В военную академию требуется Мамаева Надежда

— Риг, скажи, только честно, зачем? — Я не стала пояснять, но светлый и так все понял.

Он тяжело дышал, будто вынырнул с глубины. Пауза затягивалась. Время превратилось в густую едкую смолу, которая медленно выжигала нервы.

— Ответь мне! — не выдержала я.

— Решил, — он сделал над собой усилие, словно правда, которую хотел сказать, была ему самому противна, — что если получу тебя, то смогу забыть.

От пощечины Риг не отвернулся. Казалось, что даже ждал ее.

Моя рука горела от удара, но гораздо больнее было там, внутри.

— Еще. Я заслужил.

— Заслужил? — Я взбеленилась. — Благородный ублюдок! Заслужил он. Знаешь, темных считают беспринципными. Но это не так. У сволочизма нет масти!

— Я никогда не говорил, что я святой или во мне течет голубая кровь. — Риг разозлился. — Еще скажи, что ты мне не отвечала. Ты же темная, Крис. Для тебя это должно быть в порядке вещей — брать от жизни удовольствие. Мы бы провели ночь…

— А потом ты бы смог… выкинуть из головы?

— Да, — выдохнул светлый. — Ненавижу. Ненавижу за то, что ты чуть не угробила Гарди, стремясь сюда, за пятерых кадетов, которые, побывав в бездне, так и не пришли в себя, за то, что тебя мне навязали… Ненавижу. Себя. И презираю. За свою слабость. За то, что думаю о тебе. За то, что сегодня закрыл тебя собой. А не должен был. Я поступил не как будущий порубежник. Ты это хотя бы понимаешь?

Я сглотнула. Потому что понимала. Даже могла дословно процитировать слова устава: «Порубежник до сорока лет не принадлежит себе. Он меч, который разит, не зная жалости. Он не оглядывается назад. Его задача — уничтожить вырвавшихся из бездны тварей или умереть». Даже жениться и выходить замуж порубежники могли только после сорока. Когда заканчивался срок клятвы. Ибо хорош воин, если, вместо того чтобы убить тварь, он кинется прикрывать собой близкого.

— Хоть ты и гад, Риг, но спасибо, что спас. — Слова давались мне с трудом.

Я прекрасно знала, что, придись удар по мне, огненное щупальце раскроило бы не колет светлого, а мою шею.

— Вот за это, Крис, я еще больше тебя ненавижу. Почему ты говоришь «спасибо»? Ты должна была высмеять меня, сказать, что я никчемный порубежник, слабак… Но не благодарить.

— Может, потому, что я тоже идиотка? — Мне хотелось размозжить голову этому светлому, который вздумал меня учить, как нужно говорить гадости.

— Мне жаль, что я не смог удержаться. — Риг развернулся и решительно пошел к двери.

Сама не поняла, как у меня в руке оказался ледяной шар. И ведь даже заклинания не произносила. Я не смогла отказать себе в удовольствии швырнуть его в широкую прямую спину Рига. Но то ли светлый обладал чутьем, то ли просто — богатым опытом, но он успел закрыть за собой дверь… и лед так и не врезался в его башку.

Осколки рассыпались по палате, а я ударила кулаком по подушке.

Ненавижу! Вот только знать бы еще, кого больше: его или себя? За то, что, кажется, чувствую к этому гаду.

— Гад! Гад! Гад! — Внутри меня ломалось что-то поважнее костей. Может быть, надежда?

В душе бушевал буран. Да и не только в душе. Стены палаты покрылись инеем. На окнах расцвели морозные узоры.

В ушах стояли слова: «Если получу тебя, то смогу забыть». Была задета не только гордость. Меня. Хотели. Использовать. А потом перешагнуть. Мужская убийственная Логика: «Для тебя это должно быть в порядке вещей…» Задушила бы!

Вдохнула. Потом медленно выдохнула, повторяя про себя: я спокойна. Абсолютно спокойна. Да мою невозмутимость можно взаймы давать. Причем оптом. Даже отмороженным на эмоции эльфам.

Иней на стенах блестел. Ярость, застилавшая глаза, уходила, оставляя место расчетливой злости. Чтобы отвлечься, произнесла вслух:

— Интересно, этот Ригнар родился с таким сволочным характером или проходил специальные курсы?

Ответом мне была тишина, но собственный голос отрезвил окончательно, помог взять свой источник под контроль. Хотя, не скрою, далось это с большим трудом. А когда источник успокоился, я чувствовала себя так, будто еще раз переболела лихоманкой: во всем теле слабость, озноб и нет сил даже в бездну послать по кратчайшему маршруту.

Вспомнила слова мамы: все болезни от нервов. Вот уж точно. Правда, она потом еще добавляла, что нервы — от мыслей, а мысли от того, что не безразлично. А зря.

Теперь я понимала, насколько она была права. Значит, нужно успокоиться и выбросить этого Рига из головы. Будто его и вовсе не существует.

Я растянулась в постели. Та была столь же тепла, как элитный гроб, простоявший не меньше века в фамильном склепе. В голову настырно лезли мысли о том, кто для меня не существует.

Повертелась, взбила подушку. Перевернулась на бок. Потом на другой. И поняла, что не засну. А если и дальше буду валяться в постели и изводить себя дурацкими мыслями, то завтра я точно буду не хуже вурдалака. А уж злее — это точно. Надо было чем-то себя занять.

Мысль, до этого противной мошкой вившаяся на краю сознания, запищала назойливее.

В академии меня бесило многое.

Пальму первенства, конечно, сейчас держал Риг, но и в остальном…

Меня бесило то, что я в магии как слепой котенок.

Раздражало то, что преподаватели относятся ко мне как ко второму сорту. Лишь потому, что я девушка.

А еще надоели косые взгляды и шепот за спиной: пожирательница отправила своих обидчиков в бездну.

Разобраться как с первым, так и со вторым, и с третьим в данный конкретный момент было проблематично, а вот касаемо бездны…

Решено. Я выясню, кто это сделал. Хотя, если учесть, что всех кадетов с высоким уровнем дара проверили на ложь и виновника так и не нашли…

Я доковыляла до окна и распахнула створки настежь. Вы глянула на улицу и только тут ощутила, насколько в палате было холодно.

Перевалившись через подоконник, я поняла, что даже не представляю, как позвать Кару. Ну не орать же на всю округу: «Зайка моя!» Тут скорее прискачет не пушистая, а лэрисса Йонга, причем со смирительной рубашкой на изготовку.

Впрочем, если обнаглеть до нужной степени, то все становится возможным. В том числе и найти заю. Потому я позвала. Только не демоницу, а духа академии. Для этого хотя бы орать не нужно во все горло. Виувир наверняка и шепот услышать может.

Сначала было все тихо. Прямо как на кладбище в полнолуние. И, надо сказать, настроение у меня было соответствующее обстановке.

А потом над ухом прозвучал вкрадчивый шипящий голос:

— Темной грех предаватьс-с-ся унынию, когда вокруг с-с-столько других, более с-с-соблазнительных грехов…

Виувир выполз из стены. Сегодня он был не такой большой, его змеиное тело оказалось не больше локтя длиной. Аккурат на подоконнике поместился.

— Зато этот самый дешевый. Поэтому я могу себе позволить печалиться даже впрок. — Я пожала плечами.

— Значит, нравится с-с-страдать? — Змей наклонил голову.

— Нет.

Разговор ни о чем определенно действовал на меня благотворно. Я даже села на подоконник и свесила ноги на улицу. Небо давно вызвездило, чернильный мрак затопил все окрест.

— А что ты тогда любишь?

— Яблочное повидло, — ляпнула я. — Оно, конечно, мне взаимностью не отвечает, но и как последняя сволочь себя тоже не ведет.

Виувир улыбнулся, словно только что услышал комплимент.

— Это особый вид удовольствия, когда на твой сарказм отвечают сарказмом, а не строят из себя оскорбленную невинность.

Я хмыкнула в ответ, но вслух ничего не сказала. Ждала. Змей тоже не торопился, свернулся кольцом, положил лобастую голову на свой хвост и прикрыл глаза, делая вид, что готовится уснуть. Повисла тишина.

Виувир не выдержал первым.

— И зачем ты меня звала? — прошипел он. Раздвоенный язык скользнул меж клыков, пробуя воздух на вкус.

— Найти свою заю, — честно призналась я.

Змей изумился, даже голову приподнял.

— Ну наглос-сть… Чтобы покровителя академии — и в посыльные.

— А услуга за услугу?

Виувир облизнулся.

— Брас-с-слеты Дианары. Ректор хранит их в своем сейфе, куда мне не добратьс-с-ся.

Судя по всему, при жизни этот виувир якшался с гномами: выгоды своей не упустил, на дорогие украшения позарился.

С другой стороны, и у меня в подобных сделках опыт был немалый.

— Хорошо. Но тогда услуг две. Браслеты же парные.

— С-с-спекулянтка… — моргнул виувир и скользнул вниз по стене, судя по тону, все же согласившись на мое условие.

Не прошло и четверти удара колокола, как зая была не только оповещена, но и доставлена.

— Помни, у нас уговор, — прошелестел напоследок змей и исчез.

Пушистая тут же начала интересоваться отчего и почему, но я ее перебила, прямо спросив: не она ли приложила лапу к тому, что пятерых светлых так измордовали в бездне? Я уже была готова выслушать если не покаяние, то признание Кары, но…

— Нет. Клык даю, это не я. Хочешь, поклянусь даже. — Длинноухая так возмутилась, что с шепота перешла на полный голос, граничивший с криком.

Я озадаченно побарабанила пальцами по подоконнику…

— Ну, раз не ты, тогда пошли выяснять.

— Что, прямо сейчас? — опешила зая и тут же уперлась всеми лапами. — Я не могу. Я… У меня еще это… сеанс любовного сна для моего будущего мужа!

— Какой сеанс? — насторожилась я.

— Какой-какой? Такой. С любовью и поцелуями. Раз мой ушастик не может меня увидеть во всей красе в реальности, я решила, что буду ему сниться…

Меня начали терзать смутные сомнения, и я с подозрением уточнила, а когда еще Кара «снилась» своему возлюбленному. Оказалось, что как раз в ту ночь, когда мне привиделся любовный кошмар с участием Рига.

— Да я всего лишь пару демонических рун начертила. На притяжение… усиление… желание и одно целое на двоих… — перебирая лапами, пробормотала Кара.

— Слушай, пожалуйста, больше так не делай, — искренне попросила я. — А то я к госпоже Смерти или Эйте раньше отправлюсь, чем академию окончу.

— А чего к этой плешивой белке далеко ходить? Она и так здесь где-то рядом ошивается! — зло выплюнула зая, вспомнив соперницу. — Между прочим, мы здесь с тобой лясы точим, а она, может, к моему супругу клинья подбивает.

— Будущему супругу, — поправила я.

— Не важно, — отмахнулась пушистая. — И раз уж от тебя не отвяжешься, давай тогда побыстрее разберемся с твоими идиотами, и я побегу.

Медлить не стали. Я закрыла окно, взяла заю под мышку, и мы двинулись в полуночный обход по лекарскому крылу. Я прихрамывала, Кара наслаждалась тем, что ее несут на руках.

Как ни странно, пушистая нашла пострадавших быстро, просто почуяла, что за этой дверью есть тот, на ком лежит отпечаток бездны.

Мы тихо вошли. На подушке в кошмаре метался пепельной. Кажется, Ролло. Он что-то невнятно бормотал. Руки его, прикованные по бокам к кровати, напрягались, по костяшкам то и дело пробегали сполохи, на глазах лежал компресс.

— Думаешь, стоит его сейчас будить? — осторожно осведомилась зая.

— Нужно, — уверенно заявила я. Вот только дотрагиваться до огненного мага не хотелось. Но пришлось.

Тряска за плечо не произвела никакого эффекта. Тогда я дунула ему в ухо ректорским тоном: «Подъем!» Пепельный дернулся, компресс свалился, и маг заморгал, силясь рассмотреть меня.

Он попытался сесть и что-то заорать, но я была начеку и тут же приложила ладонь к его губам.

— Тише, это всего лишь сон, — с баюкающими интонациями начала я.

