Последний мятеж Щепетов Сергей
— Дубинками? По голове?
— Не обязательно. Возможны, наверное, и другие варианты развития событий. Но, я думаю, в любом случае ты никому ничего не докажешь. В лучшем случае люди решат, что ты просто сумел выпихнуть солнце на небо не выкатывая камень, а каким-то иным способом. Странно только, что ты сам этого не понимаешь. Даже в твоем мире полно следов такого, я бы сказал, нормального восприятия мира.
— Например?
— Элементарно! Не ты ли говорил, что если на чайник все время смотреть, то он будет закипать очень долго?
— Но закипит же!
— Безусловно. Но скорее всего именно в тот момент, когда ты отвернешься, правильно? Я, например, когда жил в твоем мире, много экспериментировал с кофе. Или, скажем, стоишь ты на остановке и ждешь автобуса, а его все нет и нет. Что делать? Правильно: во-первых, надо перестать смотреть на дорогу, а во-вторых, надо начать читать газету или хотя бы закурить. И тогда ты наверняка ни статью дочитать не успеешь, ни сигарету выкурить!
— Ага, а с мороженым еще лучше — автобус придет полный, и тебе придется его выбросить, потому что доесть не успеешь.
— Вот, ты уже начинаешь понимать! Едем дальше. Что длиннее: километр асфальта или километр болота? Что тяжелее: килограмм свинца или пенопласта? Что дольше: пять минут в ледяной воде или с книжкой на диване? Ответь как человек, который даже не подозревает о мерах длины, веса и длительности! Все это в твоем мире, по-моему, появилось не очень давно, и вы сами-то еще не до конца привыкли.
— Уф-ф! Ты хочешь сказать, что в эксперименте «выкатывания солнца» субъективное время… время напряженного ожидания… как бы растянется?
— Ну пошли мудреные словечки! Объективно — субъективно! Понапридумывали всякой ерунды. Ты еще про основной вопрос философии вспомни! Мы, простые первобытные люди, этих ваших глупостев не одобряем: мир един — он прост и понятен!
— Да-а, ничего себе: мир!
— Нормальный это мир, нормальный! Вот как ты думаешь, почему ни один туземец ни за что не зайдет внутрь этой ограды? Да и сам этот плетень — он зачем, как ты думаешь? Неправильно: все совсем наоборот! Плетень защищает не тех, кто внутри, а тех, кто снаружи! Если обычный человек ступит сюда, внутрь, то он немедленно покроется язвами и умрет. Ну в нашем случае я его, может быть, и спасу, но…
— Ладно, ладно, Вар! Пока я еще хоть что-то соображаю, расскажи лучше, что надо делать, чтобы меня не съели. Ты-то вот смог приспособиться!
— О, тут ничего нового нет! Это универсальный способ самосохранения для всех времен и миров! Хочешь жить — не высовывайся! В смысле — не выделяйся!
— Но ни я, ни ты просто не можем не выделяться!
— Правильно! А выделяться имеет право только тот, у кого есть некие… (нет другого слова!) магические свойства или способности. Думаешь, я добровольно заделался тут заклинателем? Да и ты пошел по той же дорожке…
— Вар, ну не е…и мозги, пожалуйста! Объясняй членораздельно.
— В смысле: так, как ты любишь, — от общего к частному? Сейчас напрягусь… Значит, так: наверное, любое человеческое общество стремится к однородности.
— Все хотят, чтобы «не было богатых»? В смысле — сильных, умных, агрессивных?
— Да, только это желание не является осознанным. Там, где много жизненного пространства, много и способов решения этой проблемы — есть, куда разбежаться. А там, где деваться некуда, приходится вариться в собственном соку. Ты заметил, какие они тут все одинаковые и мелкие? Я думаю, это не потому, что здесь мало пищи и она, главным образом, растительная. Просто в этой ситуации амбалы не получают преимущества. Крупный и сильный мужчина-воин становится предметом повышенного интереса и своих, и чужих.
— Они тут воюют?
— Обязательно! Только цели войны у них более возвышенные, чем у людей твоего мира. Отнимать друг у друга еду им, как это ни странно, в голову еще не пришло. Знаешь, из-за чего была последняя стычка в начале сухого сезона? Мирланы обвинили динкаров в том, что они тайком украли горсть земли, пропитанной мочой одного авторитетного воина, и навели на него порчу. А динкары, в свою очередь, заявили, что те обманом завладели слюной (плевком!) одной беременной женщины, и теперь она никак не может родить! Ничего смешного: война как война! А побежденного врага надо употребить с толком, чтобы его полезные качества не пропали даром или, еще хуже, чтобы не достались противнику. За трусом и слабаком никто гоняться не будет, а сильного и смелого хотят отведать все! Да и духов-демонов надо кормить доброкачественной пищей.
— Не слaбо! Но при таком отборе должна сложиться ситуация, о которой мечтал герой Ерофеева: мир, в котором нет места подвигу!
— Пожалуй. Но согласись, Коля, что в условиях перенаселенности это достаточно эффективный способ стабилизации… гм… общественно-политической ситуации.
— И белковая добавка к пище! А как же тогда развитие? Где прогресс? Или, может быть, поедая своих пассионариев, они и сами становятся?..
— Эти невнятные понятия придумали ваши ученые. Прогресс не в том, чтобы изобрести мотыгу или плуг, а в том, чтобы суметь заставить таник созреть раньше, чем кончится вся остальная еда. Может быть, со временем окажется, что для достижения этой цели рыхлить землю полезнее, чем, скажем, дружно совокупляться перед разбрасыванием семян. А уж полив, как средство предотвращения засухи, — первейшее колдовское средство. Другими словами, легко представить, что из чего может получиться, но согласись, что при таком раскладе обществу не нужен могучий вождь с дубиной.
— Так они что, вообще обходятся без лидеров?
— Ты, наверное, имеешь в виду… гм… резкое доминирование? Точнее, ситуацию «подавление — подчинение»?
— Ну примерно…
— Для этого человек в данных условиях должен чувствовать себя зверем или… независимой личностью.
— А независимым здесь может быть только самый сильный колдун-заклинатель? Который не боится чужих чар, да?
— Правильно! И кроме того, они не очень-то отделяют личное сознание от общего. Комсомольское выражение «он противопоставляет себя коллективу» здесь немыслимо.
— И поэтому я должен позволить себя съесть, если коллектив так хочет?
— Если ты член коллектива, то тебе и в голову не придет сопротивляться!
— Ну уж дудки! А интересно: если съесть ногу хорошего бегуна, то действительно побежишь быстрее? Или кулаки боксера? А то, знаешь ли, есть у меня дома на примете один знакомый спортсмен…
— А у меня есть один шибко умный знакомый… Конечно, ты станешь лучше драться, если обглодаешь кулаки и локти своего спортсмена, а как же?! Только для этого, кроме мяса, нужен еще один пустячок…
— Заклинание?
— Назови как хочешь! Помнишь, ты рассказывал историю про студентку-практикантку?
— Это как она устала в маршруте и не могла дойти до лагеря?
— Да-да, та самая байка: ты дал девочке таблетку от кашля и сказал, что это сильнейший допинг-стимулятор.
— Было такое: она поверила и до базы бежала вприпрыжку и с песнями! Вот смеху-то было!
— А что смешного? Только не говори, что сам на ее месте вел бы себя по-другому. В твоем мире я слышал историю, как одному мужику (кандидату медицинских наук!) подсунули фальшивую таблетку «Виагры». Но он-то не знал, что это подделка, и такое жене устроил!
— Вера — это великая сила! Кашпировский не даст соврать!
— Вот именно! А поскольку ты у нас нигилист и извращенец, то я правильно сделал, что отобрал у тебя старого Кафона!
— Этого придурочного колдуна, который меня чуть не зарезал? А что я должен был с ним сделать?
— Ну привет! Раз ты пришел занять его место, то, естественно, ты должен был его одолеть каким-нибудь способом, а потом… выпить его желчь и съесть почки.
— ?!
— В них заключена вся колдовская сила, чудак! Как же можно от этого отказываться? А если кто-нибудь другой съест и станет сильнее тебя?
— Слушай, я вообще тут ни при чем! Я…
— Ну да, дождь ты не вызывал и не прекращал, заслуженного колдуна не смещал — просто так погулять вышел! Это ты в своем глупом мире рассказывать будешь!
— Перестань издеваться, Вар! Лучше скажи, почему тебя-то до сих пор не съели?
— Наверное, скоро все-таки съедят… Но я хитрый, да и жить почему-то все еще хочется. В общем, я пытаюсь внушить им мысль, что всякие полезные (и вредные!) свойства не являются неотъемлемым свойством конкретной персоны. Их можно отделять и передавать, не употребляя носителя «внутрь».
— Это как же понимать? Это… душа, что ли?!
— Ну, душа — не душа… Ты же в это слово вкладываешь какой-то свой смысл, а я — свой. Здешнему народу, кстати, известно понятие, очень близкое к нашему «душа». И таких «душ» у каждого по нескольку штук. Правда, местное слово, наверное, надо переводить как-то иначе: совокупность жизненных свойств, внутренняя сила, в общем — нечто этакое… Вот сегодня, например, думаешь, я зачем кривлялся и глотку драл? Это я отбирал у тебя твою колдовскую силу и передавал ее Кафону. Или возвращал ему то, что ты у него отнял, или… В общем, не знаю уж как это объяснить, но ты теперь никто, а он опять в своем праве. Главное, чтобы он сам поверил, что опять все может, — тогда, наверное, еще поживет.
— У тебя вполне убедительно получилось. А нельзя «это самое» перемещать во что-нибудь изначально съедобное? В плоды какие-нибудь или, скажем… в того же поросенка, раз они у них здесь уже завелись?
— Все-таки некоторое сходство мышления у нас с тобой наблюдается. Или эта идея просто витает в воздухе. Есть тут колдовской обряд, действо такое, в котором участвует кукла из глины. Вот если Мунай-Гереб захочет сделать тебе какую-нибудь гадость на расстоянии или, наоборот, поспособствовать твоей удаче, она сделает куклу, прилепит ей на голову твои волосы и чего-нибудь с ней сотворит. Это обычная бесконтактная магия — действует безотказно, особенно если клиент знает или подозревает, что над ним заочно колдуют. Вот я и подумал, что можно эти куклы (или что там необходимо?) лепить из перетертого зерна. Слепил, наделил эту штуку чем-нибудь полезным или вселил в нее что-нибудь — и ешь себе на здоровье!
— Да-да, точно! А замешивать надо с закваской и перед употреблением как следует поджарить на сковородке! Ты что, им тут хлеб изобрел?!
— Ты это прекрати! Мы, колдуны, такими глупостями не занимаемся! Лучше скажи: с точки зрения квантовой физики замешивание и поджаривание теста должно способствовать началу дождя или его прекращению?
— Ну ты, блин, даешь, Вар-ка! А еще колдуном называешься! Это все из-за того, что ты в экспедициях никогда не работал! Это же много раз проверено на практике: погода испортилась, и ты с вечера ставишь тесто, чтобы завтра с утра начать печь хлеб, потому что работать из-за дождя все равно нельзя. Если ты его хорошо замесил, если оно удачно поднялось, если ты к тому же истратил на него последнюю муку, то утром погода обязательно исправится и ты пойдешь в маршрут! А печь булки будет повариха, которая все испортит!
— Опять ты со своими геологическими баснями! Ничего в магии не понимаешь! Замешивание теста должно способствовать началу дождя, потому что получается субстанция, похожая на размокшую почву!
— Тогда, по-твоему, испекание теста должно способствовать прекращению дождя, потому что под воздействием тепла эта субстанция твердеет, как размокшая земля под солнцем? Но в жизни-то все как раз наоборот!
— Да? Действительно… — вдруг согласился Вар-ка. — Но, между прочим, тут дождь может идти месяц без перерыва! И его прекращать не требуется — пусть себе идет. Это в самом начале его надо прервать ненадолго, чтоб люди могли починить навесы и крыши.
— Тогда, может быть, лепешки надо печь для того, чтобы он вообще когда-нибудь прекратился? И потом, с каких это пор ты стал вмешиваться в чужую жизнь?!
— Так я изо всех сил стараюсь не вмешиваться! Но, во-первых, они и сами до этого почти додумались, а во-вторых… не ем я человечину! Понимаю, конечно, что ничего плохого в этом нет, но… От тебя, наверное, заразился!
— Опять я виноват?! Ладно… — обиделся Николай и умолк.
Вар-ка забросил в рот остатки еды, прожевал, запил водой из сосуда и полез наружу. Некоторое время он бродил там, рассматривая небо. Потом вернулся и уселся на свое место:
— Наверное, вечером опять дождь начнется. И могучий же я колдун, черт побери!
— Слушай, а на фига здесь столько заклинателей? Можно подумать, что в каждой деревне идет индивидуальный дождь!
— Конечно! А как же иначе?! Или ты скажешь, что одна и та же туча поливает несколько деревень сразу? Ты, право, как ребенок!
— Ну перестань, Вар! И так «крыша едет»! Если здесь есть сезон дождей, то он наступает для всех одновременно.
— Как, как он наступает?! Одно-временно? Поясни, пожалуйста, вторую половину этого слова!
— Да пошел ты! — разозлился наконец Николай. — Хорош издеваться! Давай лучше линять из этой реальности: мало того, что здесь жара, как в бане, так еще и твой амулет работает. А мы собирались выяснять, почему он где-то НЕ работает!
— А ты не хочешь попытаться узнать, почему амулет тут активен? Кого или чего здесь не хватает, что есть необходимость в «инъекции праведности»? Не исключено, кстати, что такую инъекцию я уже сделал — то-то ты еще жив.
— Послушай, Вар, лишняя неделя, которую я провел в «советском мире», для тебя обернулась почти тремя годами здесь. Неужели ты еще не разобрался?!
— Интересно, как бы я мог это сделать? Мне нужно было выжить и дождаться тебя. А для этого надо было крепить и крепить свой авторитет. Ну как такой могучий колдун и заклинатель, как я, мог задавать людям глупые вопросы типа: «кто из духов самый главный?» Они же, наоборот, именно меня считают хранителем знаний и повелителем этих самых духов. Думаешь, легко так долго пудрить людям мозги?
— По-моему, у тебя это получается легко и непринужденно! Короче: есть идеи?
— О да! — ухмыльнулся Вар-ка. — Целых полторы.
— Ну, — подыграл ему Николай, — тогда огласите весь список!
— Замысел прост: ты заболеешь, и мы позовем тебя лечить самого крутого шамана в округе. Который даже круче меня. Такой тут есть только один, насколько мне известно. Я специально не стал с ним знакомиться — ждал тебя.
— Э-э, «а нельзя ли как-нибудь обойтись без?..» — процитировал Николай фразу посредника, произнесенную при появлении Женьки.
— Можно, конечно, но это будет уже дороже. Да ты не пугайся: руки-ноги тебе ломать никто не собирается. Ты, помнится, рассказывал, что в молодости имел склонность погружаться в депрессию — когда ничего не нужно, ничего не хочется, разве что вскрыть себе вены от безысходности. Было такое?
— Было, конечно. Это одна из обычных немочей переходного возраста, но у меня она, кажется, сохранилась до седых волос. Просто с годами я научился бороться — вытаскивать себя за волосы из этого болота. И первейшее средство — нажраться до поросячьего визга.
— Так вот: ты слегка расслабишься, я чуть-чуть поколдую (у вас это называется гипнозом)…
— И что?
— Да ничего: будешь лежать пластом и мучиться от нежелания жить. А я скажу людям, что не могу тебя вылечить. Это, конечно, безнадежно подорвет мой авторитет, но у нас будет возможность получить массу интимной информации о внутреннем мире туземцев. А если…
— Можешь не продолжать: уже знаю. Если не нравится, придумай что-нибудь получше, да? Ладно, давай попробуем!
— Давай! А ты мочиться под себя не будешь? А то тут такая жара…
— Да пошел ты!.. Лучше изложи глубинный смысл своей идеи.
— Излагаю. Мы с тобой не разделяем понятия «колдун» и «шаман». Это, на самом деле, неправильно. В твоем языке термин «шаман» имеет гораздо более узкое значение.
— Это какое же?
— А ты не в курсе? Шаман это… ну, скажем, некий гибрид демона и человека — человекодемон, что ли… В общем, у него есть свой родной дух-демон, за которым он ухаживает и с помощью которого может путешествовать в «тонких» мирах.
— Зачем?
— В узком смысле шаман — это лекарь. Любая немочь или болезнь означает, что человек чем-то не угодил «верхним» или «нижним» духам, и они утащили душу (или одну из душ) больного. Задача шамана — отправиться в соответствующий мир, найти душу, вернуть ее, и человек выздоровеет.
— И всего-то?
— Нет, конечно. Бывают и другие задачи: узнать будущее, найти утерянную вещь, попросить духов о чем-нибудь от имени заказчика и так далее. В общем, это длинная история. Во всяком случае, я — не шаман в этом смысле.
— Ну да, ты же недоучился!
— Э, нет, Коля! На настоящих шаманов не учатся! Посвящение проходят, но не учатся!
— Что-то я тебя не понимаю…
— Ну у всех оно по-разному получается… Но, по-настоящему, это когда духи сами избирают человека и мучают его до тех пор, пока он не согласится с ними работать.
— А что, добровольно никто не соглашается?
— Бывает, что и соглашаются, но редко, и из таких получаются слабые шаманы.
— И ты во все это веришь, Вар?
— Слушай, Коля… Я даже не буду говорить про шаманизм в твоем собственном мире: множество народов, тысячи лет… Они что, все были недоразвитые? Дебилы? Между прочим, существование духов, кажется, ни одна из ваших мировых религий не отрицает, только придает им второстепенное значение.
— Хорошо, хорошо, Вар! Пусть — так! Но в чем суть-то твоей идеи?
— Ты же, Коля, научник, хоть и бывший. Изучатель, так сказать. Вот и давай поизучаем твой… гм… недуг.
— Камлание устроим?!
— Конечно!
Это была другая хижина, точнее, навес, под который народу набилось сверх всякой меры. Дождь не лил, а просто валил на крышу, и было непонятно, как она это выдерживает. Николай лежал на циновке, смотрел в переплетение веток на потолке, и ему было все равно. Очень хотелось, чтобы все ушли и оставили его в покое. Или хотя бы перестали задавать дурацкие вопросы. Но они не переставали, и продолжалось это бесконечно долго. Наконец от него отстали, и он смог просто слушать чужие слова, не пытаясь понять их смысл.
— Ты понял, Каймун-мна?
— Да, Вар-ка. Я понял, я уверен. Он лишился души каа — это плохо.
— А где ее искать?
— В верхних, только в верхних мирах!
— Точно? Не в нижних?
— Только в верхних, в верхних, Вар-ка! Ее нет, ее нет в нижних! Я буду готовиться. Ты грей бубен — он должен быть теплым, сухим и звонким, а он — он пусть приготовит еду для них. Я буду звать их, они соберутся, нам будет нужно много сил, наш путь далек и опасен…
Николай смотрел вверх, и ему было все равно. Рядом кто-то двигался, брякал в бубен. Шаман бормотал какие-то слова, кого-то звал и радовался, что тот пришел. Он называл бесчисленные незнакомые имена, разговаривал с ними то ласково, то сурово, жаловался на то, каким тяжелым стал бубен… А Николай бродил по лабиринтам прошлого: описывал разрезы, составлял карты, упаковывал образцы, выступал на ученых советах, говорил о чем-то умном и важном с теми, кого уже нет…
Манипуляции шамана, по-видимому, дали какой-то результат:
— У-а-у!! Я прошел! Я прошел на первое небо!
— У-ф-у!! Он прошел! Он прошел на первое небо! — вразнобой поддержали его зрители.
— Здесь темно, но много света! Много света!
— Там много, много света! — подтвердил нестройный хор.
— Тут дороги, и тропы — которая? Где? Куда? Где нужный путь?
— Где? Где нужный путь?! — взвыли зрители.
— Вот этот или тот? Вот этот или тот? В какую сторону?! Сон! Нужен сон! Спроси его, спроси! Большая вода, большие волны! Никогда таких не видел! И скалы, черные скалы! Никогда не видел таких! Он идет по маленьким круглым камням! Он идет между водой и скалами… Куда?! Спроси его, спроси!
Николай почувствовал, что его бесцеремонно теребят. Он ругнулся, но Вар-ка от него не отстал:
— Коля! Коля, ты слышишь меня? Ты когда-нибудь видел сон, как ты идешь по берегу моря?
«Хорошо, я отвечу, только пусть оставят в покое».
— Видел.
— В какую сторону ты шел? Где было море, а где скалы — справа или слева?
— Море справа…
— Да! О да! Это его путь! Его путь! И в воде кто-то плавает, совсем близко от берега! Исчезает и появляется! Рыба? Большая белая рыба?! Никогда не видел таких!! Пусть скажет! Пусть он скажет!!
— Коля! Коля, в том сне… Кто там был в воде возле берега?
— Отстань, Вар! Дельфин там был. Белый полярный дельфин — белуха…
— У-а-у! Это правильный путь!
— У-а-у! Он на правильном пути! — довольно дружно возликовали зрители.
Похоже, присутствующие «спелись» или тоже начали погружаться в какой-то транс. Шаман бормотал, стенал и завывал, а толпа ему вторила. Она поддерживала его и сопереживала, радовалась его успехам и утешала в неудачах. А Николай брел по усыпанным спелой брусникой террасам Делькью-Охотской, ставил палатки, пилил дрова, терзал рацию…
— Я прошел! Я прошел все первое небо! Я обошел его кругом!!
— У-а-у! Он обошел его кругом!!
— У-а-а-и-и!! Она была здесь, но ее нет! Ее нет на первом небе!
— У-а-и-и!! Ее нет на первом небе!!
— Нужна подсказка — тут много путей!!
— Там много путей!
— Спроси его, спроси! Он видел сон? Сон, в котором холм и много троп? Они все из одного места! Они все от большого круглого камня! От круглого камня!
— Коля, Коля, очнись! Ты слышишь? У тебя был сон про тропы и круглый камень?
— Опять пристал… — констатировал Николай с безнадежной покорностью. — Ну был.
— Я не отстану, пока не скажешь! Куда и как ты двинулся в том сне? Говори! Куда ты свернул?
— Да не сворачивал я! Обошел камень и поперся прямо в гору, а там кусты…
— О-о-о! Кусты! Колючие кусты! И ягоды! Красные ягоды! Их рвали и ели!!
— Ко-оля! Слышишь меня?
— Отстань, Вар!
— В том сне ты рвал ягоды?
— Ну рвал… Пожевал и выплюнул — гадость… Откуда он знает?..
— У-а-у! Я нашел путь!
— У-а-у! Он нашел путь!
— И-и-и! Это путь на второе небо!
— И-и-и! Это путь на второе небо!…
«И так без конца… Как ему не надоест? Хрипит уже… Лазает по второму небу, по третьему… Откуда он знает про мои сны? Я же никому не рассказывал… Да и сам почти забыл… А, ладно!..»
Николай лежал и улыбался: он опять пек круглые булки на жестяной печке-буржуйке. Прежде чем загрузить тесто, он макал в канистру с подсолнечным маслом палочку, обмотанную ватой, и смазывал сковородки. Эту палочку украл полярный суслик-евражка. За ближайшим кустом зверек сел, взял палочку передними лапами и стал грызть промасленную вату как эскимо…
— У-а-у! Я вижу след!
— У-а-у! Он видит след!
— Наверное, демон Ркатуани устал: он положил здесь каа на землю и отдыхал!
— У-а-у! Ркатуани здесь положил каа на землю!
— Отпечаток каа на земле! Это была его каа? Его каа?
— У-а-у! Это его каа?
— Смотрите! Смотрите все! Все проверяйте: под левым глазом маленький шрам?
— Есть! Это его каа!
— На правой ноге выше колена — длинный шрам с точками?
Николай почувствовал, как чьи-то руки расстегивают ремень и стаскивают с него штаны.
— Есть! Это его каа!
— На левой ноге у большого пальца — серая бородавка?
Николай остался без ботинка.
— Есть! Это его каа!
Теребить его перестали, но погрузиться опять в воспоминания Николаю не удалось. У бесконечной тоски появился привкус тревоги. Что они тут такое устраивают? Откуда этот потный пигмей, увешанный побрякушками, все про него знает? Вар-ка рассказать не мог — они познакомились перед началом спектакля…
Шаман сидел на мокрой от пота шкуре косули. Его невидящие глаза были широко раскрыты: он говорил, говорил…
Он вел диалоги с кем-то незримым, задавал вопросы и выслушивал ответы, кого-то благодарил, на кого-то сердился… Он сокрушался о том, что путешествие получилось слишком длинным — нужно лезть на третье небо, потом на четвертое… Он извинялся перед духами-помощниками и просил их доставить его на пятое небо — искомая каа наверняка там…
— О-о-о, горе! О-о-о, беда и несчастье!! Он утащил ее туда — в тот конец пятого неба! Вы не хотите туда идти? И ты не хочешь? И ты?! Ведь ты никогда не оставлял меня, никогда! Почему же теперь?! Я должен принести эту каа! Я должен! Спасибо! Ты пойдешь со мной — спасибо! У меня тоже кончаются силы, а там холод! И эта стена! И прозрачные клыки сверху… Это ужас! Что это?! Что?! Спросите его, спросите! О-о, какой холод! Какая боль!
— Коля! Ко-оля!! Что он там видит? Что за прозрачные клыки?
— Ты опять, Вар… Ну отстань, а? Это не клыки… Это сосульки свисают с крыши…
— У-а-у! У меня кончаются силы!
— У-а-у! У него кончаются силы!
— А-а-и-и! Я вижу ее!
— А-а-и-и! Он видит ее!
— У-а-у! Я не чувствую рук и ног!
— У-а-у! Он не чувствует рук и ног!
— А-а-и-и! Вот она!!
— У-а-у! Он нашел ее!
— А-а-а! У-а-а-а!! Нет больше сил! Нет сил… Но его каа свободна! Она свободна — ее никто не держит!! Зачем вы послали меня?! Она же свободна!! У-а-а!!
— У-а-у! Возвращайся скорее! У-а-у! Возвращайся скорее!!
— А-а-и-и! Я иду… Высоко! Как высоко! Мои руки и ноги!! Я не чувствую их! Не удержаться!! А-А-А!!!
Что-то влажно хрустнуло, и вопль шамана оборвался.
Николай вскочил на ноги и поддернул штаны. Вокруг плотным кольцом сидели десятка два полуобнаженных мужчин и женщин. Их тела блестели от пота, рты были раскрыты, а в безумных глазах плескалась смесь восторга и ужаса. Кто-то прошептал, и все подхватили в голос на разные лады:
— Он вернул… Он вернул его каа! ОН ВЕРНУЛ ЕГО КАА!!
— Коля! — Вар-ка был потным и не на шутку встревоженным. — Что с ним? Я не понимаю!
Шаман — низкорослый худой человечек средних лет со сморщенным, как печеное яблоко, лицом лежал неподвижно. Николай быстро осмотрел его:
— Это похоже…
— Что такое?!
Снаружи бушевал ливень, было влажно и душно, как в бане.
— Вар! Он без сознания — у него, похоже, перелом голени! И…
— Ну!!
— Слушай, Вар… По-моему, у него отморожены руки и ноги!
— Отогреть?