Одна маленькая вещь Уатт Эрин
– Тогда прошу вас не шуметь, хорошо?
Я едва не умираю от стыда.
– Да, мэм.
Мой взгляд снова обращен к Чейзу, только на этот раз слишком неосторожно. Миссис Дворак замечает его.
– Ах, – говорит она, сочувственно цокает языком и, постукивая пальцами по столу, зовет: – Мистер Доннели.
Он поднимает голову.
– Да, мэм?
– Прошу, выйдите в коридор. Вы отвлекаете класс. – Ее полное дружелюбное лицо становится холодным.
Что? Я выпрямляюсь и поднимаю руку, чтобы обозначить, что я в порядке. Несколько парней сзади фыркают и хихикают.
– Мистер Доннели, вы меня слышали?
Все теперь пялятся на него. Кто-то бросает в него смятый лист бумаги. Он не вздрагивает, но краснеет. Молча собирает книги и встает.
Шепот растет словно волна. Один из футболистов громко заявляет, что сегодня он будет убийцей. Весь класс разражается смехом. Даже губы миссис Дворак кривятся.
Я с оцепенением смотрю, как идет Чейз. Мышцы одной руки напрягаются, когда он поворачивает дверную ручку.
Дверь мягко закрывается за ним, и этот звук кажется зловещим.
– Боже, поверить не могу, что ему разрешили ходить в эту школу, – говорит Скарлетт.
– Не знаю, почему он захотел учиться здесь, – отвечаю я. Несколько минут назад мне было стыдно, но любые мои чувства несравнимы с унижением Чейза.
Черт возьми, почему я ему сочувствую? Я должна ненавидеть его, как и все остальные. Мне должно быть дурно, оттого что позволила ему прикасаться к себе. Хотя в таком случае я должна ненавидеть себя.
Я так расстроена, что не могу сдержать стон. Скарлетт встревоженно смотрит на меня.
– Ты в порядке?
Нет, я не в порядке. Совсем. Но я с трудом утвердительно киваю.
– Ты видела, как он вышел отсюда? Такой кураж и все такое. Будто гордится тем, что сделал. Это отвратительно. – Моя подруга кривит лицо, словно почувствовала, как пердит печально известный Аллин Тод[1].
– Да, – слабо отзываюсь я. Казалось, ему плевать на всех: на других учеников, на учителя, даже на меня. В этом есть что-то интригующее. То, что привлекло меня в нем раньше, когда мы были еще подростками.
Миссис Дворак призывает класс к порядку и продолжает свою лекцию, но я не могу сосредоточиться. Разве я не должна чувствовать то же, что и Скарлетт, и злиться на этого парня, приходить в ужас, оттого что мы дышим с ним одним воздухом в одном классе? Что со мной не так, если я не чувствую всего этого? Почему мне кажется, что это у моих одноклассников и у миссис Дворак проблемы, а не у Чейза? Я почти ожидала, что весь класс поднимется и закричит «Позор», как в одном из кадров «Игры престолов». Все это кажется мне неправильным.
Со смерти Рейчел прошло три года, но никто не хочет, чтобы я забыла об этом.
После звонка остаюсь за своей партой, пока меня не замечает миссис Дворак.
– Я могу тебе помочь, Элизабет?
Собираю свои вещи и иду к доске.
– Насчет Чарли…
– Я не могу каждый день выставлять его из класса, – прерывает она. – Ты должна поговорить об этом с директором.
– Знаю. Я… На самом деле он меня не беспокоит.
– Тебе не нужно оправдываться. Я тоже не в восторге оттого, что мне приходится его учить.
Я привожу аргумент, на который она покупается.
– Моя семья верит в прощение, – лгу я. – Если жить по принципу «око за око», то весь мир ослепнет.
Лицо миссис Дворак смягчается.
– Это очень великодушно с вашей стороны. – Она склоняется и похлопывает меня по плечу. – Я сделаю, что смогу, чтоб избежать неприятностей. Полагаю, я сама могу попросить директора Гири перевести его в другой класс. Если ему нужны баллы по изящным искусствам, он может заняться чем-нибудь другим.
Она решила, что мои попытки все сгладить – завуалированная жалоба. Это удивляет меня.
– Он меня не отвлекает, – повторяю я.
– Не всегда стоит храбриться, Элизабет. Я посмотрю, что могу сделать, ладно? А теперь тебе лучше идти, чтобы не опоздать на следующий урок. – Она снова снисходительно похлопывает меня по плечу.
Расстроенная, я выхожу из класса миссис Дворак и отправляюсь на охоту за Чейзом, крепко сжимая в руке записку, которую ему написала. Конечно, он не спешит показываться на глаза. Я иду к шкафчикам. Там так много людей, что я не могу бросить записку в его шкафчик так, чтоб никто не заметил. Или могу? Кто сказал, что я не должна разговаривать с ним?
– Лиззи! Ты в порядке? – Мейси обнимает меня. – Я слышала, что этот… этот преступник доставал тебя на уроке по истории музыки. Как ужасно.
– Меня зовут Бэт, – бормочу я, но меня никто не слушает.
– Дай мне знать, если он будет к тебе приставать, и я проучу его, – говорит Трой Кендал, футболист, с которым я за всю жизнь и парой слов-то не перекинулась.
– Мы это сделаем по-любому, – заявляет другой качок.
– Скажи родителям, – шепчет рядом Ивонн. – Они с этим разберутся. И можешь написать что-нибудь в газету. Общественность тебя поддержит.
От этих разговоров к горлу подступает тошнота. Я сминаю бумажку в руке. Кто сказал, что мне нельзя разговаривать с ним?
Да все.
Автобус едет до моего дома сорок пять минут. Я его ненавижу всеми фибрами души. В нем пахнет прогорклой смесью пота, дешевого парфюма и мусора. Сиденья выглядят так, будто тысячи пятиклашек наплевали на них, а потом терлись своими грязными задницами по всей поверхности. И он адски тряский. К концу поездки мне просто дурно.
Дома никого нет. Мама – на работе, а папа – в магазине. Раньше я бы тоже была в «Магазинчике мороженого», но мне запретили работать. Потерять карманные деньги, которые я получала, ужасно. А мне надо как-то собрать сумму на отправку заявлений в колледж. Теперь я не могу заниматься волонтерством в приюте. Это совсем невыносимо. Я должна быть там в эти выходные, но мне запретили. Планирую поговорить об этом в пятницу. Может быть, мама с папой согласятся отпускать меня хотя бы на одну смену.
Бросаю свои вещи на полку в шкафу, не заботясь о том, что одна из тетрадей падает на половину Рейчел. В конце концов, ее нет. Если бы она была тут, наорала бы на меня.
«Хватить уже быть такой неряхой! – сказала бы она. – Тут два отделения: одно – для тебя, другое – для меня». После этого она бы сбросила мои вещи на пол.
Однажды, когда мы ехали в гости к бабушке, сестра не хотела ехать со мной на одном сиденье и заставила сесть на пол. Боже, Рейчел порой была такой вредной. Разве никто этого не помнит? Если спросить моих родителей, Рейчел говорила на языке единорогов и пукала бабочками. Она считалась идеальным, чудесным ангелом. Но это неправда. Иногда сестра была потрясающей, но порой – своенравной. У нее были недостатки, как и у всех.
Я брожу по дому и останавливаюсь у пианино. Декоративная пленка, которую Рейчел налепила на дорогой инструмент, отстает по углам. Я отклеиваю одну полоску и с чувством вины смотрю на обнажившуюся черную клавишу. Мама заметит, что пленки нет. Однажды уборщики передвинули небольшой поднос с прикроватного столика в комнате Рейчел и оставили его на письменном столе. Мама больше часа орала на них по телефону. Больше они не трогают ее комнату. В ней убирается только мама. Я приклеиваю пленку на место.
