Сыч – птица ночная Пучков Лев
В 18.30 я уже был готов, чтобы сообщить лысому: да, дискеты были, есть и будут — за умеренную плату. Что-то в его поведении подсказало мне, что пора колоться — как рекомендовал дядя Толя.
— В общем, я вам вот что скажу… — начал было я-ив этот момент в кабинете погас свет. Черт подери! Это что такое? Разве я стучал себя по животу?!
— Генератор что — некому включить? — несколько раздраженно поинтересовался лысый, выждав с полминуты.
— С пульта не включается почему-то, — виновато ответил по громкой чей-то голос. — Семенов пошел в бокс — посмотреть.
— Электронщики херовы, — ругнулся лысый. — Для чего целый штат держим?
— А у вас свечек нету? — проверил я, быстро высчитав еще один вариант: чекисты после моей поимки немедленно сообщили Зелимхану, а чтобы время не терять, стали колоть меня на предмет местонахождения дискет. Зелимхан прибыл, по дороге к управлению полковник с командой аккуратно взяли его, упаковали по адресу и теперь собираются вытаскивать меня по третьему варианту. Если так — можно прыгать от радости. Не нужно лезть в логово ко льву, можно не опасаться за свою жизнь и спокойно ждать вызволения. Ай да полковник! Молодец да и только — что еще сказать…
— С облепиховым маслом? — пошутил в темноте лысый — похоже, чувствовал он себя в полной безопасности. — Попа болит?
— При чем здесь попа? Можно было бы при свечах беседовать — так лучше, — поправил я собеседника. — Романтика. Глядишь, я расчувствовался бы и сказал бы вам что-нибудь стоящее. Так что — нету свечек?
— Нет, не держим. — Лысый чиркнул зажигалкой, посмотрел на меня в призрачном свете бензинового пламени и недовольно покачал головой:
— У нас свет всегда есть. Когда подстанция вырубается или авария — у нас дизель-генератор работает.
— Жаль, романтики не будет, — вздохнул я и потихоньку полез в карман за носовым платком — единственной личной вещью, оставленной мне после обыска.
— Семенов что — через Штаты в бокс пошел? — несколько раздраженно поинтересовался лысый. Ответа не было. Хозяин кабинета неопределенно хмыкнул, несколько раз щелкнул клавишами и распорядился:
— Охрана — ко мне. Охрана?! Черт! Где вы там все подевались? — Опять никто не отвечал. — Не понял! — нервозно буркнул лысый и, щелкнув зажигалкой, вновь внимательно посмотрел на меня. — Так — ты посиди здесь, я быстро сбегаю наверх, гляну. Смотри мне — ни шагу со стула! — И пошел из кабинета, защелкнув дверь на замок.
— Ага, щас все брошу и пойду гулять с гирей по подвалу вашему! — пробурчал я, пристраивая гирю на стул и приводя к нормальному бою платок — в соответствии с рекомендацией полковника. — С гирей и подшипниками в ботинках…
Едва я устроился поудобнее в уголке на полу и принялся принюхиваться, стараясь не упустить момент, когда нужно будет накинуть на личину продегазированный платок, в коридоре послышался какой-то нездоровый шум. Уверенные шаги, гулко топавшие от вестибюля к кабинету лысого, вдруг смолки, раздался глухой удар и вскрик.
Я напрягся — что-то мне это здорово не понравилось. Форточка в кабинете была открыта, из-под двери довольно сносно тянуло, и практически одновременно с этим непонятным вскриком в коридоре обоняние мое уловило, наконец, качественное изменение воздуха. Однако пахло не газом.
В природе определенного рода запахов я разбираюсь довольно хорошо — специфика рода деятельности обязывает. Так вот, из-под двери тянуло свежей кровью и порохом. И совсем не обязательно было иметь интеллект полковника Шведова, чтобы понять: случилось нечто непредвиденное и страшное. В дом чекистов пришла СМЕРТЬ.
Господи ты боже мой! Мои парни совсем одурели от годовалого безделья! Неужели полковник разрешил «зачищать» всех подряд чекистов? Да это сумасшествие какое-то!
— Вы че там — совсем навернулись?! — в бешенстве заорал я. — Вы что творите?! Эй!!!
Тишина была мне ответом. Через несколько секунд в коридоре послышались мягкие шаги, которые остановились у двери кабинета лысого. Кто-то несколько раз осторожно подергал дверную ручку.
— Джо! Полковник! Я здесь! — неуверенно подал я голос. — Дверь заперта.
Опять молчание. Затем послышался легкий шлепок и тотчас же последовавший за ним звонкий удар металлом о металл. Замок. Кто-то стрельнул в замок, сердечник вылетел и ударился о сейф.
Дверь с тихим скрипом распахнулась — из коридора сильно потянуло кровищей и пороховыми газами.
Ужас охватил меня. Господи, какой идиот! Если бы это были наши парни, они бы наверняка сразу же обнаружили место моего нахождения по маяку с точностью до пяти метров. Я был не прав, полагая, что парни мои от перенапряжения коллективно двинулись на нервной почве. Это не они. Это по мою душу…
В висок мне уперся горячий кусок металла. Справа, как раз со стороны гири. Я сжался в комок и изо всех сил зажмурил глаза. Чувство полной беспомощности парализовало волю — судя по всему, обладатель смертоносной железяки имел возможность хорошо рассмотреть меня посредством ночного прибора.
— Сыч? — позвал из темноты хорошо знакомый голос. — Это ты?
Напугать меня еще более было уже невозможно, удивить чем-либо — тоже. Но голос, голос…
Голос, хотите верьте, хотите нет, принадлежал Лосю. Моему боевому брату, сгинувшему год назад в мутных струях Терека. Вроде бы сгинувшему… С минуту я молчал — в буквальном смысле онемел от изумления, сил не было что-либо вымолвить.
— Сыч? — глушитель продолжал давить на мой висок. — Они что — тебе язык отрезали?
— Это ты, Лосенок? — хрипло прошептал я.
— Узнал, — констатировал Лось. — Это хорошо. Я пришел за тобой.
— Тебя послал Зелимхан? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес я.
— Да, он послал. Я ищу тебя с того момента, как Аюб сказал Зелимхану, что ты жив.
— Как ты меня нашел?
— Случайно. Я каждый день хожу по городу, смотрю. Увидел, как тебя заводили сюда.
Ага! Лохматый высокий бомж, пристально наблюдающий, как меня волокут по мраморной лестнице. Вот оно — провидение. Стародубовск — большой город. Но мой преследователь проходит мимо УФСБ именно в тот момент, когда меня туда привезли. Да, это провидение.
— Я позвонил Зелимхану, сказал — нашел, — продолжил Лось.
— И что Зелимхан? — живо поинтересовался я.
— Он сказал: «Убей его». Вот я и пришел… На моих глазах непроизвольно выступили слезы. Знаете, отчего-то жалко стало себя. Я — универсальный робот войны, способный мгновенно убить врага голыми руками, сижу здесь совершенно беспомощный. В цитадели правопорядка — в управлении самой могущественной спецслужбы России сижу. А рядом стоит мой боевой брат, которого я всему научил, кроме искусства меткой стрельбы, — стрелял он всегда лучше всех нас вместе взятых. И этот боевой брат меня сейчас убьет. Робота войны, в мертвой цитадели. Господи, обидно-то как!!!
— Ну… убивай, раз пришел, — проглотив слезы и откашлявшись, сказал я. — Убивай, Лосенок: ты всегда хорошо это делал.
— Я не могу, — неожиданно дрогнувшим голосом сообщил Лось — глушак перестал давить на мой висок, ушел куда-то в сторону. — Не могу в тебя стрелять. Ты мой боевой брат. Мы одной крови.
— Не знаю… — растерянно пробормотал я. — Даже и не знаю, что тебе сказать… Это ты сдал полковника с парнями Ахсалтакову?
— Они меня пытали, — чуть помедлив, сообщил Лось с заметным напряжением в голосе — у него всегда были проблемы в плане общения, связать вместе более пяти слов для парня являлось тяжеленным трудом. — Если ты увидишь мое лицо при дневном свете… не узнаешь. Я не хотел! А теперь мне обратно ходу нет. Я уже год работаю на Зелимхана. Убил много людей. Много.
Ага! Вот и ответ полковнику по поводу нравственной чистоты московской «крыши» и целесообразности годичного затворничества на хуторе. Только узнает ли он этот ответ…
— Отпусти меня, Лосенок, — горячо взмолился я. — Давай вместе удерем отсюда и организуем команду — как в прежние времена. Давай?
— Обратно мне ходу нет, — твердо повторил Лось. — Ты… ты не простишь меня. Я бы тоже не простил. Ну, сам понимаешь…
— И что ты собираешься делать? — потухшим голосом спросил я — надежда на чудесное избавление медленно уплывала в форточку вместе с непереносимым кроваво-пороховым перегаром, прущим из коридора.
— Я отвезу тебя Зелимхану, — сообщил Лось. — Пусть он… ну, сам пусть он.
— Он убьет меня, — обреченно выдохнул я. — И ты прекрасно это знаешь. Какая разница? Зачем тратить время? Лучше убей меня сразу, здесь.
— Нет, я отвезу тебя. — Лось был непреклонен. — У меня хорошая машина, через четыре-пять часов мы будем на месте.
Сказав это. Лось наклонился и легко взвалил меня на плечо — вместе с гирей. И потащил на выход. Да, силищи этому парню не занимать — именно этот фактор я имел в виду, когда в свое время наградил его такой кличкой. Лось, спешу напомнить, это кличка. На самом деле моего таскателя зовут Серега. Серега, Серега, Сереженька…
— Серый, ты бы гирю снял, — задушевным голосом попросил я, когда мы перемещались по коридору. — Неудобно с гирей! Ты посмотри по карманам у них — у кого-нибудь ключи от наручников должны быть.
Лось на мгновение замешкался — остановился и закряхтел, думать стал. Придумал — двинулся дальше, буркнув:
— Я помню, кто ты. Без гири ты убьешь меня в два счета. Нет. У меня в багажнике две фуфайки и кусок поролона. Я расстелю, тебе будет удобно…
В багажнике ход времени определить довольно сложно. Часы чекисты отобрали — твердый металлический предмет, не положено. Однако, по моим наблюдениям, путешествовали мы никак не меньше четырех часов — Лось гнал как бешеный, ни разу не остановился на привал.
От непрерывной тряски и шума у меня в голове случился большой бардак, поэтому я не сразу понял, что машина замедляет ход, а снаружи слышен какой-то монотонный гул. Как будто мощный электромотор работает. На фоне гула был различим еще какой-то ритмичный стук наподобие того, который издает едущая по рельсам вагонетка. Живостью воображения меня природа не обделила, поэтому я сразу представил себе: здоровенный кусок скалы отъезжает по рельсе в стороны, открывая проход в тоннель. Вот оно! Вот куда делся караван Аюба. Интересно, полковник сумеет зафиксировать эту коридорную хитрость? Если нет — мне придется очень туго…
Миновав ритмичный стук, машина проехала еще пару сотен метров, остановилась и заглушила двигатель.
— Я привез, — раздался снаружи приглушенный голос Лося.
— Голову? Или труп? — живо поинтересовался кто-то — я узнал голос Зелимхана и поневоле вздрогнул: не такой рисовал я себе нашу последнюю встречу, совсем не такой!
— Он жив, — буркнул Лось. — Я не убил его.
— А я что тебе сказал?! — сразу понизил голос Зелимхан. — Я тебя зачем послал? Найти и убить! Зачем ты привез его мне? Ты на кого работаешь, Серега?
— Я не смог, — еле слышно ответил Лось. — Он… он мой боевой брат. Я на тебя работаю. Поэтому привез.
— Ну, ясно все, — с каким-то огорчением произнес Зелимхан. — Открой багажник. Он в наручниках?
— Он к гире прикован. — Лось откинул крышку багажника, я вытащил голову наружу и некоторое время моргал, привыкая к свету.
Мы находились в какой-то неглубокой котловине. Небо имело место — черное, как гуталин, и полное звездей. Неподалеку виднелись очертания каких-то строений. Свет на меня падал от двух ярких факелов, которые держали в руках пара крепких молодых парней, стоявших по обе стороны от Ахсалтакова. Я быстро оценил экипировку этой парочки: хороший импортный камуфляж, на плечах стволами вниз — «АКМС» с присоединенными магазинами, на поясах у обоих пистолетные кобуры — судя по всему, не пустые, а к правой лодыжке каждого в специальных ножнах приторочен боевой нож. И похожи друг на друга как однояйцовые близнецы: на головах зеленые повязки, орлиные носы, черные, мелко вьющиеся волосы, совершенно одинаковые черты лица.
— Салам, Зелимхан, — хрипло пробормотал я, насладившись лицезрением его телохранителей. — Хорошие у тебя ребята. Не чечены?
— Здравствуй, Иван, — тревожно улыбнулся Ахсалтаков, доставая из плечевой кобуры «гюрзу» — недурственный отечественный пистоль калибра 9 мм, по всем параметрам превосходящий табельные «Макаровы» и «ТТ». — У тебя наручники какие — наши, импортные?
— Отечественные. — Я вцепился взглядом в тускло поблескивавшее в руке своего давнего врага оружие и настороженно поинтересовался:
— А что ты собираешься делать?
— Я тебя убью, — не стал скромничать Ахсалтаков. — Но сначала отстегнись и отойди от машины. Это моя машина, я не хочу ее портить. — Он левой рукой отцепил от пояса одного из телохранителей связку ключей и бросил ее мне. — Если у тебя наши наручники — откроешь.
— Ты не хочешь даже поговорить со мной? — удивился я, всматриваясь в грунт — связка с ключами не долетела до багажника, дрогнула рука у сурового воина гор. Как он торопится меня прикончить! Боится, что ли?
— Не собираюсь я с тобой разговаривать! — повысил голос Зелимхан и скомандовал одному из телохранителей по-чеченски:
— Иди дай ему ключи. Автомат передай Мубареку. Пистолет тоже передай — он может отобрать.
— У меня? — возмутился телохранитель. — У меня никто не сможет отобрать оружие!
— Этот может отобрать у кого угодно! — нервозно воскликнул Зелимхан. — Делай что говорю!
Телохранитель пожал плечами и, передав оружие напарнику, двинулся ко мне. Нет, пора выкладывать козырь — что-то душка Зелимхан нервничает. Этак, чего доброго, и в самом деле пристрелит под горячую руку.
— Дискеты, — я подмигнул Ахсалтакову. — У меня твои дискеты. Точнее, не у меня, а в надежном месте, у верного человека.
— Стой, — скомандовал по-чеченски Ахсалтаков — телохранитель послушно застыл на месте. — Забери ключи, поставь на место.
Парень подобрал ключи, прицепил их обратно себе на пояс и, забрав у напарника оружие, невозмутимо встал рядом с хозяином.
— Еще раз скажи, — потребовал горец, сосредоточенно глядя на меня и удерживая пистолет на весу обеими руками — в любой момент готов открыть огонь.
— У меня дискеты, которые потерял твой сын, — уточнил я. — За ними охотится вся ФСБ России. Даже не знаю, зачем вдруг всем понадобились эти паршивые дискеты?
— Где?! Где ты их взял?! — замогильным голосом крикнул Зелимхан — именно крикнул, с надрывом, болью, тоской — да с чем угодно, но факт налицо: не понравилось ему дико, что дискеты эти оказались у меня!
Я не стал запираться — честно рассказал, каким образом ко мне попали дискеты. Зелимхан сунул пистолет в кобуру, присел на корточки и, обхватив голову руками, несколько минут раскачивался в таком положении наподобие ваньки-встаньки. Видимо, достал я его.
— Ты иди, Серега, отдыхай, — глухо вымолвил Ахсалтаков, покачавшись вволю и обращаясь к Лосю, переминавшемуся с ноги на ногу у машины. — Ты правильно сделал, что привез Ивана, — молодец.
— Его зовут Олег, — сообщил зачем-то Лось, удаляясь в сторону строений. — Он никогда не был Иваном.
— Для меня он всегда — Иван. — Ахсалтаков распрямился, подошел ко мне поближе и тихо пожаловался:
— Мы в четвертый раз встречаемся, и я опять не могу убить тебя… Первый раз не мог: ты взял в заложники мою семью. Второй раз не мог: ты мне был нужен для работы. Третий раз не мог: ты мог уничтожить мои деньги… Сейчас — дискеты… Это что такое, Иван? Как это называется?
— Это судьба, — неискренне заявил я. — Тебе никогда меня не убить, наверно. А насчет дискет… Я понятия не имею, что на них записано, — там пароль стоит. Но я подозреваю, что они очень дорого стоят. Недаром же за ними столько народу охотится… В общем, я искал тебя, Зелимхан. Специально, чтобы совершить сделку. Но ты очень хорошо прячешься — тебя трудно обнаружить. А теперь, раз такой случай подвернулся, я продаю их тебе. Завтра, в пять вечера, в Стародубовске. Если не завтра — то послезавтра, тоже в пять. В общем, в любой день в пять часов — на протяжении двух недель. В это время там постоянно будет посредник — мой человек, который по описанию узнает тебя. Мы вместе придем в Центральный парк, сядем на скамейку, а посредник, когда убедится, что мы одни, без сопровождения, принесет дискеты. Как тебе?
— Сколько ты хочешь? — вяло поинтересовался Зелимхан.
— Поторгуемся, — я заговорщицки подмигнул ему. — Но сначала я требую освободить меня от гири, высыпать из ботинок подшипники — чекисты напихали, нехорошие люди — и покормить. Сейчас сколько времени?
— Двадцать три тридцать пять, — машинально ответил Зелимхан, бросив взгляд на свои часы, и тотчас же спохватился:
— А зачем тебе время? Тебе что — не все равно?
— Я после полуночи стараюсь не есть, — лживо сообщил я, мгновенно высчитывая время, необходимое полковнику для сбора казачьего резерва: если взять за основу обещанные два часа с момента обнаружения базы, штурм следует ожидать где-то в половине второго. — Стараюсь диету блюсти и вообще — вести правильный образ жизни.
— Бери свою гирю, пошли, — сказал по-чеченски Зелимхан, держа руки скрещенными на груди и внимательно глядя на меня.
Я глазом не моргнул — продолжал осматриваться, словно ничего не понял. Показалось мне почему-то, что совсем не обязательно знать моему давнему врагу о том, что я владею его родным языком.
— Очень хорошо! А вообще я сомневался… — констатировал Зелимхан и отдал распоряжение своим телохранителям:
— Этот человек крайне опасен. Убивать его пока что нельзя — он мне нужен. Вы не будете спать всю ночь — за ним нужно непрерывно наблюдать.
— Я есть хочу, — напомнил я. — Где твое горское гостеприимство?
— Бери свою гирю, пошли, — распорядился Зелимхан. — А что там, говоришь, за подшипники у тебя в ботинках?
Я объяснил. Ахсалтаков хмыкнул и менять ничего не пожелал:
— Пусть так и будет. Тут недалеко идти. Давай — пошли…
Через десять минут мы с грехом пополам преодолели сотню метров до приземистого каменного строения, вплотную прилипшего к противоположному склону котловины. Пока перемещались, я имел возможность поверхностно облицезреть детали окружающего ландшафта и пришел к выводу, что на базе у Зелимхана присутствуют едва ли более полусотни бойцов — судя по числу каменных лачуг, ровным строем расположившихся на дне котловины. Если полковник с командой подкрадется бесшумно, оседлает верхушки скатов котловины и пустит через тоннель казаков с пулеметами, мои парни с ночными прицелами за несколько минут перещелкают всех, кто в панике повыскакивает из лачуг на открытое место. Если. Ах, это коварное «если»…
Строение прикрывало вход в пещеру, выдолбленную в каменистом склоне котловины. Толстенная металлическая дверь с винтовой задвижкой изнутри, посаженная на монолитную раму, наводила на мысль о том, что Ахсалтаков не склонен доверять свою жизнь таким неустойчивым человечьим качествам, как честность, бдительность и неподкупность, и предпочитает нечто более надежное.
Пещера была довольно просторной и по-своему комфортабельной. Две электрические лампы горели под потолком ярким чистым светом. Откуда-то еле слышно доносился звук работающего бензинового двигателя — так называемого «дырчика». Помещение было перегорожено толстой решеткой, в которой имелась дверь, снабженная амбарным замком. Почти как в палате у кабинетных, где я беспомощно возлежал на кровати живым трупом. В первой половине находились три топчана, аккуратно застланные одеялами, стол, два стеллажа с предметами обихода, холодильник и телевизор вкупе с видяшником на фирменной тумбе, сплошь утыканной видеокассетами.
Во второй половине, за решеткой, стоял один топчан и здоровенный сейф. Неплохо, неплохо устроился горный волк — для полевых условий это просто шик-модерн!
Пока один из телохранителей закручивал дверь на тугую задвижку, второй протащил меня за решетку, закрыл дверь на замок, ключи подвесил на пояс и, отойдя к двери, сел на табурет. Через несколько секунд к нему присоединился тот, что боролся с дверью. Оба застыли истуканами и неотрывно пялились на меня, буквально восприняв распоряжение хозяина по поводу не спускать с пленника глаз.
— Хидар, сними с него наручники и дай еды, — распорядился Зелимхан. — Положи оружие, потом иди.
Один из телохранителей сложил свое оружие у двери и подошел к решетке, сняв с пояса ключи. Я подтащил гирю и, пока страж расстегивал наручники через решетку, мельком глянул на его нож, притороченный к голени в специальных ножнах. Зелимхан сказал — положить оружие, а про нож ничего не сказал. Для горца нож — не оружие, а неотъемлемая часть организма. Они живут с ножом, спят, едят, любят — это, если хотите, как хорошо прижившийся протез, про существование которого со временем забываешь. Так вот, я смотрел не столько на нож, сколько на застежку ножен. Если изловчиться просунуть руку через решетку и дернуть застежку, нож станет доступным. Но извлечь из ножен его можно только в том случае, если страж будет совсем рядом с решеткой…
Мне отстегнули гирю и просунули через решетку ужин: лаваш с лежавшей на нем горкой жареного холодного мяса и кружку с родниковой водой. Я с удовольствием расшнуровался, высыпал на пол подшипники — никто мне в этом не препятствовал, затем обулся и принялся с аппетитом трапезничать.
Пока я ел, Зелимхан удобно уселся на топчане, над которым висел «АКМС» с присоединенным магазином и «разгрузка» с полными кармашками, и принялся разглагольствовать. Это были пространные умные мысли о неисповедимости путей Господних и о сложности наших отношений. А в конце хозяин пещеры высказался довольно конкретно:
— Ты меня всегда обманывал, Иван. Если честно — я боюсь тебя. Потому что меня никогда никто не обманывал. Никто, кроме тебя. Ты меня слушаешь?
— Угу, — промычал я с набитым ртом. — Слушаю внимательно.
— Но сейчас тебе не удастся меня обмануть. — Зелимхан потыкал пальцем в сторону двери:
— Вот видишь, эти парни? Это иорданцы. Братья-близнецы: Мубарек и Хидар. Они за меня убьют кого угодно. Я могу ночь спать спокойно. Знаешь почему?
— ??? — с набитым ртом.
— Они ни слова не понимают по-русски. — Зелимхан погладил окладистую бороду и подмигнул мне. — Знают только свой язык и чеченский — и то не очень хорошо. Ты не сможешь с ними общаться. Я дал им команду убить тебя в любой момент, как только им покажется, что ты хочешь сбежать. Ты понял? Если понял — давай обсудим условия сделки.
— Близнецы, говоришь? — я доел мясо с лавашем и пошел было к топчану. — Близнецы…
— Нет, ты не правильно делаешь. — Зелимхан погрозил мне пальцем. — Иди к решетке — сейчас Хидар наденет тебе наручники. Подойди спиной, руки через решетку просунь. Давай. — И, повернувшись к стражам, распорядился по-чеченски:
— Хидар, надень ему наручники. Руки за спину — так лучше.
Хидар без команды сложил оружие на табурет и приблизился к решетке. Я повернулся к нему спиной и просунул руки через решетку. В этот момент снаружи глуховато шарахнула короткая автоматная очередь и раздался приглушенный крик.
Обитатели пещеры, как по команде, обернулись к двери и на миг замерли. Началось! Оперативно сработал полковник — почти на час раньше положенного срока.
— Иди сюда, — выдохнул я, ловя отвлекшегося Хидара за руку и с размаху прислоняя его к решетке. Страж больно стукнулся лицом и на несколько мгновений утратил способность соображать. Удерживая его за предплечье левой рукой, я просунул правую через решетку, отщелкнул застежку и, выдернув из ножен острый как бритва боевой нож, прижал его к горлу Хидара. А левой рукой перехватил за курчавые волосы и придавил голову к решетке.
— Ты что делаешь, Иван? — севшим от гнева голосом проскрипел Зелимхан. — Ты что — совсем сдурел? Отпусти его сейчас же! Ты думаешь, мне жаль этого парня? Я прошью вас обоих насквозь! У тебя есть три секунды поправить свое положение. — Высказавшись таким образом, хозяин пещеры привстал на топчане и потянулся за автоматом, висевшим на гвозде.
— Он сейчас застрелит меня и твоего брата, — торопливо протараторил я по-чеченски, обращаясь к растерянно застывшему у двери Мубареку. — Он сам так сказал! Чтобы убить меня, не пожалеет твоего брата. Смотри — сейчас снимет автомат и наставит на нас.
— Ты все-таки говоришь по-чеченски, — грозно раздувая ноздри, ухмыльнулся Зелимхан, снимая автомат с гвоздя и ставя предохранитель в положение автоматического огня. — Я подозревал. Это кто там, снаружи?
— Это моя команда, которую ты не смог толком «зачистить», — мстительно сообщил я и кивнул в сторону двери. — И обрати внимание — каждое твое движение контролирует взгляд опытного бойца, который желает сохранить жизнь брату.
Действительно, Мубарек у двери заледеневшим взглядом следил за каждым движением Зелимхана — в то время как страж держал оружие параллельно полу и сжимал палец на спусковом крючке, автомат хозяина висел стволом вниз, в опущенной вдоль туловища руке. Минимальное преимущество, но все же… Зелимхан понял абсурдность ситуации и растерянно помотал головой.
— Какой я был дурак, Иван, что не пристрелил тебя… — сокрушенно пробормотал он. — Какой…
— Базу штурмуют две сотни казаков и взвод мобильной пехоты, — выпалил я по-чеченски. — Вы оба мне не нужны — можете, пока не поздно, уходить. Даю слово офицера, что отпущу вас…
— Шайтан! — бешено заорал Ахсалтаков, вскидывая автомат и направляя его в нашу сторону.
Мубарек опередил хозяина. Мгновенно повернув ствол вправо, он нажал на спусковой крючок. Треснула короткая очередь — Зелимхана отбросило назад, на топчан, он выронил автомат и стал медленно сползать на пол, беззвучно шевеля губами.
— Положи оружие, подойди и открой замок, — распорядился я по-чеченски, адресуясь к Мубареку. — Шевелись, иначе я перережу глотку твоему брату.
Мубарек быстро выполнил команду.
— Оба — на пол! — скомандовал я. Братья дисциплинированно легли лицом вниз, сложив руки на затылке; опытные хлопцы.
Повесив автомат Зелимхана на плечо, я зашвырнул оружие братьев в дальний угол клетки, повесил замок и с натугой открутил винтовую задвижку входной двери.
— А теперь оба — бегом отсюда, — скомандовал я, на всякий случай отойдя от двери на три шага. — Я слово держу. Бегом!
Когда братья выскользнули за дверь, я запер задвижку и подошел к Зелимхану. В животе его зияли три пробоины, одна из которых пришлась на печень. Дрянь дело — этот человек умрет с минуты на минуту.
— Там… там… — Зелимхан потянулся рукой к стеллажам. — Там пакет… Закрой… Раны прикрой…
— Ты умираешь, Зелимхан, — тихо сказал я. — Тебе уже нельзя помочь. Зачем продлевать мучительные минуты агонии?
— Закрой раны… Я хочу… Хочу сказать тебе… боюсь, не успею…
Я подскочил к стеллажу, нашарил ИПП, надорвал и приложил в животу умирающего.
— Дискеты… Там все, — принялся бессвязно бормотать Ахсалтаков. — Все акции против кабардинцев, осетин, против других тейпов… Сделки с русскими… с чиновниками русскими… Там все мои дела за последние четыре года. Сын… сын предал. Хотел продать эти дискеты фед… чекистам, короче… И удрать в Америку… Они ему обещали… Это война, Иван. Это война… Будет много жертв — клянусь… Ты… Ты сломай их… — Тут он окончательно выпал в прострацию и забормотал что-то бессвязное по-чеченски.
Я сидел рядом с умирающим, прислушивался к звукам разгоравшегося снаружи боя и испытывал весьма противоречивые чувства. Вот он — самый главный враг, с каждой секундой его бессвязное бормотанье слабеет… Уходит в небытие целая эпоха моих и не только моих похождений и мытарств, эпоха славных дел, страшных злодеяний и предательств. Можете мне не верить, но в тот момент у меня вдруг возникло щемящее чувство тоски — как будто я терял близкого родственника, члена своей семьи…
Эпилог
Спустя три дня после разгрома базы Зелимхана я гулял по Кисловодску под ручку с Элен и пытался вернуть ей хорошее расположение духа. Дискеты я просмотрел — там действительно было такое, что волосы дыбом вставали — и не только на голове. Связи с российскими чиновниками, конкретные операции, исполнители, акции против различных народов, проведенные за последние четыре года, способы отмывания черных чеченских денег на светлом российском рынке и так далее и тому подобное. Сын Зелимхана, его преемник, так сказать, был в курсе всех папиных дел — готовил папа себе достойного помощника. Оставалось загадкой, как Шамиль (так звали старшего сына Зелимхана) решился на такое чудовищное по меркам чеченского менталитета злодеяние — предательство отца…
— Это война… — в предсмертной агонии выдал Зелимхан.
Не знаю насчет войны, но катаклизмы вселенского масштаба вполне могли иметь место, покажи я, допустим, эти дискеты хотя бы дяде Толе. Я немного подумал, поразмышлял, взял и сжег эти дискеты на дворе у подружки Элен. Потом молотком разбил «винт» от ноутбука и сообщил Элен:
— Я женюсь. Нашел себе прекрасную партию. Так что — спать вместе больше не будем. С тебя свадебный подарок.
— Поздравляю, — искренне сказала Элен. — Да, подарок за мной.
— Отлично! — Я подмигнул ей и предложил:
— Вот компьютер у твоей подружки — подари мне его, а? Давно хотел такой.
— Это не мой — как я могу тебе его подарить? — удивилась Элен.
— А ты подари, — настырно повторил я. — Ему уже полтора года. А я ей совершенно новый куплю, с лучшими параметрами. Слово сыщика. Деньги, кстати, у меня с собой — прямо после обеда пойдем и купим.
— Ладно, — согласилась Элен. — Я с ней поговорю, она наверняка будет в восторге.
— Вот и славненько! — Я сбегал в спальню, притащил во двор системный блок и мгновенно расчленил его на части пожарным топором. А коробку с десятком дискет тут же сжег все на том же костерке, в котором еще дотлевали первые три носительницы страшной информации.
Элен была в шоке. Не ожидала! Как я и предполагал, моя шпионка скинула на жесткий диск подружкиного компьютера содержимое дискет и спрятала их в запредельно далекой директории, поставив в свойствах флажок напротив «скрытый». Желание иметь под рукой совершенно секретную тайну оказалось сильнее здорового чувства опасения за свою жизнь…
Вот поэтому-то я и ублажал всячески свою бывшую пассию, рассказывая ей анекдоты и строя потешные рожи. Ничего, пусть куксится. Куплю я ее подружке новый компьютер — слово сыщика дал…