Лес Воронов Блэк D.

1.1 Хиддланд

В городе так много темноты. И не только вокруг, но и внутри нас. У каждого из нас есть немного мрака внутри. И этот мрак вечно голоден. Он хочет сожрать тебя изнутри, и чем больше ты ему позволяешь, тем более свирепым он становится.

Джин Дюпро

Часто я просыпался ночью, оглядывал комнату и спрашивал себя: “Не в аду ли я?”

Эдвард Мунк

Хидден Лэнд считался захолустьем Америки, и хоть здесь проживало свыше пятидесяти тысяч человек, это не придавало ему известности, ведь по численности населения штата Аляски он находился на третьем месте, учитывая город Фэрбанкс с пригородами. Хиддландский народ казался тихим, спокойным сборищем сонных ленивцев. Наверняка, если здешние люди и были способны на убийства, ими руководили злые силы. Они засыпали навсегда глухими, навечно мёртвыми слепцами, не задумываясь о своих жизнях, потому что даже это им было делать лень.

Город имел собственный рот – местная редакция “Хиддланд живёт”, через её газеты Хиддланд давал только то, что народ хотел услышать, а в иные случаи, но это происходило слишком редко, город рассказывал ему правду. До 2016 года Хидден Лэнд принимал политику невмешательства, позволяя, хоть и сонным, но всё же любознательным от природы, людям лезть, куда вздумается. Именно поэтому, психиатрическая лечебница “Nosce te ipsum” выказала свои чёрные дела, обрушиваясь ужасной правдой на размеренную жизнь жителей, а заголовок газеты “УЖАСНОЕ СОБЫТИЕ НА НЭЙМЛЭСС СТРИТ” в октябре 1987 года заменял сказку ужасов на ночь. Загадочные ситуации считались частью жизни города, и те из них, что закону и власти довелось узнать, по какой-то причине не обнародовали.

Всё началось в конце летнего сезона 2016 года в сельской местности, расположенной к западу от города. Кровавые события в Хиддланде, дошедшие до ушей верхушки, происходили в его далёком прошлом, лишь одно громкое дело коснулось нового тысячелетия. Но зло избегало наносить визиты небольшому сельскому поселению.

Двадцать пятого августа Хиддланд стал свидетелем смерти бездомного попрошайки. На тот момент город использовал взгляд северного лесного оленя, скрывающегося за стволами деревьев и ветвями кустарников, и шумно выдыхающего воздух. Глаза некогда живущего, а точнее просто цепляющегося за жизнь всеми возможными способами, человека, когда-то горящие голубым цветом, – олень видел их голубизну, прежде чем спрятаться от этого человека и лишнего шороха – теперь стали чёрными бездонными мёртвыми дырами. Когда звуки прекратились, животное вышло из укрытия. Глазные яблоки исчезли из глазниц человека, лицо которого застыло в улыбке. Возможно даже он был счастлив перед застыванием. Никому ненужное тело, что при жизни, что после неё, какое-то время лежало неподвижно, а затем его разломило на части с жутким хрустом, и земля поглотила плоть. Точно Тьма разинула пасть, и древесные корни зла захватили труп в обитель теней и мрака. Олень дёрнулся и прежде, чем до него донеслось рычание, он успел лишь увидеть тень и два сверкающих глаза, и когда инстинкты взяли своё, животное умчалось в глубокие объятия леса.

1.2 Сильвия

Приобретая привычку к чтению, вы строите для себя убежище практически от всех страданий жизни.

Сомерсет Моэм

Часы показывали: 7:48 утра. До начала первого урока оставалось двенадцать минут. Потянувшись на кровати, Сильвия медленно встала. Самочувствие при утреннем подъёме она всегда сравнивала с истощённым состоянием после тяжёлой физической работы, когда тело получало стресс и отказывалось на какое-то время подчиняться собственной воле или с рабством, когда оно занимало положение невольника кроватного правителя, но рабу это даже приятно. А сейчас, пробуждение и подъём с кровати приравнивались к чему-то безумному, будто до поздней ночи девушка каталась по кругу на аттракционах, особенно на вертящихся и резких и танцевала без передышки, а затем она получила удар по голове бутылкой, и, когда девушка лежала, по ногам станцевали степ десятки страусов.

Сильвия медленно, но уверенно начала собираться. Неважно, во сколько происходило пробуждение, даже когда девушка опаздывала на учёбу, путь практически всегда пролегал по проторенной тропке в лесу. Он был дольше короткого пути в школу, но это стоило того, даже если она опаздывала на учёбу. Стоило, чтобы просто увидеть всю красоту природы Аляски, на мгновенье забыться, вдохнуть чистого воздуха, растворяясь в благоухающем запахе растительности, и просто оживиться лесом, как обезвоженный странник водой.

Сентябрь – время много чего приятного, но только не школы, как могло бы воскликнуть большинство учеников. Но это прекрасное время, когда деревья играются яркими красками, а лес предстаёт очень древним и мудрым. И хоть сегодня одиннадцатый день осени, ведь листья быстрее отреклись бы от кустарников и редких в Хиддланде лиственных деревьев и улетели, чем закончились осенние учебные дни, Сильвия улыбалась.

До учебного учреждения она добиралась на старом друге, объезженном и измученном – скоростном велосипеде, которого девушка нарекла Квазимодо. Она покинула свою улицу и переехала горизонтальную аллею под названием “Первая Авеню”, а затем добралась до Стэмпид Хайуэй. Это шоссе, что вело направление к сельской местности. Сильвия перебралась через шоссе, а затем перед девушкой выступил лес. Кларк помчалась к нему и продолжила путь по лесной тропе, расстояние до школы занялось ещё на две авеню, плюс четыре вертикальных улицы. По этой тропке любили бегать утренние бегуны, а неформальная молодёжь управляла ею по ночам и вечерам. Это вовсе не означало, что тропа занималась непрерывно и постоянно. Повернув Квазимодо на проторенном повороте, она направилась по улице Шестая Авеню, на которой находилась старшая школа. Переезжая четыре улицы, Кларк добралась до учебного заведения. Припарковав Квазимодо рядом с другими велосипедами, девушка взглянула на наручные часы и мигом побежала на урок, начавшийся одиннадцать минут назад.

Первая лекция, на которую Сильвия опоздала – урок английского языка. Мистер Джейсон Хоул – мужчина среднего возраста, с неизменной бабочкой на шее и светло-тонкой ниточкой усов, находил подход к ученикам, иногда закрывая глаза на постоянные опоздания. С его разрешения она зашла в кабинет и прошла к месту за партой. Сильвия спокойно выдохнула, ведь никто, кроме преподавателя, не заметил её появления. Как только она села за парту, раздались тихие смешки. Девичье тело напряглось, как только появилось понимание, что на лекциях присутствовала компания Оливии Гаррет, в которую входила футбольная группа и множество девчонок в школе. Сама Оливия отсутствовала, иначе она бы их всех раззадорила на более громкие смешки.

– Эй, чумная, – кто-то из футбольной группы, сидя с левой стороны от Сильвии зашептал, – Ходят слухи, что ты переспала с нашим друганом Питером. Сам он это не отрицает. Он поэтому чем-то заболел, да? Чем ты его заразила, чумная?

Кларк нахмурилась, и в тот же момент жёсткий комок бумаги угодил девушке по руке. Она повернулась на нарушителя и увидела знакомое лицо друга. За этим нарушителем друг за дружкой расположилось ещё трое друзей. Они сидели так практически на всех лекциях, словно до конца школьных дней им повезло забронировать парты под собственное владение, и от них не требовалось практически никаких усилий. Но у Кларк так не получалось из-за опозданий или низковатого роста. Коротышки в старшей школе не пользовались авторитетом у высоких собратьев, и зачастую им приходилось пробивать себе уважение. Быть высоким – это идиотское понятие моды, которое зачем-то, наверное от скуки, создала Оливия Гаррет.

Четвёрка завладевала нужными местами благодаря одному парню – Роберту Мэллоу, у которого в ход шла не грубая, а хитрая сила. Он расположился самым первым из них, словно тянущий, как лидер, весь состав за собой. Этот высокий черноглазый мулат, с хорошо развитой мускулатурой и причёской афро, из-за которой его прозвали птичьим гнездом, выглядел подобающе и даже идеально для американских школ. Но не в его внешности заключалась вся фишка. Всё на самом деле просто. У него имелась куча связей, как в школьной обители, так и за её пределами. Он мог бы стать знаменитым и даже быть чьим-то кумиром, тем более американский ученик – полный гений в баскетболе. Для Роберта не существовало преград, а выступающие стены он пробивал до невозможности многочисленными связями. А ведь в заведомо проигрышном деле достойная связь обыгрывала ситуацию в нужную сторону. Роберт это понимал и этим пользовался.

Он махнул рукой в ответ, как знак приветствия или жест отгонения от назойливой мухи, и большим пальцем показал, что всё хорошо. Позади него сидела Александрия Уайлд, поглощённая чем-то и, казалось, даже не заметившая девушку, всматриваясь то ли в затылок впереди сидящего Роберта, то ли на преподавателя, она изредка что-то записывала в тетради. А затем она отвлеклась и, улыбнувшись Кларк искренней улыбкой, продолжила смотреть на затылок Мэллоу. Уайлд нравился Роберт, но при этом девушка страдала, ведь она мечтала стать монахиней. Её симпатия и мечта мешали друг другу, но однажды Александрия зареклась, что непременно выберет мечту через год, когда все они закончат школу и разойдутся. Роберт же считал своим излюбленным хобби отгородить её от такого пути, поэтому когда она посещала церковь или приюты, он всюду таскался за ней. Один раз даже вместе с девушкой стал донором. В тот день, когда они сдали кровь, Алекс сказала, что Мэллоу пытался её поцеловать.

Стоило Сильвии увидеть этих двоих, как по телу пробежало ощущение тепла, и девушка расслабилась.

Раздался всхрап, а затем послышался хлюпающий звук, словно кто-то громко и неприлично пил воду. За следующей партой после Александрии, свесив голову, расположился Эрик Ходж. Роберт захохотал и, свернув лист бумаги в комок, кинул в парня.

Преподаватель, бормотавший что-то себе под нос, скрипучим голосом прервал лекцию:

– О, Мэллоу, извольте мне остановить вас только для того, чтобы сказать вам, что, я не буду против второго снаряда, намеренно запущенного в нашего вечно-сонливого Эрика.

– О, конечно, мистер Хоул, мне не трудно, – проговорил Роберт и кинул ещё один бумажный комок. Он попал Ходжу прямо по носу. Эрик открыл глаза и сел, как ни в чём не бывало. Все уставились на него таким взглядом, который смог бы дать пощёчину. Школьники в меру своих сил терпели голос учителя по английскому, но иногда он становился невозможным, а сейчас он скрипел так мерзко, что им приходилось затыкать уши. Кто наушниками, кто не брезговал использовать пальцы. Пальцы собственного соседа.

– Мистер Ходж, прекратите засыпать на моих лекциях, – строго, но с еле заметной смешинкой во взгляде отчеканил преподаватель, казалось, он забавлялся такой реакцией учеников, – Понимаю, что моя нудная болтовня заставляет вас закрывать глаза, – “И уши”, – хотелось добавить Сильвии, – да что там вас, я и сам, порой, готов распластаться прямо на своём учительском месте, поддаваясь наступающему сновидению. Между нами, я чисто случайно могу не заметить, как вы пускаете слюни на парту, но увольте меня, если вы к этому всему ещё и храпите.

Практически все ребята в классе засмеялись. Какой бы скрипучестью не обладал этот голос, он пользовался способностью – приманивать уважение детей и подростков. Поэтому нередко он заставлял ребят хотя бы улыбаться, но Деметрий Ванберг, расположившийся самым последним из четвёрки друзей, не смеялся. Не замечая ничего вокруг себя или просто не желая отвлекаться, он молча слушал и записывал лекцию, а сейчас, всё также не обращая ни на что внимания, смотрел в окно. Сильвия время от времени поглядывала на него, стараясь придать выражению лица обеспокоенный вид, а он не замечал даже этого.

После нескольких долгих или быстрых, смотря как посмотреть и кто это будет делать, минут прозвенел звонок. Неадекватные ученики собирались и выбегали в коридор. Они покидали кабинет, словно за ними кто-то гнался, кто-то очень ужасный, чуть ли не падая при побеге из тюремной комнаты школы. А адекватные таращились на них, качая головами и презрительно отгоняя от себя собственную независимость. Преподаватель словно бы печально осматривал школьников, только вот каких – беглецов или же прямо противоположных, у кого на лицах написано, что они могут стать политиками или очень успешными бизнесменами?

Сильвия поймала себя на обдумывании сюжета о подростках после окончания урока. Может, те самые беглецы убегают из кабинета по разнообразным причинам, а те другие – просто застенчивые и культурные ребята. А у преподавателя печальный взгляд потому, что рассчитывал на протяжении всего урока устроить себе ланч, но в конце понял, как это невозможно и придётся прождать ещё несколько уроков. Или он забыл выключить дома утюг, когда гладил идеальную рубашку.

– Куда же вы так торопитесь? – обратился мистер Хоул к Роберту, лихорадочно бросающему всякие принадлежности для учёбы и какие-то другие вещицы в рюкзак и, кажется, в трусы.

– Я тороплюсь в столовую, – улыбнулся Мэллоу преподавателю. И лицо мистера Хоула стало задумчивым и на какой-то малый тон мрачным. Может, всё-таки, он думал о ланче.

На самом деле парень не торопился в столовую. Роберт спешил в туалет, чтобы собрать свой кал. Делал он это для того, чтобы потом закидать им автомобили вражеской баскетбольной команды с соседней школы.

– Увидимся там, – обратился юноша уже к ребятам и пулей умчался за остальными. Математика Сильвии никогда не давалась. Пришлось бы обращаться к интернету. Хотя, в любом случае, даже если бы она ладила с точной наукой, пришлось бы обращаться к всемирной паутине. Это так удивительно странно – сравнивать Роберта с пулей, но в этот момент именно это сравнение пришло на ум. Так быстро парня не оказалось в кабинете, что если бы кто-то позевал и моргнул, то задался бы вопросом: "Куда, чёрт возьми, он делся?".

Кларк вышла в стремительно пустеющий коридор. Точно начался зомби-апокалипсис. Все люди убегали, кричали. А на них наступали волны мертвецов. Обернувшись к друзьям, она произнесла:

– Я, пожалуй, пойду..

– Читать, – сонно закончил Ходж, закатив глаза. Как бы это не воображалось отвратительным и ужасным, но почему-то первой жертвой живого трупа оказался именно он.

