Резонанс Корнев Павел
– Тут всё просто, – последовал краткий инструктаж, – чем больше прокачаешь через себя энергии, тем лучше. И не старайся выплеснуть всё чохом! Во-первых, ограничений по времени никаких. Во-вторых, ты лишь проводник, а не источник. Понял?
Я не слишком уверенно кивнул, поскольку мысли были заняты совсем другим.
Градус. Я нагрел тридцать литров воды на один-единственный градус. А рыжий Антон за то же самое время довёл её до кипения или около того! Во сколько же раз он мощнее меня? Ладно – его неспроста самородком назвали, а что с остальными? Я в пределах нормы или…
– Эй, не спи! Приступай уже!
Ничего не оставалось, кроме как вновь обратиться к биению сверхэнергии и попытаться резким усилием воли раскрутить тяжеленный ротор. Щёлкнула искра, и я с испуганным вскриком отпустил рукояти.
– Эй-эй! Ну ты чего творишь?! – возмутился ответственный за прибор. – Спокойней давай! Тут выплески не нужны, потрудись стабильность обеспечить! Чем дольше продержишься – тем лучше!
Я понятия не имел, как можно упорядочить движение силы, которое едва-едва улавливал и почти не контролировал. Ничего путного в голову не шло, решил импровизировать. На вдохе втянул в себя энергию и уже привычным напряжением воли раскрутил, но не попытался на этот раз удержать её внутри, а без промедления перенаправил в силовую установку. Та басовито загудела, ротор мало-помалу начал наращивать обороты, пусть и очень неспешно, зато стабильно и без рывков.
– Не вижу признаков негатива. Ход плавный, напряжение не скачет.
Слова приободрили, и я поднажал. Работать с генератором оказалось всё равно что ехать на велосипеде против стремительного течения по ручью с глинистым дном. Приходилось не просто изо всех сил раскручивать внутри себя силу и равномерно вливать излишки в агрегат, но и удерживать её вращение под контролем. Грубо говоря – крутить, крутить и крутить педали в ситуации, когда малейшая заминка, равно как и слишком сильный рывок обернутся неминуемой потерей равновесия. А упущу биение энергии – пиши пропало, испытание прервётся.
Не беда? Наверное, так. Вот только сто к одному, что результаты испытаний будут приниматься в расчёт при дальнейшем распределении. Я толком не знал, какое обучение ещё предстоит пройти, но заранее не желал оказаться в числе отстающих. И потому выкладывался на полную катушку, благо размеренная работа по перекачке энергии давалась несравненно проще, нежели её разовый выплеск при попытке нагрева залитой в бак воды.
Не могу сказать, будто совсем уж поначалу не напрягался, но особых сложностей с концентрацией не испытывал. Раскрутившийся внутри маховик черпал энергию откуда-то извне, а на мою долю оставалось лишь поддержание правильного баланса. Я был не источником силы, но лишь передаточным звеном. Вот только, как оказалось, звеном слабым.
Постепенно на поддержание перетока энергии в агрегат начало уходить всё больше и больше моих собственных сил, а достаточно стабильное вращение сделалось прерывистым, пришлось сцепить зубы и задействовать все свои внутренние резервы. По лицу заструился солёный пот, защипало глаза, сбилось дыхание и начало ломить тело, а сердце так и вовсе забилось в каком-то совсем уж лихорадочном ритме, как если бы и в самом деле изо всех сил крутил педали, направляя в горку драндулет с гнутым «восьмёркой» колесом.
Усталость заставила потерять сосредоточенность, а недостаточная концентрация помешала удержать под контролем биение сверхэнергии; и без того уже прерывистое вращение духовного маховика сменилось резким рывком в какой-то новой плоскости. Сверкнул электрический разряд, меня ощутимо тряхнуло и откинуло от генератора. Ротор с тихим жужжанием начал замедлять вращение, потом остановился.
В голове часто-часто застучало, перед глазами начал мельтешить стробоскоп. Я согнулся в три погибели, пытаясь перевести дух, но спокойно отдышаться не дали.
– Ну-ка!
