Легче идти вдвоем Свирикова Евгения

Глава 3.

Я бегу по теплому песку. На волнах переливаются солнечные блики. Вокруг ни души. Я даже не бегу, а как будто лечу. Мне легко и спокойно. Я сажусь на песок, перебираю его пальцами, он такой приятный и мягкий. На меня набегает легкая волна, она касается моих ног. Я чувствую ее свежесть.

– Малыш, – раздается голос у меня за спиной.

Я оборачиваюсь и вижу Мишу. Его длинные волосы развеваются на ветру, в них играет солнце. Он стоит передо мной в джинсах и футболке, джинсы завернуты до колен. Миша щурится от солнца. Я встаю и обнимаю его. Миша обнимает меня в ответ. Сквозь закрытые веки я вижу солнечный свет, ставший оранжево-красным.

– … уборка номеров!

Я оторвала голову от подушки и осмотрелась. Где я? На полу лежал мой чемодан, а на тумбочке около кровати – бутылка коньяка и фантики от конфет. В дверь настойчиво стучали. А где пляж?

– Откройте, уборка номеров!

Я взяла телефон: было уже двенадцать дня. Ничего себе поспала! Я завернулась в одеяло и подошла к двери.

– А вы не могли бы прийти чуть позже? Буквально через полчаса.

– Девушка, у нас выезд до двенадцати, уже начало первого! Мне нужно убрать номер, вдруг кто-то приедет.

Что за упрямство?

– Если он не забронирован дальше, я продлеваю.

Женский голос за дверью некоторое время помолчал, а потом сказал:

– Тогда позвоните на ресепшн, скажите им. И оплатите.

Я усмехнулась.

– Хорошо, спасибо.

При свете дня номер выглядел приветливей, нежели вчера. Я подошла к окну, заглянула за шторы и зажмурилась от контрастности: яркое солнце, голубое небо и свежая, совсем летняя зелень деревьев. Надо скорее собираться на свидание с Севастополем. Я набрала номер Вани.

– Я в городе, – с улыбкой сказала я.

– Уже?!

– Вчера ночью приехала, я в отеле. Кажется, на Черцова. Ужасно соскучилась, хочу повидаться.

– У меня сегодня с трех пять персоналок, но пока я дома. Приезжай, если еще не забыла адрес.

– Шутишь, – сказала я. – Скоро буду!

Я изо всех сил старалась быть веселой и улыбалась, чтобы не плакать. Чувство вины так никуда и не ушло, и сейчас я пыталась обмануть его. Я достала из чемодана красивое платье, которое покупала еще вместе с Юлей после нового года, вымыла голову и приступила к укладке волос. Но все было не то. Это не работало сейчас. Несколько мгновений я стояла перед зеркалом, как будто смотря сквозь себя. Объективно нет никакого повода для радости, так зачем ее изображать? Я выключила утюжок для волос, натянула треники и вышла из номера. Ванька будет рад мне любой.

В его квартире ничего не изменилось с тех пор, как я приходила сюда в гости первого января. Разве что не было елки и гирлянд на окнах. Приятно, что в семье Вани все так по-хорошему стабильно. Мне не хватало этого в собственной жизни.

– Как все прошло? – робко спросила я, после того, как мы поговорили о дороге.

Ваня тяжело вздохнул.

– Нормально. Сашкины друзья все пришли, соседи…

– Все, кроме меня, – сказала я.

– Что поделать, – развел руками Ваня.

– Если бы я не уехала, с ней было бы все хорошо.

– Вообще-то у нее с сердцем давно не ладно было, она просто не говорила никому. Конечно, после Сашиной гибели хуже стало, но ты тут точно не при чем. Она была рада, что ты путешествуешь. Переживала только, чтобы ничего не случилось в дороге. Мечтала, что тоже куда-нибудь поедет, когда ты вернешься. Чтобы было кому ухаживать за могилами.

У меня начал дрожать подбородок. Ваня подошел ближе и обнял меня.

– Ты ни в чем не виновата.

Я позволила себе расплакаться в голос.

– Это так страшно… ничего не изменить… если бы мы не познакомились с Сашей, и он, и Татьяна Леонидовна были бы живы… дело во мне…

– Дурында, что у тебя в голове? Это жизнь. Ее надо принимать и все. Давай я тебе чаю с мятой сделаю? Успокаивает.

Я захлюпала носом и кивнула. Принять и это тоже. Но как?

– У меня для тебя есть еще одна новость. Я не стал говорить по телефону.

– Надеюсь, хорошая?

– Скорее, да, – ответил он. – Татьяна Леонидовна завещала тебе свой дом.

– Что? – удивленно спросила я. – Мне? Почему?

– Ну, а кому? У нее никого не было, кроме тебя. На завещании стояла дата – двадцать пятое марта прошлого года. Она написала его сразу после гибели Саши. Наверное, понимала, что не сильно его переживет.

– Я не могу там жить.

– Почему? – спросил Ваня.

– Да просто не могу и все! Я не заслужила этого. И вообще… как ты себе это представляешь? Там же Саша вырос… там везде он… и она…

Я была растеряна.

– Не горячись. Я понимаю, это тяжело, но дом по закону твой. То есть будет твой, когда ты вступишь в наследство. Если ты этого не сделаешь – дом, вместе с их прошлым – отойдет непонятно кому. Будут искать дальних родственников, кого-нибудь наверняка найдут. Но кто эти люди, что они знали о Саше и его маме? Ты что, правда, хочешь, чтобы дом получили они? Ты думаешь, они сохранят вещи, которые были дороги ей и Саше? Фотографии? Память? Она хотела, чтобы дом стал твоим, неужели ты станешь с этим спорить? Особенно теперь, когда ее больше нет.

Я не знала, что сказать.

– Просто это все так внезапно. Так больно снова.

– Лучшее, что ты можешь сделать – сохранить их дом.

– Наверное, ты прав, – рассеянно сказала я.

– Я тебе дам номер нотариуса, не затягивай с этим. И сейчас еще кое-что, – Ваня вышел из кухни, поставив передо мной чашку мятного чая.

Через мгновение он вернулся и протянул мне ключи.

– Можешь заезжать.

– Уже? А документы? – удивилась я.

– Заедешь и займешься документами, это не проблема. Так можно, я узнавал.

– Спасибо, – растерянно сказала я. – Вань, ты можешь съездить со мной на кладбище сейчас? Это глупо, но я боюсь одна…

Ваня вздохнул.

– Это не глупо. Это нормально. Я бы рад, но мне уже пора на работу. Давай завтра? Я как раз выходной.

– Нет, я тогда сама… до завтра не вытерплю.

Я допила чай и стала собираться.

– Знаешь, я проделала такой большой путь, но только в этом городе мне по-настоящему спокойно. Потому что тут был Саша, потому что тут есть ты, и ты не бросаешь меня. Наверное, это правильно, что теперь я буду жить именно в их доме. Когда Саша погиб, мне очень хотелось остаться в той квартире, которую он снимал, но это было невозможно. Он вырос в этом доме, это важно для меня.

– Я знал, что ты поймешь, когда эмоции улягутся, – улыбнулся Ваня.

Через полтора часа я была на кладбище. Как в тот первый раз я сидела в машине и боялась выйти. Ну, же, Александра, где твоя решимость? Где твоя свобода, черт побери?! Вставай и иди, тебе нечего бояться! Я разозлилась на саму себя, взяла два букета с переднего сиденья «лансера» и, наконец, вышла из машины.

Было солнечно и тепло, дул легкий ветерок. Ласковая крымская природа так сильно контрастировала с зимними дальневосточными и сибирскими пейзажами. Было странно осознавать, что еще несколько дней назад я ехала по трассе, а на обочинах лежал глубокий снег.

Быстрым шагом я дошла до ограды и резко перевела взгляд на свежую могилу. Новый венок из пластиковых цветов. Добротный, но такой уродливый. Татьяна Леонидовна была изящной и красивой женщиной, ей бы точно не понравились эти цветы. Я подошла ближе и положила букеты на обе могилы. Рядом покоился Сашин отец. Нужно было принести цветы еще и ему.

Я сидела на земле и думала о тех днях, которые мы провели вместе с Сашей. Думала о его маме. О ее молодости, об их любви с мужем. О том, как она одна воспитывала ребенка после гибели любимого. Мне хотелось бы иметь такого же сына. Хотелось быть похожей на нее – верной, достойной, любящей. Хотелось быть как Саша – искренней, счастливой, сильной.

Звук уведомления вернул меня к реальности. Я достала телефон. Одно непрочитанное сообщение от Миши. В последние дни я даже не думала о нем, и он, словно чувствуя это, ничего не писал. Последний раз мы разговаривали еще до того, как я узнала о смерти Татьяны Леонидовны. Я несколько мгновений посмотрела на текст «Давай отметим…», не открыв сообщение полностью, а потом выключила телефон. Сейчас больше всего хотелось остаться одной.

Солнце клонилось к закату, становилось прохладней. Я провела на кладбище не меньше трех часов. Я думала о разном и больше никуда не спешила. Что это: принятие или просто усталость с дороги? Я даже строила планы на будущее, размышляла, чем займусь в городе. Нужно снова начать ходить в спортзал. Нужно повидаться с Кирой и Юлей. Нужно вообще выбираться из своей раковины и заводить новые знакомства. Я обязательно должна съездить в Новороссийск к родителям. Я так спешила сюда, что пролетела по трассе не заезжая к ним. Мама и папа расстроились. Сейчас мне предстояло еще одно испытание, и я хотела сделать это непременно сегодня. Я должна заехать в мой новый дом.

Когда я оказалась в Балаклаве, уже стемнело. Я припарковалась около дома и заметила, что из соседнего окна на меня смотрела женщина. Я поздоровалась с ней кивком головы, но она ничего не ответила. Сашин «лансер» и какая-то девица в нем – наверное, я смотрелась странно.

В доме было чисто и аккуратно, словно хозяйка уехала в отпуск, а перед этим сделала генеральную уборку. Праздничная посуда расставлена в серванте, все книги на местах, диван и кресла накрыты покрывалами. На столе – ни крошки. Я стояла в гостиной, где мы с Татьяной Леонидовной всегда пили чай. Ничего не изменилось. Сашины фотографии на стенах. Едва сдерживая слезы, я сняла одно фото. Саша улыбался нереальной солнечной улыбкой. Так больше никто не умеет.

Дальше я прошла в спальню Татьяны Леонидовны. Кровать была аккуратно застелена. Около нее, на тумбочке, еще одно фото. На нем Саша был маленьким. Я не сразу заметила, что плакала уже почти в голос. В доме стояла абсолютная тишина, нарушаемая только моими шагами и тиканьем настенных часов в гостиной. И теперь – плачем.

На кухне едва уловимо пахло едой, как будто недавно готовили. Вся посуда вымыта и аккуратно разложена на сушилке. Чайник стоял на плите, словно его только что вскипятили. Я дотронулась до него рукой, уже готовая обжечься. Но он был холодным. Чудес не бывает, Саша.

Я вернулась в гостиную и встала посреди комнаты. Теперь это мой дом. Как я смогу сделать в нем ремонт, когда тут все ждет прежнюю хозяйку? Как я смогу вообще здесь что-то переделать? Разбирать чужие вещи, что-то выкидывать? Как? На глаза попался фотоальбом, он стоял на книжной полке. Я взяла его в руки и села на пол.

Старые черно-белые фотографии, на которых семья Полянских была вместе: красавица мама, обаятельный папа и невероятно улыбчивый малыш. Семья, которой больше нет. Я перебирала снимки, внимательно вглядываясь в каждый из них. Сколько всего уходит в прошлое, в какое-то странное небытие. Куда? Когда-то я и останусь просто изображением на плотной бумаге. Может быть, кто-то тоже будет помнить обо мне. Я отложила фотографии в сторону и горько заплакала. Сколько ни пытайся стать сильной, боль найдет в тебе слабое место и ударит туда снова. Невозможно отрастить броню на все случаи жизни.

Мне казалось, что если я еще хоть немного останусь в этом доме, то сойду с ума от его тишины и покоя. Нужно было с кем-то поговорить. Даже не поговорить, а просто побыть рядом. Я не знала, свободен он или нет. Он не знал, что я уже в городе.

«Можно, я к тебе приеду прямо сейчас?»

Я отправила сообщение Мише и только тут вспомнила, что так и не прочитала то, что он прислал. «Давай отметим твое возвращение?», писал он тогда. Ответ пришел моментально:

«Смотря, сколько это займет времени. Я скоро домой, боюсь, не успеешь»

«Я ближе, чем ты думаешь»

Я мгновенно встала, взяла ключи от машины и вышла из дома. Фотографии так и остались лежать на полу. Миша был единственным человеком, которого хотелось сейчас видеть. Может быть, все это я придумала и он не поймет моего состояния и этой странной тяги к нему. Может быть. Но так хотелось верить в обратное.

Я помнила, как в период нашего новогоднего сумасшествия, иногда мы сидели или лежали, обнявшись. Это могло продолжаться очень долго, час или два. Нам не нужно было ничего говорить, мы как будто восполняли дефицит спокойствия и доверия друг у друга. Без слов, просто быть рядом, думая о чем-то своем. Может быть, поэтом я сейчас так нуждалась в Мише?

Я ехала до Казачки1 по памяти. В автосервисе еще горел свет, значит, Миша работает. Готова поспорить, он точно не ожидает меня увидеть, несмотря на нашу переписку. Я припарковалась, вышла из машины и не спеша подошла к дверям. Сердце не выпрыгивало из груди, я не волновалась. Как будто я не была тут всего пару дней.

Когда я вошла, Миша был занят работой и не заметил меня. Его непослушные волосы были забраны в высокий пучок, из-под красного рабочего комбинезона выглядывала белая футболка, а из-под нее – кончики серых механических крыльев.

– Привет, Художник, – сказала я.

Миша поднял голову и несколько мгновений молча на меня смотрел. Мои уставшие заплаканные глаза не могли точно распознать выражение его лица, что-то снова случилось со зрением. Потом я заметила, как он улыбнулся.

– Александра, – медленно сказал он. – Быть не может. Ты ли?

– Я, – я тоже попыталась улыбнуться.

Он отошел от машины, вытер руки и приблизился ко мне.

– У тебя все в порядке? – спросил Миша, удивленно глядя на меня.

Наверное, я выглядела так себе.

– Обними меня, – сказала я.

– Я грязный.

– Плевать.

Он медленно подошел ко мне, глядя прямо в глаза. Наверное, пытался угадать мое настроение. Мне так хотелось, чтобы у него получилось.

– Моя девочка, – ласково сказал он.

Миша заключил меня в объятья, я крепко прижалась к его груди, вдыхая запах машинного масла. Он гладил меня по волосам, а я беззвучно плакала. Не знаю, сколько времени мы так простояли. Наконец, я подняла голову и посмотрела на него.

– Ты скажи, если я не вовремя…

– Все в порядке. Я почти закончил. Впрочем, закончить я могу и завтра.

Я несмело улыбнулась.

– Прости, что я так внезапно. Даже не предупредила, что вернулась.

– Все в порядке, – повторил он.

– Миш…

– М?

– Татьяна Леонидовна умерла.

– Соболезную. А кто это? – спросил он.

– Это Сашина мама. Если бы я не уехала, этого бы не произошло.

Я снова заплакала и уткнулась лицом в его грудь.

– Но при чем тут ты? Что с ней случилось?

– Сердце, – хлюпая носом, ответила я.

– А что ты такого сделала?

– Я уехала, а надо было остаться с ней рядом.

– Ты не обязана сидеть с кем-то.

– Но я должна была поддержать ее. Ведь у нее вообще никого не осталось, кроме меня.

– Ты опять берешь на себя слишком много, – с укором сказал он. – Во-первых, от тебя это все точно не зависело. А, во-вторых, ты помнишь, в каком ты была состоянии? Тебе нужно было уехать. Просто так случилось.

Он говорил так спокойно, что я хотела ему верить. Эти слова мне были очень нужны сейчас. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Потом он наклонился ко мне и поцеловал в губы. Я закрыла глаза и перестала о чем-либо думать. Миша целовал меня все уверенней. Как же я по нему соскучилась.

– Кажется, работа на сегодня закончена, – с улыбкой произнес он. – Выпьем?

– Ты ужасный человек, – сказала я. – Что ты со мной делаешь?

– Я так понимаю, ты согласна.

Мы вышли на улицу с двумя бокалами виски. Миша предусмотрительно держал бутылку отличного вискаря в мастерской. Я достала сигареты и закурила.

– Я думал, ты бросила, – сказал он.

– Я тоже так думала.

– Ну, рассказывай, какие выводы от поездки, – расслабленно попросил он. – Как тебе вулканы?

Я выдохнула дым сигарет.

– Смешанные. У нас очень, очень большая страна. Если бы мы могли экспортировать снег, то жили бы намного лучше. А на вулканы я так и не попала.

– Да ну? – удивился Миша.

– Ну, да. Я уже договорилась с гидом и он приехал, как узнала о том, что умерла Татьяна Леонидовна. И я отказалась от поездки.

– Жалеешь?

Я задумалась.

– Есть немного.

– Значит, придется ехать еще раз.

Я ухмыльнулась.

– Знаешь, что еще? Я люблю одиночество, но, кажется, впервые оно было мне в тягость. Как будто про меня забыли. У всех продолжается своя жизнь, а я из нее выпала, словно меня нет. Это даже страшно. Потому что я есть, но ни одному человеку до меня не было дела.

– И мне тоже?

Я пожала плечами.

– Наверное. Не знаю…

– Я думал о тебе.

– И что ты думал? – прищурив глаза, спросила я.

Виски начинал действовать. Миша закурил. Я снова заметила, какие у него красивые руки.

– Представлял нашу встречу после твоего возвращения. И уж точно не думал, что она будет такой. Хотелось тебя впечатлить, а ты пришла такая домашняя.

– Домашняя? – удивилась я.

– Ну, да. Посмотри на себя: треники, футболка. Я такой тебя никогда не видел.

Я только сейчас заметила, что даже не переоделась, выходя из дома. После смерти Татьяны Леонидовны я вообще перестала думать о том, как выгляжу.

– Черт, прости. Я была на другой волне.

– Нет, не извиняйся. Тебе идет. Я вообще хотел бы оказаться с тобой дома. Посмотреть три части «Властелина колец» за один раз. Есть чипсы, пить чай из старых кружек. Ты будешь в этих трениках с вытянутыми коленками и волосы вот так небрежно на затылке заберешь. Оденешь майку, а я буду любоваться твоими голыми плечами.

– Ты забыл, что мы должны обожраться дешевыми пельменями и уснуть на неудобном диване в обнимку в крошках от чипсов, – с улыбкой сказала я.

– Точно. Во всем можно найти свою красоту, – довольно сказал Миша. – Давай будем иногда устраивать?

– Я не против.

Виски полностью овладел мной, и я перестала винить себя во всех грехах. И почему это не происходит так же легко, когда я трезвая?

– Что будешь делать дальше? – спросил Миша.

– Я? Не знаю… Ясно одно – жить останусь в Севастополе. Татьяна Леонидовна завещала мне свой дом.

– Ого, – удивился Миша, – неплохой подарок.

– Нельзя же быть настолько прагматичным! – возмутилась я.

– Дело не в прагматичности. Свой дом – это действительно круто. Я бы не отказался от такого наследства. Выходит, ты действительно много значила для нее.

Я замолчала. Миша поспешил сменить тему.

– Слушай, давай сбежим на несколько дней? – предложил он.

– Честно говоря, мне не хочется больше никуда ехать. Мне катастрофически не хватает обнимашек, крошек от чипсов на старом диване и растянутых маек.

Он подошел ко мне сзади и обнял за плечи, я положила свою голову ему на руку.

– Мы никому ничего не скажем, отключим телефоны. Накупим чипсов и уедем куда-нибудь. Не будем думать ни о прошлом, ни о будущем хотя бы несколько дней. Не будем вообще думать.

– Как в новый год? – спросила я.

– Ты схватываешь на лету, – довольно сказал Миша.

– Это было бы круто, но… мне кажется, сейчас не самое подходящее время. Я еще не пришла в себя после…

Миша не дал мне договорить.

– Просто скажи «да» и перестань все усложнять. Это именно то, что тебе сейчас нужно.

Я запнулась. Откуда ему знать, что мне нужно?

– Я…

– Скажи «да».

Я вздохнула. Это все не слишком правильно.

– «Да», – шепотом сказал Миша и поцеловал меня в шею.

– Что ты делаешь?

– Помогаю тебе. Обещаю миллиард обнимашек каждый день. Тебя потом тошнить от них будет.

Он развернул меня к себе лицом. Мой взгляд плохо фокусировался, было сложно сосредоточиться на его глазах. Но они были такими добрыми сейчас, такими внимательными и уютными. Этот странный человек хочет мне помочь? Почему? Саша, хватит отказываться от помощи, ведь она тебе на самом деле нужна. Нельзя всегда быть одной.

– Да, – сказала я.

– Умница, – Миша поцеловал меня в лоб, – завтра же выезжаем. А, знаешь, зачем ждать завтра? Поехали сейчас?

– Что? – удивилась я. – Как сейчас? Мы же выпили. Кто поведет?

– Блин, точно, – смеясь, сказал он, – но мы можем рискнуть.

– Нет. Ни в коем случае. Я больше не сяду за руль пьяной, – отрезала я.

– Я и забыл, какая ты упрямая. Спорь со мной, мне это нравится. Но иногда соглашайся.

Я не понимала, шутит он или говорит серьезно. Его взгляд был очень хитрым, как раньше. Я действительно хочу провести с ним несколько дней наедине, глупо себя обманывать.

– И куда мы поедем? – спросила я.

– А куда ты хочешь?

– В какое-нибудь тихое место, чтобы там не было ни души. Чтобы можно было купаться по ночам и ходить голышом прямо по пляжу, – сказала я.

– Смело, – Миша приподнял одну бровь. – Замерзнуть не боишься? Ночью еще холодно.

– Ладно, тогда голой я буду ходить дома.

– Александра, я тебя не узнаю. Это Камчатка на тебя так повлияла? Там все такие дерзкие?

– Это не Камчатка. Это виски. Завтра мне будет стыдно, – сказала я.