Опасное наследство Соболь Екатерина

II

«Аргайл-румз» был самым популярным местом развлечений в Лондоне, но Хью никогда еще его не посещал. Пусть это заведение и не бордель, но репутация его была не так уж и высока. Тем не менее, когда через несколько дней после окончательного отказа со стороны Флоренс Эдвард предложил Хью повеселиться вместе с ним и Мики, Хью не стал отказываться.

Со своим двоюродным братом Хью общался редко. Эдвард всегда был задирой и лентяем, старавшимся спихнуть все свои дела на других; Хью же в их семействе считался белой вороной, пошедшей по стопам своего отца. У них было мало общего. Но, несмотря на это, Хью решил развлечься. Тысячи представителей среднего и высшего класса Англии ежедневно развлекались, посещая такие заведения и пользуясь услугами женщин сомнительного поведения. Возможно, думал Хью, они правы, довольствуясь тем, что им доступно, и не пытаясь найти «истинную любовь».

Сказать по правде, он даже сам не мог понять, действительно ли он любил Флоренс. Да, он рассердился, когда ее родители упрекнули его в недостойном поведении, без всяких оснований оскорбив память его отца. Но сердце его не было «разбито», как писали в романах, и осознавать это ему было немного неприятно. Он часто вспоминал о Флоренс, но продолжал крепко спать по ночам, сохранил хороший аппетит и без труда мог сосредоточиться на своей работе. Неужели это означает, что он ее не любит? Чем же тогда любовь отличается от нежности, какую он испытывает к своей сестре Дороти, или от симпатии, которую испытывает к Рейчел Бодвин? Какое-то время он почти в шутку размышлял – каково было бы взять в жены Рейчел. И что же такое настоящая любовь? Возможно, он просто слишком молод, чтобы это понять. Или же до сих пор не испытал любви и потому не умеет ее распознавать.

«Аргайл-румз» располагался рядом с церковью на Грейт-Уиндмилл-стрит, неподалеку от площади Пиккадилли. Эдвард заплатил по шиллингу за каждого из них, и они прошли внутрь. Все трое были облачены в вечерние костюмы: черные фраки с шелковыми отворотами, черные брюки, черные жилеты с глубоким вырезом и белые галстуки-бабочки. Эдвард щеголял в только что купленном дорогом и новом костюме, костюм Мики был подешевле, но модного покроя; Хью же надел то, что досталось ему от отца.

Танцевальный зал освещали газовые лампы, отражавшиеся в бесчисленных гигантских зеркалах с позолоченными рамами. Площадка для танцев уже была заполнена парочками, а за резной решеткой искусной работы сидели музыканты, энергично игравшие польку. Некоторые посетители тоже красовались в вечерних фраках, что говорило о том, что это представители высшего общества, но большинство были в обычных дневных костюмах конторских служащих и средних предпринимателей.

Над танцевальным залом шла затененная галерея. Показав на нее, Эдвард сказал Хью:

– Если заведешь знакомство с какой-нибудь куколкой, заплатишь шиллинг, и тебя проведут туда. Плюшевые диваны, приглушенный свет и ничего не замечающие официанты.

У Хью закружилась голова, но не от яркого света, а от возможностей. Столько девушек вокруг, и у всех только одна цель – пофлиртовать! Некоторые пришли в сопровождении знакомых, но большинство сами по себе, желая потанцевать с абсолютно незнакомыми им мужчинами. И все одеты с иголочки, в вечерних платьях с турнюрами и низкими вырезами и в элегантных шляпках на голове. Правда, на площадку для танцев они выходили, скромно накинув на плечи плащи. Мики с Эдвардом уверяли его, что это не проститутки, а самые обычные девушки, продавщицы из лавок, горничные и портнихи.

– А как с ними знакомятся? – спросил Хью. – Не подходить же к ним напрямую, как к тем, что стоят на улице.

Эдвард указал на высокого мужчину благородной внешности во фраке с белым галстуком, на груди которого было приколото нечто вроде банта.

– Это распорядитель бала. Дашь ему на чай, и он познакомит тебя с кем захочешь.

«Странная смесь фривольности и респектабельности», – по-думал Хью. Необычная атмосфера его возбуждала.

Полька закончилась, и некоторые танцоры вернулись к своим столикам. Оглядев столики, Эдвард воскликнул:

– Разрази меня гром! Это же Толстяк Гринборн!

Хью посмотрел в том же направлении и увидел своего товарища по школе, ставшего еще толще, с выпирающим из-под белого жилета круглым брюхом. Рядом с ним сидела на удивление красивая девушка.

– Может, присоединиться к ним? – вполголоса спросил Майкл.

Хью хотелось рассмотреть девушку поближе, и он охотно согласился. Все трое прошли между столами.

– Вечер добрый, Толстяк! – весело поприветствовал знакомого Эдвард.

– И вам тоже здрасьте, – ответил Гринборн. – Правда, сейчас меня называют Солли.

Хью то и дело встречал Солли в Сити, финансовом центре Лондона. Солли уже несколько лет работал в главной конторе банка своего семейства, располагавшейся всего лишь за углом от Банка Пиластеров. Эдвард же в отличие от Хью проработал в Сити всего несколько недель, и потому до сих пор не встречался с Солли.

– Мы подумали, не подсесть ли к тебе, – беззаботно сказал Эдвард и внимательно посмотрел на девушку.

Солли повернулся к своей спутнице.

– Мисс Робинсон, позвольте представить вам моих школьных друзей: Эдвард Пиластер, Хью Пиластер и Мики Миранда.

Реакция мисс Робинсон была неожиданной. Она сильно побледнела, несмотря на яркие румяна, и спросила:

– Пиластеры? Уж не родственники ли Тобиаса Пиластера?

– Моего отца звали Тобиас Пиластер, – ответил Хью. – Откуда вам известно это имя?

Девушка быстро пришла в себя.

– Мой отец работал на предприятии «Тобиас Пиластер и Ко». В детстве я всегда думала: кто же такой «Ко»?

Все рассмеялись, неловкое напряжение спало.

– Так что, присядете? – спросила мисс Робинсон.

На столе стояла бутылка шампанского. Солли налил немного в бокал мисс Робинсон и приказал официанту принести еще бокалы.

– Ну, за воссоединение старых друзей по Уиндфилду! Кстати, знаете, кто еще здесь? Тонио Сильва!

– Где? – быстро спросил Мики.

По всей видимости, ему было неприятно узнать, что Тонио находится рядом, и Хью удивился почему. Насколько он помнил, в школе Тонио всегда побаивался Мики.

– На танцевальной площадке, – ответил Солли. – Танцует с подругой мисс Робинсон, мисс Эйприл Тилсли.

– Можете звать меня Мэйзи, – сказала мисс Робинсон. – Я не такая уж любительница церемоний.

С этими словами она озорно посмотрела на Солли.

Официант принес тарелку с омарами и поставил перед Солли. Солли заправил салфетку за воротник и принялся за еду.

– А я думал, вам, евреям, нельзя есть раков и моллюсков, – сказал Мики с некоторым ехидством в голосе.

Солли, как всегда, был невосприимчив к подобным насмешкам.

– Я употребляю кошерное только дома.

Мэйзи Робинсон с неодобрением посмотрела на Мики.

– Мы, евреи, едим что хотим, – сказала она и взяла кусок с тарелки Солли.

Хью удивился тому, что она еврейка; до этого он думал, что у всех евреев должна быть смуглая кожа. Он изучил ее внимательнее. Девушка была невысокой, и к тому же около фута роста приходилось на большой шиньон из рыжеватых волос, поверх которого красовалась огромная шляпа с искусственными листьями и фруктами. Из-под шляпы выглядывало дерзкое лицо с ехидным огоньком в глазах. Смелый вырез ее платья обнажал довольно пышные груди в веснушках. Считалось, что в веснушках ничего привлекательного нет, но Хью почему-то никак не мог отвести глаз от этого выреза.

Он постарался отвлечься, посмотрев на своих товарищей по школе, которые за последние семь лет немало изменились. Солли Гринборн в свои двадцать с небольшим еще больше потолстел, но, несмотря на сохранившуюся детскую улыбку, выглядел теперь вполне солидным мужчиной. Возможно, дело было в богатстве, хотя Эдвард тоже не бедствовал, но таким внушающим доверие видом похвастаться не мог. Солли уже успел заслужить уважение в Сити. Конечно, заслужить уважение не так уж и трудно, если ты наследник Банка Гринборнов, но, будь на его месте более легкомысленный молодой человек, ничто не спасло бы его от осуждения и насмешек со стороны других банкиров и финансистов.

Эдвард тоже повзрослел, но в отличие от Солли, не стал выглядеть более солидно. Он по-прежнему, словно подросток, ставил превыше всего удовольствия. Он не был глупым, но с трудом сосредотачивался на делах, мечтая все время о танцах, выпивке и азартных играх.

Мики же превратился в красавца-соблазнителя с темными глазами, черными бровями и длинноватыми кудрями. Его вечерний костюм, несмотря на соответствие принятым нормам, казался слегка франтоватым: бархатные отвороты и воротник, сорочка с оборками. На него уже бросали многозначительные взгляды сидевшие за соседними столиками девушки. Но Мэйзи Робинсон, на взгляд Хью, относилась к нему с неодобрением, и дело тут, похоже, было не только во фразе о евреях. В Мики чувствовалось что-то зловещее. Он казался слишком самоуверенным и сосредоточенным, словно строившим какие-то коварные планы. Он редко говорил напрямую, редко высказывал сомнения или демонстрировал нерешительность, никогда не говорил о своих чувствах и не показывал душу – если она вообще у него была. Хью никогда ему не доверял.

Очередной танец закончился, и к столику подошли Тонио Сильва с мисс Эйприл Тилсли. После школе Хью несколько раз виделся с Тонио, но даже если бы не встречал его все эти годы, то все равно бы узнал по морковно-рыжим волосам. До 1866 года, когда в школу приехала мать Хью со страшным известием о смерти отца, они с Тонио были лучшими друзьями, оба считались самыми несносными учениками четвертого класса, чаще других попадающими в разные переделки, но постоянно жизнерадостными и веселыми, несмотря на регулярные порки.

Хью часто думал о том, что же на самом деле произошло в заброшенном карьере в тот злополучный день. Он не поверил ни единому слову газетной истории о том, как Эдвард попытался спасти тонущего Питера Миддлтона. Эдварду просто не хватило бы смелости для этого. Но Тонио молчал, а другой свидетель, Альберт Кэммел, уехал в Капскую колонию.

Пока Тонио с Мики пожимали руки, Хью рассматривал лицо Тонио. Он, по всей видимости, до сих пор относился к своему соотечественнику с каким-то странным опасением.

– Ты как, Миранда? – спросил он обычным дружеским тоном, но при этом на его лице отразилась смесь страха и восхищения.

С таким выражением здоровался бы завсегдатай кулачных боев с победителем, славившимся своим непредсказуемым нравом.

Спутница Тонио, Эйприл, выглядела чуть старше своей по-други Мэйзи. Слишком пристальный взгляд и напряженные морщинки вокруг глаз делали ее менее привлекательной; но Тонио, по всей видимости, неплохо проводил с ней время, постоянно дотрагиваясь до ее руки и шепча на ухо какие-то шутки, отчего она то и дело смеялась.

Хью повернулся к Мэйзи. Она оживленно рассказывала о чем-то переливчатым голоском, в котором чувствовались нотки акцента северо-востока Англии, где когда-то располагались склады Тобиаса Пиластера. Она то морщила нос, то надувала губы, то закатывала глаза, и все эти ее гримасы казались такими забавными и восхитительными. Хью особенно понравились ее длинные ресницы и веснушки на носу. Общепринятой красотой она не отличалась, но, вне всякого сомнения, была самой симпатичной девушкой во всем заведении.

Хью никак не мог отогнать мысли о том, что здесь, в «Аргайл-румз», Мэйзи может запросто целоваться, обниматься, а то еще и отправиться куда-нибудь наедине с любым мужчиной, сидящим за этим столом. Хью всегда воображал себе физическую близость почти с любой девушкой, с которой ему доводилось встретиться (и он стыдился этих мыслей), но до сих пор такая близость представлялась ему результатом ухаживаний, помолвки и бракосочетания. А Мэйзи запросто могла пойти на такую близость уже сегодня ночью!

Она в очередной раз закатила глаза, и у Хью возникло неловкое ощущение, которое он иногда испытывал в компании Рейчел Бодвин, – ощущение, что она догадывается, о чем он думает. Он поспешно принялся перебирать в голове темы для отвлекающего разговора и наконец выпалил:

– Вы всегда жили в Лондоне, мисс Робинсон?

– Я здесь только три дня, – ответила она.

«Наконец-то мы разговариваем», – подумал Хью, пусть даже эти фразы и были ужасно банальными.

– Как любопытно! – воскликнул он. – И где же вы проживали раньше?

– В разных местах, – ответила она уклончиво. – Я часто переезжала.

И она снова повернулась к Солли.

– Ах, вот как, – сказал Хью.

Похоже, их беседа закончилась, и это его расстроило. Мэйзи держала себя так, как будто обижалась на него за что-то.

Но Эйприл поспешила объяснить слова своей подруги:

– Мэйзи ездила вместе с цирком.

– Как неожиданно! И чем же она занималась?

– Ездила на лошадях, – обернулась Мэйзи. – Выполняла разные трюки, вставала в седле, прыгала с лошади на лошадь.

– В трико, конечно же, – добавила Эйприл.

Образ Мэйзи в плотно обтягивающих трико казался невероятно возбуждающим. Хью скрестил ноги и сказал:

– А как случилось, что вы стали заниматься такой… работой?

Мэйзи немного помедлила, потом на ее лице отразилась решительность. Она развернулась вместе со стулом и посмотрела прямо в глаза Хью. В ее глазах снова полыхнул дерзкий огонек.

– Случилось это вот как. Мой отец работал на «Тобиас Пиластер и Ко». Однажды ваш отец обманул моего и не выплатил ему недельное жалованье. В то время как раз сильно болела моя мать. Без этих денег пришлось бы умереть с голоду мне или ей. Поэтому я сбежала из дома, когда мне было одиннадцать лет.

Хью почувствовал, как его лицо заливает краской.

– Не думаю, что мой отец сознательно кого-то обманывал и не платил. Если вам было всего одиннадцать лет, то вы, пожалуй, что-то не так поняли.

– Зато я хорошо понимала, что такое холод и голод.

– Возможно, в чем-то ошибался ваш отец, – настаивал Хью на своем, хотя прекрасно понимал, что поступает невежливо. – Не следовало ему заводить детей, если он не мог их прокормить.

– Он мог их прокормить! – вспыхнула Мэйзи. – Он работал, как раб. А вы украли его деньги!

– Мой отец обанкротился, но он никогда ничего не крал.

– Если он разорился и не заплатил рабочим, то это одно и то же.

– Это не одно и то же, а вы дерзите и ведете себя непочтительно, делая вид, что не понимаете.

Другие почувствовали, что Хью зашел слишком далеко. Одновременно заговорили несколько человек:

– Давайте не будем спорить о том, что случилось так давно, – предложил Тонио.

Хью и сам знал, что должен остановиться, но никак не мог подавить в себе гнев.

– С тринадцати лет мне приходится выслушивать упреки со стороны других Пиластеров, обвиняющих моего отца во всех грехах, но я не потерплю этого от какой-то циркачки.

Мэйзи вскочила, глаза ее сверкали, как изумруды. На мгновение Хью показалось, что она его ударит. Но она только выпалила:

– Потанцуй со мной, Солли. Надеюсь, твой знакомый грубиян уйдет, когда мы вернемся к столу.

III

Из-за ссоры Хью с Мэйзи компания распалась. Солли с Мэйзи остались танцевать, а остальные решили отправиться на крысиные бои. Эта забава считалась незаконной, но минутах в пяти ходьбы от площади Пиккадилли располагалось с полдюжины таких заведений, и Мики Миранда все их знал.

Когда они дошли до лондонского района, известного под названием «Вавилон», уже совсем стемнело. Здесь, в отдалении от особняков Мэйфера, но в удобной близости от джентльменских клубов Сент-Джеймса, извивались улочки, на которых друг за другом сплошь выстроились игорные дома, курильни опиума, места проведения кулачных боев. Здесь вовсю торговали порнографией, и здесь же без труда можно было снять проститутку на любой вкус.

Ночь выдалась жаркой и душной, в воздухе стоял удушающий запах дешевой стряпни, пива и сточных вод. Компания во главе с Мики медленно шла по центру весьма оживленной улочки. В первую же минуту к Хью подошел старик в поношенном цилиндре и предложил купить сборник непристойных стихов; подмигнул молодой человек с неестественно румяными щеками; хорошо одетая женщина распахнула жакет и показала две ослепительно-белые груди, и еще одна старуха предложила заплатить за ночь наедине с девочкой лет десяти с ангельским личиком. Их окружали пивные заведения, бордели и дома с дешевыми меблированными комнатами; стены всех строений были грязно-серого цвета, а через засаленные окна то и дело мелькали тусклые лампы, в отблесках которых можно было разглядеть предававшихся кутежу и разврату людей. По улице прохаживались похожие на Мики хлыщи во фраках, служащие и лавочники в котелках, фермеры с выпученными глазами, солдаты в расстегнутых мундирах, моряки с набитыми только что полученным жалованьем карманами и, на удивление, немало внешне благопристойных пар – представителей среднего класса, гуляющих под ручку.

Мики чувствовал себя в своей стихии. Впервые за несколько недель он вырвался из-под надзора Папы на целый вечер. Они с отцом все ждали, когда же отдаст богу душу Сет Пиластер, чтобы заключить сделку о поставках винтовок, но старик не спешил отправляться на тот свет и цеплялся за жизнь, словно морской моллюск к скале. В том, чтобы ходить по мюзик-холлам и борделям вместе с Папой, не было никакого удовольствия; кроме того, отец обращался с ним как со слугой и иногда приказывал ждать снаружи, пока развлекался с очередной шлюхой. Сегодня наконец-то можно было вздохнуть полной грудью.

Мики был рад, что повстречал Солли Гринборна. Гринборны были богаче даже Пиластеров, так что Солли, возможно, когда-нибудь окажется полезным.

Но встреча с Тонио Сильвой его раздосадовала. Тонио слишком много знал о смерти Питера Миддлтона семь лет тому назад. Тогда он сильно боялся Мики; было видно, что он опасается его до сих пор, но это не то же самое, что испытывать смертельный страх. Он беспокоил Мики, но пока что было непонятно, как с ним быть.

С Уиндмилл-стрит Мики свернул в узкий переулок. Из-за кучи отбросов сверкнули глаза одичавшей кошки. Окинув взглядом своих спутников и проверив, все ли на месте, он вошел в тускло освещенный паб, прошел через весь зал и вышел в заднюю дверь. В углу дворика, в лучах лунного света, перед клиентом стояла на коленях проститутка. Мики пересек двор и распахнул дверь похожего на конюшню строения.

Стоявший за дверью мужчина с грязным лицом потребовал с каждого по четыре пенса за вход. Эдвард заплатил за всех, и они прошли внутрь.

В ярко освещенном зале плавали клубы дыма и витал запах крови и экскрементов. Вокруг круглой ямы стояли человек сорок-пятьдесят мужчин и несколько женщин. Тут были представители разных классов – некоторые в грубых шерстяных пиджаках и галстуках в горошек, указывавших на то, что их владельцы из хорошо получавших рабочих; были тут и мужчины в сюртуках и даже в вечерних фраках; всех женщин же можно было причислить к тому же типу, что и Эйприл, – девицы не то чтобы совсем «легкого поведения», но явно не отягощенные излишней моралью. Некоторые мужчины держали на поводке собак; еще несколько собак были привязаны к ножкам стульев.

Мики указал на бородатого мужчину в твидовой кепке, державшего на тяжелой цепи собаку в наморднике. Некоторые посетители внимательно исследовали его пса – приземистое животное с крупной головой и массивной челюстью. Пес возбужденно переступал с лапы на лапу.

– Он следующий, – пояснил Мики.

Эдвард отошел купить напитки у женщины с подносом. Мики повернулся к Тонио и обратился к нему по-испански. Конечно, это было невежливо в присутствии не понимавших их Хью и Эйприл, но Хью для него был никем, а с Эйприл можно было и вовсе не считаться.

– Ну, как поживаешь? Чем занимаешься?

– Служу атташе при посланнике Кордовы в Лондоне, – ответил Тонио.

– Вот как? – заинтересовался Мики.

Большинство южноамериканских стран не утруждались тем, чтобы отсылать в Лондон своих дипломатических представителей, но Кордова вот уже лет десять держала здесь своего посланника, по рангу лишь немногим уступавшего полноправным послам крупных держав. Разумеется, Тонио получил эту должность благодаря связям своего семейства. По сравнению со столичными Сильва Папа Миранда выглядел провинциальным бароном и не имел влиятельных связей.

– И в чем же заключаются твои обязанности?

– Отвечаю на письма английских фирм, желающих обосноваться в Кордове. Спрашивают в основном про климат, валюту, внутренний транспорт, отели – всякое такое.

– Ты занят весь день?

– Нечасто, – Тонио понизил голос. – Только не говори никому, но в основном я за весь день пишу всего два-три письма.

– Тебе платят?

Многие дипломаты имели независимые источники доходов и служили, не получая жалованья.

– Нет. Но мне выделили апартаменты в резиденции посланника и еще компенсируют расходы на еду и одежду. Также оплачивают мое членство в клубах.

Мики задумался. Именно такая работа подошла бы ему как нельзя лучше. Его охватила зависть. Бесплатное питание и проживание, да еще оплата типичных расходов молодого лондонского франта – и это всего лишь за час писанины по утрам. Интересно, можно ли каким-то образом сместить с этой должности Тонио и занять ее самому?

Эдвард вернулся с пятью рюмками бренди и раздал их. Мики тут же проглотил свою порцию – дешевое обжигающее пойло.

Пес вдруг зарычал и принялся бешено вертеться, натягивая цепь; шерсть на загривке у него встала дыбом. Мики оглянулся и увидел, как двое мужчин несут клетку с огромными крысами. Крысы казались еще более взбешенными, чем пес, они царапали прутья, ползали по головам друг друга и отчаянно пищали. Все собаки в помещении залаяли, и какое-то время все голоса перекрывала дикая какофония издаваемых животными звуков.

Входную дверь закрыли и заперли изнутри; мужчина в грязном сюртуке стал собирать ставки.

– Никогда не видел таких больших крыс, – удивился Хью Пиластер. – Где они только их набрали?

– Их специально выращивают, – ответил Эдвард и повернулся к одному из помощников: – Сколько на этот бой?

– Шесть дюжин, – ответил мужчина.

– Это значит, что в яму выпустят семьдесят две крысы, – объяснил Эдвард.

– И как делают ставки? – спросил Тонио.

– Можно ставить на собаку или на крыс; если думаешь, что выиграют крысы, то можно поставить на конкретное число выживших, после того как собака сдохнет.

Букмекер в засаленном сюртуке выкрикивал ставки и забирал деньги в обмен на клочки бумаги с записанными карандашом цифрами.

Эдвард поставил соверен на собаку, а Мики поставил шиллинг на шесть выживших крыс, ставки на которых делались пять к одному. Хью решил не делать ставок, потому что не видел особого смысла в таком развлечении.

Яму глубиной около четырех футов окружал деревянный забор еще футов четырех высотой. На досках примерно на равном расстоянии друг от друга были подвешены грубые подсвечники со свечами, освещавшими пол ямы. Помощники распорядителя сняли с собаки намордник и выпустили в яму через калитку в заборе, тут же плотно заперев ее. Пес стоял на негнущихся ногах с вздыбленной на загривке шерстью, озираясь по сторонам в ожидании крыс. Помощники, державшие клетку с крысами, подняли ее над забором. В воздухе повисла настороженная тишина.

– Десять гиней на собаку, – произнес вдруг Тонио.

Мики удивился. Судя по словам Тонио, он дорожил своей работой и был рад, что ему предоставлена возможность немного сэкономить на проживании. Может, он что-то недоговаривает? Или просто настолько азартен, что делает ставки не по карману?

Букмекер замялся. Для него это тоже была большая сумма. Но все же он нацарапал карандашом заметку, вручил бумажку Тонио и забрал у него деньги.

Помощники принялись раскачивать клетку над забором, словно собираясь бросить ее на дно ямы, но откидная дверца клетки наконец-то распахнулась, и крысы полетели вниз, кувыркаясь в воздухе и вереща от страха. Эйприл в волнении не удержалась и вскрикнула. Мики засмеялся.

Пес принялся за истребление крыс с убийственной целе-устремленностью. Пока на него валился целый дождь из крыс, челюсти его ритмично щелкали. Мощным движением он перегрызал хребет одной крысы, бросал ее и принимался за другую.

Запах крови становился все более противным. Все собаки в помещении бешено лаяли, посетители орали и перебивали друг друга, женщины визжали, а мужчины выкрикивали слова поддержки собаки или крыс. Мики хохотал как безумный.

Поняв, что оказались в западне, некоторые крысы принялись бегать по кругу в поисках возможного выхода; другие прыгали на крутые стены, пытаясь безуспешно зацепиться за них; третьи сгрудились в кучу. На какое-то время пес стал безраздельным хозяином положения и за несколько секунд перебил еще с дюжину крыс.

Но потом крысы, словно по неслышному сигналу, стали одна за другой разворачиваться и бросаться на пса, кусать его за ноги, бедра и короткий хвост. Некоторые запрыгивали на спину и кусали его за шею и уши; одна крыса вцепилась своими острыми зубами в нижнюю губу и висела, сколько бы он ни вертел головой. Пес завыл от боли и несколько раз ударился головой о землю. Только тогда крыса отцепилась, оставив после себя рваную, сочившуюся кровью рану.

Пес вертелся, хватал крыс и убивал их одну за другой, но остальные не переставали бегать за ним. Когда половина крыс погибла, пес начал задыхаться. Люди, сделавшие ставку на тридцать шесть крыс и больше, рвали свои бумажки; другие кричали с еще большим задором.

Теперь на теле собаки кровоточили двадцать-тридцать укусов, земляной пол ямы, усеянный трупами крыс, стал скользким от крови. Но пес продолжал взмахивать своей крупной головой, продолжал хватать крыс челюстью и с хрустом перегрызать им позвоночник своей ужасной пастью; только движения его замедлились, а ноги уже не так прочно стояли на скользкой земле. Мики подумал, что бой понемногу становится интересным.

Почуяв усталость пса, крысы осмелели. Пока он держал одну в челюстях, другая подпрыгивала и вцеплялась ему в горло. Они сновали у него между ног, ползали под брюхом и запрыгивали на более нежные части тела. Одна особенно крупная крыса вцепилась в заднюю ногу и не отцеплялась. Пес повернулся, чтобы укусить ее, но другая крыса уловила момент и прыгнула ему на морду. Одна нога собаки стала странно дергаться и волочиться – должно быть, крысы перегрызли сухожилия. С каждым шагом пес все сильнее хромал.

И разворачивался он теперь гораздо медленнее. Словно узнав о скорой победе, около дюжины крыс набросились на него сзади. Через силу пес попытался ухватить парочку, но только щелкнул зубами в воздухе и упал в лужу крови. Брюхо его превратилось в кровавое месиво; было понятно, что долго он не продержится. Мики подумал, что он угадал и что под конец действительно останется шесть крыс.

Вдруг в собаке пробудились последние силы. Вскочив на три ноги, пес за несколько секунд убил еще четырех крыс. Но это был его последний предсмертный порыв. Ноги у него подкосились, и он выпустил из пасти свою очередную жертву. Больше он уже никого не смог поймать и только безвольно вертел головой.

Оставшиеся крысы набросились на пса и стали отрывать от него куски мяса, уже нисколько не боясь челюстей. Мики сосчитал их: шесть штук. Он обернулся и посмотрел на своих спутников. Хью выглядел подозрительно бледным.

– Зрелище не для слабых духом, верно? – спросил Эдвард.

– Собака и крысы вели себя согласно своей природе, – произнес Хью. – На мой взгляд, более омерзительны здесь люди.

Эдвард фыркнул и пошел купить еще выпивки.

Эйприл с блеском в глазах мечтательно смотрела на Тонио – на мужчину, который, по ее мнению, мог позволить себе проиграть десять гиней за одну ставку. Мики же более пристально вгляделся в лицо Тонио и заметил на нем признаки паники. «Не верю, что он действительно может себе это позволить», – подумал Мики.

У букмекера Мики забрал свой выигрыш – пять шиллингов. Уже неплохая прибыль за вечер. Но ему казалось, что он узнал о Тонио нечто, что стоило гораздо больше.

IV

Самое отвратительное впечатление на Хью произвел Мики. На протяжении всего боя он хохотал, словно в истерике. Поначалу Хью не мог понять, почему этот смех кажется ему знакомым, но потом вспомнил, что Мики смеялся точно так же, когда Эдвард швырнул одежду Питера Миддлтона в пруд. Весьма неприятное воспоминание.

– Давайте пойдем к Нелли, – предложил Эдвард, вернувшись с напитками.

Проглотив бренди, они вышли. На улице Тонио и Эйприл под каким-то предлогом зашли в здание, выглядевшее как самая дешевая гостиница. Хью догадался, что они собираются снять комнату на пару часов, возможно, даже на целую ночь. Куда они пойдут теперь с Эдвардом и Мики? Он не был уверен, что такое времяпрепровождение можно назвать весельем, но все же ему было любопытно узнать, кто такая Нелли и что происходит у нее. Раз уж он решился «покутить» этим вечером, то не стоит останавливаться на полпути.

Заведение Нелли располагалось на улице Принца неподалеку от Лестер-сквер. У его дверей дежурили два здоровенных швейцара в форме. Когда трое молодых людей подошли к дверям, они как раз выталкивали мужчину средних лет в котелке.

– Только в вечернем костюме, – угрожающе сказал один швейцар, когда мужчина попытался было что-то возразить.

Похоже, швейцары хорошо знали Эдварда и Мики, потому что один из них прикоснулся пальцами к шляпе, а другой распахнул дверь. По длинному коридору молодые люди прошли к другой двери. Там их через глазок внимательно оглядел привратник и впустил внутрь.

Зала внутри походила на обширную гостиную большого лондонского дома. За решетками двух массивных каминов потрескивал огонь, повсюду были расставлены уютные диваны, кресла и столики. По зале прохаживались мужчины и женщины в вечерних одеяниях.

Но стоило только вглядеться внимательнее, как сразу становилось понятно – это не обычная гостиная. У большинства мужчин на головах красовались цилиндры, что не допускалось в гостиных. Некоторые при этом сняли фраки и развязали галстуки. Большинство женщин были полностью одеты, но некоторые расхаживали в одном нижнем белье. Одни из них сидели на коленях мужчин, другие целовались с мужчинами, а пара даже позволяла ласкать себя в сокровенных местах.

Впервые в жизни Хью оказался в борделе.

Здесь было шумно; мужчины громко шутили, женщины хохотали, скрытый где-то скрипач играл вальс. Хью проследовал за Мики и Эдвардом в дальний конец залы, где на стенах были развешаны картины с обнаженными женщинами в непристойных позах и страстно обнимающимися парами. Хью почувствовал возбуждение. В самом дальнем углу, под огромной картиной, изображавшей разнузданную оргию, сидела самая толстая женщина, какую Хью видел в жизни: с обширными грудями и сильно накрашенная, в просторном шелковом платье, напоминавшем балдахин. Она восседала на кресле, как на троне, в окружении девушек. За ней виднелась покрытая красным ковром широкая лестница, ведущая, по всей видимости, в спальни.

Приблизившись к «трону», Эдвард и Мики поклонились. Хью последовал их примеру.

– Нелл, радость моя, позволь мне представить моего кузена, мистера Хью Пиластера!

– Добро пожаловать, мальчики, – сказала Нелл. – Развлекайтесь с этими прелестницами, не стесняйтесь.

– Еще успеется, Нелл. Сегодня играют?

– У Нелли всегда играют, – ответила женщина и грациозно махнула рукой по направлению к одной из дверей.

Эдвард еще раз отвесил поклон и сказал:

– Мы скоро вернемся.

– Не подведите меня, мальчики!

Они отошли.

– Изображает из себя королеву! – пробормотал себе под нос Хью.

– В каком-то смысле имеет право, – усмехнулся Эдвард. – Многие из тех, кто сегодня кланяется ей, утром будет кланяться настоящей королеве.

Они прошли в соседнюю комнату, где около двенадцати-пятнадцати мужчин играли за двумя столами в баккара. На каждом столе примерно в футе от края была проведена мелом линия, за которую игроки клали разноцветные фишки, символизировавшие их ставки. Рядом с большинством игроков стояли бокалы со спиртным; в воздухе висел густой сигарный дым.

У одного стояло несколько незанятых стульев, на которые Эдвард с Мики тут же и уселись. Официант поднес им фишки, в получении которых они расписались.

– Какие тут ставки? – спросил Хью.

– Минимум фунт.

Хью подумал, что если он сделает ставку и выиграет, то может позволить себе одну из женщин в соседней зале. Конечно, у него при себе не было достаточно денег, но, скорее всего, кредит Эдварда здесь пользуется доверием… Потом он вспомнил, как Тонио потерял десять гиней на крысиных боях.

– Пожалуй, я воздержусь, – сказал он.

– Мы и не надеялись, – лениво протянул Мики.

Хью почувствовал себя неловко. Он попросил было официанта принести ему напиток, но потом подумал, что напиток здесь стоит его недельное жалованье. Банкир раздал карты из колоды, и Мики с Эдвардом сделали ставки. Хью предпочел отойти и вернуться в главную залу.

Там, приглядевшись внимательнее к мебели, он заметил протертые пятна на бархатной обивке и на коврах, а также следы ожогов от сигар на деревянных поверхностях. Рядом с ним пьяный мужчина встал на колени и запел что-то одной из полуодетых девушек, чем вызвал бурный смех своих спутников. На соседнем диване парочка целовалась с открытыми ртами. Хью слышал, что так можно делать, но никогда еще не видел. Он следил, словно завороженный, за тем, как мужчина расстегивает платье женщины и ласкает ее груди. Эта сцена одновременно и возбуждала, и возмущала Хью. Несмотря на возмущение, он почувствовал напряжение в брюках под животом. Мужчина на диване склонил голову к грудям женщины и начал их целовать. Хью не верил своим глазам. Женщина откинула голову, встретилась взглядом с Хью и подмигнула.

– Можно и со мной такое проделать, если пожелаешь, – раздался у уха Хью высокий голос.

Хью резко обернулся, словно его застали за чем-то постыдным. Рядом с ним стояла темноволосая девушка примерно его возраста, с толстым слоем румян на лице. Хью не удержался и посмотрел на ее груди, но тут же, смутившись, отвел глаза в сторону.

– Не стесняйся, красавчик, смотри сколько захочется. Можно даже с ними немного поиграть.

К своему ужасу, Хью ощутил, как ее рука прикасается к его паху. Нащупав напрягшийся орган, девушка сжала его покрепче.

– Какой ты прыткий и горячий, – прошептала она.

Внутри у Хью все пылало. Он почувствовал, что вот-вот лопнет от напряжения. Девушка вытянула шею и поцеловала его в губы, одновременно поглаживая рукой у него между ног.

Это было уже слишком. Не в силах сдерживаться, Хью выплеснул весь заряд своей страсти прямо в нижнее белье.

Девушка это почувствовала и, казалось, на мгновение даже искренне удивилась, а затем расхохоталась.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – У нас тут новичок!

Хью стало ужасно стыдно. Девушка оглянулась по сторонам и обратилась к своей ближайшей подруге:

– Я только дотронулась до него, а он уже весь перепачкался!

В ответ на ее восклицание засмеялось уже несколько голосов.

Хью развернулся и направился к выходу. За ним, словно шлейф, тянулся хохот. Он с трудом сдерживался, чтобы не пуститься наутек. Наконец он добрался до двери, а оттуда до улицы было уже рукой подать.

На улице стало немного прохладнее. Хью глубоко вздохнул и попытался привести свои мысли в порядок. Если это и есть «развлечения», то они нисколько ему не нравятся. Дешевая гордячка Мэйзи оскорбила память его отца; крысиные бои оказались ужасным зрелищем; проститутки над ним посмеялись. Пусть все они катятся к чертям, больше он с ними никакого дела иметь не будет!

Привратник сочувственно посмотрел на него.