Один из аспирантов ухватил меня за руку и заставил усесться на окружённый металлической рамкой табурет. Радиоприёмник захрипел, замерцали лампочки, но вердикт остался прежним.
– Фон в норме. Не вижу особого уклона в негатив.
– Да и у меня частота вращения почти не гуляла, – высказался оператор силового агрегата. – Внеси три минуты двадцать пять секунд чистого времени и пятьсот ватт выработки.
Аспирант, уже опорожнивший оцинкованный бак, выполнил просьбу товарища и наморщил лоб.
– Мощность – всего девять киловатт? У меня больше было.
– У тебя всегда больше! Ты десять секунд на подготовку даёшь, а потом они ещё секунды две-три пыжатся! И девять киловатт чётко в стартовые двадцать процентов от пикового значения девятого витка вписываются, а двенадцать – уже нет.
– Эти нормы не учитывают реальный разброс значений! Ёлки, да мне пять минут назад бак вскипятили!
– Ну этот-то никак на самородка не тянет! Пиши итоговые девять киловатт и не выпендривайся!
– Да пишу я, пишу!
В этот момент дверь распахнулась и вошёл ассистент толстяка из двадцать второго кабинета.
– О, ты здесь! – припомнил он меня и спросил коллег. – И что у него с негативом?
– Ничего, – ответил аспирант, ответственный за радиоприёмник и гирлянду лампочек. – На уровне измерительных погрешностей.
– Да не может быть! – возмутился Андрей.
Я вытер рукавом рубахи вспотевшее лицо и спросил:
– Что за негатив-то?
– Оперирование сверхэнергией в противофазе. Собственные конструкции в этом случае так себе обычно выходят из-за проблем с фокусировкой, но зато при столкновении со стандартными взаимоуничтожение происходит. Чужую защиту взламывать – милое дело! Только в этом случае приходится атакующий стиль практиковать, без вариантов. – Аспирант протянул мне учётную книжку и указал на дверь. – Дуй в семнадцатый! А ты, Андрей, если уверен в диагнозе, выпиши ему направление в третий кабинет.
– Не могу, – досадливо поморщился тот и вдруг предложил: – Сходи сам туда, попроси посмотреть.
Я замялся.
– Как же без направления?
– Не хочешь – не ходи. Это тебе надо, не мне.
– Подумаю, – пробурчал я и отправился в семнадцатый кабинет, пребывая в отнюдь не самом добром расположении духа.
И результаты двух новых обследований его тоже нисколько не улучшили. Сначала меня попросили усилием воли поднять установленную на весы килограммовую гирю, и это задание я благополучно провалил, заработав отметку «склонность к телекинезу отсутствует». Потом на весы поставили меня самого, да ещё нацепили широкий брезентовый ремень – не иначе, страховочный монтажников-высотников; двумя цепями он крепился к вмурованным в пол железным кольцам.
– Попробуйте воспарить над полом, – предложил молодой человек, какой-то слишком уж прилизанный и манерный. – Толкните себя силой, но умоляю – предварительно не стоит её копить. Никаких выплесков, одно только ровное давление.
Ну я и надавил. Уменьшил собственный вес на пару килограммов, обзавёлся записью «склонность к левитации отсутствует» и оказался выпровожен в коридор. Чётко, быстро, по-деловому. На обитателей семнадцатого кабинета мои способности впечатления определённо не произвели.
Впрочем, а сумел ли я впечатлить хоть кого-нибудь? Даже устойчивость к гипнозу была расценена лишь как некоторое отклонение от нормы, а никак не уникальный случай.
Досадно.
Мелькнула мысль и в самом деле сходить в третий кабинет, но сразу выкинул её из головы. Ясно и понятно, что без направления там делать нечего. Проси – не проси посмотреть – толку не будет. Да и не хотелось навязываться. Никогда такого не любил.
Я свернул учётную книжку в трубочку и поспешил к лестнице на второй этаж, а там столкнулся с Ингой и Аркадием.
– Ты не отстрелялся ещё? – удивился мой товарищ. – А мы уже направления получили.
– Ого! И куда?
– Меня на специальные курсы при каком-то ОНКОР отрядили, а Инга вместе с Лией в институте сверхэнергии учиться будет.
– Только на разных кафедрах, – подтвердила девушка и заторопилась. – Аркаша, идём! Надо успеть пообедать, скоро из города машина придёт!
И они ушли, оставив меня в самых что ни на есть растрёпанных чувствах. Поначалу испытал мимолётную радость из-за того, что Аркадия не зачислили в одно учебное заведение с Ингой, но её тут же сменило волнение за собственное будущее.
У меня-то никакого направления ещё нет! Вообще никуда!
И будет ли?
Я прислонился к стене и перелистал учётную книжку. В слишком уж лаконичных отметках ничего толком не понял, кроме одного – мои способности на общем фоне ничем особенным не выделялись.
Постоял, помялся, поколебался. Затем собрался с решимостью и отправился на поиски третьего кабинета. Впустую убил на это минут десять и даже заподозрил аспирантов в розыгрыше, потом только догадался обратиться к вахтёру. Тот указал на уходящую вниз лестницу.
Третий кабинет оказался просторным подвалом с голыми каменными стенами, сводчатым потолком и тёмными проёмами коридоров. Посреди помещения под тусклой лампочкой стоял застеленный клеёнкой стол, на том вместо замысловатых приборов лежали вперемешку с яичной скорлупой хлебные крошки и вывалившиеся из переполненной пепельницы папиросные окурки.
Здешние обитатели были под стать обстановке. Два мужичка средних лет в тёмно-синих рабочих комбинезонах научных сотрудников нисколько не напоминали и самое большее могли проходить по разряду обслуживающего персонала. Но я о вежливости забывать не стал и сначала поздоровался, а потом уже сказал, что меня направили сюда из двадцать второго кабинета.
Дядечка с пышными усами и немалых размеров проплешиной на макушке протянул руку и требовательно прищёлкнул пальцами, а когда я передал учётную книжку, быстро её пролистал и спросил:
– Направление где?
– Мне сказали так подойти, – промямлил я.
– Кто сказал?
– Ассистент…
Второй из здешних обитателей закурил и посоветовал:
– Трофим, гони его в шею без направления! Это опять Андрейка через голову доцента прыгнуть решил. Надоел пуще горькой редьки уже этот энтузиаст!
На что-то подобное я и рассчитывал изначально, а потому потянулся за учётной книжкой, но усатый только отмахнулся.
– Погодь, Савелий! Возможную склонность к негативу ему, тем не менее, диагностировали.
– Кто диагностировал? Андрейка?
– Нет. Сам!
– И что ты предлагаешь?
– Заводи свою шарманку, проверим парня.
– Тогда ты начинай, мне коридор подготовить надо.
Трофим подошёл к одному из тёмных проходов, включил дополнительное освещение, и только тут я разглядел, что метрах в пяти от входа закреплён холст с нарисованной по центру мишенью.
– Воду уже кипятил? – уточнил усатый дядька, а после моего кивка продолжил: – Всё точно так же – копишь силу и выпускаешь в центр мишени. Только работаешь не с тепловой энергией, а создаёшь волну, будто воздух перед собой толкаешь. Давлением. Усёк?
– Да вроде бы…
– Тогда вперёд!
После изматывающей работы с генератором я уже худо-бедно оправился, но одновременно некоей сопричастности к энергиям высшего порядка утратить ещё не успел, поэтому сконцентрироваться получилось достаточно быстро. На первом вдохе уловил биение сверхсилы, на втором дотянулся до неё, на третьем направил в себя и стал накручивать, будто на веретено пряжу. Почти моментально внутри начало концентрироваться нематериальное опаляющее облако, я сколько мог терпел жжение и резь, а когда давление достигло предела, выбросил вперёд руку и толчком воли выплеснул из себя концентрированную силу. Не выплеснул даже – просто перестал удерживать, отпустил.
Сверкнуло!
Пальцы обожгло и на глазах от боли выступили слёзы, но обошлось без серьёзной травмы – помахал кистью, подул и жжение быстро унялось, на коже осталось лишь небольшое покраснение.
– Отвратительное исполнение, ужасная фокусировка, – покачал головой Трофим.
Мой выплеск пошёл вкривь и вкось и зацепил лишь самый край мишени; в холстине там осталась неровная рваная дыра.
Перед глазами замелькали серые точки, в голове зашумело, а ноги стали ватными. Идти к столу я не решился и навалился на стену, а усатый дядька снял раму и оглядел следующую мишень метрах в пяти за ней – уже неповреждённую.
– Аховая дальность, – вздохнул Трофим, и я пожалел, что послушался совета и вообще сюда пришёл.
– Ну как? – крикнул из другого коридора Савелий.
– Да как, как? В пределах нормы, как! Ты там готов?
– Да, запускай.
Так и подмывало спросить, каким образом ужасная фокусировка и аховая дальность могут соответствовать какой бы то ни было норме, но момент для этого выдался не самый подходящий, поскольку подошло время нового испытания.
– Просто иди, – указал Трофим на тёмный проход. – Почувствуешь сопротивление – проламывайся из всех сил. Только дави не телом, а волей. Понял?
Я не понял, но кивнул и двинулся в указанном направлении. Первые два шага проделал без всякого труда, затем уловил едва ощутимое давление словно бы сгустившегося пространства и легко его преодолел. Перешагнул через черту на полу с цифрой два, подступил к следующей и немного даже замешкался, прежде чем сумел продолжить путь. После пришлось наклоняться, будто двигался против сильнейшего встречного ветра, а на пятиметровой отметке и вовсе уткнулся в невидимую стену – мягкую и упругую, но при этом совершенно точно непреодолимую.
– Волей дави! – напомнил свой совет Трофим. – Давай, порази нас! Я верю в чутьё Андрюшки! Ты сможешь!
Стоило только обратиться к сверхэнергии, и незримая преграда разом подалась. Сопротивление никуда не делось, я не провалился вперёд, а продавил себя, сумев продвинуться к следующей черте, и вот там уже залип окончательно и бесповоротно.
– Всё, на шестёрке спёкся! – крикнул Трофим напарнику, и незримая преграда мигом испарилась, чуть на пол не рухнул от неожиданности.
На подгибающихся ногах я вернулся к столу и без спросу плюхнулся на табурет: на хорошие манеры у меня попросту не осталось сил.
– Скажите, а шесть метров – это как?
Трофим внёс пару отметок в мою учётную книжку, потом пояснил:
– Результат выше среднего, но негатив мы только после семи метров диагностируем. Пока у тебя пограничный результат, и сразу скажу: обычно в спорных случаях подозрение не подтверждается.
– Ни разу на моей памяти не подтвердилось, – вставил свои пять копеек присоединившийся к нам Савелий.
– На стёклах проверим, тогда уже ясность появится.
– Да пустая трата времени!
– Рубль поставишь?
Дядьки ударили по рукам и за прохождением мной последнего испытания стали следить с несравненно большим интересом, не сказать – азартом.
«Стёкла» оказались самыми настоящими силовыми экранами – вроде того, что довелось лицезреть на вокзале в Зимске, только эти выглядели тончайшими и совсем прозрачными. Ими через равные промежутки перегородили коридор, который до того был закрыт. Поставленная же передо мной задача оказалась и нетривиальна, и предельно проста: требовалось их пробить.
Теперь я уже знал, что расфокусированный выплеск силы дотянется в лучшем случае до половины из целей, а то и вовсе уйдёт в сторону много раньше, поэтому спешить не собирался, намеревался для начала всё хорошенько обдумать и рассчитать.
Увы, на подготовку банально не оставалось времени.
– Не спи! – поторопил меня Савелий. – Они же каждую божию секунду целую прорву энергии сжирают!
– Сфокусируй выплеск! У тебя получится! – подсказал Трофим, вовсе не желавший проигрывать товарищу целковый.
– Да как его сфокусировать-то? – озадачился я.
– Снежки в детстве лепил, так? Вот и сомни силу поплотнее, лететь дальше будет.
Снежки – лепил. Но снежки лепят из снега, а не из энергии!
К тому же за сегодняшний день я так вымотался, что теперь оказался попросту не в состоянии задействовать свои определённо не самые великие сверхспособности. Дотянуться до энергии никак не получалось, чувствовал её присутствие и ощущал леденящее покалывание, а закрутить и направить в нужное русло уже не мог.
От перенапряжения и жутчайшего разочарования закружилась голова и заложило уши, тонким комариным писком зазвенел подступающий обморок, и звук этот поплыл, начал едва заметно пульсировать, как с размеренной периодичностью шуршала в двадцать втором кабинете по странной грампластинке игла звукоснимателя. Мерцание электрического света наложилось на слабое мигание силовых экранов, а после лампочка и вовсе закружилась над головой и превратилась в сияющий обод, чтобы тут же распасться на отдельные огни. Знакомый стробоскопический эффект проявился на сей раз неожиданно сильно и резко, и уже не я закрутил должным образом поток энергии, а сверхсила закрутила меня самого.
Каким чудом не потерял равновесия и не грохнулся на пол – не знаю. Но именно что – чудом. Просто вывалился вдруг из этого безумного водоворота и не вывалился даже, а стал осью бешено вращающегося колеса, абсолютно недвижной точкой изначального отсчёта всего и всея.
Энергия хлынула в меня бурным потоком, я зачерпнул, сколько смог, попытался смять и сконцентрировать, породить подобие шаровой молнии, но поскольку больше действовал руками, а не волей, сила вырвалась наружу и ослепительным разрядом унеслась вдаль по коридору, развеивая один энергетический экран за другим.
– Семь из десяти! – объявил Трофим.
– Ещё и холодком повеяло, – поскрёб плешивый затылок Савелий. – Неужто и впрямь – негатив?
Я ничего не сказал и ничего не спросил. Меня нагнал обморок.
Глава 4
Отпаивали меня холодной водкой и горячим чаем.
Гранёный стакан я принял бездумно и глотнул из него, ещё пребывая в полуобморочном состоянии. Тут же закашлялся и захрипел, получил кружку и быстро хлебнул, но чай обжог рот как-то совсем уже немилосердно, аж глаза на лоб полезли. Зато вмиг пришёл в себя.
– Эх, молодо-зелено, – вздохнул Савелий. – Нешто водки раньше не пробовал?
Я помотал головой.
– Что за поколение малахольное пошло? – хмыкнул дядька и влил в себя недопитый мною алкоголь. – Чай пей. Чай тоже помогает.
– Коньяк лучше действует, – заметил Трофим, – но чего нет, того нет.
– Да всё хорошо уже, – заявил я, не спеша, впрочем, подниматься с табурета. И он-то каким-то слишком шатким казался, а уж на ногах и вовсе могу не устоять. Рука с кружкой так и вовсе ходуном ходит, и это не нервный тремор, это от усталости.
– Негатив мы тебе не диагностируем, – заявил Трофим, что-то вписав в мою учётную книжку. – Неоднозначные у тебя результаты. Один нейтрально-отрицательный, другой условно-положительный.
– И официального направления нет, – поддакнул его плешивый товарищ. – Нам и обследовать тебя не следовало! Узнает кто, что в резонанс вогнали, по головке точно не погладят. Видано ли дело – и суток с инициации не прошло!
Я захлопал глазами.
– В резонанс? Так это резонанс был?
Трофим кивнул.
– А что ещё? Запомни свои ощущения – это твой ключ к резонансу. На тебя гипноз не действует, до всего своим умом доходить придётся. Так что ещё повезло, можно сказать. Только без инструктора даже не пытайся снова в транс войти. Войти – войдёшь, да не факт, что опять успеешь в обморок грохнуться. А то выгоришь, и вся недолга.
– В резонансе себя контролировать – настоящее искусство, чтоб ты знал! – подтвердил Савелий. – Не хрен собачий!
