Странные дела, или Детектив по-деревенски Романовская Л.

17.

Вечером, когда на небе появились первые звезды, в мою шальную голову неожиданно пришла чудесная идея – а не пойти ли мне на озеро искупаться? Про труп, найденный на берегу, я старалась не думать. Нет, не подумайте, что я жестокосердная, или равнодушная, но… Ингу нашли в стороне, в кустах. Она не утонула в этом озере.

Я… я обойду его с другой стороны. Точно, на противоположном берегу тоже можно спокойно искупаться. Только добраться туда сложновато, придется пробираться через высокие кусты. Тут бы, конечно, резонно было вспомнить предостережения Иваныча, но… вечер был звездным, голова кружилась от вина, и вообще, ну не следит же за мной убийца?! Я же не в деревню иду. Решено.

Я, извинившись, сказала, что неважно себя чувствую, и мне следует прогуляться. Бабка подозрительно на меня посмотрела. Чует Христофоровна тоску, поселившуюся в нежной девичьей душе. Зуб даю, чует.

Я быстро сбегала наверх, переоделась в купальник и длинный сарафан, захватила сумку с полотенцем и пледом, и сайгаком поскакала из дома. Хвала богам, на выходе меня никто не встречал, и мне удалось незаметной покинуть дом.

  На улице было уже довольно темно, и я слегка трусила одной идти на озеро. Да еще на дальний берег. Но все-таки вино все еще бродило по венам, только этим я могу объяснить, что поперлась одна, в темноте, через высоченные камыши туда, куда и днем-то раньше ни разу не ходила.

  Первые проблемы случились довольно быстро. В темноте трава нещадно колола и резала ноги, а так как я раздвигала кусты руками, еще и их. В итоге, спустя минут двадцать, злая и израненная, я кое-как выбралась в пункт назначения. С неба зловеще щурилась полная луна. Из леса доносилось жуткое уханье филина. Мать моя женщина! И на какой ляд я сюда приперлась?! Но отступать поздно, зачем-то же я преодолевала все эти преграды? Зато, я огляделась, здесь вполне можно поплавать голышом, никто не увидит. Приободрившись от таких мыслей, я быстро расстелила покрывало, на него полетел сарафан, ну и купальник до кучи. Тут же по законам жанра подул довольно свежий ветерок, и я слегка поежилась, все еще оглядываясь по сторонам.

Эх! Была не была. Я разбежалась и поскакала к воде. В последний момент резко тормознула, опомнившись, что не худо бы вначале проверить глубину. А то прыгну сейчас, костей не соберешь. Проверила.

Дно оказалось хорошее, замечательное даже. Снова разбежалась и с наскока овладела озером. Ну или оно мною. Ах, красота! Вода, как парное молоко. Кто хоть раз купался голышом, обязательно поймет мои ощущения в этот момент. Вода нежно ласкала обнаженную кожу, не скованную никакими одеждами. Она словно обнимала меня, убаюкивая и успокаивая расшалившиеся в последнее время нервы. Волосы я распустила. Захотелось и их приобщить к этому таинству, напитать живительной силой первозданной природы.

  На сушу я вылезала отдохнувшая, как никогда. Кожа светилась под бледным мерцанием луны. Мелкие порезы и ранки уже не щипали, казалось, что озеро заживило их. Я потянулась вверх, навстречу звездам, небу. Вдохнула ароматы леса и воды, самой земли. Какой же кайф, ей богу… не хотелось никуда уходить, но здравый смысл шептал, что пора, не ровне час меня пойдут искать. И только этого мне не хватало. Я уже натягивала сарафан, когда впереди что-то треснула. Ветка?

– Кто здесь? – бесстрашно крикнула я в темноту. Вместо ответа раздался шепот.

  Мама! Я спешно принялась обуваться, покидала комком все в сумку, и ломанулась к кустам. Сзади мне слышался топот.

– Ааа, – кричала я.

– Угу, – вторил мне филин.

– Шшш, – шептал ветер в кронах деревьев.

Не разбирая дороги и не видя ничего вокруг, я неслась вперед. Но оно и понятно, темно на улице, хоть глаз выколи. В какой-то момент я споткнулась, нога моя вывернулась каким-то немыслимым образом и я, взвизгнув от резкой боли, упала в траву. На миг позабыв об опасности, я аккуратно пощупала ногу, пошевелила пальцами, порадовалась, что хоть перелома нет, как вдруг… Сзади послышался хруст веток, я повернула голову и заорала от ужаса.

  Все так же крича и не видя перед собой ничего, я буквально вывалилась на поляну к дому. Ноги и руки щипало от новых порезов, в голове билась только одна мысль. Мельник. Там был Гришка-мельник. Меня преследует привидение. Боже, что за ерунда здесь творится?!

  На крики выбежал Ромка. Не говоря ни слова, он обнял меня, взвалил на руки и потащил в дом. А там уже, усадив мою размякшую тушку в кресло и накрыв пледом, налил в стакан коньяк и приступил к расспросам, разбавляя их знатным матерком.

  Даже Христофоровна спустилась, напуганная моими криками. Не… ну я что, я ж реально подумала, что за мной убийца гонится. Ну неудобно, конечно, получилось. Напугала старушку, да еще и в такой день. Хотя… Я пригляделась повнимательнее. Христофоровна-то изрядно пьяна, вон как шатается из стороны в сторону.

  Бабка, увидев кровоточащие ранки и царапины на моем теле, в ужасе всплеснула руками и запричитала, кстати, вполне связно:

– Какого художника, ты, дура убогая, бродишь черт знает где?!

– А я говорил, что у нее с головкой проблемы, – зло ответил ей Ромка, обрабатывая мои руки перекисью. Ноги я не дала – сама. А то слишком интимно что ли получается.

– Угораздило идиотку в дом пустить, – ругалась бабуля. И возразить-то нечего ей, что самое обидное.

  В общем, что уж греха таить, разревелась я не на шутку. Христофоровна шикнула на Ромку, а тот глаза выпучил:

– Я-то тут при чем?

– Сгинь, – прикрикнула она него.

А сама подсела ко мне и крепко обняла, поглаживая по голове. Я в ее объятиях довольно быстро успокоилась, но виду не подавала, очень уж мне понравилось вот так прижиматься к кому-то, чувствуя, как все невзгоды и печали уходят куда-то в небытие. Так мы и сидели с ней, пока я не уснула прямо там, кресле.

Он позвонил ночью… я уже спала, внезапно обнаружив себя в собственной кровати. Ромка, наверное, перенес из гостиной. Не знаю, зачем взяла трубку.

– Да, алло…

– Женя… Нам нужно срочно увидеться. Это очень срочно. Слышишь?

– Денис, в чем дело? Что случилось? – услышав в его голосе неподдельное волнение, я вмиг отбросила свои обиды. Что-то ведь наверняка произошло, если он звонит мне в такое время и такой взволнованный.

– Не по телефону. Женя, нам нужно встретиться. Послезавтра я буду в городе. Ты сможешь приехать? Мне нужна помощь…

– Да…да, конечно, боже мой. Что с тобой? Где ты? – завалила его вопросами я.

  Сон как рукой сняло. Я готова была прямо сейчас бежать куда угодно, лишь бы знать, что с ним все будет в порядке.

– Не по телефону. Послезавтра. В десять. В том торговом центре, в кафе, где мы с тобой первый раз сидели.

– Хорошо. Но…где ты сейчас? Прошу, скажи, что с тобой все в порядке…

– Не могу, прости, милая. Не по телефону. Все, люблю…

– Подож…

  В трубке раздались гудки, а я разревелась. Захотелось разбить этот чертов телефон. Боже, что со мной происходит. Что с ним происходит? Где он, как он? Случилось что-то ужасное, я чувствовал это всеми фибрами души. Послезавтра…

  Всю оставшуюся ночь я не могла уснуть. В голову лезли картины одна страшнее другой. В полпятого утра тихо спустилась на кухню. Чтобы хоть как-то отвлечься от ужасных мыслей замесила тесто, напекла блинов. Приготовила творожную запеканку. Поставила вариться компот. В общем делала все, чтобы не сидеть, глядя в одну точку с придурковатым видом. Глаза покраснели, в голове разносился гул. Как дальше жить, куда бежать, фиг его знает.

В семь проснулась Христофоровна, маясь с похмелья.

– Рассолу мне, – возопила она, кряхтя вваливаясь на кухню.

  На голове у нее красовалась мокрая повязка, руки тряслись, волосы свалялись в колтун. М-дааа… нечасто можно увидеть Христофоровну в таком раздрае. Вернее сказать, первый раз такое вижу. Тут же я испугалась, а ну как инсульт бабулю разобьет. Ну как, как я могла допустить, что бабка столько выпьет?!

– Вы, бабушка, когда в следующий раз пить вздумаете, берите сок вишневый. Вроде и красный и не развезет.

   Христофоровна, вместо того чтобы разразиться бранью на «бабушку», ну или хотя бы запульнуть в меня чем-нибудь тяжелым, лишь вяло махнула рукой. А посему я сделала вывод, что в данный момент бабка вполне со мной согласна. Ворча и еле передвигая ноги, я налила ей стакан рассола, оставшегося от вчерашних соленых огурчиков, которые, кстати, ушли на «ура», и с любопытством наблюдала за тем, как она жадно присосалась к стакану не хуже какого-нибудь алкоголика. Христофоровна залпом осушила его и протянула мне, мол, еще налей. Я показала бабуле фигу, прекрасно знает ведь, шельма, что нельзя ей. Из вредности что ли?! Ничего-ничего… не надо было напиваться. Вместо рассола я протянула ей таблетку и кружку с водой. Сандра, конечно, для порядка что-то там пробурчала, скривилась, но таблетку взяла. Выпила, сморщилась, вздохнула, злобно зыркнула и поплелась вон из кухни.

– А есть кто все это будет? – возмутилась я.

  Но бабка в ответ показала мне фигуру из четырех пальцев и покачала головой. Мстит значит старушка. Ну и ладно… Ромке отдам все. И только я так подумала, как тот не преминул появиться.

– Ешь все. Не благодари, – бросила я удивленному внучку, спешно покидая кухню.

   А заодно порадовалась, что ему не пришла вдруг охота возражать и что-то там отвечать. Еле-еле я доплелась до спальни и рухнула на кровать бревном, где благополучно и заснула. А проснувшись, я обнаружила, что уже три часа дня. Наскоро умылась, причесалась и спустилась вниз. На кухне Христофоровна, на удивление бодрая и довольная, с аппетитом вкушала блины с икрой, Ромка крутился рядом, заваривая чай. Я в умилении застыла, разглядывая эту пасторальную картинку, и стараясь ничем не выдать свое присутствие. Но я недооценила бабку.

– Проходи, не мозоль спину, – буркнула старушка и я потопала к столу.

– Мне кофе, – улыбнулась я Ромкиной спине. Тот удивленно обернулся, но, как ни странно, кивнул и поставил турку на плиту. Надо же… каков джентльмен.

– Кстати, – прошамкала Христофоровна, – Завтра мы по делам отъедем. Думаю надолго. Если у тебя есть какие свои дела, можешь отлучиться на полденечка.

  Я не верила своим ушам. Какая удача. Мне даже отпрашиваться не нужно у бабки. А то, честно говоря, я уже стесняюсь просить отгулы. Полгода никуда ни ногой, а тут зачастила чуть ли не через день.

Я постаралась не казаться особенно довольной, чтобы никто ничего не заподозрил вдруг. После позднего обеда, кофе, кстати говоря, был необыкновенно хорош, я вымыла посуду, и мы уселись перекинуться картишками. Бабка все время мухлевала и раз за разом выигрывала в «дурака». Ромка дулся как ребенок, а я присутствовала с ними лишь физически. Все мои мысли занимал только Денис. Что с ним, где он, как… Чувствовала, ему стоит только свистнуть, и я помчусь со всех ног, не разбирая дороги. Понимала умом, что это ужасно…что я снова зависима от чужого человека.

А что, если я ему совсем не нужна? А что, если он просто использует меня, видя, как я привязалась к нему? Да нет… он же сказал, что любит. Любит же… Господи, ну и что, что он сказал? Да мало ли, что может сказать человек, когда ему нужна помощь? Но ведь ему нужна она, а значит я проявляю себя как эгоистка, размышляя любит или нет. Ведь если я люблю, то не должна ничего требовать взамен? Ведь если любишь, то готов отдать все? Или нет? Боже, я совсем запуталась. Идиотка. Кретинка. Дура несчастная.

  Тут еще некстати в голову полезли мысли о вчерашнем моем приключении. Неужели за мной и правда привидение по пятам ходит? Или мне все это только показалось? Ага, второй раз показалось? Ну-ну… Или у меня и впрямь глюки? Тут я вспомнила, что ведь когда еще собиралась к Митяю зайти, да совсем позабыла об этом. Надо бы в самое ближайшее время посетить старичка, еще раз про Гришку-мельника расспросить, да адрес внучки выудить как-то аккуратно.

Эх! Что за жизнь пошла, ни дня без приключений. Нет, возможно кому-то такое и понравилось бы, но точно не мне. Это в кино интересно наблюдать, как у главной героини что ни день, то происшествие. А в жизни хотелось бы немного спокойствия. Ну да, такая вот я зануда, стремящаяся к тихой гавани. И желательно с любимым, и желательно в Крыму.

18.

Засыпала я в тревоге и некотором отчаянии. Одно грело душу в данных обстоятельствах – в сложной ситуации Денис позвонил именно мне и это значит, что я для него хоть что-то, но точно стою… Наверняка. Возможно. Может быть. Блин, знать бы еще, что за помощь ему требуется? А вдруг я не смогу ее дать? Нет, теоретически я готова на многое… вроде. Но вот практически… в общем, занятая такими мыслями я сама не заметила, как уснула. А проснувшись, обнаружила, что дома никого нет. Часы показывали восемь тридцать, и я поспешила собираться, дабы не опоздать на автобус.

Ровно в десять я заняла место за столиком у окна, чтобы не пропустить появление Дениса. Заказала себе шарик ванильного мороженного и двойной эспрессо.

Пока ждала заказ, лениво рассматривала посетителей. Вон за соседним столиком несмотря на то, что сейчас еще только утро, воркует парочка влюбленных. Она что-то мило ему рассказывает, а он слегка снисходительно улыбается ей в ответ. Потом ласково целует ее пальчики, а она в ответ прижимается к нему всем телом. Гадство какое. Отчего ощущение чужого счастья так остро отдается болью в груди? Или это я такая завистливая и неправильная? Ах, как бы я хотела сейчас вот так же сидеть с любимым, смеясь всякой ерунде… забыв про все невзгоды, болтая ни о чем.

  Справа от меня притулился симпатичный мужчина в темных очках. Видимо из-за них казалось, будто он спит, откинувшись на спинку стула. И только лишь вялые ковыряния вилкой в тарелке говорили об обратном. Больше посетителей в кафе не наблюдалось, оно и понятно, не самое подходящее время для этого заведения. Насколько я поняла, в такие кафешки в основном прибегают на бизнес-ланчи, которые стоят сущие копейки, или вечером заглядывают выпить кружку-другую пива. Утренние гости здесь скорее исключение, чем правило.

Я взглянула на часы, которые неласково показывали, что уже одиннадцать часов, но Дениса все нет. Нет, я уже давно начала волноваться, уговор встретиться был в десять, но до того еще худо-бедно успокаивала себя наличием пробок в городе, или каких-то других форс-мажоров. Время шло, но в заведение не зашел ни одни новый посетитель. Парочка, наконец, намиловавшись, расплатилась и вышла. И только мы с мужчиной чинно сидели за своими столиками, и чего-то ждали. Вернее я, конечно, совсем не уверена, что он чего-то ждал. Возможно, он просто коротал здесь время, или ему вовсе нечем было заняться и оттого размазывание холодных спагетти по тарелке было для него интересным времяпрепровождением. Разумеется, я уже пару-тройку раз набирала номер Дениса, но слышала лишь длинные гудки.

Так я и просидела как дура до часа дня, испив четыре чашки кофе и слопав три шарика мороженного. Переживания и странное ощущение обмана переплелись в такой замысловатый клубок, что мозг совершенно отказывался переваривать происходящий дурдом. Куда идти, что делать? А что, если ему нужна моя помощь? Что если мне следует пойти в полицию? И только я так подумала, как ноги сами вскочили и хотели было уже нести меня в ближайший отдел, как вдруг зазвонил телефон.

– Женя, Женечка, солнышко… прости, любимая. Я не смог, слышишь? Я далеко сейчас, я просто не мог подставить тебя. Слышишь?

– Да, – почему-то прошептала я.

– Я пытался встретиться с тобой, но они пасли. Я бы просто подставил тебя, понимаешь?

– Не совсем…

– Я не могу тебе рассказать. Я бы очень хотел, но не могу, прости… Знай, чтобы ни случилось, я тебя люблю. Не ходи никуда, и никому не рассказывай про меня. Я уже далеко, но все же… И не звони, симку я выкину.

– Но как же я? А я?»—жалко промямлила я.

– Я вернусь за тобой. Ты же ничего не знаешь, мне грозит опасность. Мне пришлось уехать. Но как только все уляжется, я вернусь. Слышишь? Главное никому не рассказывай ничего. Тогда все может обойдется.

– Но скажи мне хотя бы что с тобой все хорошо…

– Все нормально. Я вернусь за тобой. Ты главное молчи. Никуда не ходи. Поняла меня?

– Да.

– Вот и умничка. Все. Мне нужно бежать. Целую тебя. Пока…

– Пока, – ответила я. Но в трубке уже слышались короткие гудки.

Домой я ехала в полном раздрае и слезах, то и дело выступающих на глазах. И все пыталась понять, что теперь делать и как со всем этим жить дальше. А ведь все так хорошо начиналось! Вот чуяло мое сердце, что-то обязательно пойдет не так. Ну не создана ты Женя для любви и счастья. Нечего и начинать было.

    Вспоминала ту ночь с ним. Одна единственная ночь, всего одна, но сколько она значила для меня. Вновь и вновь прокручивала в голове все события прошедших недель. Убийство Инги, встречу с Денисом, наши с Ромкой вылазки, какое-то сумбурное, бесполезное расследование. Решено! Сегодня же составлю подробный план дальнейших действий, потому что иначе ничего не выходит. Мне срочно нужно занять себя чем-то, чтобы не сойти с ума от переживаний. Заодно запоздало вспомнила, что так и не спросила Дениса, почему он бросил тогда наше расследование. Да я вообще у него ничего не спросила. Я так ничего о нем и не узнала, ну хоть переспать успела…

Подходя к дому, я услышала громкие крики, доносящиеся из бабкиной спальни. Ого… Тише мыши я проскользнула в дом и попыталась незаметно подняться к себе. Если честно, в тот момент меня мало интересовали чужие дела и дрязги, но тут уж я при всем желании не могла не услышать, о чем идет речь. Хотя… я могла, конечно, громко хлопнуть дверью, чтобы оповестить всех о своем прибытии, но мне так не хотелось с кем-либо общаться…

Короче говоря, бабка с Ромкой трехэтажным матом крыли того самого племянника нотариуса, который, назначив им встречу, так и не появился. Ромка высказывал Христофоровне претензии, та вяло отбрехивалась, и так по кругу. В итоге я поплотнее закрыла дверь в спальню, вставила в уши беруши и уселась за стол.

  Итак… что мы имеем? У нас есть убийство Инги, ведущей довольно развязный образ жизни, но при этом, по заверению директрисы Духовской школы, вполне себе милой девушки. У Инги был парень, Юра Плотов, по мнению следствия задушивший девушку из ревности. Также была некая подруга детства, Лана, адрес которой должен знать ее дед, Митяй. Врагов у девушки, по словам секретарши Светы и прочих, было предостаточно. Врагов преимущественно женского пола. Но кроме директрисы городской школы, о других ничего неизвестно.

    Враги Плотова, о которых мне известно – Парафен и брат матери его ребенка Юльки, как мы с Денисом выяснили, никак не могли отомстить парню. Первый – потому что отравился каким-то наркотиком, второй – потому что давно умер.

    Также у нас имеется труп Афанасии, ставший таковым при крайне неприятных обстоятельствах. Если Ингу просто задушили, то бабке убийца не поленился вырвать язык. Возможно, это говорит о том, что бабка слишком много болтала… возможно. Или о том, что язык ее был очень злым. У Афанасии, как выяснилось, врагов еще больше, чем у Инги. Это может быть кто угодно, если вспомнить, что бабка долгое время работала надзирательницей в женской колонии.

И хотя убиты женщины были совершенно по-разному, и вроде как, кроме того, что обе жили в одной деревне, их больше ничего не связывало, меня никак не отпускало чувство, что эти преступления как-то связаны между собой. И в первую очередь оттого, что они как раз обе жили в Духовке.

Ну не верю я в такие совпадения, чтобы за две недели в довольно спокойной деревне подряд убили двух женщин. Да не в бытовой ссоре по пьяни, а вот так, скорее всего, спланировано.

Итого, что мы имеем? А ничего не имеем. Я вдруг поняла, что буквально ничего не узнала, что могло бы хоть как-то продвинуть меня в моем расследовании. Какие-то пустые разговоры, сплетни… И никаких мало-мальски важных фактов. Ну не следак ты, Женя, не следак. Снова захотелось бросить это дело. Оставить его профессионалам. Но я тут же одернула себя, вспомнив про Юрку. Страсть как не хочется быть виновной в его заключении. Перед глазами сразу встала его мать, заплаканная и такая потерянная. Именно сейчас я острее всего поняла, как виновата перед ней и Юркой. Зачем я только полезла в это дело?! Нужно было, чтобы в полиции сами искали преступников. А я, вишь ли, возомнила себя великой сыщицей, ага… А все этот Ромка… Кста-а-ати…

Ромка! Между прочим, он ведь бывший любовник Инги. И его ну никак нельзя сбрасывать со счетов. И ведь это он подбил меня ловить Юрку. А еще, как это ни ужасно звучит, в список можно смело добавить и Дениса. Который, так-то, в те дни тоже был в Духовке с якобы раскопками. И если уж на то пошло, где те самые изыскания? А что, если его неприятности как-то связаны с этими самыми раскопками? В общем понятно, что совсем непонятно.

   Ну ладно, допустим план такой: разузнать получше про эту самую подругу детства Лану, а заодно расспросить Катерину о бабке Афанасии. Должны быть у старухи, безвылазно живущей здесь последние лет двадцать, какие-то общеизвестные грешки. В конце концов бабка всегда на виду. Потому что вряд ли бабке язык врывали просто за скверный характер. Должно быть что-то посерьезнее.

Ну и не худо бы съездить в городскую школу, еще раз поговорить с директрисой, у которой имелся зуб на Ингу. По крайней мере пока я лишь про шашни с ее мужем знаю. Запоздало пришла совсем уж простая мысль. Кто в деревне совсем терпеть не мог Афанасию? Да ведь Маринка, продавщица магазина. Недаром они дрались постоянно, даже мне пришлось однажды наблюдать эту картину. С Маринкой тоже следует побеседовать по душам, а ну как что-то интересное узнаю.

   Итого, из известных мне личностей, так или иначе к преступлениям можно за уши притянуть: Ромку, Дениса, Маринку, ну и Юрку. Это те, кого я знаю лично.

Немного воодушевившись, я закрыла тетрадку, вынула из ушей беруши и направилась прямиком к бабке, где сейчас стояла полная тишина. Христофоровна сидела злая, и мне сразу расхотелось общаться со старушкой. Правда, все же пришлось поинтересоваться, чего желает голодная бабушка на ужин. Сандра махнула рукой и отвернулась к стене. Ну и ладно, придется самой опять что-то выдумывать.

19.

Я спустилась на кухню, Ромки нигде видно не было, видимо, горюет в своей комнате. Тоже мне, кладоискатель… интересно, а реально мог Ромка убить Ингу? Допустим, он у озера искал клад, и там случайно заметил девушку. И что? Ну копается он и копается. Мало ли… А может она ему что-нибудь обидное сказала? В порыве злости Ромка нащупал в кармане веревку и бросился на неверную ему когда-то девушку? А потом, чтобы отвести от себя подозрения решил сам подсунуть Юрку родной полиции на блюдечке. А что, отличная версия выходит. Есть правда только одно «но». За каким лешим Ромке убивать Афанасию? Зато наличие веревки легко объяснить – за кладом ходил, вот и захватил с собой.

    Пока я размышляла о Ромкиных злодеяниях, тупо уставившись в стену, он как раз и появился. Вошел, злой как черт, на кухню и рыкнул:

– Есть что пожрать?

   Я присвистнула. О как мужика распирает. Мало того, что бывшую любовницу кокнул, так еще и зазря. Клада-то нет.

– Скоро будет, – спокойно ответила я, – В каком кармане веревка лежит?

– А? «Какая веревка?» —удивленно спросил Ромка, усаживаясь за стол.

– Которой ты Ингу задушил, – прошипела я, склонившись на ним.

   Ромка с минуту не моргая смотрел на меня, а потом дико заржал.

   Я обиженно выпрямилась, не понимая отчего это его так распирает. А тот и не думал успокаиваться.

– Ой дура, ой не могу. Ну Женя, ну ты даешь, – заливался Ромка. По-моему, у него даже слезы потекли из глаз, так ему смешно было.

– Ну а почему нет?!

– Идиотка, ну идиотка. А я тебя еще умной считал. Долго думала, или только что навеяло?

   Я молчала и сердито смотрела на внучка.

– Ты, Женя то ли и впрямь такая глупая, то ли притворяешься искусно. Неужели ты думаешь, что менты меня не проверили десять раз? Да всем в деревне известно, что Инга моей невестой была. У бабы я был в тот вечер, у бабы.

– Но как? Почему я не знала? – воскликнула я и тут же прикусила язык.

– Точно дура. Ну какой нормальный мужик скажет девке, которая ему нравится, что он с какой-то там бабой трахается?

   Я не нашлась, что ему возразить. Но глаза закатила. Тоже мне, Казанова… Хм… Получается алиби Ромки проверить не так уж и трудно, наверняка в деревне знают, к кому он там бегает. Хотя проверить все же не помешает. И уж если совсем честно, я была ужасно рада, что Ромка никакой не убийца. Все-таки бабкин внучок, почти родной стал.

   В общем, махнула я рукой на его слова, накрыла на стол в столовой и позвала бабку ужинать. А сама, сославшись на то, что нужно кое-чего прикупить, пошла в деревню. По пути прокручивала предстоящий разговор с Митяем, к которому я решила заглянуть вначале. Во-первых, дом его как раз ближайший на моем пути, а во-вторых, нужно уже поговорить с ним о внучке, раз уж она являлась единственной подругой убитой. Наверняка девушке многое известно об Инге, подружки же любят делиться своими переживаниями друг с другом.

   Солнце уже почти скрылось за лесом, легкий ветерок слегка покачивал верхушки деревьев. В траве весело стрекотали кузнечики, и кроме их стрекота не было слышно ничего вокруг. Вот поэтому я и люблю деревню.

Тишина здесь особенная, наполненная лишь нежными звуками природы. Она, словно магическая музыка наполняет душу нежной, ни с чем не сравнимой грустью. Шла я по узкой тропинке, с двух сторон от которой возвышалась высокая трава, перемежающаяся кустами и редкими деревцами.

Я вся ушла в свои мысли, как вдруг сзади почувствовала шевеление и услышала шорох. Я обернулась и успела только заметить что-то белое, прежде чем получила удар по голове. Кулем повалилась на землю. Перед глазами все прыгало и рябило, запрыгали мушки. Правда сознание так и не отключилось, и как во сне я с ужасом наблюдала, как некто в белом склонился надо мной и тюкнул меня еще раз по ногам. Удар был ощутимым, и я глухо застонала.

    Не знаю сколько прошло времени, прежде чем нечто исчезло, однако по моим ощущениям прошла вечность. Наконец, когда в голове прояснилось, и перед глазами перестали скакать звездочки, я кое-как поднялась, отряхнулась и знатно разозлилась. Страх внезапно покинул меня, потому что в голову пришла, наконец, умная мысль. Теперь я была точно уверена – кто-то просто пытается меня запугать, ну или наказать за что-то. Потому что я твердо уверена, что привидения не носят такие твердые ботинки, и уж найдут способ поквитаться получше, чем пинать меня ими. С другой стороны меня порадовало, что вряд ли все настолько серьезно. Если бы это был убийца, например, то ему бы ничего не стоило добить меня сразу.

Хотя… может это он меня так предупреждает, чтобы не совала свой нос куда не просят. Предупреждал же меня Иваныч. Эх! Я пощупала голову, крови вроде нет и то радует. Зато на макушке нащупывалась вполне знатная шишка. А больно-то как. Кое-как приведя себя в порядок, я все же решила доковылять до Митяя, так как идти было совсем уже недалеко. Я подошла к дому старика и принялась стучать. Но дверь мне никто не спешил открывать. Возле дома, на дороге показалась девочка. О-па… это же вроде сестра убитой Инги. Вот так удача.

– Извините, можно вас на минутку?! – крикнула я ей.

   Девочка странно на меня посмотрела и бросилась наутек.

– Карина, подожди… Я только… мне надо… да погоди ты, – кричала я ей в спину, даже не пытаясь догнать. Какой смысл бежать за человеком, который с тобой не хочет разговаривать? Не насильно же выпытывать из нее сведения… интересно, чего это она так ломанулась от меня? Боится ляпнуть что-то лишнее про сестру?

   Так ни до чего и не додумавшись, я вернулась к дому Митяя и, понимая уже, что это бесполезно, на всякий случай еще раз постучала. Вначале в дверь, потом в окно, думая, что дед глуховат и мог не услышать. Но тщетно. Пришлось мне не солоно хлебавши развернуться и пойти домой. Сил на душещипательные разговоры с Маринкой и теткой Катей не осталось. Голова раскалывалась на части, и я решила, что сегодня мне следует как следует отлежаться, и обдумать все хорошенько.

   Я уже открывала дверь и вряд ли бы заметила ее, если бы у меня не упали ключи. Наклонившись за ними, я увидела камень у коврика, которым была придавлена записка. Озираясь по сторонам, я подняла записку, на которой было написано всего три слова «Вали отсюда врунья».

   Весь последующий вечер я ломала голову, кто мог оставить мне эту записку, по законам жанра, составленную из газетных вырезок. А то, что она предназначалась именно мне не вызывало никаких сомнений. Не Христофоровне же ее написали в конце концов.

   Во-первых, бабка тут уж черт знает сколько лет живет, с чего бы в друг ей валить из Духовки, а во-вторых, Сандра вроде существует себе тихо-мирно, никого не трогает. Значит остаюсь только я. Интересно, кого я могу так сильно раздражать, что он даже не стесняется шариться вокруг дома. Зато если предположить, что это написал убийца, значит я все правильно делаю. Хотя что я такого особенного накопала-то? Да ведь ничего пока. Но ведь убийце об этом может быть неизвестно, а вот то, что я хожу по деревне с расспросами, его может очень волновать. Что еще раз подтверждает – преступник кто-то из духовских.

20.

  Утром пошел дождь. Пришлось доставать резиновые сапоги, чтобы без приключений добраться до деревни. Ромки дома не было, Христофоровна злобно таращилась в телевизор, когда я заглянула к ней в комнату. Прям день сурка какой-то.

На завтрак бабка потребовала сырники и компот. А я порадовалась в очередной раз. Не придется долго стоять у плиты. Переделав все домашние дела, я отпросилась у бабки прогуляться и направилась в Духовку. Дождь к тому времени уже закончился и выглянуло теплое солнышко. В принципе и сапоги-то можно было не надевать, особой грязи не наблюдалось. Земля до того сухая стала, что впитала в себя всю долгожданную влагу, не превращая ее в кашу под ногами.

   У дома Митяя вальяжно прогуливался толстый котяра, самого деда видно не было. Я решила снова попытать удачу и принялась долбиться к деду в дверь. Внезапно она распахнулась и старческий голос прокряхтел:

– Чего долбишься?! Чай не глухой!

   Тут дед заметил меня и уже вполне доброжелательно сказал:

– А-а-а, Женя, проходи милая, не стой на пороге.

   Я разулась и прошла в дом. Дед жестом пригласил меня за стол и принялся суетливо хлопотать вокруг. Из допотопного холодильника достал тарелку с окоченевшими блинами, трехлитровую банку с медом, зажег конфорку на старенькой плите и поставил облупившийся чайник. Вообще, надо сказать, все здесь было какое-то старенькое, как и сам Митяй, впрочем. Видно было, как не хватает женкой руки в доме. На кухне только самое необходимое: плита, холодильник, стол, два стула, да полуразбитый умывальник. Ни тебе занавесок на окне, ни коврика у порога, ни скатерти на обшарпанном столе столетней давности. Некстати вспомнила жилище тетки Кати. Вот уж что значит жилище старого холостяка. Все самое необходимое, по-спартански.

   Все это время я молчала, не зная с чего начать расспросы. В итоге дед, не выдержав, спросил сам:

– Ну Женя, спрашивай. Не просто ведь так зашла. Мне Петровна сказала, что ты тогда забегала. Да я больно торопливо убежал. Ты как ушла тогда, мне внучка позвонила, пришлось срочно все бросать и ехать. Только и успел что сумку захватить. Еле успел на автобус. А ты чего прибегала-то?

– Да я… Я про внучку вашу и хотела поговорить. Я слышала, что они с Ингой убитой подругами были.

– Дак это когда еще было-то?

– Поругались?

– А кто ж их знает. Да вот дружили, пока малые были. А как выросли, так и разошлись их пути-дороженьки. У каждой своя жизнь.

   На плите засвистел чайник, и я было уже хотела подорваться, чтобы самой налить чай по кружкам, заботливо выставленным дедом, но тот остановил меня.

– Сиди. Чай я не у тебя в гостях.

– И что же, внучка сюда совсем не приезжает что ли?

– Нет, не приезжает. Своя у девки жизнь. Я токма к ней изредка заглядываю, – вздохнул дед, – Разве ж вам молодым интересно со стариками? То-то вот и оно…

   Митяй снова вздохнул, плечи его опустились и сам он как-то враз сник. Мне стало ужасно жаль старика. Захотелось сказать что-то приятное, приободрить, но слова застряли комом в горле. Да и что тут скажешь?!

– Дмитрий Никанорович, а правда, что вы на флоте служили?

Дед лукаво на меня поглядел, выпрямился и как гаркнет:

– Свистать всех наверх!

   Я засмеялась, и Митяй тоже вроде как расслабился, взгляд его снова потеплел.

– Я, Женя, привык один жить. Жена моя тридцать лет как померла. Внучка, единственная, между прочим, с отцом жила, сюда иногда на лето отправляли ее. Сам я в Духовку лет двадцать назад перебрался, места мне здешние больно понравились. Вот теперь тут и кукую.

   Я не знала, стоит ли снова спрашивать про внучку. Очень не хотелось расстраивать деда. С одной стороны, он же вроде ясно сказал, что девушки не общались в последнее время. Но с другой… он мог и не знать вовсе.

– А внучка ваша сейчас где живет?

– До того в городе нашем жила, я хоть навещал иногда. А теперь представь, работу ей у черта на куличках предложили. Зато зарплата хорошая, может хоть квартиру купит. А то мыкается по съемным хатам. Далеко она теперь, даже и не съездишь… Остался я один-одинешенек, – дед вдруг отвернулся, и я заметила, как он украдкой смахнул слезы.

   Ну вот, расспрашивать деда дальше у меня уже просто сил не было. И так довела старика до слез. Да и что толку-то? Говорит дед, что не общались девушки, с чего бы мне усомниться в этом? Еще одна ниточка к Инге оказалась оборвана. Я, красная от стыда, что потрепала душу Митяю, кое-как попрощалась с ним, пообещав заглядывать в гости почаще, и со всех ног бросилась подальше от дома. В какой-то момент поняла, что у самой слезы наворачиваются от жалости к одинокому моряку. И тут же вспомнила маму. А что, если на вот так же украдкой смахивает слезу, жалея непутевую дочь и свое одиночество? Захотелось тут же позвонить ей и попросить прощения. Вернусь домой, сразу свяжусь с ней. На душе кошки скребли, и честно говоря, ничего уже не хотелось. Пришлось поуговаривать себя продолжить расследование, потому что образ Юрки, томящегося на тюремных нарах, никак не хотел развеиваться.

   В деревне стояла какая-то гнетущая тишина. Лишь пару раз я встретила духовских, остальные будто вымерли разом. Никто не копошился в огороде, возле магазина не толпились мужики, и вообще, было полное ощущение, что я нахожусь не в веселой гомонящей на все лады, а в давно заброшенной деревне. Даже тетка Катя не курила на крылечке, а смотрела дома телевизор. Моему появлению женщина явно обрадовалась. С удовольствием она накрывала на стол, и мне вдруг стало смешно. Такое ощущение, что я хожу по деревенским в поисках завтрака, обеда и ужина. Ну ей богу, куда не приду. Везде меня спешат накормить. Причем спорить в данном случае бесполезно, а то и обидеть можно хозяина. Когда тетка Катя наконец угомонилась, мы сели за стол, и я спросила:

– Теть Кать, а ты про Лану что-то слышала? Ну про внучку Митяя.

– Это про городскую что ли? Ну а как же. Тут все на виду. Ты, наверное, хочешь спросить, что их с Ингой объединяло?

– А что, ничего?

– Ну как тебе сказать… Инга она добрая была, красавица, завистниц кругом море бескрайнее. Только она внимания особо не обращала на них. Ты же помнишь, что Анна Васильевна про нее говорила. А вот Лана…

– Завидовала Инге?

– Ох… Лана не страшненькая, конечно, была, да только до Инги ей как до неба. А еще она хитрая была. Пакость сделает, на Ингу свалит, и глаза такие честные-пречестные. Еще она открыто Инге ничего не говорила, да только мало от кого ее взгляд завистливый укрывался. А только Инга с ней и дружила. Другие Лану особо не любили в деревне. Приезжала редко, характер скверный был, капризная, все по ее должно было быть. Деревенские-то ее насквозь видели. И если Ингу девчонки за красоту терпеть не могли, то Лану за нутро. Не в обиду Митяю, но характер поганый был.

– Но выходит, что только Лана эта и дружила с Ингой?

– Выходит, что так. Да только Лану эту уж пару лет здесь не видал никто. Инга о ней ничего не говорила. В городе училась пока, может и общалась с ней, однако тут их вместе давно никто не видел.

– Ясно…

   Мы еще немного поболтали о том, о сем, и тут я вспомнила, что давно хотела спросить:

– Теть Кать, а за что Христофоровна так духовских не любит? С вами вот только дружбу водит?

– О… дело давнее. Но если хочешь, расскажу тебе. Думаю, Христофоровна не обидится на меня. В конце концов все давным-давно быльем поросло. С чего же начать?

– С самого начала, – в нетерпении воскликнула я.

   Катерина кивнула и неторопливо затянула свой рассказ.

– Предки Христофоровны испокон веков здесь жили. В семнадцатом вроде как расстреляли главу семейства, и все думали, не будет здесь Беляковых больше. Ан нет… Мать нашей Христофоровны, Марья Алексеевна, сюда вот вернулась спустя много лет. От усадьбы понятное дело одни стены остались – все растащили. Сама она как-то говаривала, что в Россию давно вернулась, скиталась, пока война не началась. В войну она вроде как медсестричкой была. А в Духовку уже с дочкой пришла. Кто там отец был, одному Богу известно, сама Марья все молчком. Нелюдимая была, ух и сторонилась деревенских. То ли ровней не считала, то ли прошлые грешки их забыть не могла. Кое-как обустроилась в мало-мальски уцелевшей комнатенке и стала знахарством заниматься. Общаться-не общалась, а лечить лечила. Жить-то как-то надо было. Медпункта здесь у нас не было тогда, далеко ехать надо было. А если что срочное? Роды например… Только и подпольными абортами женщина не брезговала. И вот доскакалась… Эх…

   Тетка Катя замолчала ненадолго, сделала глоток чая, и продолжила свой рассказ. Хотя видно было, как нелегко он ей дается.

– Однажды привел паренек один подругу свою, а им и было-то лет по шестнадцать что ли, к Марье. А девка возьми да помри. Девку схоронили, а вся деревня, и те кто лечиться бегал, и те, кто от плода избавлялся не раз, Марью прокляли и возненавидели. Как только не называли, чуть каменьями не кидались. Такие вот дела… Но ты дальше слушай что было. Однажды, аккурат после похорон девчонки случилось, пока маленькая Сашенька пряталась в подвале, кто-то забил Марью до смерти, а сарай, где они с дочкой свиней да корову держали, подожгли. Убитую в подвал скинули, тот самый, где дочка пряталась. А девочкой той и была Сандра Христофоровна наша с тобой. Ух и натерпелась бедняжка, до сих пор ведь ей сны снятся. А уж сколько лет прошло…

21.

– Наказали виновных? Нашли? —прошептала я.

– Да какой там… Хотя ведь деревенские все догадывались кто этот ужас совершил, да покрывали. До того ненависть в людях сидела лютая. Мало того, что дворянка бывшая, так еще и девку сгубила. Забыли только, скольким жизнь дала…

– И вы… вы тоже знаете, кто это был? Ну, кто Марью убил?

   Катерина замолчала, руки скомкали очередную салфетку.

– Я могу только предполагать. Ну и говорили между собой так. Я хоть и не Духовская, однако слышала, когда Христофоровна сюда вернулась, как снова эту историю муссировали.

– Ну и кто? – я в нетерпении даже привстала.

– Парня той девушки звали Витя. Молчанов его фамилия была. Он потом женился, семью вот завел. Друг его, Леонид Костриков спустя год что ли погиб. Утонул в море. Ну а подружку Фасей звали. Афанасией значит.

– Как?! – я не смогла сдержать удивленный возглас.

   Катерина согласно закивала. Видимо, мы обе подумали об одном и том же. Получается, что из трех убийц Марьи, до наших дней дожила одна из них. От второго оставалась внучка Инга. А третий после себя никого не оставил. И теперь я была почти уверена, что оба убийства связаны чьей-то местью. Только вот чьей? Кто столько лет спустя расправился с женщинами?

   Между тем, Катерина продолжала:

– В общем Сандру в детский дом отправили. А спустя почти три десятка лет она в дом свой вернулась. Ну надо думать, на этот раз от не совсем уже ничего не осталось. Остов один, камни и те разнесли. По старым фотографиям Христофоровна усадьбу восстановила. С тех пор ни с кем из Духовских она и не общается. Со мной вот только. И то, потому что я не отсюда родом.

   Катерина закончила свой рассказ, а я сидела словно пришибленная. Представляла себе перепуганную девочку, прячущуюся в подвале от убийц. Представляла, какой непередаваемый ужас она испытала, когда увидела рядом мертвую мать. Как сидела возле ее остывающего тела и плакала. Из моих глаз сами собой покатились слезы. Катерина тоже комкала салфетку в руках, уже не в первый раз переживая давние события. Так мы и просидели в тишине еще черт знает сколько времени.

   Напоследок, перед уходом, я спросила у Катерины как мне найти дом Инги. Та указала на дом возле магазина и махнула рукой в знак прощания.

   У магазина к этому времени столпились мужики, и я облегченно выдохнула. Хвала богам, а то уж я всерьез подумала, что и впрямь вымерли все. В окнах дома номер десять, где проживали Карина с матерью, от легкого ветерка колыхались занавески. Это хорошо, значит дома, скорее всего, кто-то есть. Хотя поди их разбери, может деревенские, уходя из дома, форточки и вовсе никогда не закрывают.

Я тихонько постучалась и некоторое время подождала. В конце концов дверь приоткрылась и показалось заплаканное лицо Карины. Сердце пронзила жалость. Бедная девочка… нелегко ей, наверное, теперь. В таком юном возрасте пережить столь страшное потрясение – то еще испытание для подростковой психики.

   Я ласково улыбнулась ей и тихо произнесла:

– Здравствуй, Карина, меня Женя зовут. Я из усадьбы у озера.

– Знаю, – почему-то зло ответила девчонка.

– Я бы хотела с твоей мамой поговорить, или с тобой, – начала я, но та меня перебила:

– Мама в больнице. А вы везде суете свой длинный нос. Не надоело? «Идите отсюда подобру-поздорову!» —последние слова она почти прокричала, и захлопнула дверь прямо перед моим лицом.

   Вот это да-а… Меня как ледяной водой облили. Интересно, чем же и когда я успела так насолить глупышке? Ну согласитесь, странная реакция, учитывая, что я вроде как убийцу Инги ищу. Так с чего бы девчонке на меня злиться?

   Короче говоря, мне ничего другого не оставалось, как двинуться домой. Часы показывали полдень, а значит пора уже мою бабулю обедом кормить. На душе скребли кошки от всего услышанного и увиденного, и я не представляла, как буду смотреть Христофоровне в глаза. Однако, по прибытии домой, я обнаружила старушку в весьма приподнятом настроении, чему не могла не порадоваться.

   Христофоровна с Ромкой чинно и благородно распивали чай на веранде. Однако, когда я подошла поближе, чтобы присоединиться к ним, то явственно услышала запах коньяка.

– Сандра Христофоровна! – кажется я слишком громко воскликнула, судя по тому, что старушка моя с перепугу выплеснула содержимое кружки на стол.

   Ромка погрозил мне кулаком, плеснул в стоявшую тут же третью кружку и пододвинул стакан мне.

– Это мне что ли? – честно говоря, я удивилась донельзя, учитывая, что праздник вроде никакой не намечался, а пить просто так у нас до сих пор было не принято.

   Я отодвинула стакан, но теперь уже бабка, нахмурив брови, пододвинула его мне.

– Ну хорошо, хорошо… За что пьем-то хоть?

– За дело. Чтоб выгорело!