Ты же ведьма! Мамаева Надежда

— Возможен и твой вариант. Но, надеюсь, все же в том ритуале я окажусь магом, а не жертвой на алтаре.

— Не проще ли остаться здесь?

— Проще. Но я эту пакость два месяца выслеживала! Ни за что не упущу такой случай. Она уже трех человек сожрала и одного понадкусывала. Еще немного — и икру отложит. И тогда зимой как пить дать на Хеллвиль будет нашествие.

Я, наконец, сцапала кочергу и победно закинула ее на плечо. Потянулась за сумкой, в которой было много всего, начиная от разрыв-травы и заканчивая миниатюрным арбалетом с осиновыми болтами.

— Ты же не боевой маг.

— Верно. Но я единственный штатный маг Хеллвиля. И спрос за стрыгу тоже будет с меня.

— Тогда я иду с тобой.

— Темным не чуждо благородство? — изумилась я.

— Темным не чужда практичность. Если ты умрешь, то уже не сможешь мне помочь избавиться от проклятия.

Стрыга заголосила еще раз. Судя по вою, в котором прорезались призывные нотки, жертву себе она уже приметила. И теперь загоняет ее в топи. Надо поторопиться.

До болот был удар колокола, если пешим ходом. Бегом — вполовину меньше. Но все равно слишком долго. Выйдя на улицу, я огляделась. Хотела позвать метелку, которая так и не пригодилась во время моего сожжения. Но поняла, что резерва не хватит. А вот на то, чтобы угнать впряженную в повозку кобылу, что так кстати стояла у лавки гробовщика, магия была не нужна. Только наглость. А ее, нерастраченной, у меня имелось с запасом.

Я направилась через улицу. Привычная ко всему кобыла равнодушно косила глазом и прядала ушами, позванивая уздечкой. Из приоткрытой двери в лавку торчали две ноги в стоптанных сапогах и несся заливистый храп ее хозяина. Знакомая картинка. Опять нарезался в трактире тетушки Брас, бросил нераспряженную лошадь и упал там, где сон сморил. Намаялся сердечный, опрокидывая кружку за кружкой. Я ласково погладила теплую лошадиную морду, проверила постромки и запрыгнула в телегу.

— Ты собираешься ехать на… этом? — недоверчиво хмыкнул лунный.

Стрыга завыла еще громче.

— Да. А что тебя смущает? Гроб? Так он пока пустой.

— Вообще-то то, что светлая беззастенчиво крадет чужое.

— Не краду, а заимствую на время, — поучительно поправила я и взмахнула вожжами. — Н-но-о-о, родимая!

Застоявшаяся кобыла рванула так, что темный едва успел запрыгнуть в телегу уже на ходу. И мы помчались на болота: я, лунный и гроб. Вернее, я и лунный в гробу. Он в лучших вампирских традициях сидел в домовине, вцепившись одной рукой в ее край, другой — ухватив кочергу на манер весла.

Из городка успели выехать через западные ворота. Стражники как раз закрывали их, устало переругиваясь и толкая тяжелые створки. Завидев несущуюся во весь опор кобылу, которой правила стоящая на телеге в полный рост темная ведьма, а за ней в гробу пришлого с кочергой, стражники тихо ойкнули, присели на враз ослабевших ногах и шустро брызнули в разные стороны.

Колеса телеги прогрохотали по брусчатке, мы проскочили в щель между створками ворот и стрелой полетели по грунтовой дороге. Ветер принес обрывок разговора очухавшихся стражей:

— …кажись, ведьма хоронить приезжего поехала.

— Так он вродь бы еще живой.

— Ну так правильно: не самой же могилу копать-то. Вот щас…

Что «щас», я уже не дослушала. Лишь подивилась незыблемой вере горожан в мое могущество. Темный, который тоже все слышал, ничего не сказал. Может, проявил выдержку, может — благоразумие: мы так лихо скакали по ухабам, что вероятность не только прикусить, но и откусить язык была весьма велика.

Врезавшись, как арбалетный болт, в туман, мы пронеслись еще немного, но потом пришлось сбавить ход. Чем ближе были болота, тем плотнее становилась завеса вокруг. Хмарь… Липкая, холодная, вязкая… Она тянулась с топей, стелилась у земли, пряча под собой трясину. Я остановила кобылу, слезла с повозки и огляделась. Темнота хоть глаз выколи. Но увы, стрыга отчего-то не имела обыкновения являть себя миру при свете дня. Наверняка она была тварью очень стеснительной. Но ничего, на каждую скромную нежить найдется настойчивый и сообразительный маг. Или в моем случае — недоведьма.

Правда, стоило уравнять наши со стрыгой шансы на выживание при встрече. Я запустила руку в свою холщовую суму и выудила оттуда бутылек. Пара капель в каждый глаз — и я стала видеть не хуже совы. Жаль, что эффект лишь на один удар колокола.

— Какое симпатичное умертвие… — прокомментировал лунный.

Ну да, знаю, что сейчас мои очи отнюдь не цвета молодой зелени, а как два красных угля в печи. Но зачем об этом напоминать-то?

— Так понимаю, что ночное зрение тебе не нужно? Будешь гордо натыкаться на сучки, пеньки и проваливаться в бочаги? — не удержалась я, демонстративно убирая бутылек.

— Я и без эликсиров прекрасно вижу во тьме.

— Врожденная особенность? — профессионально поинтересовалась я, делая первый шаг в сторону болот.

— Скорее приобретенная: чернокнижники проводят больше других темных времени в Бездне. На максимально доступном для каждого уровне. Чем глубже проваливаешься во Мрак — тем там темнее.

Я оглянулась назад и увидела, как уверенно лунный вел кобылу под уздцы: перешагивая через кочки, огибая рытвины.

— Судя по всему, ты проваливался глубоко, — пробормотала я.

— Практически так же глубоко, как и владыка. Меч должен охранять императора не только в этом мире, но и во Мраке, — произнес он подкупающе буднично.

Может, потому с моего языка сорвалось:

— А проклятие… Оно предназначалось тебе? Или результат того, что ты просто хорошо выполнил свою работу?

— Догадливая, — буркнул темный. И, поравнявшись со мной, добавил: — Телегу лучше оставить здесь.

Он был прав. Начинались топи. Привязав кобылу, мы двинулись дальше. Под ногами хлюпало все сильнее. Мои ботинки, шнуровка которых почти доходила до колен, промокли, сумка оттягивала плечо. Хорошо хоть кочергу на нынешней «охоте» нес лунный.

— В моих руках она станет более весомым аргументом при разговоре с нежитью, — заявил он.

Я спорить не стала. Просто вытащила свой арбалет. Разговоры разговорами, но в конце стоит поставить точку. А уж навылет та будет или нет — не важно.

Стрыга больше не издавала ни звука, но я чувствовала, что она где-то здесь, недалеко. Мы шли по тропе, что вела между двумя топями. По бокам шуршала жухлая осока, чавкала под ногами тучная от воды илистая земля. Внезапно совсем рядом раздался дикий вой, а следом за ним — крик. Истошный, полный безумной паники. И опять чавканье. Только не от шагов. Громкое, утробное. Демоны. Не успели!

Я половчее перехватила арбалет. Все же училась не на боевого мага, а на целителя, и укротить красную чуму мне было легче, чем любое оружие.

Хотя вурдалака месяца полтора назад все же уложила. Кочергой. Правда, перед этим удалось попасть ему в морду порошком жгучеяда, и нежить была слегка дезориентирована. Но даже с кочергой в башке та тварь едва не откусила мне полноги. Именно тогда я и узнала, что от страха способна забить вурдалака не только кочергой, но и черствым караваем.

Я шагнула вперед, но уверенная рука остановила меня. Прижав палец к губам, лунный дал знаками понять, что сегодня он не воспитанный лэр и не уступит даме дорогу. Дама, к слову, ничуть не возражала. Если стрыга бросится на него, то я смогу как следует прицелиться.

Странно, но лунный не пошел прямиком вперед, а взял чуть в сторону. Когда мы бесшумно добрались до того места, где на краю бочага пировала стрыга, то…

— Твою ж Бездну!

— Аппендицит тебя раздери!

Шепотом вырвалось у нас синхронно. Там была не одна стрыга. И не две. А целая семейка. Большущая самка и молодняк. Я насчитала четырех. И если против одиночки у нас были шансы, то тут…

— Отступаем, — на пределе слышимости произнес темный.

Я согласно кивнула.

— Кый-й-рла! — раздался пронзительный, как удар хлыста по воде, крик.

В выводке было не четыре, а пять молодых стрыг. И один гаденыш сидел как раз у нас за спиной, приветливо раззявив свою клыкастую пасть. В черной глотке извивался раздвоенный длинный язык.

Я сиганула вправо, темный — влево. Лишь благодаря этому тварь размером с годовалого теленка приземлилась на пустую кочку, а не на кого-то из нас.

Я развернулась, почти не целясь, спустила тетиву арбалета, и осиновый кол пробил дыру в брюхе нежити. Болотная гадина зашипела и испустила дух, закатив белесые мутные глаза. Но ее утробный рев уже успел привлечь внимание остальных стрыг.

Пять тварей неслись по болоту нам навстречу. Склизкие туши, покрытые ядовитыми бородавками, сверкали в свете луны. Огромные перепончатые лапы, здоровенные хвосты с шипастыми навершиями, сильные тела — в воде от стрыги не было шансов уйти. Впрочем, на суше тоже.

На лекциях по бестиологии их относили к четвертому классу опасности и считали почти вымершими реликтами. Но вот сейчас, когда этот «почти исчезнувший вид, занесенный в белую книгу», жаждал продегустировать мой ливер, я еще больше невзлюбила столичных нежитезащитников, ратовавших за сохранение видового разнообразия. По-моему, было бы лучше, если бы некоторые твари не почти, а совсем вымерли.

— Беги! — крикнул лунный, замахнувшись кочергой на ближайшую стрыгу.

Не исполнить волю умирающего — большой грех. А я, хоть и была «ведьмой», святотатствовать не стала. Изображая потомственную квакшу, резво поскакала по кочкам, на ходу запустив руку в сумку. Порошок с разрыв-травой, брошенный за спину, вспыхнул в воздухе. Окатила волна жара, сзади раздался истошный визг.

Молодая голенастая тварь, погнавшаяся за мной, угодила как раз в самый центр огненного облака, чей свет на миг озарил все окрест. Я увидела, как на удивление живой и резвый темный снес башку еще одной, самой крупной из выводка твари, которая, видимо, вслед за своей матушкой вот-вот готовилась выметать первую порцию икры.

Я зазевалась всего на миг. По щиколоткам что-то ударило, я потеряла равновесие и рухнула в бочаг с головой, выпуская вверх, туда, где стремительно в толще грязной воды исчезала мутная луна, стайку пузырьков. Холод сковывал тело, на дно тянуло чье-то щупальце, обвившее лодыжку.

Запоздало пришла мысль, что ночь — время охоты не только стрыг, но и других болотных тварей.

Умирать можно благопристойно: лежа в постели, в окружении семьи. Умирать можно геройски — в битве. Умирать можно всеми забытым, в одиночестве. Но я предпочитала умирать никак. В смысле — жить. Желательно долго и счастливо.

Посему истово, что есть силы треснула арбалетом по твари, которая меня схватила.

То ли у болотной нежити оказалась слишком тонкая душевная организация, не терпящая трепыхающихся жертв, то ли ей не понравилось серебро, которым было оковано мое оружие, то ли взбесил осиновый кол, который я вытащила из торбы свободной рукой и всадила в нее. Щупальца твари ударили меня наотмашь, отчего я и вовсе потеряла представление, где дно, а где поверхность.

Еще чья-то лапа схватила меня за шкирку и поволокла невесть куда. В ушах зазвенело, от холода стало больно. Вынырнула, протаранив головой тонкую слюдяную корочку льда. Я хрипло закашлялась, жадно глотая воздух, и только тут осознала, кто меня спас. Лунный. Сейчас его волосы прилипли к лицу, отчего напоминали медузу, невесть как оказавшуюся на его макушке. Думаю, я выглядела не лучше. Арбалет утопила, кол тоже. Зато жива. Пока жива. Но если мы сей же момент не выберемся отсюда, то это ненадолго.

Лунный, похоже, был со мной согласен. Во всяком случае, не сговариваясь и ломая едва появившийся здесь лед, мы выбрались на берег и тут же рванули по болотным кочкам от здоровенной стрыги.

— Детенышей я убил, осталась эта…

Темный, кажется, даже не запыхался при беге. Я, увы, не могла похвастаться тем же.

— А… что… ты… эту… не… прикончил… — выплевывая слова, кажется, с частью своих легких, выдохнула я.

— Знаешь, голыми руками это сделать тяжело, — перепрыгнув очередную топкую ямину, сердито бросил темный. — А твоя хваленая кочерга сломалась.

Сумка лупила меня по спине, намокшая юбка мешала бегу, в боку кололо, хотелось упасть и не двигаться. Даже если мои ноги будет жрать стрыга, я не стану ей мешать.

Лунный, видимо, понял, что я вот-вот упаду. Подхватил меня под колени, лихо закинул себе на плечо и рванул дальше. В роли мешка картошки было значительно легче — больше не нужно бежать. Зато теперь перед моими глазами был зад лунного, а если поднять голову, то я видела несущуюся за нами во весь опор тварь. Нет-нет, лучше зад.

Под ногами темного чавкало все меньше и шуршало все оживленнее — мы выбирались из болота. Кажется, даже туда, откуда пришли. Во всяком случае, я услышала истошное ржание и порадовалась: теперь мы спасены. Шансы удрать от твари на четырех подкованных копытах куда выше, чем на двух мужских ногах, обутых в сапоги.

Внезапно небо с землей поменялись местами: я полетела вниз. Приземлилась удачно, насколько удачно можно перекувыркнуться через голову и не сломать шею. Рядом уже пытался подняться темный. Однако опирался он при этом лишь на одну ногу.

Может, охотница на нежить из меня и никудышная, но целительница — гораздо лучше. Болевой шок, который лунный неплохо контролировал, я узнала сразу.

Отбегался. И стрыга уже совсем близко…

Именно в этот момент я услышала хруст и грохот, а потом и увидела, как кобыла, проявив чудеса резвости, встала на дыбы и умудрилась сломать копытами сук, к которому была привязана.

А потом с истошным ржанием помчалась в ночь вместе с повозкой, на которой задорно подпрыгивал гроб. На каждой кочке. Причем так лихо, что в конце концов упал.

Нам крышка. И даже вместе с гробом. Хотя…

Я поднырнула лунному под плечо, помогая встать.

— Беги, идиотка. — Он попытался меня оттолкнуть.

Но лекарь может вцепиться в своего пациента порою так, что даже Смерть не оттащит.

— Конечно! И побегу, и тебя потащу, — выдохнула я, а потом скомандовала: — В гроб.

Лунный понял меня без лишних пояснений, и мы устремились к дубовому ящику, что валялся сейчас недалеко от края болота. Никогда не думала, что с такой радостью лягу в гроб. Да что там лягу, запрыгну в него.

Темный рухнул на меня сверху и закрыл за собой крышку. Стрыга, мчавшаяся следом, не успела затормозить, отчего врезалась в боковину, протащив нас несколько локтей по земле. Благо не перевернула.

— Лежи тихо, — рыкнул на меня темный, вцепившись руками в крышку гроба и не давая стрыге открыть его, когда тварь пошла на новый штурм.

Болотная гадина постаралась откусить от этого деревянного пирожка с мясной начинкой, и нас здорово тряхнуло.

— Я нас спасаю, — прошипела я кошкой. — Подержи крышку ровно, я сейчас ее закреплю.

— Да ты издеваешься? — возмутился темный.

Я не ответила. Я читала заклинание. Простенькое, скрепляющее. Таким баловались адепты-первогодки, когда хотели намертво пришпилить мантию товарища к стулу. Эти чары требовали совсем немного силы. Но я не успела восстановить резерв, а потому едва вновь не потеряла сознание от перенапряжения.

Зато крышка теперь не ходила ходуном, грозя отлететь в любой момент, несмотря на все старания лунного. Не сказать, что мы спаслись, но получили отсрочку у смерти — точно. Снаружи яростно грохотала стрыга.

— Она сейчас побеснуется и уйдет, — хрипло, чтобы хоть что-то сказать, прошептала я.

— Нет, — выдохнул мне в лицо темный. И пояснил: — Я ее ранил. И сильно. Она понимает, что через несколько ударов колокола сдохнет, потому не отступится.

— Ты же сказал, что кочерга сломалась…

— Так она сломалась об нее. Из туши этой арховой нежити теперь рукоять как раз и торчит.

— Значит, будем ждать, пока она сдохнет?

Говорить, когда на мне лежал тяжелый маг, было непросто. А с виду казался полегче: да, высокий, да, поджарый, но я как-то не ожидала, что это будут одни только мышцы, сухожилия и кости, которые весят в отличие от жирка изрядно.

Темный не успел ответить. Вместо него ответила стрыга. Перестав бодать ящик, она решила умереть на нем. Заодно организовать поминки и по нам. Эта тварь просто легла на крышку гроба!

ГЛАВА 3

— Твою ж… что будем делать, лунный?

Лицо темного заострилось, и я кожей почувствовала его раздражение.

— Я не лунный, а Эрриан, — сквозь зубы процедил он.

— Хорошо, Эрриан. — Я попыталась изобразить покорность и невинность. Хотя сделать это, когда на тебе лежит столько концентрированной злости, тяжеловато. Выдохнула и… поблагодарила: — Спасибо, что спас.

— Не стоит. Я не хотел. Случайно получилось. Машинально.

— Темный, который привык спасать… Хм… Что-то новенькое… — задумчиво протянула я.

А что еще делать в гробу, когда на крышке его лежит полудохлая стрыга. Только и остается, что вести беседы. Светские.

— Меня учили оберегать. Правда, не глупых светлых целительниц, притворяющихся черными ведьмами, а темного владыку, — отрезал лунный, пригвоздив меня уничижительным взглядом.

— У меня нет другого выхода, — после долгой паузы призналась я. — Либо быть глупой самоотверженной темной ведьмой, либо сдохнуть.

— Сдохнуть? — недоверчиво повторил он.

— Есть еще один вариант. Но он намного хуже, чем просто умереть.

— Расскажешь? — заинтересовался лунный.

Хотя какой он, к демонам, лунный. Темные брови, темные глаза… Наверняка и волосы были темными, пока не поседели. А лицо вблизи совсем молодое. Сколько ему? Наверняка и тридцати нет.

— Как тебя угораздило поймать проклятие безумия? — вместо ответа спросила я.

— Зачем тебе знать? — нахмурился лун… Эрриан.

Все же после того, как он меня спас… Впрочем, накануне сорвал торжественное сожжение и лишил гонорара. Но все же Эрриан.

— Хотя бы затем, чтобы понять, почему Эйта так стремится заполучить твой разум.

— Тот малефик,[2] что создал проклятие, принес в жертву семнадцать темных магов и ведьм. Представляешь, какой силы чернословие? Сколько капель чистого дара он выкачал из своих жертв на алтаре ради того, чтобы уничтожить императора?

Я представила. Ярко так… Как рыжая меня в капусту пошинкует, если упустит эдакий куш. Семнадцать капель чистой силы. И, чувствую, на алтарь попали совсем не слабые маги.

— Думаешь, у меня нет шансов? — ровно выговорил темный.

— Ну, если мы сумеем выбраться из этого гроба, то шанс определенно будет, — бодро отозвалась я, стараясь быть оптимисткой.

Мокрой, воняющей тиной, голодной и злой оптимисткой. Вот никогда бы не подумала, что попаду в гроб раньше, чем умру. Но, как говорится, от судьбы и ворожбы не уйдешь.

Я попыталась принять положение поудобнее. Получилось поерзать и задеть ногу темного. Он зашипел от боли.

— Лодыжка? — профессионально уточнила я.

— Выше. Судя по всему, голень сломал, — буднично произнес он.

Я вспомнила, как при переломах в лекарской орали боевые маги-первокурсники. Впрочем, и адепты-выпускники тоже вопили порой. Особенно если хотели, чтобы на них обратила внимание симпатичная целительница. А лунный лежит на мне как ни в чем не бывало. Будто каждый день себе кости ломает. На завтрак, обед и ужин. Хотя он же страж императора. Кто знает, как их натаскивали.

— Странное болото, — прервал мои мысли чуть севший голос Эрриана.

— Почему странное?

— Стрыги предпочитают теплые топи. А на этих лед лежит. Что она здесь забыла?

— А-а-а, вот ты о чем… — поняла я. — Тут кое-где есть термальные ключи. Поэтому топи коварны и летом, и зимой. Когда ударят морозы, везде будет толстый лед, а там, где ключи, можно легко провалиться с головой.

Словно в подтверждение моих слов наверху булькнуло. Доски крышки прогнулись, и темного прижало ко мне еще ближе. Хотя, казалось бы, куда еще-то?

— Вот уж не думала, что груз ответственности мага перед жителями империи — это не фигура речи в торжественной клятве, а стрыга, сидящая на крышке моего гроба, — выдохнула я.

— Нашего гроба, дорогая светлая ведьма, нашего… — в лучших традициях страстного любовника прошептал Эрриан.

— Как ты думаешь, она там подыхает? — с надеждой спросила я.

Сегодня кто-то все же умрет. Либо тварь, либо мы вместе с тварью. Все зависит лишь от прочности, причем как досок, так и нашей выдержки.

Лунный прислушался.

— Пока еще нет.

— А вот я… кажется… сейчас да, — задыхаясь, призналась я.

И в этот момент мои губы накрыл поцелуй. Резкий, властный, напористый. В нем не было невесомой нежности касаний. Скорее он напоминал укус.

Мы, абсолютно мокрые, оказались прижаты друг к другу, не зная, встретим ли рассвет живыми. Я чувствовала, как ходят ребра темного при вдохах и выдохах, как бьется его сердце. Ощущала тепло его тела. Его наглые губы и язык. Язык был особенно наглым. Он беззастенчиво исследовал мой рот, властвуя и подчиняя.

Когда-то, еще перед поступлением в академию, меня впервые поцеловал парень, что жил по соседству. Тогда его губы напомнили мне две скользкие сардельки: такие ловишь в тарелке вилкой и никак не можешь поймать. Впрочем, потом были еще поцелуи. Другого. От тех меня откровенно тошнило.

Но здесь, сейчас… Все было иначе. И с кем? С темным, утащи его демоны в Бездну!

Поцелуй… Чувственный, несмотря на напор, глубокий, потрясающий. Он был пьянящим, как крепкий джин, лишающий воли, дарящий безумие. Поцелуй со вкусом цитруса и корицы, отчаяния и надежды. Эрриан определенно умел целовать девушек, знал в этом толк и, сдается, немало практиковался. Я задохнулась. Испуг, оторопь, растерянность… Чувства сплелись, перемешались, словно снежинки в порывах дикой вьюги.

Зато сознание перестало уплывать. Я распахнула глаза, уставившись на темного. Самоуверенно ухмыляющегося темного.

Я не могла залепить ему пощечину, даже двинуть в пах не могла, зато…

— Нос откушу, — зловеще предупредила я.

— Настоящая темная ведьма на твоем месте была бы совсем не против. Мы, темные, в жизни предпочитаем не упускать момент. Особенно если той самой жизни, возможно, осталось всего ничего. А ты вполне симпатичная, хоть и не в моем вкусе. Зачем погибать просто так, если можно — с удовольствием?

Что?! Я не в его вкусе? Вот… Вот наглая лунная морда! Может, все-таки цапнуть его за нос? Так тянет, аж зубы чешутся!

— Есть одна проблема. Я не темная. И, несмотря на обстановку… — я выразительно скосила взгляд на обивку гроба, — умирать пока не собираюсь.

— Недавно собиралась, — нахально напомнил лунный. — Одна там сверху помирает, никак помереть не может, вторая подо мной… Так себе бутерброд. Я все же чернокнижник, а не некромант! Так что придется мне следить, чтоб ты тут не скончалась.

— Предлагаешь тебе еще и спасибо сказать?

— Почему бы и нет? Прерогатива светлых — благодарить за помощь и душевные порывы.

— Твоими душевными порывами руководили из брюк! — прошипела я.

— Какая разница, откуда, если тебе понравилось?

— Ни капли, — возразила я. — У меня едва хватило силы вытерпеть это… это…

— Что же, зато теперь я знаю, что ты сильная и терпеливая. — Серьезный тон абсолютно не вязался с теми демонами, что плясали в его глазах.

Да надо мной форменно издеваются! Тонко и совершенно в духе темных.

— Эрриан, я, конечно, не телепат, но знаешь, у меня прямо невероятно сильное чувство послать тебя телепать в определенном направлении.

Он отчего-то широко улыбнулся, словно я отвесила ему комплимент, и хотел было ответить, как сверху что-то грохнуло и захрипело.

— Это то, о чем я думаю? — выдохнула я.

— Да, — отозвался темный. — Но стрыга пока еще агонизирует. Выходить опасно.

В подтверждение его слов о крышку бухнуло так, что доски заскрежетали. Затем еще раз и еще, будто тварь молотила по гробу в эпилептическом приступе. Наконец все стихло. Мы выждали еще немного, а потом я сняла заклинание.

Темный уперся руками в днище по обе стороны от меня и спиной попытался отодвинуть крышку. Судя по вздувшимся на его шее венам, приподнять крышку вместе с могильным надгробием было бы легче, чем с одной тушей нежити. И все-таки темный смог. Не с первой попытки, но справился.

Мы выбрались наружу. На горизонте занимался рассвет, раскрашивая перистые облака в нежный пурпур. Рядом лежала здоровенная туша издохшей стрыги, из брюха которой торчала сломанная кочерга.

— Живы, — выдохнула я.

— И даже не свихнулись. — Голос, полный разочарования, донесся сбоку.

На кочке, возмущенно скрестив лапы на груди, сидела белка. Ее усы нервно дергались, выражая крайнюю степень неудовольствия. Рыжая буравила меня взглядом.

— Вообще-то, ты должен был сойти с ума, а не умереть. — Ее обличающий коготок ткнул в Эрриана.

Темный закашлялся. То ли от беличьей наглости, то ли вдохнув полной грудью утреннего прозрачного тумана.

— Так помогла бы нам тогда, — рассердилась я.

Встала из гроба в полный рост и отряхнула прилипшее к ногам платье.

— Так я и подсобила, — взвинтилась Эйта. — Кто, по-вашему, эту тварюку добил? Она бы тут еще полседмицы подыхала!

Эрриан хотел ей что-то ответить, но я опередила:

— Раз ты взялась творить добро, то помоги дотащить темного до города.

— Еще чего! — фыркнула белка. — Он кости себе ломает из-за своей дурости, а мне волоки его на себе потом. Ну уж дудки!

— А я его не дотащу! — безапелляционно заявила я.

Ну, приврала, конечно. Немножко. Думаю, дотащила бы. Ругаясь, проклиная, но дотащила бы… К вечеру, когда у него нога от отека в бревно бы превратилась.

Я помолчала и вкрадчиво спросила рыжую:

— Оставим его здесь умирать?

— Ты же целительница! — Та едва не лопнула от возмущения. — Ты должна спасать жизни!

— Ага. Но спасать тех, кого можно спасти. А кого нельзя — добивать, чтобы не мучились! — очень серьезно пояснила я, старательно пряча смех: круглые белкины глаза стали еще и навыкате, отчего рыжая странным образом начала походить на ошалевшего рака. — Мой преподаватель по хирургии говорил, что целители должны быть нахальнее некромантов. Потому как маги смерти работают с уже умершими телами и чувствами, а мы — с теми, кто порой умирает на наших руках. И без брони цинизма лекарю тяжело.

— Я смотрю, у тебя не просто броня, а каменная стена… — Эйта дернула хвостом и проникновенно уточнила: — Оставишь его тут?

— Добью, наверное… — задумчиво протянула я. Теперь в глазах рыжей плескался откровенный ужас. Еще бы. Отдать Смерти семнадцать единиц чистого дара… — Хотя… Он темный, его не жалко. Не буду добивать. Оставлю, сам помрет. К тому же я сделала все, что могла, — с намеком на наш контракт по организации шизофрении произнесла я.

Эрриан все это время внимательно следил за нашим разговором. И, судя по всему, сделал правильные выводы.

— А я не возражаю умереть тут. У меня и гроб уже есть.

— Он пока не твой. За него хозяин лавки просит четыре сребра, — отрезала я. — К тому же его надо вернуть.

— Хорошо, умру без гроба, — покладисто согласился темный. — Но пешком не пойду. Ни за что!

Белка вперила в Эрриана недовольный взгляд и буркнула:

— Шантажист несчастный!

— Еще какой, — с готовностью подтвердила я.

— А ты… — Эйта уперла лапы в бока и перевела взгляд на меня. — С тобой мы еще поговорим!

Я скромно потупилась, изобразив невинность.

— Ну, знаете… — Рыжая надулась от злости. — Меня еще ни разу клиенты спасать себя не заставляли. Да еще таким унизительным способом: дотащить! Это просто оскорбление!

— Магда знает в них толк, — вернул мне шпильку темный.

— Что-то вы подозрительно хорошо спелись. — Белка повела носом.

— Ничто так не сближает, как совместно проведенная ночь, — тут же отозвалась я. — После того, как он лежал на мне… Стонал, совершал непотребства…

На меня уставились четыре изумленных глаза. Причем у лунного, услышавшего мою вольную трактовку сегодняшних событий, удивления было гораздо больше, чем у белки.

— Я тебя всего лишь привел в чувство, — нахмурился он.

— Да-да. Знаем-знаем… — ехидно прокомментировала рыжая. — Сначала мужчина приводит женщину в чувство, а потом она его — к алтарю. Слышь, Меч, тут хоть официально и Темные земли, но нравы царят дикие, светлые. Так что ты поосторожнее… упражняйся. В Хеллвиле полно незамужних девиц, матерям которых плевать, светлый ты или темный. Им главное — дочку хорошо пристроить.

— Ты так ратуешь за мое холостяцкое счастье? — удивился Эрриан.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»