Парень сначала вроде вдохнул, но, когда понял, кто ему это говорит…

— Ты! — выдохнул он, наконец разглядев меня.

М-да, судя по всему, возвращая зрение, целители заботились, чтобы кадет в первую очередь видел, а уж то, какими глазами он будет это делать, — не суть важно. Потому сейчас на меня с дикой ненавистью смотрели один обычный человеческий зрачок, видимо, родной, и один — он явно достался светлому от нага или дракона — вертикальный, рассекавший янтарную радужку.

Сжатые кулаки Ролло вспыхнули двумя факелами. Он дернулся:

— Что ты здесь делаешь?

— Делаю вид, что все хорошо, разве не видно? — не нашла ничего умнее, чем съязвить, но потом добавила: — Надо поговорить.

— Да пошла ты… — Конструктивный диалог кадет начал с того, что проложил для меня весьма увлекательный маршрут.

Я выдохнула, устало пробормотав:

— Каждый раз одно и то же… К слову, на палату поставлена глушилка, — вдохновенно соврала я и добавила, обращаясь к зае: — Кара, грызи.

— Что именно? — деловито уточнила та и, запрыгнув на кровать, ощерила клыки.

— Шею.

Ролло побледнел, зато замолчал. Лишь огнеупорные простыни начали чернеть и превращаться сразу в пепел: все в рамках гарантий — не горели же.

— Ну, что выбираешь: быть съеденным или все же милую беседу при свете луны и твоих кулаков с милой девушкой?

— Милой? Да столетний труп — и то тебя милее, — выплюнул кадет. — Когда я впервые тебя увидел, то понял — это работа только для некроманта.

Он не сводил с меня злого взгляда янтарного и голубого глаз, но по тому, как постепенно стихало пламя в его кулаках, я поняла: клиент готов.

— И за что же ты меня так ненавидишь? — вкрадчиво спросила я. — За то, что не смог поджарить в том коридоре? Или за наказание, которым ректор потом тебя и твоих дружков за это наградил?

— Это ты нас отправила в бездну! — выпалил он.

Я опешила, но все же быстро сориентировалась: мастерство контрабандиста из кармана не выронишь.

— Так почему ты об этом ректору-то не сказал, когда допрашивали?

— Потому что тебя не видел. А Анару нужны были только факты, а не подозрения. Мы угодили в ловушку: нас сразу утянуло во мрак. Но эта западня — твоих рук дело.

— И ты готов в этом поклясться? Например, даром? В том, что я сделала ту засаду, в которую вы угодили?

Ролло чуть было запальчиво не выкрикнул «да», столь явно читавшееся на его лице, но взглянул на ощеренные клыки заи и остановился.

— Думаешь, попадусь на эту уловку? Капкан могла и не ты ставить, а… Да хоть вот эта твоя тварь. Что, и магии меня захотела лишить? Стерва…

— Нет. Я захотела разобраться. Потому что в бездну отправила вас не я.

— Так я тебе и поверил, — фыркнул пепельный.

— Уж поверь мне, если бы это сделала я, то ты бы беседовал сейчас не со мной, а с Хель.

Ролло одарил меня странным, задумчивым взглядом и, словно на что-то решившись для себя, произнес:

— Допустим. Только допустим. Это не ты. Тогда кто?

— Кому вы еще насолили? Или кто-то из вас… А тут подвернулась темная — идеальная мишень для подозрений. Ведь именно мое имя вместе с вашими прогремело на всю академию.

— А тебе-то какой в этом интерес? — сощурился маг.

Он был худым, остроносым, с пронзительным взглядом разноцветных глаз. И, к слову, последнее его ничуть не портило. Даже делало более привлекательным. Одним словом, Ролло был обаятельным шельмой.

— Не терплю, когда мной пытаются прикрыться. Свое имя я предпочитаю чернить сама.

— И ради этого ты ночью проникла в лекарское крыло? Могла бы подождать, меня завтра выписывают.

— Что-то не похоже, чтобы ты был здоров. — Я кивнула на тлеющую простыню.

— Кошмары — это из прошлого. К моему выздоровлению отношения не имеют. А глаз уже прижился.

