Семь дней до Мегиддо Лукьяненко Сергей
– В пижаме? – застегивая кобуру, спросил я.
– Какая разница? – искренне удивилась Наська.
Я махнул рукой. Допил воду, застегнул на руке часы.
– Пошли.
У дверей я набросил чистую ветровку, в которой обычно ходил искать кристаллы, – вторая до сих пор не высохла. Наська замешкалась, обуваясь в сандалии. Хорошо хоть, не мои; видимо, ей купили вместе с платьем. Я подумал, не дать ли куколке какое-нибудь оружие, хоть бы и явару. Но с ней надо уметь работать. Может, дубинку? У меня была обычная резиновая дубинка. Потом представил, как это будет выглядеть, и решил, что не стоит.
Девочка в пижаме, идущая по ночной Москве, и без того вызывает желание позвонить в полицию. А уж с дубинкой…
Мы спустились по лестнице, так было быстрее. Консьерж не спал, читал, позевывая, книжку. Наську он вчера видел выходящей с родителями, но наше ночное появление его удивило. Он даже открыл рот, собираясь что-то спросить.
– Спи… – добродушно сказала Наська, проходя мимо.
Консьерж откинулся в кресле, запрокинул голову.
– И это не телепатия? – возмутился я.
– Ничуть. Телепатия – это мысли читать!
Спорить я не стал. Мы вышли на улицу – и я тут же заметил припаркованную через дорогу машину. Серенький скучный седан, на передних сиденьях двое, двигатель заглушен.
Ага!
Не оставила меня родная полиция без присмотра.
Я быстро перешел дорогу, почти волоча за собой Наську, и постучал костяшками пальцев в окно. Внутри, как оказалось, сидели мужчина и женщина. Мужчина за рулем, женщина рядом. Оба мрачные. У женщины на коленках лежал букет цветов, от которых она безжалостно отщипывала лепестки.
Как-то странно для наружного наблюдения, нет?
– Отвезите нас к Гнезду, – сказал я. – Быстро!
– К-какому Гнезду? – удивился мужчина. Был он довольно вальяжный, в очках (обычных, не зеркалках), выглядел получше своего автомобиля… хотя любой частный автомобиль нынче роскошь.
– В Гнездниковском! В бывшем Минкульте!
– С какой стати? – почему-то возмутился мужчина. – Я вам что, такси?
– Отвези их, Влад, – устало сказала женщина. – Видишь, у молодежи проблемы какие-то…
Мужчина смирился, щелкнул кнопкой, разблокировав двери, запустил мотор. Мы уселись позади.
Водитель ничего спрашивать больше не стал. Вырулил из переулка.
Минут пять-шесть мы на этом точно сэкономим.
– А вы потом позвоните Лихачеву, – велел я женщине. – Скажите: что-то странное происходит.
– Это уж я поняла, что странное, – сказала женщина с иронией. – Но о каком Лихачеве вы говорите?
– О полковнике! Из отдела «Экс»!
– Да с чего вы решили, что она его знает? – буркнул мужчина.
– Вы же тут нас ждете? – спросил я. – То есть караулите?
Женщина коротко рассмеялась.
– Он вас не ждет, он со мной ссорится.
– Я с тобой не ссорюсь! – рявкнул мужчина.
– А кто тогда ссорится?
– Ты! – с болью в голосе сказал мужчина.
До меня наконец-то дошло, что это было никакое не внешнее наблюдение, которое я себе напридумывал. Не удостоился я такой чести.
Обычная пара после гостей или ресторана выясняла отношения.
– Тут налево, – сказала Наська.
– Знаю! – ответил мужчина. – А тебе спать не пора? Второй час ночи! И почему ты в пижаме, девочка?
– Потому что ночь и спать пора, – огрызнулась она.
Мужчина заткнулся. Женщина нервно засмеялась. Спросила:
– Милая, твоему брату помощь не нужна?
– Он не мой брат, он парень моей сестры, – ответила Наська. – Нет, спасибо.
Мы доехали. И, к счастью, дальнейших предложений помощи не последовало, хотя парочка явно была заинтригована.
Я даже подумал, что сейчас у них появился шанс помириться.
– Спасибо, – вежливо сказала Наська, когда мы выскочили из машины. Я только махнул рукой.
Что ж, у моего дома никакой доблестной кавалерии не оказалось. Но оставался полицейский пост напротив Гнезда. Вот они пусть и вызывают полковника, у них либо есть рации, либо в будочку кинули телефонный провод.
