Телефонист Чернявский Владимир
– Первый раз соглашусь с твоим бубнёжем: давно нам надо было решать. С ней.
Она улыбнулась: похоже, парень и вправду прикипел к своей пассии. Может, у них впервые такое у обоих, вот и не могут определиться. Сложные больно! Или просто боятся. Жить вместе – это не шуры-муры на стороне крутить. Вот и надо решать! Никого силком не удержишь, если человек хочет другого. А если тебе это не надо…
– С голоду не помрёте, – сказала ему Мадам. – Муж у неё очень обеспеченный, видите ли… А если только деньги…
– Она другая, поверь, – Мадам вдруг услышала в его голосе вместо привычных беспечности и пофигизма прямо-таки нежность, и даже успела удивиться: точно, втюрился. – Увидишь. Давно следовало познакомить вас лично.
– Вряд ли жён олигархов и светских красавиц знакомят со своими уборщицами, – подначила его Мадам.
– Опять бубнишь, – сказал он, но уже хоть не так кисло.
– Надо же было тебя как-то оживить, – посетовала она. – А чего: говорю, как есть: пока была жена олигарха, то… А теперь она стала твоей Ольгой, и ты решил познакомить двух оставшихся на планете людей, которые ещё в состоянии выносить твоё общество.
Он ухмыльнулся. Выговориться надо было, ему это как терапия. Но скрытный, бобыль, холостяк бестолковый, а её он сам выбрал. Психотерапевтом назначил себе уборщицу. Выходит, и к ней прикипел за эти три года, что работает у него. И пока не появилась Ольга, уже года с полтора как, у него в жизни вообще бардак был. Так что, давай, знакомь. Посмотрю на девку, в какие руки тебя, бобыля, передаю. Заочное знакомство – это всё хорошо, приветы друг другу, даже подарки по праздникам. Фотку её показывал – правда, красотка, и глаза вроде хорошие, хоть и чудные. Но когда вместе с побрякушками к празднику Ольга начала передавать ей вещи для ребёнка, хорошие вещи, и размер никогда не путала, Мадам поняла, что она, скорее всего, хороший человек, а бобыль доиграется и потеряет девку.
– Как это ты сказала: «твоя Ольга», – голос наконец сделался беспечно-весёлым. – Арина Родионовна ты моя.
– Опять умничаешь?
– Преклоняюсь.
– Болтун.
– Знаешь, она успела сообщить, что телефон охранника, забыл, видимо, – голос вновь зазвучал серьёзно. – Что ей надо очень много всего мне сказать. И чтоб я не доверял Аркаше.
– Аркаше? Этому…
– Да, мой издатель. И чтобы поговорил с её помощницей, Гризли.
– А ты?
– Я?! Не доверять издателю, который напечатал все мои книги? И если не во мне, то в доходах от них души не чает?
– Что она ещё сказала?
– Только это. И то скороговоркой.
– Только?!
– Мадам! – укорил он. – Нет, конечно. Кое-что до этого. Но это было личное. Потом охранник вернулся.
– Беспокоишься за неё?
– Немного. Хотя она уверяла, что ей ничего не угрожает. Мы и минуты не проговорили.
– Что собираешься делать?
– Встретиться с Орловым. Но сначала предупрежу её, конечно.
– Ты это… аккуратней там.
– Не беспокойся.
«Совсем я не вовремя уехала, – снова подумала Мадам. – Вот, надо подлечиться немного, да ещё забрать ребёнка. Не может девочка там одна уже…»
Платил-то он ей неплохо. На лечение хватало. Но…
– Слушай, ты же в роуминге, – спохватился он. – А мы столько болтаем. Сейчас положу тебе денег.
– Не надо. Справлюсь.
– Слушай, два человека на планете, которые не испытывают ко мне ненависти… – ухмыльнулся. – Я хоть могу о них позаботиться, как умею? И так не очень получается.
– Да ничего, – улыбнулась. – Ты учишься. О себе позаботься.
– Со мной всё нормально.
Мадам чуть отстранилась от телефонной трубки. Её бабка, конотопская ведьма, поспорила бы с последним утверждением. Мадам унаследовала совсем чуть-чуть от её талантов: немного гадала на картах и смутно чувствовала это, то, что её бабка назвала приближением тьмы.
– А что с этой вашей Гризли? – спросила она.
– Не до неё было, как понимаешь. Сегодня звякну после работы. Ладно, перечница, приезжай уже. Без тебя твой пылесос гудит как-то особенно отвратительно.
– Сам перечница. Терпи, недолго осталось, через вторник уже буду драить твой кабинет. А пока береги себя там.
Мадам убрала свой мобильный в сумочку и вдохнула полной грудью свежий утренний воздух. Хорошо, что они поговорили. Нахмурилась. Доиграется он со своими книгами! Так дразнить судьбу… Как говорится, дёргать тигра за усы. Следователь Сухов, более чем видный мужчина, имел все основания подозревать его: тот, кто убил всех этих несчастных женщин, почему-то копировал его книги. И называл это «игрой». Бабка, конотопская ведьма, наверное, знала бы почему…
– Они оба видели тьму, только смотрели, приоткрыв разные двери, – несколько монотонно пробормотала Мадам.
Копировал – да. Её работодатель сам рассказывал о подражателях. Но как такое возможно, чтобы теперь тот, другой, опережал? Её бабушка могла бы дать ответ? Вряд ли. Такого в природе быть не может, не должно. Или Мадам чего-то не знает. Или она чего-то не помнит.
– Они оба видели тьму, – лицо Мадам помрачнело. Она остановилась, словно в растерянности. Она вдруг забыла, от чего лечится. И как называются её лекарства, в любой аптеке продаются… Вряд ли её вымотал этот разговор, но… вот. Мадам наклонила голову чуть набок. Ничего, ей помогут. Мир не без добрых людей. Сейчас она пойдёт туда, где находится море, и немного отдохнёт. Поспит перед обедом. И проснётся бодрой и полной сил.
А платит он ей и вправду неплохо, на всё хватает. Поберёг бы себя только… И действительно, съехались бы они поскорей уж с Ольгой, что ли.
Мадам сделала ещё один глубокий вдох свежего воздуха, и её взгляд, наконец, прояснился.
30. Макс, сын Пифа
– Дядя Аркадий, ну куда я сейчас поеду? – проворчал молодой человек с неочевидной рыжиной в волосах. – В межсезонье?
– Не знаю, – отмахнулся Григорьев. – В Таиланд, в Египет, куда люди ездят?
– Мне отпуск, вообще-то, в августе положен. Обещали. Да и дел полно.
– Надо, Макс. Бери свою подружку, и поезжайте отдохните, скройтесь с глаз долой. Пока я тут всё улажу.
– Да что за паника такая вдруг? Мне этот отпуск сейчас…
– А ты не знаешь? Где наследил?! Не е…и, где живёшь, и не живи, где е…шь!
Молодой человек недовольно нахмурился. Почтительно-фамильярное «Аркаша» для сотрудников и, конечно, за глаза и «дядя Аркадий» для него совсем не прав. Но как с ним поспоришь?! Не отец, конечно, но и не старший брат. Что-то типа наставника. Некоторые его любили, многие уважали, и почти все боялись, как огня. Он единственный мог позволить себе называть молодого человека «Рыжим». Иногда, в слишком, мать его, хорошем настроении «Рыжим Максом». Молодому человеку это не нравилось. Да и не был он рыжим! Кое-кому уже пришлось поплатиться за свой длинный язык. То, что можно Григорьеву, можно только Григорьеву! И когда его бывшая, сучка, нажралась… Тогда, кстати, чуть проблемы не вышли. Да дядя Аркадий отмазал. Дядя… Аркаша всегда отмазывал.
– Не сри в колодец, – попытался пошутить молодой человек. Григорьев одарил его холодным, даже колючим взглядом:
– Мне сейчас не до твоих филологических познаний, – бросил он.
– Это был сарказм, – молодой человек вздохнул. – Это обязательно?
– Макс, без обид, – смягчаясь, начал Григорьев. – Мне надо, чтобы ты исчез на время. Официально, по бумагам. Отпуск.
– У них на меня ничего нет, – пробурчал молодой человек.
Григорьев усмехнулся:
– Ой ли? Ты не знаешь эту сучку, Макс, эту их Вангу.
– Может, её пугануть? – серьёзно предложил молодой человек.
Дядя Аркадий посмотрел на него несколько оторопело:
– Рыжий, ну ты совсем уже…
– Шутка.
– Угу… Мне будет спокойней, если уже в ближайший уик-энд ты будешь попивать коктейль со своей подружкой где-то на далёком синем море. И не выступать.
Молодой человек помолчал. Со «своей» они разосрались. Пошла она! Так что не с кем ему пить вечерний коктейль. Хотя, может, и правда…
– Тогда на Гоа, – сказал молодой человек.
– Что?
– На Гоа поеду. Там хоть тёлки нормальные, и кайф дешёвый. Оплатите?
– Шантажист, – усмехнулся Григорьев. – Ладно, это достаточно далеко… Только не прокури там все мозги.
Молодой человек предпочёл не отвечать. Занялся рассматриванием постеров в кабинете у шефа. Особенно с работами Форели… По селектору сообщили, что в приёмной давно ждут.
– Давай, Макс, – сказал Григорьев. – Только чеки вези, чтоб всё через бухгалтерию.
«Вот жмот, – подумал молодой человек, но, скорее, одобрительно. – Куркуль прямо».
– Как это? – спросил он.
– Так. Гоа даже подойдёт. Там живёт дауншифтер один, они сериал делали, – дядя Аркаша указал на постер Форели. – Оформим тебе командировочку.
– А-а, понятно, – ухмыльнулся. – Но в августе мой отпуск остаётся.
– Говорю ж, шантажист, – рассмеялся Григорьев. – Всё, давай, люди ждут. И лимон-то выплюнь, а то лицо прямо… Отдыхать всё-таки едешь, Рыжий.
Молодой человек снова предпочёл не отвечать. Развернулся и направился к выходу.
– Там «не плюй» было, – сказал ему вслед Гри горьев.
– Чего?
– Про колодец… «Не плюй», – пояснил шеф.
Молодой человек, который терпеть не мог, чтобы его называли «Рыжим», в третий раз предпочёл не отвечать. Всю жизнь было так. Сколько Макс себя помнил, дядя Аркадий всегда давал ему то кнута, то пряника. «Субару», конечно, была пряником. Тем ещё, даже не ожидал! Когда он на ней впервые приехал, бывшая так возбудилась, что отсосала ему прямо в тачке. Сука долбанная, да и хер с ней. Нормальная была тёлка, кстати, пока Макс не узнал, что она мутит за его спиной с каким-то хером на «Лексусе». Тогда она, кстати, и назвала его «Рыжим»…
Сейчас «Субару» ждала внизу. На парковке, оплаченной на год вперёд. И цвет такой, неброский, для тех, кто понимает. Пряник. Но Макс за него сильно постарался. Когда надо, Макс умел всё делать чисто и выкладываться на полную. А ему тут «не сри в колодец», «не е…и, где живёшь»…
Да отлично! Значит едем к тёплым водам и золотым закатам. А перед тем, как покинуть кабинет Григорьева, он обернулся и негромко произнёс:
– Они не смогут ничего доказать.
Ванге приоткрыли дверцу, и она забралась в машину. Дюба ждал на заднем сиденье, устроился за водителем и приветливо, хоть и чуть смущённо смотрел на неё.
– Здравствуй, аморе, – Игорь Рутберг наклонился к ней, коснулся ладони и тут же убрал руку. Его жест, наверное, никто и не увидел. Но Ванга успела ответить лёгким пожатием.
«Чёрт, – подумала Ванга. – Он всё ещё рад меня видеть. А я? И не знаю… Рада, наверное. Фигня. Чёртова фигня!»
– Ну привет, – сказала Ванга Дюбе.
– Привет, – тот ей улыбнулся. Игорь действительно сотворил с ним маленькое чудо. Его деньги сотворили, конечно. – Ты уж прости, что тогда сбежал от тебя.
– Да чего уж, всё понятно! – сказала ему Ванга. Обернулась к Игорю, указала глазами на водителя и охранника.
Тот пожал плечами:
– Если б ты знала, сколько они всего слышали, точнее, не слышали в этой машине, – сообщил он. – Верно, Николай?
– Так точно, Игорь Марленович, – последовал бодрый ответ.
Всё же Ванга не отвела вопросительного взгляда.
– Ох, Екатерина, – Игорь вздохнул с усмешкой. – Если тебе так будет легче… парни, пойдите, подышите воздухом немного.
На таком формате их встречи настоял сам Игорь Рутберг. Точнее, он наотрез отказал Ванге в возможности любого другого.
– Кэтрин, я не отдам тебе Дюбу, – заявил он. – Прости.
– Ты понимаешь, что он проходит свидетелем по особо важному делу?
– Давай-ка без ваших терминов, – предложил он.
– Ты… Вообще-то, это удар ниже пояса, – насупилась Ванга.
– Почему?
– Ясно, что нам с тобой не бодаться! Официально к тебе будет трудно подъехать.
Он помолчал. И она услышала в его голосе искреннюю печаль:
– Неужели мы докатились до такого?
– Ты докатился! – бросила она. – Пользуешься своим положением.
– Жаль, что ты так смотришь на вещи. Кэтрин, это же я вообще-то. Не самые чужие люди.
– А как мне смотреть?! Не отдам, и всё…
– Аморе, ты чего-нибудь слышала о дружбе? Вообще-то, я ему жизнью обязан.
– Я знаю.
– Про ногу его ведь тоже знаешь?
– Ты мне всё уже рассказал, – спокойно напомнила Ванга.
– Тогда что с тобой?!
– Со мной всё нормально! Тебе напомнить детали дела, которым сейчас занимаюсь?
– Слушай… я не ссорюсь. Просто не хочу, чтобы вы его там чумарили. И так ему по жизни досталось. Приезжай и говори, сколько влезет.
Ванга выдохнула. Подумала: «Может, и правда, я иногда бываю эгоистичной стервой?»
Всё, что ей надо было, – это задать пару вопросов и показать Дюбе кое-что. И если не напирать и не горячиться, то Игорь, скорее, прав.
– Ладно, прости, – попросила она. – Если бы не обстоятельства, я бы даже гордилась тобой.
И встречу было решено организовать в центре, в машине Игоря Рутберга. Ей надо было показать Дюбе фотографию сына Пифа. Дело срочное, дело не ждёт. Что Ванга сейчас и сделала.
Дюба быстро взглянул на фото. И кивнул:
– Это он.
Ванга почувствовала, как ускоряется её сердцебиение. Всё же она подождала немного, прежде чем спросить:
– Ты уверен? Посмотри внимательно.
– Зачем? – улыбнулся Дюба. – Это он.
Ванга смотрела на него – хэппи бомжик… ну вот наконец и встретились. Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, насколько! И ты какое-то удивительное создание: тебя перемолотила жизнь самыми беспощадными жерновами, а ты вот сидишь и улыбаешься. И так – это странно! – от этого становится спокойно. Ванга усмехнулась, но про себя, конечно. И взгляд, как тогда: в глазах совсем нет тени, то ли понимание, то ли сочувствие… Скажешь, в чём секрет? Я молодая, более чем привлекательная девушка с интересной работой и любовником-миллиардером, и мне сочувствует бомжик… Скажешь?! Тёзка, значит, моего любовника-миллиардера; я даже понимаю, отчего Игорь так ухватился за тебя. Только не понимаю, как ты сотворил такое со своей жизнью. Или, – Ванге опять пришлось подавить нервный смешок, – ты следовал некоторым примерам? Сам того не зная, следовал некоторым примерам, – она всё-таки усмехнулась, – из великой русской или великой индусской литературы?! Дюба, тёзка. По фамилии Родченко…
Ванга остановила этот свой поток сознания, эту немного нервную эйфорию, – похоже, правда, бинго!.. Как бы по-дурацки это ни звучало – ей надо было лишь удостовериться наверняка.
– Это было двадцать седьмого марта? – уточнила она.
– Да, – подтвердил Дюба. – Днюха Колька. Он был в красной кепке. Не Колёк. Этот…
Игорь усмехнулся.
– Одет, как разносчик пиццы, – пояснил Дюба. – Пришёл пешком. Тачку оставил у метро. На Первомайке. Ту же, что на фотке.
– Вот как?
– Да. У него была большая коробка. Это он принёс резиновую куклу в квартиру Борова.
Это фигово сердцебиение. Ванга спросила:
– Кривошеева?
Ну вот и всё. Вопрос лишний, конечно. Он был там, Дюба. И не надо ничего уточнять про запах и про… «Доместос».
– Кривошеева, – согласился Дюба. – На районе его Боровом прозвали.
– А… как ты понял про… куклу?
– Подался за ним следом, дверь в квартиру была открыта, – просто сказал Дюба. – Он мне показался подозрительным.
– Почему?
Дюба пожал плечами. Игорь Рутберг улыбнулся, тепло улыбнулся:
– Глаз разведчика уловил несоответствия, да, тёзка? Точно так же он мне жизнь спас.
Дюба слегка удивился и снова пожал плечами. Сказал, обращаясь к Ванге:
– Боров вредный. Но не очень злой. Ты уж смотри, чтобы там плохого не случилось.
Ванга помолчала. Поймала себя на том, что всё с той же улыбкой смотрит на Дюбу. Собралась спрятать фото в свою сумочку. Игорь скосил взгляд на карточку:
– Ваш клиент?
– Боюсь даже предположить, – призналась Ванга. – Вероятно. Похоже на то.
– Кто он?
– Прости, Игорь.
– Не хочешь, не говори, скрытная ты моя.
– Не в этом дело, – Ванга посмотрела на него прямо. – Он сотрудник твоего друга. Григорьева. Помощник.
– Аркаша? – удивился Игорь Рутберг. – Ну, не то чтобы друга… Тогда за что «прости»?
– Что сразу не сказала.
Он улыбнулся:
– Кэтрин, знаешь, сколько у меня сотрудников? Разве за каждым уследишь?! Аркаша-то тут при чём?!
– Здесь другой случай, – убеждённо сказала Ванга. – Если я не ошибаюсь. Совсем другой.
Игорь Рутберг подумал. Состроил, скорее, отрицательную мину. Сказал:
– Вряд ли он замешан – Аркаша. Он жестил немного в девяностых, но сейчас, – Игорь сделал круговой жест ладонью у себя под подбородком. – Он – шейные платки. Не ошибись, Ванга.
Она хмыкнула.
– У всех свои скелеты в шкафах, – указала на фото. – Это сын его друга, кстати. Служили вместе. Друг спился. Аркаша, можно сказать, растил мальчонку с детства. Мальчонка вырос… Вот так.
– Это всё странно, – сказал Игорь Рутберг. Снова мина на лице, выражающая несогласие.
– Что?
– Ну… вы столько лет не могли его найти, и так всё быстро. И прямо под боком…
Ванга раскрыла сумочку.
– Да. Есть в чём разбираться, – согласилась она. – И над чем подумать.
Игорь снова чуть склонился к ней. Произнёс:
– Ну, я хоть как-то реабилитирован?
– Хоть как-то, – отозвалась Ванга. Убрала фото. Эту сумочку ей также подарил Игорь. Как и многое другое.
– Спасибо тебе большое, – сказала она Дюбе. – Если понадобится…
– Да, – кивнул Дюба. Снова улыбнулся. – А я вспоминал тебя, – признался он. – Ты хорошая. Это хорошо, что ты… дружишь с командиром. С тёзкой.
– Наверное, – тихо откликнулась Ванга.
– Приезжай ещё, – позволил Дюба.
Теперь Игорь хмыкнул.
Дюба серьёзно посмотрел на Вангу, указал на сумочку, куда она убрала фото. Тень всё-таки на мгновение упала на его лицо. Ванге даже показалось, что он смотрел на её сумочку с опаской.
– Это хорошо… Ты… приезжай, – повторил он. Помолчал. А потом сказал что-то странное: – Тебе придётся сделать так, чтобы здесь стало темно, – теперь он указал на своё сердце. – А потом придётся научиться там видеть.
31. Крестный путь (метод тыка)
– Шерше ля фам, говорю я и иду по квартире. В папиных тапках. Мои тоже ничего, с рожицей, мне нравятся. Просто его на два размера больше, ходить удобней. Хоть глазки на компьютерах перестала заклеивать, видеокамеры, а то и правда на паранойю было похоже. А чего?! Где-то читала, что русские хакеры могут следить за вами через видеокамеры, даже если машина выключена. Не знаю, как такое возможно, но я же не хакер. Так, соображаю чуть-чуть. Папины уловки надуть меня были наивны, но он этого не знает. Для его же блага, а то совсем запарится.
В книжках всё, что потом с героями случается, связано с их детством. Происшествия всякие, травмы. Я в это не верю! Сколько уж можно авторам талдычить старую песню? Нет, я Фрейда читала, интересно, не спорю, но как будто нельзя свихнуться в зрелом возрасте. Сколько мальчиков из хороших семей творили потом такое, что мало не казалось. И девочек. Писатели дают картинку, удобоваримую для читателя. Чтоб не особо пугать бедняжечку. А то вдруг ты родился таким, и хоть там счастливое у тебя было детство, или наоборот – ужасное… Иногда, конечно, этот упрощённый фрейдизм работает, более чем, тут я тоже не спорю. Иногда это не выглядит отстоем с позапрошлого века. У него, например. У моего любимого писателя. Одного из… По крайней мере, когда он – Форель, и пишет про Телефониста. Может, потому что частенько иронично выглядывает из-за своих этих конструкций и как бы подмигивает читателю. А иногда он становится больше своих конструкций и ироний; вот тогда он – настоящий, когда отпускает себя, тогда он знает какую-то такую правду, что оторопь берёт. Только не понимаешь, с радости или от жути. Я этих «Танцующих на крышах» тоже читала, мне меньше понравилось. Там автор как бы немного прячется, не – книжка очень искренняя, конечно, но он как бы… за саму эту искренность и прячется. А здесь, в Телефонисте, эдакая условность жанра, здесь ему не от кого прятаться, и некоторые моменты, как ни странно, прямо искренней… «Танцующие» – роман даже не про любовь, а о любви. И о ревности. Поэтому всё так трагично. О невыносимом несоответствии представления и живых людей, которые, при всём несовершенстве, при всех пороках, всё равно лучше. Потому что любовь только и есть та, которая в людях, на которую они способны. А всякая «небесная» – опасная идея, потому что химера. Неважно – к близким, к Богу, Родине, детям или к тому единственному, который суженый. По крайней мере, так я поняла.
Ну, у него эта тема везде проскакивает, в «Телефонисте» тоже.
В первой книге, «Звонок», только намёк, что у злодея есть женщина. В четвёртой, которая должна была быть последней, она, эта женщина, появляется. О ней последние мысли Телефониста, когда он тонет подо льдом озера. Интересно, я вот думаю, она тоже маньяк, эта женщина? Она знает, чем занимается Телефонист? Ведь знать такое и оставаться его женщиной – это точно маньячка. Наверняка. Или она не знает? Ведь у них прямо любовь… Или её саму прёт от этого? Автор почему-то избежал ответа на этот вопрос, хотя описал их… прямо чувства! Сильный момент, и от этого – самая оторопь. Что Форель хотел сказать? Чего не получается сказать в книгах типа «Танцующих»? Я бы так хотела поговорить с ним об этом. Мне почему-то кажется, что тот, кто Телефонист на самом деле, услышал и понял именно это. Узнал. Возможно, он пришёл от этого в бешенство, считал, что весь из себя такой уникальный, а возможно, ему стало ещё интересней. Нашёлся достойный противник. Только писатель ни с кем, как говорят папа с Вангой, не полемизирует, просто пишет, как умеет. А папе с Вангой пришлось – такая работа. Вот он и стал всё больше втягивать писателя в полемику – такая у него игра – начал копировать его книги. Так я думаю. Тропарёвский бы последователем, для него Форель – что-то типа гуру. Здесь другой случай. Телефонист наслаждается своей игрой, полагая её чем-то вроде интеллектуального поединка. Доминирует, превосходство… Но чувства, пусть тёмные, какие-то… надчеловеческие, для него тоже важны. Я не знаю, что за мрак творится в его башке, однако если Форель не ошибается и если, конечно, я думаю правильно, именно это и может сделать его уязвимым. Но вот какая мысль сейчас пришла мне в голову: в конце любой игры должен быть приз. Победа, награда и так далее. В чём приз Телефониста? Ванге не мешало бы спросить об этом у Форели – что думает его персонаж? Что – бред, похоже на безуминку? Есть немного… Но когда имеешь дело с психами, приходится идти на крайности. Вроде Форель всё прямо описал: его Телефонист свихнулся настолько, что считает себя супергероем, а все эти убийства – типа этапы восхождения, крестный путь сверхчеловека.
Может, я и ошибаюсь. Но так или иначе, погибая в четвёртой книге под льдом замёрзшего озера, Телефонист думает о своей женщине. И в своём последнем предсмертном видении он всё же становится супергероем, и пробив лёд, взлетает в небо и устремляется к ней, своей даме, даже серебристый след оставляет. Собственно, поэтому я и поняла, что это ещё не всё. Будет ещё книга. Что и сказала ему, автору, после лекции. Он очень удивился. Даже расхохотался! Заявил, что в тот момент думал больше об эффектном финале, но, вполне вероятно, я и права. Я тогда от гордости даже… вспотела немного.
А ещё Ванга обмолвилась, что та женщина, галерист, – возможно, подружка Форели. Тёлка его типа… Я, конечно, нема как рыба, у девочек свои секреты, никому не выдам. Но я её видела на лекции… Правда – красивая. И потом, когда на выставку ходили в галерею, куда меня не взяли с собой на открытие. Отец-то ладно с фигнёй своей, но Ванга уж могла бы… Красивая она, приятная, Ольга Орлова. Весёлая. Одевается стильно, не просто дорогие шмотки. Я её погуглила немного. Жена олигарха. Того самого Орлова. Но вот ведь какая фигня – не разводится. Конечно, зачем ей?! Все эти «сто тыщ ассигнациями в топку», про которые он говорил на лекции, весь этот «рай в шалаше» только в книжках и в песенках. Только у людей в головах, да и то, пока окончательно не повзрослели. В реальной жизни Маргариты не выбирают Мастера, жёны олигархов не уходят к писателям, а обратное движение, если повезёт, наоборот, бывает.
Интересно, она, эта Ольга, хоть наполовину понимает его книги, как Ванга? Или, например… как я?
Ладно, а то сейчас покраснею от таких мыслей или вспотею – подростки, они ж такие непостоянные.
А папа, кстати, делая вид, что ему всё равно, сказал, что у Ванги-то, видимо хахаль. Я фыркнула, конечно, бывший, наверное, говорю, иначе б я знала. А он – да нет, типа, два раза всплывал за последнее время. Да ладно, говорю, кто? А он манул рукой – не знаю. А потом – мне-то какое дело?!
Папа мой, папа: так не знаю, два раза всплывал или мне-то какое дело?!
– Шерше ля фам, – говорю я и шлёпаю по коридору в комнату, где стоит мамин компьютер. Включаю, присаживаюсь ненадолго, хотя знаю, что папа на работе. Пишу тому, кого до сих пор подозреваю в тайном присутствии в нашем доме. Но сейчас больше в шутку, конечно.
«Здравствуй»
«Кто ты?» – следует вопрос.
Пишу: «Дочь».
«Подтверди», – появляется на экране.
И ввожу то, что он требует. Потом пишу, чтоб переходил на мой комп, а я сяду напротив камеры.
Так и поступаем.
Он приветствует: «Здравствуй, Ксения».
«Сделаешь так, чтобы папа не увидел разговора?»
«Конечно. Уже сделано».
Всё как обычно. Прямо разговор с домовым эльфом. Вот ведь и правда жуть.
«Покажи мне ролик», – снова прошу я.
«Нет!» – И разъярённый эмоджи.
«Потому что его нет в сети?» – спрашиваю.
«Нет».
«Разве ты не можешь войти в сервер телефонной компании?»