Бумажный театр. Непроза Улицкая Людмила

– Вы голодные? В холодильнике сыр, колбаса, масло…

Зашумела вода, хлопнула дверца холодильника, Вера вошла в комнату с бутербродами. Целую кучу кривых толстых бутербродов настрогала. Серж смотрит из глубины комнаты насмешливо.

– Детка, забери свои бутерброды, я сам сделаю…

И вот они уже сидят за столом. Девочки скованны. Серж разглагольствует:

– Вы можете натрескаться на кухне капустой с кашей, это никого не волнует, но за столом женщины вашего типа вообще не едят. У них, понимаете, аппетита нет… Ну, ломтик сыра, глоток вина… кусочек пирожного… да, глоточек, щепотка, чуть-чуть… Но только самого лучшего… Сами посудите, ну? Могут ли такие изысканные женщины набивать рот селедкой с луком? Они созданы для любви… нет, для обожания! Вот так, Любочка, ты делаешь мне одолжение. Исключительно чтобы доставить мне удовольствие, ты съешь этот крохотный бутерброд. Лениво и без всякого удовольствия. И всё – только самое лучшее.

Он посмотрел на часы.

– До шести еще много времени, так что занимайтесь чуланом. О’кей?

…Как обезьянки лазают по стеллажам и антресолям чулана, спускают вниз старые лампы, связки книг, поломанную мебель. Пыль столбом. Они чихают, кашляют, восхищаются, немного играют…

– Смотри, Люб, коробка какая! Чего в ней?

– Открой да посмотри!

– Шляпа! Умереть можно! – Вынимает из футляра цилиндр.

– Цилиндр это! – догадывается Люба, надевает его.

Входит Серж.

– Ну, кто сегодня работает? Класс собрался! – И ушел.

– Вер, попозируй ты, а? – просит Люба.

– Твоя же очередь! – удивляется Вера.

– Ну прошу тебя!

– Ладно, – соглашается она.

…Сидит одна из сестричек на подиуме, с прямой спинкой, опершись рукой. Человек восемь учеников. Серж ходит между ними, склоняется над очкастой девушкой.

– Ксения, что ты делаешь? Ну что ты штрихуешь? Остановись, подумай немного, что ты хочешь сделать?

– Без рук! Вперед! – приказывает черно-густоволосый человек; из глубины маленького зала на него идут десятка полтора учеников. Присев на корточки, разведя колени и ступни, нелепым и странным ходом. Дверь открывается, появляются Вера и Люба в купальниках. Черноволосый резко оборачивается.

– В чем дело?

– Нас Серж прислал! – робко говорят сестры.

– Почему опоздали? – строго спрашивает он.

– Искали долго. Номеров-то нет, – оправдывается Люба.

– В задний ряд, быстро. Босиком, босиком! – уже не глядя в их сторону, говорит он. Девочки снимают носки и тапочки, ставят в угол. – Ничего сейчас не объясняю. Потом. Делайте как все, – бросает руководитель.

Девочки становятся в последний ряд и пытаются подключиться к этому странному занятию.

– С руками! – командует руководитель. Ученики добавляют к своему странному ходу не менее странные движения руками.

У девочек ничего не получается, все слишком сложно.

– Коврик, – командует руководитель; все расстилают коврики и ложатся. – Кленовый листок!

Девочки жмутся к стенке, ковриков у них нет. А ученики, подняв ноги, описывают ступнями немыслимые зигзаги… И всё это в темпе сильном, быстро меняющемся.

Руководитель меняет кассету и снова… и снова… Все в мыле. Он сам вытирает пот со лба.

– Маша, Гуля, Витя, Саша, – командует он, – номер седьмой!

Все мгновенно разбегаются к стенам, четверо остаются в центре. Пластическая композиция большой сложности, непривычная глазу.

– Закончили, – прерывает руководитель. – Новенькие, на середину! Друг к другу спиной! – приказывает девочкам. – Сейчас вы услышите музыку, минуту слушаете, потом по моему сигналу включаетесь. Сами будете делать то, что в музыке услышите. – Поднял палец, улыбнулся. – Чувствуйте себя свободно, здесь все свои. Просто подвигайтесь! Друг к другу спиной!