– Си, постой, – девушку остановил голос Уайлд, прерывая воображаемые крики Эрика. О, звук этого голоса! И все зомби разом исчезли, – Ты ведь проспала, да? Я пыталась тебя разбудить, но ничего не помогало. И ещё, я слышала, как ты ночью стонала, а потом меня разбудил какой-то звук. Это всё из-за того сна?

– Он снится мне уже неделю подряд после последнего дня лета, – шёпотом ответила Кларк, словно кто-то мог подслушивать разговор, – А что это был за звук?

Ходж смачно зевнул и, что-то неразборчиво сказав, удалился по коридору.

– Хочешь поговорить об этом? – прошептала Александрия.

Сильвия выдавила жалкую улыбку, посмотрела в лицо Деметрия, смотревшего в ответ, но, как будто, сквозь девичью голову, отчего-то напряглась и произнесла:

– Нет, думаю, лучше побыть одной.

Две пятиминутные переменки прошли так незаметно, как не могли проделать подобное социология и экономика. Хотя все, без исключения, общественные науки вызывали интерес, особенно философия и психология. Всё могло вызывать интерес, помимо точных наук. К ним Сильвия относилась особенно равнодушно. Пора математики закончилась, наконец-то остался последний год, но девушка не задумывалась о будущей жизни. Всё, что она поняла за все годы обучения, что философия и психология делили почётное первое место в списке любимых предметов.

После окончания третьего урока начался заветный ланч. Заветный потому, что сорок пять минут Кларк потратила бы на единственное любимое занятие в школе – чтение. А мистер Хоул на блаженную еду.

Добежав до собственного шкафчика, она уставилась на, прикреплённый к металлической дверце, клочок бумаги, на котором было написано: “Берегись ПКК”. Рюкзак в руках так и норовил проскочить в спокойное место локера3, но девушка сдёрнула записку и поспешила убраться из школы.

Кто-нибудь вообще когда-нибудь догадывался создать особое клубное сообщество, смысл которого заключался в борьбе против чтения и читающих? В этой школе догадались. И надо же Кларк обучаться именно в ней. Сильвия торопилась, понимая, насколько она оказывалась беззащитной с книгой в руках. А это такое ужасное дело – проводить хотя бы день без чтения. Потому что продолжительное время без чтения сказывалось слишком плачевно. Почему? Просто взгляду открывалась реальность – грубая, предсказуемая, болезненная, а чтение и книги, как антидот, сродни самому великому спасению и счастью. Но ПКК (противники книжных клубов), минимум, как саранча, и максимум, как чума отбирало, портило то драгоценное, что она могла иметь, а потом издевалось над горем страдающей. Даже Роберт по его словам не мог ничего предпринять, хотя он понимал это, как неудачную шутку. Отчаяние длилось недолго. Сразу после того, как два года назад сообщество дало о себе знать, Сильвия нашла выход. Просто читать вне школы. Спасение выглядело, как причудливая скамейка, укромно стоящая неподалёку от школы, но в идеальном месте, в которое не доберётся ПКК, с уютным видом на дикую прелестную природу.

Она домчалась на старом друге до этой одиноко стоящей скамьи, мимо которой проезжала, добираясь до школы. Скамейка стояла напротив проторенной тропки реликтового леса, соревнующегося с человечеством за сохранность своего вида. Лес выглядел настолько древним и загадочным, что от него исходили опасное величие и мощь, а также что-то, не поддающееся объяснению и пониманию.

Кларк замечала за собой странное счастье, гуляя по лесистой местности и думая о чём-то своём или просто спокойно читая в окружении растительности. Скамейка казалась очень необычайной здесь, она позволяла садиться на неё, а иногда, словно живая, даже приглашала в свои объятия. Иногда лавчонка пугала девушку, заставляя ожидать неведомой опасности. Словно скамья предвещала, что кто-то отклонившийся от тропы, никогда более её не увидит, а неподалёку от скамьи стоял тотемный столб4, который изображал ворона. Для Сильвии он выглядел стражем. Два вырезанных глаза-щёлочки священного деревянного тотема смотрели на Сильвию пристально, и в пустых глазницах как будто мерцал огонёк.

Кларк помотала головой и откинула все посторонние мысли. Она прошла к одинокой лавке и, сев, углубилась в чтение. Когда, вдруг, становилось грустно, когда изнутри терзала боль или пустота, она всегда бралась за книги, и полностью выматываясь чтением, забывалась сном. Читать здесь – странное дело, читать бумажные страницы в бумажном переплёте, когда на тебя смотрят множество деревьев, сородичи которых шли на изготовление этих самых книжных страниц и их переплётов. Будто сейчас древа взбунтуются и корнями потянутся к шее, а ветками изуродуют тело до неузнаваемости.. Хотя сделать такое они не посмели бы и не захотели. Истина здесь проста – Сильвия Кларк с самого детства считалась другом всей растительности.

Сон пришёл незаметно и быстро. Сидя с книжкой в руках, девушка не противилась ему. Неопытное, наивное дитя. И всё же, странное дело – спать здесь.

Снова. Не просто сон. Кошмар. Он мучал однажды сразу после смерти бабушки и теперь делал это постоянно, спустя шесть лет. Кошмар, в котором умирала Мирра, в котором сама Кларк – убийца, только в другом теле. Нож в очень бледных руках, взмах, крик, кровь и чей-то, холодом пробирающий до костей, хохот. Возле тела мёртвой сформировывалась кровавая лужа. А затем, эта лужа исходила рябью, и из неё выползал шёпот. Хриплый. Гудящий. Многоголосый. Ужасный. Он, как незримое существо, достигал уха, и обращался в страшный вопль. Приводил к гибели. Всё предавалось гниению и низвергалось во Мрак. Возникала чернота и пустота.

Проснувшись, Кларк огляделась по сторонам и растерянно взглянула на время. Одиннадцать часов одиннадцать минут. Она проспала ровно одну минуту от начала лекции, и по этому случаю девушка выбрала обратный путь до дома. Это только в первой середине сентября. За опоздание и прогул урока она могла получить специальную карточку. Получит точно, если погрешности при посещении продолжатся.

Кларк разговаривала с мамой, а потом с учителями, которые в свою очередь общались с матерью девушки. Учителя признавали, что Сильвии просто-напросто не хватает твёрдой мужской руки. Хотя Элисон сама – женщина не из мягких, и Сильвия признавала, что отсутствие отца в семье восполнялось женскими, но явно не мягкими руками Элисон Кларк. И все они желают девушке добра и успеха в учёбе, но только если она серьёзно за себя возьмётся. Интересно, какова вероятность того, что они пожелают добра вне учебной сферы? А ведь ещё ожидалась беседа со школьным консультантом. Вероятность, что консультант смог бы раскрыть в себе потенциал дружелюбного психолога, раскрывая беспощадную суровую правду, с преувеличением равна половине процентам из ста.

Пока Кларк ехала на велосипеде, она пыталась отсортировать в голове нужные мысли. Возможно ли считать то пятиминутное видение сном? Почему оно так часто видится в голове и что такого в нём? Возможно ли так быстро пробудиться? Если да, то что или кто этому поспособствовал? Может она до сих пор спит? Может, кто-то очень сильно стремился показать это видение для того, чтобы девушка пришла к какому-то выводу. Вот только она не имела ни малейшего понятия, зачем они снятся и для чего.

Сильвия направлялась в дом, в котором проживала дальняя тётя. Женщина уехала куда-то по делам, что делала постоянно, особенно в последнее время. Кларк обменивалась с ней лишь парой слов, которых требовало уважение, и отношения у них, прямо сказать, как у только что познакомившихся людей, но словно бы каждый из них зависел друг от друга. Но если тётя предоставляла девушке кров над головой, еду, тёплую постель и комфортную уединённость, то какой прок от этого дальней тётушке можно только догадываться.

