Телефонист Чернявский Владимир

– Да уж, старается он не только для нас, – подтвердил Сухов.

– Верно, – Ванга посмотрела на него как бы в поисках одобрения. – И эти его видео в сети… Ракурсы немножко… Думаю, у него есть богатый отснятый материал.

– Но с чего камера не цифровая-то? – настаивал Кирилл. – При его уровне квалификации не наследить…

– Легко, – кивнула Ванга. – Ты айтишник, тебе виднее. Но вопрос не в устройстве. Я вот что хочу сказать: когда-то, на прошлом деле, хотя, как и сейчас, выяснилось, что это оказалось то же самое дело, мы обсуждали с Суховым то, что назвали его «пошаговым шантажом». И в роликах тоже… даже в них.

– Да, – мрачно кивнул Сухов. – Публике он представлял только завершённый продукт. Такой у него метод.

– Ему необходимы огласка и внешний резонанс – это точно, но пока, – Ванга обвела всех присутствующих взглядом, – он как бы даёт нам фору. Типа спокоен и доверяет нам. Но будет следить за каждым шагом. Пошаговый шантаж: пока пряник. Кнут же – обнародование этого ролика в инете с адреса, который мы не сможем отследить.

Лёва Свиркин усмехнулся, всё так же глядя на Вангу:

– Забавно-забавно: старая, возможно, восьмимиллиметровая камера?

– Вполне вероятно, именно так, – улыбнулась ему Ванга. – Хотя, скорее, что-то типа VHS.

– Паровоз, молодой человек! – чуть ли не радостно заключил Лёва, обращаясь к Кириллу. – Старые добрые доцифровые технологии. Видимо, миру Телефониста приходит конец.

– Я что-то пропустила? – вскинулась Ванга.

– Забей, – успокоил её Лёва. – Так, болтали ни о чём.

Ванга мотнула головой, всё ещё продолжая смотреть на Лёву. Какая-то ускользающая мысль отпечаталась в её взгляде и растаяла, но потом взгляд застыл, словно пришла другая, гораздо более явная и оформленная мысль:

– Старые добрые доцифровые, – как будто сонно повторила Ванга. – Часы… Сухов, я, кажется, поняла! Она действительно смотрит на часы.

Он снял трубку и сказал:

– Микола Васильевич Форель слушает.

– Очень смешно, – голос Ольги звучал сухо. – Я не смогла прийти на лекцию и звоню только по делу. Выставка…

– Послушай, – перебил он. – Я был очень не прав и всё утро искал слова, чтобы позвонить тебе.

– Смотрю, нашёл.

– Всё ещё нет… Вот прямо сейчас нахожу: я был не прав, и только я! И всё чуть не испортил…

– Не чуть.

– Не перебивай, злыдня. Я тупой эгоист, но постараюсь исправиться. Прости меня, пожалуйста.

– Ничего себе, – изумилась она. – Ну-ну.

– Сможешь простить, а? – в его взгляде мелькнули наигранно умоляющие огоньки, как будто Ольга его видит. – Я больше не буду.

Она усмехнулась, но голос зазвучал теплее:

– Это что-то новенькое.

– Говорю же – учусь. Я очень скучаю. Простишь?

– Вот уж чего не ожидала от тебя услышать… Извиняться никогда не умел. Мне начать беспокоиться?

Он улыбнулся:

– Передо мной сейчас сидит одна юная особа, и она мне напомнила о бренности бытия.

– Ясно с тобой. Что ещё за юная особа?

Он сладко промурлыкал в трубку:

– Приезжай скорее, сама всё увидишь.

– Прямо сейчас не могу, глухомань, с этого начала: дел по горло.

– Я буду ждать тебя до скончания мира, – пообещал он. – По крайней мере, до сегодняшнего вечера.

– А вот приду. И берегись там, юная особа!

– Я начал новую книгу. Про… него.

Молчание.

– Ты слышишь?

– И не мог мне сказать?!

– Я… из-за того, что поссорились… Я стеснялся.

– Правда?

– Про книгу?

– Про то, что стеснялся.

– Я… и сейчас ещё стесняюсь.

– Это хорошо.

– Наверное. Чёрти что…

– А я поправилась. Вот. Жрала всё подряд. На неровной почве. Довёл.

