Лес Воронов Блэк D.
Вот только вместо типичного для свадебного костюма пиджака Деметрий носил кардиган чёрно-серого цвета.
– О, и ты туда же? Что же на этот раз? Я собираюсь сегодня встретиться с ней, – отвечала она шёпотом. Своей тишиной возмущённая комната призывала всех к молчанию.
Деметрий широко раскрыл глаза, как будто чего-то испугался, и сжал кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели на фоне тусклой кожи цвета бледного картона – словно смесь из оттенков серо-бежевого и мрачно-бледного.
– Не приходи к ней, – произнёс юноша, как обезумевший. Он замолчал и устремил взгляд к своей руке. Что-то маленькое отвалилось от неё и со звуком упало на пол. Тишина стояла такая, что слух улавливал не только шумное жужжание насекомого, но и перебирание его маленьких лапок по стенам и стеклу, а в иные моменты даже трепетание тоненьких крылышек. Эта удивительная комната успокаивала и пугала одновременно. Деметрий аккуратно подобрал это что-то и спрятал в карман кардигана вместе с ладонью. Кларк подскочила и схватила ткань его одежды.
– Покажи мне руки, – потребовала она, на что Деметрий отрицательно замотал головой, – Нет? Пусть будет так.
Сильвия устремилась назад, когда юноша отошёл к другому краю комнаты. Девушка расстегнула куртку и отбросила её на стул.
– Что ты задумала? – отвернувшись, сказал Ванберг меланхоличным тоном.
Кларк пожала плечами и принялась читать книгу.
– О, ну раз ты не желаешь показывать мне руки, я заставлю тебя это сделать путём собственного раздевания, – сказала она, прошуршав одеждой, чтобы казалось правдоподобнее.
– Ты сошла с ума, – простонал он.
– А что такого? – изумилась девушка, сморщив нос; сравнение с безумцами или открытое обращение с подобными словами вызывали только отторжение и раздражение, – Ты с пелёнок знаешь меня, а я тебя. Уже тогда голышом ходили друг перед другом.
Деметрий вздохнул и сказал так, словно каждое слово произносилось с усилием:
– Ты ведь читаешь книгу. Ничего, помимо куртки, ты с себя больше не сняла.
Сильвия взглянула на него.
– Почему же ты ещё до сих пор стоишь ко мне спиной, если думаешь так?
Деметрий закачался; движением его рук кардиган соскользнул с сутулых плеч и упал на пол. Он старался выпрямить спину, но оставил эту попытку, словно выровняться ему мешал огромный груз, тянущий за локти вниз. Пока Сильвия шла к парню, она надеялась, что когда-нибудь Ванберг расскажет о причине возникновения этого груза и о его происхождении. Юноша закатал рукава рубашки и повернулся. Мгновение девушка рассматривала его предплечья, перевязанные, эластичным синим, бинтом.
– Что у тебя отпало с руки? – спросила Кларк. Деметрий не отвечал. Она разглядела его ладонь, а затем принялась снимать бинт. Поверхность кожи выглядела нездоровой, как и на всём теле, хотя его мышцы не нуждались в этом бинте, просто таким образом Дем скрывал свои синяки. Сильвия попыталась перехватить его взгляд. Выражение лица Ванберга говорило о том, что он удивлён и одновременно спокоен.
Она не стала больше задавать вопросов, хотя любопытство всё ещё мучило девушку. Они старались казаться недвижимыми статуями, пытаясь перенять всё их великолепие вечности. Пока тишину комнаты предательски не прорезал звук вибрации мобильного телефона. Кларк вытащила устройство из кармана джинсов, на экране высвечивались слова – сообщение от психотерапевта Гриффин, и прочитала смс: "Сильвия, твоё время сегодняшнего посещения – 18:00. Прошу прийти во время. P.S. Извиняюсь за столь поздний сеанс, в раннее время буду слишком занята".
Деметрий вытянул шею и наклонил голову к телефону:
– Почему так поздно? – поинтересовался он спокойным тоном, а затем голосом, полным слёз, продолжил, – У тебя есть выбор. Всегда был.
– Разве? – усмехнулась Сильвия и натянула куртку.
– Я просто хочу сказать, – начал юноша и перед тем, как произнести что-то важное, в комнату вошла хмурая уборщица, которая как-то, как показалось друзьям, странно посмотрела на них. Затем с улыбкой поинтересовалась, когда они соберутся уходить. Ванберг сразу замолк, его лицо приняло жалостливые черты, словно юноша постоянно чем-то печалился. Деметрий поднял кардиган, развернулся и вышел из класса. Когда он выходил, Сильвии показалось, что уборщица Софи – давняя знакомая бабушки, грозно скосила на него взгляд. Женщина посмотрела на Сильвию и снова улыбнулась, по-другому, как-то по-матерински.
– Ну, здравствуй, говорящая с деревьями, – произнесла уборщица, задержав девушку перед выходом из кабинета.
В детстве Сильвия постоянно делала это – вела беседы со всякой растительностью. Уходила из дома, брела по лесу и разговаривала с ним. Это успокаивало и радовало. Нет в мире места священней, чем лес. Сильвия беседовала с лесом и каждым деревом в одиночестве или даже перед взглядами родных, не испытывая при этом никакого стыда, ведь обычные детишки, узнав об этом, посмеялись бы. Почему? Просто она не выдумывала и ничего не представляла. В ответ на вопросы и просьбы звучал шёпот листьев. Молвили лесные голоса, неважно духи ли то или сама природа обретала голос. И каждое дерево, пусть даже городское или искусственное, роняло звуки языка древнего или только его отголоски, когда они вбирали в себя разговоры древних древ между собой. И язык этот не нуждался в переводе, ибо Сильвия, как будто, сама становилась древесной сущностью. Она сливалась с сознанием растительности, и благодаря этому полученные звуки помогали разбирать состояние и даже мысли. Но при прошествии одиннадцати месяцев после смерти бабушки голоса древ утихали, пока не прекратились совсем. Лес впал в спячку вместе с городом.
– Здравствуйте, миссис Мёрсер, – произнесла девушка, стараясь улыбнуться.
– Вот смотрю на тебя и вижу то же самое лицо из твоего детства, только вот стала ты выше и серьёзнее. Ну ладно, не буду задерживать.
Кларк прошла в коридор и присоединилась к грустному юноше. Они взялись за руки и стали было уходить, пока уборщица Софи не окликнула Деметрия. Ванберг засеменил назад и вместе со старушкой вошёл в кабинет. Спустя время, за которое чтение может показаться слишком скоротечным занятием, а ожидание очень утомительным, юноша вышел с отсутствующим видом, при котором характерны: отчуждённый взгляд в пол и сутулость фигуры. Понимание того, что сейчас Деметрий не отличим от воздуха, пустого места врезалось в голову так сильно, что Сильвия нахмурилась. Всё равно, что его нет рядом.
– Что она тебе сказала? – спросила Кларк. Ванберг молчал. Как и ожидалось.
Деметрий зашагал по коридору, и Сильвия поплелась следом. Выходя из здания, они снова взялись за руки и странным существом, словно пара соединилась, но не телами, а душами, обернулись. Табличка "Высшая школа Рейнгардта" и статуи горгулий казались лишними и древними на фоне перестроенной школы. Здание смотрело в ответ взглядом столь мрачным, что по нему, а ещё дому тётушки Сильвии и некоторым другим строениям в Хиддланде замечалась отчуждённость от города. Будто таким домам плевать на сонность, которая овладела Хиддландом, ведь иногда казалось, что даже его люди заснули здесь навсегда. Девушка потянула Деметрия, и они пошли прочь.