Кларк на время обучения приезжала из сельской местности, расположенной далеко к югу от столицы штата – Джуно, в самый юго-восточный город – Хиддланд. Город на первый взгляд казался типичным и самым обыкновенным американским населённым пунктом. Не далёкий от цивилизации, в отличии от Джуно. Хиддланд был достаточно культурно, технически и экономически развит. Но отличался от мегаполисов, крупных и даже некоторых мелких городов Аляски относительной бесшумностью, редким спокойствием, меньшей популярностью среди туристов, но огромной заинтересованностью исследователей, заселённостью и временами мрачной сонностью, словно весь город засыпал и люди вместе с ним.

Но даже здесь находилось большое количество приезжих. Казалось, что их могло тянуть в такую цивилизационную тишь?! Что-то неведомое? Тех, кого Сильвия замечала, нельзя назвать обычными скучающими туристами. Скорее странными исследователями и подозрительными личностями. Они являлись сюда с непонятными приборами и с неприятным внешним видом, как грозные телохранители какой-нибудь главной шишки, а убирались из города не все из них, и на лицах у них читалось выражение неудовлетворённости, безысходности, утомления, будто они нашли то, что искали, но не смогли понять.

Но больше всех город удивлял отсутствием царя Аляски. Медведи считались чем-то неотделимым от штата, а казалось, в Хиддланде их не существовало никогда. Самое смешное в том, что люди зачем-то пытались расселить зверя на диких территориях леса (в качестве эксперимента). Но их ожидало то ли разочарование, то ли облегчение (ведь эксперимент провалился). И медведи в дальнейшем не стали бы угрозой спокойному существованию жителей города. Может опасным существам необходимо дать достойный отпор, чтобы они перестали считать себя властителями территории? Если мишка не пугается людей, то, быть может, нашлось что-то, что имело право на царствование в пределах Хиддланда? Что-то, отчего мишки решили не появляться здесь.

Соседка по комнате, Александрия, имя которой она сократила до более короткого "Алекс", так же, как и Кларк, приезжала из сельской местности. Очень удачно Алекс выпала честь лицезреть благое настроение тётушки Сильвии, которая разрешила поселиться девчушке у себя дома.

Алекс. Это имя вызывало безудержную радость и всеобъемлющую теплоту, из которой, как будто, сама Уайлд была создана. Она казалась сосудом для всего доброго и хорошего. То тепло, которое Алекс впитывала в себя, она и отдавала без остатка, раздавая его всем окружающим. Иногда, даже казалось, что ей подвластна способность обогревания холодной души, растапливания ледяного равнодушия сердца. В её внешности преобладали тёплые оттенки: от светлой кожи, карих глаз, золотистых волос до милой белоснежной улыбки.

Выезжая с лесной тропы, Сильвия направила велосипед к шоссе Стэмпид. Из-за поворота резко вывернул темно-бордовый автомобиль. Окрестности огласились громкой неприятной музыкой. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда автомобиль разнёс по округе громкий гудок, и чуть не упала, но чудом сумела удержать равновесие. Неизвестная марка машины, по виду которой стало понятно, что стоит она не меньше прожитой жизни, а вернее, даже намного больше. Этот бордовый монстр выделывал круги на дороге, буксовал. Подобными действиями кто-то показывал все прелести этого авто. Типо "Смотрите, какая крутая тачка, посмотрите на неё, но не смотрите на меня". Владелец монстра затонировал стёкла настолько, что в них виднелась сплошная чернота. Ещё раз буксанув, машина разогналась и стремительно уехала.

Дом 2613 на Саллэн5 Стрит встретил Сильвию мрачным приветствием. Угрюмые глаза-окошки домиков и тоскливые взгляды птиц, провожающие одиноких прохожих по унылой улице. Возле домов наблюдали пустоглазые6 саллэнские жители, и в тот момент, когда ты замечал их стеклянный взгляд, они прятались в домах. Название улицы объяснялось угрюмым внешним видом квадратных или прямоугольных строгих домиков, и люди, живущие в них, отличались хмурыми взглядами, а иногда и недружелюбным настроем. Здесь никто не уступал дорогу. Если ты знал главное правило Саллэн Стрит, а именно: "Думай о себе и спасай только себя", то ты уже считался здесь избранным. А ещё, к северу на этой улице располагался дом с монахинями. Почему-то этот монастырь делал атмосферу ещё более жуткой. Когда Сильвия вернулась в комнату тётушкиного дома, Алекс сидела на кровати, лучезарно улыбнувшись при виде подруги. От её улыбки в голове возник столп мощного света, осветляя мрачные стены и душевный настрой. Эта девушка – источник счастья и добра на Саллэн Стрит.

– Ты как-то долго, – встрепенулась Александрия, словно до этого она вздрагивала при каждом шорохе, обнадёживая себя тем, что это могли быть шаги подруги, – Просто перед тем, как идти сюда, я прогулялась с Робертом и Ходжем. Захожу, а тебя нет. Я разволновалась. Позвонила Деметрию, и через большое количество гудков он, видимо, совладал с собой и взял трубку. Я очень удивилась, ведь это Деметрий. Я спросила его о тебе, а он сказал, что ничего не знает и повесил трубку.

Алекс и Роберт, они тоже прогуляли урок или Алекс отпросилась, потому что пять раз в неделю посещает церковь и детский приют, а Мэллоу просто увязался за ней. Он не задерживался в компании парней, поэтому если Сильвия и Алекс уходили, он следовал тому же примеру. Странно, что с Робертом не ушёл ещё и Ходж.

– А что же Деметрий? Он не захотел прогуляться с вами? – спросила Кларк, подойдя к собственной постели, скинув рюкзак и вяло потянувшись.

Уайлд улыбнулась и передала девушке яблоко, от которых к горлу подступала тошнота. Временами Алекс сидела на какой-то странной яблочно-ореховой диете, поэтому утром девушки пили сок из яблок, в обед ели яблоки с орехами, а на ужин яблочное пюре. Она зациклилась на диете, боясь снова прибавить в весе.

Кто угодно срехнётся, говорила Сильвия, и тогда диета заканчивалась. Холодильник полнился соевым сыром, фасолью в банках и чёрным шоколадом. Мясо он не принимал. Алекс жалела животных и кушать его отказывалась. Кларк с ней соглашалась.

– Ты же знаешь, без тебя он старается даже не появляться перед нами, – ответила она.

– Прекрати, – произнесла Сильвия, на миг отвернувшись от подруги только для того, чтобы забраться на кровать. – Тебе не надо говорить, что я этого не люблю.

– Я точно знаю, что тебе это нравится, – заговорщически улыбнулась Алекс и тут же серьёзно выдала, – Ты расскажешь, что тебе приснилось?

Сильвия скривилась от вида яблока и взглянула на соседку по комнате.

– А ты знаешь, если будешь часто есть яблоки, то помолодеешь?

– Правда?

Кларк вздохнула и ответила:

– Нет. Просто ты, как Идунн7.

Алекс рассмеялась – громко и искренне. Смех девушки пробудил силы добра, из её рта вылетали тёплые лучи жизни. Сильвия расслабилась.

– Поделись со мной переживаниями. Я знаю, что тебя что-то обеспокоило во сне.

– Не думаю, что это лучшая тема для разговора, – серьёзно проговорила Кларк, но не сдержала ответной улыбки.

– Я обязана знать. И к тому же мне ведь заметно, что ты хочешь рассказать, – настаивала теплоликая девушка.

Долгая пауза маячила громким звоном тишины в не особо непримечательной комнатке. Беспорядочно застеленные кровати, предметы девичьего обихода, что, в большей части, касалось стороны Алекс. А на стороне Сильвии целая библиотека – кучи книг в шкафу с прозрачными стёклами, на тумбочке, горками на полу и на кровати, и под ней. Стену увешивали листки со странными, тёмными рисунками: трёхглазый олень; похожая на жабу, тварь, с длинными клыками, из пасти которой торчали сломанные стрекозиные крылья; мрачный лес с десятком глаз на деревьях; тени, которые не повторяли движений хозяев; огромный стол с пробирками, в которых хранились или маленькие пальчики, или какие-то порошки; свисающие с увитого плющом потолка пучки трав или конечностей; что-то, лежащее в глубокой ванной; дом в широком стволе, освещённый огромным фонарём; богомол с человеческими глазами и конечностями, похожими на человеческие руки. Ближе к центру располагалась тень чёрной фигуры, стоящей за деревьями, у которой выделялись одни лишь глаза, а за спиной ершились перья. Далее по кругу: чёрная фигура с раскрытым клювом стояла перед костром, в котором заживо горел человек; люди сидели в висящих клетках, и чёрная фигура смотрела на них огромными круглыми глазами, обнажив глубоко в клюве острые зубы. В самом центре висел рисунок когтистой чёрной кисти, к которой тянулась детская ладошка, совсем маленькая на фоне большущей руки.

Самое жуткое скрывалось в том, что Сильвия не имела понятия, зачем когда-то рисовала эти рисунки. А рисовала ли она их сама, ведь рисованием Сильвия не увлекалась даже в детстве? Тётушку рисунки пугали, но почему-то она предпочитала не замечать их вместо того, чтобы снять. Кларк привыкла к этим картинкам на стене и проделывала каждодневный ритуал, представляя их своими оберегами, так было легче воспринимать нарисованную жуть.

Алекс молча ждала ответа, смотрела только своими умоляющими глазами, мысленно ожидая продолжения разговора.

После молчания Сильвия заговорила:

– Мне бабушка рассказывала истории.

– О, те самые легенды? – прервала Уайлд, пересаживаясь на кровать подруги, а затем сделала знак, чтобы она продолжила.

– Эти истории уже не о Короле-Вороне, про которого ты была наслышана. Это другие истории, и одна из них рассказывала о бледноликом монстре. – Сильвия вздохнула и продолжила, – Существовало как-то одно несчастное создание. И глубоко в нём жил губительный демон. Демон этот не был злым, но он действовал в контексте своей природы, а природа его считалась тёмной. Поэтому, всё, что он делал, вредило людям, но иной жизни демон не знал.

– Стой, – вскрикнула Алекс, в ставшей, вдруг, мрачной обстановке, словно у стен появились уши, дабы слушать историю юной девушки. А над листками возвышались тени рисунков, мрачными очертаниями продвигаясь к рассказчице, голосом которой, будто, завладевало что-то потустороннее, точно сама Мирра предстала в образе сказчицы, и то ли от этого, то ли от чего-то другого по коже слушающей пробегали мурашки, – Ты собираешься это пересказывать? Но как же твой сон?

– Несомненно, ведь иначе ты не поймёшь мой сон, – спокойно ответила Сильвия и продолжила пересказ, – Но демон настолько устал от своей природы, которая заставляла его вести тёмную жизнь, что решил заснуть долгим сном. Его чёрные дела прекратились и, казалось, что демон исчез. Однако через несколько лет он пробудился. И в этот самый необыкновенный день, когда Свет и Тьма вели особенно ожесточённое сражение, когда, казалось, ничему нет конца, особенно неугомонному Хаосу, демон призадумался о смысле своего бытия, о своих деяниях, о той тонкой грани, что разделяет силы света и силы тьмы. В момент раздумий он, вдруг, задался вопросом, что же им движет и почему он приносил вред, почему поступал именно так, а не иначе; и ему подумалось, что было бы неплохо изменить себя. Стал демон для начала одаривать смертных помощью – исцелял, направлял и учил полезным вещам. В это время изменений он думал, что сможет ощутить что-то приятное, но всё же демон был далёк от того чувства, которое хотелось назвать счастьем. В итоге, решил он, что ему просто-напросто чего-то не хватает. Долго демон искал, изучая смертных, Мир и себя пока не нашёл то, что не давало покоя и то, что необходимо ему – это была любовь. Что, если, когда-то живший глубоко в несчастном создании, губительный демон стал справедливым ангелом?! – девушка сделала небольшую паузу, – Это была история о том, чьи поступки вызывали противоречивые чувства у благородных граждан и негативные отклики у лиходеев, и чей облик внушал скорее сострадание, чем страх. Белоснежная кожа, так прекрасно сияющая при свете небесных светил, обтягивала худосочную, но идеально прямую фигуру несчастного создания. Острые когти на ногах и руках оно отрастило себе само, дабы отпугивать всех, думающих по-лиходейски, от своего жилища и дабы противостоять тем, кто будет охотиться за ним. А ведь такие случаи случались. И как-то раз, когда оно вышло из укрытия, люди от страха подловили его, срезали плоть вплоть до костей, навеки изуродовав прямую спину, а голову подожгли страшным огнём, поэтому нет у него волос и прекрасной кожи, только обгоревший кусок из плоти и кости. И воет оно дни напролёт, не в силах заглушить боль. И вой этот пронзает насквозь. Не зол и не милостив он, однако, страшен и мрачен. В вое этом вся боль, печаль и ужасное обещание, что когда-нибудь существо обрушится на мир смертоносною стрелою. Справедливости ради в бездну мглы сопроводит души, тленные Тьмою, с маской тени приукрасит средь светлых детей свой облик магией чистейшей любви. А когда восхитятся все во славу сияющего героя, покажет лицо ужасающее и меч свой поднимет, справедливость творя, дабы запомниться миру, как правосудия ангел с тёмным началом.

– Ты думаешь, он тебе снился? – выслушав всё до конца, спросила беспокойная Алекс.

– Именно так я и думаю. И мало того, этот его шёпот показался мне довольно реальным. Будто..будто на самом деле он мне не приснился. Ты понимаешь?

Уайлд побледнела, смотря в лицо девушки, и в её тёплых глазах отобразился безумный взгляд Сильвии.

– Может, это всего лишь твоя фантазия, навеянная сказками Мирры?

– Ты мне не веришь, – расстроилась рассказчица.

– О, Си, мне так жаль, прости меня. Я знаю, ты не врёшь. – мягко залепетала Александрия, – Но может будет лучше, если ты поговоришь с миссис Гриффин?

Сильвия встала с кровати и, натянуто улыбнувшись, ответила:

– Безусловно. А теперь я думаю, было бы неплохо, если бы ты показала своё мастерство по приготовлению обеда, потому что постоянно обедать и ужинать яблоками ужасно.

1.3 Роберт

Есть короткие дороги к счастью, и танец – одна из них.

Вики Баум

Роберт долгое время лежал без сна. В руках он держал огненно-рыжие пряди волос. Парень улыбнулся. Года два назад Сильвия пришла в парикмахерскую матери. Миссис Мэллоу сделала Кларк короткую причёску, а Роберт затем в тайне от матери собрал пряди и спрятал у себя в комнате. Юноша прижал волосы к носу и блаженно понюхал, хотя они ничем не пахли, только почему-то дымом, если сильно принюхиваться. Улыбка погасла. Он презрительно называл собственное поведение преследованием маньяка только без отвратительных намерений. Но всё же ему не оставалось ничего, кроме как глупо улыбаться и скрывать тайну в компании Сильвии и друзей. Правда он отдавал должное приставучей внимательности и раздражающей наблюдательности Деметрия. Этот парень всё понял с первого взгляда Мэллоу.

Роберту так отчаянно хотелось избавиться от него, но что он мог поделать, если в компанию его привела именно Сильвия?! Она же просила всех быть с ним понимающими и терпеливыми. Эта пара познакомилась ещё маленькими детьми, раньше даже, чем Кларк подружилась с Алекс.

А первая встреча с Робертом состоялась в младшей школе. Когда она только зашла в класс вся растрёпанная, растерянная и с каким-то странным поблёскиванием в глазах. Явившаяся, словно дикушка, она первое время держалась одна. Многие ребята в классе смеялись над ней, и Роберт не отставал от них. Он не понимал, что их смешило, но старался поддерживать весельчаков, чтобы в их глазах не прослыть белой вороной. На следующий год Роберт и эта дикарка снова оказались в одном классе. На этот раз он стал дёргать её за волосы и издеваться, даже дал ей эту кличку “дикарка”. Он хотел только, чтобы она перестала быть такой спокойной или терпеливой, чтобы побегала за ним и прекратила быть скучной. Трое ребят из прошлого года и новые ребята поддержали идею и изводили нелюдимую замкнутую девчушку, чего Мэллоу не хотел. Они мазали её стулья клеем, подкидывали в рюкзак лягушек, пауков, даже змей. Подкарауливали на выходе из школы и гоняли её, как охотники несчастную зверушку. Прятали её велик, но она быстро находила его, будто слышала своего единственного друга на расстоянии. Роберт не хотел, чтобы они так издевались над ней, но тем не менее следил за выходками ребят, не вмешиваясь, иногда даже как-то заворожённо, будто сам стал охотником, и чужие страдания приносили ему облегчения. Вот смотришь на людей и думаешь, когда они уже сломаются? Но она ломалась, день ото дня, когда никто не видел её заплаканное лицо, чёрных теней под глазами и дрожащие руки. Он стал видеть больше, чем хотел, будто нацепил на себя её шкуру и ощутил её боль. А потом что-то в нём порвалось, что-то тугое и тяжёлое, и ушло. Словно камень свалился с души, когда, сидящую на полу, дикарку защитила мелкая хрупкая девчонка. Роберт такую мелочь даже не замечал, пока она не встала против всех, и тогда она стала заметна любому глазу. Мелкая закрывала дикарку и рыдала, наверное от страха. От такой сцены ребята завелись пуще прежнего, и кто-то из них влепил мелкой оплеуху. От того, что она была такой маленькой и тощей, удар свалил её с ног. Мальчишки засмеялись. И вот тут-то настал тот момент, когда Роберт сначала испугался, потом удивился, а затем восхитился. Дикарка вскочила так резко, что никто из мальчишек не заметил её передвижения, даже Роберт каким-то образом проморгал это. Она набросилась на ребят, как дикая озлобленная кошка, била их по головам, по спинам и ногам, кусалась. Кто-то перехватил её за растрёпанные волосы, и она перестала драться, ведь одна девчонка против десятка пацанов это ничто иное, как поражение для первой.

– Тупорылая дура, – кричал захватчик, – И за волосами даже не ухаживает. Фу!

Дикарка сверкнула злобным взглядом и пятилась от пацана, мальчишеская рука крепко держала волосы, а она отходила назад. Это было похоже на соревнование, кто перетянет канат, только вместо каната они тянули волосы. Перетягивание закончилось тем, что рука выпустила волосы, и дикарка упала на пол. Тело Роберта двинулось само по себе, и он оказался лицом к лицу с тем пацаном.

– Хватит уже, – сказал Роберт и приготовился к тому, что его сейчас ударят. Лучше бы он не говорил этого, сейчас его тоже сочтут странным.

Пацан только посмотрел на него и ушёл, сказав напоследок:

– Как скажешь, ты это начал.

Остальные ещё поглазели и разошлись следом.

С того самого момента он стал лучше приглядываться к дикарке, которая подружилась с мелкой. Через какое-то время Роберт испытывал странные ощущения, стоило дикарке попасть в поле его зрения. Он ощущал себя тем, кто должен заботиться о ней, как старший брат. Тогда Мэллоу влился в их компанию, и Сильвия стала для него сестрой, о которой он мечтал уже давно. Но вырастая, Роберт хотел любви, интимных объятий и страстных поцелуев, и он видел в ней уже девушку, девушку, с которой хотелось начать отношения.

В старшей школе вокруг парня начала бегать туча красавиц, с природными прелестными достоинствами, и некоторые из них совсем не прочь стать частью жизни Мэллоу. Что такого он нашёл в рыжей дикарке, когда как другие девчонки словно богатенькие модели? Если Сильвия и обладала красотой, так только простой и какой-то тусклой, будто она тень совершенной красоты. Лицо девушки, как миллиарды других, обычное, и ни капли не выделяющееся. Но шутка ли это природы или хитрость иллюзий, когда становилось не до девичьих черт лица, а ведь Роберт первым делом смотрел на внешность. Ни за что и никогда в жизни он бы не выбрал некрасивую спутницу. Что-то другое, будто маня, уводило от разглядывания внешнего облика. Красота Кларк, словно волшебный фрукт, но не привлекательный с виду, который даже в рот положить боишься, а однажды попробовав, к нему хочется возвращаться и есть, есть. Что-то волшебное в Сильвии манило и не отпускало, поэтому даже столь унылые глаза казались блистающими, плотно сжатые губы, точно у старухи, становились манящими, бледное измученное лицо свежим, а эта вечная морщинка на переносице от постоянной нахмуренности только лишь радовала взгляд и считалась особенным дополнением. Даже эта вечная одежда, в которой она, казалось, существовала всегда: джинсовый синий комбинезон с чёрным свитером, ботинки и вельветовая бежевая куртка, – выделяла девушку.

Может, он пленился необычайно-изумрудным цветом глаз? Или странным взглядом? Или чем-то другим? Словно он бедное насекомое, что попалось в пасть хищного цветка, но ведь этому насекомому возможно понять, что это верная погибель. Может, это растение дьявольское?!

1.4 Сильвия

Утром девушки решили, что в этот день, поскольку они отправляются вместе, дорогу нужно выбрать короткую и более безопасную. Алекс опасалась пути, идущего через лес, что она всегда старалась держаться подальше от него. Уайлд называла царство древних деревьев местом жутким, а в мыслях добавляла – и проклятым. Сильвия же прекрасно всё замечала на лице Алекс и не оспаривала мнение подруги.

Они выбрались из дома, что стоял громадной тоскливой коробкой. Его окна мрачным взглядом наблюдали за миром, ведь хозяйка жилища, доверив племяннице значительную сумму денег на проживание и оплату счетов, ещё не вернулась, и никого кроме неё дом не принимал.

Путь расположился прямой дорогой, проложенной от дома до школы. Как только они добрались до главного шоссе, слух уловил знакомый рёв разгоняющейся стали. Бордовый монстр на всех порах мчался по трассе, стремительно приближаясь к девушкам. В то время, когда Алекс на велосипеде успела достигнуть противоположной стороны, автомобиль затормозил от неё в нескольких сантиметрах. Из салона доносился тяжёлый рок и громкий смех. Двери открылись, из монстра вышли трое парней, одетых в дорогую одежду; Роберт как-то говорил, что подобная одежда – тренд от модных фирм. Воздух наполнился вонью сигаретного дыма и чего-то ещё гнусного и отвратительного, словно бы последний запах источала сама натура парней.

– Привет, малышки, – сказал обкуренным мерзким голосом тот, кто вылез с заднего сидения, – Не желаете прокатиться?

– Чёрт возьми, они испачкают мне тачку, – произнёс один из них грубым тоном, судя по всему тот, который и вёл машину; его белые волосы болтались нахальным хвостом на затылке, а на висках были выбриты.

Засмотревшись на причёску, Сильвия нахмурилась и произнесла:

– Как глупо, – взглянула на парня, который предложил присоединиться к ним, – Было бы неплохо, отвезите вы нас до школы, вот только если бы у нас не было велосипедов, но нам лучше в цельности и сохранности добраться самостоятельно.

Третий парень, показавшийся на первый взгляд самым дружелюбным, пригладил свои волосы и сказал:

– Уверены? Мы ведь сможем вам помочь, – дружелюбный переглянулся с мерзким, и они оба засмеялись.

– Спасибо, но мой велик слишком требователен. Он привык, чтобы только мои руки держали его. Тем более, по лицу мистера "выбритые виски" заметно, как он не желает, чтобы такие, как мы, оказались в машине.

Выбритые виски в ответ нервно закурил, словно он или боялся девушек, или ненавидел. К нему подошёл дружелюбный и, попинав белый хвост водителя пальцами, довольствовался прикованным к нему вниманием.

– Но ведь мы не против тёлок, – произнёс мерзкий, а дружелюбный добавил, – А ты насколько требовательна?

– О, да кончайте уже, – зло бросил выбритые виски, – Они не будут залезать в мою тачку и поганить её чистый салон.

Сильвия приподняла бровь. Алекс дотронулась до пальцев Кларк и замотала головой, как здравомыслящий советник импульсивного царя, у которого на всё лишь один ответ: "битве быть".

– Знаете, – начала Кларк, отодвигая девушку, – Спасибо за предложение, но мы откажемся, потому что вы кажетесь подозрительными, а мистер "выбритые виски" нам не просто не симпатичен, а ужасно отвратителен.

Она отвернулась и кивнула Алекс, та растерянно кивнула в ответ – знак того, что всё в порядке, и ногой приложилась к педали старого друга. Что-то схватило куртку и отдёрнуло тело Кларк от него. Раздался крик Уайлд. Сильвия забрыкалась. За спиной звучал мерзкий смех.

– Отвратителен? Да знаешь, что ты и моей куртки не стоишь, деревенская дрянь, – изрёк обладатель грубого голоса, не выпускающий девушку.

– Закинь их в тачку, – прогнусавил другой голос.

– Нет, не тащи её в салон, – сказал тот, кто держал Сильвию. Алекс издала судорожный вдох. Девушка всегда делала так, когда плакала. Понимание того, что Алекс оказалась в опасности, побудило на храбрый, но чрезвычайно необдуманный поступок. Кларк резко развернулась и зубами вцепилась в руку, которая не отпускала ткань куртки.

– Дикая тварь, – зашипел парень с выбритыми висками, отталкивая от себя девушку. Сильвия упала, но тут же встала, хмуро глядя на противника, как охотящийся зверь. Выбритые виски губами присосался к запястью и в следующий миг сплюнул на землю кровавую слюну.

– Вы бы лучше извинились, – сказала Алекс, вытирая рукавом лицо.

Парни засмеялись. И выбритые виски ответил:

– Извинишься сама перед моей тачкой, когда я тебя нагну перед ней.

Водитель держал своих дружков и ругался:

– Мать вашу, грёбанные ублюдки, никто не полезет в мою тачку, в том числе и вы, если не перестанете бегать за чиками8. Мне ещё ехать на закладку9, потому что этот долбанный король не даёт мне ни минуты отдыха. Идите нахрен со своими трахнутыми мыслишками.

Кларк снова кивнула. Девушки залезли на велосипеды и отправились в школу. Виновники происшествия, как неразумные существа, улюлюкали позади.

На урок она снова опоздала. Девушка быстро пробежала к парте, пока учитель отсутствовал, а остальные были слишком заняты, чтобы замечать этого опоздания. Роберт улыбнулся и придвинулся ближе, сидя на стуле. Комнату огласил скрипучий звук от трения ножек по паркету. Кларк хотела провалиться под землю, исчезнуть, ведь сейчас все обратили внимание на новоприбывшую. Если бы здесь находился учитель, Сильвии сделали бы выговор, но только потому, что этот звук сводил их с ума. Мистера Джейсона Хоула передёргивало всякий раз, когда кто-то таким образом отодвигал стул.

Роберт сел на школьный стол. Обнял Сильвию за шею и отстранился с вопросом:

– Что это? – его палец устремился через девичью голову и ткнул в воротник сзади.

Она схватилась за куртку, придвигая ткань ближе к глазам и присмотрелась, в свете светодиодного освещения на ткани просматривалась маленькая прожжённая дырка.

– Ты, что, когда курила, поправляла свой воротник? Или ты жгла свои книги? Чем ты занимаешься, пока мы тебя не видим? – сказал Роберт и слез с парты. Девушка сомкнула глаза.

– Прожигаю свою жизнь в будничной рутине, пока она не обратится в тлен, – устало произнесла Сильвия. Прозвенел звонок. Она резко распахнула веки. Вокруг суетились подростки. Роберта не оказалось рядом.

Так снова начался день, похожий на предыдущий и все остальные перед ним. Сильвия выбиралась из тётушкиного дома, приходила в школу и несколько часов в ней проводила. Иногда что-то понимая для себя и открывая, а иногда ощущая себя маленьким винтиком огромного устройства. Винтику навязали определённую работу, и он не понимал, а для чего это собственно надо. Винтик запросто может отвалиться, осознавая бессмысленность работы и свою бесполезность, ведь он бы больше не считался никаким винтиком. И если бы кто-то сказал, что он, этот винтик, потерял всякий смысл, бывшая часть огромного устройства обязана была бы ответить: "Всякий смысл может существовать глубоко внутри, и пусть, даже от меня не получить никакой полезности, я могу быть бессмысленным, но только лишь в понимании других, свой смысл я обрету сам, отыщу в самом себе и буду жить, благодаря ему, а не потому, что считался бы для кого-то полезным".

Время последних лекций пролетело незаметно для вовлечённого ученика, но томительно для скучающего, из-за чего голова Сильвии занималась чем угодно, чтобы развеять приставучую скуку. Девушка посещала занятия, иногда даже не понимая, зачем это надо. Она всего лишь мечтала жить в тихой уединённости, каждый день, час, минуту посвящая чтению книг. Хотя американские школы и баловали учащихся разнообразными клубами, Сильвия среди них выбрала бы книжный, но она человек такой, который не любит обсуждать прочитанное с другими. А когда стоило только признавать, что обсуждать книги – интересное дело, как в клубе она встречала глупых подростков, а не интеллигентных и эрудированных людей.

Так протекала жизнь – медленно, томительно, ужасающе нудно. И если бы только не помощь книжных друзей, точно не получилось бы ответить, что она сделала бы со своей жизнью. Всякая надежда уже давно угасла, как потихоньку угасает пламя, которое искренне верило в долгое существование, но которое оказалось совсем не нужным, а потому ему предпочтительнее было бы угаснуть навеки. Не потому ли сказки живут только для детей? Они испытывают счастье, когда ребёнок с волшебством внутри открывает их для себя и в себе, а затем весь смысл теряется, когда сказки, обливаясь слезами печали, оказываются больше не нужными серьёзному взрослому, что когда-то в себе носил волшебство. Кларк до боли в груди, из-за столь видимой отчуждённости и отличия, словно девушка в буквальном смысле прибыла из другого мира, не могла позволить себе отказаться от этих сказок и историй Мирры. Пусть в жизни будет хоть что-то волшебное, хоть и вымышленное. Она не хотела верить в их исчезновение из мира людей, потому как ещё во время расцвета технологического прогресса даже дети заболевали приступом взрослости, и их внутренний ребёнок сменялся чем-то губительным для скрытого волшебства. В Сильвии же спит удивительный ребёнок, который не просто знает, а верит, что волшебство существует. Он всегда в ней жил и живёт сейчас. Этого ребёнка девушка усыпила давно, чтобы не злить непонимающих взрослых. Но в любое время дня и ночи он готов был пробудиться, чтобы, наконец, воочию увидеть настоящие чудеса.

Когда ты взрослеешь, то понимаешь одну истину. Взрослые вовсе не вредные и противные пришельцы, которыми дети их видят, хотя и такие встречались. Взрослые – те же дети, только самостоятельные, ответственные и мёртвые, когда забыли свои мечты. Что ты должен делать – быть счастливым и радоваться, как дурачок и никогда не взрослеть, и в итоге умереть от голода, когда не сможешь прокормиться или повзрослеть и понять, что взрослая жизнь – отстой? Быть счастливым, чтобы умереть или страдать, чтобы выживать? Может жить, чтобы быть счастливым?

Размышления прервал шум. Лекция кончилась.

Она направилась в особый кабинет, отведённый для чтения, и одинокой фигуркой обустроилась в его укромном углу. Если в школе и могли быть излюбленные места книгоманов или интровертов, так только этот, маленький, переполненный тишиной, кабинет. Он выглядел так просто и привычно, с незапоминающимся дизайном. Грустить или смеяться изо всех сил в нём казалось невозможным. Кабинет оберегал молчание и равнодушие. Каждому, входящему в него, предоставлялось место для долгих размышлений или скоротечных, но важных обдумываний. Поэтому, сюда никто особо не захаживал, все либо недодумывали, старались не затягивать с думами, либо и не думали вовсе или просто боялись в столь смиренной обстановке навязчивых возгласов собственных мыслей.

Сильвия полностью погрузилась в чтение, как до безумия голодный человек. Она постоянно голодала. И полностью поправлялась, когда питалась чтением книг. Этой острой потребности в книгах, казалось, нет конца. И если жадная страсть к поглощению книжных историй могла считаться грехом, то именно этот грех девушка жаловала.

Как только Сильвия уходила с головой в книгу, она будто что-то открывала в себе. Впервые, когда она только начинала шагать по лестнице чтения, девушка раскрыла в себе способность – взаимодействовать с деревьями. А может книги просто защищали от реальности, успокаивая разум и одновременно готовя к испытаниям, они просто спасали всякий раз Кларк в любых странных и тяжёлых ситуациях. Ведь не будь рядом этих преданных учителей, она запросто могла бы не выдержать и сойти с ума от безумия собственной жизни. Книги, как настоящие мудрые друзья. Даже, если не они раскрыли способность девушки и не устраивали непонятные случаи, которые могли привести к неприятным последствиям, книги частица за частицей помогали раскрывать суть Сильвии. Кларк, будучи опытным читателем, видела смысл только в чтении, но иногда она задавалась вопросом "Кто я есть?". Сильвия не старалась искать на него ответ, возможно, из-за знания той правды, которую хотелось бы не знать, однако, любопытное естество девушки разжигало неведомой природы дикую силу. Она ужасала своей мощью, и Кларк, страшась её возмущённого выхода, подавляла силу, насколько это оказывалось возможным.

Пока Кларк читала, она никак не могла отбиться от мысли и ощущения, что в комнате кто-то присутствовал. Сильвия неохотно подняла взгляд от книги и повернула голову. Возле двери стоял призрак в образе Деметрия. Или Деметрий в образе призрака. Прислонившись плечом к стене, он стоял неподвижно, казалось, даже не моргая, молча в глухой тишине. Где-нибудь в альтернативной вселенной она испугалась бы его прямого пристального взгляда и совершенно бесшумного появления, если бы они считались незнакомцами по отношению друг к другу, но в этой они знакомы более четырнадцати лет. И за это время она изучила его всего вдоль и поперёк. Всё же, это не мешало ему выглядеть, действовать или появляться слегка жутковато. Землистый цвет кожи делал его лицо болезненным, особенно когда оно начинало бледнеть. Весь бледный, Деметрий походил на смерть, а из-за иллюзорной прозрачности казался духом. Он словно становился духом тусклым, когда на него попадал дневной свет из маленького оконца. И в то же время настолько незаметный, будто юноша сливался со всем окружающим или понемногу исчезал. Бывало так, что происходила игра цвета, когда его кожа то бледнела, то тускнела, из-за чего приходилось видеть в нём потустороннее существо. Он мог становиться невидимкой в глазах окружающих, и его замечали только тогда, когда он смотрел в чьи-то глаза, что происходило очень редко, поэтому никто толком не мог даже знать, как он выглядит. Учителя видели, что на его парте лежали учебники и тетради, и знали, что в их классах есть некто по имени Деметрий Ванберг.

Кларк отвернулась от его взгляда. Они вдвоём, живые и единственные здесь, как смесь чего-то странного. Каждый имел своё намерение, приходя сюда. Сильвия, чтобы спокойно провести время с книгой, а Деметрий, чтобы спрятаться и побыть в одиночестве.

Они смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляд. Эта игра в гляделки переросла в настоящую привычку, и никто никогда не желал выйти из игры проигравшим.

Немного погодя, не прерывая зрительного контакта, Деметрий произнёс очень тихим голосом, который, также как и его обладатель, будто куда-то постепенно пропадал:

– Alium silere quod voles, primus sile.

– Это намёк на то, что зря я не выбрала в дополнительные предметы изучение латыни?

– Если хочешь, чтобы о чём-либо молчали, молчи первый, – произнёс юноша, переводя высказывание, хотя в этом Сильвии не хватало уверенности, как не хватало максимального желания, чтобы всё-таки выбрать изучение латинского языка.

– Тогда не было смысла тебе что-то говорить. Ты знаешь правила кабинета, и ты приходишь сюда не просто так. Зачем пришёл сейчас? Ты искал меня?

– Я хотел поговорить с тобой о миссис Гриффин.

Кларк аккуратно захлопнула книгу, но звук в тишине показался громким, и посмотрела на Деметрия. Он выглядел, как пристанище вечной скорби. Как, оплакивающий мир, ангел смерти. Его наряды выглядели свадебно, а выражение лица похоронно. Белая рубашка не имела ни малейшего грязного или мокрого пятнышка, потому что её хозяин ненавидел грязь и всё, что может остаться на коже и ткани мерзким грязным напоминанием. Но зато он обожал синяки, хотя никто, кроме Сильвии, их не видел.