Интересно, как родители узнают, что я дома? Мама обычно остается на работе до пяти. Она бухгалтер в агентстве недвижимости. Папа может вернуться в любой момент, если Кирк, его сотрудник, работает в этот день. Сегодня среда. Кирк не выходит по средам, а это значит, что папа пробудет в магазине до закрытия.
Четыре часа. Мама не вернется до начала шестого. Папа придет еще позже. Это дает мне примерно два часа, чтобы выследить Чейза. Его мать замужем за мэром, так что нетрудно узнать, где они живут. Если бы у меня был телефон, я бы просто позвонила ему, но…
Мне приходит идея. Я быстро бегу в кабинет папы и смотрю на его письменный стол. Мой телефон где-то в его недрах. Это единственный стол в доме, в котором ящики запираются. Если бы я отняла телефон, то хранила бы его тут.
Сажусь в кресло папы и дергаю ручку ящика. Конечно же, закрыт. Я вздыхаю и включаю его комп. Видео на YouTube дает мне достаточно подробную инструкцию, как взломать ящик. Удивительно, что можно сделать с помощью интернета. Я с удовлетворением смотрю на открытый ящик. Вытащив телефон, я баюкаю его в руках, словно драгоценного ребенка.
Номер Чейза в приложении для заметок. Сердце бьется сильнее, когда я открываю новое сообщение и быстро набираю текст.
Встретимся в полночь. Мой дом. На заднем дворе есть качели – буду ждать тебя там.
Посылаю ему адрес. Нервно барабаню пальцами по столу в ожидании. Оно длится и длится. Проходит тридцать минут. Он даже не прочитал это чертово сообщение.
В нетерпении я очищаю историю браузера на компе отца и захлопываю ящик. Телефон беру с собой. Успею положить его назад до того, как родители вернутся домой, но сейчас нет смысла спешить.
Иду в ванную, единственную комнату на втором этаже, где можно посидеть с закрытой дверью. Жду ответа Чейза. Через несколько невыносимых минут снова пишу ему.
Если ты не ответишь через пять минут, звоню тебе.
Тут же появляется ответ.
На работе. Прости, никаких встреч.
О нет. Он меня не отошьет.
Я с отчаянием смотрю на экран. Мы должны поговорить. Меня не колышет, что он не хочет… Мне это нужно. То, что мы сделали на вечеринке… Он единственный, кто знает об этом и с кем я могу это обсудить. Меня не интересует, что понадобится сделать, чтобы он поговорил со мной. Я готова на все.
И хотя мне становится дурно от этого, я заставляю себя написать три слова.
У меня задержка.
?
Месячные должны были начаться вчера.
Следует долгая пауза.
Увидимся в полночь.
Я чувствую вину за то, что обманываю его, но не столь большую, как оттого, что потеряла с ним свою девственность.
Удаляю наши эсэмэски, бегу вниз, в кабинет отца, и кладу телефон туда, где взяла. Не зная, как закрыть ящик, оставляю его так в надежде, что папа подумает, будто это он забыл его запереть.
Мама приходит в пять сорок и приносит с собой буррито на ужин. Папа возвращается вскоре после нее. Мы садимся за стол. Мама задает вопросы, на которые я отказываюсь отвечать. Папа смотрит мрачно и всем своим видом выражает недовольство. Как только ужин заканчивается, я выскальзываю на улицу, иду к качелям и остаюсь там до тех пор, пока мама не зовет меня в дом.
Раздеваюсь в ванной, потому что теперь не могу этого сделать в своей комнате. Ложусь в кровать и под одеялом натягиваю легинсы и толстовку Дарлинга. Затем устраиваюсь поудобнее с романом «Великий Гэтсби», который мы читаем на уроках литературы.
