Наследие Кеннеди Эль
Ее отец смеется. Вот же предатель!
– Ладно, тогда открой ее прямо сейчас, – говорю я. – Мы даже не знаем, от кого это, так что, технически, это может быть неофициальный рождественский подарок. На пятьдесят процентов я уверен, что это бомба, но не беспокойся, красотка, твой отец заверил меня, что после взрыва нам найдется иное предназначение.
Грейс вздыхает.
– Иногда я тебя не понимаю.
Затем она бросается на кухню за ножницами.
Я восхищаюсь ее задницей, которая отлично смотрится в ярко-красных легинсах. К ним она надела красный в белую полоску свитер. Ее папа одет в такой же свитер, но только зеленый с красным, с глупым изображением северного оленя, которого я принял за кота, когда увидел впервые. Очевидно, мать Грейс связала для него эту ужасную вещь, когда их дочь была еще маленькой. Как человек, у которого не было семейных праздников, я вынужден признать, что мне очень нравятся странные рождественские традиции.
– Ладно, давайте посмотрим, что там. – Голос Грейс звучит взволнованно, когда она разрезает полоску упаковочной ленты на коробке.
Что касается меня, то я – настороже, потому что не полностью исключил мысль, что это может быть нечто опасное.
Оно открывает картонную крышку и вынимает маленькую записку. Хмурит брови.
– Что там? – требовательно спрашиваю я.
– Тут написано «Скучаю».
Моя настороженность взлетает на десять футов выше. Что за черт? Кто, черт возьми, посылает моей девушке подарки с открытками, на которых написано «Скучаю»?
– Может, это от твоей мамы? – делает предположение Тим, глядя так же озадаченно. Грейс лезет внутрь и роется в море упаковочной бумаги. Она хмурится сильнее, когда нащупывает что-то внутри. Мгновение спустя ее рука появляется с добычей. Все, что мне видно, – пятна синего, белого и черного, прежде чем Грейс, взвизгнув, роняет это, будто оно обожгло ей ладонь.
– Нет! – стонет она. – Нет. Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет. – Ее разъяренный взгляд обращается ко мне. Она тычет пальцем в воздух. – Избавься от него, Джон.
О, боже. Осознание приходит, когда я подхожу к коробке. Теперь я вполне представляю, что там может быть, и – да.
Это Александр.
Отец Грейс хмурит лоб, когда я достаю из коробки фарфоровую куклу.
– Что это? – требовательно спрашивает он.
– Нет, – все еще повторяет Грейс, указывая на меня. – Я хочу, чтобы этого тут не было. Немедленно.
– Что именно я должен сделать? – вмешиваюсь я. – Выбросить?
Она бледнеет от этого предложения.
– Нет, этого делать нельзя. Что, если он разозлится?
– Конечно, он разозлится. Посмотри на него. Он постоянно зол.
Сдерживая содрогание, я заставляю себя посмотреть на лицо Александра. Поверить не могу, что прошло почти семь благословенных месяцев с тех пор, как я его видел. Если уж говорить о жутких антикварных куклах, то эта будет во главе списка. С фарфоровым лицом, настолько белым, что оно кажется неестественным, у него большие безжизненные голубые глаза, странно густые черные брови, крохотный красный рот и черные волосы с экстравагантными залысинами. Он одет в голубую тунику с белым носовым платком, в черный пиджак и шорты и блестящие красные туфли.
Это самая жуткая вещь, которую я когда-либо видел.
– Вот что, – говорит Грейс. – Не общайся больше с Гарретом. Я серьезно.
– В его защиту, это все начал Дин, – подчеркиваю я.
– И с ним тоже не общайся. Общайся с Такером, я знаю, он ненавидит все это так же, как я.
– Думаешь, мне это нравится? – Я уставился на нее. – Да ты посмотри на это! – Я машу Александром перед Грейс, которая пригибается и уклоняется, лишь бы не попасть под его болтающиеся руки.
– Я не понимаю, – ощетинивается Тим, протягивая руку к кукле. – Это феноменально! Посмотрите, как это сделано. – Он восхищается куклой, в то время как мы с его дочерью пялимся на него в ужасе.
– Черт возьми, папа, – вздыхает Грейс. – Теперь и ты коснулся его.
– Это немецкое производство? – Он все еще рассматривает Александра. – Похоже на немецкое. Девятнадцатый век?
– Меня очень беспокоит ваше знание старинных кукол, – откровенно говорю я. – И мы не шутим, сэр. Положите его, пока он вас не запомнил. Для нас уже слишком поздно… Нас он уже знает. Но у вас еще есть время спастись.
– От чего?
– Он одержим, – мрачно отвечает Грейс. Я киваю.
– Иногда он вам подмигивает.
Тим проводит пальцами по подвижным векам.
– Этому механизму сотни лет. Если глаза открываются и закрываются сами собой, это, скорее всего, просто износ.
– Прекрати его трогать, – умоляет Грейс.
Действительно. Он что, желает умереть? У Гаррета это желание точно есть, потому что он очевидно хочет, чтобы я убил его при следующей нашей встрече. Я люблю Гаррета Грэхема как брата. Он мой самый близкий друг. Товарищ по команде. Он, мать его, потрясающий. Но провернуть такое с нами на Рождество?
Конечно, я злоупотребил тем фактом, что у меня есть запасные ключи, чтобы несколько месяцев назад протащить Александра в дом Гаррета и его подруги на день рождения Ханны. И тем не менее.
– Вы не против, если я сделаю фото и попытаюсь выяснить его стоимость? – спрашивает Тим, гикнутый академик в нем поднимает голову.
– Не стоит беспокоиться. Он стоит четыре тысячи, – любезно отвечаю я.
Его брови взмывают.
– Четыре тысячи долларов?
Грейс кивает.
– Еще одна причина, по которой мы не можем выбросить его. Кажется неправильным выбрасывать такие деньги.
– Дин купил его пару лет назад на каком-то аукционе антиквариата, – объясняю я. – В описании было сказано, что кукла одержима, так что Дин счел ржачным подарить куклу дочери Така, которая тогда была еще младенцем. Сабрина взбесилась, так что она дождалась приезда Дина и Элли спустя пару месяцев и заплатила кому-то в их отеле, чтобы куклу оставили у них на подушке.
Грейс хихикает.
– Элли сказала, Дин вопил как девчонка, когда включил свет и увидел там Александра.
– А теперь это идея фикс, – заканчиваю я с полуухмылкой-полувздохом. – Мы отправляем Александра друг другу в тот момент, когда никто этого не ожидает.
– А что сказал продавец? – с любопытством спрашивает Тим. – У куклы есть предыстория?
Грейс качает головой.
– Папа. Прекрати называть его «куклой». Он тебя слышит.
– С ним была какая-то информационная карточка, – отвечаю я, пожимая плечами. – Не помню, у кого она сейчас. Но главное, его зовут Александр. Он принадлежал мальчику по имени Вилли, который умер в Калифорнии, примерно во времена «золотой лихорадки». Очевидно, вся семья умерла от голода, кроме Вилли. Бедолага днями брел в поисках помощи, пока не упал в овраг и не сломал ногу, он лежал там, пока не умер от переохлаждения.
Грейс содрогнулась.
– Они нашли его прижимающим Александра к груди. Чокнутый продавец кукол сказал, что прямо перед смертью душа Вилли вселилась в Александра.
Тим распахивает глаза.
– Боже. Чертовски мрачно.
Челюсть у меня падает.
– Сэр. Вы что, выругались?
– А как удержаться? – Он кладет Александра обратно в коробку и закрывает крышку. – Почему бы не отнести его на чердак? Джин и Дэвид будут тут через минуту. Не стоит показывать его им.
Решительно кивнув, Тим Айверс выходит с коробкой в руках. Я честно не знаю, то ли он серьезен, то ли подшучивает над нами.
Мои губы кривятся от сдерживаемого смеха, когда я поворачиваюсь к Грейс.
– Александр изгнан на чердак. Так лучше?
– Он все еще в доме?
– Ну да…
– Тогда нет. Так не лучше.
Ухмыльнувшись, я хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Затем опускаю голову и касаюсь губами ее губ.
– А сейчас? – бормочу я.
– Немного лучше, – уступает она.
Когда я снова целую ее, она прижимается ко мне, обвивая руками мою шею. Черт возьми. Как я скучаю по этому в поездках. Я знал, что жизнь профессионального хоккеиста непроста, но не представлял, как буду скучать по Грейс всякий раз, уезжая из города.
– Ужасно, что ты опять уезжаешь, – говорит она мне в губы. Очевидно, ее мысли созвучны моим.
– Всего лишь на пару дней, – напоминаю я.
Она закусывает губу и прижимается щекой к моей груди.
– Все равно слишком долго, – говорит она так тихо, что я едва слышу ее.
Я вдыхаю сладкий запах ее волос и прижимаю ее ближе. Она права.
Это ужасно долго.
Глава три
Через несколько дней после Рождества Логан отправится в пятидневную поездку на выездные игры на Западном побережье. И, конечно же, он их не пропустит, потому что конфликтующие графики – это для нас сейчас практически образ жизни.
В школе начинаются праздничные каникулы, и я дома? Логан – в отъезде.
У Логана пара свободных вечеров и он дома? Зато я застряла в кампусе университета Брайар в Гастингсе, в сорока пяти минутах езды от нас.
Мы выбрали наш уютный, из коричневого камня особняк именно потому, что он находится ровно на полпути между Гастингсом и Бостоном, где играет команда Логана. Тем не менее зимы в Новой Англии непредсказуемы, так что, если погода дерьмовая, на работу и обратно мы часто ездим вдвое дольше, а это сокращает то драгоценное время, что мы проводим вдвоем. Но до моего выпуска это компромисс, который устраивает нас обоих.
К счастью, я официально оканчиваю учебу в мае, и мы с нетерпением ждем момента, когда найдем новое жилье в Бостоне. Хотя… Не знаю, что мы будем делать, если я устроюсь на работу не в Бостоне. Мы даже не обсуждали эту возможность. Очень надеюсь, что нам и не придется.
Хотя наступили зимние каникулы, университетское радио и телевидение по-прежнему работают и вещают как обычно, так что через день после отъезда Логана я еду на работу. В этом году я – менеджер радиостанции, а это большая ответственность… И множество межличностных недоразумений. Постоянно приходится иметь дело с толпой индивидуальностей и трудных «одаренных» личностей. Сегодняшний день – не исключение. Я разрешила несколько небольших конфликтов, в том числе выступила посредником в споре о личной гигиене между Пейсом и Эвелин, соведущими самого популярного радио-шоу Брайара.
Единственное светлое пятно в моем беспокойном утре – поздний завтрак с моей бывшей соседкой по комнате Дейзи. Когда, наконец, приходит время встретиться с ней, я понимаю, что практически бегу всю дорогу до кофейни.
Каким-то чудом она заняла для нас маленький столик в конце зала. Огромный подвиг, учитывая то, что кофейня всегда набита битком, независимо от дня и времени суток.
– Привет! – радостно говорю я, снимая пальто.
Дейзи вскакивает обнять меня. Она славная и теплая, потому что согрелась в помещении, а я после своего холодного путешествия по кампусу – словно ледяная статуя.
– Бр! Ты замерзла! Садись, я заказала тебе латте.
– Спасибо, – отвечаю я с благодарностью. – У меня всего лишь час, так что давай сразу поедим.
– Да, мэм.
Мгновение спустя мы уже сидим и просматриваем меню, не очень дорогое, потому что в кафе подают только сэндвичи и выпечку. После того, как Дейзи подходит к прилавку, чтобы сделать наш заказ, мы потягиваем свои напитки в ожидании.
– Ты выглядишь напряженной, – замечает она.
– Так и есть. Последние полчаса я провела, объясняя Пейсу Доусону, почему ему стоит снова начать пользоваться дезодорантом.
Дейзи замирает.
– А почему он перестал им пользоваться?
Я потираю виски, пульсирующие от всей той глупости, с которой мне только что пришлось иметь дело.
– В знак протеста против загрязнения океанов пластиком.
Она фыркает.
– Я этого не понимаю.
– Чего тут непонятного? – саркастично спрашиваю я. – Его дезодорант выпускают в пластиковом контейнере. Океан полон пластика. Следовательно, чтобы выразить протест против этого фарса, ему нужно провонять студию.
Дейзи едва не выплевывает кофе.
– Ладно. Я знаю, что он невыносим в работе, но послушай, все, что говорит этот парень, – чистое золото.
– Эвелин наконец-то решилась и пригрозила увольнением, если он не станет вновь пользоваться дезодорантом. Поэтому мне пришлось сидеть там и выступать посредником, пока Пейс, в конце концов, не согласился с требованием Эвелин… на том условии, что она пожертвует двести долларов в фонд сохранения океанов.
– Я не знала, что он так заботится об окружающей среде.
– Вовсе нет. Его девушка на прошлой неделе посмотрела какую-то документалку о китах, и, полагаю, это изменило всю его жизнь.
Как только приносят наш заказ, мы продолжаем наверстывать упущенное, жуя бутерброды. Мы болтаем о наших занятиях, ее новом парне, моей новой должности на радио. В конце концов поднимается тема моих отношений, но когда я говорю, что все в порядке, Дейзи видит мое каменное выражение лица насквозь.
– Что случилось? – спрашивает она. – Вы с Логаном поссорились?
– Нет, – уверяю я ее. – Вовсе нет.
– Тогда что произошло? Почему ты такая… «буэ», когда я спросила о вас?
– Потому что все немного «буэ», – сознаюсь я.
– В каком смысле «буэ»?
– Просто мы оба очень заняты. А он всегда в разъездах. В этом месяце он был в отъезде больше, чем дома. На Рождество было так хорошо, но так мало. Сразу после праздников он уехал на игры.
Дейзи с сочувствием смотрит на меня, откусывая свой бутерброд с тунцом. Она жует медленно, глотает и спрашивает:
– А как секс?
– В этом плане все хорошо. – Очень хорошо, на самом деле. В памяти вспыхивает та ночь, когда мы притворялись незнакомцами. Грязные воспоминания порождают горячую дрожь.
Это был отличный секс. Зажиматься на публике не в нашей привычке, но когда мы сделали это… вашу ж мать, это чертовски сексуально. Наша сексуальная жизнь всегда была потрясающей. Думаю, именно поэтому расстояние между нами ощущается так ужасно. Когда мы вместе, все страстно и идеально, как в самом начале. Наша проблема в том, что мы не можем найти время быть вместе. Времени в нашем мире очень мало.
Я не несчастлива с Логаном. Если я чего и хочу, так это больше его. Мне не хватает моего парня.
– Тяжело быть в разлуке, – говорю я Дейзи.
– Могу себе представить. Но каково решение? Не похоже, что он может бросить хоккей. А ты не бросишь колледж, когда осталось всего пять месяцев выпускного курса.
– Нет, – соглашаюсь я.
– И ты не хочешь разрывать с ним отношения.
Я ужасаюсь.
– Конечно, нет.
– Может, вам стоит пожениться.
Это заставляет меня улыбнуться.
– Это твое решение? Пожениться?
– Ну, мы обе знаем, что это случится рано или поздно. – Она пожимает плечами. – Может быть, если бы у вас, ребята, были более прочные обязательства, это облегчило бы вам этот напряженный переходный период. Например, всякий раз, как вы будете чувствовать дистанцию, вам не придется беспокоиться о том, что вы слишком далеко друг от друга, потому что это сверхпрочное основание будет стабильно вас поддерживать.
– Не самая ужасная идея, – признаю я. – И я действительно хочу замуж за Логана, безусловно. Но наша проблема во времени. Даже если мы захотим обручиться, когда мы выкроим на это время? – Я печально вздыхаю. – Мы постоянно заняты или находимся в разных штатах.
– Тогда, думаю, у тебя не остается иного выбора, кроме как смириться с этим, – говорит Дейзи. Она права.
Хотя это трудно. Я скучаю по нему. Мне не нравится возвращаться домой с занятий в пустую квартиру. Мне не нравится включать телевизор в надежде хоть мельком увидеть своего парня. Мне не нравится выматываться перед экзаменами так, что я не в состоянии пойти в кино или поужинать с ним. Мне не нравится, что после особо тяжелых игр Логан возвращается домой и ложится в нашу постель весь в синяках, с натруженными мышцами, слишком вымотанный, чтобы хотя бы обниматься.
Нам просто не хватает часов в сутках, а теперь все еще хуже, я работаю на радио. Когда я начинала учиться в колледже, я не была уверена, чем хочу заняться после выпуска. Изначально я подумывала о том, чтобы стать психологом. Но на первом году учебы получила работу, связанную с выпуском радио-шоу, и это заставило меня осознать, что мне хочется стать телевизионным продюсером. Если точнее, я хочу заниматься новостями. Теперь, когда я выбрала карьерный путь, стало сложнее прогуливать занятия или отпрашиваться с работы по болезни, если у Логана вдруг выпадала пара-тройка свободных часов. У нас обоих есть обязательства, которые важны для нас. Так что, как и сказала Дейзи, мы просто должны смириться с этим.
– Извини, – говорю я. – Не хотела ныть. У нас с Логаном все хорошо. Просто иногда очень трудно…
На мой телефон приходит уведомление. Я бросаю взгляд на экран и улыбаюсь сообщению Логана. Он написал, что они благополучно приземлились в Калифорнии. Вчера, когда они прилетели в Неваду, он сделал то же самое. Я ценю то, что он всегда вот так отчитывается.
– Секунду, – говорю я подруге, набирая ответ. – Я пожелаю Логану удачи в сегодняшней игре.
Он мгновенно отвечает.
Логан: Спасибо, детка. Очень хочу, чтобы ты была тут.
Я: И я.
Он: Позвоню тебе после игры?
Я: Зависит от того, насколько поздно будет тут, когда ты позвонишь.
Он: Попробуешь подождать допоздна? Прошлой ночью мы говорили минуты две:(
Я: Знаю. Прости. Я выпью сегодня литры кофе, чтобы не спать!
И хотя я сдержала первую часть обещания: наглоталась кофе как черт – когда я вернулась домой из кампуса, от кофеина лишь сильнее хотелось спать. Я еле держусь на ногах. Едва хватает сил, чтобы поужинать и принять душ.
К тому времени, как в полночь Логан звонит мне поболтать, я уже крепко сплю.
Глава четыре
Грейс: Как прошла пресс-конференция?
Я: Нормально. Напортачил в паре вопросов, слишком долго отвечал. Джи отвечал коротко и весело. Неудивительно, ведь он – старый профи.
Она: Уверена, ты отлично справился <3
Я: Ну, тренер не отвел меня после в сторону, чтобы выгнать, так что, полагаю, я прошел испытание прессой.
Она: Если он тебя выгонит, я надеру ему задницу.
Я улыбаюсь телефону. Я только что вернулся в отель после сегодняшней игры против Сан-Хосе, и все еще чувствую прилив сил. В конце концов истощение обрушится на меня, словно волна, но обычно требуется некоторое время, чтобы адреналин игры покинул меня.
Я: Как бы там ни было, ХОМ.
Она: ХОМ? Я слишком устала, чтобы расшифровывать это.
Я: Хватит. Обо. Мне. Расскажи, как твой день?
Она: Можем поговорить об этом завтра? Я хочу спать. Час ночи:(
Я смотрю на экран телефона. Проклятье. Конечно, она хочет спать. Здесь всего десять вечера, но на Восточном побережье уже ночь.
Я представляю, какая уютная и теплая Грейс под нашими фланелевыми простынями. В Новой Англии сейчас очень холодно, так что она, наверное, сейчас спит в своих клетчатых пижамных штанах и рубашке с длинными рукавами и надписью «СИЛА БУРУНДУКОВ!». Никто из нас не знает, что это значит, потому что на рубашке нарисован ананас. И на ней точно нет носков. Она спит босиком, какая бы ни была температура, и ее ноги всегда как ледышки. Когда мы сворачиваемся калачиком в постели, она, словно воплощение зла, прижимает их к моим икрам.
Я тру усталые глаза. Черт. Я скучаю по ней.
Я набираю: «Скучаю по тебе».
Она не отвечает. Должно быть, заснула. Некоторое время я в ожидании ответа пялюсь в телефон, но ответа нет. Так что я открываю другую ветку чата и пишу Гаррету.
Я: Выпьем в баре?
Он: Конечно.
Мы спускаемся вниз и находим тихий угол у барной стойки в вестибюле. Тут не так людно, так что два наших пива приносят быстро. Мы чокаемся бутылками, и каждый делает глоток: мой – больше, чем его.
Гаррет наблюдает за мной.
– Что не так?
– Ничего, – вру я.
Он щурится с подозрением.
– Клянусь богом, если ты снова начнешь попрекать меня Александром, я отказываюсь слушать. Ты вломился в наш дом и посадил его там, до чертиков напугав Уэллси. Если думаешь, что я стану извиняться за то, что послал тебе его на Рождество, зря надеешься, малыш.
Сдерживая смех, я склоняю голову набок.
– Ты закончил?
– Да. – Он шумно выдыхает.
– Хорошо. Потому что я тоже отказываюсь извиняться. Ты знаешь почему, малыш? Погоди, мы что, теперь так называем друг друга? Я не догоняю, но ладно, пусть. Как бы там ни было, мы все должны были пострадать от жутких фарфоровых ручек Александра. Просто так совпало, что день рождения Ханны выпал на тот момент, когда пришла твоя очередь мучиться.
Негодование Гаррета растворяется в ухмылке.
– Кому собираешь отправить его дальше?
– Как тебе свадебный подарок для Така? – Наш лучший друг Такер наконец-то женится на матери своего ребенка этой весной, после трех лет жизни в неженатом грехе, словно богохульный мудак. Я немного удивлен, что им с Сабриной понадобилось так много времени, чтобы связать себя узами брака. Они помолвлены целую вечность, но, я думаю, Сабрина сперва хотела окончить юридическую школу. В мае она заканчивает Гарвард.
– Чувак. Нет. – Клянусь, Гаррет бледнеет. – Ты не станешь портить людям свадьбу.
– Значит, портить праздники – это честно? – возражаю я.
– В дни рождения и праздники девчонки счастливы и на все согласны. Свадьбы? Они сходят с ума. – Он предостерегающе качает головой. – Сделаешь это с Сабриной, и она оторвет тебе яйца.
Вероятно, он прав.
– Ладно, отправлю его Дину. Он больше этого заслуживает.
– Точно, братан.
Мимо нашего столика неторопливо проходит молодая, симпатичная темноволосая женщина, и, заметив нас, тут же задерживает взгляд. Я готовлюсь к широко распахнутым глазам и пронзительному визгу, мольбе об автографах или селфи с самим Гарретом Грэхемом. Но надо отдать ей должное, она ведет себя спокойно.
– Хорошо сыграли сегодня, – неуверенно говорит она, переводя благоговейный взгляд с меня на Гаррета. Мы оба салютуем бутылками.
– Спасибо, – отвечает Гаррет с вежливой улыбкой.
– Пожалуйста. Хорошего вечера.
Она машет рукой и продолжает идти, ее шпильки стучат по мраморному полу вестибюля. Она останавливается у стойки регистрации, чтобы поговорить с клерком, постоянно бросая быстрые взгляды через плечо на нас.
– Оу, посмотри на это, суперзвезда, – поддразниваю я. – Они уже даже не просят у тебя селфи. Ты стар и вышел в тираж.
Он закатывает глаза.
– Не заметил, чтобы она и у тебя что-то просила, новичок. А теперь ты расскажешь мне, почему я здесь, внизу, пью с тобой вместо того, чтобы нормально выспаться?
Я делаю еще один большой глоток пива, затем ставлю бутылку на стол.
– Я боюсь, Грейс порвет со мной.
Мрачные слова повисают между нами.
Гаррет смотрит потрясенно. Затем его серые глаза смягчает озабоченность.
– Я не знал, что у вас проблемы.
– На самом деле нет. Не ссорились, не злились, не изменяли… ничего такого вообще. Но между нами расстояние, – признаю я. У меня не много людей, к которым я могу обратиться за советом, особенно по поводу проблем с девушками, но Гаррет – хороший слушатель и чертовски хороший друг.
– Расстояние, – эхом повторяет он.
– Да. Буквально и фигурально. И все становится только хуже. Это началось, когда я играл за «Провиденс», но тот график ничто по сравнению с этим. – Я неопределенно обвожу жестом все вокруг. Я даже не могу вспомнить название этого отеля. Черт возьми, иногда ночью я не могу вспомнить, в каком мы городе.
Жизнь профессионального хоккеиста – не блеск и гламур. Это постоянные разъезды. Куча времени, проведенного в перелетах. Одиночество в гостиничных номерах. Ладно, может быть, это похоже на нытье о том, что бриллиантовые туфли чересчур жмут. Хнык, мать вашу, хнык. Но если забыть о больших деньгах, эта жизнь действительно калечит, как физически, так и морально. И, как выясняется, еще и эмоционально.
– Да, к такому нелегко приспособиться, – соглашается Гаррет.
Читать бесплатно другие книги:
