Ступени из пепла Бояндин Константин

4. Диагностика

Меня осматривал лично Саванти Маэр-Тиро эс Гатто, редкий для наших мест уроженец южного континента, Тераны. Одно из прозвищ — Хлыст. Два года назад окончил Университет и остался здесь. Успел дорасти до заместителя главного врача. Всего на четыре года старше меня…

Хлыст являл собой неизменно комичное зрелище. Вечно надменным выражением лица. Привычкой стричься почти наголо. Постоянно изящной походкой и оскорбительно вежливым тоном. Увидев меня, он широко открыл глаза. Очки-невидимки, главная гордость Хлыста, восприняли это движение своеобразно: взмахнули «стёклами» вверх-вниз и растворились в воздухе. Я поджала губы, чтобы не рассмеяться.

— Май? Неплохо начинаешь первый день, неплохо… Ну, не обижайся, если что. Эй, верные слуги, на стол её, в «пасть».

Диагност — вероятно, самая сложная машина на территории графства — действительно походил на пасть. Весёлые ребята, эти медики.

Верные слуги — три девицы в белых с зелёной каймой халатах практикантов — выполнили приказание, сохраняя каменную серьёзность на лицах. Сам Хлыст улыбается, только когда хочет изречь какую-нибудь редкостную гадость.

— Решила идти в ногу со временем? — осведомился он, помогая мне снять верхнее платье. Телефон! Вот же напасть. Флакон и шкатулку я успела оставить в сейфе, в приёмном покое, а вот телефон…

— Хотела назначить тебе свидание, — язык мой действовал независимо от разума. — Теперь придётся назначить кому-нибудь ещё, раз сюрприза не выйдет.

— А я чем плох? — Хлыст убедился, что девицы покинули комнату, собрались у пульта управления диагностом. — Запиши, если не передумаешь — Яттан сто три. Так… дай-ка пока его сюда. Штука нежная, сгореть может.

Мне стало зябко. И почему во всех медицинских учреждениях такой холод?

— Закрой глаза, Королева, — если вспомнил прозвище, значит, шутки в сторону. — Не шевелись. Интересно, интересно… Поехали, — махнул он рукой. — Во втором режиме, два… э-э-э… ладно, три прохода.

Что-то лязгнуло и «пасть» закрылась.

Вспыхнул белый свет — яркий, было неприятно даже сквозь сомкнутые веки. Тут же я ощутила вибрацию. Похожую на ту, что сопровождала сегодняшние исцеления. Я непроизвольно дёрнулась (Хлыст что-то проворчал) и, видимо, застонала… очень уж было неприятно.

И ещё раз. Тон гудения диагноста сменился. И вновь меня режет невидимая звенящая нить. Ой, как противно. В этот раз я сумела не пошевелиться, не издать ни звука. Третий проход. Гул сменился едва слышным писком. Заломило в ушах, иголочки вонзались где-то возле висков. Затылок немилосердно пекло. О, Хлыст, любишь ты подобные «удовольствия»…

Пасть распахнулась. Новая волна прохладного воздуха, от которого застучали зубы и мурашки пошли по коже.

— Давайте, расшифровывайте, — махнул Хлыст рукой. — Пусть потрудятся. — Это он уже мне. — Скучно им. Ничего, сегодня вечером у них дежурство — мало не покажется.

Я едва не уронила телефон в попытках пристегнуть его. Потом всё же уронила — хорошо, пол мягкий — и чуть не наступила сверху.

— Как тебя ведёт… — нахмурился Хлыст. — Слушай, подруга, ты знаешь, что тебе чуть больше дня осталось?

Люблю врачей за непосредственность.

— З-з-знаю, — кивнула я.

— Лежать бы тебе дома, пить минералку и читать книги. А не развлекаться. Ну-ка, давай помогу.

Помощь оказалась кстати — тело повиновалось мне с трудом. Хлыст небрежно взмахнул рукой, и в комнате стало ощутимо прохладнее. Кондиционер.

— Из-з-з-здеваешься? — возмутилась я.

— Сейчас мои девицы сюда войдут, — Хлыст поднял указательный палец, — и башенки-то у них посносит. Почему без перчаток? У меня хронический ринит, но даже я чувствую.

Ого!

— А ты, значит, стойкий?

— Ты даже не представляешь, насколько, — наконец-то он улыбнулся. — Ладно. Идём, развлеку тебя, пока там дешифруют. Пока на вот, одень.

— Надень, — поправила я, натягивая тесные перчатки.

— Королева, что с тобой? Прописать тебе клизму, для уравновешенности? Одевай, одевай, пошли в буфет. Коктейля выпьем.

— Слушай, Хл… — он довольно ухмыльнулся. — Саванти, у меня дела. Честно.

— Какое совпадение! Идём, идём. За счёт заведения.

Что-то в его интонации побудило меня не пререкаться.

В буфете было людно, но, стоило нам с Хлыстом появиться — и люди начали расходиться. Осталось всего трое — мрачно выглядящий буфетчик (сколько помню, всегда у него кислое выражение лица), да двое студентов. По-моему, с исторического. Передавали друг другу стопку листов, вчитываясь в неё, время от времени поднимали глаза к потолку. К речи готовятся?

— Я сейчас, — Хлыст оставил очки на столе. Забавная игрушка: подносишь к ним руку — проявляются, убираешь — становятся едва заметными. Хлыст что-то втолковывал буфетчику, тот внимал без особого энтузиазма. Наконец, Саванти вернулся, улыбаясь краешком губ, уселся напротив и кашлянул. Студенты покосились на него, вернулись к своему занятию.

— Как себя чувствуешь? — неожиданно спросил Саванти. Спросил и опустил глаза, проводя над очками кончиками пальцев.

— Есть хочу, — отозвалась я немедленно. Перчатки малы размера на два. Быстрее бы добраться до своей комнаты.

— И всё?

— Перчатки жмут, — добавила я, пытаясь понять, успею натереть мозоли или нет.

— И всё?

— Нет.

Буфетчик возник из двери служебного лифта и поставил перед нами поднос. Причудливой формы кувшин, пару стаканов, тарелку с горой бутербродов и сифон с водой. Я потянулась к сифону, но Хлыст покачал головой. Указал взглядом на кувшин.

Там оказалось что-то взбитое, воздушное, сладкое до приторности. Я отпила глоток и закашлялась. Хлыст даже не пошевелился.

— Что… за гадость? — поинтересовалась я. Теперь мне не просто хотелось есть. Теперь мне хотелось проглотить всё съедобное, что увижу вокруг, не жуя.

— Специально для тебя смешали, — пояснил Хлыст. — Надо выпить всё.

Я взяла себя в руки и не запустила в него стаканом.

— Врач плохого не посоветует, — добавил Хлыст. Налил себе воды из сифона и отхлебнул, манерно отставив мизинец в сторону.

Я допила стакан, почти не поморщившись. Налила ещё. Да там стаканов пять будет!

Саванти смотрел на меня, уже не улыбаясь.

Я медленно допила второй стакан, налила третий.

Странно, но голод отступил. Ну не совсем, но желудок уже не жгло, в животе не крутило. Хм. Я отпила ещё глоток и подумала, что, по существу, коктейль не такой уж и мерзкий. Ладно. Посмотрим, кто кого переупрямит.

Четвёртый стакан прошёл совсем легко. Так… Надеюсь, я успею добежать до… Столько жидкости подряд — не шутка.

Оставалось две трети стакана. Я дождалась, пока из кувшина не перестанет капать. Напиток оказался совершенно безвкусным. Плохо перемешали?

— Что теперь?

— Теперь, — Саванти налил себе газированной воды, — я буду есть. А ты — как хочешь.

Я протянула руку к бутерброду… Странно. Есть не хотелось совершенно. Ни капельки! В смысле — ни кусочка! Осторожно пошевелилась. Ничего не болит. Мне уже не было холодно.

— Как интересно, — подумала я вслух, — мне уже хорошо.

Саванти поднял взгляд, улыбка осветила его лицо. Я взглянула влево и увидела, к великому изумлению, что буфетчик тоже улыбается. Впервые на моей памяти! И не сутулится, не хватается то и дело за поясницу.

— Май, — сообщил Саванти, поставив локти на стол и уперев подбородок в ладони. — Я тебя люблю.

Я почему-то не удивилась. Словно слышала такие признания каждые пять минут. Посмотрела на него и улыбнулась.

— Ты вздорная, заносчивая, у тебя тяжёлая рука, с тобой совершенно не о чем поговорить, — продолжил Хлыст. Студенты смотрели на нас ошалело. Саванти никого и ничего не замечал. Глядел на меня и улыбался. — Пять минут спустя я буду казаться другим, но ты мне не верь.

— Хорошо, — я сняла правую перчатку, прижала ладонь к его щеке. Саванти вздрогнул, посмотрел на меня жалобно. — Мне давно не было так хорошо, Саванти.

— Вы вся светитесь, — похвалил меня буфетчик. — Вы никогда так чудесно не выглядели. Подождите минутку, — он забрал кувшин и мой стакан, удалился.

Саванти вздохнул, прижал легонько мою ладонь к своей щеке, медленно отстранился.

— Я могу спросить, что с тобой случилось? — он постучал кончиками пальцев по столу.

Я вздохнула в ответ и натянула перчатку. Помедлила, стянула её вновь, стянула вторую. Протянула обе Хлысту.

— Спасибо, Саванти.

— Это означает «нет»?

— Можешь, — возразила я. — Сегодня утром я проснулась.

Он чуть повернул голову. Ещё раз, в другую сторону. Какие у него роскошные, белые брови… И волосы, цвета воронова крыла… И нос, как у орла. В тот момент Хлыст выглядел величественно. Честно!

— Да, похоже на то, — согласился он. — Тебя не узнать, Королева. Я бы сказал, что тебя подменили. И что теперь?

Самой интересно.

— Самой интересно, — повторила я вслух. Тут вновь возник буфетчик, поставил передо мной и Саванти по маленькой рюмке. Я осторожно поднесла её к губам.

Как вкусно!

— Ваше здоровье, Светлая! — буфетчик поставил по рюмке перед каждым из студентов (те так и сидели, забыв закрыть рты). — Живите вечно!

Мы пили медленно, наслаждаясь.

— Светлая, — Саванти помрачнел, поднялся на ноги. — Уже должны расшифровать. Пошли, Королева, у тебя ведь дела.

Вот ведь свинья!

— Спасибо, — я легонько обняла буфетчика — тот вздрогнул — и прикоснулась пальцами к щеке каждого из студентов. Те выглядели так, словно при них произошло великое чудо. Всё, подумала я отчего-то. Можно идти.

Саванти мрачнел с каждым шагом; когда мы вернулись в пультовую, ассистентка (одна, где остальные?) смотрела на него с испугом.

— Желудок, — объявил Хлыст. Дал знак девице, та кивнула, что-то сказала в селектор — Ничего страшного, сейчас пройдёт. Ты к себе? — повернулся он ко мне. — Давай провожу.

Вернулся из приёмного покоя со шкатулкой, коробочкой и флаконом, отдал мне всё это. Судя по выражению лица, мыслями Хлыст был далеко отсюда.

— Заприте здесь всё, — обратился он к недоумевающим «верным слугам». — Да, я отменяю ваше дежурство сегодня ночью. Потом отработаете.

Умеет наш Хлыст сказать пакость так, что от души радуешься. Девицы взвизгнули, запрыгали и заулыбались. Будто не знают, что такое «потом отработаете». И убежали прочь, помахав мне руками на прощание.

Мы двигались молча. В Университете было пустынно; вошли по переходу в учебный корпус (охранник вытянулся в струнку, когда мы проходили мимо). Стало немного печально. Мне, во всяком случае. Ни души вокруг, эхо от щелчков каблуков об пол, а за окнами — парк. Прекрасное место. Но всё хорошее кончается.

— Хотел тебе всё это истолковать, — Хлыст помахал в воздухе стопкой «расшифровки», — но сейчас уже не уверен, что нужно. Вкратце. Когда ты пришла, то была на грани полного нервного и физического истощения. Сердце никакое, иммунная система рушится, эндокринная — скоро рухнет. Знал бы, не повёл тебя в буфет. Девицы мои сидели в реанимационной, ждали звонка.

Вот как, подумала я. Бедный Хлыст. Странно, я себя настолько развалиной не ощущала!

Остаток пути мы прошли молча. Пока я ходила на вахту за ключами от апартаментов, Саванти ожидал меня со шкатулкой и прочим у лифта.

— Я подобрал тебе кое-чего, — он вынул из кармана и протянул мне небольшой пакетик. Внутри что-то шуршало. — Так, мелочь, витамины, всё в таком духе. Возьмёшь?

— Спасибо, Саванти. Не надо.

Он усмехнулся и спрятал пакетик.

— Я всё ждал, когда же ты заедешь мне в ухо, — признался он, протягивая шкатулку. — Ты помнишь? Я тебя уже назвал однажды подругой. По пьяному делу. Думал, ты мне все зубы выбьешь.

— Нет, Саванти, — я была ошарашена. Не могло такого быть! — Не помню.

Он помахал рукой и отбыл. Очень часто наклонял голову и поправлял невидимые очки.

А я с удивлением обнаружила, что не помню, каким ключом отпирается внешний замок. Все они были примерно одного размера. Пришлось перебирать.

Внутрь я вошла в совершенном смятении. Что же мне делать? Какой же я была всё это время?

Что у вас на уме, тётушка?

5. Тайник

В апартаментах всё было не так. Нет, судя по запаху, никто, кроме меня здесь не жил ни единого часа — обоняние не провести. Но обстановка, вещи… И пыль! Что такое? Разве расставила бы я мебель таким образом?

Слева от входа слабо мерцает терминал связи. Я вспомнила, сколько стоит его установка, и поёжилась. Точно такой же терминал — за углом, выйти отсюда и прогуляться шагов двадцать. Перед зачётом там не протолкнуться от желающих сделать запрос в библиотеку. Я, значит, работала в полном комфорте. Как приятно быть богатой.

Прижала ладонь к сенсору. Прошло секунды три (я уж подумала, что машина сломана) и экран подсветился. Сообщений нет. Единственное украшение экрана, помимо кнопки «меню» — сиротливая записочка. Похоже, сама себе оставила. «Сегодня в 14:20, комн. 105». Ага. Ну да, конечно. В сто пятой — как раз перед выходом на балкон над площадью Собраний. Все, кому положено выступать, собираются в сто пятой. Ещё два часа с небольшим. Не знаю, о чём я там буду говорить — что-нибудь придумаю. Хотя, наверное, положат листик со шпаргалкой, как на церемонии выпуска.

Я закрыла внешнюю связь (подумав, оставила разрешение на «Яттан 103», то есть, Саванти), включила опережающее слежение. Штука удобная, но с непривычки может напугать — при вызове пульт проецирует перед глазами текст сообщения. На ночь включать не советуют.

Всё. Заперла дверь и пошла переодеваться. На пороге спальни замерла.

Великое Небо, неужели я могла так небрежно разбрасывать вещи? Ну, хоть, простите, использованное бельё нигде не валяется. Что-то странное, Май, — подумала я в который раз. В шкафу отыскался костюм. Пара старых перчаток, такая же старая шапочка. И это всё?

Да, всё. Остальное — вон, короб для грязной одежды. Только что по швам не трещит.

Так.

Я отправилась в душ и, отмокая, думала. Мысли приходили всё больше невесёлые. Дома я — чистюля, а здесь спокойно коплю грязную одежду. Я стиснула зубы. Не помогло, я всё равно покраснела. Не знаю, от чего больше — от стыда или от злости.

Одевшись, я заметила запертую дверь, в которую вероятно, сама никогда не входила. Хозблок. Долго смотрела на связку ключей. Похоже, вот этот. Ну-ка, где тут свет включается?

Разинула рот. За номер с такими удобствами в главной гостинице города, «Небесной Крепости», берут двести тагари в день. На пять тагари можно неделю жить в самом дешёвом номере, с полным содержанием.

Я примерно угадала, какая из штуковин тут исполняет роль стиральной машины. Но, поскольку девице благородного происхождения не пристало…

Я рывком отдёрнула голову назад, сильно стукнулась о дверь. Не сразу поняла, что это и есть опережающее слежение. Так и шею сломать недолго!

— Слушаю, — отсутствующим голосом произнесла я. Несомненно, тётушка. Не буду включать видеосвязь. Хватит с неё и звука. Видеть её не желаю.

— Обслуживание, тахе-те Майтенаринн. Мы получили сигнал.

Сигнал? Я никого не вызывала.

— Что вам нужно? — спросила я неожиданно резко.

— Уборка, тахе Майтенаринн. Простите, но вы не разрешили входить в апартаменты до вашего возвращения.

Получи, Май!

Я открыла дверь. Да, действительно. Парень с девушкой, в униформе — явно нервничают. Интересно, как я должна себя вести, с их точки зрения? Парень придерживал пылесос.

— Поставьте его сюда, — указала я, куда именно. Ага, получилось. Дара речи они уже лишились. — И… помогите разобраться.

Как они застёгнуты! Впрочем, понятно. Обслуга «Небесной Крепости» тоже застёгивается наглухо. Ни единой молекулы… короче, постороннего запаха в номерах важных постояльцев. Хлыст как-то ворчал, что интоксикация собственными э-э-э… сигнальными веществами — верный путь в клинику для душевнобольных. Но кого это волнует.

— С чем… тахе Майтенаринн? — уточнил парень.

Я поманила его за собой (они двинулись оба, словно заворожённые) и указала на «стиральную машину».

— Вот с этим. Хочу идти в ногу со временем, — добавила я, вспомнив Саванти.

Тут они оба рассмеялись — я и сама улыбалась — и ситуация несколько разрядилась.

Через двадцать минут голова у меня немного гудела. Ну конечно, такая техника не может быть рассчитана на невежд. Парень указал мне, как вызывать инструкцию и дал несколько простых пояснений.

— Пылесос оставьте за дверью, — попросил он перед тем, как они оба ушли. Мне казалось, что они бросятся бежать со всех ног, едва закроется дверь в мои апартаменты — но нет. Наоборот, удалились, непринуждённо разговаривая.

Сколько ещё поводов для разговоров я сегодня успею создать?

Ну, хорошо. Полный цикл обработки — сорок минут. Выстирать всё я не успею, да и не придётся: мне нужны только парадная шапочка и перчатки. Вот с этого и начнём.

Когда я запустила, наконец, стирку (помимо светлой одежды, там подвергались обработке двадцать пар перчаток и пять шапочек), меня вновь стала бить дрожь. Но прочие синдромы истощения не возвращались. Действительно, нервы. Я чуть было не выпила ещё одну дядину таблетку… но передумала. Хватит стимуляторов. Мне же сказали, что это большая нагрузка на организм.

Прежде, чем браться за пылесос, осмотрю остальные комнаты. Надо же знать, кем я была вчера. И позавчера. И несколько предыдущих лет.

Таблетки. Они повсюду, и нигде. В пузырёчках и россыпью, между листами бумаг в столе, рядом с вазами, между цветочными горшками. До боли знакомые таблетки. Я оставила одну (тщательно спрятала, надо отдать на анализ) и принялась уничтожать все прочие. За двадцать минут я отправила в канализацию более сотни — и это были ещё не все. Похоже, мне предстоит их обнаруживать ещё долго.

Пыль кругом — об этом я говорила. Растения, правда, ухоженные, — значит, поливать не забывала. Записки. Тоже непонятно — почему я их не выбрасывала? Все записки, которые валялись, где придётся, попадали, надо полагать, в эту вот коробку. Вероятно, обслуга не осмеливалась выкидывать то, что Светлая забывала выбросить сама. Я уже было хотела включить пылесос и заняться, наконец, настоящей уборкой, как вдруг заметила эту записку.

Она, единственная, была на виду. К полке её прижимал массивный старый том «Энциклопедии животного мира». Записка гласила, «до 14:20, зайти в 525-ю». И подпись. Зачем мне подписывать памятки самой себе?

Что в 525-й?

Не помню. Подошла к терминалу, посмотрела на план здания. В жилом корпусе 525-я — дежурный администратор и охрана. Надо понимать, у меня были какие-то претензии к обслуге?

Ничего не помню. Наваждение какое-то. Я вздохнула и, прислушиваясь к едва заметной «песне» стирального агрегата, уселась в кресло, держа в руке тот самый том энциклопедии. Высшие млекопитающие. Просьба исключить на сегодняшний день Майтенаринн из списка высших млекопитающих.

Я не сразу добралась до страницы 525. «Белка-плотник, она же белка-садовник. Ареал обитания — джунгли между 42-й и 32-й параллелью Тераны…» Жуткий зверь — ни то ни сё, помесь белки с лошадью. «Многочисленные эпифиты обязаны своему распространению белке-садовнику… которая прячет их плоды в дуплах и трещинах деревьев».

Белка-плотник. Словно во сне, я отложила книгу, поморгала. Осмотрелась. Ни дупел, ни трещин. Ни плодов, чтобы куда-нибудь спрятать. Прошлась по комнатам, дошла до прихожей.

Вентиляционные щели. В потолке. Эй, белка, открывай, люди пришли…

Собственно, потолок во всех комнатах «с секретом» — двойной. Ни человеку, ни даже мыши не пробраться из одних апартаментов в другие, эти проёмы строят не для прогулок. Всё опломбировано, подключена сигнализация, объёмные датчики, датчики температуры, хемоидентификаторы. Чтобы опознать, кто, когда и где находился. Фильтры. Чтобы автоматически очищать воздух от… ну, понятно.

Глянув на часы, я взяла стул и принялась осматривать потолки. Хорошо ещё, панели крупные. В кабинете, там, где была записка — всё запечатано. В спальне — тоже.

В общем, именно в прихожей. Сквозь одну из решёток проглядывала не то лямка, не то ручка. Ну, это совсем для тупых, почему-то обиделась я. Поставила стул поближе, без особого труда сняла крышку. Да тут человек запросто поместится! Во всяком случае, я — помещусь.

Что-то округлое лежало метрах в трёх от панели. Ладно. Мне теперь либо вызывать службу охраны, либо… Забрать всё самой. Фонарик, конечно же, лежит в хозблоке. Не поленилась, сходила. Стирка закончится через пять минут. Отлично. Как раз гляну на «клад», да пора будет собираться. Интересно, что я могла себе оставить?

Узнать оказалось не очень просто. Никаких тревожащих запахов или звуков из свёртка (то ли пальто, то ли покрывало) не доносилось. Я подтянулась, упёрлась локтями. Не так уж и сложно.

Под локтями что-то тихо щёлкнуло. Локти неожиданно подались вниз — опора оказалась ненадёжной. И впереди меня, прямо перед свёртком, замигали, замигали весёлые огоньки.

Красный, два раза синий, белый, красный. Пауза в пять секунд. Красный, два раза синий, белый, красный.

А вот это действительно для тупых. Дышать стало трудно. Стоять на цыпочках было неудобно, но я ещё прекрасно помнила события прошедшей ночи. Теперь, когда глаза понемногу привыкали к полумраку, я видела, на что опираются мои локти — тонкая контактная полоса. Не знаю, смогу ли я удержать её одним локтем.

И конечно же, я забыла нацепить телефон.

Но паника отчего-то не приходила.

- -

Дядя сказал тогда, что ему нельзя двигаться. Что мне нельзя отдаляться от него — от бомбы? Как мне теперь действовать?

Набрать кодовый номер? Негде. Правда…

Ну да, есть терминал связи. Всё здорово, если бы одно обстоятельство: до него метра три. Таких длинных рук у меня нет. И нет ничего, чтобы дотянуться до сенсора. И бесполезно звать на помощь — что делать потом? Как объяснить, что я тут забыла?

Вот ведь влипла. Все рассуждения промелькнули передо мной за несколько секунд. Всё, что есть — то, что на мне, то, что лежит за бомбой, стул, на который я опираюсь!

Вот оно! Можно попытаться воспользоваться стулом — нажать на сенсор. Мне бы дотянуться два раза. Включить управление голосом. Если только никто не стоит за дверью, смогу выкрутиться.

Осторожно подтянулась, стараясь не двигаться по горизонтали. Пальцы едва не соскользнули. Спокойно, Май. Сжалась в тесном пространстве, не ослабляя нажим на панель. Так. Теперь встать на неё коленями. Повернуться. Упереться пальцами ног и, наконец, дотянуться до стула. Силёнок может не хватить, чтобы поднять его и два раза нажать на сенсор. Но ничего более мне не сделать.

Размечталась. Не то чтобы осторожно нажать ножкой стула — я его и сдвинуть-то не смогла. Вот так, Май. Был бы стандартный пластиковый стул, почти невесомый — была бы надежда. А этот массивный, дубовый, роскошный — вспоминаем физику. Слишком короток рычаг, слишком мало сил. Одна попытка — тщетно. Ещё одна… Ещё…

Стул покачнулся и упал.

Всё.

Ещё немного времени я смогу так провисеть. Обратно мне не забраться, это точно. Что ещё есть?

Пояс. Слишком мягкий. Даже не долетел.

Клипсы. Бросила одну. Мимо. Бросила вторую. Попала!

Меню на экране. Что ещё можно кинуть?

Диадема. Мимо. Я стиснула зубы, сняла ожерелье. Если смогу порвать, будет много мелких снарядов. Лишь бы удержаться.

Смогла. Натянутая нить хлестнула по лицу. Когда я осознала, что сумела удержаться, из рассечённой губы шла кровь, а во рту было два кусочка янтаря. Остальные раскатились по всему полу.

Попала первым же. Хорошо, что цель крупная — видимо, чтобы даже трясущимися руками можно было выбрать нужный пункт с первого раза.

Позволила себе отдышаться. Ноги ныли нестерпимо — нет у меня привычки висеть вот так, вверх ногами, в распоре.

Продиктовала номер, успела перепугаться, что забыла последовательность огоньков. Нет, не забыла. Всё так же неизвестный голос велел повторить семь цифр и отключился.

Ну же…

Я дважды продиктовала номер.

Связь прервалась. Позади и вверху тихо щёлкнуло.

Упав на пол, я едва не свернула шею. Попытавшись подняться — едва не свернула вторично, подвернув ногу на кусочке янтаря.

Посидела на полу, отдышалась. Ну и разгром я тут устроила… Ладно. Ради чего я рисковала жизнью?

Огоньки не горели. Проклятье, надо успеть подлечить губу — скоро выступать. Потом гляну. Надеюсь, новых бомб там нет?

Новых не было.

Какое счастье.

Я бросила свёрток под кровать, всё ещё ошарашенная. Справилась!

Всё, хватит с меня! Я пинком отправила разряженную мину (вырвала с мясом все проводки) под кровать. Потом разберусь, что там за клад. Иначе, если придёт обслуга и увидит всё это — открытую панель, капли крови, разбросанный янтарь и прочее…

Уборкой придётся заняться после выступления. А сейчас — в душ!

6. Выступление

Если верить инструкции, стиральный комплекс может действовать и без моей помощи. Правда, собираться пришлось в жуткой спешке. Надеюсь, мой запрет на проведение уборки всё ещё в силе — не очень хочется, чтобы кто-нибудь заметил мину-ловушку и свёрток под кроватью.

Ф-ф-фу, едва успела!

В сто пятой, «предбаннике», было уже людно. При моём появлении произошла некоторая, к счастью, короткая, суматоха. Майстан (припомнила я почти сразу), главный администратор, тут же подошёл ко мне, вежливо поклонился. Я ответила, как положено. На этом формальности были закончены — и хорошо. Устала я от поклонов и церемоний за сегодня. Вообще казалось, что из дому я вышла дня три тому назад.

Имя я могла бы и не вспоминать. У нас, оказывается, часть традиций Южного Союза уже соблюдается. Например, ответственные стали носить опознавательные значки — кто такой, за что тут отвечает и так далее. Я представила, как должен был бы выглядеть мой значок, и едва не прыснула со смеху.

— Рад вас видеть в прекрасном расположении духа, — улыбнулся Майстан (точно, ему уже сообщили про нововведения в поддержании чистоты у меня в апартаментах). — Вот текст вашей речи. Всё, как было согласовано. Если захотите что-то добавить, будем признательны.

Да знаю я, знаю. Вот оно, доказательство того, что я марионетка: говорить то, что якобы велела сказать Её Светлость. А на деле — Министр внутренних дел Южного Союза, в который графство формально входит как автономия.

— Если можно, — указала я на свою губу. Кровь удалось остановить, но скудного запаса средств первой помощи на большее не хватило.

— Ох, какое несчастье, — Майстан дал знак и ко мне тут же подошли двое — один в бело-зелёном халате, врач. Смутно помню лицо, значка не вижу. Должно быть, под халатом.

— Не извольте беспокоиться, тахе, — он присел передо мной и раскрыл небольшой чемоданчик, который ему подал напарник. — Будет немного жечь. Закройте глаза, ненадолго…