Часы тянутся. Время течет медленнее, чем улитка переползает через садовую дорожку. Гэтсби все вглядывается с причала в даль, ожидая своего зеленого огня. Я бы хотела иметь свой собственный символ надежды. Читаю, пока наконец до полуночи не остается пять минут. Выскальзываю из кровати и крадусь по коридору к лестнице. Свет везде выключен. Храп отца слышен даже в кухне. Замок на задней двери издает неимоверно громкий звук, когда я открываю его. Я замираю на секунду. Ничего не услышав, открываю дверь и выбегаю наружу.
Сердце бьется со скоростью тысяча ударов в минуту. Добегаю до места, но там никого нет. Качели висят пустые. Ночь такая тихая. Не слышно даже сверчков или цикад. Оглядываюсь вокруг, но ничего не вижу.
Разочарование накрывает меня. Он не пришел. Мне столько надо ему сказать, а его нет!
– Р-р-р! – тихо рычу я, сжав кулаки. Зло пинаю траву. Мать его. Мать его. Черт побери моих родителей, школу, всех.
– Иногда ты выглядишь немного испорченной, ты это знаешь? – произносит голос из-под деревьев.
Я резко поворачиваюсь на звук и вижу темный силуэт, вырисовывающийся в тени.
– Чейз?
– Да, это я.
Он ступает вперед, в луч лунного света. Дыхание у меня перехватывает. Он выглядит словно падший ангел.
– Ты опоздал, – с трудом выговариваю я.
– Это мне свойственно, – мрачно отвечает он. – Ты ходила к врачу? У тебя есть доктор?
От стыда перехватывает дыхание.
– О. Я… – с трудом выговариваю слова, – я солгала. Прости. Мне правда жаль, но это был единственный способ вызвать тебя сюда.
– Ну, точно, – он смотрит в сторону, демонстрируя идеальную линию подбородка. Щетина поблескивает там, где на нее падает лунный свет. – Беру свои слова обратно. Ты сильно испорчена.
Он собирается уходить.
Я паникую и хватаю его за руку.
– Прошу, подожди. Нам нужно поговорить.
– О чем? – Он вырывает руку. – О том, что случилось на вечеринке? Мы оба понимаем, что это ошибка. Если бы я знал… – он замолкает, откашливается и продолжает: – Если бы я знал, что ты Элизабет Джонс, я бы к тебе никогда не притронулся.
Мое сердце сильно сжимается.
– Почему? Почему это имеет значение?
Он склоняет голову.
– Ты что, ненавидела сестру или типа того?
Его слова бьют меня в самое сердце. Я отшатываюсь, смахивая горячие слезы.
– Я не ненавидела ее. Почему ты вообще так говоришь?
– Потому что, если бы человек, который убил бы мою сестру, стоял передо мной, я бы не смотрел на него так, будто хочу сорвать с него одежду.
Я задыхаюсь от этого обвинения.
– Я… не хочу этого делать.
– Нет, хочешь. – Он окидывает меня с головы до ног холодным, пренебрежительным взглядом. – Думаешь, будто ты – первая девчонка, которая бросилась на меня после того, как я вышел? После освобождения я провел три недели в Спрингфилде. Оставался у дяди, потому что мой отец не хочет иметь со мной ничего общего. И, поверь, все девчонки, с которыми я вырос, вдруг влюбились в меня. Теперь я – плохой мальчик, которого все хотят приручить.
Его отец не хочет иметь с ним ничего общего? Поэтому он вынужден был переехать в Дарлинг и жить с матерью? Я хочу задать ему столько вопросов, но он еще не закончил говорить.
– Вырасти, Бэт. В реальном мире плохие парни плохи по-настоящему. Они не герои. Спать с ними не круто. Твои домашние проблемы не решить с помощью меня. Плохие парни делают плохие вещи и в конце концов втягивают всех вокруг в ту же адскую дыру. Иди спать и забудь обо мне. Я сделаю то же самое.
С этими словами он поворачивается и исчезает в ночи.
10
Во вторник утром на уроке по расчетам Чейз получает новое прозвище. Трой Кендал, футболист, выкрикивает его, передавая рабочие листы, которые раздает миссис Рассел.
– Не порежься, Уильямс, – говорит Трой, передавая листы назад. – Мэнсона может завести запах крови. – Трой прыскает над собственной шуткой и дает пять другому качку.
Половина класса задыхается от смеха, другая издает стон ужаса. Чарльз Мэнсон – серийный убийца. Это ужасная шутка. Не могу удержаться и не взглянуть на Чейза. Как он воспримет ее? Понимаю, что все таращатся на него, ожидая реакции. Сочувственно морщусь. Знаю, как неприятно быть в центре всеобщего внимания. Правда, меня все жалели, а он стал объектом насмешек. Для него это гораздо хуже.
Наши взгляды встречаются, и я вижу в них боль от предательства. «И ты туда же» – читается в синих глазах. Но чего он от меня хочет? Чтобы встала и защищала его перед всем классом? Прошлой ночью он велел мне повзрослеть, сказал, чтобы не лезла в чужие дела, и именно этим я и собираюсь заняться.
Я отвожу взгляд, поворачиваюсь вперед и смотрю на миссис Рассел. Она стоит спиной к классу. Учительница либо сознательно игнорирует нас, либо не слышала комментария Троя.
– Мэнсон – идеальное имя для него, – говорит Скарлетт.
– Мэнсон был серийным убийцей, – бормочу я.
– Да, но готова поспорить: у Чарли была не одна авария, где он вел себя агрессивно.
– Он не вел себя агрессивно, – отвечаю я, чувствуя внезапную усталость. Почему я вообще взялась объяснять поведение Чейза? Он совершенно ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего.
– Не могу дождаться, когда скажу это Джеффу, – продолжает Скар, как будто я вовсе ничего не говорила. Может, и не говорила, а только подумала.
Поскольку миссис Рассел не обращает на нас внимания, все остальные тоже болтают.
– У тебя есть подвал в Гров-Хайтсе? – громко говорит Трой. – Может, ты хранишь там несколько тел?
– До того, как его мать вышла за мэра Стэнтона, он жил в Линкольне, – подает голос девушка с задних рядов. – Я читала об этом в газетах.
– Кому-то надо пойти перекопать его старый задний двор.
– О боже. Его надо отправить в тюрьму! А он сидит тут с нами.
– А если там правда есть тела? Его опять будут судить? Как насчет двойного срока?
Я не могу больше выносить это.
– Заткнитесь! – рявкаю я на одноклассников.
На класс опускается тишина. Миссис Рассел встревоженно оборачивается.
– Элизабет, – говорит она мягким голосом, каким обычно разговаривают с истеричными детьми, – прошу, сядь.
Сядь? Я даже не заметила, что стою. Все пялятся на меня, кроме Чейза. Он смотрит вперед, на миссис Рассел. Я клянусь, что вижу, как ходят желваки у него на скулах, хотя он очень старается держать себя в руках.
Скар протягивает ко мне руку.
– Заткнитесь, ребята. Вы причиняете боль Лиззи, а ей и так непросто. – Она тянет меня вниз. – Садись, Лиззи.
Она думает, я наорала на весь класс потому, что их издевательства и обвинения огорчили меня.
Я наорала потому, что все это огорчало его.
Беспомощность стискивает горло. Я позволяю Скар посадить меня на стул, затем сцепляю над столом трясущиеся руки.
– Простите, – говорю я миссис Рассел. – Я в порядке.
Она смотрит на меня какое-то время, прежде чем кивнуть.
– Все, давайте сосредоточимся на нашем задании. Поскольку у вас столько энергии, мистер Кендалл, вы можете подойти к доске и решить первый пример.