Никаких сомнений в том, что помощь нужна, у меня не оставалось. Гнездо не просто тревожно пело, оно вопило вовсю.
Если днем его голос походил на ласковый морской прибой, то сейчас это был грохот надвигающегося шторма.
Но едва я увидел пластиковую будку, то понял, что помощи мы тут не получим.
С виду она была совершенно цела. Но камера на крыше смята – так я мог бы смять пальцами спичечный коробок.
А сама будка напоминала стакан блендера, в котором перемололи горсть клубники.
Там горел слабый свет – то ли лампочка, то ли фонарик. И медленно стекали по стенам багровые струйки, перемешанные с какими-то ошметками и клочками формы. К одной стене прилипли разбитые поисковые очки, выпачканные в чем-то красно-сером.
Я отвернулся.
Ну надо же. Крепкие у меня нервы. Меня опять не стошнило!
Наська стояла рядом, глядя на будку.
Я вспомнил лица полицейских, которых видел вчера внутри. Один был старше, другой моложе, а больше я и не запомнил ничего. Только эти очки дурацкие…
Меня вывернуло.
Я проблевался пиццей и горькой водкой.
Постоял, упершись руками в колени.
Кто-то недавно прошел мимо будки, раздавил камеру и перемолол в фарш двух здоровых вооруженных мужиков!
– Наська, не смотри. Идем за помощью, – сказал я, выпрямляясь.
Ее уже не было рядом. Маленькая фигурка стремительно неслась к Гнезду.
– Дура… – выдохнул я. – Дура, дура, дура!
Но я был не меньший дурак и поэтому побежал следом.
Глава восьмая
Гнездо словно с ума сошло.
Я чувствовал приливы энергии, проносящиеся по зданиям, выхлестывающие на улицу, в паутинные туннели, отражающиеся обратно и с грохотом бьющиеся меж стен.
Ну вот опять я пытаюсь объяснить то, чему нет подходящих слов.
Какая энергия? Какой грохот?
В этом мелком, но помпезном министерстве, куда Измененные стащили сто тысяч миллионов ковров, одеял и подушек, вообще все звуки умирали. Даже лампочки тут светили вполсилы, и душная московская весна уступала место влажной стылости.
Но я чувствовал себя в эпицентре шторма. Щепкой, угодившей в водоворот…
Куском беззащитной плоти, брошенным в блендер.
– Дарина! – закричал я, не таясь. – Наська!
Жницы в фойе не оказалось, и куколка уже куда-то умчалась, вокруг вообще никого не было.
Только ощущение опасности и ужаса.
Бежать по коврам и подушкам было неудобно, я дважды споткнулся, кинулся вверх по лестнице… и остановился.
Нет. Не туда.
Направо.
Вниз.
Тряпки и прочая рухлядь почти пропали, остался только выцветший ковер, лежавший тут и до Перемены, прижатый к ступенькам потемневшими медными прутьями.
Я чувствовал, что выбрал правильное направление.
Голос Гнезда звал меня за собой.
Я пробежал длинным коридором, поднялся по другой лестнице. Я уже совсем запутался в этих переходах, не понимал, где именно нахожусь. Но шел правильно.
– Дарина! – крикнул я, вбегая в большой зал. Сдвинутые к стенам запыленные стулья, над ними портреты русских композиторов, на паркетном полу неизменные ковры и подушки, огромная пыльная люстра под лепным потолком, где мужественно боролись с тьмой две-три лампочки, небольшая сцена, а рядом с ней совершенно неожиданная, широкая бронированная дверь.
Возле сцены стояла Наська. Смотрела на металлическую двустворчатую дверь. Та выглядела чужеродной, куда неуместнее завала подушек или хлопьев паутины на люстре. Синевато-серый металл казался непроницаемым, как банковский сейф или борт космического корабля Инсеков.
Но на моих глазах на нем совершенно беззвучно появилась вмятина. Потом еще одна.
Наська медленно повернула голову ко мне и закричала:
– Беги!
И тут же взлетела в воздух, задрыгала ногами, повиснув на высоте человеческого роста. Замолотила кулачками в пустоту.
Я бросился к ней.
И почувствовал удар – небрежный, мимолетный. Будто мне навстречу матрасом махнули! Из носа хлынула кровь, а я, взмыв в воздух, преодолел несколько метров и шлепнулся на пол.
В первый раз я порадовался раскиданным повсюду одеялам и подушкам.
Нет, вру. Во второй…
Гул Гнезда обрушился на меня одновременно с ударом. Но не добил, а словно подхватил, обволакивая.
Почему-то я знал, что, если бы не эта неожиданная помощь – я бы уже валялся с переломанными костями, никакие ковры бы не спасли.
«Жница!»
Наська все так же беспомощно болталась в воздухе. То, что я слышал, опять же было не звуком, а каким-то возмущением в пространстве, наполнившим весь зал могучей волной.
«Если ты не выйдешь…»
Это были не слова, скорее, образы. И то, что Дарина должна выйти. И то, что иначе неведомая сила примется отрывать Наське руки и ноги.
Я неловко повернулся, встал на четвереньки, поднялся. Вроде бы ничего не сломано, только кровь из носа хлещет, но кого это волнует, мы же тут не до первой крови бьемся…
Хотя насчет «бьемся» – это сильно сказано.
Что-то сокрушительно сильное и невидимое – как с таким биться?
Вздрагивающей рукой я полез в кобуру. И попал пальцами в карман, в крошево стекла и металла. Недоуменно достал зеркалки. Не те, понтовые, что носил всегда, а простенькие рабочие. Одно стекло разлетелось полностью, несколько осколков теперь торчали у меня из пальцев, чего я совершенно не чувствовал и даже не придал этому значения. Второе покрылось трещинами, но чудом уцелело. Сейчас я был бы хорошей парой культурному бомжу…
«Жница!»
Проведя пальцами по рубашке, я ухитрился стряхнуть впившиеся стеклянные иголки, хотя одну, кажется, совершенно безболезненно загнал под кожу.
А потом, повинуясь порыву, надел очки.
То, что стояло у сцены, невидимое невооруженным глазом и ярко искрящееся сквозь треснувшее стеклышко, не было ни человеком, ни Измененным, ни Инсеком. Что-то совершенно неведомое и жуткое, ростом метра три, с тонкими конечностями, суставы на которых походили на шарниры, с человеческого размера и формы голым туловищем и огромной, мохнатой, будто у обезьяны, головой. Глаза здоровенные даже для этой морды, выпученные и словно бы прикрытые прозрачными колпаками.
У существа были две лапы, на которых оно стояло, и еще четыре конечности, с длинными тонкими пальцами на широченных ладонях. Одной ладонью существо сжимало Наську, две другие вытянуло к двери, а четвертая, похоже, примерялась осуществить угрозу и оторвать куколке ногу.
Песнь Гнезда изменила ритм. Волны уже не бились о берег, волны откатывались… и подступала по-настоящему большая волна.
Дверь вдруг раскрылась. Не распахнулась, не разошлась в стороны, а свернулась к раме, сразу вся от центра, будто створки были лишь бутафорией, данью человеческой традиции.
В проеме стояла Дарина – в своем черном комбинезоне жницы и со здоровенным пулеметом наперевес. С таким разве что в комиксах героев рисуют, его даже без стрельбы в руках не удержишь.
Но Дарина начала стрелять.
Как ни странно, ее не отбросило после первого же выстрела, она лишь пятилась, отступая.
Попала она или нет – я не понял. Монстр сделал неуловимый жест свободными лапами, и, хотя до Дарины было метров пять-шесть, пулемет у нее из рук вырвало, расплющило и с грохотом жахнуло об стену.
Да уж, какая тут битва… тут и старшая стража, и монахи ничего не сделают…
Я запустил руку в кобуру и достал макаров.
Мне казалось, что я двигаюсь абсолютно бесшумно и очень быстро. Но голова монстра уже повернулась ко мне. Казалось, он был удивлен тем, что я стою живой и даже более-менее невредимый.
Одна лапа стремительно пошла в мою сторону – и ковры на полу, вслед за ее разворотом, вспарывала невидимая даже в очках сила.
Вот только голос Гнезда уже изменился, теперь он ревел падающим на берег цунами – подхватывая меня.
И лапа монстра двигалась всё медленнее и медленнее… или это я стал думать и двигаться с его скоростью?
Я нацелил пистолет в голову твари и нажал на спуск.
Кажется, это и впрямь что-то со мной… затвор отходил назад плавно, неспешно, и мне казалось, что я вижу дрожащий в воздухе след пули, мутный, как матовое стекло.
Первый выстрел прошел мимо.
Я чуть опустил ствол, совершенно четко ощущая те доли миллиметра, на которые его надо было сдвинуть. Снова нажал на спуск.
Пуля вошла монстру чуть выше левого глаза. Брызнули осколки кости.
Монстр разжал лапу, Наська плавно полетела вниз, а монстр начал приседать – то ли собираясь убегать на всех шести конечностях, словно гигантский мохнатоголовый жук, то ли собираясь прыгнуть на меня. Левый глаз наливался кровью – в буквальном смысле, между глазом и прозрачной оболочкой оказалась полость, и туда хлестало красным.
Совершенно спокойно я побежал на него, продолжая стрелять. Каждое касание пола отдавалось в ногах болью, будто я не бежал по коврам, а бил босыми ногами по бетону.
Третья пуля вошла существу в лоб.
Четвертая разнесла на части тянущуюся ко мне ладонь, а я бросился влево, падая и уклоняясь от чего-то невидимого, с чудовищной силой пронесшегося над головой и ударившего в стену.
Где-то под потолком сорвался и медленно полетел вниз портрет композитора Мусоргского, взирающего на монстра с невозмутимостью человека, повидавшего и не такое.
Монстр рухнул, несколько раз дернул лапами, вспарывая ковры и оставляя борозды в паркете.
Голос Гнезда затихал, покидал меня.
Я присел, скорчившись, как полчаса назад сидела на моей кровати Наська. Молча уставился на монстра, на идущий из ствола макарова дымок.
Задняя лапа монстра вдруг конвульсивно дернулась и вскользь ударила меня по груди. Я опустил голову, посмотрел.
Рубашка была разодрана и залита кровью.
Из кожи торчали красно-белые осколки ребер.
Как-то очень быстро всё происходит.
Люди на такие вещи не рассчитаны.
Подумав мгновение, я подгреб под себя пару подушек и вжался в них. Меня трясло. И еще хотелось пить. Начали болеть изрезанные пальцы и отшибленный копчик. А вот в груди не болело, надо же.
Интересно, если я сейчас немного посплю, это не будет невежливо?
Меня несло по бескрайнему океану холодного серого шума. Океан раскачивал меня на волнах, подбрасывал вверх – чтобы тут же уронить, подхватить и снова потащить куда-то.
Наверное, я умираю.
Вот же досада.
Надо было дострелять магазин в монстра. Пожалел четыре патрона.
Но бой вышел шикарный.
Жаль, не узнал, что же это за тварь такая.
Меня снова подбросило на невидимой волне – и больно ударило по щеке. Потом по другой.
Ну что за свинство? Когда человек умер, ему не должно быть больно!
– Зачем ты его бьешь?
– Чтобы он проснулся.
– А он точно проснется? Он разве не умер?
Бац! Бац! Опять по щекам!
– Я ему умру…
Я открыл глаза и посмотрел на Дарину. Она сидела рядом и, кажется, приготовилась снова залепить пощечину.
Сказал:
– Можно было… просто поцеловать.
Стоящая за Дариной Наська немедленно сообщила:
– А она вначале целовала. Потом принялась бить. У вас сложные и запутанные отношения.
– Тьфу… на вас обеих… – прошептал я. Осторожно потянул руку к груди. Дарина ничего не сказала, и я ощупал себя.
Вначале осторожно, а потом двумя руками. Сказал:
– Тут торчали ребра.
– Три ребра и грудина, – подтвердила Дарина. – Наська, ты еще тут? Что я сказала?
Куколка куда-то метнулась.
Я попытался сесть, Дарина помогла. Монстр по-прежнему валялся рядом, судя по всему – уже окончательно дохлый.
У меня даже шрама не осталось. Только рубашка порвана в клочья и окровавлена.
– Долго я был в отключке?
– Полчаса примерно.
Я покачал головой:
– Раны так быстро не зарастают.
– Ты призван, – сказала Дарина. – И Гнездо тебе благодарно. Сломанные ребра – ерунда, у тебя все мышцы были порваны и кости на ногах переломаны.
Я посмотрел на ноги. Кроссовки выглядели так, будто я совершил в них кругосветное путешествие.
– Что за хня? – недоуменно спросил я. – Меня по ногам никто не бил.
– Ты сам себя бил. Ты двигался с такой скоростью, которая недоступна человеку. Сухожилия отрывались от костей, а кости ломались.
Читать бесплатно другие книги:
