принес. Эти книги должны выйти позже.

– И под другой фамилией, – добавил я.

– Не все. Мефодий передал тебе и свои романы тоже. Какие – не скажу, Ташкова я не читала. И давай с темой творчества закончим, есть вещи поважнее.

– Например, машинка, которая все-таки осталась у Алены. Ты знала о ней с самого начала, но забирать не торопилась.

– Ты так и не понял. Операция задумана для того, чтобы переправить дырокол из две тысячи двадцать шестого в две тысячи первый. Все остальное – пшик, дымовая завеса.

Я перестал жевать и положил надкусанное яблоко на стол. А что я, собственно, хотел услышать – сагу о борьбе добра и зла? Примерно так все и бывает: полтора часа стрельбы, а в конце шкатулка, и вместо сокровищ – старая пуговица. Кругом одно вранье.

– Но для чего весь этот маскарад? Не проще ли было тебе самой отдать Алене дырокол, выпить за встречу и спокойно вернуться в свое будущее?

– Он пробивает время в пределах двух десятилетий, – проговорила Ксения. – В этом и заключается вся сложность. Можно перенестись в прошлое, открыть оттуда дыру и вернуться, а дырокол оставить там. Но только не в нашем случае. Проект «четыре нуля» и Алену разделяют двадцать пять лет, одним прыжком их не покрыть. Кое-кем пришлось пожертвовать.

– Мефодием!

Ксения медленно кивнула.

– И тобой, Миша. Но теперь…

Не дослушав, я вскочил и в бешенстве заходил по кухне.

– Кто вы такие?! Кто вы такие, чтобы…

– Прогресс – это не обязательно очкарик в белом халате. Иногда он становится хищной тварью. Вспомни тот же Чернобыль.

– Вспомнить – чего?

– Атомная энергетика… – начала она, но осеклась. – Ты не помнишь Чернобыльскую АЭС?

– Про городишко слышал.

– Миша… – Ксения побелела. Такой я ее еще не видел. – Восемьдесят пятый год. Шесть тысяч погибших. И ты не в курсе?

– Что ты несешь?

– Да. Это то самое, чего я боялась, – пробормотала она.

– Можешь толком объяснить?

– Я тоже знаю далеко не все. Дырокол появился в две тысячи двадцать пятом году. По официальной версии его собрал неизвестный самородок, кустарь-одиночка. Это, конечно, ересь. Я уверена, что дырокол просто подбросили. Если целый институт бьется больше года и не может понять принципа его работы, то ясно, что он… не отсюда.

– По-моему, ты слишком трепетно относишься к электронике. Любая, самая хитрая штука – это провода, по которым бежит ток. Не более того.

– Эдисон разбирался и в проводах, и в токе, но что он мог знать о компьютерах? В общем, ученые долго мудрили и не придумали ничего лучше, как отправить дырокол в прошлое. Они хотели иметь не черный ящик, а чертежи и схемы. Еще сильнее этого желали военные. Им нужен был не один прибор, а несколько. Машина времени в единственном экземпляре бесполезна, никто не осмелится ее использовать.

– Выиграть время на исследования дырокола при помощи самого дырокола. Оригинально. Только если ваши специалисты оказались бессильны, чего вы ждали от ученых прошлого?

– Практики ничего не добились. Нужно было обращаться к теоретикам, тормошить фундаментальную науку, а это очень долго. Лабораторию, изучавшую прибор, преобразовали в Отдел «четыре нуля» с собственной службой безопасности и прочими прелестями. Все другие программы закрыли. Сотрудников вместе с семьями вывезли куда-то за город.

– А как вы нашли Мефодия? Нарочно искали никчемного придурка?