Опечатки Пратчетт Терри
Вот до чего мы дошли. Двадцать один год. Было весело, не пострадал ни один ребенок, и даже кричали не очень много. Я не совсем понимаю, почему именно двадцать один. Мы могли поднять шумиху вокруг двадцать пятой книги, «Правды», ведь это число больше, или подождать еще пару лет до продажи пятидесятимиллионной книги или десяток лет на случай, если я сумею написать пятьдесят романов о Плоском мире.
Эта мысль меня пугает. Уже сейчас есть толпы фанатов, которые когда-то таскали книги о Плоском мире из родительской библиотеки. Несколько лет назад я читал лекцию в школе, директор которой вспомнил, как в студенчестве стоял в очереди за моим автографом. Страшновато об этом думать. О Плоском мире читают целыми семьями. Если прожить достаточно долго, годы навалятся на тебя.
Сейчас мы застряли на волшебной цифре «двадцать один». Наследии тех дней, когда ты вынужден был носить короткие штанишки, хотя уже пять лет бреешься. Двадцать один. Почти три миллиона слов.
Проблема в том, что я почти ничего не помню. Говорят, я неплохо повеселился. Помню вот, как разглядывал роскошный салон «Боинга-747» над Тихим океаном, летом девяностого года. Все вокруг спали. За окном громоздились облака. Впереди меня ждал первый тур по Австралии. В туалете в вазочке стояла орхидея. Я посмотрел на себя в зеркало и подумал: «Это же всё не по-настоящему, да?»
И это удивление было со мной всегда. Оно сопровождало меня в Букингемском дворце, в аудиториях разных университетов, за кулисами Библиотеки Конгресса, в сотнях книжных магазинов. По меньшей мере полтора года из этих двадцати одного я просидел в книжных. Это чувство было со мной в Элис-Спрингс и у истоков реки в тропиках Борнео, где я устроил импровизированную автограф-сессию в лагере, где занимались перевоспитанием осиротевших орангутангов и их адаптацией к дикой природе (никто из них в сессии не участвовал, но я подписал три книги для британских детей, которые приехали поработать над экологическим проектом). У маленьких орангутангов и без того было достаточно дел. Например, надо было ограбить беспечно брошенные в спальнях рюкзаки на случай, если там найдется что-нибудь съедобное. (Зубная паста там или витамины.) В честь меня назвали вымерший вид черепахи, а имена разных персонажей увековечены в латинских названиях некрупных растений и, кажется, насекомых.
И всё это время меня не оставляет смутное ощущение, что это происходит с кем-то другим.
Я никогда не относился к писательству всерьез. Ну, не совсем так. Я очень серьезно к нему относился, и тогда это было правильно. Я читал книги о том, как тяжело заработать писательством деньги, и журналистика казалась мне куда надежнее. Я писал в качестве хобби, кое-что продал, но мысль о том, чтобы жить писательством, никогда не приходила мне в голову (вероятно, это было вполне разумно. И тогда, и сейчас большинство писателей дополнительно работают на настоящей работе, чтобы оплачивать счета).
А когда я обнаружил, что могу заработать этим на жизнь – о, это чудесное субботнее утро, когда я посмотрел на цифры и осознал, что, правильно разыграв эти карты, я смогу больше никогда не заниматься обычной работой, – даже тогда я не думал, что разбогатею.
Понимаете? Жизнь – это то, что происходит, пока вы строите планы.
Может, уже пора строить планы. Две книги каждый год? С этим я заканчиваю. Причем не постепенно, а прямо сейчас. У меня больше нет времени. Открылся американский рынок. Все устраивают для меня туры. И, честно говоря, две книги в год только мешают друг другу. На них не пишут рецензий, потому что все же знают, что новые книги Пратчетта есть всегда. Это биографическая константа. Если выпускать по две книги в год, выпадают напряженные месяцы, когда книг бывает по три разом. Одну я начинаю, вторую вычитываю и редактирую (теперь еще и в двух странах разом), а с третьей нужно ехать в тур. Это как жонглировать. Если что-то пойдет не так, всё рухнет. И я вдруг понял, что не должен этого делать. Хотя бы не каждый год. Через пару дней после выхода книги читатели – благослови их Господь – спрашивают: «А что там дальше по плану?» Нет никакого плана. Есть только я.
Детские книги я буду писать и дальше. Они занимают столько же времени, сколько взрослые, но они хороши, а смена работы – это почти отдых. Почти. Я задумал еще две книги о Тиффани Болен.
Плоский мир тоже никуда не девается. Я начал писать детские книги о Плоском мире и для того, чтобы поиграть на другой площадке, потому что «взрослый» Плоский мир заполнен до краев. Жизнь у матушки Ветровоск причудливая, но длинная (кажется, магия продлевает жизнь; нет никаких данных о том, что ее бабушка уже умерла), а вот Ваймсу уже пора на покой. Сколько масштабных перемен готовы вытерпеть читатели? Да черт с ними, а сколько готов вытерпеть я? Другой правитель в Анк-Морпорке? Другой командор Стражи? Другой ректор Незримого университета? Мне кажется, что некоторые призраки просто так не сдадутся.
К счастью, в Плоском мире время течет медленнее, чем в нашем. Но в «Держи марку!» уже появятся совершенно новые главные герои, потому что они нужны для сюжета. Следующая книга, у которой пока есть только рабочее название (и я его никому не скажу, пока «Амазон» не начнет принимать на нее предварительные заказы), будет о Страже. Пока она кажется мне довольно неплохой. А будущее застлано таинственным туманом, в котором может скрываться что угодно.
Есть еще и фанаты, которые пишут мне письма и зовут на свадьбы. Без их постоянных вопросов и советов я бы не понял, что я делаю не так. Они знают, когда шутку надо воспринять всерьез и сделать ее не совсем шуткой.
p>Но что такое типичный фанат? Можно ли его узнать? Некоторые это умеют. Если вы имеете обыкновение стоять в очередях за автографом, в следующий раз внимательно проследите за фотографом из местной газеты, который войдет в магазин. Он точно будет искать легендарного Типичного фаната Терри Пратчетта. Смотрите, как он мечется туда-сюда, проходит мимо людей в костюмах, мимо тех, кто похож на чьих-то родителей, мимо людей, которые явно выбежали сюда в обеденный перерыв. Что же это? Триста человек в очереди и ни один не надел остроконечной шляпы?Как сказал один озадаченный охранник, три часа наблюдавший за толпой, которая любезно воздержалась от вполне ожидаемых, но странных поступков, «они все такие… нормальные!».
Я ответил: «Что вы, всё не так плохо».
Было весело. И сейчас весело. Пусть так будет и дальше.
Спасибо.
Кевины
Журнал Author, зима 1993 года
В те золотые деньки, когда я только начинал писать, Лин, моя жена, приносила мне второй завтрак в кабинет. А вместе с ним – рукописи и кучу писем…
Жена звала их Кевинами. Это нечестно. На самом деле просто… ну… однажды мне разом пришло три письма от мальчиков по имени Кевин, она написала на маленькой папке «Кевины», и имя прижилось.
И теперь, раз в неделю или когда мне становится стыдно, я пишу Кевинам ответ. Многие Кевины женщины. Иногда даже бабушки. Я никогда их не считал. Знаю только, что каждый год пишу примерно двести тысяч слов писем. Два романа по объему. В основном это письма Кевинам.
Об этом никогда не говорят в книгах с названиями типа «Как стать писателем». Каждый день находите время писать… это правда. Пишите только на одной стороне листа… и это тоже. Но разве там рассказано, что делать с тридцатью одинаковыми формами 5А? Нет. Или как ответить человеку, который утверждает, что вы украли его идеи с помощью лазерных лучей, прежде чем он успел их использовать? Нет. И уж точно там не сказано, что иногда приходится покупать путеводитель по Новой Зеландии, чтобы расшифровать корявый обратный адрес (с британскими названиями вроде Нью-каракули-на-Тайне обычно можно справиться, но почти любое место в Новой Зеландии, если это не Окленд и не Веллингтон, называется Рангивангичтототам или как-то похоже).
Кажется, это всё принято называть письмами от фанатов. Поскольку я жанровый автор, мои читатели считают, что я им принадлежу, в большей мере, чем, например, читатели Мартина Эмиса. Как сказал один рецензент, я служу «уютным проводником мнений между читателями и писателями». (Это он в плохом смысле – он работал в «Сандей таймс»).
Так что они не стесняются просить о новых книгах с любимыми героями («Дорогой сэр Артур, а почему бы не вернуть Шерлока Холмса, чтобы он выследил Джека Потрошителя?..»). Или об автографах. О фотографиях с подписью (это меня бесит. Кому какое дело, как выглядит писатель? Вы прочитали захватывающую книгу, которая оставила в вашем мозгу раскаленные добела образы, а потом вы смотрите на обложку – а там лысый коротышка с трубкой).
Почему люди пишут авторам? Полевые исследования позволяют предположить, что многие из них тоже пишут и хотят получить подробную инструкцию о путешествии к Святому Граалю. У нас часто спрашивают: «А как вы опубликовались?», явно подозревая, что недостаточно написать хорошую книгу и рассылать ее издателям, пока кто-то ее не возьмет. Они хотят знать Тайну. Я бы тоже хотел ее знать.
Часто спрашивают: «А откуда вы берете идеи?» Я так и не придумал удовлетворительного ответа. «Со склада в Кройтоне» тянет разве что на смешной. Потом приходится думать.
Иногда нам пишут, чтобы нас подбодрить. Например, одна библиотекарша написала мне следующее: «Чудесно, что юным читателям нравятся ваши тексты. С их помощью мы заманиваем детей в библиотеки и приучаем к настоящей литературе».
А порой нас ругают. Учительница жаловалась на то, что восьмидесятилетняя сельская ведьма, которая никогда не ходила в школу, пишет с ошибками («Дорогой мистер Диккенс, подумайте, что можно сделать с речью Сэма Уэллера…»). С другой стороны, я имел очень интересную переписку с одним французским академиком о правильном употреблении слова «крен» в современном языке.
А молодежь, которая сдает экзамены на аттестат зрелости, не стесняется писать так (читать единым духом): «Дорогой мистер Пратчетт я прочитал все ваши книги вы мой любимый автор я делаю проект о ваших книгах ответьте пожалуйста на эти четыреста вопросов к пятнице потому что мне сдавать работу в понедельник».
Я обхожусь с этим так: выбираю двадцать самых интересных вопросов и распечатываю на компьютере список вопросов и ответов, который обновляется примерно раз в месяц. Очень мелким шрифтом. Полагаю, что многие удовлетворительные оценки получены только путем тщательного списывания…
Письма от подростков узнать очень легко. Иногда в них нумерованы предложения, примерно так: «Мистер Пратчетт, я хочу стать писателем, когда закончу школу. Ответьте, пожалуйста: 1. Работаете ли вы в свободном графике? 2. Сколько вы зарабатываете?» Каждый год, с регулярностью прилета птиц с зимовки, кто-нибудь просит взять его на практику на неделю. Об этом я всегда думаю по-гардиански («В одна тысяча девятьсот девяносто третьем году мастер Пратчетт нанял его подмастерьем за один фартинг в неделю…»).
В письмах от читателей помладше появляется карандаш и мелки. Эти письма короткие, и на них я предпочитаю отвечать сразу. Часто в них бывают картинки. Все, кто когда-либо писал для детей, понимает, о чем я. Иногда там встречаются очень неловкие вопросы. И списки домашних питомцев. Кевины с другого конца шкалы часто начинают так: «Полагаю, вы редко получаете письма от семидесятипятилетних матрон…»
Вообще-то часто. Просто взрослые, которые читают меня, не всегда в этом признаются. Знаете эти статьи в литературных журналах, когда в конце года у знаменитостей спрашивают, какие книги им понравились в этом году. Понятно, что все они читали Джоанну Троллоп, Тома Клэнси и Джилли Купер, но они делают постные лица и припоминают пять «серьезных» романов.
Статистически значимое число моих корреспондентов желает сообщить, что они встретили человека, читающего мою книгу, на отдаленном греческом острове. Разумеется, это может оказаться один и тот же человек.
В письмах много общего: почти все сомневаются, что автор их прочитает, а тем более ответит. Такое письмо – подвиг веры. Это почти то же самое, что запечатать послание в бутылку и отпустить на волю волн. Но…
Когда я был юн, я написал письмо Дж. Р. Р. Толкину, который тогда только становился бессовестно знаменитым. Я полагал, что меня очень впечатлила книга «Кузнец из Большого Вуттона». Думаю, что мое письмо стало одним из сотен или тысяч писем, которые он получал каждую неделю. Но мне пришел ответ. Скорее всего, он был продиктован. Насколько мне известно, ответ был типовой. Но там была подпись.
Наверняка он получал мешки писем из каждой коммуны и университета в мире. От людей, чьи дети выросли и пытаются жить нормальной жизнью, называясь при этом Галадриэлью. Я написал совсем чуть-чуть. Без вопросов под номерами. Я просто сказал, что мне очень понравилась книга. И он меня поблагодарил.
На одно мгновение между нами состоялся самый простой и драгоценный вид человеческого диалога: ты реален, а значит, и я тоже.
Подумав об этом, я постарался убедить себя, что почта – это не досадная помеха, а необходимое эхо писательства. Часть процесса. Своеобразное послепродажное обслуживание. Конечно, бывают и очень странные письма, но редко. А иногда почерк подводит. Порой читателям, которые хотят вступить в длительную переписку, приходится отказывать, потому что Господь неосмотрительно создал всего двадцать четыре часа в сутках. Но если не считать таких случаев, все рано или поздно получают ответ… надеюсь. Это часть процесса. Осталось только понять, о каком процессе идет речь.
Странные идеи
Журнал Author, осень 1999 года
…теперь, конечно, электронных писем не меньше, чем бумажных.
«Хай ты клевый чувак, раскажи как писать». Вы наверняка не раз получали такие письма, если вы писатель и у вас есть адрес в Интернете. В Интернете никого не волнует ваша грамотность. Здесь принято имитировать дислексию, ведь это не несчастье, а признак крутости. Некоторые молодые пользователи подозрительно воспринимают любое предложение, которое требует приличного знания английского языка. Я написал одному корреспонденту, что если он хочет стать писателем, ему придется впустить в свою жизнь грамматику, орфографию и пунктуацию. Он ощетинился и заявил, что у издателей для всего этого есть специальные люди.
Гм…
Мой адрес электронный почты всем известен, и его легко найти. Я популярный писатель. Я перестал считать письма, которые получаю каждый день. Я отвечаю на все, на какие могу.
Я довольно рано понял, что фильтр в почтовом ящике необходим для электронного выживания. Это решение было принято еще в те дни, когда я пользовался модемом на 2400 бод и кому-то пришло в голову прислать мне иллюстрированную рукопись. Все три мегабайта (интернет-этика выработана людьми, которым никогда не приходилось оплачивать собственные телефонные счета). К тому же фильтр позволяет отсечь спам-письма, адресованные «другу». Ни один незнакомый человек, который может быть вам полезен, не назовет вас другом.
Это было просто утомительно. Теперь это стало настоящей проблемой. Одна из традиций фэнтези и научной фантастики как жанров – постоянная коммуникация. Фанаты общаются с другими фанатами. Конечно, интернет сразу стал для них альтернативой ротатору и принтеру. Есть и еще одна традиция – фанфикшен.
Фанаты есть у множества жанров, но «фанфики» свойственны только фэнтези и фантастике (насколько мне известно). Люди для развлечения пишут истории, действие которых происходит во вселенной, созданной профессиональным писателем. Они используют уже готовых героев и обстановку и размещают всё это в сети бесплатно, на радость друзьям.
Поскольку жанровые авторы раньше сами были фанатами (трудно представить себе писателя-фантаста, который не любит фантастику), традиционно принято закрывать глаза на это юридически сомнительное занятие или относиться к нему благосклонно. Принято радоваться тому, что у тебя есть фанаты. Если у вас появятся фанаты, они будут… фанатичными. Это неплохая тренировочная площадка для писателей. Но это только часть проблемы.
Авторы популярных серий быстро понимают, что их читатели – не просто пассивные потребители. Они считают, что автор пишет сценарий, а съемки фильма происходят в их собственной голове. И в результате книга создается как будто в соавторстве, и читатель тоже имеет какие-то права. Хотя бы право иметь мнение. Многие годы эти мнения высказывались приватно («Милая мисс Остин, мне кажется, было бы здорово, если бы одна из ваших героинь влюбилась в Наполеона…»). Это, возможно, неплохо. Но в сети приватности нет. Она выпячивает всё, плохое и хорошее.
Я семь лет читал две новостные группы, посвященные мне и моему творчеству. Довольно забавно следить, как твою книгу публично разбирает преподаватель из Оксфорда, а рядом, в той же группе, человек, который считает «Звездные войны» очень старым фильмом. Но недавно я перестал их читать.
Я начал нервничать, когда люди стали постить в открытых группах идеи будущих сюжетов и предположения о развитии героев. Интернет пока молод, он велик и открыт, и он принес нам новые мнения и новые проблемы. (Одна некрупная проблема состоит в том, что люди выводят свой язык на мировой автобан, не сдав на права. Вот, например, слово «плагиировать». Я знаю, что оно значит. Вы знаете, что оно значит. Юристы совершенно точно знают, что оно значит. Но его часто используют в качестве синонима к «заимствовать», «пародировать» и «ссылаться». Например, «“Вещие сестрички” сплагиачены с Шекспира». Но это моя книга. Да, конечно, вам будет чуть веселее, если вы где-то слышали об одной пьесе на шотландский сюжет, и… на чем я остановился?)
Плюс распространение странных идей об авторском праве. На одной стороне люди, которые пишут мне испуганные письма вроде: «Я же могу назвать котика в честь вашего героя?», а на другой: «Мне так понравился ваш роман, что я его отсканировал и выложил на своей странице, вы же не против?» Предполагается, что авторским правом защищено каждое конкретное слово – или не защищено вообще ничего.
Короче говоря, я начал волноваться из-за всей этой шумихи. Что случится, если я использую в книге сюжетную линию, которую какой-нибудь фанат уже запостил в сети или задействовал в фанфике?
Я уже получил несколько писем наподобие: «Вижу, вы использовали мою идею, так что…», когда речь идет об идее вроде «Почему бы Терри Пратчетту не написать книгу об Австралии/пиратах/футболе?» (Один раз мне прямо написали – уверен, что не мне первому, – такое: «У меня есть отличная идея, которая принесет нам обоим кучу денег, если вы напишите об этом книгу. Разумеется, я вам ничего не скажу, пока мы не подпишем договор».)
Скоро мы поймем, что для многих в остальном неглупых людей Идея является сердцем, душой и центром любого романа, а всякий там сюжет, персонажи, диалоги и сто тысяч написанных слов – малозначительными деталями. Найдите Идею, и вам останется только ее записать.
Я, конечно, излишне тревожусь, но тут есть о чем тревожиться. Меня волнует не закон. В конце концов, 99,99 % фанатов еще не добрались до сети. Просто в каждой толпе есть один мерзавец, которому нужно протестовать вслух. Он (или она) обязательно привлечет внимание других мерзавцев, которые просто проходили мимо. В конце концов, если бы таких людей не существовало, шоу Рики Лейка никто бы не смотрел. А потом вам потребуется только журналист, который решит сделать статейку типа «Знаменитый писатель украл мою идею, утверждает разочарованный фанат». Если вы думаете, что журналисты такого не делают, значит, вы не читаете газет. Да даже и журналист необязателен. Сам интернет – открытая новостная площадка, доступная всем.
К сожалению, вообразить такой сценарий несложно. Что-то подобное уже случалось в Штатах, где люди подают иски так же легко, как дышат. Скоро они будут судиться с Господом, который создал несовершенный мир. Ходят слухи, что этого хватило, чтобы писатели вышли из «своих» новостных групп.
Мне стыдно, но мне кажется, что я должен публично объявить и о своем уходе. У меня много идей. Вот бы люди мне еще и немного времени оставили.
Заметки успешного автора фэнтези: пишите настоящую литературу
Ежегодник для писателей и художников, 2007 год
Обычно меня называют автором фэнтези, но мне приходилось слышать, что я принадлежу к мейнстриму, потому что книги, которые читают, – это мейнстрим. Книги в магазинах – мейнстрим. Теперь сюда же относится и фэнтези. «Настоящие» писатели действуют скрытно. Они забрали себе тропы фантастики и фэнтези и переработали их – но такие книги никто не называет фантастикой, потому что сами авторы так не считают.
Очень многие художественные книги – в некотором роде фэнтези. Возможно, стоит называть их «книгами, которые нарушают правила известного нам мира»? И еще добавить: «И содержат элементы, обычно считающиеся волшебными». Считается, что существует около пяти поджанров, от современной литературы до мифов, но они смешиваются друг с другом. Ну и что, если результат хорош?
Если вы хотите писать, вероятно, вы много читаете. Если да, то прекратите (см. ниже). Если вы ничего не читали, идите и читайте.
Жанр не терпит тех, кто не знает историю и не соблюдает правила. Поняв правила, вы поймете, где их можно нарушить. Любой жанр – а фэнтези в особенности – это огромный склад сюжетов, идей, рас, типажей, мифов, приемов и указаний, которые освящены временем. Вы имеете право заимствовать всё, что сделано до вас. В противном случае в мире существовала бы только одна книга о машине времени. Если брать кулинарную метафору, всё это всего лишь ингредиенты. Важно, как именно вы печете свой торт. У каждого хорошего автора должен быть собственный рецепт, а лучшие находят, чего бы еще добавить в тесто.
Создание мира – важная часть написания фэнтези, даже если на первый взгляд мир кажется неотличимым от нашего (вот только Нельсон при Трафальгаре командует флотом огромных дирижаблей). Поговаривают, что во время фэнтези-бума в конце восьмидесятых издатели получали ящики, в которых лежало два-три рунических алфавита, четыре карты основных областей, где происходит действие, руководство по произношению имен главных героев и, на самом дне, – рукопись. Вот до этого доходить не стоит.
Существует термин, которым читатели именуют фэнтези, представляющее собой переделки более ранних и более хороших книг. В таких переделках всегда бывает статичное общество, уродливые «плохие» расы (очень удобно), магия, которая работает примерно как электричество, и лошади, неотличимые от автомобилей. Это ЭФП, экструдированный фэнтези-продукт. Его легко узнать – вы не сможете отличить его от любого другого ЭФП.
Не пишите такого и по возможности не читайте. Читайте не только жанровые вещи. Читайте о Диком Западе (то еще фэнтези), о георгианском Лондоне, о снабжении флота Нельсона, об истории алхимии, часового дела или почтовых карет. Читайте, представляя себя плотником, который смотрит на лес.
Пользуйтесь логикой там, где ею обычно не пользуются. Если вы знаете, что королева фей носит ожерелье из нарушенных обещаний, подумайте, как оно может выглядеть. Если существует магия, откуда она берется? Почему ею не все пользуются? Какие правила вы к ней примените, чтобы история стала напряженнее? Как живет ваше общество? Откуда берется еда? Вы должны понимать, как работает ваш мир.
Это я готов повторять раз за разом. Фэнтези получается куда лучше, если вы относитесь к нему всерьез (еще оно может стать намного смешнее, но это уже другая история). В нем должны быть правила. Если случиться может всё что угодно, откуда возьмется интрига? Свиньи могут летать, но при этом вам придется учитывать опасность для птиц и необходимость постоянно носить с собой прочные зонтики в особо населенных районах. Если без шуток, то именно такие мысли удерживают Плоский мир на плаву уже двадцать два года.
В детстве мы учимся не задавать фэнтези неудобных вопросов. Например, как так вышло, что хрустальная туфелька подошла только одной девушке в королевстве? Окиньте свой мир критическим взглядом, и вдохновение не заставит себя ждать. Крест отпугивает вампиров? Тогда им вообще не стоит открывать глаза среди всех этих стульев, оконных рам, перил и заборов. Если бы голливудские оборотни существовали в реальности, откуда бы они брали штаны, превращаясь обратно в людей? В «Элидоре» Алан Гарнер, мастер переплетения нашего мира со сказочным, ставит правильные вопросы и напоминает, что единорог, кем бы он ни был, остается крупной и опасной лошадью. Простые невинные вопросы приводят к появлению в старой истории новых персонажей и новых поворотов сюжета.
Г. К. Честертон определял фэнтези как умение взять нечто банальное и обыденное (а значит, невидимое) и показать его с незнакомой стороны, чтобы читатель увидел его заново. Мы можем посмотреть на мир глазами крошечного народца, для которого лестничный пролет равен Гималаям, или созданий настолько медленных, что они вообще не успевают заметить человечество. Или почувствовать, каков мир для оборотня, который по запаху понимает, как выглядит комната, кто в ней находится сейчас и кто был вчера.
Что еще? Ах да. Воздержитесь от «дабы», «выя» и «давеча», если только вы не гений. Используйте прилагательные так, как будто за каждое из них вам вырывают ноготь. По какой-то причине некоторые фэнтези-романы просто усыпаны прилагательными. Будьте безжалостны.
И наконец. Да, вы пишете фэнтези, но это не снимает с вас ответственности. Это не значит, что вам не нужны непротиворечивые персонажи, естественные диалоги, продуманный фон и стройный сюжет. К вашим услугам все краски других жанров и несколько дополнительных. Используйте их осторожно. Одного мазка хватит, чтобы изменить целый мир.
А для кого вы фэнтези?
Bookcase (W. H. Smith), 17 сентября 1991 года
От меня хотели 400–500 слов «о фэнтези». А теперь представьте, что начало текста произносится тем же тоном, каким доктор Элли Эрроуэй говорила в фильме «Контакт» с комитетом, который отказывался ее финансировать.
Кстати, так оно и есть.
Хотите фэнтези? Ну что ж. Существует биологический вид, который живет на некой планете, всего в паре миль над расплавленным камнем и в паре миль под вакуумом, который высасывает воздух из их атмосферы. Эти существа живут в короткую геологическую эпоху между ледниковыми периодами, пока гигантские астероиды временно перестали шлепаться на поверхность. Насколько существам известно, во всей вселенной нет ни одной точки, где они могли бы выжить в течение десяти секунд.
И как же они называют свой крошечный хрупкий кусочек времени и пространства? Реальной жизнью, вот как. Во вселенной, где могут взрываться целые галактики, они полагают, что существуют штуки вроде «природной справедливости» и «судьбы». Кое-кто даже верит в демократию…
Я пишу фэнтези, но в это тяжеловато поверить даже мне.
Я? Я пишу о людях, которые населяют Плоский мир. Диск, который летит сквозь пространство на спине огромной черепахи. Читатели считают мои книги смешными – я даже письма об этом получаю, – потому что в этом странном мире люди ведут нормальную жизнь. Их волнует то же самое, что и нас. Смерть, налоги и способы не свалиться с диска. Плоский мир смешной, потому что все его обитатели верят, что их жизнь и есть настоящая (а может, так и есть. Я недавно слышал, что физики открыли всякие там дополнительные измерения, которые мы не видим, потому что они свернуты. И после этого вы не верите в гигантских черепах, несущих миры?). В Плоском мире нет волшебных мечей и сложных квестов. Там просто живут люди, похожие на нас, разве что иногда они носят странные остроконечные шляпы. Живут и пытаются понять, в чем там смысл. Прямо как мы.
Приятно создавать маленькие уютные миры, где всё расставлено по своим местам, а хорошие побеждают. Никто не назовет Агату Кристи автором фэнтези, но посмотрите на большинство ее книг. Они рассказывают об изолированных мирках (о загородном доме, острове или поезде), где разворачивается очень аккуратный сюжет. Никаких сумасшедших с топором, никаких нераскрытых преступлений. Эркюль Пуаро всегда находит улики.
А теперь посмотрите на вестерны. Знаменитый кодекс чести Дикого Запада сводился в основном к поиску местечка, где можно выстрелить другому в спину и остаться в живых, но нам это неинтересно. Нам хочется верить в Клинта Иствуда.
Я и буду. Почти все писатели пишут фэнтези, просто некоторые признаются в этом вслух.
И все читают фэнтези. Так или иначе.
Почему Гэндальф не женился
Речь на конвенте Novacon, 1985 год
Этот текст был написан, когда я обдумывал «Творцов заклинаний» и героиню романа, девушку-волшебника. Вскоре после этого похожие идеи о женщинах вошли в моду. Я очень люблю писать о ведьмах. О Матушке Ветровоск, Нянюшке Ягг, Тиффани и прочих. Даже Петулию Хрящик писать было очень приятно.
Я хочу поговорить о магии. О том, как ее изображают в фэнтези, какой вклад литература внесла в представления о магии и – это важнее всего – как западная цивилизация в целом создала очень точный и очень подозрительный образ волшебников.
Для начала скажу, что я не верю в магию и в астрологию, потому что я телец, а тельцы не любят всякую оккультную ерунду.
Но пару лет назад я написал книгу под названием «Цвет волшебства». Там была куча шуток. Я старался сделать с классической фэнтези-вселенной то же, что «Сверкающие седла» сделали с вестернами. Плюс это был мой оммаж двадцатипятилетнему чтению фэнтези, которое началось в тринадцать лет. Тогда я прочитал «Властелина колец» за двадцать пять часов. Эта чертова книга как будто попала под колесо велосипеда моей жизни. Я начал читать фэнтези со скоростью, доступной только в отрочестве. Я мечтал о книгах.
Понимаете, у меня было тяжелое детство. Меня постоянно окружали товарищи по играм, а родители покупали мне игрушки и отказывались дурно со мной обращаться, поэтому мне никогда и в голову не приходило искать утешения в хорошей книге.
А Толкин всё изменил. Я просто с ума сходил по фэнтези. Комиксы, скучные скандинавские саги, еще более скучное викторианское фэнтези… пожалуй, тут я должен сделать пояснение для юных слушателей: в те дни фэнтези не продавалось в каждом игрушечном или книжном магазине. Скорее, оно походило на секс. Ты не знал, где найти по-настоящему завлекательные книги, поэтому оставалось только с надеждой пролистывать журнал «Фотограф-любитель» в поисках художественных ню.
Если я не мог достать желаемого – я имею в виду героическое фэнтези, а не секс, – я шел в детскую секцию общественной библиотеки и пытался убедить книги об эльфах и драконах зайти ко мне в гости. Я даже купил и прочел разом все книги о Нарнии – ощущение было такое, как будто я объелся причастными облатками. Мне было уже всё равно.
Наконец меня поймали и держали в темной комнате, давая небольшие дозы научной фантастики, пока я не справился с дурной привычкой. Теперь я уже могу пройти мимо книги с драконом на обложке, и у меня почти не потеют ладони.
Но всё же часть моей души навсегда осталась там. Я назову это место обобщенной фэнтези-вселенной. Она существует, и вы все ее знаете. Ее создали фольклор, викторианские романтики, Уолт Дисней, Э. Р. Эддисон, Джек Вэнс, Урсула ле Гуин, Фриц Лейбер… эти писатели и еще несколько человек определили всю вселенную. Теперь, к радости писателей-паразитов вроде меня, существует ряд сюжетных элементов, которые находятся, так сказать, в общественном достоянии. Драконы, маги, далекие земли, квесты, могущественные артефакты, странные города. Примерно такие же декорации существовали бы и на нашей планете, если бы Господу хватило денег.
Чтобы подробнее познакомиться с обобщенной фэнтези-вселенной, просто посмотрите на классическую ролевую игру «Драконы и подземелья». Это мозаика из всех историй, которые вы читали в жизни.
Разумеется, эта вселенная полна клише и штампов, просто по определению. Эльфы высокие, красивые и стреляют из лука, гномы маленькие, темноволосые и трудолюбивые. Магия работает. Есть некоторая разница между магией здесь и магией в той вселенной. Там волшебник щелкает пальцами, высекая сверкающий синий свет, потом происходит взрыв, и какой-нибудь несчастный превращается во что-нибудь жуткое.
Если вы торгуете юмором, то давно знаете, что есть два испытанных способа: перевернуть клише с ног на голову или воспринять его абсолютно буквально. Так что в продолжении «Цвета волшебства», которое отправляется в печать со скоростью литосферной плиты, вы узнаете, например, что будет, если кто-то вроде меня решит, что мегалитические сооружения – это на самом деле очень сложные компьютеры. Вы увидите друидов, которые бродят между камнями, болтают на компьютерном жаргоне и считают Стоунхендж чудом явления кремниевой глыбы.
Пока я копался в фэнтези-мире, выискивая новое клише, чтобы выжать из читателей пару смешков, я обнаружил один штамп, который въелся так глубоко, что его уже никто не замечает. Это так меня поразило, что я решил рассмотреть его серьезно.
Женскую и мужскую магию принято разделять.
Возьмем ведьм и волшебников. Эти слова принято произносить рядом, как будто это просто разные гендерные обозначения одной и той же профессии. Но это не так. В фэнтези-мирах не бывает ведьм-мужчин. Слышу крики с места про ведьмаков, и это правда. Ладно, приму ваш аргумент для конкретных историй, но общая тенденция всё равно другая. А женщин-волшебниц точно не существует.
Заклинательница? Это просто ведьма классом повыше. Чародейка? А это ведьма с красивыми ножками. Вообще борцам за равные права давно пора заглянуть в фэнтези, потому что женская магия там считается хуже мужской. Третьесортной. Плохой. А волшебники при этом могущественны, разумны и мудры. Чтобы это заметить, в магию верить необязательно.
Волшебники вершат высокую магию, а ведьмы насылают бородавки.
Архетип волшебника – это Мерлин, советник королей, создатель Круглого стола и единственный, кто умел обращаться с электромагнитом, удерживавшим Меч в Камне. Его нельзя назвать фольклорным героем, потому что мы знаем о нем в основном из «Жизни Мерлина» Гальфрида Монмутского, написанной в двенадцатом веке. Старина Гальфрид – один из величайших авторов фэнтези в мире, наравне с Фрицем Лейбером, только без кошек.
Мерлину тоже не везло с женщинами. Его главным врагом была ведьма Моргана ле Фей, а в конце концов его одолела и заключила в хрустальном гроте (или зачарованном лесу, как вам больше нравится) его собственная ученица. Идея ясна, мальчики: вот что случается, если могущественная магия попадает в женские руки.
Постепенно Мерлина почти вытеснил с первого места Гэндальф, о чьей магии всем известно, но ее почти никто не видел. И я хотел бы упомянуть третьего чародея, о котором вы, наверное, слышали – Геда, волшебника Земноморья. Дело в том, что в книгах Урсулы ле Гуин перед нами предстает очень хорошо продуманный и типичный волшебный мир. Мне кажется, что эти книги так популярны, потому что отлично ложатся в наши представления об устройстве магии. А еще они помогут нам найти сходство между всеми этими волшебниками.
Все они холостяки и все практикуют воздержание. В фэнтези такого рода действует соглашение, согласно которому хороший волшебник всегда держит кое-что в штанах (забавно, что для ведьм такого запрета нет, они могут шалить целыми днями, и на их магию это совсем не влияет). Волшебники обычно собираются в Ордена или еще какие иерархические структуры, а остров Рок сильно напоминает мне средневековый европейский университет или даже монастырь. Женщин в университете немного, хотя, думаю, туалеты кто-то мыть все равно должен. В Земноморье есть женщины-маги, но они либо злые, либо сильно ошибаются, либо Гед относится к ним, как акушер с Харли-стрит к деревенской повитухе.
Вы можете себе представить девушку, которая попыталась поступить в Школу острова Рок?[6] Или поставим вопрос по-другому. Представляете себе женщину-Гэндальфа?
И уж конечно, и говорить не стоит о ведьмах из сказок, злобных старых каргах. Наверное, все дело в пряничных домиках. Неудивительно, что ведьмы всегда беззубые – они ведь живут в домиках, которые потянут на девяносто тысяч калорий. А если по ночам раздается какой-то шум, так это соседский ребенок грызет дверную ручку. Книга моей восьмилетней дочери о волшебниках – красивая небольшая книга с картинками, которую можно купить в любом хорошем книжном магазине, – утверждает, что «волшебники исправляют всё зло, которое натворили ведьмы». И снова то же самое: женская магия низкопробна и неприятна.
Но почему? Возможно, дело в каких-то явлениях реального мира?
Забавно, но у западной цивилизации нет заметной магической традиции. Вы напрасно будете искать настоящих волшебников – или ведьм, если уж на то пошло. Я знаю довольно много людей, которые считают себя ведьмами, язычниками или магами. Наиболее здравомыслящие из них признают, что хотя им приятно думать, будто бы их традиции известны с начала времен, на самом деле они все позаимствованы из книг. Из фэнтези. Я пришел к выводу, что фэнтези ни в чем не опирается на реальный мир. Ведьмы и волшебники черпают идеи из книг, а до того черпали из фольклора. Литература влияет на реальность.
Волшебников в западной Европе немного, и встречаются они редко. Я насчитал около десятка, и все они по здравом размышлении кажутся мошенниками или фокусниками. Друиды почти подходят, но все наши знания о них базировались на паре строчек из Юлия Цезаря, пока несколько сотен лет назад их не изобрели заново. Все эти белые одежды, серпы и единение с природой – сплошной самообман. Но тем не менее это важно. Цезарь изобразил их жестокими жрецами культа, основанного на человеческих жертвоприношениях. Руки их были по локоть в крови. А вот пиар-служба истории сделала из них таинственных шаманов, целителей, изготовителей волшебных зелий.
Хотя считается, что с XV по XVIII век в Европе казнили за колдовство девять миллионов человек[7] – это часто упоминается в популярных книгах по оккультизму. Полагаю, это так же близко к правде, как и всё остальное, что там написано, – доказательств широкого распространения ведьмовства не существует. Я знаю людей, которые величают себя ведьмами. Да нет, они ведьмы – кто я такой, чтобы им не верить? Их религия кажется мне довольно запутанной, но доброй и уж точно безобидной. Современные ведьмы – это «Друзья Земли», которые еще и молятся. Если у этой религии есть корни, то они кроются в работах бывшего государственного служащего, натуриста Джеральда Гарднера. Но на самом деле мне кажется, что всё это ведьмовство родилось из траволечения, беспорядочного оккультизма шестидесятых и «Властелина колец».
Но я должен признать, что люди, которых называли ведьмами, существовали. В некотором смысле их создал фольклор. Я называю это феноменом летающей тарелки – если кто-то видит в небе то, что не может понять или объяснить, он немедленно вспоминает об истории встреч с летающими тарелками и решает, что ее он и видел. Очень скоро эта встреча налипает еще парой снежинок на огромный ком тарелкологии. И точно так же, если крестьянин знает, что ведьмы – это уродливые старухи, которые живут в одиночестве, он делает вывод, что местная старуха – ведьма. Скоро все в округе твердо знают, что в соседней долине живет ведьма, к ней приходят с разными трудностями, и миф становится всё прочнее.
Волшебников вы тоже нигде не найдете. Если не считать той горстки сомнительных персонажей, упомянутых выше – да и то половину из них скорее стоит считать алхимиками или просто болтунами, – я сумел найти разве что пару мутных масонских культов вроде братства Всадников из Восточной Англии. Гэндальфу там делать нечего.
Теперь вы понимаете, в чем дело. Женщине всегда достается кусочек похуже. Всё, что делают женщины, принижается автоматически. Широко распространенная точка зрения – ну, широко распространенная среди моей жены с тех пор, как она стала ходить на тренинги по развитию самосознания, – считать, что обсуждать эту тему странно, потому что ответ очевиден. Согласно этой теории магия объявляется мужским делом, и любая попытка женщины ступить на священную землю жестоко карается. Мужчины считают женщин ниже себя, а значит, их магия тоже хуже. Там еще много о естественном страхе мужчины перед сильной женщиной. Дескать, бедные женщины искали хоть какой-то путь к власти, а мужчины мешали им пытками, костром и насмешками.
Хорошо бы так и было. Но обобщенная вселенная фэнтези позаимствовала эту идею и пользуется ей. Мне хотелось бы предложить другую точку зрения – пусть и просто спора ради. Возможно, это всё просто метафора. Пол мага не имеет никакого значения. Классическое представление о волшебнике – это идеал, мечта о том, кем бы мы стали, обладай мы магией. А классическая ведьма, зловредная и лезущая в человеческие дела, – это то, чем мы боимся стать.
Ладно, докторскую степень мне за это всё равно не дадут. Полагаю, что в детских книжках с картинками волшебники так и будут заниматься высокой магией, а ведьмы – творить злые и гадкие дела. Пройдет немало времени, прежде чем все творцы заклинаний станут равны.
Корни фэнтези
«Корни фэнтези: мифы, фольклор и архетипы». Сборник Всемирного конвента фэнтези под ред. Шелли Даттон Берри, 1989 год
Я немного поправил и дополнил текст. Пассаж о ядерных пикси по-прежнему верен.
Есть еще одна история об атомной электростанции, которая всё еще не произошла.
Электростанции строятся долго. Огромные машины проводят всю жизнь на стройплощадке, пока не ломаются без надежды на починку. Что можно сделать с потрепанным бульдозером? Ну, поскольку у вас всё равно очень много мусора и вам придется его убирать, вы похороните его в огромном кургане. А заодно парочку экскаваторов, чтобы они послужили ему на том свете.
Туристы, которые здесь бывают, считают, что это Курган пикси. Нет. Курган пикси стоит на другой стороне дороги и выглядит совсем не так впечатляюще.
Мне нравится думать, что однажды темной грозовой ночью молния одновременно ударит в оба кургана. Разумеется, это будет та медленная, голубая, разветвленная молния, какие встречаются только в кино.
На мгновение настанет гробовая тишина, а потом послышится приглушенный, но ясно различимый треск и кашель огромного, постепенно оживающего дизельного двигателя.
Ну, как аннотация?
В прошлом году один американский писатель написал мне: «Боюсь, здесь ваши книги продаваться не будут. В них не слышно эльфийского пения».
Время показало, что он был неправ, но отсутствие эльфийского пения меня вполне устраивает. Мне кажется, эльфы должны заниматься более интересными вещами. К тому же, если пение – основное занятие эльфов, то меня будет интересовать эльф, напрочь лишенный музыкального слуха. Половина удовольствия от написания смешного фэнтези – поиск клише, которые можно было бы обыграть. Ладно, хватит об этом…
Корни фэнтези уходят куда глубже эльфов и драконов. Очень жаль, что писатели тратят столько времени на обобщенную вселенную высокого фэнтези… вы все ее знаете.
Где-то глубоко под землей кроется желание создавать миры, одновременно сложные, странные и опасные, но при этом существующие по правилам и руководствующиеся моральными нормами. Мы знаем, что третий брат, который накормил бедную старушку, обязательно победит, что один шанс из миллиона сработает, что любая вещь, подаренная главному герою при таинственных обстоятельствах, сыграет важную роль в сюжете. Нам известно, что скромный свинопас – на самом деле королевский наследник, ведь в глубине души и мы себя таковыми чувствуем. Но в его маленьком вторичном мире существуют понятные правила и запреты, которыми он, в отличие от нас, может руководствоваться, чтобы достичь… конца книги, скорее всего.
Есть и обратная сторона. Возьмем «Властелина колец», который для многих представителей моего поколения был первым прочитанным фэнтези. Взрослому мне кажется, что самое интересное должно было случиться уже потом. Проблемы истерзанного войной континента, план Маршалла для Мордора, новая расстановка политических сил, демократизация Минас Тирита. Вышло бы юмористическое фэнтези. Или сатира. Но никак не настоящее фэнтези, слишком уж всё было бы похоже на нашу реальность. Мы же хотим героев, разгадок, ну и поющих эльфов.
И так было всегда. С того дня, когда при свете первого крошечного костра шаман рассказал нам о Зоге, убийце мамонтов. Мир не таков, но он должен таким быть. И если мы будем в это верить, то, может быть, переживем еще одну ночь.
Фэнтези упорядочивает вселенную. Или хотя бы предполагает, что в ней есть порядок. Человеческий порядок. Реальность утверждает, что вся наша жизнь – крошечное одинокое мгновение в холодной пустоте, фэнтези говорит, что нет ничего важнее фигур на переднем плане. Фэнтези населяет страшную пустоту, и не так важно, хорошими или плохими людьми. Поместить на карту остров Бразил – шаг в правильном направлении. Но если вы с этим не справляетесь, знак «Здесь водятся драконы» лучше, чем ничего. Драконы лучше пустоты.
В самом низу, у самых кончиков корней таится страх темноты и холода. Дав тьме имя, вы сможете ее контролировать в каком-то смысле. Или хотя бы думать, что можете ее контролировать, а это тоже очень важно.
Желание всё упорядочивать очень сильно даже сейчас, хотя мы умны, образованны и знаем о тефлоне и центральном отоплении. Например, реальность утверждает, что если мне становится скучно в долгой дороге, я заезжаю на заправку и покупаю кассету. Поскольку музыку для таких мест обычно подбирают люди, обладающие музыкальным вкусом и информированностью утиного яйца, я не лезу на рожон и покупаю какой-нибудь сборник легкой музыки, от которой меня не должно стошнить. Так что по всем углам машины валяются дешевые сборники. Так считает реальность. Но лично я сильно подозреваю, что любая кассета, пролежавшая в машине две недели, превращается в «Лучшие песни» Queen. Друзья надо мной смеются. Они говорят, что кассеты превращаются в сборники Брюса Спригстина.
Ладно, это шутка. На самом деле я в это не верю. У меня есть рациональное объяснение. Как, например, с шепотками в старом доме. Оказалось, что под карнизом живут скворцы. По ночам они шелестят и шуршат. А та огромная тварь, которая однажды подкралась ко мне и встала за спиной, тяжело дыша, пока читал, оказалась старомодной газонокосилкой. Кто-то из соседей стриг лужайку, и дребезжание цепи и стук ножей отразились от стены в моей комнате и стали похожи на… на дыхание жуткой твари. Двадцать секунд, которые понадобились мне, чтобы проанализировать этот звук, не поворачивая головы, тянулись очень долго.
Давайте я расскажу вам об атомной электростанции, построенной на кургане железного века – точнее, совсем рядом. Местные звали его Курганом пикси. Во время строительства рабочие привыкли винить во всем – от потери молотка до срыва сроков – зловредного пикси (вероятно, кто-то случайно проехал на грузовике по его могиле, а всем известно, что пикси такого терпеть не могут). Конечно, они в это не верили. И в качестве шутки, закончив стройку, рабочие подарили директору станции фигурку садового гнома. Пикси. Она стояла в витрине, и поговаривали, что если ее оттуда убрать, случится что-то ужасное. И вот однажды ее убрали в шкаф, а через три недели ужасный шторм привел к подъему воды и затопил насосную станцию на шесть футов, вырубив четыре реактора и выведя из строя сотни мегаватт генерирующей мощности.
На следующий день с телевидения приехали снимать ремонт, и кто-то из рабочих упомянул пикси, которого немедленно извлекли из шкафа. Хо-хо-хо, проклятье пикси чуть не уничтожило станцию. Хо-хо-хо.
В те дни про атомную энергию еще можно было шутить. Получились неплохой сюжет в новостях и хороший заголовок для статьи о том, как быстро станцию вернули в строй.
История облетела мир. Где-то в самом начале ее путешествия важнейший элемент «хо-хо-хо» куда-то пропал. Мы стали получать письма. Особенно отличилась Западная Германия, если мне не изменяет память. «Пожалуйста, расскажите нам о существе, которое уничтожило электростанцию», – писали они.
Мне велели придумать стандартный ответ. Должен сказать, что ответ вышел очень хороший.
Там говорилось о гремлинах и о том, что во многих профессиях возникают свои маленькие суеверия и мифы. Но будучи пиарщиком этого заведения, я обнаружил, что далеко не все разделяют мои бодрые заверения о том, что мы ни во что такое не верим. Они были инженерами. Знали о Мерфи. И вовсе не хотели злить пикси.
С одним старшим инженером у меня состоялся такой разговор. Состоялся на новенькой, сверкающей современной электростанции.
– Почему вы говорите, что никто здесь в это не верит?
– А вы хотите сказать, что кто-то верит?
– Нет. Скажите, что это просто… анекдот.
Потом кто-то еще сказал: «Интересно, а какие легенды сложатся об этом месте за тысячу лет, когда здесь опять останется только куча земли? Деревенские жители будут рассказывать, что в полночь здесь можно увидеть физиков?» Мы все согласились с этим. Если не принимать всерьез предупреждения, место захоронения списанного ядерного реактора станет типичной проклятой гробницей. Любой, кто проникнет в нее, скоро умрет таинственной смертью.
Это меня шокировало. Я не знал, что инженеры умеют так думать. Так или иначе, острые грани технологии уже густо смазаны солидолом фэнтези. Или выдумок, а это тоже фэнтези, только без рубашки. Если мы когда-нибудь построим базу на Луне или на Марсе или колонию L5, наш разум немедленно декорирует новый пейзаж всё теми же фантазиями. Например, придумает таинственных существ, которые живут в стенах станции и крадут электричество. Или домовых, которые выползают из компьютеров по ночам и чистят шлемы, если оставить им миску питательной субстанции.
Мы помечаем мир своими фантазиями, как собаки, которые задирают ногу на каждом углу. Таким образом мир становится нашим. Изобретя богов и демонов, мы можем ублажать их или изгонять.
Поселив фейри в одиноком мрачном кусте терновника, мы сами решаем, как к нему относиться. Мы можем повязывать на него ленточки и видеть под ним вещие сны – или выкорчевать его и заявить, что мы не верим в приметы.
Ну и ублюдки эти эльфы
Программа конвента Hillcon, 1992 год
Я перечитал этот текст двенадцать лет спустя и подумал: «Вау, ну и хреновый денек у меня тогда выдался. Интересно, а я до сих пор так думаю?»
И понял, что да.
В 1992 году фэнтези-бум, который начался в середине восьмидесятых, достиг вершины. От книг, местных и переводных, было не продохнуть. Много было хороших, но плохих гораздо больше – не обязательно плохо написанных. Просто они ничего в себе не несли. Помню выпуск журнала «Локус», в котором рецензировались или рекламировались три книги, в каждой из которых был Темный властелин (ни одна из этих книг не была «Властелином колец»). Господи, давайте выдавать Темных властелинов по карточкам.
Прилавки на конвентах были завалены этими книгами с неуловимо похожими обложками. Хорошие книги там тоже встречались, но как их можно было узнать? Кучи единорогов, драконов, эльфов, артефактов… героическое фэнтези пожирало само себя.
Для фэнтези это было плохо, а для меня хорошо. Эта среда была насыщена мишенями.
Но это было тогда. С тех пор я стал намного спокойнее. Возможно, мне лучше какое-то время держаться подальше от этого Диснейленда.
Меня называют писателем фэнтези, и я скоро возненавижу этот термин. Почему? Потому что то, что могло бы быть хорошим, слишком часто становится плохим. Вокруг слишком много мусора, восторженного поклонения скучным мифам, бездумной переработки древних идей и бессмысленного эскапизма.
Я не против повторения старого. Посмотрите хотя бы на смену времен года. Или на пантомимы, или на сказки. Пересказ старых историй – очень достойное занятие, только для него нужно чутье. «Звездные войны» – самое что ни на есть героическое фэнтези, переработанное как раз так, чтобы заиграть новыми красками. «Робокоп» – древняя сказка, рассказанная новым голосом. Он чудесен. «Робокоп 2» – очень дорогой мусор, потому что люди сами не поняли, за что взялись.
К сожалению, мусор всё еще продается. На прошлой неделе я взял свежий фэнтези-роман, так там один из героев сказал другому: «Да возгневается он». Господи. И эта фраза торчала посреди целой страницы такого же скучнейшего псевдоархаичного текста. Ужель, ручательство… с помощью этих слов высокое фэнтези превращается в третьесортные романтические книжечки. «Юноши зело храбрые вяще взошли на оную гору». Это не фэнтези. Это из Толкина выпарили всё волшебство на медленном огне.
Меня бесят эти милые драконы и благородные эльфы. Эльфы не благородные. Они жестокие ублюдки. И герои мне не нравятся. Засранцам доверять нельзя, они всегда предадут. И во врожденное благородство королей я не верю, потому что почти все короли в нашей собственной истории сходили с ума от власти. И уж точно я не верю в мудрых волшебников. Я работал с их современными аналогами, я точно знаю, о чем говорю.
Задача фэнтези – показывать известное в новом свете. Сейчас я занимаюсь этим в Плоском мире. Я хочу писать о здесь и сейчас, а не о там и тогда. Фэнтези – это «ур-литература», из которой выросло всё остальное. И поэтому я до боли сжимаю кулаки, когда туповатые критики клеймят его «жанром» и «трэшем». Лучшие из этих книг отлично помогают сбежать от реальности.
Вот только сбегать нужно не только откуда-то, но и куда-то. Найти достойное место и вернуться, обогатившись новым опытом. Слишком часто фэнтези называют пустыми калориями. Жизнью с обрезанными корочками.
Я пишу эти строчки во Флориде, родине фэнтези и того, что вы смотрите, и того, что пихаете в нос. Тут много странного. Например, студии Disney/MGM и Universal.
Странно то, что это на самом деле не киностудии. Ну, фильмы-то они снимают, но это не основное их занятие. Они и построены не как студии, а как… как парки аттракционов. Фальшивые фасады, хитроумные съемочные площадки, улицы с ложной перспективой. Они построены для того, чтобы выглядеть чем-то, выстроенным, чтобы выглядеть чем-то еще. Они должны казаться ненастоящими.
Кто бы мог такое подумать?
Тут, в Америке – в Англии тоже, но в меньшей степени – в газетах и книгах пишут о телегероях как о живых людях. Мир сходит с ума. Реальность больше не отличить от фэнтези. Думаете, я шучу? В супермаркетах продают газеты вроде «Сан», «Миднайт стар» и «Уикли уорлд ньюс». Типичная статья на первой странице: Элвиса нашли живым в НЛО, выловленном в Бермудском треугольнике. И люди это читают. Это ведь даже не научная фантастика. И этим людям разрешают голосовать.
Это всё придумано, чтобы сбежать отсюда – Диснейленд, эльфы, тупые сплетни. Они никуда не ведут. А хорошие вещи уводят вас куда-то. Оттуда вы сможете взглянуть на мир по-новому. Детский интерес к фэнтези заставил меня полюбить книги вообще. И в книгах по астрономии и палеонтологии я нашел такие чудеса, на которые не способно даже Средиземье.
Давайте не просто уходить отсюда. Давайте идти куда-то еще. И если по дороге у нас получится пнуть эльфа, тем лучше.
Пусть будут драконы
Журнал The Bookseller, 11 июня 1993 года
Речь в защиту фэнтези, произнесенная почетным гостем ежегодного обеда Ассоциации книготорговцев в Торки в 1993 году
У меня до сих пор сохранилась первая книга, которую я прочитал. «Ветер в ивах». Ну, наверное, не первая – та, скорее всего, называлась «Сказки-малышки» или «Дженет и Джон, книга первая».
Но это была первая книга, которую я открыл, не пожевав предварительно обложку и не мечтая оказаться в другом месте. Это была первая книга, которую я прочел, потому что мне стало интересно. Было мне тогда десять лет.
Теперь я, разумеется, понимаю, что эта книга совсем не годится для детей. В ней всего один женский персонаж, и тот прачка. В ней никто не пытается объяснить, что это социальные предпосылки и отсутствие нормального жилья толкнули хорьков и горностаев на неблаговидный поступок. Дом Барсука – сущее оскорбление для всех детей, которым не посчастливилось жить в Дремучем лесу. Жилищные условия Крота и Крыса более-менее приемлемы, но только если они сами об этом расскажут.
Но эта книга попала мне в руки. Поскольку ее рекомендовали не учителя и не родители, я прочитал ее в один заход от корки до корки. А потом начал сначала, потому что вообще не представлял, что бывают такие истории.
Есть чувство, знакомое только детям, открывающим для себя книги. Своеобразная лихорадка. Желание немедленно прочитать всё на свете, пока оно не исчезло у тебя на глазах. Мне пришлось самому чертить карту этих неисследованных земель. Да, начальство утверждало, что книги – отличная штука, но мне никто не давал советов. Я был предоставлен сам себе.
Сейчас меня считают автором для подростков. Учителя и библиотекари говорят: «Ваши книги очень любят дети, которые вообще не читают». Видимо, это комплимент, но лучше бы его формулировали как-то по-другому. Жанровые авторы должны очень хорошо представлять себе своего читателя. Я знаю, что многие мои читатели уже могут водить машину или даже претендовать на пенсию. Но все вокруг считают, что этим читателям по четырнадцать лет, и зовут их всех Кевинами, так что я решил заглянуть в мрачную бездну, именуемую детской литературой.
Насколько я понимаю, так поступают немногие, разве что те храбрецы, которые работают с детьми и интересуются, что читают их подопечные. Они – невоспетые герои Сопротивления в войне, которую выигрывают ежи Соники и бионические жестянки. У них мало союзников, даже там, где их можно было бы ожидать. Несмотря на огромное количество наименований, которые выбрасывают на рынок, чтобы успокоить родителей, в воскресной газете рецензии на детские книги публикуют очень редко и еще печатают рядом с ними плюшевого медвежонка. Наверное, чтобы читатели поняли, что это аналог литературной детской площадки.
Возможно, издатели правы. Насколько мне известно, дети не читают рецензий. Они живут совсем в другом мире.
Вышеупомянутые школьные библиотекари рассказывают, что на самом деле читают дети и на что они готовы тратить карманные деньги. Это фэнтези, научная фантастика и хоррор. Библиотекари благодарят бога за то, что в наш электронный век дети хоть что-то читают, но одновременно это их тревожит. А не должно.
Сейчас мне кажется, что любая литература – в каком-то роде фэнтези. Агата Кристи писала фэнтези. Том Клэнси пишет фэнтези. Джилли Купер пишет фэнтези – во всяком случае, я очень на это надеюсь, ради ее же блага. Но при слове «фэнтези» принято представлять себе мечи, говорящих животных, вампиров, космические корабли (научная фантастика – это такое фэнтези с заклепками), и это действительно довольно глупо. Но при этом фэнтези размышляет о будущем, переписывает прошлое и осмысляет настоящее. Это игра в шахматы со вселенной.
Из-за фэнтези многие взрослые чувствуют себя неловко. Читающие дети называют книги «офигенными» и «клевыми». Это раздражает многих (так сильно раздражает, что когда кто-нибудь вроде Ф. Д. Джеймс использует приемы научной фантастики, услужливые люди тут же сдвигают границы жанров, лишь бы не ставить на писательницу каинову печать. Это не фантастика, «потому что в ней нет роботов и других планет». Филлис Дороти Джеймс пишет фантастику? Что вы. Но «Дитя человеческое» – фантастика, и «Стрела времени» – фантастика, и «Фатерланд», и «Дети Мафусаила» Брайана Олдисса[8], и «Бойня номер пять» Курта Воннегута, и «Человек в высоком замке» Филиппа Дика. Фантастика, на которую редко пишут рецензии, часто бывает хорошей. Она прекрасно обходится без роботов и не выходит за пределы Земли).
Конечно, бывают плохо написанные фэнтези и фантастика. Плохо написанных книг вообще много. Но «литературная ценность» – искусственный критерий, который существует только в глазах смотрящего. В мире, где «Империя солнца» Балларда может получить «Букера», я не сильно полагаюсь на оценку литературных достоинств.
Недавно я разговаривал с учительницей, которая пригласила меня пообщаться с учениками. Из-за этого у нее возникли неприятности с директором, который счел, что фэнтези морально неоднозначно и никому не нужно в девяностые годы.
Морально неоднозначно? Да если убрать кое-какие украшения, большую часть фэнтези одобрили бы в приличных викторианских домах. Мораль фэнтези и хоррора – это, по большей части, однозначная мораль сказки. Вампира убьют, чужого выкинут из шлюза, Темного властелина уничтожат, и добро восторжествует – возможно, понеся некоторые потери. И не потому, что оно лучше вооружено, а потому, что Провидение на его стороне.
Почему младший из трех братьев, который поделился едой со старушкой в лесу, становится королем? Почему Джеймс Бонд обезвреживает атомную бомбу за несколько секунд до взрыва, а не, так сказать, через несколько секунд после? Потому что вселенная, где этого бы ни случилось, была бы мрачным и негостеприимным местом. Пусть в ней будут орды гоблинов, ужасная экологическая ситуация, даже гигантские слизняки-мутанты, если уж вам так хочется, но там должна быть надежда. Крошечная, слабенькая надежда, отблеск меча Артура в закатных лучах. Покажите нам, что мы живем не напрасно.
Чтобы не сойти с ума – если мне будет позволено слегка перефразировать недавние слова Эдварда Пирса, напечатанные в «Гардиан», – многим необходимы короткие передышки, комфортное убежище, кусочек мира, где всё ведет себя, как полагается. Хотя бы до конца спектакля или книги. И это довольно безобидно. Классическое фэнтези, может быть, и знакомит детей с потусторонним, но этот способ куда здоровее других, которые предлагает нам наше странное общество. Если вы читаете о вампирах, неплохо бы тут же прочитать и о кольях.
Читатели фэнтези могут заодно узнать, что, выражаясь словами Стивена Сондхайма, великаны бывают добрыми, а ведьмы говорят правильные вещи. Что порой неважно, какое место человек занимает – важно, куда он смотрит. Это часть опасного процесса взросления.
Что до эскапизма – меня вполне устраивает это слово. В эскапиме нет ничего плохого. Вот только надо понять, откуда вы бежите и куда.
Начав запоем читать книги, я поначалу сбегал во «Внешний космос», как это тогда называли. Я читал много научной фантастики, но ведь это всего лишь поджанр фэнтези, родившийся в двадцатом веке. Большая часть этой фантастики была в литературном смысле редкостной дрянью. Но полезной дрянью. Как велотренажер для ума – на нем никуда не уедешь, но мышцы он держит в тонусе.
Никому не нужно? На первое в своей жизни упоминание древнегреческой цивилизации я наткнулся в фэнтези-книге, написанной Мэри Рено. В пятидесятые годы историю в большинстве школ преподавали так: жили-были римляне, у которых была куча бань. Они построили несколько дорог и пропали. Потом тут много дрались и пихались, пока не появились норманны и история не началась официально.
Примерно так же дело обстояло и с естественными науками. Юрий Гагарин летел над нашими головами, но я не припомню, чтобы в школе хотя бы раз упомянули об этом. Никто не говорил нам, что физика и химия – это не возня с реактивами и магнитами, а способ познания вселенной.