– Ну, мы-то всегда знали, как такое исправить.

– Нет, так не пойдёт! Понял?! Сегодня только платонические отношения.

– Как скажешь.

– Надо же, согласился.

– Не-ет!

– Ладно, посмотрим. Похоже, и вправду соскучился.

– Да.

Усмехнулась, но уже тепло:

– Значит, опять расчленёнка?

– По полной. Такого ещё не было. Даже картинки есть.

– Про выставку-то не хочешь услышать?

– Хочу! Приезжай, думаю, тебя ждёт много неожиданнного.

– Интригуешь?

– Не разочарую.

– А-а… ты и вправду довёл меня до нервного срыва. – Ольга рассмеялась, но как-то без особого веселья. – Даже лёгкая паранойя началась.

– Ты мне и такая подойдёшь.

– Ага. Только тогда нас будет несколько.

– В смысле, несколько? Тогда это шизофрения, а не паранойя.

– Да нет, в моём случае всё проще и на хрен хуже.

– Эмм…

– Понимаешь, мне кажется, за мной следят.

– Не хотела при всех говорить, – пояснила Ванга, когда они покинули подъезд, откуда из квартиры пожилой пары ещё не забрали обезглавленное тело, и направились к служебной машине. – Мне Лёва очень симпатичен, но его постоянный трёп сбивает с толку.

– Я понял, – сказал Сухов. – Ты завтракала?

– Да. Нет… Послушай, она действительно смотрит на часы. Только их показания не важны, понимаешь?

– Пока нет.

– Я уж подумала было, что он изменил себе и специально выставил стрелки на 3:17. Ну, помнишь, как у Пушкина в «Пиковой даме»? Тройка, семёрка, туз, символы, цифры смерти, но…

– Часы как предмет? Что-то в устройстве, шестерёнки, символика маятника?

– Это всё тоже неважно. Всё проще: сами часы, любые, абстрактные.

– Уммм… Прости?

– Думаю, часы как механическое воплощение времени. В этом есть что-то… хронологическое.

– Теперь совсем не понимаю.

– Почему он появился именно сейчас?

– Сейчас?! Ну… сегодня День дурака, например. Джокер-перевёртыш, обманщик, игры в имитацию – это в его духе.

– Нет-нет, это всё не то. Должны быть более веские основания. Перерыв, и вот он снова выполз из тени. Что может происходить именно сейчас?

– А почему ты думаешь…

– Потому что он нам действительно указал на часы. Которые давно стоят и как конкретный механизм – бесполезны. Отсылка к… думаю, речь идёт о времени, как о чистой категории.

– Ванга…

– А в его случае – о хронологии. Ведь он серийник, кем бы себя ни мнил. Прости, что перебиваю, Сухов, я пообещала себе, что буду исправляться. И не бесить вас всех. И тебя не подставлять так больше. Но это только между нами.

– Глупость, ты… это…

– Насчёт бородатого домашнего животного потом поговорим.

Сухов улыбнулся:

– Хронология, говоришь… А что, в этом что-то есть, – допустил он. – Ведь опять же начал с «Пришло время поиграть».

– Именно. Почему пришло? – Ванга сделала акцент на последнем слове. – Хронос.

– Ты ведь не допускаешь, что он находился в фазе «сна», как все серийники?

– Нет, разумеется. Он атипичен, и больше мы на его «общую схему» не купимся. Но что-то происходит, и прямо сейчас. Что-то…

– Чему он не в состоянии противиться?

– Возможно. Но нет, это не точно… Его рациональная, рассудочная часть всё держит под контролем, но тот, условно говоря, другой, для обслуживания которого и существует рассудочная часть… Что-то сдвинулось, важное для него. И заставило его больной ум включиться. Что?

– Ты всё-таки говоришь о шизофрении.

– Лишь в известной степени. У меня нет компетенции ставить медицинские диагнозы, но, в определённой мере, все, кто ведут двойную жизнь, – шизофреники. Даже дети с их выдуманными друзьями. Но лишь в определённой мере.

– Я к тому, что шизофреник не стал бы нам подбрасывать эту твою идею с «часами»; для клинического случая этого всего не существует.

– Вернее с триггером, который мы должны распознать.

– Если, конечно, только одна личность не хочет избавиться от другой.

– Не усложняй.

– Да, шутка.

– Понимаешь, Сухов, у него всё под контролем. Но вот что-то происходит. Что-то послужило триггером, и теперь он требует, чтобы мы включились в игру. Для него это часть кайфа, он, как вампир, нуждается в нас. В этом его интерес. Без нас не получится: он не может проворачивать свои делишки в тишине.

– И все эти ютубы…

– Поэтому так и важен любой общественный резонанс, – подтвердила она. – Его кровь вампира – энергия информационных потоков.

– Ванга… Ну ты же всё-таки со мной говоришь. И так понятно.

– Ну, простите.

– А ведь ты сейчас прямо Форель описала.

– Прекрати! Опять ты…

– Кто-то совсем разучился понимать шутки, – сказал Сухов и снова подумал о страхах, наедине с которыми его оставил Лёва.

– Кто-то совсем разучился шутить, – парировала Ванга. – Видишь, Сухов, настаивая, указывая и практически выдавая нам триггеры, он рискует, что мы сильно приблизимся к нему. Но в этом часть его кайфа: он настолько уверен в себе, в своём превосходстве…

– Вот здесь я с тобой соглашусь.

– …риск на грани, и пока он победитель, подпитывает превосходство… В этом часть его игры. А может быть, основная конструкция. Он как бы уверовал в свою неуязвимость.

– Если, конечно, твоя схема верна, – всё-таки предостерёг Сухов.

– Да, конечно, – она кивнула. – Возможно, я немножко расфантазировалась. Но этот его костюм из комикса – что это ещё, если не демонстрация неуязвимости?

– Да, не немножко, но мне не привыкать.

Ванга задумалась. Извлекла из сумочки смятую пачку сигарет, покрутила в пальцах, убрала в карман.

– Ускорь-ка, пожалуйста, экспертизу с этими волосками.

– Обижаешь, – осклабился Сухов. – Уже. Если волоски и твои часы укажут в одном направлении, у нас, пожалуй, появится рабочая модель.

– А кому ты без конца звонишь?

– Я без конца звоню?

– Семь раз. Не знал? Набираешь – тебе не отвечают.

– Ксюха.

– А-а.

К машине подошли молча. Сели. Пристегнули ремни.

– Ланч? – предложил Сухов.

– Отвези-ка меня лучше в эту квартиру с бабой из секс-шопа, – попросила Ванга. – Хочу сама оглядеться.

– Сама! – подначил Сухов. – Почему-то именно это ожидал от тебя услышать.

– Так что с Ксюхой?

– Да… – отмахнулся он.

– Сухов, в чём дело?

– Да ни в чём! – поймал себя на том, что чуть опять не полез за телефоном. – Просто… сегодня первое апреля.

– И-и?

– Ну… Обычно она меня разыгрывала, а прошло уже полдня, и тишина. Первый раз в жизни такое.

На лице Ванги отразилось искреннее изумление:

– Сухов, да ты ходячий зоопарк! Ты ещё и папа-страус.

– Очень смешно.

– Девице уже пятнадцать! Весна, сегодня воскресенье… Может, ей есть уже кого разыгрывать?! Пора привыкать. Не будь настолько домашним бородатым…

– Четырнадцать, – обронил он, напяливая солнечные очки, – ей четырнадцать.

– Сухов…

– Воскресенье, а мы вот работаем.

– И Егорыч, – она улыбнулась и положила ему руку на плечо. Наверное, если бы спинка сиденья не мешала, вышло бы, что дружески приобняла. – Даже Егорыч… Сухов, всё норм. Поверь.

– Что, трубку сложно снять?

– Слушай, всё в порядке. Честно.

– Почему?

– Я знаю. И потом. Плохие новости – они ведь сами приходят, верно?

– Ладно, может, я и помесь бородатого домашнего со страусом, но чего уж теперь, – бросил в сердцах Сухов.

– Знаешь, а тебе идёт, – улыбнулась она.

Он повернул ключ зажигания и перед тем, как переключить скорость, глухо проворчал:

– И скрытная стала! Даже не сказала, что куда-то намыливается.