Грохнула музыка. Девочки стоят, прислонившись друг к другу спиной. Руководитель махнул рукой:

– Пошли!

Сначала робко, потом смелей, начали они танцевать. Стояли они спинами, друг друга не видели, но движения их были синхронны.

– Дают! – сказал кто-то из учеников. Руководитель махнул рукой. Все замолчали. Когда музыка кончилась, он поднял большой палец.

…Девочки лежат в своей постели, разговаривают:

– Ни рукой, ни ногой… я не могу. Люб, мы с девяти до девяти, хуже, чем на заводе.

– Ну хорошо. Что ты предлагаешь? Что?

– Ну, можем сказать, что мы так не можем. Не согласны.

– Вер, но мы-то не больше его работаем. Ты посмотри, он сам-то с утра до ночи, с утра до ночи, и ночью работает. И когда спит?

– Это его дело. Он на себя работает. Как думаешь, сколько он получает?

– Не знаю. Наверное, много. Рублей тысячу или пятьсот.

– А сколько ему лет, как думаешь?

– Не совсем еще старый, лет сорок или шестьдесят.

– Дура ты!

Совсем почти заснули девочки, но, хоть глаза закрываются, губы еще двигаются.

– У тебя, он сказал, колени, как Тинторетто писал… он сказал…

– А кто это?

– Художник старинный, в альбоме у него, он показывал.

– А как писал? В смысле, что хорошие?

– Наверное…

– Устала, тёка сита… – закрыла глаза Вера и поцеловала Любу в плечо.

– Кукуля, – отозвалась Люба.

…Вера гладит мужскую рубашку. Люба чистит картошку. Входит Серж:

– Спасибо, девочки. Любочка, порежь соломкой, и всё. Спасибо. Вы мне больше сегодня не нужны.

Девочки переглядываются. Одна кивает другой, спрашивает:

– Серж, нам надо ремонт в комнате сделать.

– Ремонт? Уже ремонт захотелось? Быстро вы! – усмехается он.

– Мы хотим, чтоб красиво, – говорит Вера.

– Как у вас, – подтверждает Люба.

Серж становится серьезным. Чешет лоб, трет щеку – такие у него знаки работы мысли…

– Любочки, у вас очень красивая комната. Строго говоря, её можно красиво сделать. Но понимаете, у вас такой хлам… – задумчиво говорит он.

– У нас ничего нет, кроме кровати и швейной машинки, – поправляет его Вера.

– Мы всё выбросили. Давно, – добавляет Люба.

Серж смотрит на них, качает головой.

– Ей-богу, вы мне нравитесь! Правда всё выбросили?

Они кивнули.

– Да.

– Ну а как же отец, родственники? – поинтересовался он.

– Наплевать! – пожала плечами Люба.

– Да он бывает-то у нас раз в год! – сказала Вера.

Серж уже что-то соображает.

– Слушай, Люб, а у вас, кажется, панели сохранились?

– Ну, такие штуки на стенах? Да, – отвечает Люба.

– Помогу, – соглашается Серж, – только обои не покупайте. Покрасим. А панели я, может, распишу… Прыткие вы девочки, вот что я скажу!

Вера сложила рубашку.

– Ну, мы пошли.

– Идите. Завтра к двенадцати, возможно, будет большая съемка. Придет мой приятель, хочу продать вас в рекламу. Чтобы были в полном порядке.

– А что надеть? – спросила Вера.

– Наверное, те синие блузки… И захватите с собой черные платья. На всякий случай…

…Поздний вечер. Девочки возвращаются домой. Идут через проходной двор мимо помойки. Видят старую выброшенную мебель.

– Люба, кресло-то старинное, как у Сержа, смотри-ка, – говорит Вера. – Возьмем, что ли?

– Нет, у него какие-то другие, – возражает Люба.

– Возьмем, – предлагает Вера.

– Больно старое. Чинить надо.

Тащат через двор громоздкое псевдовольтеровское кресло, временами присаживаясь на него. Втаскивают в парадное…

Из парадного выходит соседка – гулять с собачкой.

– Здрасьте, тетя Лида! – здороваются девочки.

Соседка смотрит на них с удивлением:

– Девчонки, да вы что? То всё выбрасываете на помойку, то с помойки в дом тащите?

Девочки смотрят друг на друга, начинают хохотать.

– Ох, посмотрела бы на вас мать! – пожимает плечами соседка.

…Девочки одеты, накрашены, собраны. Сидят. Молчат. Говорит Серж:

– Имейте в виду: сдаю вас напрокат. На раз. Вижу в глазах вопрос. Отвечаю: получите десятку за съемку, вне зависимости от того, пойдет работа или нет.

Девочки молчат. Вид несколько обиженный.

– Мы недовольны? Всё справедливо, мышки. Нет никакой уверенности, что вы вообще подойдете для рекламы, а пробы стоят денег. – Он хлопает в ладони. – Любочки! Что случилось? Выражение лица может быть надменным, но ни в коем случае не кислым!

Фыркнула машина под окном. Этаж полуподвальный, машина остановилась рядом.

– Приехал. Человек он профессиональный, фотограф. Искусством не интересуется. Деловой, – сказал Серж и пошел открывать.

Вошел толстый светловолосый человек, с аппаратурой, с кофром, бросил:

– Привет!

Вышел. Потом принес ящик с какими-то продуктами, банками-склянками.

Серж свистнул.

– Отуда?

– Из лесу, вестимо. Роскооперация, – сбросил ящик, сел на стул. Посмотрел на девочек внимательным глазом, сказал: – А вы мне не очень-то подходите, девчата. Серж! Мне бы какую-нибудь телку килограмм на девяносто! Внешпосылторг заказчик. Мед, брусника, грибки сушеные, грибки соленые…

– Ты совсем без фантазии, Вадик. Не понимаю, как ты свой миллион делаешь? – удивился Серж. – А девушки – голубушки. Душеньки-подруженьки! Ты что? Трогательная девчушка в платочке…

– Ну, тогда уж совсем наив… – согласился Вадим.

Серж притащил деревянную ложку. Повязал девочкам платочки. Одной – красный, другой – белый. Поправил грим, и пошла работа.

– Никаких улыбок! – крикнул Серж на Любочку. – Убью! Застрелю! Зарэжу! Смотри в миски, на грибы смотри!

Щёлк! Щёлк! Щёлк!

…Ушли девочки, стоят натюрморты из банок, грибов, орехов. Серж и Вадим пьют коньяк.

– Ну хорошо, а что Внешпосылторг? – спрашивает Серж.

– Я сворачиваю, Серж. Дженнифер меня вполне устраивает. Я говорил тебе, бумаги подали, – отозвался Вадим.

– Ах, вот как? Я не знал, – слегка удивился Серж. – Молодец.

– Да что молодец? Риска нет. Никакого. Слушай, а славные у тебя девчушки. Не поделишься? – поинтересовался Вадим.

– Тебе которую? – уточнил Серж.

– Да они ж одинаковые. Любую, – рассмеялся Вадим, – которая с краю.

– Чего я в тебе не одобряю, Вадик, это отсутствия фантазии. Я бы на твоем месте подписался сразу на двух. Пикантно, по крайней мере.

– Ладно, разберусь. Так как, даешь?

– Нет. Я с ними работаю.

– Понятно. А кстати, не собираешься отдать должок? – как бы невзначай поинтересовался Вадим.

– А, ты так ставишь вопрос! Грамотно! – Серж качает головой. – Чёрт с тобой. В субботу поведешь куда-нибудь. В хорошее место, сам выберешь.

– С удовольствием, сэр, – согласился Вадим.

– Ты прост, Вадик. – Серж поднял рюмку, выпил.

– Да, – охотно согласился Вадим. – Я человек простой. Как грабли.

…Бедра Веры обмотаны тканью полосато-цветочного рисунка. Там, где кончается рисунок, по голой коже спины и груди Серж наносит кисточный узор, поднимающийся к соскам и вползающий в плечи.

– Там, где подсохло, – обращается он к Любе, – ты пройди масляным тампоном. Ткань-то шелковая, а кожа совсем не блестит. Подфактурить надо.

Люба касается тампоном Вериной груди.

С улицы слышен крик:

– Женя! Ты идешь? Жень!

Серж подходит к окну, поднимает занавеску и говорит Любе:

– Пойди-ка сюда!

Из противоположного подъезда выходит мальчик с сеттером. Худой, рыжеволосый, лет шестнадцати, с тонким лицом. Его ждет приятель с овчаркой.

– Видишь? Я хочу, чтобы ты с ним познакомилась и пригласила ко мне в гости. К дяде в гости…

– Он здесь живет? – спросила Люба.

– Да, каждое утро и каждый вечер гуляет с собакой в том скверике на углу. Я его порисовать хочу… – объясняет Серж.

– Хорошо, – равнодушно соглашается Люба.

Вера подходит к окну, любопытствует.

– Да мы его здесь сто раз видели.

– Ну, тем лучше, – отзывается Серж. – Интересное лицо. Но как-то неудобно мне на улице подходить…

– …Нет, мы не здесь живем. Здесь дядя наш. У него там мастерская. Мы ему помогаем, – объясняет Люба рыжеволосому мальчику, стоящему возле двери Сержа. Мальчик с другом. Люба нажимает на звонок.

– А удобно, что мы к вашему дяде такой компанией завалимся? – спрашивает приятель.

– Конечно удобно, – уверяет Люба мальчиков, – он человек гостеприимный. – И жеманно улыбается.

– Сварит кофе и поставит хорошую музыку, – обещает Вера.

– А какая у него музыка? Какие группы? – оживляется рыженький.

– Да какие группы! У него целый шкаф специальный пластинок, американских и всяких там… – хвастает Вера с выражением полной причастности к этому богатству.

Дверь открывается, предстает Серж в стёганом шелковом халате.

– О, какие люди! – неопределенно приветствует Серж. – Проходите.

В комнате Серж обращается к рыженькому:

– А вы хозяин моего знакомого сеттера, не так ли?

– Да, мой… – кивает мальчик.

– Старенький уже, но собачка хорошая, хорошая, – улыбается Серж, – и ваше лицо мне знакомо.

– Так я же в доме напротив живу, – объясняет мальчик.

– О нет, совершенно иным образом, – улыбается Серж и, изогнувшись, снимает с полки большой альбом, раскрывает его на середине и показывает длиннолицего ангела с музыкальным инструментом, напоминающим саксофон. – Большое сходство…

Все склонились над альбомом, а Серж включил свой изумительный джаз и вытащил ручную мельницу.

– Да вы садитесь, садитесь. Любочки, сейчас я сварю вам кофе. Этот инструмент, – указал пальцем на ангельскую трубу, – больше всего похож на саксофон, не правда ли? Мне это представляется более чем естественным. Истинный ангельский голос, конечно же, не трубный, а именно саксофонный, с этим изумительным оттенком, который дает металл инструмента в сочетании с деревом мундштука.

Этот старик Сакс был гений, гений…

Рыженький таращил на Сержа прозрачные глаза. Он почти забыл про милую девочку, которая так неожиданно возникла, смотрел по сторонам, восхищался. А Серж ставил на стол кофе, и коньяк, и металлические затейливые рюмочки… Фыркнула машина под окном – Верочка тихо скользнула к выходу. Вадим за ней заехал.

В кресле патриархом сидит Серж, подливая коньяк и подбадривая хилое веселье. Рыженький Женя танцует с Любочкой что-то блюзовое, томительное, вприжимку и чуть покачиваясь. Приятель его засыпает в кресле. Серж встал в дверном проеме и отозвал Любу:

– Детка, забери того парня и уходи. Поняла?

Люба кивает.

…И вот Люба с пьяным кавалером уже идет по переулку. Он держит ее за руку и просит, чуть не плача:

– Я тебя прошу, понимаешь… Ты будешь моя девушка. Мы так договорились. Только позвоню. Только ты не уходи. Мы так договорились: в зеленом – Женькина, в синем – моя. Ты моя девушка. Я только позвоню, извини, мне надо домой позвонить… Понимаешь…

Он пытается одновременно открыть тугую дверь телефонной будки и удержать около себя Любочку. Люба захлопывает дверь, вырывается и бежит по переулку. Парень вываливается из будки и бросает ей вдогонку:

– Эй, погоди! Я прошу тебя, не уходи…

…Серж держит рыженького за плечи. Оба склонились над унитазом. Женю рвёт. Серж его утешает:

– Ничего, ничего, всё нормально… Сейчас умоешься, примешь душ, через пятнадцать минут будешь в полном порядке.

– А где она? Куда она? Вера была… – бормочет мальчик.

– У тебя чисто арийское строение головы, – говорит Серж Жене. Он умывает его, в зеркале отражаются крупная черно-седая голова Сержа и рыжая, продолговатая – Женина. Серж положил на плечо юноши руку – с нежностью, превышающей чисто дружеское участие. Прижал к себе.

– Здорово заметно, что мы выпили? – слегка шарахнулся Женя.

– Ерунда. Примешь душ, и всё будет о’кей. – Серж помогает Жене расстегнуть пуговицы на рубашке.

…Дома у девочек – пошивочная мастерская. Лоскуты на полу, ткани разложены на газетах. На кровати лежат два одинаковых вечерних платья и одно легкое пальто. На полу сидит Люба, в руках ее – журнал “Линеа Италиана”.

– Мы могли бы эти плечи сделать… напрасно он сказал, чтоб японку делали, – заметила Люба, разглядывая картинку.

– Да здесь лекал-то нет. Мы и так еле успеваем, – подшивая подкладку пальто, отвечает Вера. – Ну надо же, чтоб из мебельной ткани, а вышло первый класс!

– Гениальный мужик потому что… – задумчиво говорит Люба.

– Вкус потрясающий, – соглашается Вера.

– Сказал, экзамен. Как ты думаешь, кто-нибудь будет? – спросила Люба сестру.

– Не знаю, Люб. Мне кажется, там будет прием, много народу и танцы.

– Нет, если бы танцы, он бы велел другие платья шить. В таких не потанцуешь. Узенькие больно.

– А давай разрез подымем, – предложила Вера.

– Так это до самой жопы надо, – сказала Люба.

– Нет уж, оставь, как велел. Между прочим, женщины либерти не задирают ноги! – заключила Вера.

– Олег сказал, что наш танец – танго, – подтвердила Люба.

Вскочила и, напевая танго, обхватила сестру, и они стройненько прошлись по комнате в самом изысканном, салонном танго…

…Они вошли в ресторан втроём: Вера, Люба и Серж. Все головы повернулись в их сторону. Таких элегантных девушек здесь не часто видят. Прошли в кабинет. Навстречу поднялся Вадим. Приём, как оказалось, был небольшой, но по-купечески богатый.

Стол заставлен закусками, всё сверкает.

– Добрый вечер, – почтительно сказал Вадим, целуя девочкам руки.

– Мы с вами уже встречались, – светски улыбнулась Люба.

– И даже вместе работали, – добавила Вера.

Серж гордо улыбнулся.

…Люба сидит на кровати, злая, сгорбленная. Вера носится по комнате полуодетая и тараторит:

– Любочка, не обижайся, ну прошу тебя! Я сначала хотела тебе позвонить, ну ты же знаешь, как Лидка злится, когда звонки поздние. Конец света! Ты себе не представляешь! Это вообще другая жизнь, всё-всё другое! Кукуля сита! На полу ковер вот такой толстый. А музыка – обалдеть! А Вадим как с королевой со мной. По лестнице на руках внес. Вот честное слово! Не веришь? А потом… это вообще не передать. У нас такого еще не было…

– Ты что, к нему уходишь? Дома жить не будешь? Да? – тихо спросила Люба.

– Я бы ушла, если б позвал, – весело отвечает Вера.

– А я как же? – спрашивает Люба, – Я что, здесь останусь? Да?

– Любочка! Я же на дачу с ним, на пару дней только. На несколько. Мы же теперь принцессы! Принцессы! – трещит Вера. – Люб, а поесть ничего нет?

– На кухне каша на сковородке, – сухо говорит Люба. – Он что, и не покормил тебя?