— То есть ты каждую ночь вот так спишь? — невольно вырвалось у меня.

— Нет, — огрызнулся пепельный. — Лекарство, которое мне выписали, снижает контроль над даром. Сегодня последняя ночь, когда я его принял… — И, словно спохватившись, Ролло со злостью спросил: — Да что ты вообще в душу ко мне лезешь?

— Я не только на душу, но даже на кровать твою не претендую! — Противореча своим же словам, я села на край постели светлого. Нога заныла, и стоять было неудобно. — Меня интересует, что конкретно ты видел.

— Бездну, — рыкнул пепельный.

— А точнее?

— Вечером мы шли к общежитию. Решили срезать путь мимо склада. Под ясенем и угодили в ловушку. Видимо, активировалась самоуничтожающаяся пентаграмма. Нас выкинуло во мрак. Судя по тварям, даже не на верхний уровень, а куда-то ниже.

— Слушай… — влезла в диалог зая, которой надоело изображать голодную и кровожадную. — А между пентаграммой и тварями… можно подробнее?

— Чего? — Светлый изумился так, словно с ним сапог заговорил. — Она у тебя что, еще и разумная?

— И даже образованная, — рявкнула пушистая. — Увеличь масштаб и опиши подробнее, какого цвета была пентаграмма, сколько длился перенос, не харкали ли кровью после того, как оказались во мраке.

— Откуда ты знаешь? — все еще таращась на заю, спросил Ролло. И уже у меня уточнил: — А она кто?

— Фамильяр, — не моргнув глазом соврала я.

Отец кормил меня на ночь вымышленными историями об этих духах. Вот теперь пришла и моя очередь. Вроде как и ритуал соблюден: ночь, мальчик у себя в постели… Чего бы такому сказку не рассказать?

Ответом мне были полные недоверия разноцветные глаза светлого.

— Так что там с окраской, плотностью и побочными эффектами переноса? — требовательно напомнила о себе Кара.

Как выяснилось, перенос был практически моментальным, но вот побочные эффекты у него оказались о-го-го… Лично я с таким никогда не сталкивалась. А вот демонесса, судя по всему, хорошо знала, о чем идет речь.

За окном начал заниматься рассвет, когда я покинула палату Ролло.

Перед тем как мы ушли, он задал вопрос, словно контрольный выстрел пульсаром сделал:

— Так, значит, это не ты?

— Нет, не я.

Дверь уже закрывалась, когда я услышала, как светлый тихо пробормотал:

— Ведьма. Но красивая… И с характером. Все как я люблю.

Только не это! Еще один любитель нашелся.

Когда мы вернулись в мою комнату, я с пристрастием принялась расспрашивать заю.

Та, презрительно фыркнув, сообщила, что ловушку сделал действительно темный. Причем опытный, матерый. Скорее всего — боевой маг. И с учетом эффектов — она была рассчитана на уничтожение.

— При активации она вытянула энергию из светлых, и поскольку у этих пятерых оной оказалось в избытке, их и закинуло так глубоко.

Я задумалась, а Кара, воспользовавшись моментом, банально удрала. Мне не надо было даже к пифии ходить, чтобы понять куда. К своему эльфу. Эх, держись, Эл…

Стало ясно, что мне не обойтись без вестника. Крошечная заколка, которая вернулась с весточкой от родителей, по-прежнему была у меня, скрытая от посторонних взглядов в гуще волос на затылке.

Я достала ее, шепнула в ожившую пичугу несколько слов. Распахнула окно и выпустила птаху.

А потом легла спать, давая себе установку: на этой неделе нужно из кожи вон вылезти, но не вляпаться в наряды. Мне позарез нужно было попасть в город, поскольку все сходилось на том, что изготовителя ловушки стоит искать за стенами академии. Ведь смертельные ловушки в империи — вне закона. Значит, контрабанда.

Проснулась я от ударов набатного колокола. Вот ведь… Даже в стенах лечебницы от него никуда не деться. Малодушно решив, что меня пока вроде никто не отпускал, я упала на подушку и вновь уснула. Разбудил меня скрип двери. Лэрисса Йонга вошла хоть и тихо, но все же…

— Проснулась? Давай ногу осмотрю.

Действовала она уверенно и быстро. Сначала дала выпить какой-то настойки, потом смазала ожог, перебинтовала ногу. А под конец обрадовала тем, что на всю седмицу выпишет освобождающий лист, чтобы Акула не изводил меня тренировками.

Я воодушевленно похромала в столовую. Аппетит был зверский. То ли от восстанавливающего зелья, то ли от всего пережитого.

До занятий я успела доковылять к себе. Поскольку в столовую я явилась одной из первых, то оставалось достаточно времени, чтобы не только сменить тренировочный костюм, штанина на котором была обрезана по колено — ех, и дня целым не проносила! — но и умыться.

В аудиторию я вошла как раз перед ударом колокола. Одногруппники внимательно посмотрели на меня, но промолчали. Да и при магистре Нейрусе навряд ли бы кто-то осмелился что-нибудь сказать, даже будь такая возможность.

Преподаватель был старым гномом, а это уже само по себе — диагноз. Въедливый, язвительный, он имел привычку расхаживать по аудитории и бить линейкой по рукам зазевавшихся кадетов. Причем периодически сетовал на то, что розги ныне, увы, отменили…

— Итак, тема сегодняшнего занятия — ледяные иглозубы. Класс опасности — первый, — начал магистр.

Перед нами после его слов на партах возникли учебники по бестиологии примитивных обитателей бездны.

— Откройте страницу сорок девятую и обратите внимание на внешний вид и схему строения скелета… Эландриэль, вам нужно отдельное приглашение?

Отчего-то преподавателю с первого занятия не понравился Эл. Я, впрочем, тоже, но Эл не понравился сильнее. Через раз Нейрус грозился написать на моего соседа по парте докладную то за несоответствующее поведение (сидел недостаточно прямо), то за разгильдяйский вид (пуговицы на куртке не так повернуты). В общем, доставалось эльфу.

Зато стало понятно прозвище Нейруса — крот. Маг и по виду его напоминал: коренастый, с большими руками, на носу толстые очки в роговой оправе, да и по характеру: имел привычку не только писать кляузы, но и банально доносить начальству на кадетов.

Мне вспомнилась карикатура на стене карцера: акула, крот и конь в пальто. А потом… и ее автор. Риг, будь неладен. Надеюсь, у него все плохо. И небесные покровители поют о нем, но исключительно суицидально-погребальные гимны.

Занятие прошло быстро. Потом по расписанию до обеда у нас значилась самоподготовка, и я поспешила в библиотеку. Когда проходила по холлу, меня не отпускало чувство, что за мной следят. Пристально.

Сбавив шаг, я украдкой обернулась, ища соглядатая. Шпионы меня всегда нервировали и пробуждали лишь одно желание — разобраться с ними, не дожидаясь кинжала меж лопаток. Но никого не заметила, а останавливаться вроде бы было глупо.

Когда перестала озираться, оказалось, что прямо по курсу значится Риг. Он стоял у подоконника с друзьями. На миг наши взгляды встретились. Он что-то не договорил, оборвав себя на полуслове. И даже шагнул навстречу мне.

А я… внутри покрылась льдом. Темный источник, до этого спавший, очнулся, начал вытягивать свои жадные щупальца. Я закаменела. Только бы не сорваться. Только бы не выпустить свой дар. Я чувствовала, что если не сдержусь, то могу убить. Нечаянно, просто враз вырвавшейся волной чистой силы.

Прошла мимо Рига, глядя прямо перед собой и чувствуя себя ожившей каменной статуей. Повторяла как мантру: «Я спокойна. Я абсолютно спокойна».

Лишь когда завернула за угол, в ответвление коридора, которое вело в алхимические лаборатории, я выдохнула. Я смогла, сдержалась. Вот только жаль, что в порыве злости и гордости я выбрала совершенно не тот путь, который следовало.

Библиотека была совсем в другой стороне.

Додумать мысль, как теперь поступить (не возвращаться же и с независимым видом попутавшей все на свете идиотки отправляться ровно в другую сторону?), не успела. На мое плечо легла рука.

— Крис. Нам надо поговорить.

Я резко развернулась и прошипела:

— Ты уже все сказал вчера!

— Нет, не все, — требовательно возразил Риг.

Он открыл ближайшую дверь, кажется, в комнату с алхимической посудой, и буквально втащил меня туда. Внутри никого не было. Лишь шкафы с дюжинами чистых колб, реторт, склянок, мерных цилиндров, освещенные тусклым светом, еле-еле пробивавшимся из узкого окна под потолком.

Я не сопротивлялась лишь по одной причине: свято блюла заповедь отца. Он утверждал, что не стоит ссориться со своими врагами публично, чтобы потом не пришлось доказывать дознавателям, что это не ты закопал их трупы.

— Нам не о чем говорить. Совершенно, — холодно отчеканила я, как только дверь за моей спиной закрылась.

— Проклятье, Крис! Я хотел извиниться. Вчера спешил и…

— …и спеши дальше, — перебила я. — Только мимо меня. Я могу даже сделать вид, что вчера ничего не было. Да и вообще, что тебя не существует!

— Не сомневаюсь! — разозлился светлый, схватив меня за плечи. — У тебя прекрасно получается смотреть на меня как на пустое место. Я в этом убедился дюжину вдохов назад. Но скажи, что я вчера такого сотворил, кроме того что поцеловал тебя? — Он уже не говорил, рычал. — Поднял руку? Оскорбил? Что я такого сделал?

— Много чего. И сделал, и хотел, но не успел. Но знаешь, что самое противное — ты даже не понимаешь, считая, что ничего «такого», когда ты используешь другого, чтобы просто тебе было хорошо.

— «Не успел», говоришь… — протянул светлый.

Из всей моей тирады он выцепил самые удобные для него слова. Не иначе взыграла уязвленная гордость. Как же, его отвергли. Ибо если ранили гордость женщины — она становится язвительной, а если ранили гордость мужчины — он действует. А Риг был ни разу не лэриссой.

И меня поцеловали. Страстно. Обжигающе. На губах заиграл вкус пряного вина с перцем, плавящий мысли и тело. Риг вжимал меня в себя. Его руки на моей спине, бедрах, груди. При этом одновременно он ласкал меня языком, не позволяя не то что осмыслить происходящее, но даже сделать вдох.

По венам разлилась жидкая лава. Сердце стучало как бешеное. А под моей рукой, лежавшей на груди Рига, в таком же неистовом ритме билось сердце светлого.

На миг оторвавшись от меня, он втянул воздух рядом с моей шеей. А затем обжигающие губы скользнули вниз, к впадинке меж ключиц. Обещая, маня, распаляя желание.

Словно в тумане я видела, как пульсирует жилка у его виска, бьются напрягшиеся вены на шее, как расширился черный зрачок, закрыв синь радужки.

Он прижался еще ближе, толкнув плечом стоявший рядом шкаф. На пол посыпались колбы, их звон странным образом меня слегка отрезвил. Но, кажется, светлый этого даже не заметил. Он дышал тяжело, рвано, хрипло. Прижимался ко мне. Лихорадочно, так, что я животом чувствовала его желание. Да нет, не желание, а твердую убежденность в том, чем наш разговор должен закончиться.

Упрямый, подлец. Не привык отступать. И если с первого раза не удалось добиться своего, то решил пойти на второй круг? Доказать, что нет той, которая бы ему отказала?

Мои пальцы обняли затылок светлого. А потом… потом я резко согнула ногу.

М-да. Удар коленом в пах хоть не горячий поцелуй, но равнодушным Рига он точно не оставил. В этом я могла быть уверена.

Я оттолкнула светлого.

— Даже не приближайся ко мне! — Это были мои последние слова перед тем, как я захлопнула дверь.

Во рту было сухо. На душе — пусто. И как бы я ни уверяла себя, что это просто месть, что я лишь притворилась, усыпив бдительность светлого, но… Но внутри меня все бушевало от прикосновения к чему-то дикому, чувственному. А на губах оставался вкус вина и перца.

«Он сволочь!» — напомнила я себе. Одернула куртку, мотнула головой, отчего волосы рассыпались по плечам. Я справлюсь. И без него.