Врата Иврел Черри Кэролайн

5

Озеро Домен имело дурную славу, и не только по сведениям из Книги Лиф. Старая дорога, ведущая туда, проходила между рядами голых деревьев, которые отчетливо выделялись на фоне ночного неба. Здесь почти не было снега. Снег очень редко выпадал в землях Корис, хотя леса, подступающие к вершинам гор, были заснеженными. Озеро уже было рядом, и уже виднелись звезды, отражавшиеся в его зеркальной поверхности.

Теперь лошади, выпускавшие клубы пара, могли перейти на шаг. Копыта иногда постукивали в ночной тишине, попадая на случайный камень.

Вокруг них был лес, создававший впечатление некоторого сходства этого места с Инор-Пиввном, особенно усиливавшееся присутствием Камней, которые явно подсказывали, что Врата Корис-Лиф находятся где-то рядом. В воздухе чувствовалось напряжение и подавленность, как перед наступлением бури.

И очень скоро, как только они поравнялись с пространством озера, перед ними возникли большие каменные колонны, поднимающиеся прямо из темной воды. В слабом свете луны казалось, что они просто выгравированы на гладкой поверхности озера. По мере того как они подъезжали ближе, стали видны обломки и других колонн, подтверждавшие, что на самом дне озера хранятся остатки сооружений кваджлинов.

И еще две колонны, возвышавшиеся над остальным пространством, венчали голый холм, расположенный против водной поверхности.

Моргейн сдерживала лошадь, внимательно вглядываясь в странный и мрачный вид останков затонувшего города и в силуэт колонн на фоне звездного неба. Ночной воздух слегка мерцал вокруг этих столбов, и даже блеск ярких звезд не мог скрыть этого сияния, проходившего сквозь Врата.

— Мы спаслись от преследования, — сказал Лилл. — Люди из клана Кесидри боятся посещать это озеро.

— Иногда кажется, что эти столбы лежат в воде, — заметила Моргейн, осматриваясь кругом. Она спрыгнула с коня и теперь растирала рукой его щеки.

Вейни, измученный долгим ожиданием побега, тоже был на ногах, как и они. Он взял повод Сиптаха и повел его вместе со своей лошадью медленным шагом, чтобы таким образом дать им остыть, а лошадь Лилла накрыл своим плащом. В воздухе было холодно. Им пришлось скакать сюда довольно долго, и его маленькая Мэй едва поспевала за двумя более крупными лошадьми. Он еще долго старался уберечь ее от переохлаждения, массировал рукой и не давал пить воду, пока не счел, что все в порядке. Позже он дал ей немного зерна из общих запасов и, забрав назад свой плащ, завернулся в него и попытался уснуть, слушая монотонный разговор Лилла и Моргейн, которые продолжали обсуждать жизнь и дела Лифа. Они вспоминали старые убийства или какие-то давние случаи, которые так или иначе были связаны с этим озером.

Вскоре его отдых прервала Моргейн, ей понадобился Подменыш, с которым она никогда не расставалась и который сейчас лежал среди багажа, на котором спал Вейни. Она подвесила его к поясу и отправилась вдоль озера в сопровождении Лилла.

Неожиданно в окружавшей их тишине Вейни услышал звук лошадиных копыт пока еще далеких всадников. Он импульсивно вскочил и закрепил седло на Сиптахе, потому что она была его первой заботой. Как раз в этот момент Моргейн и Лилл, как ему показалось, тоже услышали приближающиеся звуки и повернули назад. Вейни тем временем уже одевал седло на свою гнедую. Бедная Мэй может умереть, если им придется скакать так, как они неслись сюда. Он очень беспокоился за нее: все нхи слишком любили лошадей, чтобы загонять их подобным образом, хотя в других случаях они же бывали чрезвычайно жестокими.

Лилл седлал свою лошадь сам.

— И я все еще очень сомневаюсь, — сказал он, — что они отважатся прийти сюда.

— Я верю в расстояние гораздо больше, чем в удачу, — сказала Моргейн. — Поступай, как хочешь, кайя Лилл.

И она вскочила в седло, привязав Подменыш на его обычное место, и пришпорила серого.

Вейни только собирался запрыгнуть в седло и догонять ее, когда рука Лилла лишила его равновесия, и он закачался, получив сильный удар.

— Оставь ее, — почти прошипел он, — и не вздумай ехать за ней. Послушай, что я скажу тебе. Она заберет твою душу, как она уже делала не раз, кайя. Послушайся меня.

— Но я илин, — запротестовал он. — И у меня нет выбора.

— Это клятва? — очень быстро прошептал Лилл, в то время, как копыта Сиптаха перемешивали гальку. — Она ищет силы, чтобы окончательно разрушить срединные земли. Ты еще не знаешь, с каким дьяволом ты связался. Она лжет, кайя Вейни. Она лгала и раньше, и в итоге Корис, Бейн и Моридж превратились в руины. Неужели ты будешь помогать ей в этом? И пойдешь против своего народа? Я знаю, что клятва илина говорит: уничтожь семью, уничтожь домашний очаг, но только не лио. Но говорится ли там, что ты должен уничтожать свой собственный род? Идем со мной, идем со мной, кайя Вейни.