Трой встает с глуповатым видом и идет к доске. Класс затихает. Остальную часть урока я не слишком внимательна. Просто сижу и пытаюсь не плакать.
Как только урок заканчивается, иду к своему шкафчику, хотя мне в нем ничего не нужно. Следующим уроком у меня физика. Скарлетт тоже ходит туда, но я не хочу разговаривать с ней. Она бросала на меня столько сочувствующих взглядов и так часто пожимала руки за последний час, что мне требуется перерыв.
Я прислоняюсь головой к шкафчику и спрашиваю себя, как и когда моя жизнь вышла из-под контроля. Очевидно, когда умерла Рейчел. Три года разборок с моими чокнувшимися родителями полностью меня вымотали. Но чувствую, что за последних семь дней я более обессилена и расстроена, чем за все эти три года вместе взятых.
Вот что я получила за попытку бунта. Я хотела одну ночь, веселую, удивительную, в конце лета перед школой, когда мне не пришлось бы думать о мертвой сестре или родителях, склонных к гиперопеке. Одну ночь, за которую я могла бы стать той, кем хочется, без темного шлейфа несчастного случая, произошедшего с моей сестрой. Я получила, что хотела: поехала на вечеринку, где никто не знал ни меня, ни Рейчел. Убежала от родителей и могла наконец дышать, пусть всего несколько часов. Веселилась, познакомилась с парнем. Мне… понравился парень. Очень, очень понравился.
А теперь это все – огромный ком проблем, и мне хочется кричать от безысходности.
Глубоко вздыхаю: не стану плакать. Я сильнее этого. Просто пойду на физику и…
Огромная ладонь хватает меня за руку и разворачивает.
– Эй! – протестующе кричу я. – Что за… – Слова замирают, когда я понимаю, что это Чейз. – Что тебе нужно? – тихо спрашиваю я. Вот и попрано решение стать сильной. Одна секунда в его присутствии – и мои руки трясутся, а кровь стучит в висках.
Он скептически смеется.
– Что мне нужно? Я пришел сюда спросить, какого черта нужно тебе?
Я моргаю в растерянности.
– Ты о чем?
– О том, что ты приглашаешь меня в свой дом, заступаешься за меня перед классом…
– Я за тебя не заступалась, – обрываю я, но, думаю, он понимает, что это ложь.
– Прекрати совать свой нос в мои дела, Бэт. Я справлюсь со всем, что они мне предъявят.
Ой ли?
– Неужели?
– Да, смогу. Поверь мне, я имел дело и с гораздо худшим. Считаешь, кучка школьных задир меня пугает? – Он безрадостно смеется. – Я провел три года в колонии с настоящими преступниками. Думаешь, Трой – первый, кто называл меня Мэнсоном? Все здесь – детские игры.
Мне не следует жалеть его, но я это делаю.
– Мы можем… поговорить обо всем этом?
Он хмурит русые брови.
– Поговорить о чем? – В его тоне слышна растерянность. – Твою мать, Бэт, что с тобой такое? Нам незачем разговаривать, понятно? Мы не друзья и никогда ими не будем. Это невозможно. Твоя сестра мертва из-за меня.
Глаза начинает щипать от слез.
Он понижает тон.
– У нас был секс, ладно. Не бог весть что. Ведь никто из нас не был девственником или еще что-то…
Сдавленная насмешка срывается с моих губ.
Я надеюсь, нет, я молюсь, чтобы он не заметил, но я уже поняла, что Чейз ничего не упускает. Он стал бдительным в колонии или был таким всегда? Как бы там ни было, он прищуривает свои синие глаза.
– Бэт, – голос у него слегка хриплый, он откашливается, – не говори мне, что ты была девственницей.
– Окей, – шепчу я.
– Что окей?
– Окей, я не стану тебе этого говорить.
Теперь он издает полный огорчения вздох. Затем впечатывает одну ладонь в шкафчик за моей спиной. Я вздрагиваю от неожиданного звука, но не боюсь, что он станет срывать злость на мне.
Боже, почему я его не боюсь? Он убил человека! Проклятье, я должна бояться.
– Бэт, – снова говорит он, – посмотри на меня.
Я жалко поднимаю голову.
– Это и так уже слишком унизительно, Чей… Чарли, – поправляюсь я.
– Чейз, – говорит он, и это напоминает мне, как упорно я добиваюсь, чтобы все звали меня Бэт. «Мы похожи сильнее, чем он предполагает», – думаю я. – Теперь меня зовут Чейз.
– Почему?
– Это прозвище, которое я получил, когда… – он резко замолкает, качая головой. – Неважно, мы отвлекаемся. Мне нужно знать, была ли ты… – Он поднимает ладонь и, не касаясь, проводит ею над моей щекой, как будто хочет погладить меня.
Я быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто не видел, как он чуть не дотронулся до меня. В коридоре все еще пусто. Урок начался некоторое время назад.
– Была ли ты девственницей? – наконец спрашивает он с тоской в синих глазах.
Я медленно вдыхаю, а затем еще медленнее выдыхаю.
– А это важно? – печально отвечаю я.
Не оглядываясь, я иду прочь, но чувствую, что все это время он смотрит на меня.
11
За обедом я сажусь со Скарлетт и девчонками. Джефф присоединяется к нам в середине обеда. Для меня это выглядит странно, но все, особенно Скарлетт, кажется, рады видеть его. Я хочу спросить его, почему он не сел со своими друзьями, но потом осознаю: у него их нет. Все с его потока уже окончили школу. Как и Чейзу, ему девятнадцать лет, и он тут старше остальных.
Я не очень-то поддерживаю разговор. Как обычно, мои мысли далеко. Не могу забыть выражение лица Чейза, когда он понял, что я была девственницей. Не испуганное, нет, обеспокоенное! Хотя немного испуга тоже было.
Поверь мне, Чейз, никто так не напуган, как я.
Я почти жалею, что ушла от него. Мы могли бы еще поговорить об этом: о сексе. Мне нужно поговорить с кем-то. Тайна грызет меня изнутри, но кому я могу довериться?
Скарлетт? Она тоже придет в ужас. Даже если она поверит, что я не знала тогда, кто такой Чейз, скорее всего, подруга станет испытывать ко мне некоторое отвращение, что я спала с незнакомцем. Скар отдала свою девственность Мэтти Вессеру, парню, с которым до этого встречалась два года. Единственная причина, по которой они теперь не вместе, – перевод его отца в Денвер. Семья Мэтти уехала в середине учебного года первого класса старшей школы.
Мейси и Ивонн? Они стопроцентно осудят меня за то, что я сделала.
Родители? Они запрут меня в подвале на следующие тридцать лет, если только узнают, что случилось между мной и Чейзом.
Со всеми остальными в школе я не близка. С Сэнди из приюта для животных тоже пооткровенничать не могу. Ей лет двадцать пять, и она, вероятно, дала бы какой-нибудь реально хороший совет, но она – мой начальник, пусть даже мне и не платят за эту работу.
Остается только Чейз. Но он не хочет общаться со мной, и я ушла от него, когда такая возможность появилась. Теперь жалею об этом.
– …к Кейву. Его родителей нет в городе.
Клянусь, у Троя Кендалла самый громкий голос в мире. Где бы я ни была, всегда слышу какую-нибудь фигню, которую он несет.
– И они только что поставили новое джакузи, – восторженно говорит Лэндон Родес, еще один футболист, – на десять человек.
– Мило.
– Это точно.
– Йоу, Ивонн! – кричит Трой нашему столику. – Вы пойдете сегодня к Кейву?
Ивонн закатывает большие серые глаза.
– Кто такой, мать его, Кейв? – кричит она.
– Грег Кевил! Кейв! Кеви! Кевстер!
Читать бесплатно другие книги:
