Последний вечер в Лондоне Уайт Карен

– То, что человек пропал, еще не значит, что он хочет, чтобы его нашли.

Колин подался вперед.

– Но вы же были как сестры. Разве ты не хочешь снова увидеть ее?

– Это было бы интересно, – добавила я. – Две подруги обсуждают моду во время войны и на протяжении десятилетий.

Прешес посмотрела мне в глаза; в ее собственных глазах, словно неуловимые призраки, промелькнули тени.

– Да, Мэдди. Ты права. – Она сделала глубокий вдох. – И мне кажется, ты именно тот человек. Чтобы найти Еву. Чтобы рассказать наши истории. Для наших семей. Ты понимаешь, верно?

Я кивнула, потому что действительно понимала. Истории, которые передавались из поколения в поколение, служили краеугольным камнем традиций семьи южан. И будет правильно, что я как кровная родственница – пусть и весьма далекая – расскажу ее историю.

– И даже если я не смогу разыскать Еву, вы сможете включить ее в свою историю, и так она останется в памяти.

– И так она останется в памяти, – повторила Прешес. Улыбка коснулась ее окрашенных в персиковый цвет губ. – Мне это нравится. Очень нравится.

Несмотря на уверенность в ее словах, я все еще видела тени в ее глазах. Горе – как призрак.

– Хорошо, – проговорила я. – Сегодня и начну.

Колин наклонился вперед.

– А как ее фамилия?

– Попробую вспомнить. Это было так давно. – Прешес положила ладони на край стола. – Я себя плохо чувствую. С вашего позволения, я прилягу. – Колин отодвинул ее стул и помог ей встать. Она одарила меня неуверенной улыбкой. – Я попрошу Лауру упаковать вам сэндвичи с «пименто», чтобы вы могли устроить пикник в Риджентс-Парк. Сады Королевы Марии просто очаровательны в это время года. Было бы обидно потратить напрасно такой прекрасный денек. Я дам тебе знать, когда буду готова к следующей беседе. Может быть, вечером или завтра утром. Но у тебя для вдохновения есть все эти наряды. Выбери тот, который тебе покажется наиболее интересным, с него и начнем.

Тоже поднявшись, я встретилась с Колином взглядами, но он лишь коротко покачал головой, провожая Прешес в комнату. Я взяла портсигар, чтобы положить его в сумочку, и заметила ярлык, вышитый на атласной подкладке. Прочитать написанное было сложно, но стежки когда-то сделали золотой нитью, и солнечный свет выхватил буквы:

ДОМ ЛУШТАК, ЛОНДОН

Я застегнула пряжку, а в голове эхом прозвучали слова Прешес. То, что человек пропал, еще не значит, что он хочет, чтобы его нашли.

Скользнув взглядом по крышам террасных домов в сторону парка, я постаралась представить, как с неба падают бомбы, а воздух наполняют пламя и осколки. И не смогла. Двойственные образы были слишком несовместимы, словно песок и море.

Я внесла сумочку в дом и закрыла за собой дверь балкона, размышляя, почему Ева, где бы она ни была, решила остаться пропавшей.

Глава 7

Лондон

март 1939 года

Ева остановилась перевести дыхание у дверей кафе «Хорват»: она переводила взгляд с нарисованных на стекле витрины букв, рекламирующих «Завтраки рабочего», «Хорликс» и «Боврил», на свое отражение. Она опаздывала на встречу с мистером Данеком, но ей не терпелось показать ему свой новый образ и получить одобрение по поводу шикарного наряда, на который она потратила почти всю свою зарплату. Это было глупо, она понимала. Но наряд был ее вкладом в будущее. Если она хотела повысить собственный статус в обществе, ей было необходимо приодеться для своей новой роли.

Она вошла. Снимая пальто, она заметила, что в кафе что-то изменилось, а разговоры на беглом чешском внезапно прервались и растворились, словно тайна, в клубах сигаретного дыма, висевшего над небольшими столиками.

Затем из-за непрозрачной стеклянной барной стойки кто-то выкрикнул заказ на английском, и все снова стало как обычно. Почти. Ева выбросила из головы ощущение, что она что-то прервала, желая как можно скорее поделиться подробностями последних двух недель с мистером Данеком.

– Ева.

Она повернулась на оклик. Расправив плечи, она двинулась к столику в дальней части кафе, аккуратно вышагивая в своих новых замшевых туфлях и ощущая на себе взгляды всех посетителей. Она чувствовала внимание людей по пути на остановку, от остановки и в автобусе. Как мужчины, так и женщины смотрели на нее так, словно она какой-нибудь приз, который нужно выиграть. Или мечта, которую нужно воплотить.

И она была и тем, и другим. Она была леди Блейкни из фильма «Алый первоцвет», предметом зависти. Умной и красивой женщиной, вызывающей у всех восхищение; женщиной, способной привлечь внимание интеллигентного и благородного мужчины со средствами.

При ее появлении мистер Данек встал с места, преисполненный искренним восхищением. Слишком высоко витая в облаках эйфории и не насторожившись поэтому от приглушенных голосов в кафе или от мятой газеты на столе, Ева покружилась, щеголяя шикарным светло-голубым костюмом-двойкой. Превосходно скроенный, он идеально сидел на ней; очаровательный красный бант на кармане и точно такой же слева на груди облегчали однотонность цвета. Фетровая шляпка с загнутыми краями и пальто под стать ей, небрежно перекинутое через руку, создавали ощущение, что Ева нарядилась для чаепития в королевском дворце. Лайковые перчатки и сумочка Прешес послужили – со слов самой Прешес – восклицательным знаком в конце предложения. И, поворачиваясь еще раз, Ева совершенно точно понимала, что Прешес имела в виду.

– Ты выглядишь сногсшибательно, – проговорил мистер Данек, выдвигая ей стул. – Но, надеюсь, ты оставила немного денег на еду.

Ева рассмеялась, но мистер Данек не поддержал ее. В этот момент она и заметила за столом другого мужчину, почти скрытого завесой табачного дыма. С круглого, красного от оспин лица на нее смотрели, не отрываясь, два темных глаза. Сшитый на заказ пиджак идеально сидел на широких плечах и крупных, мускулистых руках мужчины. Он не поднялся при ее приближении, а в его взгляде читался лишь легкий интерес, словно перед ним ползла ничтожная букашка.

– Ева, это еще один мой соотечественник, Иржи Земан.

Незнакомец посмотрел на нее. В его взгляде не читалось ни угрозы, ни дружелюбия. Руки он не подал.

– Ева Харлоу, – проговорила Ева с натянутой улыбкой.

– Приятно познакомиться с вами. – Голос Иржи оказался тоньше, чем она ожидала. Он подвинул стул, освобождая место. – Антон мне о вас рассказывал.

Ева, не произнеся ни слова, снова улыбнулась и принялась сосредоточенно расправлять юбку на стуле, не желая признаваться себе в том, что ей-то мистер Данек ни разу не говорил про него.

Мистер Данек выкрикнул что-то на чешском бармену, и на столе перед Евой появилась чашка дымящегося кофе.

– Я бы сделал комплимент твоему макияжу, – проговорил он, – но мне кажется, лицо у тебя сияет от чего-то другого.

– Я влюбилась, – сообщила Ева чуть громче, чем хотела. Конечно же, она не собиралась сообщать об этом в присутствии незнакомца. Но ее это не волновало. Впервые в жизни она поняла, из-за чего возникала вся эта суматоха в кинофильмах, которые она смотрела в кинотеатрах.

Иржи ничего не сказал, а лишь продолжал смотреть на нее со странной улыбкой. Мистер Данек откинулся на стуле и поднес сигарету к губам. У него красивые руки, подумала Ева. Впервые она заметила их, когда он наносил макияж одной из моделей. Это были руки пианиста или художника. Однажды она сказала ему об этом, а он окинул ее таким грустным взглядом, что она тут же пожалела, что не промолчала. И только спустя какое-то время, когда они собирали наборы для макияжа, он сказал ей, что учился музыке в Карловом университете в Праге, но был вынужден забросить и фортепиано, и свои амбиции, когда умерла его жена. Оставшись один, он перебрался в Англию. Когда Ева спросила, почему, он ответил, что уехал, пока еще мог выбирать.

– А-а-а, – протянул мистер Данек. – Теперь понятно, почему ты так мило зарделась. – Его лицо помрачнело. – Приятно осознавать, что любовь еще существует в наши дни, когда по всему миру творятся такие ужасные вещи.

Теперь Ева заметила измятый экземпляр «Дейли Миррор» на столе. Она развернула его и прочитала набранный жирным шрифтом заголовок: «ГИТЛЕР ПРИБЫВАЕТ В ПРАГУ». Она снова подняла глаза на мистера Данека, жалея, что обращала внимание на дикторов Би-би-си только для того, чтобы скопировать их произношение. Не то чтобы она не интересовалась событиями в мире; она интересовалась. Просто все это казалось таким далеким от того счастья, которое она испытывала впервые в жизни. Ева указала пальцем в строку вводного абзаца.

– Тут говорится, что вторжение было бескровным.

Внезапно из-за соседнего столика поднялся невысокий темноволосый мужчина.

– Бескровным? – Он шумно выдохнул. С сильным, как у мистера Данека, акцентом, он произнес: – Попомните мои слова – это лишь начало. – Он ткнул в сторону Евы коротким пальцем. – Ваш Чемберлен и его Мюнхенское соглашение, которые говорят, что отдать Судетскую область Гитлеру – это «мир для нашего времени». – Он брезгливо помотал головой. – Все, что он сделал, – это скормил тирану небольшую часть моей страны, и от этого тиран захотел еще больше. Теперь он забрал всю Чехословакию и все еще голоден. Кто следующий, а? Посмотрите, что он сделал с Австрией, как евреев повыкидывали с их должностей, а их синагоги и дома сожгли. Он намеревается поглотить всю Европу, пока в ней не останется ни одного еврея.

Он наклонился к Еве. Она чувствовала в его дыхании запах кофе и сигарет.

– Гитлер не остановится, пока не переедет в Букингемский дворец. И это будет не бескровно. Помяните мое слово.

Мужчина бросил деньги на столик и удалился из кафе, громко хлопнув дверью. Удивленно повернувшись на странный звук поблизости, Ева увидела Иржи. Он, как оказалось, смеялся. Но это был не тот выражающий радость смех, к которому она привыкла, а болезненный, захлебывающийся звук, словно Иржи только что проглотил что-то горькое.

Наклонившись вперед и затушив сигарету в пепельнице, Иржи произнес:

– Невоспитанные и невежественные люди будут всегда. И они никогда не увидят историю со всех сторон.

Ева обнаружила, что не может смотреть на него. Вместо этого она принялась разглядывать кофейники – разношерстную коллекцию всех размеров, форм и цветов, – расставленные на длинной полке над стойкой. Мужчина, вылетевший из кафе, хлопнув дверью, показался ей не невеждой, а человеком, страстно отстаивающим свои убеждения и более сведущим в ситуации, которую она посчитала недостаточно серьезной, так как лично ее она не затрагивала. У нее защипало глаза от стыда, и ей пришлось подождать, пока зрение не прояснится настолько, чтобы можно было прочитать меню на стене. Только после этого она повернулась к мистеру Данеку.

– Это правда? Все так ужасно, как сказал этот мужчина?

– Мы с Иржи как раз это и обсуждали. Верно?

Иржи закурил еще одну сигарету резким и решительным жестом.

– Это то, что ты называешь «говорить не умолкая»? – Он выпустил изо рта целое облако дыма. – Если прерывать того, кто пытается высказать свое мнение, то и не будет противоположной точки зрения, да?

Мистер Данек вымученно улыбнулся Еве.

– Ситуация в нашей стране беспокоит многих. Кто-то видит в ней что-то хорошее. Другие видят в этом иностранное вторжение. Иржи достаточно тверд в своих взглядах. Он надеется переубедить и меня и других. – Он улыбнулся, и Ева попыталась притвориться, что не заметила, как ей не хватает всеобщего восхищения, к которому она уже привыкла. – Я же предпочитаю подождать и посмотреть, чтобы сформировать собственное мнение.

Иржи, встал, стукнув стулом о стол.

– А я предпочитаю разговаривать с человеком не столь твердолобым. – Он слегка поклонился Еве. – Мисс Харлоу, – произнес он и вышел.

Он на удивление легко двигался, создавая впечатление танцующей гориллы.

– Иржи руководил большой конюшней в поместье под Карловыми Варами в Судетской области, которым владел дядя нашего общего друга. Он объезжал лошадей.

Мистер Данек выпустил дым изо рта, подчеркивая значимость своих слов.

– Он уехал из Чехословакии потому же, почему и вы?

– Что-то вроде. Но достаточно о грустном.

Стараясь скрыть облегчение, Ева потянулась в сумочку Прешес за сигаретой «Матини». Она купила их только из-за рекламного сообщения в газете, гласившего, что умные женщины курят такие сигареты.

Ее пальцы дрожали, и она с удивлением почувствовала, как ей на руку опустилась ладонь мистера Данека. Их глаза встретились, и он улыбнулся.

– Не стоит стыдиться того, что у тебя в голове другие вещи, Ева. Твоя работа – делать мир прекрасным. Красота всегда желанна, даже в тяжелые времена. Любовь и красота стоят того, чтобы их оберегать. Именно они проливают свет на этот мрачный мир.

– Спасибо вам за ваши слова.

Нахмурившись, Ева опустила взгляд на свой портсигар. Она отыскала его в благотворительном магазине; на нем были выгравированы чужие инициалы, и она хорошо сторговалась. Теперь же одна петля сломалась, и незакрепленные сигареты вываливались в сумочку. Она вздохнула и подняла портсигар, чтобы показать мистеру Данеку. – Придется ждать следующей зарплаты и покупать новый.

– Или кто-нибудь подарит тебе новый. Например, твой ухажер. Расскажи мне – кто он?

Ева почувствовала, как при одной лишь мысли о Грэме ее щеки заполыхали. Они дважды ходили в ресторан, танцевали в «Кафе де Пари» и слушали концерт на открытом воздухе в Риджентс-Парке. Еще они пошли покататься в парке на лодках, но обнаружили, что озеро закрыто до конца марта. Пошел дождь, и к тому времени, когда они нашли укрытие на скамейке под большим ясенем, оба промокли насквозь. Он целовал ее, и его губы были мягкими и нежными – все происходило именно так, как Ева себе представляла. Она ощущала на своих губах его вкус: вкус дождя и зноя, вкус прошедшей зимы и молодой весны, – и ей хотелось раствориться в нем и кануть в их новый мир под прикрытием листьев ясеня.

– Он очарователен, – проговорила Ева, представляя себе не только зеленые глаза и широкие плечи Грэма, но и звук его голоса, произносящего ее имя, и его чуть кривоватую улыбку, и ямочку на подбородке. А еще ей нравился небольшой шрам над левой бровью – в восемь лет он упал с дерева, пытаясь спасти котенка сестры. Все для нее было вновь. То, как ее грудь пылала, когда он был рядом, как покалывало кожу, когда он смотрел на нее. То, как целый мир теперь, казалось, наполнял свет, а прошлое казалось лишь бледной тенью за ее спиной.

Откашлявшись, она продолжила:

– Его зовут мистер Грэм Сейнт-Джон. Последние два года он служил в Дипломатическом корпусе в Рангуне, столице Бирмы, и только что вернулся в Лондон. Он работает на Уайтхолл, в Министерстве внутренних дел. Точно не знаю, кем именно – что-то связанное с противопожарной системой. Он говорит, что не хочет утомлять меня всякой рутиной. Он остановился у своей сестры Софии в особняке их родителей на Беркли-Сквер, пока не подобрал себе квартиру. София собирается замуж в июле, и ее родители отдают дом ей и ее жениху Дэвиду в качестве свадебного подарка.

Официант поставил еще одну чашку перед мистером Данеком. Мистер Данек несколько секунд смотрел на кофе, а потом снова поднял глаза.

– Ты же позволишь мне сделать тебе макияж на твою свадьбу, да?

Ева поднесла чашку к губам, чтобы скрыть свое настроение, не желая, чтобы он увидел надежду на ее лице. Было слишком рано надеяться на что-то.

– Когда – и если – я действительно буду выходить замуж, мистер Данек, обещаю, что никому, кроме вас, не доверю мой макияж.

Внезапно ее озарило.

– София на следующей неделе устраивает званый вечер и пригласила меня – официально мы еще не знакомы. Вы же не откажетесь сделать мне макияж на это мероприятие? Я хочу выглядеть лучше всех.

– Конечно, – ответил мистер Данек, наклонившись вперед, чтобы затушить сигарету в пепельнице. Затем снова откинулся назад и положил ногу на ногу. – Я обязан спросить. Значит ли это, что твой мистер Сейнт-Джон знает об Этель Молтби? Он и его любезная сестра София принимают твое прошлое?

Пальцы Евы замерли на ручке чашки. Она так сильно сжала ее, что пришлось опустить ее на стол, чтобы не разбить.

– Нет, – тихо проговорила она. Подняв глаза на мистера Данека, она более уверенно произнесла: – По крайней мере, пока. Я не хотела все испортить. Мне кажется, что он чувствует ко мне то же самое, но мне нужно больше времени, чтобы понять наверняка. – Она закусила губу. – Я сказала Грэму, что я – единственный ребенок в семье врача и его жены из Девона. Сказала, что мои родители погибли в автомобильной аварии и что у меня не было другой родни и средств к существованию, поэтому я приехала в Лондон, чтобы достойно зарабатывать на жизнь в качестве модели.

– И что Грэм на это сказал? Дочери сельских врачей обычно не оказываются в столь же высоком обществе, что и Сейнт-Джоны.

Ева выпрямилась и расправила плечи.

– Грэм сказал, что ему нравится моя находчивость и он восхищается моей отвагой. А еще он сказал, что уж если он считает меня замечательной и достойной, то и София будет так считать. Они очень близки.

Глаза мистера Данека лучились доброжелательностью, смягчавшей резкость его слов.

– Но ведь ты же скажешь ему правду, да? Потому что ложь – не лучший фундамент для любых отношений. Она может разрушить все, что на ней построено.

– Я скажу ему. Обязательно. Мне просто нужно больше времени, чтобы убедиться в его чувствах ко мне.

Мистер Данек сузил глаза.

– Ты очень умная девушка, Ева. И очень амбициозная. И то и другое достойно восхищения. – Он опустил ногу на пол. – Только не забывай о благоразумии.

Она рассердилась.

– Я всегда благоразумна. Всегда. Я бы не смогла пройти весь этот путь без него, верно ведь? – С ужасом она поняла, что в ее речи зазвучал йоркширский акцент. Иногда так бывало – в минуты усталости или раздражения. Ей следовало быть осмотрительней. Особенно с учетом приближающегося званого ужина у Софии.

Мистер Данек достал еще одну сигарету и снова закурил.

– Можешь еще что-нибудь рассказать мне о своем Грэме? Уважь меня, Ева. Мне кажется, я неплохо вжился в роль отца.

Ева, признательная за появившуюся в его голосе мягкость, улыбнулась. Она отпила кофе, обдумывая ответ.

– Он очень интересуется архитектурой, и его мама желала бы его видеть не чиновником, а архитектором. Ей кажется, что эта профессия более благопристойна.

Мистер Данек выпустил кольца из дыма, и Ева смотрела, как они поднимались к потолку, пока не растаяли в воздухе. Она торопливо заговорила, желая направить беседу в нужное русло.

– Грэм обещал взять меня в июле на крикетный матч между Итоном и Хэрроу в Лордз Крикет-Граунд. Он посещал Итоном и очень гордится тем, что Итон побеждает уже тридцать один год. Должно быть, будет потрясающе.

– Ты поклонница крикета?

На этот раз улыбка мистера Данека выглядела искренней.

– Я о нем ничего не знаю, но Фрея обещала научить меня, чтобы я не выглядела невеждой. У нее три брата, и все они играют. Она посетила больше матчей, чем хочет вспоминать.

– А Фрея? Она сделает это бесплатно?

Ева покачала головой.

– Нет. Взамен я позволю ей взять мое новое пальто с воротником из лисьего меха на два вечера по ее выбору. Я решила, что сделка справедливая.

Мистер Данек задумчиво курил, глядя на нее чуть сузившимися глазами. Это заставляло Еву нервничать, словно она неправильно ответила на экзамене.

– Чья это была идея – предложить плату, – твоя или ее?

– Конечно, моя, – с гордостью проговорила Ева. – Никто ничего не получает просто так. Так это не делается.

– Значит, ты всегда ждешь плату за доброту?

Ей показалось, что он над ней смеется. Ева почувствовала, что краснеет.

– Я оплачу вам макияж.

Мистер Данек помахал рукой в воздухе.

– Я не приму платы. Это подарок, который дается просто так. Так и должно быть между друзьями, да?

– Да, конечно.

– Тогда позволь, я дам тебе бесплатный совет как друг.

Ева разозлилась, с горечью понимая, что не смогла провести мистера Данека. Она подумала было встать и выйти из кафе, но вместо этого осталась на месте и кивнула.

– В моей стране есть старая присказка: eho nelze pedlati, darmo na to ehrati. В вольном переводе это означает: принимай мир таким, какой он есть.

Ева нахмурилась, не понимая. У нее всегда лучше получалось с однозначными вещами, с цифрами и точными ценами на товары. Поговорки и присказки были для нее словно сказки матери, которые та рассказывала ей в детстве, – истории о придуманных людях в воображаемых мирах, которые не имели никакого отношения к тому, как заполнить желудок.

Мистер Данек взял ее ладонь в свою.

– Это означает, что ты не можешь контролировать все, Ева. Пустьвсе происходит, как должно, иначе ты сойдешь с ума.

Ее злость вырвалась наружу, и она заговорила, прежде чем успела обдумать свои слова.

– Как с вашей страной? Зачем бороться с Гитлером, если он все равно победит?

Мистер Данек продолжал улыбаться.

– Быть может, тут речь скорее о выборе того, что для нас важнее всего. И о выборе времени борьбы за наши убеждения. Ты, Ева, еще слишком молода и красива, чтобы заниматься сейчас чем-то иным вместо получения удовольствия от жизни. – Его лицо помрачнело. – Жизнь коротка и непредсказуема. Наслаждайся ею, пока можешь.

Она опустила глаза на свои руки.

– Я люблю Грэма. И не хочу, чтобы что-то менялось.

– Все всегда меняется, Ева. Ты не можешь контролировать изменения. Ты можешь лишь подготовиться к ним.

Она не очень хорошо поняла, что он имел в виду, но ей очень захотелось уйти, прежде чем его слова проникнут слишком глубоко в ее сознание.

– Мне нужно бежать. До свидания, мистер Данек. Скоро еще пообщаемся!

Она встала и быстро пошла к выходу.

Мистер Данек крикнул ей вдогонку:

– У меня есть для тебя помада. Совершенно новая, от «Макс Фактор», такая есть только в Голливуде. Говорят, ее обожает Кэрол Ломбард.

Ева хотела уйти, показать ему, что ей плевать на помаду, что ее не соблазнишь подарком. Но он снял колпачок и показал ей насыщенный вишнево-красный оттенок, идеально подходящий к платью, которое она собиралась надеть на званый вечер Софии. Против собственной воли Ева вернулась к столику, а ее рука протянулась, чтобы взять тюбик, еще до того как она смогла запретить себе брать его.

– Она прекрасна, – проговорила она. – Благодарю вас. – Она снова повернулась к двери, но остановилась. – Мистер Данек, не в моих правилах давать миру действовать, как ему заблагорассудится. Если бы это было не так, я бы сейчас стирала белье вместе со своей матерью в Йоркшире.

– Это вызывает восхищение. Такое мужество сослужит тебе хорошую службу. И твой мистер Сейнт-Джон согласился бы со мной. Если бы знал, конечно.

Еве хотелось разозлиться на него за критику. Но в его взгляде было так много отчаяния и грусти, что она сдержалась. Такое же выражение она видела в глазах своей матери, которые с каждым годом, казалось, омрачались все больше – до такой степени, что Ева уже решила: если она не уедет, то утонет в отраженном в них страдании.

– До свидания, мистер Данек. И еще раз спасибо за помаду, – вместо этого сказала она и вышла из кафе.

Она шла по тротуару. Шуршание ее новой юбки и постукивание новых замшевых туфель снова подняли ей настроение, так, что она почти забыла грусть в глазах мистера Данека и все, что он ей сказал. Почти забыла.

Глава 8

Лондон

май 2019 года

И снова я летела по шоссе с Арабеллой в ее красном «БМВ» – на этот раз в направлении дома родителей Колина в Гилфорде, графство Суррей. Мой телефон зажужжал, но мне не было нужды смотреть на него – я и так знала: снова звонила Кэсси, чтобы узнать, приеду ли я домой на Рождество и свадьбу Нокси. Уж если я что и знала о своей тете, так это то, что она упрямее термита в ветхом амбаре.

Стоял теплый и солнечный денек – точнее, теплый и солнечный для весенней Англии, – и Арабелла опустила крышу. Когда навстречу нам пронеслась очередная машина, я различила уже привычные шокированные лица пассажиров внутри.

– В Соединенном Королевстве ведь существует ограничение скорости, да? – спросила я, стараясь перекричать ветер.

Арабелла, казалось, всерьез задумалась.

– Думаю, да. – Ее телефон, лежащий в подстаканнике, зазвенел. – Ты можешь взять трубку и попросить, чтобы они позвонили моей помощнице? Я ей дала указание отвечать сегодня на все мои звонки, пока я работаю вне офиса.

Я искоса посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на экран. Мы поехали в командировку, чтобы найти пропавшую подругу Прешес, Еву, и выяснить все возможное о прошлом Прешес. Арабелла видела, как ее идея для статьи перерастает в нечто гораздо большее, чем кто-либо из нас мог себе представить вначале: то, что изначально планировалось просто статьей о моде до и во время войны, теперь разрослось до более личного взгляда на жизни, влюбленности и дружбу людей, которые сами это пережили. Именно поэтому мы направлялись в Суррей и именно поэтому она имела право называть нашу поездку «работой вне офиса».

– Какой-то Уил. Фотографии нет.

Щеки Арабеллы зарделись.

– А, ну хорошо. Можешь тогда ответить ему сообщением, что я перезвоню ему позже?

– Конечно, – проговорила я, нажимая на экран. Я не стала спрашивать, кто такой Уил. Не то чтобы я не интересовалась – я, конечно же, интересовалась. Просто мне не нравилось потом отвечать взаимностью, рассказывая о себе. Кроме того, я знала, что в конце концов она мне все расскажет.

– А что в той сумке? – спросила Арабелла, указывая на заднее сиденье.

– Вчерашний пикник. Лаура приготовила его для меня с Колином, но ему пришлось возвращаться в офис. Поэтому я взяла его для нас. Ты ведь любишь «пименто», да?

Она скривила мордочку, чему я тихо порадовалась – это значило, что мне больше достанется.

– Думаю, нам она не пригодится. Ехать чуть больше часа, а тетя Пенелопа ждет нас на обед. – Она окинула меня взглядом. – До сих пор не понимаю, почему Колин не пришел. Он говорил, что ему интересно помочь нам в расследовании, и вроде бы это его действительно увлекло.

Я не ответила, продолжая сосредоточенно смотреть на стремительно исчезающий асфальт перед нами. Сквозь ветер я расслышала, как она вздохнула.

– Он что, не знает?

Я отвернулась, чтобы она не увидела виноватого выражения моего лица.

– Когда я предложила попросить его мать помочь нам найти Еву, Колин сказал, что это хорошая мысль, но, наверное, стоит подождать до выходных из-за его работы. А я ждать не хотела, поэтому позвонила тебе.

И это было чистейшей правдой. Правда, я не упомянула, что не хотела проводить времени с Колином больше, чем необходимо. Было между нами что-то неразрешенное, туман, который вот-вот мог рассеяться. Меня все устраивало в нынешнем виде, потому что в Колине Элиоте всегда было нечто способное изменить мое решение, касающееся взаимоотношений.

– Значит, я оказалась злодейкой. Умно, Мэдди. Или, скорее, даже вероломно.

– Я пытаюсь сделать свою работу и осчастливить старую леди, найдя ее давно потерянную подругу. Где тут вероломство?

Арабелла состроила рожицу.

– Мы обе с тобой знаем, что тут скорее дело в тебе и тех чувствах, о которых ты не говоришь. Просто знай, что Колин не обрадуется, когда узнает, что ты действуешь у него за спиной.

– Я? – с невинным видом переспросила я. – Это же ты звонила его матери.

Она свирепо зыркнула на меня, а затем сосредоточилась на дороге.

Чтобы поменять тему, я произнесла:

– Я никогда не была в загородном доме его родителей. Он старый?

– Да, довольно-таки старый. Изначально на территории стояло средневековое поместье, но в шестнадцатом веке родоначальник Сейнт-Джонов построил этот дом. И он с тех пор всегда принадлежал семье.

– Ух ты. А я-то думала, что дом моего деда старый. Его построили в середине девятнадцатого века.

– Все равно довольно старый по американским меркам, – снисходительно проговорила Арабелла. – Но держу пари, Овенден-Парк видел побольше почетных гостей.

– Овенден-Парк? У дома Колина есть название?

– О да. А еще есть молочная ферма. Вообще-то дом называется Овенден-Холл, а все остальное поместье – Овенден-Парк. Мы можем сходить погладить парочку коров, если будет время. Ты же слышала об овенденском мороженом?

Она съезжала с дороги, дав мне несколько секунд подумать.

– Почему я раньше ничего об этом не слышала?

– Ты же никогда и не спрашивала, так ведь? Ты и о себе не особенно откровенничаешь. Если бы не твой акцент и не моя удивительная способность к дедукции, мы бы даже не узнали, что ты из Америки. Что касается Колина… ну, у него тоже свои причины. Хорошо, что у вас двоих есть я, иначе вы бы никогда не познакомились.

Я молчала, пока она маневрировала по узкой улочке, окруженной с обеих сторон густой живой изгородью, которая грозила оторвать наружные зеркала.

– Ты упомянула почетных гостей.

– Ну, как-то раз приходила Королева Елизавета Первая, и пару раз, по-моему, ее наследник – Король Яков Первый.

– Твоя взяла, – сказала я. – Генерал Шерман со своей армией промаршировал мимо дома моего деда во время похода к морю в Гражданскую войну, но не остановился там. По крайней мере, я об этом ничего не знаю. И он не поджег дом [8], что было довольно мило с его стороны. Легенда гласит, что моя пра-пра-бог-ее-знает-какая-бабушка встретила его с метлой в руках на крыльце, и он был так поражен ее отвагой и красотой, что приказал не причинять вреда дому и его жильцам.

– Ну, это уже кое-что, – с ослепительной улыбкой заявила Арабелла.

– Да, наверное, – проговорила я. От мысли о доме защемило сердце, и именно в этот момент снова зажужжал мой телефон.

– Не возьмешь? – спросила Арабелла.

Я отключила звук и убрала телефон в сумочку.

– Не сейчас. Позвоню ей позже.

– Ей?

– Моей тете Кэсси.

– Твоей тете Кэсси? Так у тебя есть тетя?

– Сестра моей матери. Я о ней точно рассказывала. Она теперь живет в доме моего деда. – Я подалась вперед и посмотрела сквозь ветровое стекло. – Долго еще? Я с голоду умираю.

– Нет, вроде не упоминала. Наверное, что-то срочное, раз она продолжает звонить. Мы уже почти приехали, но я могу ехать помедленнее – ты как раз сможешь перезвонить.

Я вздохнула.

– Это не срочно. Она просто хочет узнать, приеду ли я на Рождество. Моя сестра выходит замуж.

– По мне, ответ несложный, – сказала Арабелла, останавливая машину перед воротами, за которыми пасся скот.

– Я открою, – ответила я, желая закончить разговор. Арабелла отлично умела копаться в душе. Я же получила достаточно профессиональной терапии и знала: то, что во мне не так, исправить нельзя. Выйдя из машины, я вдохнула знакомый аромат пропитанной солнцем травы и еще один запах, который, видимо, относился к коровам. Не совсем уж неприятный, но определенно грубее привычного. Я отперла ворота и вернулась в машину, избегая взгляда Арабеллы, уверенная, что она все еще ждет объяснения, почему я не хочу ехать домой.

Мы не произнесли ни слова, пока ехали по гравийной дороге, снизив скорость из-за камешков, царапающих красную краску «БМВ». Затем за изгибом дороги появился дом, и я – что со мной случалось крайне редко – потеряла дар речи. Это был даже не дом, а скорее монастырь, как в «Аббатстве Даунтон»: белокаменный, с многочисленными флигелями по обе стороны от главного входа, шестью дымовыми трубами и с таким количеством крутых фронтонов на двускатной крыше, что их трудно пересчитать. Окон с множеством маленьких секций было больше, чем камня, и я тут же представила себе счет за тепло зимой.

Арабелла въехала на широкую круговую дорожку и припарковалась перед главным входом, расположенным под массивным полуфронтоном и рифленым веерным окном. Стоящие вплотную к дому каменные колонны с каннелюрами обрамляли дверь и при этом совершенно не контрастировали с яркостью, которую придавали входу расположенные по обе стороны от него горшки с живыми цветами. К двери поднимались две истертые мраморные ступени, и прежде чем я смогла предложить войти через задний вход, дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая стройная женщина под семьдесят. Она была одета в штаны для верховой езды и белую блузку на пуговицах; на ее морщинистом лице играла широкая приветливая улыбка. Я вспомнила, что родители Колина были старше, хотя в этой женщине чувствовалась моложавость, не вяжущаяся с возрастом. На штанах для верховой езды виднелись пятна грязи, но вместо сапог для езды она надела сабо.

– Все четко по расписанию! Я только что вынула киш [9] из духовки и раздумывала, достаточно ли тепло, чтобы расположиться в саду за домом.

Она обменялась с Арабеллой поцелуями, а затем повернулась ко мне.

– Тетя Пенелопа, это Мэдди Уорнер, моя и Колина школьная подруга с Оксфорда.

Я хотела поправить ее, что настоящей подругой Колину я не была, но прежде чем я успела открыть рот, тетя Пенелопа взяла мои руки в свои и тепло улыбнулась мне.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

Финансовый анализ является неотъемлемой частью работы финансового аналитика или финансового менеджер...
В книге впервые систематически изложены идеологические основания российской государственности.Авторы...
Рада работает журналистом в мистическом журнале «ЭкзоТерра». В «магию» экстрасенсов она не верит, но...
Нам всегда кажется, что жизнь бесконечна и мы всё успеем. В том числе сказать близким, как они нам д...
Это саммари – сокращенная версия книги «Ключевые идеи книги: Культовый: язык фанатизма» Аманды Монте...
Зарисовки кошачьих будней. У кошки Мориски, как и у людей, есть свои страхи. Она боится неких похити...