Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра Ротфусс Патрик
Наступила пауза — не дольше вдоха. Потом ректор глубоко вздохнул и откинулся в кресле.
— Хорошо. У нас будет к тебе несколько вопросов. Начнете, магистр Брандье? — Он сделал жест в сторону одного из концов полукруглого стола.
Я повернулся к Брандье, тучному и лысоватому магистру арифметики.
— Сколько гран в тринадцати унциях?
— Шесть тысяч двести сорок, — немедленно ответил я.
Он слегка поднял брови.
— Если у меня есть пятьдесят серебряных талантов и я перевожу их в винтийскую монету, а потом обратно, сколько я получу, если сильдийцы всякий раз берут по четыре процента?
Я начал сложный перевод валют, потом улыбнулся, поняв, что он не нужен.
— Сорок шесть талантов и восемь драбов, если обмен честный. Сорок шесть ровно, если нет.
Он снова кивнул, глядя на меня еще более пристально.
— У тебя есть треугольник, — медленно сказал он. — Одна сторона — семь метров, другая три с половиной метра. Один угол — шестьдесят градусов. Какой длины третья сторона?
— Угол между этими двумя сторонами?
Он кивнул. Я закрыл глаза на длину половины вдоха, затем открыл снова.
— Шесть метров шесть сантиметров. Почти ровно.
Он издал звук наподобие «хммпф» и сказал удивленно:
— Вполне хорошо. Магистр Арвил?
Арвил задал свой вопрос прежде, чем я успел к нему повернуться.
— Каковы лекарственные свойства чемерицы?
— Противовоспалительное, антисептическое, слабое успокоительное, слабое болеутоляющее. Кровоочистительное, — сказал я, глядя на старичка в очках, похожего на доброго дедушку. — Токсична, если принимать сверх меры. Опасна для женщин, носящих ребенка.
— Опиши строение кисти руки.
Я назвал все двадцать семь костей, по алфавиту. Затем все мышцы, от самой большой до самой маленькой. Перечислял их быстро и четко, показывая местоположение на кисти собственной руки.
Скорость и точность моих ответов произвела впечатление на магистров. Некоторые старались это скрыть, другие выказывали явное удивление. По правде говоря, мне было необходимо такое впечатление. Из давних разговоров с Беном я знал, что для поступления в Университет нужны деньги или мозги. Чем больше у тебя одного, тем меньше требуется другого.
Так что я сплутовал: пробрался в пустоты через заднюю дверь, изобразив мальчика на побегушках. Затем открыл отмычкой два замка и провел больше часа, наблюдая за опросом других соискателей. Я услышал сотни вопросов и тысячи ответов.
Также я услышал, насколько высока плата для других студентов. Самая низкая составляла четыре таланта и шесть йот, но в основном получалось раза в два больше. Одному студенту назначили за обучение тридцать талантов. Для меня проще было достать луну с неба, чем такие деньги.
У меня в кармане лежали две медные йоты, и я не видел ни одного способа раздобыть хоть на ломаный пенни больше. Так что мне было необходимо произвести впечатление на магистров. И даже больше — я обязан был смутить их своим умом и знаниями, ослепить.
Я закончил перечислять мышцы руки и принялся за связки, но тут Арвил махнул рукой и задал следующий вопрос:
— При каких условиях ты бы пустил кровь пациенту?
Вопрос меня озадачил.
— Ну, если бы я хотел, чтобы он умер… — с сомнением ответил я.
Арвил кивнул, больше самому себе, чем мне.
— Магистр Лоррен?
Магистр Лоррен был бледен и казался неестественно высоким, даже когда сидел.
— Кто был первым провозглашенным королем Тарвинтаса?
— Посмертно? Фейда Калантис. Иначе — его брат Джарвис.
— Почему рухнула Атуранская империя?
Я умолк, застигнутый врасплох масштабом вопроса, — столь обширной темы при мне еще не давали ни одному студенту.
— Ну, сэр, — произнес я медленно, чтобы дать себе секунду-другую на раздумье, — частично потому, что лорд Нальто был самовлюбленным болваном, неспособным управлять. Частично из-за усиления церкви, упразднившей орден амир, который составлял изрядную часть сил Атура. Частично потому, что войска сражались в трех завоевательных войнах одновременно, а высокие налоги приводили к восстаниям в землях, уже принадлежащих империи.
Я наблюдал за лицом магистра, надеясь, что он даст какой-нибудь знак, когда услышит достаточно.
— Также атуранцы обесценили свою валюту, подорвали универсальность железного закона и восстановили против себя адем. — Я пожал плечами. — Но конечно, все гораздо сложнее, чем я рассказал.
Выражение лица магистра Лоррена не изменилось, но он кивнул.
— Кто был величайшим из людей, когда-либо живших на свете?
Еще один новый вопрос. Я подумал минуту:
— Иллиен.
Магистр Лоррен не изменился в лице, но моргнул.
— Магистр Мандраг?
Мандраг был чисто выбрит и гладколиц и, казалось, состоял из одних суставов и костей. Его руки пестрели пятнами полусотни различных цветов.
— Если тебе понадобится фосфор, где ты его возьмешь?
Его тон прозвучал так похоже на Абенти, что я на мгновение забылся и брякнул, не подумав:
— У аптекаря?
Один из магистров на другой стороне стола хмыкнул, и я прикусил свой слишком быстрый язык.
Он чуть улыбнулся, и я тихонько выдохнул.
— Уберем доступ к аптекарю.
— Я могу выпарить его из мочи, — быстро ответил я. — Если у меня будет печь и достаточно времени.
— Сколько тебе потребуется, чтобы получить две унции чистого?
Он рассеянно щелкнул суставами пальцев.
Опять новый вопрос. Я замолчал, размышляя.
— По крайней мере сто пятьдесят литров, магистр Мандраг, в зависимости от качества материала.
Повисла долгая пауза, магистр продолжал щелкать суставами.
— Какие три самых важных правила химика?
Это я знал от Бена:
— Маркируй четко. Отмеряй дважды. Не ешь на рабочем месте.
Он кивнул все с той же слабой улыбкой.
— Магистр Килвин?
Килвин был сильдийцем, его крепкие плечи и черная щетинистая борода напомнили мне медведя.
— Ладно, — буркнул он, растопыривая перед собой толстые пальцы. — Как ты сделаешь вечно горящую лампу?
Каждый из восьми магистров произвел негодующий звук или жест.
— Что? — огрызнулся Килвин, раздраженно зыркнув на них. — Это мой вопрос. Моя очередь спрашивать. — Он снова обратил все внимание на меня. — Ну? Как ты ее сделаешь?
— Возможно, — сказал я медленно, — я бы начал с маятника какого-нибудь рода. Затем я бы связал его с…
— Краэм. Нет. Не так, — прорычал Килвин, бухая кулаком по столу при каждом слове. Каждый удар сопровождался очередью вспышек красноватого света, исходящего от его руки. — Никакой симпатии. Я хочу не вечно светящую лампу. Я хочу вечно горящую.
Он снова посмотрел на меня, оскалив зубы, словно собирался съесть.
— Литиевая соль? — брякнул я не подумав, затем дал задний ход: — Нет, натриевое масло, которое горит в закрытом… нет, проклятье, — пробормотал я и умолк.
Другие соискатели не сталкивались с подобными вопросами.
Магистр оборвал меня коротким взмахом руки:
— Достаточно. Поговорим позже. Элкса Дал.
Мгновение ушло у меня на то, чтобы вспомнить: Элкса Дал — следующий магистр. Я повернулся к нему. Он выглядел как архетипический злой колдун, непременный участник столь многих дурных атуранских пьес: холодные темные глаза, худое лицо, короткая черная бородка. Несмотря на все это, смотрел он вполне дружелюбно.
— Назови слова первого параллельного кинетического связывания?
Я бойко назвал. Он, кажется, не удивился.
— Какое заклятие использовал магистр Килвин минуту назад?
— Конденсаторно-кинетическое свечение.
— Каков синодический период?
Я недоуменно посмотрел на него:
— Луны? — Вопрос несколько выбивался из ряда.
Он кивнул.
— Семьдесят два с третью дня, сэр. Плюс-минус.
Он пожал плечами и скривил рот в улыбке, словно ожидал поймать меня последним вопросом.
— Магистр Хемме?
Хемме поглядел на меня поверх сложенных лесенкой пальцев.
— Сколько ртути понадобится, чтобы восстановить два гила белой серы? — спросил он презрительно, словно я уже дал неправильный ответ.
За час молчаливого наблюдения я узнал многое. В частности, что магистр Хемме — главная и непревзойденная шельма в этой компании. Он приходил в восторг от затруднений студента и изо всех сил старался найти повод придраться и выбить почву из-под ног. Особую страсть он питал к вопросам с подвохом.
К счастью, я видел, как он испытывал этим вопросом другого студента. Видите ли, белую серу нельзя восстановить ртутью.
— Ну… — протянул я, притворяясь, что обдумываю вопрос. На секунду гнусная улыбка Хемме стала шире. — Если вы имеете в виду красную серу, то около сорока одной унции, сэр.
Я коротко улыбнулся ему. Широко, во все зубы.
— Назови девять главных логических ошибок, — рявкнул он.
— Упрощение. Обобщение. Замкнутость на себя. Редукция. Аналогия. Ложная причинность. Смысловая игра. Нерелевантность аргументов…
Я замолчал, не в силах вспомнить формальное название последнего. Мы с Беном называли его Нальт, по императору Нальто. Меня ужасно раздражало, что я не могу вспомнить слово, хотя читал его в «Риторике и логике» всего несколько дней назад.
Мое раздражение, очевидно, отразилось на лице. Хемме впился в меня глазами, когда я умолк, и ехидно вопросил:
— Ну же, неужели ты не знаешь всего на свете? — и откинулся в кресле, совершенно удовлетворенный.
— Я бы не пришел сюда, если бы не считал, что мне еще есть чему учиться, — резко ответил я, не успев поймать себя за язык.
Килвин по другую сторону стола басовито хохотнул.
Хемме открыл было рот, но ректор заткнул его взглядом, прежде чем тот успел что-либо сказать.
— Итак, — начал ректор, — я думаю…
— Я тоже хочу задать несколько вопросов, — произнес человек справа от ректора. Он говорил с акцентом, которого я не смог распознать, — возможно, его голос давал особенный призвук. Когда он заговорил, все за столом пошевелились и застыли, как листья, чуть тронутые ветром.
— Магистр имен, — сказал ректор с равными долями почтения и тревоги.
Элодин был младше остальных по меньшей мере на десяток лет. Чисто выбритый, с глубокими глазами, среднего роста, среднего сложения — в нем не было ничего особенного, кроме того, как он сидел за столом, порой пристально за чем-то наблюдая, а в следующую минуту скучая и блуждая взглядом среди высоких балок потолка. Он выглядел почти как ребенок, которого заставили сидеть со взрослыми.
Магистр Элодин посмотрел на меня. Я почувствовал это — именно почувствовал — и подавил дрожь.
— Сохекетх ка сиару крема'тетх ту? — спросил он. «Насколько хорошо ты говоришь на сиару?»
— Риеуза, та крелар деала ту. — «Не очень хорошо».
Он поднял руку, оттопырив указательный палец вверх.
— Сколько пальцев я поднял?
Я замешкался на секунду — хотя, казалось бы, вопрос не заслуживал никакого размышления.
— По крайней мере один, — сказал я. — Но точно не больше шести.
Элодин расплылся в широкой улыбке и вытащил из-под стола вторую руку, на ней были подняты два пальца. Он помахал рукой перед носом других магистров, призывая их посмотреть и вертя головой — радостно, как ребенок. Затем он положил руки перед собой на стол и внезапно стал серьезен.
— Ты знаешь семь слов, которые заставят женщину полюбить тебя?
Я посмотрел на него, стараясь решить, есть ли в вопросе что-то еще.
Поскольку больше ничего не добавилось, я просто ответил:
— Нет.
— Они существуют, — заверил меня магистр имен и сел с довольным видом. — Магистр языков?
— По-моему, ответы покрывают большую часть необходимых знаний, — сказал ректор почти про себя.
У меня создалось впечатление, будто его что-то выбило из колеи, но я не мог понять, что именно, — он был слишком сложен для меня.
— Ты простишь, если я буду спрашивать о вещах ненаучных?
Не имея особенного выбора, я кивнул.
Ректор бросил на меня взгляд, затянувшийся, как мне показалось, на несколько минут.
— Почему Абенти не прислал с тобой рекомендательное письмо?
Я колебался. Не все странствующие актеры так достойны уважения, как наша труппа, поэтому, понятно, не все их уважали. Но я сомневался, что ложь — лучший путь.
— Он оставил мою труппу три года назад. С тех пор я его не видел.
Все магистры посмотрели на меня. Я почти слышал, как они производят мысленный расчет, сколько мне тогда было лет.
— Да пойдемте уже, — негодующе сказал Хемме и дернулся, словно собираясь встать.
Ректор бросил на него мрачный взгляд, заставивший его умолкнуть.
— Почему ты хочешь учиться в Университете?
Я стоял огорошенный. Это был единственный вопрос, к которому я оказался совершенно не готов. Что я мог сказать? «Десять тысяч книг. Ваши архивы. Я с детства мечтал их прочитать»? Правда, но слишком по-детски. «Я хочу отомстить чандрианам»? Слишком театрально. «Стать столь могущественным, чтобы никто больше не мог причинить мне боль»? Слишком угрожающе.
Я поднял глаза на ректора и осознал, что молчу уже довольно долго. Не в состоянии придумать ничего больше, я пожал плечами и сказал:
— Я не знаю, сэр. Полагаю, мне придется узнать и это тоже.
В глазах ректора засветился любопытный огонек, но он задавил его и спросил:
— Есть еще что-нибудь, что ты хочешь сказать?
Он задавал этот вопрос другим соискателям, но ни один из них не воспользовался возможностью. Вопрос выглядел почти риторическим, ритуальным — перед тем, как магистры начнут обсуждать плату за обучение для данного студента.
— Да, спасибо, — сказал я, удивив всех. — Я имею честь просить о большем, чем простой прием. — Я сделал глубокий вдох, заставляя сосредоточить внимание на мне. — Я добирался сюда около трех лет. Возможно, я кажусь слишком юным, но я подхожу этому месту не меньше, если не больше, чем некоторые богатые сынки лордов, которые не отличат соль от цианида даже на вкус.
Пауза.
— Однако на данный момент у меня в кошельке две йоты, и в целом мире нет места, где я мог бы достать больше. У меня нет ничего, что я мог бы продать и еще не продал. Назначите мне сумму большую, чем две йоты, — и я не смогу учиться. Назначите меньшую — и я буду здесь каждый день, а каждую ночь буду делать все, чтобы выжить, пока учусь. Я буду спать на улицах и в конюшнях, мыть посуду за кухонные объедки, клянчить пенни, чтобы купить перья. Я буду делать все, что понадобится.
Последние слова я произнес яростно, почти прорычал.
— Но если примете меня бесплатно и дадите три таланта, чтобы я мог жить и купить все необходимое для хорошей учебы, я стану студентом, какого вам еще не доводилось видеть.
Полдыхания стояла тишина, потом раздался громовой раскат хохота Килвина.
— Ха! — проревел он. — Если бы у одного студента из десяти была хоть половина такого задора, я бы учил хлыстом и стулом, а не мелом и доской. — Он тяжело впечатал ладонь в стол.
Это всколыхнуло всех: магистры заговорили одновременно, каждый в своей манере. Ректор чуть махнул в мою сторону, и я воспользовался шансом упасть на стул, стоящий на краю освещенного круга.
Казалось, дискуссия продолжается невозможно долго. Но даже две или три минуты покажутся вечностью, когда ты сидишь, а кучка стариков спорят о твоем будущем. До настоящего крика не дошло, но руками махали изрядно — в основном магистр Хемме, который, похоже, невзлюбил меня так же, как я его.
Все было бы не так плохо, если бы я мог понять, что они говорят, но даже мои чуткие уши слухача не могли уловить, что происходит за столом.
Внезапно они прекратили совещаться, ректор глянул на меня и махнул, чтоб я подошел.
— Да будет записано, — сказал он официально, — что Квоут, сын… — Он умолк, посмотрев вопросительно.
— Арлидена, — продолжил я. Имя прозвучало странно для меня после всех этих лет.
Магистр Лоррен повернулся, моргнув один раз.
— …Арлидена, принимается в Университет на время получения им образования сорок третьего равниса. Зачисление в состав арканума по подтверждении, что он освоил базовые принципы симпатии. Официальный поручитель — Килвин, магистр артефактов. Ему назначается плата за обучение в сумме трех талантов с минусом.
Внутри у меня сгустилась огромная черная тяжесть. С тем же успехом они могли потребовать не три таланта, а все деньги мира — все равно у меня не было ни малейшей надежды заработать их до начала семестра. Помогая на кухне, бегая по поручениям за пенни, я скопил бы столько за год — при определенном везении, конечно.
На миг во мне вспыхнула отчаянная надежда, что я смогу срезать столько кошельков к нужному времени. Но я знал, что эта мысль именно от отчаяния. Люди с такими деньгами обычно лучше знают, куда их класть, а не швыряют в кошелек.
Я не замечал, что магистры уходят из-за стола, пока один из них не подошел ко мне. Я поднял глаза и увидел магистра архивов.
Лоррен оказался выше, чем я предполагал, — около двух метров. С длинным лицом и руками, он выглядел так, будто его хорошенько растянули. Увидев, что я наконец обратил на него внимание, Лоррен спросил:
— Ты сказал, что имя твоего отца Арлиден?
Он спросил это очень спокойно, без тени сожаления или извинения в голосе. Почему-то это ужасно меня разозлило: сначала он на корню подрубил мое стремление попасть в Университет, а теперь подходит и спрашивает о моем погибшем отце так легко, словно желает доброго утра.
— Да, — напряженно ответил я.
— Арлиден-бард?
Мой отец всегда считал себя актером. Он никогда не называл себя бардом или менестрелем. Услышав, что его так называют, я разозлился еще больше, если это было возможно, и даже не соизволил ответить — просто резко кивнул.
Если Лоррен посчитал мой ответ слишком скупым или дерзким, то не подал и виду.
— Мне было интересно, в какой труппе он выступает.
Мое тонкое терпение лопнуло.
— А, вам было интересно, — сказал я со всем ядом, какой мог пролить мой отточенный в труппе язык. — Тогда вам придется еще некоторое время пробыть в неведении. Думаю, у вас хватит терпения перенести его. Когда я вернусь, заработав мои три таланта, может быть, тогда вы сможете узнать.
Я бросил на него яростный взгляд, словно надеясь прожечь его насквозь.
Реакция магистра была почти незаметной, и только позже я обнаружил, что дождаться от Лоррена хоть какой-нибудь реакции — все равно что узреть моргающий каменный столп.
Сначала он выглядел слегка озадаченным, потом чуть-чуть ошарашенным, потом, поскольку я так и пялился на него, выдал бледную тонкую улыбку и молча вручил мне полоску бумаги. Я развернул ее и прочитал:
«Квоут. Весенний семестр. Обучение: —3 тлн». Минус три таланта. Конечно.
Облегчение затопило меня. Будто огромная волна сшибла меня с ног — я внезапно сел на пол и разревелся.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
С ГОРЯЩИМИ ГЛАЗАМИ
Лоррен вел меня через двор.
— Об этом и была большая часть дискуссии, — объяснил магистр Лоррен голосом спокойным, как камень. — Тебе надо было назначить плату. Всем полагается плата.
Придя в себя, я извинился за свое ужасное поведение. Он спокойно кивнул и предложил проводить меня к казначею, чтобы не вышло никакой путаницы с моей вступительной «платой».
— После того как было решено принять тебя на тех условиях, что ты предложил… — Лоррен сделал краткую, но многозначительную паузу, подводя меня к мысли, что все оказалось не так просто. — Возникла некоторая проблема: не было еще случая, чтобы поступающим студентам раздавали деньги. — Он снова сделал паузу. — Довольно необычная ситуация.
Лоррен провел меня через холл и вниз по лестнице в другое каменное здание.
— Здравствуй, Рием.
Казначей был раздражительным пожилым человеком, который стал еще раздражительнее, когда узнал, что ему придется отдавать деньги мне, а не наоборот. После того как я получил три таланта, магистр Лоррен вывел меня наружу.
Я вспомнил кое-что и порылся в кармане, радуясь поводу сменить тему беседы.
— У меня есть расписка из «Разорванного переплета». — Я передал ему клочок бумаги, забавляясь мыслью, что подумает владелец, когда книгу, проданную ему грязным уличным оборванцем, вдруг потребует назад университетский магистр архивов. — Магистр Лоррен, я очень ценю, что вы согласились сделать это, и надеюсь, вы не сочтете меня неблагодарным, если я попрошу еще об одном одолжении…
Лоррен бросил взгляд на расписку, прежде чем сунуть ее в карман, и внимательно посмотрел на меня. Нет, не внимательно. Не вопросительно. На его лице вообще не было никакого выражения: ни любопытства, ни раздражения — ничего. Если бы не тот факт, что его взгляд был сосредоточен на мне, я бы мог подумать, что он обо мне забыл.
— Проси, не стесняйся, — сказал он.
— Эта книга. Она — все, что у меня осталось от… прежней жизни. Я бы очень хотел выкупить ее у вас когда-нибудь, когда у меня будут деньги.
Он кивнул, по-прежнему не изменившись в лице.
— Это можно устроить. Не беспокойся: ее будут хранить так же тщательно, как любую другую книгу в архивах.
Лоррен поднял руку, подзывая проходящего мимо студента.
Рыжеватый юноша резко остановился и, явно занервничав, подошел. Излучая почтение, он кивнул магистру архивов, кивок получился похожим на поклон.
— Да, магистр Лоррен?
Лоррен указал на меня своей длинной рукой.
— Симмон, это Квоут. Ему надо все тут показать, записать на уроки и все такое. Килвин хочет его на артефакцию. В остальном доверяйся своему опыту. Сможешь?
Симмон снова кивнул и отбросил волосы с глаз:
— Да, сэр.
Не сказав больше ни слова, Лоррен повернулся и пошел широким шагом, заставлявшим его черную магистерскую мантию развеваться позади.
Симмон выглядел юным для студента, но все же старше меня на пару лет. Он был выше, но лицо и по-детски робкие манеры выдавали в нем мальчишку.
— У тебя есть где остановиться? — спросил он. — Комната в трактире или что-нибудь?
Я покачал головой.
— Я только пришел. Главное было — сдать экзамен, дальше не загадывал.
Симмон хмыкнул:
— Знаю, что это такое. В начале каждой четверти все еще потею от страха. — Он указал налево, вдоль широкой аллеи, окаймленной деревьями. — Тогда пойдем сначала в гнезда.
Я остановился.
— У меня не так уж много денег, — признался я.