– Может, зайдём по пути в Криспи Крим? – спросила она после долгого молчания. Юноша ничего не ответил, что означало согласие, хотя молчал он часто. И никогда не кричал, за исключением младенческого возраста. Если в детстве его обижали, он не реагировал, даже не плакал, подавая маленькой Сильвии пример. Двое самых странных детей в селе, в Хиддланде и, возможно, даже всей Америки, если не всего мира. Вот только девочка с годами становилась похожей на нормальных людей, а мальчик не мог измениться и даже стал отстраняться от девочки, присутствуя в её жизни, как тень. В нём что-то ломалось, когда он добровольно отрекался на одиночество, и причину этой поломки мальчик хранил, как самую важную тайну. Когда он возвращался в общество подруги, девочка видела его всё таким же, не изменившимся, но иногда она ощущала, что что-то с её другом было уже не так.
– Какой именно цвет? – добавила девушка, начиная игру. Что-то, что могло быть только между этой парой. Личное, совместное, слишком секретное.
Если можно сравнить молчание с цветом, то его неразговорчивость – серый. Когда Ванбергом полностью завладевало отрешение, он ничего не слышал, не видел, не говорил, и его молчание преобразовывалось в самый тёмный из оттенков серого. Если Деметрий не разговаривал, при этом реагируя на окружающую среду или просто давая знать, что он всё слышит и понимает, но сохраняя долгое молчание, цвет – средний серый среди всех оттенков. А когда неразговорчивость приводила к редким, но осмысленным ответам, его молчание имело самый светлый серый цвет.
Деметрий слегка придавил ладонь большим пальцем. Средний серый цвет. Оттенок отчуждённого безразличия. Цвет простоты. Это золотая середина – между белым и чёрным, тьмой и светом. Это его любимый оттенок.
Пекарня Криспи Крим дарила то, что по большему счёту люди с взрослением получали меньше всего: сладкое, тепло, время спокойствия и счастливые минутки радости. А ещё, здесь делали отличные пончики, поеданием которых занялась Сильвия, пока Деметрий ковырялся в яблочно-ананасовом штруделе. Криспи Крим – одно из лучших произведений искусства в сонном городе. Это его душа. Но центром всего Хиддланда местные, да и приезжие, жители всегда считали закусочную Пончо`Сомбреро. И дело не в блюдах, а в продажности её владельца, который решил подстраиваться под самую богатую семью в этом городе – Гарретов. На подаренные деньги владелец каждую неделю устраивал день косплея. Тема костюмированной игры развешивалась на витринах закусочной за семь дней до начала, и весь город старался не пропустить данное событие. В день косплея Пончо`Сомбреро полностью забивалось людьми, а снаружи встречались толпы посетителей, которым не нашлось места внутри. Они шумели и вели себя так, будто штурмовали здание. Люди в закусочной казались пчёлами, которые заняли свои соты, но если они были пчёлами одомашненными, то уличные гости дикими. В Пончо бывал разный народ: от одиноких подозрительных личностей до свирепых малоизвестных банд.
После часовой посиделки в душе Хиддланда, ребята отправились в книжный магазин, чтобы скоротать время до посещения психотерапевта. Сильвия поприветствовала книжный рай традиционным жестом – сложенными в молитве руками и лёгким поклоном.
На одной из стен этого райского обиталища красовалась надпись:
“Люди приходят и уходят, но книжные истории остаются с вами навсегда. Люди зачастую не желают понимать друг друга, но книга не только согреет ваше сердце, она откроет вам путь к вашему Я, ведь вы то, что вы читаете.”
Пока Деметрий оперативно взял на себя роль вопрошающего собеседника для продавца-консультанта, она читала "Историк" Элизабет Костовой. Каждый раз, когда Сильвия приходила в книжный, эта история показывала, что книжное путешествие настолько же важное, насколько необходимое физическое.
Райское время закончилось, когда Деметрий уселся рядом. Консультант прошла мимо ребят, подозрительно косясь не на Сильвию, а на юношу. И ещё несколько раз по пути оглядывалась. Её взгляд говорил, что этот парень – съехавший с катушек, клоун-беглец из цирка. Ванберг учился быть практичным, типичным человеческим жителем, но всё, что у него выходило – избавление себя от малой дозы жуткости среди океана странностей и ненормальностей.
Деметрий не торопил. Он просто молча сидел и ждал. Сильвия собрала воедино остатки воли и сделала вынужденный ход. Жизнь, как шахматная доска, но редкостная и самоуправляемая. Когда-нибудь, всегда зарекалась девушка, ходы будут продуманы вплоть до конца игры, когда-нибудь она перехитрит игру, изменит правила жизни и будет ступать только по белым ячейкам.
Миссис Гриффин проживала по адресу: 2293 Юго-Восток Вторая Авеню. Дом отличался от хозяйки тем, что он выглядел слишком уж искусственным, дом не просто спал, он никогда не имел жизни, в него не вкладывали ни любовь, ни уют. Вечно пустая коробка, без души. Дом то продавался, то занимался кем-то на недолгое время, а миссис Гриффин – его самый долгий житель. Женщина жила одна, если не брать в расчёт трёх кошек и двух змей.
– Итак, – произнесла миссис Гриффин звонким радостным голосом, когда пара оказалась в доме, – Сильвия, тебе кофе, а твоему другу чай?
– Просто воду, – отозвался Деметрий, его руки обвивали длинные тела змей, которых он уже успел вытащить из аквариума.
– Я считаю, он думает, что их это успокаивает, – сказала Кларк, смотря на вопрошающий взгляд женщины, – Они ему не нравятся.
После того, как миссис Гриффин ушла из гостинной и вернулась из кухонной с подносом в руках, она задала вопрос:
– Как думаешь, это взаимная неприязнь?
Сильвия поблагодарила за предложенный кофе:
– Да, – ответила она, взяв кружку и сделав глоток, – На данный момент змеи не терпят Деметрия.
– Что повлияло на твой ответ? – внимательный взгляд разглядывал каждое движение девушки.
Кларк сделала ещё два маленьких глотка, а затем выпила напиток залпом.
– Просто, – Сильвия перевела взгляд на Деметрия; он сидел на полу с закрытыми глазами, одна из змей обтягивала одну его руку, а другая перебиралась по шее, – Его никакие животные не терпят.
– Тогда может будет лучше, если змеи окажутся в домике?
– Они уже в нём, – вставил Ванберг, – Клетка ли или этот дом, или целый мир. Я думал над этим, ведь стоит только дать им полную свободу, они погибнут, без такой власти над ними. И все эти простые люди им в сравнение, как пресмыкающиеся в этом огромном аквариуме.
– Ты чувствуешь себя беззащитным в этом мире, Деметрий? – спросила женщина.
– Я думаю, он не испытывает подобного, – ответила Сильвия и замолкла.
Ванберг поднялся и резко бросил слова:
– Не отвечай за меня. Ничего ты не можешь знать, – он переглянулся с психотерапевтом, – Вы знаете, ваши змеи милые существа, вне зависимости от того, сколько раз они пытались вогнать в меня свой яд. И мы втроём удручены тем фактом, что их ядовитые железы удалены, – посмотрел на стакан воды, – Это был эксперимент. В большинстве случаев, когда у человека спрашивают, что тому преподнести, гость, если его выбор падает на воду, ни к чему не притрагивается. А мой эксперимент заключался в наблюдении – принесёте ли вы мне бокал воды или нет. В следующий раз, я запрошу у вас стакан мочи. Мне будет интересно посмотреть на то, как вы отреагируете. Я найду у вас сортирную комнату, не утруждайтесь мне подсказывать.
Он ушёл, оставив Сильвию в неловком положении:
– Извините, – сказала она.
– Да, это было неподобающе с его стороны, но он таков, какой он есть. Мы не сможем ничего с этим сделать, тем более самостоятельно изменить его, в нашей власти лишь принять его таким, – взяла диалог в свои руки миссис Гриффин, – И Сильвия, мы ведь договаривались. Общение должно быть лёгким и уютным. Просто Эйми, хорошо? – после того, как девушка моргнула, она продолжила, – Постарайся на каждый последующий вопрос ответить одним словом и отвечай первым, что придёт в голову. Я буду давать пять секунд. Держи ответы в голове. После трёх вопросов ты озвучишь их по порядку. Итак, начнём. Как твой день в школе? Сегодня тебе так или иначе приходилось с кем-то взаимодействовать, помимо Деметрия – это удовлетворяло тебя или вызывало дискомфорт? Чем сегодня ты занималась большего всего?
– Однотонно. Дискомфорт. Обдумыванием, – как робот изрекла Кларк.
– Итак, ты живёшь книгами, мечтами и мыслями, совершенно забывая внешний реальный мир. Этот мир – твоя жизнь, которая полностью предоставлена тебе. И что с ней делать – разрушать или жить, решать не книгам, которые убивают твою настоящую жизнь. Ты могла родиться любым другим существом, но сегодня, завтра и всю свою оставшуюся жизнь, ты человек. Человек, который живёт в человеческом мире. Мыслями человеческая девочка не в этом мире, где угодно они витают: в будущем, мечтах. И эта девочка заболела болезнью ожидания. Разочарование, апатия, тоска, усталость, пустота – всё это синдромы затяжной болезни. А всякая болезнь, если её игнорировать или, что ещё хуже, развивать, оканчивается плачевной ситуацией. Не погружай себя в пучину бед и травм, депрессий и отравлений. Зачем игнорировать этот прекрасный мир, просто потому что ты разочарована в нём? Но оглянись, разве ты не участвуешь в его создании, не восполняешь его собой? Так сделай так, чтобы это восполнение происходило чем-то, что тебе важно.
– Как мне понять, что в этом мире для меня важно, кроме чтения и книг?
– Ты любишь просто книги или читать? Почему тебе это нравится – дело в персонажах и их историях или ты воображаешь себя в этих мирах, лишь бы мыслью не быть в реальном?
– Всё это вместе. Но почему ты считаешь, что существование других миров, ничем непохожих на этот, нереально?
– Нереально – это слишком громкое самоуверенное слово в данном контексте. Вот скажем, неправдиво для таких мелких существ во Вселенной, как мы. Возможно, когда-нибудь ты познаешь это, но сейчас ты та, кто ты есть. Ты человек. Так живи полной человеческой жизнью. И тебя ждёт награда. Ты ангел, не осознающий волшебства жизни. Притягивай в свою жизнь важное для себя. И наполнись этим. Найди радости жизни, разгляди волшебство в своей жизни, займись любимым делом и испытывай счастье от её выполнения. Попробуй хоть раз отвлечься от мыслей и прочувствуй в себе покой. Было бы неплохо, если бы ты занялась медитированием.
Сильвия подавила зевок. Ничего нового Эйми Гриффин не придумала, к тому же из-за такой длинной речи всё, что она говорила, казалось бессмысленным. Но после беседы с ней, обычно Кларк ощущала опустошение, только в хорошем смысле. Если ты постоянно чувствовал всё плохое, а затем оно исчезало, оставляло тебя в покое.
– Созерцай себя и свой внутренний мир. – продолжила женщина, – Не будь закрытой книгой, открой своё сердце. Живя настоящим моментом, ты не должна ощущать себя обездоленной, всё необходимое придёт к тебе в нужное время. Ты просто можешь это принять и перетерпеть. – Гриффин улыбнулась, потянулась к маятнику Ньютона и добавила, – Давай поговорим об историях? Опиши мне кратко свою жизнь, затрагивая главные аспекты, особенно возбуждающие твоё эмоциональное состояние. Сегодня я дам тебе лекарство. Оно поможет тебе хорошо спать.
В воздухе ощущался притягательный аромат, от которого клонило в сон, лёгкие постукивания металлических шариков только привносили больше дрёмы; Кларк расслабилась, закрыла глаза и охотно начала рассказ..
После сорока пяти минут беседы с психотерапевтом, ощущая приятное восстановление, Сильвия отправилась за юношей. Она нашла Деметрия в углу ванной комнаты. Он сжался возле раковины, как раненый зверь. В его ладонь, как пиявка, впилась одна из змей.
– Эта самая смелая, но глупая, – сказал он, отдёргивая пресмыкающееся, – Потому что она может не выжить. Моя кровь будет для неё отравой.
– Нам пора, – произнесла девушка. Юноша поднял взгляд и не отпускал его, пока не встал. Иногда реакцию Ванберга было невозможно предугадать, он как непредсказуемое потухающее пламя. Казалось, что сейчас он способен впиться смертельным укусом в любого, кто окажется под рукой. На его руках змеи, но, кто из них троих представлял наибольшую опасность, оставалось неизвестным.
Ребята вышли из огромной коробки с унылой крышей к уличному простору. Хиддланд обрёл оранжевый цвет от приближения солнца к горизонту. Настроение образовывалось в искрящееся приятным теплом нечто, от чего хотелось прыгать, бегать и смеяться. Деревья купались в ярких волнах воздуха закатного цвета. Ни одна травинка не умудрялась быть поглощённой тенью, а что уж до братьев их высоких, деревья выглядывали то тут, то там, и никто из них не упускал возможности погреться в тепле света, практически незаметно раскачивая ветви и приводя в движение листья, словно бы танцуя. Особенность Хиддланда заключалась в том, что, выйдя из любого дома разной части города, не получилось бы не угодить в редколесье. Деревья стояли повсюду: одиночками, группами или двумя рядами на всех улицах без исключения. А самая массовая их сходка имелась в Национальном парке Стэмпид и за его пределами, в восточной, северо-восточной и полосы северной части, где не обустроилась современность цивилизации. Этот город кишел деревьями, как небо и земля апокалиптической тучей саранчи.
Сильвия сидела на велосипеде, которым Деметрий, вышагивая спокойным шагом, взялся управлять. Они молчали, наслаждаясь теплом и светом. И молча поменялись местами, чуть-чуть не добравшись до Криспи Крим. Солнце скрылось за горизонтом. Позади Деметрия на Квазимодо Сильвия устроилась стоя. Они пересекли школьный двор и добрались до развилки, а затем свернули на лесную тропу, по которой доехали до одинокой скамейки, стоящей неподалёку от поворота. Сумерки стремительно перетекали в темноту.
Юноша остановил транспорт. Кларк спрыгнула, перехватила руль Квазимодо и обнялась с Деметрием. Фонарь, висящий над скамейкой, моргнул и включился. Последующая ситуация произошла так быстро, что девушка чуть не вскрикнула, когда парень стянул с плеч девушки рюкзак, а Сильвию толкнул на скамейку.
Деметрий стоял в паре метров с чёрным канкеном10 и баночкой таблеток в руках. Он открутил крышку баночки и высыпал её содержимое на дальнее расстояние.
– Что ты наделал? – произнесла Сильвия с досадой в голосе, – Это лекарство я должна принимать каждый день, пока оно не закончится.
– Ты больше не притронешься к нему, я обещаю, – юноша стоял с каменным лицом, без жизни в глазах, а затем он поднял голову к свету фонаря, его рука взмыла вверх, словно она пыталась достигнуть чего-то высшего.
Пока девушка шла к юноше, она не могла отвести взгляд от этого зрелища. Его глаза на миг засияли, словно они состояли из серебра и кристаллов. Чтобы не нарушить столь очаровательной красоты, она мягко произнесла:
– Почему ты делаешь это? Нарушаешь правила. Из-за этого всё становится только хуже.
– Ты никогда не любила правил.
Отчего-то злость растекалась ядом по позвоночнику, расползалась во все стороны и пронзала раз за разом сердце. Сильвия не могла с этим справиться, эмоции оказались сильнее. Она схватила юношу за плечи и затрясла, будто тот бездушная игрушка, смотрящая пустым взглядом:
– Ты портишь меня. Ты понимаешь это?
– Это сказала миссис Гриффин? – Деметрий замолчал и погладил большим пальцем девичью щеку, – Какой яркий цвет, – пальцы дотронулись до пряди, выбившейся из нелепо-неаккуратного хвоста, – Огонь, – сказав это, он резко отдёрнул руку, как будто, волосы, в действительности, оказавшиеся огненными, обожгли его. Его и без того аристократичные черты лица выглядели в свете фонаря слишком острыми и бросающимися в глаза, но осунувшееся лицо, серо-зелёная кожа из-за попадания на неё освещения, и тусклость серебристо-русых волос показывали его измученным и полностью истощённым от жизни, – Я буду ждать здесь своего шофёра.
Именно так и было, этот странный, замкнутый, но довольно умный и интересный, стоило только раскрыться, мальчишка имел не только личного шофёра, в его богатом доме, если не особняке, выполняли свою непосредственную работу всякого рода прислуга, присутствовал даже дворецкий. Но Сильвии никогда ещё за все годы дружбы не доводилось познакомиться с его родителями лично. Эта странность могла объясняться тем, что большая часть семьи Ванберг находилась в постоянных отъездах, тем временем, когда за Деметрием присматривали служащие в доме. Жизнь без близости родителей оправдывала его непрактичность и отделённость от всего жизненного. Это парадокс. Сколько бы он не старался, ему никогда не удастся стать типичной частью человечества. Деметрий причинял другим только дискомфорт и показывал неумение или незаинтересованность. Ванберг не имел соображений о том, как вкладывать пользу в мир и как этот мир использовать в своих целях. Казалось, у него никогда не существовало целей, если только не научиться становиться невидимым физически, все жизненные и бытовые задачи он игнорировал по мере необходимости, даже телефон у него присутствовал просто для вида, потому что для него это устройство не имело смысла. Но всё же, Деметрий как-то жил в современном мире или просто выживал.
Он хотел сказать что-то ещё, но промолчал, заметив лёгкую тень, пролетевшую под фонарём. Этой тенью оказался ворон, севший на спинку скамейки, крупнее своих сородичей. Кларк, позднее его заметившая, разглядела, что птица не имела одной лапки, его, сверкающий красноватым отблеском от света фонаря, глаз осторожно следил за стоящей парочкой. Стало немного жутко, как в фильме ужасов, и от последующих слов, сказанных Деметрием, по коже Кларк поползли мурашки.
– И смутился Дьявол, и увидел, как ужасно добро.
– Это необычно, – добавил Ванберг, – Первый раз вижу таких воронов. Ведь мы его чем-то заинтересовали. Может, он особый?
***
Чьи-то невидимые руки блуждали по телу. Кларк открыла глаза и тихо лежала, слушая своё учащённое сердцебиение. Ощущение прикосновения всё ещё чувствовалось на коже, но разбудило девушку не это, что-то непрестанно билось об окно. Удары казались не громкими, а приглушёнными. Встав, она подкралась к окну и увидела вспархивающего ворона. Учащённое сердцебиение снова напомнило о себе, но стук сердца как будто был слышен за дверью комнаты. Сильвия перевела взгляд на кровать Алекс, и девушки там не оказалось. "Это сон", – пронеслось в голове. Она стояла, стараясь отдышаться. А затем раздался странный удар. Сильвия повернулась к окну, и в ночи разглядела чью-то ладонь на обратной стороне стекла. Ладонь заскользила вниз, и девушка увидела лицо Деметрия. Он склонил голову набок и упёрся взглядом в девичьи глаза. Рука как-то прошла сквозь окно, словно стёкла вдруг стали жидкими. Холодные пальцы дотронулись до щеки девушки, Сильвия закрыла глаза, холод уже ощущался на губах. Моментально холодные прикосновения исчезли, открыв глаза, она обнаружила расплывающееся лицо, что пугающе искажалось. За размытым лицом показывались остальные части тела. Фигура стала биться о стекло, как будто, желая войти внутрь. Девушка удивилась, ведь рука Деметрия смогла пройти сквозь оконное препятствие. Как только она подумала об этом, в руку вцепились когтистые пальцы. Она отдёрнула её и, не удержавшись, упала. Сначала показалась рука, за ней верхняя часть туловища и сразу шея. Девушка вскочила и рванула бежать. Она выбежала из дома и бежала. "Это сон, это сон, это сон", – проносились без устали мысли. Сильвия бежала так долго, пока из-за поворота не выехал тёмно-бордовый автомобиль и не загнал в тупик. Машина раскрыла дверь, словно настоящий монстр, и боком продвигалась ближе. Боясь, что автомобиль может раздавить, Сильвии пришлось сесть внутрь. За рулём сидел белесый человек, тот самый "выбритые виски". Он повернул голову и улыбнулся:
– Ах, какая встреча. Я очень рад ей. Ты, должно быть, Сильвия Кларк? Я Адам, Адам Куинни.
Дверь захлопнулась. Девушка подскочила и, отвернувшись, попыталась её открыть. Раздался смех.
– Тебе не спрятаться от меня, дитя древ.
Голос прошипел так холодно величаво и леденяще властно, словно его обладатель правитель змей. Повернувшись к нему, она разглядела тёмную фигуру на месте белесого, с глубоким капюшоном и длинным клювом. Взгляд двух кроваво-красных точек просвечивался через ткань. Глаза смотрели, не отрываясь. Девушка сидела, как заворожённая, и лишь только холод, пробирающий до костей, напоминал о том, что это существо опасное и что его следовало бояться. Клюв приоткрылся, и голос произнёс, одновременно и вопль, и шёпот:
– Королева разбудит. Пробуждение настанет. Смерть этому миру.
Кларк резко вскочила. Тело покрылось холодными бисеринками пота. Что-то смутно знакомое и в тот же момент неизвестное явилось в сон. Сильвия подразделяла сновидения на две части: забвения и кошмары. Первые часто не запоминались. А когда Сильвия просыпалась, а затем замечала в мире что-то, пришедшее из сновидения, то непосредственно это что-то вылезало из кошмаров.
Алекс приболела. Постель её пустовала. Она оставила записку, которая гласила, что девушка ненадолго отъехала к родителям. Проявление сна в мире – пустая кровать Алекс. Это раз.
Добираться до школы Сильвии пришлось в паре с, неизвестно откуда взявшейся, тоской. Внутри девушки шевелились ощущения, что она безжалостно ограничена и зависима. Эти ощущения приходили странным образом после окончания приёма у Эйми Гриффин, особенно если она по каким-то причинам не принимала таблетки или забывала это делать. Пока девушка ехала до трассы, она опасалась, что из-за каждого угла может выехать бордовый монстр, но этого не происходило.
В школе она старалась не смотреть на Деметрия, его размытое лицо все ещё стояло перед глазами. В любую минуту, что юноша пребывал в компании девушки, она замечала у него безжизненный взгляд и странный наклон головы. Это второе проявление сна.
На второй пятиминутке Сильвия прошмыгнула к своему шкафчику, чтобы удостовериться в сегодняшней полной бездеятельности ПКК. Поведение Кларк объяснялось непредсказуемыми набегами этих варваров и нежеланием влипать в неприятности, пусть лучше она покажется покорной овцой, чем сразу начнёт выказывать скрытые когти и клыки.
Пока девушка забирала самодельный сэндвич, позади раздался какой-то шум. Сильвия обернулась. Шум исходил от группы парней, которые смотрели на что-то в коридоре. Она прижалась к шкафчику, и в следующий момент по центру коридора проехал кто-то на скейте. Девушка разглядела фигуру в чёрной мантии с капюшоном и маской "Крик". Как-то Роберт устроил ночную вечеринку, на неё явились только Кларк и Алекс, наверное, остальных он даже не приглашал, всю ночь ребята смотрели старые ужастики, и девушка из них запомнила только “Крик”. Скейтбордист держал в руках плакат с надписью, которую вслух успел прочесть один из парней: "Пробуждение глупцам". Какая-то сила – невероятная тяга, побудила посмотреть на школьные часы. Десять минут сменились на одиннадцать. Время показывало: 11:11. Сильвия смотрела, будто не в силах отвести взгляд, словно время смогло бы дать что-то неизвестное, но жизненно важное, а затем прозвенел звонок. Он опоздал ровно на одну минуту. Этот звук показался чересчур громким. Сильвия оглохла на секунды, а теперь приходила в норму. Дальше по коридору компании из девчонок смеялись. Какие-то парни кричали вслед исчезающей фигуре, что Хэллоуин в конце октября.
После лекций к Сильвии обратился Эрик Ходж. Рост его превышал высоту Кларк, метр шестьдесят шесть против метра шестьдесят три. Девушка понимала Ходжа и даже сочувствовала ему, потому как он считался самым низким из парней в компании. Роберт, как прославленная гордость школы и города, имел рост метр девяносто с лишним, чуть ли не два метра. Эрик же походил на тихого коротышку, который прятал глубоко в себе ненависть и злобу на весь мир. Мерзкий гоблин добродушной наружности. Но таким его сделала школа, а если быть точнее, школьное общество с их главными требованиями: ты должен быть высоким настолько, чтобы наши глаза были на одном уровне, тогда ты идеальный, но если ты смотришь снизу вверх, то ты ничтожество. А если ты ещё, как серая мышь, тогда для нас ты призрак. Ты никто и звать тебя никак.
Тебя принимали только в том случае, если ты хотя бы имел рост метр семьдесят. Кларк было далеко до общественного признания, но это не заботило девушку в отличие от многих школьников, в отличие от Эрика. Хотя Роберт принял его, и за это Ходж почитал Мэллоу, как кумира, поэтому он таскался за ним хвостиком, смеялся над его дурацкими шутками и злился, когда злился Роберт. На первый взгляд он выглядел, как человек без своих взглядов, желаний, чувств и даже мыслей. Человек без личности, как марионетка. Но Сильвия знала, какого Эрика он скрывал ото всех. Этот Эрик рисовал план мести всей школе, думая, что на него никто не смотрит. Он рисовал себя охотником с ружьём, убивающим всех ненавистных ему людей в школе.
Ходж обладал коротко-стриженными волосами цвета пшеницы, острым носом и пухловатыми губами, слишком пухлыми для такого некрупного лица с маленькими, невыразительными глазками. Чем-то он напоминал крысу, гордился только широкими плечами, которые не забывал демонстрировать каждому.
– Мне нужно сходить с кем-то из вас кое-куда, – сказал он. Объяснять он не умел, а пояснял так, как мог.
– Куда? – задала вполне логичный вопрос девушка, но Эрик посмотрел так, будто она маленький ребёнок, которому приходиться объясняться попроще.
Он вздохнул и произнёс:
– А ты можешь просто согласиться и не спрашивать ни о чём? – пауза затянулась, тогда он добавил, – Всё будет нормально, это ненадолго, обещаю.
Они вышли на улицу. Эрик шагал по тротуару, напряжённо оглядываясь по сторонам. Он на мгновение обернулся на Сильвию и направился в сторону тёмно-бордового объекта, стоящего от входа в шагах пятидесяти. Парень решительно двинулся к нему, а Кларк решительно занесла этот цвет в список самых нелюбимых. Она подошла поближе. Ходж что-то говорил белесому, тот резко вскинул голову и взглянул на девушку.
– Ох, какая встреча! Возможно, это сама судьба. Мне всё никак не удаётся узнать твоё имя, – заговорил он насмешливым раздражающим голосом, – Ну и, как же тебя звать, детка?
Сильвия притворилась деревом, дереву отвечать не нужно, от дерева ничего не требуется.
– Или сначала представиться мне? – всё не унимался парень, кривя свои губы. Кажется, это стало его раздражать, белесый вышел из машины и, подойдя вплотную, наклонился к лицу девушки.
– Я Адам, – прошептал он. Что-то скрутило внизу живота, ноги подкосились, страх мурашками пополз по коже Кларк.
Белесый ухватил подбородок девушки пальцами и неожиданно прижался поцелуем к девичьим губам. После того, как она отстранилась, белесый одной рукой схватил девичью шею, а другой обвил талию. От изумления Сильвия раскрыла рот, и он тут же подался вперёд. Эту пытку Кларк не назвала бы поцелуем, особенно если учитывать, что она ни с кем ещё никогда не делила свои губы. И из-за этого стало так обидно, будто девушку обманули и, по-настоящему, обесчестили. И перед тем, как ему отстраниться, нижнюю губу девушки пронзило болью. Во рту слюна смешалась с неприятным металлическим привкусом. Вытерпев это насилие, она сжала кулаки и со всей силы ударила парня по лицу.
Он засмеялся:
– Мелкая шлюшка. Я никогда не прощаю. И не позволяю оставаться в моих должниках. Ты забрала мою кровь. И не расплатилась. И сегодня я забрал её у тебя. Скажи спасибо папочке Адаму, что он не забрал кровь по-другому. Долг я вообще-то мог оставить и на своих друганов, они так этого хотели. Благодари меня, дрянь, что они не пришли за тобой. Ты и представить не можешь, какие особые вещи они делают с девушками.
– Ты поэтому явился сюда, ради капли моей крови? – прикрикнула Сильвия, позволяя громкому тону вырываться из уст; главный дворик не так уж и сильно кишел людьми, ученики на радость девушке поспешно разбредались в сторону, и никто, казалось бы, не смотрел на эту сцену.
Он схватил руку Кларк со словами:
– Ты ответишь за то, что ударила меня, – парень с силой дёрнул Сильвию на себя и потащил к машине. Во время подоспел Эрик, его рука выглядела сильной, а удары могли быть очень мощными. Ходж ударил белесого, и тот тут же освободил девушку. Драка, ругань, кровь. Два варианта бились в голове за первое место, что делать – либо звать на помощь, либо самой идти на помощь? Тут, словно из ниоткуда, подбежал Деметрий. Он оттолкнул белесого от Эрика и выставил руки вперёд, как бы сдаваясь. Белесый дал ему мощную пощёчину, от которой голова Ванберга резко отклонилась в сторону. Кларк сделала шаг к Деметрию, но белесый остановил попытки девушки взглядом, он, будто, решался на что-то.
– С тобой мы ещё не закончили, – он стал приближаться, но его перехватил Деметрий, а по другую сторону от него встал Эрик. Белесый врезал кулаком по лицу первому, и Ванберг, не удержавшись, упал.
– Хороши защитнички, – выбритые виски сплюнул кровью на землю и продолжил, – Наша встреча произойдет очень скоро, Кларк. Я узнаю, где ты живёшь. И с кем контактируешь. Я умею наводить справки, – он гадко ухмыльнулся и, сев в бордового монстра, убрался от школы.
Перед тем, как Эрик позволил себе уйти, Сильвия задала отчаянный вопрос:
– Как его фамилия, Эрик, какое у него полное имя? – она не спросила, что этому отморозку нужно от их друга, не пыталась узнать о нём побольше; девичью голову терзал только один вопрос.
– Куинни, – отозвался тот, – Адам Куинни.
Сердце пробило тяжёлые удары. Третье проявление сна в мире – этот парень.
Оставаясь на том же самом месте, Кларк внимательно огляделась по сторонам. Ученики, что высовывались из школы, быстрым ходом направлялись куда-то к её задней стороне. Людей стало больше. За учениками выбегали учителя. Те, кто стоял возле входа, любопытным шагом брели по их следу. Сильвия переглянулась с Деметрием, и они оба поспешили за всеми.
Огромные толпы стояли на заднем дворе. Все громко переговаривались, некоторые смеялись, другие что-то кричали. Но взгляды практически всех здесь собравшихся были прикованы к небу. Кларк подняла голову и увидела, из-за чего так взбудоражилась эта толпа. На самом краю крыши стояла фигура, та, что разъезжала по коридору на скейте. Девушка вздрогнула, когда рядом громко прокричал ворон и взлетел ввысь. Секунды показались вечностью, когда человек начал поворачиваться спиной. Сначала показалось, что он хотел откинуться с крыши в таком положении, но потом он сделал маленький шаг от края. В ухо Сильвии кто-то облегчённо выдохнул.
Но что-то пошло не так. Смех учеников смешивался с громкими разговорами. Солнечный зайчик, отражённый от экрана чьего-то телефона, поигрался на вышке здания. Ворон поскользнулся на крыше, словно бы ослеплённый, и замахал крыльями. Человек встрепенулся, пытаясь отогнать птицу, и оступился. Тело сорвалось с высоты. Сильвия закрыла лицо, чтобы не видеть, как тело разобьётся о землю, но звук всё выказал без картинки. Криков стало больше, кто-то всхлипывал, а кого-то шумно стошнило.
Но кто-то удосужился произнести:
– Крик упал без крика.
От этих слов внутри текла тяжесть. Злость, ещё не успев проявиться, сменялась специфическим ощущением, незнакомым, будто чужим. Сильвия отняла руки, пытаясь отойти от шока. Она бездумно уходила от происшествия, шла подальше от этого места. Стая воронов, что впереди сидела длинной кучкой, громко прокричав, разлеталась по разные стороны, словно бы уступая дорогу.
Королева. Пробуждение. Смерть. Это четвёртое проявление сна.
Кларк поискала глазами Деметрия. Юноша прятался в тени дерева в одиночестве и не смотрел на тело. Сильвия поспешила к нему. Споткнувшись, она добралась до парня и взяла его за руку. Он вглядывался в девичьи глаза, и в его очах девушка разглядела отражение собственного лица с испуганным взглядом. Она смотрела на него немым вопросом, ощущая себя иссушённой куклой. Усталость ложилась на плечи и макушку и придавливала к земле. Деметрий снял с себя кардиган и накинул его на плечи Кларк.
– Я заберу тебя к себе, – понимающе отозвался Ванберг, огромный ужасный синяк проступал на его лице; и Сильвия не смогла даже выдавить слов благодарности, – Ты не можешь сегодня оставаться одна.
Машина заехала за Деметрием ровно через полчаса. Скорая помощь, полиция – всё гудело в множественности звуков и запахов, а переливающиеся цвета сигналов кружились перед глазами, отчего становилось только хуже. Шофёр даже не посмотрел на девушку, когда она залезала в автомобиль, и Кларк не смогла выдавить вежливое приветствие, казалось, губы сомкнулись навек. Когда водитель безмолвно проложил путь к лесной развилке, девушка не спрашивала о причине выбора столь причудливой дороги. Возможно, передвижение по городской местности могло бы сократить путь, но, может, Деметрию нравилось смотреть на пейзажи леса, а желания юноши шофёр учитывал.
Взгляд водителя казался таким отсутствующим, словно, он заколдованный, кем-то манипулировался. Когда машина въехала в редколесье и достигла тропки, свернув в другую сторону от скамейки, Сильвия перевела взгляд на лес. Сколько бы девушка не находилась в городе, она никогда ещё так далеко не выходила на другую сторону леса. Она только ездила по тропинке и сворачивала на повороте к улице, на которой стояла школа.
Вдалеке показалось одинокое строение. Через какое-то время, шофёр направил машину мимо небольшой заброшенной церкви, к ней вела проторенная тропа из города. Если верить бабушкиным историям, то рядом с этим заброшенным строением находилось болото, сейчас уже высохшее, которое раньше было озером, в него когда-то впадала река и вытекала в Тихий океан, и через неё проходил ещё не разрушенный мост. Водитель прокашлялся, и девушка, обратив на него внимание, заметила на салонном зеркальце его странный взгляд, который он бросил на Кларк. Сильвия зажмурила глаза от накатившей усталости. Что-то яркое достигло опущенных век, и Сильвия открыла глаза. Послеполуденное солнце ослепительными вспышками маячило среди крон деревьев.
Что-то как будто изменилось, что-то ощущалось неправильным. Ощущение было таким, будто девушка оказалась в другом городе. Ты ходил по нему и видел знакомые городские очертания, но точно знал, что никогда не бывал здесь.
Тропка закончилась, машина проезжала мимо деревьев, а затем, вдруг, свернула на запад, после на север, и где-то на стыке Южного и Западного лесов шофёр затормозил возле высоких стальных ворот. Они раскрылись, будто живые, позволяя автомобилю забраться во двор. Дом стоял чёрно-матовой неправильной формой с тремя этажами, будто состоящий из множества лишних деталей, но при этом смотрящийся относительно изысканно и аккуратно. После рассматривания дома девушка принялась разглядывать, полный растительности, двор, в центре которого водяными струями игрался фонтан, изливаясь в пруд. Шофёр открыл дверцу Деметрию, тот что-то сказал ему, и отчуждённые глаза водителя моргнули в знак согласия. Юноша позволил Сильвии выйти. Девушка встала на кирпичную дорожку и неуверенно поглядела на дом. Этот особняк больше дома тётушки походил на живое существо, которое не поддавалось сонным чарам. Мало того, дом имел не только мрачный взгляд, но и какое-то неведомое намерение, которое витало в воздухе. Кларк подошла к пруду, пытаясь поймать игривые струи, но они как будто играли в салки. Выливаясь в искусственное озерцо, вода издала громкое шипение, как будто, посмеиваясь. Рядом встал Деметрий. Он окинул водоём угрюмым взглядом, посмотрел на девушку и, взяв девичью руку, молча направился к дому.
Дверь открылась, на пороге показался дворецкий с длинной седой бородой. Он странно поглядел на Сильвию, как будто, не считая служащих и самого Деметрия, первый раз видел людей или словно перед ним предстал не человек, а диковинное существо. На миг во взгляде что-то блеснуло – какая-то искорка азарта, а затем, всё потухло.
Юноша не произнёс ни слова, всё тем же угрюмым взглядом поглядывая на служащего, он лишь крепче стиснул девичью ладонь и повёл по огромному холлу-прихожей. Высоко от чёрного мраморного пола висела старинная и очень большая люстра. Упади она вниз, одной пятой части зала пришлось бы несладко, а помещение казалось исполинским. Они двинулись к Y-образной парадной лестнице из чёрного дерева, на которой лежал тёмный бархат.
Сильвия оглядела первый этаж. Кое-где тёмные стены, никогда не видящие света, будто бы из-за возможной влаги обрели мутный зеленоватый оттенок, словно на них взрастала плесень. Чёрные портьеры, которые, казалось, полны пыли, позволяли одному единственному солнечному лучику проникать в зал. Потолок, заменяющий в доме самые грозные грозовые тучи. Мрачные картины, что писались когда-то тёмными красками. И статуи, обходящиеся без той или иной части тела, покрытые чем-то, что напоминало смолу. Весь дом – будто тень прошлого величия. Точно в прошлом особняк горел-горел и горел, но выжил, а теперь стоял угольком. Дом впитывал в себя ночь и тьму. И от этого выглядел безвкусицей, но что-то цепляло взгляд и не позволяло отводить его, казалось, это что-то конкретное в доме или он весь сам. Может, он внушал страх из-за прячущихся призраков по углам, которые вот-вот должны схватить за ногу и утащить? Тот, кто играл роль дизайнера, наверняка намеревался здесь что-то скрыть, спрятаться в тени или убежать от своих демонов, но он и не догадывался, что эти демоны взялись в доме жить.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, девушка заметила разбегающихся по комнатам, как стайки крыс, служанок. Деметрий продолжил путь по лестнице на третий этаж. По мере приближения к нему, стены делались всё светлее от яркого света, вылезающего диким потоком из высокого витражного окна. Оказавшись наверху, Сильвия передохнула от мрачности интерьера. Дом начисто прогорел всеми оттенками чёрного, но здесь имелось больше окон, из которых лились приятные лучи солнца. Повернув вправо, они углубились в освещённый коридор, и Деметрий зашёл в одну из комнат. Спальня юноши в мыслях Кларк – мечта. Если дом, действительно, заживо превращался в особняк мрака, то над этой его частью злодей сжалился. Комната выглядела так, будто её собирались отдать огню, но передумали. Вся внешняя стена представала из стекла, полностью выказывая картину леса, а мраморный пол покрывался серебристым мехом. Как говорится – в тепле и уюте.
Юноша прошёл к кровати и, сняв с себя галстук и рубашку, скинул это на неё.
– Где твои родители? – тихо произнесла Сильвия.
– Это неважно, – пробормотал Деметрий, сползая с края кровати на мех.
– Важно, ведь твои родители..
– Всего лишь люди, да? – закончил он, распластавшись на мягком покрове.
