Ты же ведьма! Мамаева Надежда
Я задрала голову, чтобы посмотреть в лицо темному: что он имеет ввиду? Перехватив мой взгляд, он добавил:
— Ты меня доконаешь быстрее проклятия.
— Так не изгонял бы его, — из чувства противоречия возразила я, кивнув на храм, где сейчас слышались подвывания демона.
— И осчастливить своего врага? — в тон мне ответил Эрриан. И пояснил: — Понимаешь, чтобы призвать демона, заточить его в тело и дать определенный приказ — нужны силы. Немалые. Вот мне и стало интересно, кому из моих недругов так невтерпеж, что он не стал дожидаться, пока сработает проклятие?
— Но ты же ничего не узнал? — не поняла я.
— Ну… Как тебе сказать. Одно я понял точно: это не мой враг. Среди тех, кто жаждет моей смерти, идиотов нет.
— В смысле? С тобой только умные связываются, а дураки стороной обходят? — прищурилась я.
— Нет, в смысле дураки, бросившие мне вызов в открытую, уже давно мертвы. А умные, что плетут интриги за спиной, пока что носят свои головы на плечах. Не все, конечно, но… А вот мудрые предпочитают вовсе не связываться.
— Интересная теория. — Я покосилась на храм, в котором стих вой. — Но почему ты решил, что призвавший демона не блещет умом.
— Потому что только альтернативно одаренному могла прийти в голову идея нанять верховного инкуба для того, чтобы убить меня! Не демона-карателя, не огненного, не мести, гнева, войны, разрушений! Инкуба! Чтобы он зацеловал меня до смерти, что ли?
— Я поняла, ты оскорблен, — сделала вывод. — Но могу тебя уверить, ножом он пырялся вполне себе воинственно. Даже халат рассек.
— Я тронут, ты умеешь поддержать.
— Как думаешь, демон уже все? — между тем раздался от дверей голос Джерома.
— Наверное. Без телесной оболочки святость должна была его доконать. Если только демон не нашел себе иного тела. Храмовник, внутри ведь не было никого?
— Нет-нет, — затряс головой Панфий. — Только статуи небесных богов.
— Ну, в них инкуб точно вселиться не сможет, — выдохнул Джером.
А затем смуглый и духовник осторожно открыли двери и… Под ноги им выкатился котел! Мой алхимический котел. Это был, наверное, единственный предмет, который оказался в храме неосвященным. И инкуб, спасаясь от святости, в него вселился. Вот гад! Я посмотрела на чугунный бок своей утвари и поняла, что стала хозяйкой единственного в мире похотливого котла.
Эрриан то ли ругнулся, то ли произнес молитву, и котел завибрировал.
— Ты и из него будешь выбив… изгонять демона? — уточнила я.
— Зачем? — искренне удивился Эрриан. — Я просто запечатал инкуба внутри. Пусть посидит там пару веков, а если повезет, то и тысячелетие, пока котел не развалится. Чугун все же не глина…
Из сказанного я поняла: инкуб влип. Именно этот миг выбрал служка, чтобы очнуться.
— А-а-а, у-у-у… — простонал парень, силясь приложить руку к голове, и снова отключился.
Оно и понятно. Хоть Эрриан и метил в грудь, я-то котелком и отец Панфий кубком его здорово приложили.
Лунный уже не шатался. Хотя, подозреваю, боль в запястьях у него была дикая. Запечатывающие магию браслеты даже на незначительную попытку поколдовать отвечали их носителю тем, что раскалялись. Да и нога у темного повреждена. Тем не менее этот сильно независимый и не собирался признавать, что он не в лучшей форме.
Ну и кто я такая, чтобы перечить суровому сыну Мрака? Посему, оставив его одного гордо бороться с легким утренним ветерком, я приступила к своим прямым лекарским обязанностям: осмотру пострадавшего. От моей руки в том числе.
— Ну что там? — после нескольких мгновений спросил отец Панфий тоном «мне нового служку искать или этого еще починить можно?».
— Будем закапывать, — проверяя реакцию зрачков парня, крикнула я через плечо.
— На кладбище или за оградой? — уточнил служитель богов, видимо прикидывая, не придется ли еще для бывшего одержимого на осиновый кол раскошеливаться, а заодно и дубовый гроб.
— Капли будем закапывать! В глаза. У него сосуды все полопались. И компресс на синяки.
Правда, уточнять, что там был ушиб всей головы, пока не стала, продолжив осмотр. Судя по всему, то ли Эрриан бил его очень аккуратно, то ли служка был на диво везучим, но у него не обнаружилось ни одного перелома. Вывих кисти, ссадины и порезы, может, еще и растяжения, но с учетом того, как он скакал по крышам, — чудо.
Выдав Панфию подробную инструкцию лечения, я уже было собралась уходить, как он заискивающе, кося глазом на пришлых, спросил:
— Магда, а когда следующее сожжение? Может, на этой седмице организуем, а? А то мне скоро отчет в инквизицию отсылать.
Эрриан, который до этого олицетворял невозмутимость, как бы невзначай обронил:
— Любое сожжение в МОЕМ городе только через ваш труп, храмовник.
Панфий сник и, не прощаясь, подхватил своего служку под мышки и потащил в храм. Я взяла свой котел и направилась в сторону дома. Все потом. Сейчас зверски хотелось спать. И любого, кто рискнул бы мне помешать, я готова была благословить. В самой извращенной форме.
Темные молча следовали рядом. Эрриан прихрамывал, Джером укоризненно молчал и хмурился. Когда мы поравнялись с булочной, смуглый, поведя носом на запах свежей сдобы, сделал стойку и, обронив «подождите, я сейчас», устремился в лавку.
Мы с Эррианом остались одни. Утренняя улица последнего дня седмицы. Город, только-только пробуждающийся от неги сна. И мы, темный и светлая, стоящие друг напротив друга.
Я поплотнее запахнула полы теплого плаща, подбитого мехом, и чуть задрала голову, чтобы посмотреть в лицо Эрриана.
— Спасибо, — тихо сказала я.
Благодарность за то, что закрыл меня собой, за то, что вообще помог с демоном, вырвалась сама собой.
— Я просто возвращал долг. Ты же не была обязана меня латать после болота. Даже за три золотых.
Вот ведь… темный! И тут не преминул поддеть.
— Вообще-то, должна. Всегда. Я же целитель.
— А я — воин. По твоей логике, я всегда должен убивать?
Вспомнила стрыгу и, не думая, ответила:
— Ну, у тебя это неплохо получается.
Эрриан ничего не сказал, лишь горько усмехнулся, а потом его рука скользнула над моими волосами, и я почувствовала, как голову укрывает капюшон плаща.
— Простудишься, ведьма.
— Аа-а-апчхи, — отозвалась я, оглушительно и абсолютно не по благородному подтвердив, что я как бы уже.
И вот странность, когда отняла ладони от лица и покосилась на Эрриана, то увидела его внимательный взгляд, который скользнул по мне неторопливо, вдумчиво: по плечам, горловине плаща, непослушным огненным волосам. А потом остановился палице. Мне показалось, что я ощутила его прикосновение, легкое, почти невесомое. На губах.
А я сама… смотрела на Эрриана. На волевой подбородок, жесткую складку губ, синеву глаз. Они напоминали мне воды северного океана, которые завораживают и в которых так легко утонуть.
Первые пушистые снежинки упали на мостовую, и в считаные мгновения ясное небо затянули рыхлые пушистые тучи. Тишина, та особая, всепоглощающая, которая бывает лишь во время снегопада, окружила нас, отгородив, казалось, от всего мира.
И именно в этот самый миг у меня в руках дернулся котел. Да так сильно. Демон!
— А она ничего так, — прогудело из его чугунной утробы, — и грудь при ней. Так что, между нами, темный, я твой выбор одобряю. И ночка с ней будет страстной, это я тебе не только как инкуб говорю, но и как тот, кто с ней уже кувыркался.
При этих словах я, доселе прижимавшая посудину к упомянутой груди, вытянула руки. Мне показалось, что на стенке котелка сияет отражение глумливой рогатой рожи. Кажется, инкуб, осознав, что его заточили, начал мстить. Как мог, из всех своих демонских сил.
Эрриан ничего не ответил. Просто взял из моей руки котел и как следует ударил им по мостовой. На металле осталась вмятина. Подозреваю, что и на психике инкуба тоже: обряд экзорциза в исполнении темного впечатлял.
— Какого светлого, чернокнижник? Ты чего, ошалел? Эйта, что ли, к тебе пришла?
— Надо же, догадался, — фыркнул Эрриан. — А когда заказ на меня брал, о чем думал?
— О пяти каплях силы, которые за твою голову обещали. Они, между прочим, во Мраке на каждом углу не валяются.
— И кто же тебе их пообещал? — вкрадчиво поинтересовался темный.
— А если расскажу, что мне за это будет? — тут же вопросил котел.
— Я не утоплю тебя в здешних болотах.
Мне стало любопытно: темные всегда так же идут на компромисс в переговорах? Или у Эрриана особый талант?
Демон, судя по всему, с подобной тактикой диалога был знаком и поступил исключительно по принципу «сдохни, враг, от любопытства». Он просто увильнул от разговора. Бок котла перестал блестеть, тот превратился в обычную, ничем не примечательную посудину.
— М-да, вот и поговорили.
— Все равно я выбью из него имя того, кто решился меня убить.
Что-то мне подсказывало, что «выбью» — не совсем в переносном смысле.
— Давай ты этим займешься чуть позже. Сейчас я жутко устала, замерзла и единственное, чего хочу, — спать.
— Значит, есть ты не будешь? — вклинился Джером.
Он держал в руках корзину, полную снеди.
— Вы не поверите, тут такие добрые, отзывчивые люди. Вот сколько всего к завтраку дали. Лишь бы я ушел.
Возмущаться, что бесить хеллвильцев — это, вообще-то, моя почетная обязанность, я не стала. Чем быстрее доберемся до дома, тем скорее я наконец-то завалюсь в постель. Голова трещала то ли от недосыпа, то ли от начинающейся простуды.
Мы не дошли до моего крыльца всего несколько шагов, когда я, попеременно зевающая, на своем опыте познала истину: лучше любой чашечки кофе по утрам бодрит чашечка, вылетевшая из локтевого сустава. Поскользнувшись на замерзшей и припорошенной снегом луже, я полетела вниз. Джером успел меня подхватить. К несчастью. Резкий рывок, и я взвыла.
Да что же это? Удирать от стрыги по болотам, летать сломя голову на метле и… покалечиться на крыльце собственного дома!
Сна больше не было. Зато злости — хоть отбавляй. Темные отперли дверь, и, пока Джером возился с завтраком, Эрриан взялся вправлять мне руку. Наверняка исключительно из мести за то, что я выдирала у него из бедра хирсину. Оторвал рукав моей любимой рубашки, обхватил плечо, предплечье и… На миг тело прошила огненной иглой боль. Повязку тоже накладывал он. К слову, чувствовалось, что у Эрриана в этом немалый опыт: зафиксировал все надежно. А вот от моего врачевания его запястий отказался, заявив, что наложить мазь и перевязать сможет и Джером. Ибо теперь в нашей троице остался целым и невредимым только он. Этот еще не покалеченный накрывал на стол: достал из корзины бутылку вина и откупорил ее.
Как это он среди наших болот раздобыл, судя по этикетке, вполне приличный напиток? Джером, неверно истолковавший мой недоуменный взгляд, пояснил:
— Я просто даю напитку подышать.
— Главное, не реши, что оно задохнулось и ему нужно сделать искусственное дыхание рот в рот, — поддел его Эрриан.
Я посмотрела на ватрушку, буженину, сыр, хлеб и вино, очутившиеся благодаря добычливому магу на моем столе, и поняла, что спать хочу все же больше, чем есть. К тому же кровать в моем доме одна. И кто успел — того и подушка с матрасом.
— Вам приятного аппетита, а я баиньки, — сообщила я темным и, не дожидаясь ответа, устремилась наверх.
Чувствовала я себя при этом как принцесса из сказки: ну, та спящая красотка, которую принц разбудил поцелуем, а она его вырубила, переставив часы на два удара колокола попозже. Вот. У меня был точно такой же настрой и планы на ближайшее будущее. И если кто-то, хоть одна живая душа вздумает мне помешать — убью и не замечу.
В сон я провалилась, как в мягкий сугроб. Правда, теплый и пушистый, с запахом мороза и кедра. Последней ускользающей мыслью было: откуда в матрасе с набивкой из диких трав взяться хвойным ноткам?
Проснулась я вечером. Выглянула в окно, за которым белая улица расцветала огнями. Они лились из окон отсветами свечей и печей, сплетались с детским смехом и обещанием чуда. Того самого, которого ждешь с приходом зимы.
А еще я заметила, что у двери моего дома мнется посыльный из мэрии. Его красный картуз, объемный нескончаемый алый шарф, желтую суму, перекинутую через плечо, и пальто зеленого сукна было тяжело спутать с чьими-то еще. Ну и длинный нос, которым тот то и дело шмыгал, торчал из-под козырька фуражки. Он тоже был красным.
Посыльный, судя по следам, топтался у порога уже давно, все не решаясь постучать. Наконец он набрался храбрости, три раза ударил в дверь. Не дожидаясь, когда она перед ним распахнется, растянул перед собой свиток и приготовился читать.
Была у него такая манера: не здороваясь и не глядя на меня, озвучивать очередную кляузу, а также резолюцию бургомистра по ней. Почему так? Не знаю. Может, паренек, которого стращала его матушка, боялся сглаза и не смотрел на богомерзкую ведьму. Может, он чувствовал ответственность за свою великую миссию глашатая и не считал нужным поздороваться.
Но так или иначе картина всегда была одинаковой: я открывала дверь и мне зачитывали обвинение. Очередное. А затем уведомляли, что нужно прийти в мэрию и выплатить штраф. Конечно, я не приходила и не платила.
Бежать на первый этаж, отбивая пятки о ступеньки, чтобы поскорее открыть, я не собиралась. Вот постоять у окна еще немного, а потом медленно спуститься — в самый раз. Но дверь распахнулась, и я увидела, как посыльный шевелил губами. Видимо, что-то зачитывал.
Не удержалась и приоткрыла окно, чтобы услышать гнусавое:
— «…вы обвиняетесь в непристойном поведении, демонстрации исподнего, сидя верхом на метле, совращении досточтимого господина Сватиша и…»
— До этого было понятно. Но кто такой Сватиш?
Вопрос, заданный слегка хриплым баритоном, заставил посыльного оторваться от свитка, а затем и икнуть.
— А г-г-где госпожа ведьма? — запоздало спросил остроносый парнишка, задрав голову.
— А чем я не устраиваю?
На лице чтеца было крупными литерами написано, что всем, но парень смолчал.
— Что же ты, продолжай, продолжай, в демонстрации исподнего и соблазнении… как его?
— Ап-п-птекаря, — заикаясь, подсказал посыльный.
— Аптекаря? — изумился Эрриан. — Нет, такого в моей практике точно не было. И что же хочет… этот соблазненный?
— Он… — Парень сверился со свитком, который дрожал в его руках. — Сп-п-праведливости. А бург-г-гомистр, то есть теперь в-в-ы, — судя по тому, как все сильнее заикался посыльный, его волнение достигло пика, — уп-п-платы ш-ш-штрафа в м-м-мэрию.
А потом он свернул свиток и протянул его лунному. Причем руку парня охватил такой тремор, что предписание из мэрии вело себя как живое: дрыгалось и норовило упасть.
— Хорошо, приду. — И столько обещания было в словах Эрриана. Обещания новых, неизведанных ощущений: раскаяния, сожаления и глубокой благодарности. Последнее — за то, что остался жив.
Дверь захлопнулась, и я увидела, как посыльный смахнул пот со лба и посмотрел наверх. Увидев меня, он поменялся в лице. А я… приветственно помахала ему ручкой. Уверена, если бы он мог — испепелил бы меня. Но ему мешали три вещи: отсутствие магии, присутствие инстинкта самосохранения и оконное стекло. Стекло особенно.
Посему парень лишь прищурился, надвинул картуз, развернулся и пошел прочь, неся на плече сумку, в душе — чувство жгучей ненависти к единственной ведьме Хеллвиля, а в голове — отборную чушь. О последнем нетрудно было догадаться, потому как посыльный особым интеллектом не отличался ни в целом со своей матушкой-сплетницей, ни по отдельности. К слову, его родительница была тоже той еще… носительницей. Правда, уже околесицы и слухов. Зато сразу в массы.
Спускалась я на первый этаж в прекрасном расположении духа. Даже тот факт, что темные никуда не делись, не сильно огорчил.
Они сидели за столом, словно я и не уходила. Хотя… вина стало меньше, а в ватрушке появился отпечаток профиля. Чьего — стало понятно при взгляде на Джерома, на лице которого остались следы питательной творожной маски. Да уж… Вот ведь темный! Даже место отдыха выбрал так, чтобы его сон был гарантированно сладким.
Видимо, смуглый благополучно дрых в сдобе до прихода посыльного, и сейчас вместо того, чтобы умыться, пожиратель душ пытался не заржать в голос. Не сказать, что ему это совсем уж удалось — из кулака, прижатого ко рту, то и дело раздавалось хихиканье.
— Я смотрю, ты следишь за собой: чтобы кожа была подтянутой, упругой и без морщин… — Я не смогла удержаться от комментария, глядя на лицо, измазанное сладкой пудрой и творогом.
— Если бы кто-то не совращал аптекаря исподним этой ночью, а был дома, то я бы выспался, и не упал бы без чувств от истощения! — патетично воскликнул Джером.
— Да твоим истощением можно на паперти нищих оскорблять: такой мизер им редко перепадает, — тут же возразил Эрриан. И, уже обращаясь ко мне, спросил: — Кажется, я многое пропустил за те несколько ударов колокола, что провел без сознания. Что еще с тобой приключилось, Магда?
— Вообще-то, больше ничего, — невозмутимо ответила я.
— А тот аптекарь? — как-то излишне холодно уточнил Эрриан. — Что еще за полет? Почему в исподнем?
Я на миг ощутила себя как у дознавателя на допросе. А что, если интригующе помолчать и тем самым поиграть на нервах темных? Но они ведь не отстанут. А потом припомнят, отомстят и еще раз припомнят.
ГЛАВА 6
Пришлось рассказывать. И про ванную, и про одержимого, и про собственно «соблазнение». При описании старика Сватиша в ночном колпаке с его ярой любовью к кляузам Джером снова заржал.
— А зачем ты вообще согласился прийти? — задала встречный вопрос. — Я всегда посыльному говорю, что и не подумаю появляться в мэрии, ибо у них там вообще нет ничего святого: ни лампадок, ни иконок, ни благовоний. Мне, как ведьме, пусть и фиктивной, требуется каждый день что-нибудь да осквернить. А у них — нет ничего. И ради меня даже завалящей свечки не заведут. В общем, не уважают.
Темные прониклись, смуглый так точно. Даже восхищенно присвистнул от выверта моей логики.
— М-да… Такого довода, чтобы не платить штраф, я еще не слышал, — присвистнул он.
— Ну… довод не довод, а я таким образом уже пару сребров сэкономила. А вот раз ты, — я неаристократично ткнула пальцем в Эрриана, который стоял, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, — от моего имени согласился, то теперь сам штраф и плати.
— Да, кстати, на кой ляд ты согласился? — поддержал мой вопрос пожиратель.
— Интересно стало, кто от моего имени накладывает резолюции… — прищурившись, ответил лунный.
— Ты какой-то слишком любопытный стал в последнее время, — подозрительно начал Джером, попутно собирая с лица творог пальцем и облизывая его, — то тебе жутко интересно, что за демон хочет тебя убить, то кто твои автографы на письмах ставит. Раньше ты таким не был.
— Раньше у темных были веские основания меня убить: я охранял жизнь владыки, а у него врагов хватает. Сейчас же я фактически ходячий мертвец, но кому-то все рано не терпится. Да и в целом этот городок странный.
— Хеллвиль был нормальным тихим городом на окраине Светлой империи до вашего приезда, — возразила я.
— Вот именно, ключевое слово — светлой, — фыркнул Эрриан. — Но согласно карте — это Темные земли. Правда, на них Хеллвиль не отмечен. И я бы так и не узнал, что в подаренном мне владыкой уделе помимо болот, тоней, пары деревенек на западной окраине и… — Темный как-то выразительно замолчал на мгновение, но потом продолжил: — Замка, нет ничего более.
При слове «замка» брюнет, доевший питательную массу с лица и приступивший к ликвидации остатков в бутылке, выразительно закашлялся так, словно чахотку подхватил.
— А что не так с замком? — подозрительно уточнила я.
— Ну, хотя бы то, что держать осаду в нем можно разве что от мышей. И то сомнительно: уж больно изрыт норами тот холм… — тут же сдал друга Джером. — Там одни руины остались. Вот Эрриан и решил до конца развернуть обертку подар… В смысле объехать дозором свои новые земли.
Так. Похоже, пришлые из Хеллвиля не уберутся еще долго, ибо им некуда. Главное, чтобы они хотя бы покинули мой дом. У них ведь есть отличный особняк съехавшего бургомистра.
Откуда-то из глубин памяти всплыли слова преподавателя по медитации: «В минуты тяжких душевных испытаний пусть снизойдет на вас спокойствие и сила, юные адепты, а также терпение, хладнокровие и двадцать капель валерьянки на стакан первача».
— Кстати, известие о том, что на Темных землях есть городок с исключительно светлым населением, я уже отправил темному владыке.
Я про себя усмехнулась: наверняка бургомистр Томонир сделал то же самое. Только вестник полетел в восточном направлении — в Йонль. И отец Панфий, сдается мне, выпустил в небо ворона с посланием в синод, и главный хеллвильский торговец — отец Мажеты — в свою гильдию, и… В общем, после прибытия темных, чую, много птичек рвануло в небесную высь с письмами, ой много. Интересно, как скоро придут ответы? Наш городок-то в принципе маленький, ничем не примечательный. В столице и махнуть рукой могут на гиблые болота, отдав этот клочок земли темным в знак жеста доброй воли, а заодно — списав под шумок кучу всего и сразу.
Вот только если хищения столичных чиновников в особо некрупных размерах были делом будущего, то в настоящем у меня в доме имелись два наглых оккупанта. Я попыталась им намекнуть, что хорошо бы и честь знать. Тем более что один из них уже ходит, а пожиратель душ за ватрушками и от демонов так вообще бегает.
Ну темные были темными не только в плане магии, но и в плане витиеватых намеков. Посему я пришла к выводу: если хочешь, чтобы твою деликатную просьбу услышали, стоит сопроводить ее элегантным жестом. Например, шибануть метлой по темечку.
— Может, вы все же отчалите к себе? У вас там и куча спален, и ванная, и труп у ворот… — вспомнила я про охранника.
— Какой труп? — подозрительно, словно инквизитор, уличивший-таки меня в чернокнижии, вопросил смуглый.
— Но, может, и не совсем труп, но на сильно живого ваш посиневший страж не походил.
— Даже если умер — не беда. Джером его поднимет. А зомби в качестве охранника тоже эффективен: кормить не нужно, жалованье платить — тоже. К тому же отобьет охоту у всяких любопытных совать свой нос куда не надо, — невозмутимо возразил Эрриан.
От его слов смуглый помрачнел. Сильно так. Но ничего не сказал, хотя я заметила, как лунный внимательно ждет ответа. Но проще было дождаться второго прорыва, чем речи от Джерома, который буравил взглядом столешницу.
Пауза затягивалась, как ловчий аркан на шее жертвы. Тишина давила, нервировала. Казалось, сам воздух превратился в липкую смолу, в которой увяз не только маг, но и мы все.
— Пожалуй, ведьма права, мы действительно здесь задержались, — словно делая неимоверное усилие над собой, проговорил Джером. Хрипло так, резко.
Я даже вздрогнула от этого его карканья. А потом маг поднялся из-за стола. Эрриан смерил его еще одним задумчивым взглядом и обронил:
— Ну что же, Магда, спасибо за помощь. И прими мои извинения за то, что наш… — он сделал паузу, подбирая слова, — …деловой разговор накануне вышел весьма жестким.
Хм… Это он так напомнил о том, что шантажом заставил меня помогать ему избавиться от Эйты?
— Извинения я принимаю только полновесным золотом, — в свою очередь напомнила я о второй части сделки.
— Слушай, а почему ты все о золоте? — вмешался Джером, видимо вспомнив, как искал монеты в окровавленных штанах друга. — Тебя так волнуют деньги?
— Нет, не волнуют, — фыркнула я. — Они меня, наоборот, очень успокаивают.
— Ну, значит… — Лунный внимательно посмотрел, не обратив внимания на пассаж Джерома. Прекрасно понял мой непрозрачный намек на условия договора. — Жди завтра в гости, ведьма.
Последнее слово Эрриан выделил особо. И вот странно, не звучало в нем насмешки, скорее признание ровней.
Когда темные испарились, я с облегчением выдохнула и опустилась на лавку. Наконец-то благословенная тишина, когда никто не пытается тебя сожрать, пырнуть ножом или хотя бы скинуть с метлы на полном ходу.
На столе есть пышная ватрушка, пусть и с профилем темного, буженина, сыр. Вот только насладиться мне такой вкуснотищей не дали. А все потому, что профессия ведьмы просто замечательная. Для ее освоения и нужна-то всего малость: потратить нервы. Зато взамен можно заработать шикарную седину в волосах, язву… и в качестве премии получить нервный тик.
В общем, не успела я заварить себе горячий чай, как на пороге нарисовалась, не сотрешь, главная теща Хеллвиля госпожа Мейлга Барк. Она была дамой очень бережливой. В том плане, что берегла не только деньги, не тратя их понапрасну, но и семейное счастье своей ненаглядной дочери.
Еще бы госпожа Мейлга копила слова, а не сыпала ими, цены бы ей не было. Но увы, у всякого хорошего человека должен быть хоть один недостаток. А главная теща Хеллвиля была не просто хорошей, а замечательной. И недостаток у нее был под стать достоинству тоже большой: ее просто невозможно было остановить. И дело касалось не только слов, но и действий: год назад она решила, что хочет стать бабушкой. И таки стала, хотя и ее дочь, и новоиспеченный зять были категорически против становиться родителями в первый год брака. Но с тещей не поспоришь. Особенно когда она дает советы. В спальне. В брачную ночь.
— Эти ироды совсем ушли? — с подозрением спросила она вместо приветствия.
Думаю, под «иродами» имелись в виду темные. Меня так и тянуло ляпнуть, что нет, не совсем, ноги и руки тут оставили. Впрочем, госпоже Мейлге ответ и не требовался. Тяжело дыша, она опустилась на лавку и выложила как на духу:
— Мне нужен амулет для блуда.
— Может, от? — уточнила я, помня, как пару седмиц назад она же требовала у меня достать ей оберег для семейного счастья дочурки. Ну я и достала. Скалку. И торжественно вручила, заявив, что сей амулет по надежности не знает аналогов. А еще он очень крепкий и простой в эксплуатации. И стребовала три медьки, уточнив, что скалка, заговоренная от измен. Нужно только ею приложить гулящего мужа по темечку.
Госпожа Мейлга заявила, что и незаговоренной можно приласкать точно так же. Но когда я потребовала вернуть амулет, его ревниво прижали к пышной груди и положили на стол монеты. А мне пришлось покупать новую скалку. Правда, за медьку.
И вот опять…
— Нет, мне для моего кобеля нужен амулет для блуда, — тоном, которым можно было подавить чеснок, произнесла госпожа Мейлга.
Мне стало интересно, кого она имела в виду под «кобелем» — зятя или супруга? Оказалось, что нет. Простого пса. Хотя не совсем простого, породистого, редкого снежно-белого окраса, который порой напоминал пушистый сугроб, правда, маленький — до середины икры. Пес на десятый год сытой жизни совсем обленился и не хотел размножаться, несмотря на все увещевания хозяйки — рьяной собачницы.
— Да что это за напасть-то такая, — между тем причитала она. — То бабушкой меня делать не хотели. А теперь вот псина — и та… Я и сребр готова отдать за то, чтобы мой Громовержец осчастливил меня щенками.
Сребр — это, конечно, хорошо… Я прикинула, что вообще-то у меня в хозяйстве имеется целый инкуб. Интересно, он сойдет за такой амулет? Хотя вряд ли.
Госпожа Мейлга никак не могла остановиться. Я же порадовалась: как хорошо, что, когда она страстно хотела внуков, меня в Хеллвиле еще не было!
В итоге сошлись на том, что она приведет мне свою болонку на осмотр, и я наконец-то смогла вздохнуть свободно от этой сильно говорливой женщины. А потом заперла дверь на засов. Береженого боги берегут. Я подошла к котлу, который лежал у печи, подняла его и задала риторический вопрос:
— Ну что, если возьму тебя в долю, вдохновишь Громовержца на любовные подвиги?
— А может, ты все-таки сошла с ума? — с надеждой раздалось из-за спины. — С котлом общаешься же…
Мне даже смотреть не надо было, чтобы догадаться, что ко мне опять пришла белочка.
— Увы. — Я обернулась и жестом торговца, представляющего эксклюзивный товар, произнесла: — Это не просто утварь. В этом котле помимо чугуна теперь еще и заперт высший демон, который, кстати, хотел убить меня. То есть не меня, а Эрриана…
— Что-о-о? — Белка от возмущения распушилась, увеличившись вдвое.
Я аж прониклась: как рыжая за меня переживает. Но нет, дальнейшие ее слова показали, что не за меня:
— Убить моего клиента? Ах ты, гад!
Эйта встала на задние лапы, ее хвост воинственно вздыбился. И вообще вид прямо свидетельствовал, что кому-то сейчас будет каюк. Полный, решительный и неотвратимый.
Мне только одно было интересно: как эта пушистая собирается воевать с котлом, который даже не подает признаков. Причем ни жизни, ни смерти.
От греха подальше я поставила котел на стол и сама отошла. Мало ли что вздумает пушистая: пуститься в рукопашную или шибануть магией. Хотя последняя у нее и была жутко специфической, но все же…
Между тем Эйта прыгнула и, приземлившись рядом с посудиной, для начала плюнула в нее. Видимо, перчаткой для вызова на благородную дуэль белка воспользоваться не захотела. Потому что если ей надо будет, рыжая и алмаз из императорской короны раздобудет, причем в тот момент, когда сей регалией будут при полном зале народа венчать на царство нового владыку.
Демон оскорбился настолько, что тут же вышел из состояния «не веду переговоров и изображаю гордое молчание». Его возмущенная рожа отразилась на боку чугунка.
— Какого святого! — выругался демон.
— Давай к делу! — рявкнула в ответ белка. — Без этих ваших теологических прелюдий и перечисления всего небесного пантеона. А то я тоже материться умею. Ты как посмел копыто свое на моего клиента поднять!
— Какого, храмовника тебе в печенки, клиента! Он мой! Мне за его смерть пять капель силы должны.
— Я сейчас тебе не пять капель, а целый чан залью по самый край. Только не силы, а кислоты поядренее, чугунок ты недоделанный.
— Я котел! — возмутился инкуб.
— Козел ты, а не котел! — парировала белка.
— А вот мои рога не трожь, плешивая! — не остался в долгу демон. И тут же поддел: — Что, со мной с помощью кислоты думаешь справиться? А разобраться один на один кишка тонка, пипетка алхимическая.
Я глянула на взбеленившуюся белку и поняла: котел труп. И демон в нем — тоже. Она, ни слова не говоря, по-хозяйски метнулась на мою полку, нашла там пузырек с уксусной эссенцией, и уже через несколько мгновений инкуб орал:
— Ай! Ты чего! Да чтоб тебя в монастырь отправили, в женский! Щекотно же, плешивая!
Как оказалось, алхимический котел не склонялся под ударами судьбы и концентрированным уксусом. Сомневаюсь, что и ядреная серная кислота ему сильно бы навредила. Он же, демон его дери, алхимический. Зачарованный! В нем любую дрянь вари — нипочем.
Об этом я и поведала белке под глумливые смешки собственно гадской утвари. Нет, даже не так. У-у-у-твари! Вот.
Эйта попробовала намять бока котелку, но вскоре поняла, что хоть внешне урон посудине и велик — от ударов молотка осталось множество вмятин, — но все же недостаточен для трупного состояния.
О конструктивном авторском предложении Эрриана «утопить котел» я умолчала. Хотя бы потому, что мне было интересно наблюдать за мытарствами Эйты: не все же ей надо мной издеваться. К тому же инкуб оказался демоном с огоньком и, несмотря на то что его лупили, в перерывах умудрялся глумиться над белкой.
— Да, я слышал, что ты с мозгами поссорилась, но не думал, что настолько.
Ответ рыжей был краток:
— Дзинь!
— Меня все равно не убьешь так.
— Дзинь!
— Не хочу тебя расстраивать, милочка, но я все еще жив и даже слегка счастлив… — издевался этот гад, получивший, по моим подсчетам, с десяток сотрясений своего котелка уж точно, но не утративший при этом жизнерадостности. И лучившийся ею так, что его хотелось ненавидеть с особым цинизмом.
Я даже пожалела, что инкуб запечатан в таком неубиваемом котле: даже попытать его толком не попытаешь, а увечья… Эйта уже причинила максимальные. Но, видимо, недостаточные, чтобы убить.
— Неудачница, — голосом того, кому напрочь отбили все, даже такие не сильно важные части тела, как голова (для дурака), резюмировал инкуб. И, заговариваясь, добавил: — Все равно я упью… в смысле, убью темного.
— Нет! Он меня достал, я ему сейчас… — пообещала белка тоном «придушу его голыми руками» и… сиганула в котел.
Посудина тут же перевернулась вверх дном и заелозила по столу. Активно так, словно под ней грызлись два здоровых пасюка. Звуки, кстати, тоже напоминали крысиный бой: визг, вой и остервенелое копошение. Через пару вдохов утварь благополучно упала на пол, и я могла лицезреть сильно плешивую, но невероятно радостную Эйту. Она деловито выпрыгнула из котелка и, осмотрев изрядно пощипанный хвост, торжественно провозгласила:
— Все, я лишила демона его главного мужского достоинства! Вырвала с корнем! Хочешь посмотреть?
