Долина кукол Сьюзанн Жаклин

– Я встречалась с Алленом полтора месяца и все это время думала, что он бедный мелкий страховой агент. Опять молчание в трубке.

– Тогда, черт возьми, значит, ты одна из этих фригидных баб?

– Думаю, что нет.

– Что еще за «думаю»?! Может, будешь уверять меня, что ты девственница? Алло, Анна, ты меня слышишь? Боже мой, бьюсь об заклад, что и впрямь девственница.

– Ты говоришь так, словно это какая-то болезнь.

– Да нет, конечно, но в двадцать лет большинство девушек уже не… Черт, я хочу сказать, раз ты позволяешь мужику подбивать под себя клинья, ты сама же хочешь, чтобы он тебя трахнул. И не можешь ждать.

– Значит, к Джино ты испытываешь такие же чувства?

– Ну, ясное дело. Я даже не влюблена в него пока. Но могу и влюбиться.

– Подожди, пусть пройдет время, – устало сказала Анна.

– Попробую завтра вечером. В «Мартинике» будет премьера.

– У тебя с ним назначено свидание?

– Нет еще. Позвоню ему завтра в контору и назначу.

– Элен, ну почему не подождать?

– Чего?

– Предоставь ему возможность позвонить самому.

– А что если я буду ждать, а он так и не позвонит?

– Но ты же не стала бы встречаться с ним, зная, что инициатива исходит только от тебя, правда? Ей было слышно в трубку, как Элен зевает.

– Почему бы и нет? Иногда приходится приучать мужика, чтобы он привык к тебе, неважно, хотел он тебя с самого начала или нет.

Анна понимала, что Джино не может не встречаться с Адель три вечера подряд. Но больше всего ей не хотелось, чтобы Элен унижалась.

– Элен, сделай мне одолжение. Не звони завтра Джино. Дай ему возможность позвонить тебе самому.

– А если не. позвонит?

– Может и не позвонить. Он может не звонить несколько дней… или даже неделю.

– «Неделю»! Ну нет, так долго я ждать не могу.

– Да, может, тебе и не придется. Но попробуй… не звонить хотя бы завтра. Возможно, Джино просто не может встречаться три дня подряд.

– Ну ладно, – вздохнула Элен. – Только все равно я считаю, что мой вариант лучше. Дам ему один день, чтобы позвонил мне сам. Вот только мне хотелось пойти на эту премьеру в «Мартинике».

– Разве тебе больше не с кем пойти?

– О-о, у меня всегда кто-нибудь да сыщется. Мой модельер пойдет или Бобби Иве, мой аккомпаниатор. Но они оба голубые. Вот в чем незадача: настоящих мужчин совсем не осталось. Гомиков – полно, а мужиков – нет. Терпеть не могу идти на премьеру с голубым. Все равно, что нацепить на себя плакат «Это все, что я сумела найти».

– А я всегда думала, что уж ты-то можешь выбрать себе любого, кого только пожелаешь.

– Так каждая думает, когда впервые попадает в Нью-Йорк. Да так оно и было в старые добрые времена, когда был сухой закон. Наверное, правильно сделали, что его отменили и спиртное разрешили продавать открыто, но те времена были восхитительны. Были шикарные места, такие как «Клуб Парк-авеню», «Ха-ха». Сейчас ночная жизнь уже не та. Эх, и любила же я те денечки. Вся разоденешься, в «Парк-казино» играл сам Эдди Дучин, все столики у эстрады были заняты гуляками из самого высшего света, завтракать ездили в Гарлем… В то время Тони ничего не стоило давать по пятьдесят долларов на чай. А сейчас, если мужик сунет тебе четвертак, чтобы ты сбегала в туалет и дала там на чай, он уже считает себя крупным транжирой. Боже, до чего я любила этого Тони! Вот кто был настоящий мужик!

– Я думала, что единственным, кого ты любила, был Фрэнки, как ты говорила.

– Так оно и есть. Тони был восхитителен: шикарный мужик в постели, но в душе сволочь. Фрэнки был хорошим и добрым и… – Элен вдруг разрыдалась. – Ах, – Анни, я действительно любила Фрэнки… честное слово… он был единственный, кого я любила. И вот он уже умер.

– Но, Элен, по крайней мере, один раз в жизни у тебя было настоящее чувство, – растерянно пробормотала Анна.

– Думаю, что да, – в голосе Элен послышалась удовлетворенность. – Думаю, мне повезло в жизни, что у меня был один мужчина, которого я любила по-настоящему. Есть женщины, которые проживут жизнь и ни разу не испытают ничего подобного.

– А Генри ты разве не любила?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну-у, ты была влюблена в Генри Бэллами, ведь так? – Анна почему-то почувствовала, что сболтнула лишнее.

– Это он тебе сказал? – холодно спросила Элен.

Анна была поражена тем, как невероятно резко изменилась интонация Элен. В мгновение ока их дружеская теплая доверительность улетучилась, словно ее и не бывало.

– Нет, я просто догадалась по тому, с какой теплотой он говорит о тебе, – ровно ответила Анна. Голова у нее раскалывалась от замешательства, путаницы в мыслях и усталости.

– Эй, подожди-ка минутку! Господи, да ты обидчивая. Конечно, я знала Генри давным-давно. Но почему люди не могут забыть об этом? Мы с ним спали, но это ничего не значило. Во всяком случае, для меня. Я никогда не цеплялась за него в этом смысле. Просто была молодая, а Генри был нужен мне для карьеры, и не было никого другого, с кем мне можно бы выйти, и… да ну, к черту, это давняя история. Я вообще иногда забываю, что у нас с ним что-то было. Но он по-прежнему ведет мои дела, поэтому, бога ради, не вздумай сказать ему об этом.

– Что ты, Элен. Зачем я стану ему говорить? Генри мне нравится. Я ни за что не сделаю ему больно. Слышно было, как Элен зевнула.

– Интересно, как-то, примерно год назад, мы с ним куда-то пошли вместе. Настроение у меня было паршивое, и, когда мы вернулись. Генри зашел ко мне. Ну и решили попробовать, вспомнить старое. Ничего не вышло! Я не смогла притвориться, а у Генри не получилось. Что ж, в конце концов, Генри не молодеет… ему уже за пятьдесят. Думаю, ему нужно здорово постараться, чтобы у него встал.

Анна едва сумела приглушить вырвавшийся у нее смущенный возглас.

– Но ведь Джино тоже за пятьдесят… – сказала она.

– Он итальянец, а у этих макаронников внутри настоящая кочегарка. В постели с итальяшками никто не сравнится. Ух, этот Джино! Не могу я ждать! Слушай, позвоню-ка я ему прямо сейчас и пожелаю спокойной ночи… пусть увидит меня во сне.

– Элен! Ни в коем случае! Сейчас четыре часа ночи. Ты разбудишь его.

– А вот и нет, потому что прямо сейчас совершенно неожиданно я подумала о нем. Знаешь, что это значит? Это значит, он тоже думает сейчас обо мне. Когда вот так неожиданно вдруг вспоминаешь о ком-то, это означает, что человек думает о тебе в эту минуту.

– Это не было неожиданно, – твердо сказала Анна.

Задушевный голос Элен вновь убедил ее в прочности их дружбы. – Вот уже почти битый час мы с тобой о чем только не говорим, в том числе и о Джино. Ты просто не должна ему сейчас звонить, Элен.

– Ну ладно, – пообещала ей Элен. – Послушаюсь тебя. Буду ждать, пока он не позвонит мне сам.

– Вот это правильно.

– О’кей, ангелочек, – голос у Элен был уже сонный. – Поболтаем завтра. Приятных тебе снов…

Прошло три дня, а Джино так и не позвонил. Элен с нажимом сообщала об этом Анне по несколько раз на дню. Звонила ей на работу, звонила, когда Анна переодевалась, идя на свидание с Алленом, звонила и в два часа ночи.

Нили тоже донимала ее, просила советов. Она собиралась ехать в Бруклин – ужинать в семье у Мэла. Она извлекла из шкафа весь свой гардероб, и Анне пришлось помогать ей в выборе одежды для такого случая. Нили, разумеется, считала, что для такого случая платье из ярко-красной тафты подходит как нельзя лучше. Ей просто хотелось лишний раз удостовериться. Она стала бурно спорить с Анной, когда та принялась настаивать на шерстяном коричневом платье.

– Да ты что, ему ведь уже два года.

Их спору, казалось, не будет конца. Все же Нили сдалась и ушла в коричневом платье, так и оставшись, однако, при своем мнении.

В конторе только и занимались что делами, связанными с постановкой шоу Эда Холсона на радио. Но Анну вдохновляла и приятно возбуждала вся эта суматошная деятельность вокруг нее. Она была поглощена своей работой; она была нужна Генри; она была нужна Элен и Нили; она совершала сейчас восхождение на свой Эверест, и свежий воздух был восхитителен, вселял в нее энергию и бодрость. Ничего, что в любое мгновение можно сорваться в бездонную пропасть, зато это была настоящая жизнь, а не просто прозябание, когда лишь наблюдаешь со стороны.

На четвертый день молчания Джино Элен заявила, что настала пора предпринимать какие-то действия.

– Послушай, мне плевать на то, как он занят, – кричала она в трубку. – Если мужик клеит тебя, то может он, по крайней мере, позвонить и сказать «Привет».

– Ну-у… возможно, я ошибалась. Я имею в виду… может быть, он к тебе безразличен, – осторожно начала Анна. У Аллена уже были билеты в театр. Было поздно, и ей хотелось успеть домой переодеться.

– Он клеил меня, я же чувствую, – упрямо твердила Элен. – Я ему сейчас позвоню.

– Элен, пожалуйста, не…

– Знаешь что! Прибереги свои советы для другой дурочки. Я послушалась тебя и осталась ни с чем.

– Но ведь ты же сама говорила, что, если ты ему небезразлична, он позвонит… – терпеливо увещевала ее Анна.

– Я все слишком затянула. Если бы позвонила ему раньше, то сейчас он уже привык бы ко мне. Бог ты мой! Всю жизнь со мной так. Всегда получаю пинки в задницу… – Она зарыдала, – Честное слово, Анна. Стоит мне с мужиком по-хорошему, как он тут же бросает меня. Я переживаю это сильнее любой женщины на свете. У меня ничего нет. Одна только работа, работа, работа – делаю всем деньги, а сама так одинока. Я думала, что нравлюсь Джино. Ты тоже так сказала в тот вечер в «Марокко». Ну почему он не позвонил мне, Анни?

Всем своим сердцем Анна потянулась к этой женщине. Она чувствовала себя ответственной: ведь это же она познакомила их. Джино поступает нехорошо, ни разу не позвонив. Ничего с ним не случилось бы, встреться он с нею хоть иногда. Он должен считать это за честь.

– Элен, подожди еще денечек… пожалуйста. В тот вечер после театра Анна предложила Аллену пойти в «Марокко». Джино, как обычно, восседал за своим столиком. Завидев их, он с присущей ему экспансивностью замахал обеими руками и настоял на том, чтобы они сели к нему. Адель вся сияла от счастья в своей новой норке, по-хозяйски держа Джино под руку. Анна вдруг сама поразилась тому, что она намеревается осуществить. Ведь она же совсем забыла, насколько красива Адель. К ним подсел Ронни Вульф. Адель заговорила о новом ночном клубе, открывающемся на следующий день. Джино с бурным энтузиазмом сразу же решил провести там вечер, пригласив Анну и Аллена.

Идти сегодня в «Марокко» было ошибкой. Ну зачем, спрашивается, она пришла сюда? Неужели надеялась на то» что увидев ее, Джино вспомнит об Элен? Глядя, как его рука ласкает плечо Адели, Анна подумала об Элен, ее располневшем лице и погрузневшей фигуре. Ей стало до боли жалко стареющую звезду.

– Пойдем, Анна, потанцуем с тобой. – Джино встал, возвышаясь над столом всем своим крупным телом. – Ни разу еще не танцевал с невестой своего сына.

– Он подмигнул Ронни Вульфу. – Нельзя упускать такую возможность.

Сделав круг по всей площадке и кивком поздоровавшись со всеми знакомыми, он тихо произнес:

– Слушай, Анна, ты должна оказать мне услугу. Помоги мне отделаться от этой дамочки Лоусон.

– Не понимаю… – Анна старалась, чтобы голос ее звучал как можно естественнее.

– Она звонила мне сегодня вечером. Хочет знать, когда мы с нею опять пойдем куда-нибудь. Представляешь, имела наглость спросить, не заболел ли я, раз не звоню ей.

– Но почему ты не позвонил ей? Я думала, она тебе нравится.

– Конечно, она хороший человек. Свой в доску парень. Мне нравилось быть с нею на людях. Умеет посмеяться, и сама с юмором. Я бы опять не прочь пойти с ней куда-нибудь, если бы это было все, чего она добивается.

– По-моему, говоря это, ты подразумеваешь нечто такое, чего на самом деле не существует, – невозмутимо проговорила Анна.

– Анна… – он понизил голос. – Не хотел говорить тебе этого, но ты должна знать, иначе просто не поймешь. После того, как в тот вечер мы отвезли домой сначала тебя, а потом Аллена, эта старая развратница… потрогала меня… за половые органы… и стала приглашать зайти к ней выпить. Я прикинулся, что ничего не понял. Черт, еле унес от нее ноги! – При этом воспоминании его всего передернуло.

– А по-моему, она… привлекательна, – неубедительно проговорила Анна.

– Ты так говоришь потому, что по возрасту она тебе в матери годится, а ты уважаешь старших «и уважаешь ее талант. Но послушай, Анна, для мужчины она не привлекательна. Конечно, когда она поет на сцене, про нее ничего плохого не скажешь… Но когда речь идет об увлечении… – он метнул взгляд на сидящую за столиком Адель. – —…тогда меня интересует только тело, которое я сжимаю в своих объятиях.

Дыхание у Анны участилось. Сама мысль о том, что Элен подвергается такому унижению, что ее целиком, полностью и бесповоротно отвергают, была невыносима. Пройдет немного времени, труппа уедет с этим шоу на гастроли с предварительными выступлениями, и Элен, возможно, забудет его. Но в данный момент на карту поставлена гордость Элен.

– Удивляюсь я тебе, Джино, – тихо сказала она. – Такой человек, как ты… человек, который создал целую финансовую империю… и .хочешь сказать, что можешь влюбиться в девушку только за ее миловидное личико? А ведь Элен Лоусон – живая легенда. Она такая личность, такая знаменитость, что ты должен гордиться, когда тебя видят с ней. Она – человек действительно крупного масштаба.

– Послушай, дорогая, ты все поняла не правильно. Кто и что говорит о любви? Думаешь, я влюблен вон в ту расфуфыренную девицу! Влюблен я был только раз – в мать Аллена. Это была настоящая леди. Но когда о любви начинает думать мужчина в моем возрасте, он просто ищет неприятностей на свою голову. Кому сейчас нужна любовь? Мне просто нужна девушка с хорошеньким личиком и классной фигуркой. И вовсе ни к чему, чтобы она была сообразительной или живой легендой. Нужно, чтобы она просто хорошо смотрелась и удовлетворяла меня. А то, что причитается с меня, я оплачу несколькими меховыми манто и побрякушками – пусть почувствует себя счастливой, – Он пожал плечами. – А чего мне нужно от Элен Лоусон? Она как разъяренный бык. Так что, Анна, окажи мне услугу, помоги избавиться от нее, иначе я буду вынужден оскорбить ее.

– Но ты поедешь в Нью-Хейвен на ее премьеру?

– В Нью-Хейвен?

– Джино… ты ведь сам предложил. Даже обещал.

– Нью-Хейвен. Черт, это ведь несколько часов поездом. Я, должно быть, здорово тогда накачался. Слушай, а ведь она не очень-то и хотела, чтобы мы туда ехали. Скажи ей, что я приеду в Филадельфию.

– Правда, приедешь?

– Нет, но ведь до этого еще очень долго. К тому времени я что-нибудь придумаю.

– Нет, Джино. Она моя подруга, и я не стану ее обманывать.

– Ладно, тогда сам ей скажу. Скажу, что она старая корова, и пусть оставит меня в покое.

– Если сделаешь это, я никогда тебе не прощу, – голос у Анны был тихий, но глаза потемнели от гнева.

– Анна, Анна. Чего ты от меня хочешь? Делать ей больно я не хочу, но и разыгрывать из себя влюбленного в нее мальчика-поклонника тоже не могу.

– Ты можешь поехать в Филадельфию на премьеру.

– А потом что? Это же только подбодрит ее.

– Я бы не стала относиться к этому серьезно. Ты очень привлекательный мужчина, но, по-моему вряд ли Элен станет рвать на себе волосы от того, что ты пренебрег ею. Дело просто в том, что познакомила вас я. И еще я считаю, когда даешь обещания, их нужно выполнять. Когда ее шоу пойдет на Бродвее, тебе придется выстоять длиннющую очередь к служебному входу, чтобы увидеть ее.

– О’кей, о’кей. Боже упаси, чтобы я обострял отношения с будущим членом моей семьи. Условимся с тобой так: я еду в Филадельфию – есть один ночной поезд, на котором можно будет вернуться в Нью-Йорк к утру, – но только если ты обещаешь до тех пор избавить меня от нее. Договорились?

– Хорошо, Джино, договорились.

С Элен пришлось гораздо труднее. Анна сочинила историю о том, что Джино сейчас слишком занят какой-то новой финансовой сделкой и не может встретиться с нею, но обязательно приедет на премьеру в Филадельфию.

– Что ты мне толкуешь, будто у него по горло дел с какой-то там финансовой сделкой, – вскричала Элен. – А я, по-твоему, чем занимаюсь, картошку, что ли, чищу?

– Но ведь ты же сама хотела, чтобы он поехал с тобой в Филадельфию, а не в Нью-Хейвен.

– Да, но только все это трепотня, насчет сделки. Знаешь, какой бы занятой я ни была, но, если мне кто нравится, я выберу время встретиться с ним.

– Ну, тогда забудь о Джино, – устало ответила Анна. – Не стоит он всех этих переживаний.

– Но мне же нужен мужчина… а у меня никого нет, Анни. – Она понизила голос. – Поэтому мне просто необходимо заполучить Джино.

– Элен, а может быть, Джино не нужна постоянная женщина?..

– Нет, точно нужна. Я раскопала о нем всю подноготную. Он сейчас с одной хористкой, здоровая такая девица, Адель, кажется.

– Ты знаешь об этом?

– Ясное дело, читаю в газетах. Но, слушай, он же встречался два раза со мной, а сам был еще с ней, ведь так? Поэтому ясно: к ней он особо не пылает. Я слыхала, он с нею уже почти полгода, но ты же видишь, он не предлагает ей оставить выступления, чтобы все время быть только с ним. Так что, я считаю, он уже вполне созрел, чтобы сменить партнершу. И ею стану я! Нам с ним обоим было так здорово те два вечера, что мы провели вместе. Я точно видела – он ко мне неравнодушен. Думаю, что он, может, немного боится того, что я такая знаменитость, что мое имя стало легендой, и всякой там дерьмовской ерунды. Позвоню-ка я ему прямо сейчас.

– Элен!

– Что еще, бога ради? Ну ответит «нет», и я не увижу его сегодня вечером. Ведь от того, что буду так сидеть сложа руки, он ко мне быстрее не приедет.

– Элен, он приедет в Филадельфию.

– А откуда я знаю, что это точно?

– Потому что мы с Адлером тоже едем. Обещаю тебе, он там будет.

– О’кей, – голос у Элен опять оживился. – Может, это и к лучшему. Ближайшие десять дней будут у меня адом кромешным. А после премьеры в Филадельфии закатят пышный банкет. Мы с Джино только отметим там по-быстрому, а потом сразу смоемся ко мне в люкс и трахнемся там. Ой, Анни, дай мне только затащить его в постель…

Вся неделя перед Днем старта, как Нили окрестила день премьеры в Нью-Хейвене, была сплошным и беспрерывным сумасшествием. В конторе шли бесчисленные истерические заседания по поводу постановки шоу Эда Холсона, то и дело приходили сценаристы. Элен звонила по несколько раз на дню, иногда просто поболтать, но чаще всего – пожаловаться на Джино. Он торчал в «Марокко» с Аделью три вечера подряд – их там видел модельер Элен. Как же тогда его финансовая сделка?

– Но, Элен… он же мог встретиться с нею только после одиннадцати. Возможно, они просто вместе выпили, и все.

– Чтобы быстренько выпить, я бы и сама с ним встретилась.

– Уверена, что он слишком высокого мнения о тебе, чтобы осмелиться предлагать тебе встречу вот так, наспех…

И вот посреди всей этой кутерьмы в полный рост встала фигура Аллена. Поскольку Элен временно перестала маячить между ними, в их отношениях восстановилась прежняя легкая непринужденность. Они сидели в «Аист-клубе», Анна небрежно помешивала деревянной палочкой у себя в шампанском, делая вид, что пригубливает его.

Внезапно Аллен спросил:

– Анна, сколько еще мы будем тянуть?

– Что ты имеешь в виду?

– Когда мы поженимся?

– Поженимся? – она повторила это слово совершенно бесцветным голосом.

– Ну, ведь это же было основной идеей.

– Но, Аллен… я думала, ты понимаешь. Я хочу сказать…

– Я сказал, что подожду. И я ждал. Целый месяц.

– Аллен, я не хочу выходить замуж.

В его глазах появилось странное выражение.

– Мне хотелось бы кое-что выяснить, – продолжал он. – Просто чтобы уяснить себе. Тебе неприятно замужество или… я сам?

– Ты же знаешь, что не неприятен мне. Я считаю тебя очень хорошим.

– О боже… – простонал он.

– Ну не могу же я сказать, что люблю тебя, если это не так, – жалобно сказала она.

– Скажи мне вот что. Любила ты вообще кого-нибудь?

– Нет, но…

– Ты считаешь, что способна вообще полюбить?

– Конечно!

– Но не меня?

Она опять помешала шампанское палочкой и, не в силах выдержать его взгляда, стала изучающе смотреть на поднимающиеся пузырьки.

– Анна, по-моему, ты боишься секса. На этот раз она посмотрела ему в глаза.

– Наверное, сейчас ты начнешь говорить, будто во мне что-то не проснулось… что ты все это изменишь.

– Именно так.

Она отпила шампанского, чтобы отвести глаза от его пытливого взгляда.

– Тебе, вероятно, уже говорили это раньше, – сказал он.

– Нет, я слышала такое в очень плохих фильмах.

– Диалоги часто кажутся банальными потому, что они реалистичны. Проще всего насмехаться над правдой.

– «Правдой»?

– Да, правдой, которая заключается в том, что ты боишься жизни… и боишься просто жить.

– Ты и впрямь так думаешь? Только потому, что я не рвусь за тебя замуж? – На ее лице мелькнуло подобие улыбки.

– А ты считаешь это нормальным:

– дожить до двадцати лет и все еще быть девственной?

– Девственность – не уродство.

– Ну, в Лоренсвилле, может быть, и нет. Но ведь ты же всегда уверяла меня, что не хочешь быть такой, как его обитатели. Поэтому, позволь-ка, приведу тебе некоторые факты. В двадцать лет большинство девушек уже не девственницы. К тому же большинство из них ложились в постель с парнями, по которым они отнюдь не сходили с ума. Их толкнуло на это элементарное любопытство и естественное половое влечение. Думаю, у тебя не было даже парня, с которым бы вы постоянно встречались и целовались вовсю. Откуда же ты знаешь, хорошо это или плохо, если ни разу не испытала этого. Разве ты никогда не испытывала никаких желаний, никаких чувств? Существует ли на свете хоть кто-то, с кем ты когда-нибудь была раскованной? Заключала ли кого-нибудь в свои объятия? Мужчину, женщину, ребенка? Анна, я должен достучаться до тебя. Я люблю тебя и не могу допустить, чтобы ты превратилась в очередную типичную новоанглийскую старую деву. – Он взял ее руки в свои. – Слушай… забудь на минуту обо мне. Разве нет никого, кто был бы тебе небезразличен? Иногда хочется встряхнуть тебя и посмотреть, можно ли пробудить в твоем сердце хоть какое-то чувство. Вот на этом самом лице с идеально правильными чертами. Разве минувший четверг был для тебя пустым, звуком?

– Четверг? – Она начала лихорадочно рыться в памяти.

– Это был День Благодарения [21], Анна. Мы отмечали его в «21». Господи, да можно ли тебя хоть чем-то пронять? Я надеялся, ты пригласишь меня домой в Лоренсвилл на День Благодарения. Хотел познакомиться с твоей матерью и тетей.

– Кому-то нужно было остаться в конторе в пятницу, а мисс Стейнберг уехала в Питтсбург навестить своих.

– А как же ты? Ведь ты – единственный ребенок в семье. Разве ты не близка со своей матерью? Что она думает о нас? Ты хоть отдаешь себе отчет, что ни разу не рассказывала мне о ней?

Анна опять поиграла палочкой. Вначале она писала раз в неделю. Но ответы, приходившие от матери, были вымученными и писались, скорее, по обязанности, поэтому Анна вскоре прекратила писать. Матери были решительно не интересны Нью-Йорк, Нили и Генри Бэллами.

– Я позвонила матери после того, как газеты растрезвонили о нашей помолвке.

– И что она сказала?

(«Ну что ж, Анна, очевидно, ты знаешь, что делаешь. В Лоренсвилле все знают об этом из бостонских газет. Я считаю, что в Нью-Йорке все мужчины стоят друг друга. Никому ничего не известно об их семьях и родственниках. Думаю, что он не родня тем Куперам из Плимута».) Анна слегка улыбнулась.

– Сказала, что я, наверное, знаю, что делаю. И как всегда, она была не права.

– Когда я познакомлюсь с ней?

– Не знаю, Аллен.

– Ты намерена работать у Генри Бэллами всю свою жизнь? Это предел твоих мечтаний?

– Нет…

– Чего же ты все-таки хочешь, Анна?

– Не знаю. Знаю только, чего я не хочу! Не хочу возвращаться в Лоренсвилл. Уж лучше умереть. – Ее всю передернуло. – Не хочу выходить замуж… пока не полюблю. А я очень хочу полюбить, Аллен, страстно хочу. И детей хочу. Девочку. Хочу любить ее… быть близкой к ней…

Он широко улыбнулся.

– Славная моя девчонка, никогда еще ты не раскрывалась передо мной до такой степени за все то время, что я тебя знаю. У нас будет дочурка – теперь никаких возражений. – Он осторожно поднес палец к ее губам, когда она попыталась было что-то сказать. – И эта дочурка будет учиться в лучших школах и вращаться в высшем свете. Да с твоей-то внешностью и с твоим воспитанием я соберу вокруг нас таких людей, которые будут достойны нас. Найму специального секретаря по связям с прессой, и мы чудесно обыграем твое происхождение и воспитание. Вот увидишь, у нас с тобой все будет по-другому. Ньюпорт, Палм-Бич [22] – и к черту Майами, к черту «Копу».

– Но я не люблю тебя, Аллен…

– Ты никого не любишь. Но я заметил искру в твоих глазах, когда ты говорила о том, что хочешь полюбить… хочешь иметь ребенка. Это – сокровенное, оно скрыто там, в самой глубине, оно только и ждет, чтобы выйти наружу. Ты принадлежишь к тому типу женщин, которые делаются неистовыми в постели, стоит им только отведать этого и войти во вкус.

– Аллен!

Он улыбнулся.

– Ладно, не отвергай того, чего ни разу не пробовала. Не люблю хвастаться, но опыт у меня есть. Я сумею разжечь тебя. В моих объятиях ты будешь просить еще и еще…

– И я еще должна выслушивать такое?!

– Хорошо. Ни слова больше. Не буду нажимать на тебя с женитьбой… до Рождества. Тогда и назначим число.

– Нет, Аллен…

– Я всегда добиваюсь чего хочу, Анна, а хочу я тебя. Хочу, чтобы ты любила меня, и ты полюбишь! А теперь – ни слова об этом до Рождества.

Все это было во вторник.

В среду весь состав «Небесного Хита» выехал в Нью-Хейвен готовиться к премьере, что была назначена на пятницу.

В четверг Генри Бэллами сказал:

– Да, кстати, Анна, завтра часовым поездом мы едем в Нью-Хейвен. Я забронировал тебе номер в отеле «Тафт».

– Мне?

– Разве тыле хочешь поехать? Мы с Лайоном должны организовывать премьеру, и я счел само собой разумеющимся, что тебе захочется там быть. В конце концов, Элен – твоя подруга, и ты в приятельских отношениях с крошкой О’Хара, которая тоже занята в шоу.

– С радостью поеду! Я ни разу не была на премьере.

– Ну, тогда пристегни привязной ремень, потому что премьера в Нью-Хейвене – это что-то исключительное.