Для своего возраста Лилл был удивительно сильным человеком. У Вейни даже оцепенела рука, когда Лилл ухватил его выше локтя. Его жесткие глаза поблескивали в темноте. Звук погони приближался.

— Нет, — закричал Вейни, подбирая поводья и пытаясь сесть в седло, и тут почувствовал боль в голове. Все закружилось перед ним, а он сам мгновенно оказался под своей лошадью, которая аккуратно перешагнула через него, стараясь не задевать копытами. Но он все-таки поднялся и, еще плохо соображая, что случилось, начал вытаскивать меч.

А Лилл был уже над ним и протягивал к нему руку. Сама мысль о том, что он может оказаться в плену у людей Лифа, была противна Вейни и доводила его до бешенства. Он резко повернулся, вырываясь от него, и даже не с целью защитить себя, а для того, чтобы только освободиться, чтобы догнать Моргейн и исполнить свою клятву ради спасения собственной души. Мэй была вне досягаемости, а черный конь был под руками. Вейни вскочил в седло и пришпорил его еще раньше, чем подумал о поводьях, подбирая их на ходу и прижимаясь в седле, чтобы сохранить равновесие. Черный конь поскакал, далеко выбрасывая длинные ноги, и они уже начали огибать озеро, на котором теперь поднимались небольшие волны.

Черный выбрал нужный темп, а Вейни пришпорил его еще, безжалостно и беспощадно заставляя рвануться вперед с новой силой.

Серая лошадь была уже видна впереди. Когда Моргейн оглянулась на стук копыт, она стала подгонять серого, который даже заржал то ли от принуждения скакать еще быстрее, то ли от безнадежной попытки оторваться от черного коня.

Она все время смотрела назад, не выпуская оружие из руки, пока он не подъехал ближе.

— Вейни, — воскликнула она тихо, когда он уже скакал рядом. — Ты стал вором? А что же случилось с Лиллом?

Он дотронулся до головы и почувствовал боль, несмотря на кожаный подшлемник. Головокружение иногда подступало к нему: то ли от удара, то ли от лихорадки. Он не мог определить точно.

— Лилл не был твоим другом, — сказал он.

— Ты убил его?

— Нет, — выдохнул он, и некоторое время согнувшись держался рукой за седло, пока не прошла боль в голове. Затем выпрямился и пустил черного иноходью, чтобы Сиптах все время был рядом с ним. Вряд ли кто-нибудь из Ра-Лифа мог бы догнать их теперь.

— Ты сильно ранен? — спросила она.

— Нет.

— Что он сделал? Он поднял оружие против тебя?

— Он пытался удержать меня, пытался убедить меня нарушить клятву.

Он не стал рассказывать ей все остальное. Ни о назойливости, с которой тот подступал к нему, ни о подлом чувстве, которое он увидел в его взгляде, ни о лихорадочной озабоченности, с которой тот добивался от него предательства, ни о том, как дважды с необъяснимой жестокостью хватал его руку, ни об алчности, которая подобно голоду поблескивала в глазах этого странного человека.

Он не мог рассказать этого никому: он даже не знал ни как это назвать, ни чем это могло быть вызвано. Он не мог понять целей этого человека, когда тот напал на него. Но при этом он очень хорошо чувствовал лишь то, что готов лучше умереть, чем попасть в руки людей предводителя Лиф и особенно в руки Лилла. Он припомнил, что стоял к нему спиной, и если бы тот хотел его убить, то сделал бы это легко и просто. Но вместо этого Лилл нанес ему удар по голове, рискуя вступить в рукопашный бой. Все говорило о том, что он хотел захватить Вейни живым.

Он не мог вспоминать об этом поединке без содрогания. Он не хотел причинять никакого вреда Лиллу и только чувствовал отвращение из-за того, что ему пришлось украсть и его багаж и его лошадь. Черный конь по своим качествам был более выносливым, но менее благородным, чем его маленькая Мэй, и то, что она осталась в таких руках, очень огорчало его.

Теперь их обступал густой лес, и они ехали по нему до тех пор, пока не появились просветы между деревьями и не проглянуло небо. Ветки, ослепляя их, продолжали хлестать по глазам, и лошади были утомлены такой дорогой.

— Здесь нет подходящего места для стоянки, — запротестовал он, когда Моргейн опустила повод. — Госпожа, давай проспим ночь в седлах, а лошади пусть идут, пока могут. Это лес земли Корис. Возможно, он был не таким густым в твое время, но сейчас, уверяю тебя, он стал почти непроходимым. Ну, пожалуйста.

Она вздохнула от безысходности, но при этом взглянула на него, послушала и кивнула. Он спешился, взял поводья обеих лошадей и повел их.

В конце концов она заснула в седле, по способу, которым часто пользовались в земле Карш.

Он шел, пока мог идти, уже несколько часов, пока не споткнулся от изнеможения. Тогда он остановился и положил свою руку на шею Сиптаха.

— Госпожа, — сказал он тихо, стараясь не беспокоить казалось слушающие их деревья. — Госпожа, теперь лучше вам последить за дорогой, потому что я могу уснуть прямо на ходу. Кругом все спокойно.

— Хорошо, — согласилась она и спустилась вниз. — Я знаю эту дорогу, хотя все вокруг сильно изменилось.

— Я должен сказать тебе, — продолжал он хрипло, — что кайя Лилл будет преследовать нас, пока у него хватит сил. Я думаю, что он обманул нас очень во многом, лио.

— А что, собственно, случилось там, Вейни?

И он попытался рассказать ей, что произошло у озера, но никак не мог сразу подобрать слова.

— Лилл очень странный человек, — наконец сказал Вейни, — и он очень настаивал, чтобы я оставил тебя. Он пытался дважды напасть на меня.

Она нахмурилась.

— Даже так? И что же это было за предложение? В какой форме он его излагал?

— Чтобы я нарушил свою клятву и пошел с ним.

— Для чего?

— Этого я не знаю. — Тут вновь на него нахлынули воспоминания, и его голос задрожал. Он подумал, что она может заметить это, и постарался побыстрее запрыгнуть в седло. — Первый раз — я просто ушел, а второй раз — я предпочел твое общество.

Ее озабоченное бледное лицо, освещаемое лишь светом звезд, было повернуто к нему.

— Многие из поколений, живших в этом доме, утонули в озере. Или по крайней мере исчезли в нем. Я не знала, что у тебя были затруднения, и мне не нравится, что я оставила тебя. Я решила, что между вами было молчаливое согласие, поэтому, когда тебя не было видно, я не задерживалась, полагая, что ты не должен был бы задержаться, если с самого начала вы были врагами.

— Я был воспитан как нхи, — сказал он. — Мы никогда не нарушаем клятвы, лио.

— Тогда я прошу прощенья, — сказала она.

А вот этого, по его глубокому убеждению, лио никогда не должна говорить илину, независимо от нанесенной обиды.

И в этот момент лошади понеслись, несмотря на усталость, отворачивая головы на сторону, раздувая ноздри и выкатывая глаза, которые белыми пятнами сверкали в сумраке леса. Что-то похожее на крупную змею или ящерицу проскочило между ногами лошадей, большое и светлое. И еще некоторое время было слышно, как оно двигалось через чащу.

Вейни выругался. Его руки все еще двигались сами по себе, почти неуправляемые, а в груди была щемящая пустота.

— Это полное безумие, — негромко воскликнула Моргейн. — Фай не знает сам, что делает. Интересно, много ли здесь такого?

— Леса полны зверей, которых он сам произвел, — сказал Вейни. — Некоторые только пугают лошадей и не приносят вреда, зато другие могут делать жуткие вещи, которые невозможно представить. Говорят, что волки, обитавшие раньше в земле Корис, никогда не были такими свирепыми и не нападали на людей до… Он хотел сказать «до событий в Айрен», но не закончил фразу из уважения к ней. — Вот почему мы не должны засыпать здесь, госпожа. Теперь они могут сделать все, что угодно, даже убить.

— Они не были выведены здесь, — сказала она, — а были перенесены сюда. Но ты прав, это место действительно не подходит для отдыха. Эти звери, некоторые из которых почти сразу же умирают, чувствуют себя как грудные младенцы, преждевременно попадающие либо в очень холодное, либо в слишком теплое для них место. Одни будут постоянно умирать, но кое-кто из них может выжить, вполне успешно развиваться и дать потомство. Иврел, очевидно, позволяет охватывать многие пространства. Да, Вейни, Фай очень невежественный человек. Он высвобождает много такого, о чем не имеет ни малейшего представления. Может быть, он получает удовольствие от созерцания пустыни, которую сам создает.

— А откуда он берет все это?

— Оттуда, где подобные вещи являются самыми обычными. Из других ночей, и из других Врат и мест, где все это было красивым и свойственным окружающей обстановке. Нельзя делать переселение без всяких правил. Нельзя устраивать такие варварские атаки на природу. Весь Эндар-Карш должен считать подобные вещи заблуждением. Идем же, идем.

Но Вейни уже потерял охоту ко сну и держал повод своей рукой. Он закрыл глаза, как только Моргейн двинулась по дороге, все еще высматривая белое существо, огромное, размером почти с человека, и предпочитающее бегать по открытым местам. Это было одно из многих нелепых недоразумений местного леса, не опасное, но безобразное до крайности.

Говорили, что есть еще худшие. Иногда, как гласила легенда, скелеты, найденные вблизи Айрен, являющиеся отходами искусства, которым владел Фай, принадлежали самым удивительным зверям и животным, относительно которых очень трудно было предположить, что подобное могло жить на свете. Единственным положительным, что он вынес из путешествия через лес, была очевидность того, что Моргейн была очень напугана, а это означало, что ей не чужды некоторые человеческие чувства. Затем он вспомнил, как она в первый раз встретилась с ним, выезжая из места, которое она объясняла не иначе, как пространство между берегами большого омута, где в итоге ее вынесло на этот берег.

Он начал подозревать, что она была на самом деле. Хотя он и не мог выразить этого словами, но смысл его подозрений сводился к тому, что и Моргейн, и это бледное существо, бегающее по лесу, попали в Эндар-Карш одним и тем же путем. Только она попала сюда не случайно, а вполне с определенной целью.

Она стремилась к Вратам, к источнику могущества, которым обладал Фай.

Она стремилась разрушить все, что лежало на этом берегу, поскольку здесь начали происходить такие необъяснимые и неестественные явления. Но если бы она оказалась на том самом месте, где сейчас находился властелин Хеймура, то от этого ситуация не стала бы менее рискованной. Она ничем не связана с землей Эндар-Карш, даже своим рождением, по крайней мере так думал он, и ничем не была обязана тем, кто там проживал. Вот чему он служил на самом деле.

А Лилл предупреждал его, что она лгала. При этом один из двух обязательно лгал, это было ясно. Он пытался своим агонизирующим рассудком понять, как должен поступить, если Моргейн действительно лгала ему.

Что-то еще мелькнуло в темноте: сова или какая-то подобная ей птица. Она пролетела почти над его головой. Он нервно натянул повод, и черный конь задергал шеей. Только под утро они смогли остановиться и уснуть. Но все равно, и в этом месте они не стали расседлывать лошадей, а лишь сняли багаж, чтобы использовать его для отдыха. Моргейн отдыхала первой, а он вспомнил, что у седла черной лошади тоже был багаж, который он мог бы использовать, и это вновь напомнило ему о позоре, который он принял на себя, сбежав на чужом коне. Однако интерес к багажу был теперь еще более обоснован, подогреваемый его последними размышлениями. Он захотел узнать хоть что-нибудь о человеке по имени Лилл.

Когда же он нашел там некий предмет, то уверился, что почти получил ответ на свой вопрос, который не давал ему покоя почти все время пути. Это был золотой орден, вделанный в ручку небольшого ножа, похожего на те, что многие всадники держат под покрывалом седла. На золотом овале был изображен символ, подобные которому он видел в долине Камней и которые обычно связывали с кваджлинами. Всегда, когда люди находили какой-нибудь непонятный и древний предмет или знак, они называли его кваджл и старались отделаться от него. Но он тем не менее не был уверен, что его находка относится к вещам именно такого сорта. Он показал его Моргейн, когда она проснулась, в свою очередь собираясь приступить к дежурству, пока он должен был отдыхать.

— Это скорее всего ирнн, талисман, — сказала она. — Искушение судьбы, и никакого другого смысла он не имеет. — Но она тем не менее все вертела и вертела его в руках, рассматривая со всех сторон.

— Но он не приносит удачи человеку, — сказал Вейни.

— Среди людей предводителя Лиф встречаются многие с примесью крови кваджлинов, — наконец сказала она. — Лилл же является их советником и наставником. Наставники правят там уже почти сотни лет. Там каждый наследник престола производил сына и после топился в течение года. Если Кесидри способен произвести сына, то вероятнее всего, что и он присоединится к своим прародителям, а Лилл будет воспитателем теперь уже его сына, — и добавила, немного не к месту, глядя на лезвие: — Лилл, который произвел Хши и Тлин.

— Возьми этот клинок, лио. Я не хочу держать его у себя, и, возможно, он принесет счастье именно тебе.

— Я не отношусь к кваджлинам, — сказала она. Это утверждение, как он отметил про себя, еще несколько дней назад, при их первой встрече, могло наполнить его либо сомнением, либо облегчением. Сейчас же оно очень плохо сочеталось с тем, в чем он подозревал ее.

— Кем бы ты ни была, — сказал он, — избавь меня от него.

Она кивнула, принимая его отношение без видимого возражения, и, пристроив нож у себя на поясе, поднялась.

Стрела с зеленым оперением воткнулась в землю между ее ступнями.

Она бросилась назад, хватаясь за оружие, такая же быстрая, как сама стрела. Но еще быстрее Вейни успел схватить ее и толкнуть, не заботясь о повреждениях: эта стрела была предупреждением. Если бы она выстрелила, они были бы мгновенно засыпаны зелеными стрелами со всех сторон.

— Не делай этого, — крикнул он ней, и, повернувшись в сторону леса, широко развел руки и обратился к невидимым наблюдателям: — Эй, Кайя! Кайя! Кайя! Разве вы хотите покрыть позором свои души и стать убийцами людей из своего рода? Мы ваши родственники, причем самые близкие.

Тогда кусты зашевелились и раздвинулись. И он наблюдал, как красивый высокий мужчина, чем-то похожий на его мать, вышел из тени кустов, где было еще несколько стрелков. Он встал, очень обдуманно расположившись между ними и высокомерной Моргейн, поведение которой сейчас можно было сравнить лишь с упорством Маай, но явно могло быть смертельно для нее в этой ситуации.

Они еще даже не спросили их имен, а просто стояли, ожидая, когда те заговорят и назовут себя сами. Глядя на живую женщину, которая очень точно соответствовала тому, как описывалась во многих балладах, существовавших сотню лет, они хотели убедиться, что не сходят с ума. Но он мог лишь только догадываться, что происходило в их головах. Они же только и делали, что во все глаза смотрели на Моргейн, а она смотрела на них, в бешенстве сжимая в руках оружие, которое могло поразить их всех гораздо быстрее и вернее всяких стрел.

Ее они могли бы убить без всякого сожаления, но тогда вместе с ней был бы мертв и ее илин, служивший ей щитом. Однако пока этого не происходило. Он слышал раньше рассказы о том, что попадавших сюда людей Маай всегда находили с тремя стрелами кайя, выпущенными прямо в сердце. Род Кайя жил на беспокойной земле, они почти со всех сторон подвергались постоянному нападению и видимо поэтому в них было воспитано пренебрежение к опасности. Они никогда не просили ни у кого защиты, как это часто делали люди в других землях, а сами активно охотились на мерзких зверей, наполнявших местные леса, и постоянно грабили границы Хеймура, заставляя Фая держаться осторожно по отношению к ним и принимать во внимание их наглость и бесстыдство.

Вейни опустил руки и сделал уважительный поклон, но Моргейн, однако, не стала этого делать: она по-прежнему не двинулась с места, и это ни у кого не вызывало настороженности, поскольку Кайя не могли знать, какой опасности они все еще подвергались.

— Я нхи Вейни, и я же кайя, — сказал он, — и я же илин, находящийся на службе вот у этой леди, которая еще очень давно была принята в род Кайя.

Их предводитель, низкорослый человек, родственник главы клана, отвесил самый низкий поклон и взглянул прямо на Вейни.

— Нхи Вейни, родственник кайя Роха. Ты действительно кайя, но мне кажется, что ты не принят в здешний клан.

— Но зато она принята, — сказал Вейни, что само по себе было и вполне надлежащим ответом, и допускало соответствующее поведение: илин не должен придерживаться лишь своих личных правил поведения и общения, когда он защищает интересы лио, когда нарушается ее безопасность или она подвергается запугиванию, как в данном случае. — Это Моргейн, и она принята в клан Кайя и никогда не была отвергнута им.

Теперь было видно, что они явно испугались и были похожи на людей, со стороны наблюдающих странный сон, но упорно не желающих поддаваться ему. Но они продолжали тем не менее молча смотреть то на нее, то на серую лошадь по имени Сиптах, и их мечи по-прежнему оставались в ножнах, а низкие и продолжительные поклоны следовали один за другим.

— Мы отведем вас в Ра-Корис, — сказал наконец маленький человечек. — Меня зовут Тоумен.

Тогда Моргейн учтиво поклонилась, а Вейни молчал, как и подобает слуге, хозяйка которого наконец-то взяла дело в свои руки.

Кайя явно не были в восторге от этой встречи. Вейни же понимал, что принятие Моргейн в клан формально не было отменено, потому что подобная отмена выглядела бы как бессмысленная месть давно умершему человеку. Молодой же предводитель Кайя, кайя Рох, его родственник, которого он почти и не видел раньше, все еще находился в состоянии кровной вражды с Нхи, вступаясь за честь его матери, пострадавшей, по мнению Кайя, от руки Риджена. Если бы ту стрелу в него в свое время пустил не маай Джервейн, а сам Рох, то наверняка она попала бы в цель.

Когда солнце поднялось, а время шло к полудню, лес наполнился ярким светом и преобразился. В разных местах стали видны небольшие хижины, похожие на шалаши, но построенные из прочных веток или даже из стволов деревьев. Клан Кайя был чуть ли не единственным родом, который не имел каменных строений. Когда-то у них был старый Ра-Корис, прекрасный дворец, построенный из камня, резиденция Верховных Королей. Развалины его по-прежнему лежали недалеко от того места, где они сейчас находились. Считалось, что развалины дворца до сих пор посещают устрашающие призраки былых защитников этого дворца, тех гордых людей, которые сражались здесь до последнего против сил, вторгшихся из Хеймура. Внуки и правнуки воинов той поры, когда здесь впервые появилась Моргейн, смогли построить лишь деревянный дворец, потому что их владения сильно сократились, а богатства иссякли. У них остались лишь их луки, их таланты и добыча от охоты, которой они занимались, борясь с голодом. Но тем не менее, никто из них не выглядел больным, а женщины и дети были стройными и красивыми. Во всех них чувствовалась красота и внутренняя сила, что резко отличало их от людей Лифа.

Мальчишки бежали впереди отряда, но при этом были подтянуты и молчаливы, как будто подчинялись законам охотников даже находясь у себя дома. Перед большой аркой главного строения стояло много встречающих. Здесь путешественники остановились, сопровождаемые лишь Тоуменом и его людьми, которые убрали свое оружие и проявляли полную взаимную учтивость, расступившись пред ними.

Ра-Корис являл собой задымленный дворец с земляным полом, не лишенный определенного блеска и великолепия. Там было два этажа и несколько комнат, имеющих выход в главный зал. Внутри даже в ясный день горели факелы и пылал огромный камин с многочисленными отдушинами для отвода тепла, какой не всегда можно было встретить даже в каменных замках.

— Здесь вы можете временно располагаться, пока не явится Рох, — сказал Тоумен.

Моргейн выбрала место поближе к камину, и женщины, находившиеся в зале, с некоторой робостью предложили им обед, состоящий из хлеба, оленины и меда. Они нашли все это восхитительным после той подозрительной еды, которую им подавали в Лифе.

Но люди все же опасались их и, тихо перешептываясь, с осторожностью наблюдали за ними из темноты углов.

Моргейн не обращала на них никакого внимания и просто отдыхала. Вейни же был озабочен своей раненой рукой. Наконец утомленный теплом, которого было в избытке в этом зале, он умерил свою гордость и, сняв шлем вместе с кожаным подшлемником, начал обследовать свою голову в том месте, где Лилл нанес ему удар. Один из молодых кайя, у которого еще даже не отросли до нужной длины волосы, рассмеялся, глядя на него. Вейни очень зло взглянул в его сторону, но потом опустил голову и больше не обращал внимания на окружающих. Сейчас он был в таком положении, что не мог реагировать на оскорбления. Моргейн стояла между ним и окружающими, так как сейчас только она могла отдавать ему приказы, он же не мог поступать по своему усмотрению.

К концу дня, когда кусочки неба, проглядывавшие сквозь маленькие окна, потемнели и затянулись облаками, у дверей возникло неожиданное движение и в зал вошли охотники, одетые в костюмы из коричневой кожи и вооруженные луками и мечами.

Среди них был один, который, как знал Вейни, являлся его ближайшим родственником. Он узнал его еще до того, как тот вышел из всей группы вперед и встретил их как хозяин этого дворца. Вейни припомнил, что видел его еще очень давно, когда тот был еще ребенком. Как ни странно, но его память сохранила именно картину той давней поры. Молодой предводитель Кайя выглядел его братом в большей мере, чем его настоящие единокровные братья.

— Я кайя Рох, — сказал он, поднимаясь на небольшое земляное возвышение. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Моргейн, когда-то принятая в род Кайя, умерла, — сказал он, — около ста лет назад. Чем вы можете доказать, леди, что вы и есть та самая Моргейн?

Она, не делая привычного поклона, поднялась со своего места и передала в руки Вейни некий предмет. Он поднялся, с меньшим почтением, чем этого требовали обстоятельства, и внимательно рассмотрел его, прежде чем передать Роху. Это был старинный, сделанный из оленьего рога орден времен Верховных Королей Кориса, и когда он увидел его, то понял, какое это огромное сокровище.

— Это принадлежало Тифваю, — сказала она. — Знак его полного доверия ко мне. Он полагал, что если будет необходимость, я смогу командовать его людьми, если у меня будет этот знак власти.

Лицо Роха побледнело при виде этой древней реликвии. Он смотрел на амулет и нервно сжимал его в своей ладони. И неожиданно в его манерах появилась странная мягкость.

— Кайя дал вам то, что вы просили, более ста лет назад, — заметил он, — но ни один человек из четырех тысяч, ушедших с вами, так и не вернулся назад. На ваших руках очень много крови, Моргейн, признанная кайя. Но я должен выполнять волю моего предка. Что вы хотите от нас?

— Всего лишь краткого приюта и покоя. А еще мне хотелось бы знать, что вам известно о Фае из Хеймура.

— Все ваши просьбы выполнимы, — сказал он.

— А сохранились ли ваши книги?

— Вы ведь знаете, что от Ра-Кориса остались одни развалины. Там хозяйничают только волки и другие дикие звери. Если Книга Кайя и сохранилась, то скорее всего она находится именно там. Здесь у нас нет ни средств, ни времени, чтобы вести записи событий.

Она с почтением поклонилась.

— Я хочу предупредить вас, что Лиф пришел в движение. Мы оставили их, когда они уже были готовы отправиться в погоню. Так что теперь вам надо следить за своими границами.

Рох сжал и без того тонкие губы.

— Вы подарили нам бурю, леди. Мы пошлем людей по вашему пути, чтобы проверить, насколько мог продвинуться Лиф, если они вообще отважились на это. Нам приходилось встречаться с ними и раньше, поэтому мы знаем их тактику.

— Они сильно обеспокоены. Лошадь, на которой скакал Вейни, этот черный конь, принадлежала Лиллу. Мы покинули Лиф очень неожиданно, глубокой ночью, после пререканий с правителем Кесидри и его советником кайя Лиллом.

— Лилл, — тихо произнес Рох. — Этот воистину черный волк. Я просто польщен количеством ваших врагов, леди. Сколько времени вы собираетесь провести у нас?

— Только одну ночь.

— Вы отправляетесь на север?

— Да, — ответила она.

Рох облизнул губы.

— И все из-за этой старой вражды? Говорят, что Фай до сих пор жив. Мы никогда не могли даже вообразить, что вы тоже можете выжить. Мы дадим вам людей, леди. Мы не хотим оставаться в беспокойстве за вас.

— Я не собираюсь ничего у вас просить.

— Вы хотите взять с собой лишь этого? — Это было первым проявлением внимания, которое Рох обратил на Вейни. Он лишь скользнул взглядом гордых молодых глаз в его сторону, и вновь обратился к ней: — Вы должны бы сделать лучший выбор, леди.

Затем он отошел и приказал женщинам приготовить комнату для Моргейн в верхнем этаже и отдельное место для Вейни около камина. Моргейн не возражала против этого, поскольку это было полностью в правилах Кайя, и при этом они, разумеется, находились под их защитой, как они отнюдь не чувствовали себя в Лифе. После того как Моргейн и Рох поговорили еще некоторое время, она наконец покинула зал и поднялась наверх.

Теперь Вейни смог освободиться от снаряжения и оружия, и, оставшись в одной рубашке и кожаных штанах, вознамерился устроиться на одеялах, которые были постланы для него у теплой стороны камина.

В этот момент к нему подошел Тоумен и, тихо поговорив с ним, пригласил его к Роху. Это было, пожалуй, единственное, от чего Вейни не мог отказаться. Рох сидел, скрестив ноги, все на том же возвышении, окруженный мужчинами.

Внезапно Вейни почувствовал, что ощущение покоя куда-то уходит. Кругом стоял веселый шум, болтовня женщин и детей. Этот шум заглушал более тихий разговор, который вели мужчины, образовавшие плотный круг, так что со стороны никто не мог разглядеть, что собственно происходило там.

Он не встал на колени, по крайней мере до тех пор, пока они явно не показали ему, что он должен это сделать. Затем все вновь уселись вокруг него и Роха, положив мечи около себя.

У него была мысль громко позвать Моргейн с тем, чтобы предупредить ее о таком вероломстве, но потом он понял, что на самом деле у него нет причин беспокоиться именно о ней, а в таком случае его собственная гордость не позволяла ему поднимать шум. Здесь были его родственники, и здесь не могло быть никакой угрозы для илина. Но обида Роха могла быть очень велика. Он ничего не знал о своем родственнике, а его сведения о чести Роха были весьма скудными, но тем не менее именно это и удерживало его от паники.

— А теперь, — сказал Рох, — нхи Вейни, ты должен рассказать нам полную правду о ней и о ваших с ней делах.

— Она не лгала вам, но и не говорила всей правды. Она действительно Моргейн, а я всего лишь илин, прислуживающий ей.

Рох долго и неприязненно смотрел на него.

— Итак, Риджен выбросил тебя вон. Ты отобрал у него одну из его главных драгоценностей, оставшуюся от жены из рода Маай, и поэтому он выгнал тебя. Но ты не должен рассчитывать на наше родство. Моя тетка не собиралась производить тебя на свет. Я порицаю ее лишь за то, что она не покинула Моридж и не вернулась к нам.

— А зачем она должна была возвращаться к вам? Разве вы приняли бы ее обратно? Я должен гордиться ею за ее поступок. Гордость Кайя не позволила бы принять ее назад, независимо о того, с кем она была до этого, с Ридженом или с кем-то другим. Она дала мне жизнь и после этого умерла. Ее страдания были очень велики, но все же это было лучше, чем быть с вами после того, как вы не посмели пойти в Моридж, чтобы вернуть ее назад, потому что боялись. Вы боялись того, что Риджен придет сюда с тем, чтобы забрать ее у вас. Так где же ваша честь, мужчины рода Кайя?

Тишина была полной. Неожиданно весь зал опустел. Было слышно лишь, как где-то потрескивал огонь.

— Что стало с ней? — спросил наконец Рох, сдвигая равновесие в сторону жизни. — Она действительно умерла, как говорили, при твоем рождении?

— Да.

Тогда Рох медленно вздохнул.

— Было бы лучше, если бы Риджен утопил тебя. Возможно, он и сожалел, что не сделал этого. И вот ты здесь. Так что оставайся жить, нхи Вейни, ридженов выродок. Что мы можем сделать для тебя?

— Вы должны сделать лишь то, о чем она просила вас, и выпустить нас утром из этого зала.

— Ты служишь ей по собственной воле?

— Да, — сказал он. — Это было вполне честное требование с ее стороны, согласно Закону. Теперь я под ее опекой и должен платить за это.

— Куда она направляется?

— Она моя госпожа, — ответил Вейни, — я не в праве рассказывать вам что-либо о ее делах. Лучше займитесь своими. Вы должны остановить Лиф у ваших границ ради ее спасения.

— Но куда она идет, нхи Вейни?

— Спросите лучше ее, я уже говорил вам.

Рох щелкнул пальцами, и мужчины потянулись к мечам, лежащим перед ними. Они обнажили их, образуя круг, где каждый клинок был направлен в центр, в его сторону. Где-то в зале упала тарелка. Какая-то женщина пробежала мимо занавеса на дверях.

— Спросите Моргейн, — вновь повторил Вейни, — а если вы будете продолжать настаивать, кайя Рох, я буду считать, что больше не осталось чести во всей земле Кайя. И мне будет очень стыдно за это.

Рох слушал его молча. Вейни чувствовал огромную слабость внутри: его нервы были напряжены в ожидании последнего давления с их стороны, чтобы с его губ успел сорваться крик, который должен был бы разбудить Моргейн от сна. Он не был слишком смелым. Он очень давно обнаружил, что у него не хватает мужества выносить боль или издевательства. Его же братья открыли это еще раньше, чем он. То же самое ощущение охватывало его сейчас, напоминая о том, что он испытывал, когда братья в отсутствие старого сана Ромена ставили его на колени, вызывая слезы на его глазах. В один из таких фатальных моментов он обнажил оружие против Кандриса, который издевался над ним. Все это сделали за него его руки, а рассудок оставался в это время в стороне.

Но Рох еще раз щелкнул пальцами, и они оставили Вейни в покое.

— Иди на свое место, — сказал Рох, — илин.

Он поднялся, поклонился и пошел, на удивление самому себе, очень твердо. Он добрался до своего места, где прилег, завернувшись в плащ и сжав зубы, надеясь, что тепло от огня уменьшит дрожь в его теле.

Сейчас ему хотелось убивать. На любую попытку публичного оскорбления, на любую попытку террора он знал только один ответ. Он смахнул слезы с глаз и начал думать о том, что возможно его отец был прав: его рука была более мудрой, чем он сам. При всем этом, он очень многого боялся: боялся смерти, боялся Моргейн, боялся Лилла и сумасшествия Кесидри. Но никогда не было такого страха, какой он испытал находясь среди родственников, среди тех, для кого он был просто бастардом, к тому же отверженным.

Однажды, когда он был еще ребенком, Кандрис и Эридж заманили его в подвал замка в Ра-Моридже и там оставили одного, в темноте, вместе с крысами. Они пришли за ним только тогда, когда он с ободранными в кровь руками обессилел до того, что не мог больше кричать. Они явились туда с факелами, повалили его на пол и притворились, будто собираются убить его. Впоследствии они очень испугались, как бы он не показал жестокие следы, оставленные на его руках.

Он никому не рассказал об этом. Он понимал условия своего пребывания в доме нхи уже тогда, переживая все свои обиды в одиночку, дожидаясь того времени, когда Кандрис и Эридж будут посвящены в воины и, может быть, тогда их честь не позволит им так издеваться над ним.

Но он ошибался. Отношение к нему оставалось таким же, и скрытое презрение не исчезало, а становилось очевидным, когда он совершал очередную ошибку, которая тут же стоила ему чести.

А теперь даже Кайя пытались поступить с ним точно таким же образом, нападая как волки на оленя.

Тем не менее было что-то такое, что притягивало его к предводителю Кайя, к этому самолюбивому человеку, сходство по крови у которого можно было заметить не только по лицу, но и по рожденью. Но Рох был законнорожденным. Отец же Роха фактически обрек на гибель леди Айлел в то время, когда она носила ридженова ублюдка, который никоим образом не должен был появляться здесь, чтобы не порочить чистоту их семьи и не создавать соперничества его сыну Роху.

И Кайя боялись его, и, почуяв страх, готовы были перерезать ему горло, если бы не их долг перед Моргейн.

Поздно ночью он был разбужен звуками шагов, которые отчетливо были слышны на каменных плитах около камина. Он поднялся на руках, в то время как Рох сел на пол около него, вглядываясь в его лицо. В панике он потянулся было к мечу, но Рох опередил его, положив свою руку на рукоятку.

— Ты пришел сюда из Лифа, — спросил Рох тихо. — А где же ты встретил ее?

— В Инор-Пиввне. — Он сел, подбирая под себя ноги и поправляя волосы, налезающие на глаза. — Но я еще раз повторяю, спросите Моргейн сами о ее делах, а никак не ее слугу.

Рох медленно кивнул.

— У меня просто есть кое-какие мысли, и мне кажется, что она до сих пор не отказалась от тех целей, которые у нее были и раньше. Она будет твоей смертью, нхи Вейни. Но ты уже знаешь об этом и сам. Забирай ее отсюда как можно скорее, как только настанет утро. Мы уже чувствуем дыхание Лифа около наших границ. К нам уже поступили сообщения. Уже начали погибать люди. Лилл попытается ее остановить, если сможет. Но, с другой стороны, есть предел, до которого мы можем дойти, рискуя жизнями наших людей.

Вейни пристально посмотрел в карие глаза своего собеседника и почувствовал неудобство: первый раз человек разговаривал с ним так, как будто он по-прежнему принадлежал к воинам знатного рода. Это было похоже на то, что Рох хотел как-то оправдаться перед ним за произошедшее и намекал на родственные отношения между ними. Он глубоко вздохнул и продолжил разговор.

— А что ты сам знаешь о Лилле? — спросил он в свою очередь Роха. — Он действительно кайя?

— Жил-был кайя Лилл, — заговорил Рох. — И наш Лилл был очень хорошим человеком, пока не стал советником в Лифе. — Рох посмотрел вниз, на камни, и по лицу его скользнула усмешка. — Я не знаю точно, но были слухи, что в Лифе он стал кваджлином. Говорили, будто он, подобно Фаю из Хеймура, очень старый человек. Но что я могу сказать определенно, так это то, что он самый могущественный человек в Лифе. Да ты и сам знаешь это. Временами он превращается в тихого врага, и тогда странные звери приходят в наши леса. Лилл, видимо, не имел желания накликать чуму ни на наши, ни на их земли, и не менее усердно очищает свой лес от этой нечисти. Но то, что у нас находится Моргейн, никак не улучшает отношений между Лифом и нами.

— Пожалуй, я поверю твоему рассказу и этим слухам, — сказал наконец Вейни. Холодок уже добрался до его желудка, когда он мысленно вернулся на берег озера.