– В любом случае я тебе не скажу, – добавил Ванберг, принимая позу эмбриона, – Даже если ты решишь защекотать меня до полусмерти. Но лучше загонять иголки под ногти. А ещё лучше, просто не давай мне спать.
Сильвия покачала головой:
– Пойду позову одну из девушек и помогу отнести еды. Тебе нужно поесть, – произнесла она и направилась к двери. Ответом послужило молчание, и она уверенно схватилась за дверную ручку. Дверь, успевшая открыться на жалкие сантиметры, захлопнулась с такой силой, что этот стук вышиб из девушки дух. Она прикусила язык до крови от неожиданности.
– Нельзя, – едва слышно заговорил юноша, опираясь ладонями о дверь, словно там снаружи стоял кровожадный монстр, пытающийся пробраться внутрь, – Тебе нельзя. Я сам всё принесу.
Он посмотрел на девушку и часто заморгал.
– Почему ты не раздеваешься?
– Ты чувствуешь себя неловко.
– Но не здесь. – он снял с Сильвии свой кардиган, затем принялся снимать куртку девушки, – Здесь жарко. Можешь снять рубашку, чтобы не стала мокрой от пота. Ненавижу пот. А я пока схожу за едой.
– Почему бы тебе не попросить одну из служанок? – поинтересовалась девушка.
– Я не доверяю им, – ответил тот и, простояв в напряжении пару секунд, вышел, как будто ему предназначалось пробираться через адское логово.
– А мне, значит, доверяешь? – спросила Кларк, придержав ногой закрывающуюся дверь.
Он стоял в коридоре, молчаливый и не двигающийся, а затем юноша произнёс:
– Уже нет. Но ты единственная, кому я доверяю больше всех во всём мире. И я должен тебя защитить.
На самом деле воздух в комнате казался холодным, а когда Дем ушёл, и вовсе ледяным. Девушка вообразила фантомный ветер, сквозь ткань рубашки она кажется даже ощутила его ледяные щупальца. Надела кардиган и засунула замёрзшие ладони в карманы. Если бы Кларк вышла на улицу, она бы там загорала. Настолько здесь царил холод. Сильвия нахмурилась, подцепив пальцем какую-то маленькую вещицу. Кажется, это упало с руки Деметрия, и он спрятал вещь в карман. Она вытащила её из темницы ткани и пригляделась. Что-то чёрное и длинное, это что-то напоминало..ноготь.
Тепло со всех сторон обвивало окоченевшее тело, чьё-то дыхание щекотало лицо. Деметрий нависал над Сильвией. Он учащенно дышал, а его взгляд казался каким-то безумным. Юноша грубо схватил озябшие плечи, вдавливая пальцы, из-за чего ногти больно впивались в кожу. Она попыталась дёрнуться, но всё тело как будто сковал лёд. Кларк снова попыталась пошевелиться, раз за разом она претерпевала неудачу, ведь даже глаза не желали смыкаться, словно принадлежали кому-то другому. Юноша успел отпрянуть прежде, чем его тело пронзило судорогой. Он стал корчиться, гримаса боли отразилась на его лице. Изо рта выказывались острые зубы, ногти заострялись и удлинялись, кожа менялась, а на голове вылезали два обрубка, похожих на рога. Он менялся и все меньше походил на человека.
Кларк резко изогнула туловище на кровати, ловя ртом воздух. Затуманенный взгляд метался из стороны в сторону. В голове стояла пустая пелена, а боль раскалывала её на сотни осколков, но Сильвия всё ещё не могла отдышаться. Она тонула. Захлёбываясь в чём-то неподвластном пониманию. Вода. Везде вода. Или везде туман и нигде нет воздуха.
– ..на меня, – чей-то отстранённый голос звал.
Пелена сгущалась, стоило голосу исчезнуть. Она залезала во все щели и заполняла их.
– Смотри на меня, – голос звал, но Кларк продолжала тонуть, – Посмотри. Я здесь. Не умирай. Пожалуйста.
А затем, всё прекратилось. Стало очень легко. Пелена отступала, и Сильвия подступала к ней.
– ..умираешь. Пожалуйста.
– Нет, – хотела произнести Кларк, но вышла сплошная тишина. Сильвия подняла руки и не увидела их. Она стала ничем.
Глаза широко распахнулись. Сильвия запрокинула голову и втянула грудью воздух. Руки онемели, а голова трещала от невыносимой боли, как будто кто-то долбил череп камнем, и через дырки терзал мозг крючками. Она попыталась встать, но Деметрий крепко держал девушку за запястья. Она еле сдержалась, чтобы не вывернуть содержимое желудка на кровать. Поняв намёк, юноша убрал дрожащие руки. Сильвия скатилась на пол и прижалась разгорячённым лбом к ледяному полу, пытаясь унять тошноту.
– Ты з-задыхалась, – судорожно изрёк Ванберг; сквозь заслезившиеся глаза стало видно, как он раскачивался на кровати, зажав в пальцах локоны волос, – А потом перестала дышать. И умерла. Ты была мертва несколько секунд.
***
Весь побледневший и уставший, Деметрий стоял возле стеклянной стены и наблюдал, как две служанки кропотливо носились вокруг девушки. Кларк, поблагодарив их, смотрела в ответ на юношу. Волосы неприятными гусеницами липли к лицу, но жар спал, а тошнота оставила только неприятный осадок.
Разглядывая профиль Ванберга, она только сейчас заметила огромный лиловый синяк на его лице.
– Это я тебя так? – осведомилась девушка, пытаясь улыбнуться.
– И от тебя здесь тоже есть, – ответил он и отвернулся к стене, – Извини, тебе нельзя здесь больше оставаться. Ты отделалась самым меньшим из того, что с тобой могло произойти. Зря я тебя привёл, я не думал, что так будет. Думал, если ты будешь здесь, всё будет хорошо. Зачем ты вообще легла спать до моего прихода?
Она смотрела, поражённая его изменениями, которыми он мог подвергаться во снах. Голова всё ещё пульсировала. Сильвия сомкнула веки.
– Тебя долго не было, – прошептала девушка, не уверенная в том, что парень мог услышать.
Где заканчивается реальность и начинается кошмар? Может, сны и кошмары – это самая что ни на есть обыкновенная действительность, а что тогда жизнь после сна? А самое главное, когда ждать исполнения этого кошмара в мире?
Шофёр Деметрия довёз Сильвию до лесной тропки и остановил напротив одинокой скамейки.
– Вы не знаете, когда приедут родители Деметрия? – спросила Кларк.
Водитель даже не посмотрел в сторону вопрошающей, он молча выгрузил велосипед и сразу же уехал, без слов. Он никогда не произносил ни звука, если не считать того покашливания, отчего даже казалось, что водитель не имел языка. Но девушке он казался послушной и созданной марионеткой. Шофёр выглядел странно, он то ли старичок, то ли крепкий мужчина. Или никакой – самое правильное слово, которое смогло описать его.
Путь до дома предстоял недолгий. Где-то на середине начался дождь. Она невольно залюбовалась пейзажами древ, вдыхая запах мокрой древесины, свежей травы и чистый воздух, из-за чего не сразу заметила постороннее движение. Какая-то тёмная фигура, находившаяся в глубине леса, мелькала среди стволов. Кларк, словно под гипнозом, остановила велосипед. Остановившись следом, фигура неотрывно наблюдала за девушкой, стоя высокой тенью за деревом. Сильвия щурилась в ту сторону. Дождь превратился в ливень. По мокрой земле и лужам словно бы полз шёпот. В нос ударил новый запах, одновременно знакомый и неизвестный, приятный и отвратительный, лёгкий и тяжёлый. Очень громко прокричала ворона, и Сильвия вышла из оцепенения. Помотав головой, она оглядела таинственную часть леса, фигуры там не оказалось.
Пока Сильвия добиралась до Саллэн Стрит, странным образом появилось и не исчезало ощущение того, что что-то принялось наблюдать за передвижением "Квазимодо" и его хозяйки. Что-то наступало. Это подсказывало напряжение, витающее в воздухе. Птицы стали замолкать или исчезать, одних только воронов становилось больше или они просто делались более заметными, словно падальщики, слетающиеся и ожидающие чего-то страшного и смертельного, но город не оживал, а деревья не пробуждались. Что-то сплетало Хиддланд в мрачную сеть неизвестного происхождения, переплетая все дома и людей в единый кокон. Кокон, в котором что-то происходило и не существовало выхода.
2. Новое знакомство
2.1 Рюк
Мне часто кажется, что не люди пасут стада, а стада гоняют людей, – настолько первые свободнее.
Генри Дэвид Торо. Уолден, или Жизнь в лесу
Этот город – прибежище настоящих монстров, пахнущий гнилью мерзких душ, в котором порочные человеческие куски мяса жили бок о бок со своими внутренними демонами, а всех ангелов решили отправить на костёр уничтожения. Хиддланд спал, и стоило переступить его порог, как сонный мрак и паралич равнодушия сковывали всё тело, и огромные усилия растрачивались на то, чтобы не попасть в эту ловушку, как другие, что действуют подобно зомби или всего лишь притворяются, от чего становилось ещё больше отвратно.
Дождь смывал грязь с естества людей, стекая помоями и впитываясь в земли городка, и становилось очевидно, что его опухолью считались жители, такие с виду чистые и доброжелательные, а причина болезни скрывалась даже от самых порочных глаз. Здешняя странная природа сотворяла из Хиддланда дерьмо, на которое, как мухи, были охочи люди. Этот город опутывал своих жителей невидимыми зловонными корнями, и те становились подобием марионеток. И получалось так, что с виду люди как бы жили: учились, работали, заводили семьи, любили и умирали. Но как будто во сне. Всё, что делал любой человек, оказывалось следствием игры с марионеткой. Точно из хиддландских жителей высасывали волю и обращали в часть города. Они существовали в своём мирке, в своей атмосфере и туристов воспринимали в штыки, точно боялись, что чужаки потревожат город и помешают его спокойствию. Бывало так, что иностранец, во время не убравшийся из Хиддланда, увязал в этом болоте на всю жизнь. Здесь всё было другим, даже лес и звери. Здесь ты менялся. Это произошло и с индейцами-тлинкитами в тысяча девятьсот шестидесятом году, которые встретили белых переселенцев агрессивно. Но когда они не смогли противостоять цивилизованным нациям, тлинкиты ушли на восток в дикий лес и уже там их что-то исказило, из людей превратило в монстров. Спустя семнадцать лет они напали на мирных хиддландских жителей ночью и некоторых из них жестоко убили. В качестве трофея обезумевшие индейцы забирали глаза своих жертв. На утро жители города решились на самосуд. И те, кто осмелился отправиться в восточный лес, отыскали индейское поселение и увидели только сожжённые человеческие останки. Та ужасная пора повлияла на создание городской легенды. Якобы эти тлинкиты, которые проповедовали анимизм11, пробудили в здешних местах тёмную природную силу, и теперь эта сила забирала души живых существ. Событие в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году положило начало ксенофобии12, а также усложнённой расовой ненависти по отношению к приезжим азиатам. Местных азиатцев люди сторонились, не принимали, как личность, бывали даже случаи жестоких убийств на вонючих улицах, куда более-менее порядочный хиддландский человек не сунулся бы, а туристов так и вовсе чуть ли не выгоняли пинками. Объяснить это можно так: у хиддландцев отключался мозг, когда они видели человека монголоидной расы, что-то побуждало жителей ненавидеть и бояться их. Они и сами не знали, за что ненавидят, просто в их головах сидел, чёрт знает откуда взявшийся, обезумевший таракан-параноик, и всякий раз, когда он видел признаки азиатской национальности, у него срывало крышу. Но время проходило, соседей монголоидной расы становилось всё меньше в Хиддланде, пока их не остались единицы, и жители похоронили ненависть, думая что она уже бесполезна. Местные азиаты, скольких можно пересчитать по пальцам только одной руки, жили тихо и неприметно, боялись белых и чёрных, больше, конечно, белых, поэтому выходили на улицу только по необходимости. Жители забывали о них, не замечая их, даже если они шастали по улицам, и вспоминали всякий раз, когда в поле их зрения попадали тотемные столбы тлинкитов, расставленные по городу, как напоминание. Тогда память вскрывала черепные гроба и вытаскивала из гниющего серого вещества ненависть.
Хиддланд – грязная кошмарная свалка. Вонючие лужи прошипели в знак протеста, как бы посылая прочь отсюда. Рюк поморщился и издал шипение в ответ. Стайка воронов взлетела над головой и приземлилась возле одной из этих отвратительных луж. Парень злобно оскалился, вороны в этом городке – практически единственная светлая радость. Одна из птиц склонила голову набок и, растопырив крылья, громко крикнула на, стоящего под дождём, юношу. Парень хмыкнул и поспешил к небольшой закусочной, каких миллионы в мире. Зайдя в помещение, он спрятал волосы под куртку, чтобы не мешались. Зал пах затхлостью человеческого варварства и плесенью долго вынашивающего застоя. Официант и администратор проводили вошедшего усталым и любопытным взглядом – вечно измученные бедолаги и постоянно вынужденные рабы своих или чужих правил, без взгляда на жизнь, созвучной с их любимым делом, а если они и вовсе не имели таких дел, то их даже не было жаль. Парень ответил им мрачным выражением лица, намекая, чтобы не приставали. Он оглядел зал и, увидев молодую парочку, зашагал к их столику.
– Привет местному народцу, – произнёс юноша, доставая телефон из влажного кармана и вальяжно присаживаясь на сидение, – Я смотрю, у вас тут мясо. А вы спрашивали себя, как животные страдают на скотобойнях? – он включил видеозапись и повернул экран в их сторону, – О, вы ведь знали, они же там лишаются жизни, чтобы вам едой угодить. Вот посмотрите на эту жестокость над животными. И вы видите лишь малую часть.
Девушка, закрыв рот ладошкой, вскочила и убежала, а её напарник встал и раздражённо попросил позвать охрану. Парень поднялся следом, смотря на то, как в зал ворвался плотный мужик, по телосложению напоминающий бочку. Юноша достал бумажник и, высвободив наружу долларовые купюры, раскинул деньги фейерверком.
– Вам же они так нужны. Радуйтесь кровавым бумажкам в своих карманах. Или вы не знали, что они всегда были кровавыми?
Парень дёрнулся, когда охранник схватил плечо, и, скинув его тяжёлую руку, ударил человека по лицу. Мужчина в тот же миг вытащил из-за пояса электрошокер, и когда он коснулся оголённой шеи, юноша провалился во тьму.
Три глухие стены давили смехотворным пространством и ещё одно заграждение – самое главное, из решётки, за которой стояла мнимая свобода – вот она, протягивает руки, но не может дотянуться, потому что на самое дела ей плевать. Не существовало разницы, свобода здесь или свобода где-то там.
Тощий работник в форме открыл клетку, то ли приглашая к выходу, то ли желая впустить фальшиво беспокойную свободу. Парень вышел и убрался из этого коридора, полного нетерпения и усталости, что он когда-то навидался за всё своё существование. В следующем коридоре другой работник разговаривал с высоким стариком с аккуратно уложенными волосами и бородой, седыми нитями свисающими вниз по телу. Строгий костюм сидел на дедуле, как влитой, блеклость ткани объяснялась или наличием пыли, в которую и на которую одевался костюм, вечно висящий в гардеробе и использующийся по принуждению, или огромным количеством мела, если бы этот старик мог быть профессором, любящим до фанатизма свою работу. Дед оглядел парня быстрым взглядом и, развернувшись, пошёл к выходу. Юноша рассмотрел наряд старика – аккуратный и без единой дырочки, значит, моль пока ещё не добралась до костюма.
– С тобой всегда было тяжело, – произнёс дед бодрым звонким голосом, что не вписывался в его возраст, – Но это сверх моего терпения.
Парень скривился: