Заветы Этвуд Маргарет
Я побродила по комнатушке; потом легла на узкую койку. Но я была слишком взвинчена, мне не спалось, и я опять вскочила. На стене висел портрет – с него непроницаемо улыбалась Тетка Лидия. На стене напротив висел портрет Младеницы Николь. Знакомые лица, те же портреты, что в классных комнатах Школы Видалы, и они странным образом уняли мою тревогу.
На столе лежала книга.
В тот день я уже подумала немало запретных мыслей, совершила немало запретных поступков и готова была еще к одному. Я подошла и посмотрела на книгу. Что там внутри – отчего она так пагубна для девочек? Так огнеопасна? Так разрушительна?
Я протянула руку. Взяла книгу.
Перевернула обложку. Пламя не полыхнуло.
Внутри было много белых страниц с кучей значков. Значки походили на мелких насекомых – черных изломанных насекомых, что выстроились рядами, точно муравьи. Я вроде бы знала, что в значках кроются звуки и смыслы, но не помнила, откуда знаю.
– Поначалу очень сложно, – сказал голос позади меня.
Я не услышала, как открылась дверь. Я вздрогнула и развернулась.
– Бекка! – сказала я.
В последний раз я видела ее в букетном классе Тетки Лиз – тогда у Бекки хлестала кровь из рассеченного запястья. Лицо было очень бледное, и решительное, и безнадежное. Теперь она выглядела гораздо лучше. На ней было бурое платье – сверху свободное, на талии перепоясанное; волосы разделены прямым пробором и оттянуты назад.
– Меня больше так не зовут, – сказала она. – Меня зовут Тетка Иммортель – я Послушница. Но когда мы одни, можешь звать меня Бекка.
– Ты, значит, все-таки не вышла замуж. Тетка Лидия сказала, что у тебя высокое призвание.
– Да, – ответила она. – Мне не надо выходить замуж ни за кого никогда. Погоди, а ты? Я слышала, ты выходишь за кого-то страшно важного.
– Должна выйти, – сказала я. И заплакала. – Но я не могу. Я просто не могу! – Я отерла нос рукавом.
– Я понимаю. Я им сказала, что лучше умру. Ты им, наверное, тоже так сказала. – (Я кивнула.) – Ты говорила, что у тебя призвание? Стать Теткой? – (Я снова кивнула.) – У тебя правда призвание?
– Не знаю.
– Я тоже, – сказала Бекка. – Но полгода испытательного срока я прошла. Через девять лет, когда стану взрослая, можно будет попроситься в Жемчужные Девы, нести миссионерское служение, а когда закончу, стану настоящей Теткой. Тогда, может, у меня по правде появится призвание. Я об этом молюсь.
Я перестала плакать.
– Что надо делать? Чтобы пройти испытательный срок?
– Сначала надо мыть тарелки, и полы, и туалеты, и помогать со стиркой, и стряпать, как Марфы. И учиться читать. Читать гораздо сложнее, чем мыть туалеты. Но я уже немножко умею.
Я протянула ей книгу:
– Покажи! Эта книга – она греховная? В ней все запретное, как Тетка Видала объясняла?
– Эта? – Бекка улыбнулась. – Эта – нет. Это просто «Правила Ардуа-холла» – там история, и клятвы, и гимны. И еще еженедельное расписание прачечной.
– Давай! Почитай мне!
Я хотела посмотреть, правда ли она умеет переводить черные насекомые значки в слова. Впрочем, откуда мне было знать, что она читает правильно? Сама-то я прочесть не могла.
Она открыла книгу.
– Вот, на первой странице. «Ардуа-холл, теория и практика, протоколы и процедуры, Per Ardua Cum Estrus». – Она показала мне. – Видишь? Это «А».
– Что такое «А»?
Она вздохнула:
– Я сегодня не могу, мне надо в Библиотеку Хильдегарды, у меня ночное дежурство, но, если тебя оставят, я тебе потом помогу, честно. Давай спросим Тетку Лидию – может, тебя пустят жить здесь, со мной. Тут две спальни стоят пустые.
– Как думаешь, она позволит?
– Я точно не знаю, – сказала Бекка вполголоса. – Но никогда ни за что не говори о ней ничего плохого, даже там, где тебе кажется, что можно, – здесь, например. Она все-все узнает, неизвестно как. – И перешла на шепот: – Она из всех Теток самая страшная!
– Страшнее Тетки Видалы? – прошептала я.
– Тетка Видала хочет, чтобы ты ошибалась, – сказала Бекка. – А Тетка Лидия… трудно объяснить. Она как будто хочет, чтобы ты стала лучше.
– Вдохновляет, – заметила я.
Вдохновляет – любимое слово Тетки Лиз: она так выражалась про букеты.
– Она смотрит на тебя, как будто по правде видит.
На свете столько людей смотрело мимо меня.
– По-моему, я не против, – сказала я.
– Нет, – сказала Бекка. – Она поэтому такая и страшная.
Пола явилась в Ардуа-холл – уговаривать, чтоб я передумала.
– Приличия требуют, – сказала Тетка Лидия, чтобы я вышла и лично заверила Полу в праведности и святости своего решения, поэтому я так и поступила.
Пола ждала меня за розовым столиком кафетерия «Шлэфли», где нам, насельницам Ардуа-холла, дозволяли принимать посетителей. Злилась она ужасно.
– Мы с твоим отцом сватали тебя Командору Джадду, мы из кожи вон лезли! Ты вообще понимаешь? – сказала Пола. – Ты обесчестила своего отца.
– Стать Теткой – вовсе не бесчестье, – добродетельно возразила я. – Я призвана к высшему служению. Я не могла отмахнуться от призвания.
– Ты все врешь, – сказала Пола. – На такую, как ты, Господь никогда не укажет. А ну немедленно марш домой!
Тут я вскочила и шваркнула чайную чашку об пол.
– Как вы смеете усомниться в Божественной Воле? – чуть не закричала я. – Вы испытаете наказание за грех свой, которое постигнет вас!
Я не знала, какой там у нее грех, но у всех какой-нибудь да найдется.
– Буянь, – посоветовала мне Бекка. – Тогда тебя не захотят выдавать замуж: если ты что-нибудь страшное учудишь, отвечать им.
Пола опешила. С ответом нашлась не сразу, но в конце концов нашлась:
– Теткам нужно согласие Командора Кайла, а он не согласится ни за что. Собирай вещички сию секунду – ты уезжаешь.
Однако в этот миг в кафетерий вошла Тетка Лидия.
– Позволите вас на два слова? – обратилась она к Поле.
Они вдвоем пересели за столик подальше от меня. Я навострила уши, но слов Тетки Лидии так и не разобрала. Зато Поле, кажется, стало нехорошо. Она поднялась, вышла из кафетерия, не сказав мне ни слова, а под вечер Командор Кайл подписал официальное разрешение, передав меня на попечение Теток. Лишь много лет спустя я выяснила, какими словами Тетка Лидия вырвала меня у Полы из когтей.
Затем мне предстояли собеседования с Тетками-Основательницами. Бекка предупредила меня, как себя вести: Тетка Элизабет ценит преданность высшему благу, Тетка Хелена захочет побыстрее от меня отделаться, а Тетка Видала любит лесть и самоуничижение; короче говоря, я была во всеоружии.
Первой со мной собеседовала Тетка Элизабет. Ты против брака, спросила она, или только против брака с Командором Джаддом? Я сказала, что я против брака вообще, и это ей, кажется, пришлось по нраву. А я подумала о том, что мое решение больно заденет Командора Джадда – заденет его чувства? Я едва не ответила, что, по-моему, чувств Командор Джадд напрочь лишен, но Бекка предостерегала меня от непочтительности – Тетки ничего подобного не потерпят.
Я сказала, что молюсь за эмоциональное благополучие Командора Джадда, он заслуживает всяческого счастья, и я уверена, что некая другая Жена непременно его осчастливит, но Господь указал мне, что я не смогу подарить такое счастье Командору Джадду, как и любому мужу, и я хочу посвятить себя служению всем женщинам Галаада, а не только одному мужчине и одной семье.
– Если ты это говоришь от всего сердца, в Ардуа-холле тебя ждет духовный рост, – сказала Тетка Элизабет. – Я проголосую за твое условное зачисление. А через полгода посмотрим, действительно ли ты избрана для такого пути.
Я поблагодарила ее не раз и не два, сказала, что ужасно признательна, и она вроде бы осталась довольна.
На собеседовании с Теткой Хеленой особо ничего и не было. Она только писала в тетрадку и не поднимала головы. Сказала, что Тетка Лидия и без нее все решила, а ей, Тетке Хелене, конечно, придется подчиниться. Намекнула, что я скучная и впустую трачу ее время.
Сложнее всего оказалось собеседование с Теткой Видалой. В школе она учила меня и невзлюбила еще с тех пор. Сказала, что я увиливаю от своего долга, что любая девушка, которой Господь даровал женское тело, обязана предложить это тело в священную жертву во имя Господа, а также ради славы Галаада и человечества, и обязана исполнить функцию, которую все подобные тела наследуют с самого Творения, и таков закон природы.
Я ответила, что Господь наделил женщин и другими дарами – например, теми, что пожалованы ей. «Это, например, какими?» – поинтересовалась она. Я ответила, что даром чтения, например, ибо этим даром наделены все Тетки. Она ответила, что у Теток чтение святое и поставлено на службу всему, что она перечислила выше – тут она все это перечислила еще разок, – и хватает ли мне дерзости утверждать, будто на меня уже снизошла подобная святость?
Я ответила, что готова к любому тяжкому труду, дабы достичь тех же высот, что она, ибо она – окрыляющий пример, и святости на меня пока еще не снизошло совсем никакой, но, может, милостью Божьей и молитвою я преуспею в очищении, хотя дорасти до ее святости мне, конечно, нечего и надеяться.
Тетка Видала сказала, что я выказываю уместную кротость, а это обещает успешную интеграцию в сообщество Ардуа-холла, где все подчинено служению. Когда я уходила, она даже выдала мне свою ущемленную улыбочку.
Напоследок со мной собеседовала Тетка Лидия. Перед другими собеседованиями я нервничала, а на пороге кабинета Тетки Лидии меня объял ужас. Вдруг она передумает? Считалось, что она не только грозная, но и непредсказуемая. Я хотела постучаться, подняла было руку, и тут из-за двери раздался ее голос:
– Ты там весь день будешь торчать? Входи.
Она тайком наблюдала за мной через миниатюрную видеокамеру? Бекка говорила, у Тетки Лидии их уйма – во всяком случае, по слухам. Как я вскоре обнаружила, сам Ардуа-холл был эхокамерой: слухи резонировали и рикошетили, ни в жизнь не разберешься, откуда они пошли.
Я перешагнула порог. Тетка Лидия сидела за столом, где высоченными кипами громоздились папки.
– Агнес, – сказала она. – Позволь тебя поздравить. Вопреки многочисленным препонам тебе удалось откликнуться на призвание и добраться к нам.
Я кивнула. Я боялась, она спросит, как звучало мое призвание – слышала ли я голос, например? – но она не спросила.
– Ты точно уверена, что не хочешь замуж за Командора Джадда?
Я потрясла головой: мол, нет.
– Мудро, – сказала она.
– Что? – Я удивилась: я думала, она прочтет мне нотацию об истинных обязанностях женщин, в таком духе. – То есть прошу прощения?
– Я убеждена, что ты не стала бы ему подходящей Женой.
Я с облегчением выдохнула.
– Да, Тетка Лидия, – ответила я. – Это правда. Надеюсь, он не очень расстроится.
– Я уже предложила ему более подходящую кандидатуру, – сказала она. – Твою бывшую одноклассницу Сонамит.
– Сонамит? – переспросила я. – Но она же собиралась замуж за кого-то другого!
– Подобные договоренности всегда можно поменять. Сонамит порадуется смене мужей, что скажешь?
Я вспомнила, как Сонамит еле скрывала зависть ко мне, как она восторгалась материальными благами, которые принесет ей замужество. С Командором Джаддом она получит вдесятеро больше.
– Наверняка она будет бесконечно признательна, – ответила я.
– Согласна. – Тетка Лидия улыбнулась. Как будто улыбнулась старая репа, заветренная и высохшая, – наши Марфы клали такую в бульон. – Добро пожаловать в Ардуа-холл, – продолжала она. – Ты принята. Надеюсь, ты благодарна за предоставленные возможности и за мою помощь.
– Очень, Тетка Лидия, – промямлила я. – Безмерно.
– Приятно слышать, – сказала она. – Не исключено, что и ты в один прекрасный день поможешь мне. За добро платят добром. Таково одно из железобетонных правил Ардуа-холла.
XV
Лис и кошка
К той, что ждет, все придет. Время – тиран всем калекам. Терпение – лучшее спасение. Мне отмщение[55].
Все эти заезженные трюизмы правдивы не всегда, но порой правдивы. А вот трюизм, правдивый неизменно: главное – верно выбрать момент. Это как с анекдотами.
Шуток у нас тут, правда, не в изобилии. Мы же не хотим, чтобы нас корили за дурной вкус и фривольность. В иерархии властей предержащих шутить дозволено лишь тем, кто на вершине, а эти шутят приватно.
Однако к делу.
Для личного моего умственного развития наиважнейшим элементом всегда была привилегия сидеть мухой на стене – или, говоря точнее, ухом в стене. Сколь поучительны конфиденциальные беседы, которые ведут молодые женщины, когда им чудится, будто их не слышат третьи лица. С годами я повысила чувствительность своих микрофонов, настроила их на шепоты и, затаив дыхание, ждала, кто из нашего пополнения предоставит мне постыдный материал, какой мне потребен и мною припасаем. Постепенно мои досье наполняются, как воздушный шар, что вот-вот оторвется от земли.
С Беккой понадобились годы. Она всегда скрывала основную причину своих горестей, даже от школьной подруги Агнес. Пришлось ждать, пока установится надлежащее доверие.
Агнес в конце концов и задала вопрос. Я здесь называю их прежними именами – Агнес, Бекка, – поскольку так они зовут друг друга между собой. Их преображение в совершенных Теток еще не свершилось, и это мне приятно. Впрочем, если копнуть поглубже, не совершенен никто.
– Бекка, что с тобой произошло? – как-то раз спросила Агнес, когда они вдвоем изучали Библию. – Ты почему так сильно против брака? – (Молчание.) – Я же знаю: что-то было. Ну пожалуйста, ты разве не хочешь поделиться?
– Я не могу.
– Я никому не скажу, честное слово.
И затем все осколками и обрывками вышло наружу. Гнусный доктор Гроув не просто лапал молодых пациенток в стоматологическом кресле. Об этом я знала уже некоторое время. Я даже собрала фотографические доказательства, но оставила их без движения, так как показания девушек – если от них и можно было добиться показаний, что в данном случае было мне сомнительно, – почти или же совсем не будут учтены. У нас в Галааде, даже когда речь идет о взрослых женщинах, показания четырех свидетельниц приравниваются к показаниям одного мужчины.
Гроув на то и рассчитывал. И вдобавок мужик самоуверен, как Командор: прекрасный стоматолог, а профессионалам, умеющим избавлять от боли, сильные мира сего дают немалую свободу. Врачи, стоматологи, адвокаты, бухгалтеры: в новом галаадском мире, как и в мире старом, им зачастую прощаются грехи.
Но то, что Гроув сделал с юной Беккой – еще маленькой Беккой, а потом Беккой постарше, но все же совсем юной Беккой, – это, на мой взгляд, требовало воздаяния.
На саму Бекку в этом смысле надежды не было. Она не даст показаний против Гроува – в этом я не сомневалась ни секунды. Ее разговор с Агнес мои подозрения подтвердил.
Агнес: Надо кому-то рассказать.
Бекка: Да некому.
Агнес: Можно Тетке Лидии.
Бекка: Она скажет, что он был моим родителем, а мы обязаны повиноваться родителям, таков Божий Замысел. Отец говорил так.
Агнес: Но он на самом-то деле тебе не родитель. Раз он так с тобой поступал. Тебя украли у матери, в младенчестве отдали другим людям…
Бекка: Он говорил, Господь даровал ему власть надо мною.
Агнес: А твоя так называемая мать?
Бекка: Она бы мне не поверила. А даже если бы поверила, сказала бы, что это я его соблазняла. Все бы так сказали.
Агнес: Но тебе же было четыре года!
Бекка: И все равно сказали бы так. Сама же понимаешь. Они же не могут вдруг взять и начать слушать… таких, как я. И, допустим, мне бы поверили – его бы тогда убили, разорвали бы Служанки на Причастике, а виновата была бы я. Я бы не смогла с этим жить. Это как убийство.
Я сюда не вписала слез, утешений, клятв в вечной дружбе, молитв. Хотя все это было. Растаяло бы самое черствое сердце. Мое вот чуть не растаяло.
В итоге Бекка решила принести свои безмолвные страдания в жертву Господу. Даже не знаю, что об этом думал Господь, но мне этого было мало. Судейскую могила исправит. Я судила, я приговорила. Но как привести приговор в исполнение?
Некоторое время поразмыслив, на прошлой неделе я решила сделать свой ход. Я пригласила Тетку Элизабет испить мятного чаю в кафетерии «Шлэфли».
Тетка Элизабет источала улыбки: я снизошла до ее персоны.
– Тетка Лидия, – сказала она. – Какая неожиданность!
У нее прекрасные манеры – когда она решает к ним прибегнуть. Студентку Вассара тоже исправит только могила, порой ехидничала я про себя, наблюдая, как в Центре Рахили и Лии она до кровавой каши лупит по пяткам очередную строптивицу, перевоспитывая ее в Служанку.
– Я подумала, нам нужно поговорить с глазу на глаз, – сообщила я.
Она подалась ко мне, предвкушая сплетни:
– Я вся обратилась в слух.
Что вранье – какое вся, в сравнении с телом ушки-то крошечные, – но я не стала заострять на этом внимание.
– Я вот давно думаю, – сказала я. – Будь вы животным, вы бы каким животным были?
Она в растерянности отшатнулась.
– Не могу сказать, что об этом думала, – ответила она. – Раз уж Господь не создал меня животным.
– Потрафите мне, – сказала я. – Вот, допустим: лисом или кошкой?
Тут, мой читатель, я должна пояснить. В детстве я читала книжку, которая называлась «Басни Эзопа». Взяла в школьной библиотеке: у нас в семье на книжки не тратились. В этой книжке была история, над которой я частенько раздумываю. Вот какая.
Лис и Кошка обсуждают, кто из них каким образом спасается от охотников и их собак. Лис говорит, что у него полно уловок, и если придут охотники со своими собаками, он, Лис, применит их одну за другой – вернется по своим следам, пробежит по воде, чтоб они потеряли след, нырнет в нору с несколькими выходами. Охотников утомит хитрость Лиса, они сдадутся, а Лис вернется к своей воровской карьере и продолжит разорять скотные дворы. «А ты, почтенная Кошка? – спрашивает Лис. – Какие у тебя уловки?»
«Уловка у меня всего одна, – отвечает Кошка. – В самом крайнем случае я умею залезть на дерево».
Лис благодарит Кошку за столь занятную предобеденную беседу и объявляет, что пора трапезничать, а Кошка значится в его сегодняшнем меню. Щелкают лисьи челюсти, летят клочья кошачьей шерсти. Выплюнута бирка с ошейника. На телефонные столбы лепятся объявления с портретами пропавшей Кошки, под ними прочувствованные мольбы горюющих детей.
Извини. Увлеклась. В басне дальше было так.
На место действия прибывают охотники со своими собаками. Лис применяет все свои уловки, но уловки истощаются, и Лиса убивают. Кошка между тем забралась на дерево и невозмутимо взирает на происходящее. И насмехается: «Не самый, значит, умный!» Недостойно, короче, злорадствует.
На заре Галаада я все спрашивала себя, Лис я или Кошка. Вертеться мне и увиливать, используя ведомые мне тайны, дабы манипулировать другими, или закрыть рот на замок и ликовать, глядя, как другие интригуют и сами же гибнут от своих интриг? Очевидно, я была и тем, и другой, ибо, в отличие от многих, я пока, изволишь ли видеть, здесь. У меня еще полно уловок. И я по-прежнему сижу высоко на дереве.
Но Тетка Элизабет о моих рассуждениях ничего не знала.
– Я, честное слово, понятия не имею, – сказала она. – Может, кошка.
– Да, – сказала я. – Я так и думала, что вы кошка. Но сейчас вам, пожалуй, стоит призвать на помощь своего внутреннего лиса.
Тут я подержала паузу.
– Тетка Видала пытается вас дискредитировать, – продолжала я затем. – Она утверждает, будто вы обвиняете меня в ереси и идолопоклонстве, подкладывая яйца и апельсины к моей же статуе.
Тетку Элизабет это обескуражило.
– Какая ложь! Зачем Видала так? Я ей никогда ничего плохого не делала!
– Кому дано постичь тайны человеческой души? – отвечала я. – Все мы не без греха. Тетка Видала честолюбива. Возможно, она распознала в вас, по сути дела, второе лицо после меня. – Тут Элизабет просветлела: для нее это была новость. – Она заключила, что вы, таким образом, следующая в списке претенденток на пост руководительницы Ардуа-холла. Наверняка ей обидно – она считает, что положением старше вас, да и меня, поскольку была одной из первых правоверных Галаада. Я немолода, здоровье мое оставляет желать лучшего; очевидно, с ее точки зрения, чтобы занять принадлежащую ей по праву должность, необходимо уничтожить вас. Посему она желает ввести новые правила, запрещающие подношения моей статуе. И наказания, – прибавила я. – Она, видимо, примеривается исключить из Теток меня, а заодно и вас.
Элизабет уже рыдала.
– Какая мстительность! Как Видала может? – всхлипывала Элизабет. – Я думала, мы подруги.
– Дружба, увы, бывает эфемерна. Не волнуйтесь. Я вас прикрою.
– Я невероятно признательна, Тетка Лидия. Вы такая порядочная!
– Благодарю вас, – сказала я. – Но взамен мне понадобится от вас одна мелочь.
– Да! Конечно! – сказала она. – Какая?
– Я хочу, чтобы вы лжесвидетельствовали, – сказала я.
Просьба не пустяковая: Элизабет сильно рискует. В Галааде к лжесвидетелям относятся сурово, и, однако же, их тут пруд пруди.
XVI
Жемчужные девы
Мой первый день, проведенный бездомной Агатой, выпал на четверг. Мелани говорила, что я родилась в четверг, поэтому мне предстоит долгая дорога, был такой детский стишок, там еще говорилось, что рожденному в среду – скорбь и тревога[56], поэтому я, если дулась, говорила, что она перепутала день, а на самом деле я родилась в среду, и она отвечала, что, конечно, нет, она точно знает, когда я родилась, как она может это забыть?
Короче, был четверг. Я сидела, скрестив ноги на тротуаре вместе с Гартом; на мне были черные легинсы с дыркой – легинсы дала Ада, а дырку я продрала сама, – и поверх легинсов пурпурные шорты, и потертые серебристые кроссовки, пропущенные, судя по виду, через пищеварительную систему енота. Еще на мне был замызганный розовый топ – без рукавов, поскольку Ада сказала, что надо выставить напоказ мою новую тату. Вокруг пояса я завязала серое худи, а на голову нацепила черную бейсболку. Все эти шмотки были не по размеру: им полагалось выглядеть так, будто я выуживала их из мусорных баков. Новые зеленые волосы я нарочно запачкала, как будто спала на улице. Зелень уже выцветала.
– Выглядишь замечательно, – сказал Гарт, увидев меня в этом костюме на пороге.
– Замечательно смахиваю на говно, – сказала я.
– Отличное говно, – сказал Гарт.
Я считала, что он просто хочет сказать мне хорошее, и это было обидно. Лучше бы он это по правде.
– Но в Галааде с руганью завязывай, серьезно. Может, пусть они тебя обратят и переучат.
Надо было вызубрить кучу инструкций. Я нервничала – не сомневалась, что где-нибудь налажаю, – но Гарт сказал, чтоб я просто играла роль дурочки с переулочка, и я сказала «спасибо» за «играла роль».
Флиртовала я так себе. В первый раз все-таки.
Обосновались мы перед банком – Гарт сказал, если хочешь выпрашивать деньги за так, лучше места не найти: от людей, которые выходят из банков, скорее что-нибудь перепадет. Обычно это место занимал другой человек, женщина в коляске, но «Мой день» заплатил ей, чтобы переехала, пока место нужно нам: Жемчужные Девы ходили по заданному маршруту, и маршрут пролегал мимо нашей точки.
Солнце шпарило сильно, и мы отодвинулись к стене, в узенькую тень. Передо мной лежала старая соломенная шляпа с картонкой, а на картонке цветными карандашами: НЕТ ДОМА ПОМОГИТЕ ПОЖАЛУЙСТА. В шляпе лежало несколько монет – Гарт сказал, если люди видят, что кто-то уже дал деньги, они тогда с большей охотой дают сами. Мне полагалось изображать заблудшую и потерянную, и это было несложно – я так себя и чувствовала.
В соседнем квартале к востоку на углу сидел Джордж. Он сообщит Аде с Элайджей, если будут проблемы – и с Жемчужными Девами, и с полицией. Те в фургоне курсировали по району.
Гарт особо не разговаривал. Я решила, что он такой гибрид няньки с телохранителем, он тут не для того, чтобы развлекать меня беседой, и в правилах нигде не записано, что он должен быть со мной любезен. Он надел черную футболку без рукавов, открывавшую его татуировки – на одном бицепсе кальмар, на другом летучая мышь, обе черные. И натянул вязаную такую шапку, тоже черную.
– Улыбайся людям, если подают, – сказал он, когда я не улыбнулась седой старушке. – И говори что-нибудь.
– Например?
– Кое-кто говорит: «Да благословит вас Господь».
Нил был бы в ужасе, если б я такое выдала.
– Это будет вранье. Раз я не верю в Бога.
– Ладно. «Спасибо» тоже сойдет, – терпеливо ответил он. – Или «доброго вам дня».
– Я не могу такое говорить, – возразила я. – Это лицемерно. Я им совсем не благодарна, и меня не колышет, какой у них будет день.
Он засмеялся:
– Теперь тебя, значит, парит вранье? Давай ты тогда переименуешься в Николь?
– Я себе такое имя не выбирала. Хуже имени не придумаешь, ну?
Я скрестила руки на коленях и отвернулась. Я все больше впадала в детство – это все Гарт виноват.
– Ты на меня-то злость не трать, – посоветовал он. – Я тут предмет мебели. Ты для Галаада злость прибереги.
– Вы все говорите, что мне не хватает норова. Вот, пожалуйста, тебе мой норов.
– И здравствуйте, Жемчужные Девы, – сказал он. – Не смотри на них. Не замечай вообще. Сделай вид, что обкурена.
Уж не знаю, как он их засек, даже вроде и не посмотрев, – они еще далеко были. Но вскоре поравнялись с нами: две Девы в серебристо-серых длинных платьях, с белыми воротниками, в белых шляпах. Рыжая, у которой наружу торчали пряди, и брюнетка, судя по бровям. Обе встали надо мной и улыбнулись сверху вниз.
– Доброе утро, милочка, – сказала рыжая. – Как тебя зовут?
– Мы можем тебе помочь, – сказала брюнетка. – В Галааде бездомных не бывает.
Я смотрела на нее, задрав голову, в надежде, что печаль моя читается по лицу. Обе они были такие опрятные и ухоженные – я рядом с ними чувствовала себя втройне замарашкой.
Гарт собственнически стиснул мне правый локоть.
– Она с вами разговаривать не будет, – сказал он.
– Может, пусть она сама решит? – сказала рыжая.
Я покосилась на Гарта, будто спрашивая разрешения.
– Это что у тебя на руке? – спросила та, что повыше, брюнетка. И наклонилась посмотреть.
– Он тебя обижает, милочка? – спросила рыжая.
Брюнетка улыбнулась:
– Он тебя продает? Тебе с нами будет гораздо лучше.
– Пошли на хуй, суки галаадские, – с замечательной свирепостью сказал Гарт.
Я посмотрела на них, аккуратных и чистеньких, в жемчужных платьях, с белыми ожерельями – вы, может, не поверите, но по щеке моей скатилась слеза. Я знала, что у них на меня свои планы, я сама им до фонаря, им лишь бы подобрать меня и добавить к своей квоте, – но от их доброты что-то во мне дрогнуло. Хотелось, чтоб меня взяли на ручки и уложили в постельку.
– Ох ты ж батюшки, – сказала рыжая. – Да ты прямо герой, я смотрю. Пусть она хотя бы вот это возьмет. – Она сунула мне брошюру. Там было написано: «Ты найдешь в Галааде дом!» – Да благословит тебя Господь.
И обе ушли, разок обернувшись.
– А они не должны были меня подобрать? – спросила я. – Мне не надо с ними?
– Не с первого раза. Не будем упрощать им задачу, – сказал Гарт. – Если галаадские следят, будет выглядеть подозрительно. Не парься, они вернутся.
В ту ночь мы спали под мостом. Мост был через овраг, по оврагу тек ручей. Сгущался туман – после жаркого дня стало холодно и влажно. Земля воняла кошачьей мочой или, может, скунсом. Я натянула серое худи, руку с вытатуированными шрамами совала в рукав осторожно. Рука побаливала.
С нами под мостом было еще человека четыре или пять – трое мужчин и две женщины, по-моему, хотя в темноте не разберешь. Среди мужчин был Джордж – вел себя так, будто нас знать не знает. Одна женщина раздавала сигареты, но мне хватило ума не курить – я бы закашлялась и себя выдала. И пустили по кругу бутылку. Гарт велел мне ничего не курить и не пить, потому что фиг его знает, что там.
Еще он велел ни с кем не разговаривать: любой может оказаться засланным из Галаада, и если они попытаются вызнать мою историю, а я лопухнусь, они почуют неладное и предупредят Жемчужных Дев. Разговаривал Гарт сам – в основном ворчал. Одного-двоих он, кажется, знал. Один спросил:
– Она что, умственно отсталая? Язык проглотила? – и Гарт сказал:
Читать бесплатно другие книги:
