Опасное наследство Соболь Екатерина
– Вы обязательно должны когда-нибудь посетить нас, – сказал Папа, также понижая голос.
«Боже упаси», – подумал Мики. В Кордове Августа смотрелась бы совершенно не на своем месте, как фламинго в угольной шахте.
– Возможно, когда-нибудь к вам и приеду, – ответила Августа. – Это далеко?
– На новых быстрых кораблях не более месяца.
Он все еще держал ее за руку, как заметил Мики. И в голосе его появились слащавые нотки, отчего Мики испытал некоторую ревность. Если кто-то и должен флиртовать с Августой, то он, Мики, а вовсе не его отец.
– Я слышала, что Кордова чудесная страна, – сказала Августа.
Мики молился, чтобы Папа не выкинул чего-нибудь из ряда вон выходящего. Но тот умел выставить себя в выгодном свете, когда это ему бывало нужно, и теперь разыгрывал для Августы роль романтического южноамериканского гранда.
– Обещаю, что вас примут как настоящую королеву, которой вы, несомненно, и являетесь, – произнес он низким голосом.
Было совершенно ясно, что он старается подольститься. Но и Августа была ему под стать.
– Какое необычайно заманчивое предложение, – сказала она с беззастенчивым притворством, которого Папа не заметил.
Опустив руку, она, не медля ни секунды, обернулась и воскликнула:
– Ах, капитан Тиллотсон, как мило с вашей стороны, что вы пришли!
И тут же отошла, чтобы поприветствовать вновь прибывшего гостя.
Папа рассердился и не сразу пришел в себя. Постояв немного, он резко сказал:
– Отведи меня к главе банка.
– Да, конечно, – нервно ответил Мики.
Он огляделся в поисках Старого Сета. Сегодня здесь собралось все семейство Пиластеров, включая незамужних тетушек, племянников и племянниц, троюродных братьев и родственников супругов. Мики разглядел в толпе членов парламента и представителей мелкой знати. Многие из гостей были деловыми знакомыми и, как догадывался Мики, конкурентами Пиластеров. Среди них возвышался высокий, словно вытянувшийся по струнке, Бен Гринборн, глава Банка Гринборнов – по уверению многих, самый богатый человек мира. Бен был отцом Соломона, того мальчика, которого Мики некогда называл Толстяком. После школы они не встречались: Толстяк не путешествовал по Европе и не учился в университете, а сразу занялся делами семейного предприятия.
Аристократы обычно считали вульгарными разговоры о деньгах, но собравшиеся не разделяли такого предубеждения, и Мики часто слышал в их речи слово «крах». Газеты тоже наперебой писали о финансовом крахе, разразившемся в Австрии. Многие акции значительно упали в цене, и учетная ставка повысилась, как утверждал Эдвард, который недавно стал работать в семейном банке. Некоторые были напуганы, но Пиластеры верили в то, что Лондон удержится и не рухнет в финансовую пропасть вслед за Веной.
Мики вывел отца через открытое французское окно на мощеную террасу, где в тени полосатых навесов были расставлены скамьи. Там они увидели Старого Сета, который, несмотря на теплую погоду, сидел с накинутым на колени пледом. Он ослаб от какой-то неизвестной болезни и выглядел хрупким, как скорлупа, хотя вытянутый пиластерский нос с горбинкой до сих пор придавал ему внушительный вид.
К старику подошла одна из гостей.
– Как жаль, что вы сегодня плохо себя чувствуете и не можете посетить королевский прием.
Мики мог бы многое рассказать этой женщине о том, как сильно она ошибается, обращаясь к старшему Пиластеру с таким фальшивым проявлением сочувствия.
– Напротив, я весьма рад такому предлогу, – сердито фыркнул Сет. – Не вижу причин кланяться перед людьми, не заработавшими в жизни ни гроша.
– Но там будет принц Уэльский – такая честь!
Сет не терпел, когда ему возражали.
– Молодая дама, имя Пиластеров служит гарантией честности и добропорядочности в тех уголках мира, где даже слыхом не слыхивали о принце Уэльском.
– Но мистер Пиластер, послушать вас, так можно подумать, что вы с неодобрением относитесь к королевскому семейству, – не унималась дама, продолжая обращаться к старику в неподобающе игривом тоне.
Сет уже лет семьдесят ни с кем не шутил.
– В Библии сказано: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь». Это сказал святой апостол Павел во втором своем послании к фессалоникийцам, глава третья, стих десятый, и при этом, что примечательно, он не упомянул ни о каком исключении относительно членов королевских семейств.
Женщина в смущении удалилась. Подавив улыбку, Мики обратился к нему:
– Мистер Пиластер, разрешите представить вам моего отца, сеньора Карлоса Миранду, приехавшего из Кордовы с визитом.
Сет пожал руку Папе.
– Из Кордовы? У моего банка есть отделение в вашей столице, Пальме.
– Я редко бываю по делам в столице, – сказал Папа. – У меня ранчо в провинции Санта-Мария.
– Значит, вы производите мясо.
– Совершенно верно.
– Советую вам обратить внимание на холодильные установки.
Папа удивленно посмотрел на Мики. Тот поспешил объяснить:
– Недавно изобрели машину, которая сохраняет мясо холодным. Если удастся придумать, как разместить ее на корабле, то можно отправлять свежее мясо в любую страну мира, не засаливая его.
Папа нахмурился.
– Для нас это плохо. У меня большой завод по засолке.
– Вот мой вам совет – сносите этот завод. Займитесь холодильными установками.
Папе не нравилось, когда посторонние давали ему советы, и Мики насторожился. Уголком глаза он заметил Эдварда.
– Папа, я хочу познакомить тебя с моим лучшим другом.
Под этим предлогом ему удалось отвести Папу от Сета.
– Позволь мне представить Эдварда Пиластера.
Папа окинул Эдварда холодным изучающим взглядом. Эдвард не отличался изящной наружностью – он пошел в своего отца, а не в мать – и походил на крепкого деревенского увальня с массивными плечами и румянцем на щеках. Поздние пирушки и огромное количество выпиваемого вина не сказывались на его внешнем виде – по крайней мере, пока что. Папа пожал ему руку и сказал:
– Я слыхал, вы уже давно приятели.
– Закадычные друзья, – сказал Эдвард.
Папа нахмурился, не поняв, что имеет в виду его собеседник.
– Мы можем обсудить с тобой одно дело? – спросил Мики.
Они сошли с террасы на только что уложенный газон, обрамленный невысокими кустиками со следами земли.
– Отец хочет сделать здесь кое-какие крупные покупки, и нам необходимо договориться об оплате и доставке, – продолжил Мики. – Это может стать твоим первым большим делом в семейном банке.
Эдвард весь обратился в слух.
– Буду рад вам помочь, – сказал он Папе. – Не желаете ли посетить банк завтра утром, чтобы совершить все необходимые операции?
– Да, мы придем, – согласился Папа.
– Хочу спросить тебя еще об одном, – сказал Мики. – Что, если корабль потонет? Кто окажется в убытке – мы или банк?
– Никто, – с самодовольной улыбкой ответил Эдвард, радуясь случаю блеснуть своими не такими уж и обширными познаниями. – Груз будет застрахован в компании Ллойда. Мы просто получим страховую сумму и отправим вам новую партию. Вам не нужно платить до получения товара. А что за товар, кстати говоря?
– Винтовки.
Лицо Эдварда вытянулось.
– Ах, вот как… Тогда, боюсь, ничего не получится.
– Почему? – с удивлением спросил Мики.
– Из-за Старого Сета. Он же методист, как ты знаешь. Вообще-то вся наша семья – методисты, но он самый религиозный. Он ни за что не даст согласия на торговлю оружием, а ведь он старший партнер, и такова политика банка.
– Вот черт! – выругался Мики и бросил опасливый взгляд на отца.
Тот, к счастью, не понял всех подробностей их беседы. Мики почувствовал, как в животе у него холодеет. Неужели весь его план обречен на провал только из-за каких-то дурацких религиозных предрассудков Старого Сета? Старый лицемер одной ногой уже в могиле, зачем ему вмешиваться?
– Он должен уйти в отставку, – сказал Эдвард. – Но мне кажется, что его место займет дядюшка Сэмюэл, а он придерживается тех же взглядов.
Еще хуже. Сэмюэл был сыном Сета, холостяком пятидесяти трех лет, совершенно здоровым.
– Тогда придется обратиться в другой торговый банк, – сказал Мики.
– Да, это несложно, если только вы сможете предоставить пару солидных рекомендаций, – сказал Эдвард.
– Рекомендаций? Зачем?
– Ну, любой банк же всегда рискует тем, что покупатель откажется от сделки и оставит ему партию невостребованного товара на другом конце земного шара. Банкирам необходимы какие-то гарантии в том, что они имеют дело с респектабельным предпринимателем.
Эдвард понимал, что в Южной Америке еще не существовало самого понятия «респектабельный предприниматель». Папа был «каудильо» – провинциальным землевладельцем, в распоряжении которого имелись сотня тысяча акров степной земли и несколько сотен пастухов, выполнявших заодно и роль его личной армии. Англичане не видали ничего похожего со времен Средневековья. Это все равно что требовать рекомендаций у Вильгельма Завоевателя.
Внешне Мики постарался не показать своего разочарования.
– Конечно, мы что-нибудь придумаем, – сказал он, но в действительности пришел в отчаяние.
Если он хочет остаться в Лондоне, ему необходимо во что бы то ни стало провернуть эту сделку.
Мики с отцом повернулись и пошли обратно к многолюдной террасе. Папа еще не понял, что они столкнулись с серьезной трудностью, но Мики решил объяснить ему это позднее. Тогда-то его ожидает настоящая головомойка – Папа не терпел, когда у него что-то не получалось, и легко впадал в гнев.
На террасу вышла Августа.
– Тедди, дорогой, найди, пожалуйста Хастеда, – обратилась она к Эдварду. – Лимонада почти не осталось, а этот негодник куда-то запропастился.
Хастедом звали ее вездесущего валлийца-дворецкого.
Когда Эдвард ушел, Августа благосклонно улыбнулась Папе.
– Не скучаете ли вы на нашей небольшой вечеринке, сеньор Миранда?
– Нет, благодарю вас, – ответил Папа.
– Вы должны отведать чаю или бокал лимонада.
Насколько знал Мики, отец предпочел бы текилу, но у методистов алкогольные напитки не подавались.
Августа перевела взгляд на Мики. Как всегда, она без труда угадала настроение собеседника.
– Я вижу, что что-то тебя беспокоит. В чем дело?
Мики решил, что не стоит скрывать от нее причину своего расстройства.
– Я надеялся, что Папа сможет помочь Эдварду заключить выгодную сделку для банка, но она связана с поставкой оружия, а Эдвард сказал, что дядюшка Сет не намерен иметь никаких дел с оружием.
– Сету недолго осталось; скоро он уже не будет старшим партнером, – сказала Августа.
– Что толку? Его место займет Сэмюэл, а он настроен так же, как и его отец.
– Сэмюэл? – переспросила Августа с легким недовольством в голосе. – А кто сказал, что именно он будет следующим старшим партнером?
II
Хью Пиластер повязал вокруг шеи новый галстук небесно-голубого цвета, слегка расправил его и заколол узел булавкой. Конечно, лучше было бы облачиться в новый сюртук, но он получал всего шестьдесят девять фунтов в год, поэтому мог оживить свой старый гардероб всего лишь новым галстуком. Такой широкий галстук только что вошел в моду, а голубой цвет был довольно дерзким выбором; но, посмотрев на свое отражении в зеркале гостиной тетки Августы, Хью решил, что голубой галстук и синий сюртук неплохо сочетаются с его голубыми глазами и черными волосами. Оставалось надеяться, что щегольский галстук придаст ему молодцеватый вид. Возможно, так подумает и Флоренс Столуорти. С тех пор как Хью с ней познакомился, он стал больше внимания уделять одежде.
Жить в одном доме с теткой Августой и испытывать при этом недостаток средств было немного странно, но согласно установленной в Банке Пиластеров традиции любому служащему платили ровно столько, сколько он зарабатывал, вне зависимости от родственных связей. Другая традиция требовала начинать карьеру с самого низа. В школе Хью учился замечательно и, пожалуй, стал бы старостой, если бы так часто не попадал в неприятности; но в банке его образование ничего не значило, и ему пришлось начинать учеником счетовода, получая соответствующее жалованье. Дядя с теткой никогда не предлагали ему денежную помощь, а раз так, то должны были и смириться с тем, что их племянник выглядит слегка потрепанно.
Естественно, Хью не было никакого дела до того, что скажут о его наряде родственники. Сейчас для него имело значение лишь мнение Флоренс Столуорти, симпатичной бледной девушки, дочери графа Столуорти. Главнее всего было то, что и она испытывала симпатию к Хью Пиластеру. Сказать по правде, Хью готов был попасть под очарование любой девушки, которая с ним заговорит. И это немало беспокоило его, ведь получалось, что чувства его к Флоренс неглубоки, но он не мог ничего поделать с собой. У него пересыхало горло всякий раз, когда до него дотрагивалась какая-нибудь девушка. Он сходил с ума от любопытства, представляя, что скрывается у них под слоями юбок и накидок. Временами его охватывало безумное желание, похожее на боль от физической раны. Ему уже исполнилось двадцать лет, но он до сих пор ощущал себя как пятнадцатилетний и за все это время не поцеловал ни одной женщины, кроме своей матери.
Вечеринка, вроде той, которую устроила Августа, представляла для него настоящую пытку. Все старались так или иначе показать свой интерес, проявить благожелательность, поговорить о каких-то милых пустяках. Девушки улыбались ему, и некоторые даже исподволь флиртовали. В холле и гостиной было так тесно от собравшихся, что время от времени они неминуемо задевали Хью за руку или даже прижимались к нему грудью, стараясь протиснуться мимо. Хью боялся, что впереди у него не одна беспокойная ночь.
Присутствовало здесь и много его родственников, что вполне понятно, ведь его отец Тобиас был братом Джозефа, отца Эдварда. Но Тобиас в свое время забрал свою часть капитала из семейного предприятия, обанкротился и покончил жизнь самоубийством. Вот почему Хью пришлось оставить дорогую Уиндфилдскую школу и перейти на дневное обучение в Фолкстонскую академию для сыновей джентльменов. По этой же причине он и начал работать в девятнадцать лет, вместо того чтобы путешествовать по Европе, а потом несколько лет просиживать в университете. Поэтому-то он и жил в доме, тетки, и поэтому у него не было денег на модную одежду. Да, он был родственником, но родственником бедным, неприятной обузой для семейства, для которого вся гордость, уверенность и положение в обществе основывались на богатстве.
Никому из них не приходило в голову помочь ему, предоставив деньги. Бедность в их семействе считалась наказанием за небрежение делами; если ты помогаешь бедняку деньгами, то тем самым потакаешь его порокам – так полагали родственники Хью. «Может, теперь и кровати с перинами расставлять в тюремных камерах?» – повторяли они, когда кто-нибудь просил их помочь менее удачливым.
Его отец стал жертвой финансового кризиса, но дела это не меняло. В пятницу 11 мая 1866 года, которая запомнилась банкирам как «Черная пятница», он потерпел неудачу. В этот день обанкротились торговцы векселями «Оверенд энд Герни Лимитед», задолжавшие пять миллионов фунтов, и повлекли за собой на дно многие фирмы, включая Лондонский акционерный коммерческий банк и строительную компанию «Сэр Сэмюэл Пето» вместе с компанией «Тобиас Пиластер и Ко». Но в деловом мире, согласно философии Пиластеров, никакие оправдания не принимались. Вот и сейчас шел очередной финансовый кризис, но Пиластеры защищали себя всеми средствами, отказывались от слабых клиентов, ужесточали условия кредита и безжалостно отвергали новые предложения партнеров, кроме самых надежных и проверенных. Выживание для них было наивысшим долгом банкира.
«Ну что ж, я тоже Пиластер, – думал Хью. – Пусть у меня и не пиластерский нос, но я многое знаю о том, что значит выживание». Всякий раз, как он вспоминал о бесславной кончине своего отца, внутри его закипала кровь, и он еще более укреплялся в своем стремлении стать самым богатым и уважаемым представителем этого семейства. Пока его двоюродный брат Эдвард корпел над латынью и греческим, Хью в более дешевой школе занимался арифметикой и практическими науками. В университет он не пошел, что дало ему дополнительное время для знакомства с деловым миром. О другой карьере – о том, чтобы стать членом парламента или священником, – он и не мечтал. Финансы у него были в крови. Он мог назвать текущую процентную ставку Банка Англии быстрее, чем сказать, какая на улице стоит погода. Он поклялся никогда не превращаться в самодовольного лицемера, какими были его старшие родственники, но вместе с тем во что бы то ни стало решил стать выдающимся банкиром.
Правда, сейчас, мысли его гораздо чаще были заняты девушками, чем делами.
Он вышел из гостиной на террасу и столкнулся с Августой, сопровождавшей одну из гостий.
– Хью, дорогой, вот твоя подруга, мисс Бодвин.
Хью едва подавил в себе стон раздражения. Рейчел Бодвин была высоко образованной девушкой с радикальными взглядами. Особой привлекательностью она не отличалась – тусклые каштановые волосы и слишком близко посаженные светлые глаза, – но с ней иногда было интересно вести интеллектуальную беседу, и в первое время, устроившись на службу в лондонский банк, Хью часто с ней встречался. Возможно, они бы и дальше оставались приятелями, но Августа решила во что бы то ни стало женить Хью на Рейчел и тем самым испортила их отношения. До этого они всегда оживленно и увлеченно спорили о разводах, религии, бедности и праве голоса для женщин, но после того как Августа принялась сводить их при каждом удобном случае, ограничивались пустыми, ничего не значащими фразами.
– Хорошо выглядите, мисс Бодвин, – произнес Хью машинально.
– Вы очень любезны, – ответила Рейчел скучающим тоном.
Августа собиралась было отойти от них, как заметила новый галстук Хью.
– Боже милосердный! – воскликнула она. – Это еще что такое? Ты выглядишь как владелец таверны!
Хью залился краской. Если бы ему на ум пришло остроумное резкое замечание, он бы немедля выпалил его, но ничего удачного не придумывалось, и он только пробормотал:
– Это новый фасон, называется «аскот».
– Завтра же отдашь его нашему чистильщику обуви, – сухо сказала Августа и отвернулась.
В груди Хью запылало возмущение от того, что ему приходится делить кров с такой властной родственницей.
– Женщинам не следует обсуждать мужской гардероб. Это дурные манеры для дам.
– Я думаю, что женщины вправе высказываться по любому интересующему их поводу, поэтому я не постесняюсь сказать, что ваш галстук мне нравится и что он подходит к вашим глазам.
Хью улыбнулся и почувствовал, как его гнев спадает. В конце концов, Рейчел мила. Но Августа хочет, чтобы он женился на ней не из-за этого. Отец Рейчел был юристом, специалистом по торговым соглашениям, и жил на одни лишь гонорары от своей профессиональной практики. На социальной лестнице Бодвины стояли несколькими ступенями ниже Пиластеров и ни за что бы не получили приглашения на этот вечер, если бы мистер Бодвин не оказал банку кое-какие услуги. Заключив брак с особой такого невысокого положения, Хью подтвердил бы, что недостоин звания настоящего Пиластера, а именно этого Августа и добивалась.
При этом Хью не настолько уж отвергал возможность такого брака. Августа дала понять, что в том случае, если он согласится с ее выбором, стоит ожидать щедрого подарка на свадьбу. Его же привлекала не столько перспектива получить щедрый подарок, сколько возможность оказаться с одной кровати с женщиной, приподнять ее ночное платье, не стесняясь посмотреть на икры, колени, бедра и…
– Почему вы так странно на меня смотрите? – заподозрив что-то, спросила Рейчел. – Я всего лишь сказала, что мне нравится ваш галстук.
Хью снова покраснел. Не могла же она догадаться, какие мысли крутятся у него в голове? Иногда они бывали настолько физиологичны и грубы, что он сам их стыдился.
– Прошу прощения, – пробормотал он.
– Как много здесь Пиластеров, – продолжила Рейчел, осматриваясь по сторонам. – И как вы со всеми ними уживаетесь?
Хью тоже огляделся и увидел, как в гостиную входит Флоренс Столуорти, необычайно прелестная девушка, со спадающими на нежные плечи кудрями, в украшенном шелковыми лентами розовом платье и со страусовым пером на шляпке. Встретив взгляд Хью, она улыбнулась ему через всю залу.
– Как я вижу, вы увлечены кем-то другим, – сказала Рейчел со свойственной ей прямотой.
– Мне очень жаль, – сказал Хью.
Рейчел дотронулась до его руки.
– Хью, дорогой, послушайте. Вы мне нравитесь. Вы один из немногих людей в Лондоне, про которых нельзя сказать, что они невероятно скучны. Но я не люблю вас, и я никогда не выйду за вас замуж, как бы ваша тетушка ни старалась свести нас.
Хью не знал, что и ответить.
– Я… никогда… – начал было он.
Но она не дала ему закончить.
– И я понимаю, что вы ко мне испытываете примерно те же чувства, поэтому не делайте вид, что убиты горем.
После неловкого мгновения Хью усмехнулся. Такая прямота ему нравилась. Но она права: испытывать симпатию – не значит любить. Пусть он и не понимает до конца, что такое любовь, но она, по всей видимости, это знает хорошо.
– Значит ли это, что мы можем продолжить наши споры об эмансипации? – спросил он бодрым тоном.
– Да, но не сегодня. Сегодня я хочу поговорить с вашим бывшим школьным приятелем, сеньором Мирандой.
Хью нахмурился.
– Вряд ли Мики может правильно написать слово «эмансипация», не говоря уже о том, чтобы объяснить его значение.
– Тем не менее половина выезжающих в свет девушек в Лондоне видят его в своих мечтах.
– Не могу понять почему.
– Считайте, что это Флоренс Столуорти мужского пола, – сказала Рейчел и с этими словами оставила его.
Хью нахмурился. Мики относился к нему, как и все остальные, то есть как к бедному родственнику, поэтому Хью было трудно думать о нем беспристрастно. Мики всегда был элегантен и одевался с иголочки. Он напоминал Хью молодого гибкого кота с лоснящейся шерстью. По мнению многих мужчин, в этом было что-то недостойное настоящего мужчины, но женщины не возражали.
Проследив глазами за Рейчел, Хью увидел, что она пересекла помещение и подошла к Мики, стоявшему вместе с отцом и разговаривавшему с сестрой Эдварда Клементиной, тетей Мадлен и молодой тетей Беатрис. Мики тут же повернулся к Рейчел и сказал что-то, отчего та засмеялась. Хью в очередной раз отметил, что Мики всегда разговаривает сразу с тремя-четырьмя женщинами.
В то же время Хью не понравилось сравнение Флоренс с Мики. Да, она была привлекательной, но милой и доброй, в отличие от Мики, который сразу производил впечатление негодяя.
Сгорая от смущения, Хью подошел к Флоренс.
– Леди Флоренс, как вы поживаете?
Она одарила его своей ослепительной улыбкой.
– Какой необычный дом!
– Вам нравится?
– Точно сказать не могу, надо подумать.
– То же самое говорят многие.
Она засмеялась, как будто он сказал что-то очень остроумное, и он почувствовал себя польщенным.
– Здесь все такое современное, – продолжил он. – Пять ванных комнат! И большой нагревательный котел в подвале, от которого идут трубы для обогрева.
– Мне кажется, огромный корабль на крыше – это уже чересчур.
Хью понизил голос.
– Мне тоже так кажется. Он напоминает мне бычью голову над входом в мясную лавку.
Она снова расхохоталась. Хью было приятно, что он ее развеселил. Он решил отвести ее в сторону.
– Не желаете полюбоваться садом?
– С удовольствием.
В саду не было ничего примечательного, поскольку растения в нем только что посадили, но они шли туда не ради растений. Хью проводил Флоренс до террасы, но там их остановила Августа, посмотревшая на него с упреком.
– Леди Флоренс, как мило, что вы пришли. Эдвард покажет вам сад.
Она схватила за локоть Эдварда и едва ли не силой отвела их с Флоренс в сторону. Хью едва не заскрежетал зубами от негодования и поклялся, что так это не оставит.
– Хью, дорогой, я знаю, что ты хочешь поговорить с Рейчел.
Взяв за руку Хью, она отвела его обратно в гостиную, и ему не оставалось ничего другого, как подчиниться ей. Не вырывать же руку и не устраивать сцену прямо на глазах гостей! Рейчел по-прежнему стояла с Мики и его отцом.
– Мики, я хочу познакомить вашего отца с моим деверем, мистером Сэмюэлом Пиластером.
Она отвела Мики и его отца, вновь оставляя Хью с Рейчел.
– С ней не поспоришь, – усмехнулась Рейчел.
– Да уж. Все равно что спорить с несущимся во весь опор паровозом, – сердито согласился Хью.
Через окно он увидел, как пышное платье Флоренс мелькнуло рядом с Эдвардом.
Рейчел проследила за его взглядом.
– Ну что ж. Идите, догоняйте ее.
– Спасибо, – ответил он, тоже усмехаясь.
Пока Хью возвращался в сад, в голову ему пришла идея. Почему бы не сыграть с Августой в ее игру и не отвести Флоренс от Эдварда? Августа придет в ярость, но разве несколько минут, проведенных наедине с Флоренс, этого не стоят? «К черту», – сказал он себе и обратился к Эдварду:
– Меня послала твоя мать. Она хочет поговорить с тобой. Ее можно найти в холле.
Эдвард не задавал лишних вопросов, он привык к неожиданным сменам в настроении своей матери.
– Извините меня, леди Флоренс, – сказал он и направился в дом.
– Она действительно его позвала? – спросила Флоренс.
– Нет.
– Ах вы негодник! – воскликнула она, но улыбаясь.
Он жадно всматривался в ее глаза, в которых отражалось одобрение. Да, позже ему придется расплатиться за свою выходку, но ради этой улыбки он пошел бы и на большее.
– Ну так что, посмотрим сад? – предложил он.
III
Папа Миранда Августу позабавил. Какой нелепый мужлан! И как он отличается от своего элегантного сына! Мики Миранда, несмотря на юный возраст, по-прежнему очень нравился Августе, и рядом с ним она ощущала себя настоящей женщиной. Он всегда смотрел на нее как на самую большую драгоценность в мире. Иногда ей хотелось, чтобы дело этим не ограничивалось, но, разумеется, такие мысли были глупостью. Тем не менее они посещали ее вновь и вновь.
Разговор о Сете ее встревожил. Мики говорил о том, что после отставки или смерти Старого Сета место старшего партнера Банка Пиластеров займет Сэмюэл, как о само собой разумеющемся. Самому Мики такое предположение в голову не пришло бы, значит, так считали родственники. Августа же видела старшим партнером своего мужа, Джозефа, племянника Сета.
Посмотрев в окно гостиной, она увидела на террасе четырех партнеров Банка Пиластеров. Трое принадлежали к семейству Пиластеров: Сет, Сэмюэл и Джозеф, с типичными для методистов библейскими именами. Старый Сет сидел в кресле, накинув на колени плед, и казался пережившим свой век инвалидом. Рядом с ним стоял его сын Сэмюэл, не отличавшийся властным видом своего отца. Да, у него был тот же похожий на клюв нос, но под ним располагался довольно безвольный рот с пухлыми губами и плохими зубами. Муж Августы, Джозеф, что-то объяснял им, подтверждая свои слова энергичными взмахами руки, как бывало всегда, когда он проявлял нетерпение. У него тоже был нос Пиластеров, но другие черты лица не соответствовали ему, и к тому же он уже терял волосы. Четвертый партнер стоял чуть в стороне, скрестив руки перед собой. Это был майор Джордж Хартсхорн, муж сестры Джозефа, Мадлен. На лбу бывшего военного был отчетливо заметен шрам, полученный им двадцать лет назад во время Крымской войны. При этом ни с каким героическим поступком этот след связан не был: майор получил этот шрам, упав с лошади, испуганной свистком парового двигателя, и ударившись о колесо походной кухни. После отставки он стал служащим банка и женился на Мадлен. Человеком он был покладистым, но в делах банка особенно не разбирался, да и к тому же старшим партнером никогда еще не становился человек, не носящий фамилию Пиластер. Так что единственными серьезными кандидатами оставались Сэмюэл и Джозеф.
Официально решение о том, кто станет старшим партнером, принималось на голосовании. По традиции для этого требовалось согласие всего семейства. Но Августа решила настоять на своем, чего бы ей это ни стоило.
Старший партнер Банка Пиластеров – это один из самых влиятельных людей мира. Его согласие выдать ссуду может удержать на троне монарха, его отказ может стать причиной революции. Вместе с немногочисленными другими банкирами – Дж. П. Морганом, Ротшильдами, Беном Гринборном – он держит в своих руках благосостояние наций. Его благорасположения добиваются главы государств, с ним советуются премьер-министры, его посещают с визитами дипломаты, и все они, разумеется, любезничают с его супругой.
Джозеф и сам хотел стать старшим партнером, но ему недоставало цепкой хватки. Августа с ужасом думала о том, что от них ускользает такой замечательный шанс. Если пустить все дело на самотек, то Джозеф, того и гляди, скажет, что согласен с любым решением семейства. Ему и в голову не придет, что нужно упорно добиваться своего. Например, он никогда бы не подумал, что соперника можно опорочить.
За него эту задачу придется выполнять ей, Августе.
Распознать главную слабость Сэмюэла не трудно. Будучи холостяком в пятьдесят три года, он живет под одной крышей с неким молодым человеком, которого, нисколько не смущаясь, называет своим «секретарем». До их пор семейство не обращало внимание на личную жизнь Сэмюэла, но Августа это изменит.
С Сэмюэлом нужно обращаться осторожно. Он щепетилен, чрезмерно требователен и способен устроить скандал и сменить весь костюм из-за упавшей на брюки капли вина. Сталкиваться с ним лоб в лоб рискованно.
Никаких угрызений совести Августа не испытывала. Сэмюэл не понравился ей с момента первого знакомства. Он всегда держался так, как будто находил ее смешной и не относился к ней серьезно, что оскорбляло ее до глубины души.
Перекидываясь дежурными фразами с гостями, Августа также задумалась о нежелании Хью ухаживать за девушкой, которая казалась ей идеальной парой для племянника. Эта ветвь семейства всегда доставляла беспокойство, но сейчас не стоит отвлекаться на нее ради более серьезной угрозы со стороны Сэмюэла.
В холле Августа увидела свою золовку, Мадлен Хартсхорн. Бедняжка, ее так портит пиластерский нос, который был бы украшением для мужчины, но на лице женщины смотрится как уродливый клюв!
Некогда Мадлен и Августа соперничали за влияние на семейство. В первые годы после замужества Августы Мадлен отказывалась признавать ее главенство, несмотря на то что ей самой недоставало магнетизма и энергии Августы, распоряжавшейся на бракосочетаниях и похоронах, решавшей семейные споры и оказывавшей поддержку больным, беременным и осиротевшим. Поведение Мадлен едва не привело к расколу в семействе. Потом она сама вложила в руки Августы оружие против себя. Однажды Августа зашла в лавку дорогих серебряных изделий на Бонд-стрит и увидела, как в заднюю дверь только что вышла Мадлен. Августа задержалась, делая вид, что разглядывает подставку для тостов, и заметила, как в ту же дверь прошел молодой человек приятной наружности. Она слышала о том, что комнаты на втором этаже лавки иногда используются для романтических свиданий, и была почти уверена, что Мадлен завела интригу на стороне. Пять фунтов развязали язык владельца лавки, некоего мистера Бакстера, и он сообщил имя молодого человека – виконт Тремэн.
Августа была потрясена. Первой мыслью было то, что сама она, как и Мадлен с виконтом Тремэном, могла бы встречаться здесь с Мики Мирандой. Но, естественно, это исключалось. Кроме того, если Мадлен не скрылась от посторонних глаз, то и ее, Августу, без труда могли бы вывести на чистую воду.
Для Мадлен это могло бы оказаться полным крахом. Мужчину, вовлеченного в незаконную любовную связь, считают романтиком; к женщине же относятся как к продажной. Если о ее тайне узнают все, то общество от нее отвернется. Сначала Августа хотела шантажировать Мадлен, чтобы держать ее на коротком поводке с помощью страха разоблачения, но в таком случае Мадлен еще больше озлобится. Глупо раздражать сверх меры своих врагов. Должен же быть какой-нибудь способ воспользоваться этим открытием и одновременно привлечь Мадлен на свою сторону. После долгих размышлений Августа разработала план. Вместо того чтобы угрожать Мадлен, она сделала вид, что поддерживает ее.
– Хочу дать вам один совет, дорогая, – прошептала она при следующей встрече. – Мистеру Бакстеру доверять не следует. Попросите своего виконта найти вам более надежное место для встреч.
Мадлен умоляла ее сохранить все в тайне и рассыпалась в благодарностях, когда Августа пообещала вечно хранить молчание. С тех пор между ними уже не было соперничества.
Теперь же Августа взяла за локоть Мадлен и сказала:
– Поднимемся ко мне в спальню. Надеюсь, она вам понравится.
На втором этаже дома располагались ее спальня с гардеробной, спальня Джозефа с гардеробной и кабинет. Проведя Мадлен в свою спальню, Августа закрыла за собой дверь и стала ожидать слов восхищения.
Эта комната была отделана в только что вошедшем в моду японском стиле, со стульями с узорными спинками, обоями с павлинами и фарфоровыми безделушками на каминной доске. Перед гардеробом стояла огромных размеров ширма с японскими мотивами, а диван у выступающего окна частично скрывали занавески с драконами.
– Августа, дорогая, как восхитительно! – воскликнула Мадлен.