На том меня и выпроводили. К этому времени уже худо-бедно оклемался, но подъём из подвала на второй этаж обернулся одышкой, лицо покрылось испариной, рубаха на спине в очередной раз стала влажной от пота. Утешало лишь то обстоятельство, что попадавшиеся в коридорах соискатели вид имели ничуть не менее измученный, а некоторые так и вовсе уже не могли передвигаться самостоятельно, их возили на каталках. И ведь утром все такие бодренькие были!
В двадцать втором кабинете меня сразу избавили от повязок, и если оставленный сигаретой ожог в размерах не уменьшился и лишь поблёк, то его энергетический собрат превратился в едва заметную бледно-розовую точку. Аналогичным образом дела обстояли и с порезами на правой руке: след от скарификатора превратился в поджившую царапину, в то время как второй разрез протянулся по коже едва заметной белой ниточкой.
Разница была прекрасно видна и невооружённым глазом, но исключительно визуальным осмотром медсестра не ограничилась. Она нацепила на голову оптический прибор, состоявший из целого набора разнокалиберных линз, вооружилась линейкой и начала диктовать щёголю какой-то бессмысленный набор цифр.
– Ага. Ага, – кивал тот, внося данные в мою учётную книгу. – Ничего выдающегося. О! А вот это уже интересно!
Отрывистые замечания не на шутку разожгли любопытство, и, прежде чем покинуть кабинет, я поборол нерешительность и спросил:
– И что со мной?
– Всё замечательно! – заявил в ответ щёголь, беспечно покачивая закинутой на ногу ногой. – Скорость регенерации тканей при механических повреждениях в два с половиной – три раза превышает оную способность обычных людей. Точнее позволит определить полноценное обследование, но не вижу смысла тратить на это время – показатель в пределах нормы. А вот заживление повреждений энергетического характера протекает существенно выше средних значений. Но опять же – насколько именно выше, могут дать ответ только комплексные тесты. Что-то ещё?
– Нет, благодарю, – мотнул я головой, вышел в коридор и встал в конец длинной очереди, выстроившейся к двери кабинета напротив.
Надолго внутри никто не задерживался, вскоре попал на приём к дядечке профессорской внешности и я. Тот быстро пролистал учётную книжку, что-то хмыкнул себе под нос и вновь просмотрел записи, на этот раз – куда внимательней прежнего. После взял стопку сшитых суровой нитью и опечатанных сургучом листов и внёс моё имя в верхнюю пустую строку.
Я невольно сглотнул в ожидании вердикта, но дядечка никуда не торопился. Он заполнил какой-то бланк, поставил подпись и передал его медсестре. Та не глядя шлёпнула треугольную печать и протянула бумажку мне.
Листок оказался путёвкой в общежитие при распределительном центре Новинского отделения министерства науки, и я во все глаза уставился на хозяина кабинета.
– Простите…
– Да-да, молодой человек? Слушаю.
– А направление на учёбу? Всем моим знакомым выдали такие.
Дядечка ободряюще улыбнулся.
– Не беспокойся на этот счёт, получишь направление в самом скором времени. На текущем этапе удовлетворяются лишь предварительные заявки аккредитованных учебных заведений на абитуриентов с определёнными характеристиками. То, что кто-то им не соответствует, это нормально. Обычное дело.
От разочарования и обиды защипало глаза, но я пересилил себя, криво улыбнулся и спешно покинул кабинет. Очень уж не хотелось раскисать на глазах у смазливой медсестрички, будто той было до меня хоть какое-то дело. Ну или мне до неё.
На лестнице я сделал несколько глубоких вдохов и кое-как взял себя в руки, успокоился. Пусть и не получилось сразу попасть в один институт с Ингой, ещё ничего не решено, раз только предварительные заявки обрабатывают.
Зачислят ещё! Ну а нет – тоже убиваться не стану, я ведь прошёл инициацию! Не отсеялся в самом начале, не сошёл с ума, не погиб в свой первый резонанс. И самое главное – не сдался. Не сдался и добился поставленной перед собой цели. Всё остальное вторично.
Но – обидно.
Ни Инги, ни Аркадия отыскать не вышло – как видно, их уже увезли в город. Я без особого аппетита пообедал, получил мешок с вещами, переоделся и присоединился к остальным то ли ещё соискателям, то ли уже операторам, которые оккупировали тенистую часть двора. Во второй половине дня в здании стало не продохнуть, а на улице гулял хоть какой-то ветерок.
Разговоры почти не велись, в основном все сидели молча. Юноши не пытались впечатлить своими новыми способностями девушек, девушки не строили глазки и не кокетничали; все медленно приходили в себя после утомительных испытаний. Наверное, и поход в кинозал сказывался не лучшим образом: многие болезненно морщились и массировали виски. Ещё и жара…
Изредка подъезжали автобусы; иногда их сопровождали мотоциклы с установленными на колясках ручными пулемётами, иногда – открытые вездеходы с крупнокалиберным вооружением на турелях. Но не армейские: и на тех и на других неизменно белели эмблемы в виде стилизованной модели атома. Представители учебных заведений поднимали над головой таблички или попросту выкликивали нужные фамилии, грузили своих подопечных в транспорт и уезжали. На остальных это действовало угнетающе.
Меня забрали в числе последних. Уже поздним вечером нами битком набили два душных и прокалённых автобуса и повезли в город, не снизойдя до хоть каких-либо объяснений и пояснений. Их должны были дать уже на месте.
«На месте» оказалось комплексом новеньких двухэтажных домов на окраине Новинска. Территорию распределительного центра окружал высокий забор, попасть внутрь и выйти наружу можно было лишь через пропускной пункт. Плац, столовая, медчасть и основной корпус с вывесками «Администрация» и «Библиотека», за ним какие-то не до конца разобранные бараки. Вроде бы условия для проживания не из худших, но, когда после регистрации и скудного ужина нас разместили в длинном, казарменного типа помещении, стало откровенно не по себе. Очень это всё напоминало даже не армию, а исправительное заведение – то, которое закрытого типа, для малолетних правонарушителей.
Перед отбоем закреплённый за помещением дневальный велел выстроиться у кроватей – к нам пожаловало высокое начальство.
– Ровнее становитесь! Ровнее! – придирчиво потребовал он, а затем и сам вытянулся по стойке смирно и на одном дыхании выдал: – Ваше благородие, новоприбывшие для проведения инструктажа построены!
В казарму вошли двое: господин лет сорока в федоре и дорогом, определённо пошитом на заказ костюме и тип чуть постарше, назвать которого господином не повернулся язык. Бульдожье лицо, кряжистая фигура, военная выправка, да и пиджак кроем напоминал скорее китель. На голове – картуз.
Старорежимное обращение неприятно царапнуло слух, а выказываемое дневальным подобострастие заставило приглядеться к «их благородию» внимательней. Вытянутое лицо отличалось тонкими чертами, но при этом казалось волевым и, как принято говорить, породистым. Щёки были гладко выбриты, от левого уха под воротник сорочки уходил тонкий белый шрам. И слегка подёргивалось нервным тиком левое же веко. Осанка – будто шпагу проглотил или тросточку вроде той, что сейчас зажал под мышкой, но, в отличие от державшегося на шаг позади спутника, военного он ничем не напоминал.
«Из бывших», – решил я и сам поразился тому обстоятельству, сколько деталей сумел подметить за эти несколько секунд. Прежде подобной наблюдательностью похвастаться не мог, и дело было точно не в одном только избавлении от близорукости – помимо всего прочего каким-то неуловимым образом изменилось само восприятие окружающей действительности.
– Я – комендант распределительного центра, – объявил господин, – и вы какое-то, искренне надеюсь, очень недолгое, время пробудете здесь под моим попечением.
Холёное лицо оставалось бесстрастным, а вот слова буквально сочились презрением, но никому из нашей разношёрстной компании и в голову не пришло возмутиться; напротив – все стояли, затаив дыхание. И я – как все. Даже стало чуточку стыдно из-за собственного конформизма и захотелось назло всему выдать какую-нибудь дерзость, но справиться с этим необдуманным порывом оказалось предельно просто.
Благоразумие. Мне хотелось думать, что таким образом сказалось именно благоразумие.
– Правил немного: под категорическим запретом находятся нарушение установленного администрацией распорядка дня, воровство, драки и любая, подчёркиваю – абсолютно любая политическая агитация. Все замеченные в данных проступках понесут самое суровое наказание!
Благоразумными среди нас оказались не все. Кое-кому не хватило ума проникнуться серьёзностью момента и промолчать.
– И что нам сделают? – ухмыльнулся крестьянской внешности бугай, высоченный и широкоплечий, с натруженными руками. – Мы – сверхлюди!
Комендант брезгливо дёрнул плечом, и громилу сшибло с ног, протащило по крашеным доскам пола в конец помещения и хорошенько шибануло о стену. Там он и остался лежать. Вроде бы – живой.
Проделано всё оказалось столь виртуозно, что выброс силы не только не зацепил никого из соседей бедолаги, мы его даже и не почувствовали. Я – так уж точно. А значит, не смог бы и защититься. И осознание этого факта заставило замереть на месте подобно соляному столбу.
Как видно, к аналогичному выводу пришли и остальные, в казарме воцарилась полнейшая тишина. Никто и с ноги на ногу не переминался, а уж о своих конституционных правах, наверное, даже слишком громко подумать боялись.
– Вы не сверхлюди! – объявил нам комендант. – Вы даже не личинки сверхлюдей, иначе не оказались бы здесь! Вы просто – личинки! – Он заложил руки за спину и прошёлся по проходу, внимательно изучая остолбеневших соискателей. Передо мной задержался, но ничего не сказал, почти сразу двинулся дальше. – До обретения полного контроля над сверхэнергией трёхмесячный перерыв в посещениях Эпицентра с гарантией сводит способности к нулю без какой-либо возможности их реанимировать! Трёхмесячный арест – и вы снова никто!
Дойдя до конца помещения, комендант с презрением глянул на неподвижное тело, развернулся и пошёл обратно.
– И вот ещё что! Любое применение сверхспособностей во время нахождения в распределительном центре карается не менее строго, чем вышеперечисленные проступки!
Тут не выдержал молодой человек в форме какого-то провинциального лицея.
– Господин комендант… – Он поднял руку, будто находился на уроке, заметил, как переменился в лице окликнутый им мужчина, и спешно поправился: – Ваше благородие, разрешите обратиться! – Дождался благосклонного кивка и выпалил: – А если способности проявятся непроизвольно? Без всякого умысла? Что тогда?
– Всякое использование сверхспособностей будет признано умышленным! – последовал жёсткий ответ. – Начиная с сегодняшнего дня и до отбытия, станете получать препараты, временно подавляющие возможность оперирования сверхэнергией. Принимать их или нет – личное дело каждого. О последствиях вы предупреждены.
На этом инструктаж и завершился. Когда комендант покинул казарму, дневальный дал команду разойтись и дважды дунул в медный свисток. Почти сразу прибежали санитары с носилками, погрузили на них так и не очнувшегося бедолагу и уволокли в медчасть.
Следом принесли воду и пилюли, начали выдавать под роспись. Никто от них не отказался, в том числе и я. Поколебался немного, правда, стоит ли глотать непонятную химию, но в итоге решил проявить благоразумие. Пусть лунатизмом отродясь не страдал, только мало ли как нервотрёпка скажется? Долбану кого-нибудь во сне молнией – и что тогда?
Проглотил синюю горошину, запил глотком воды, разделся и забрался в кровать. Почему-то подумалось, что с зачисленными в учебные заведения абитуриентами обращаются совсем иначе. С этой мыслью и уснул.
Говорят, утро вечера мудренее, а вот меня после пробуждения ещё долго не оставляла сонливость, да ещё во рту стоял мерзкий привкус чего-то горько-лимонно-медикаментозного. Вне всякого сомнения, так проявлялись побочные эффекты принятого на ночь препарата, и я понадеялся, что больше в распределительном центре мне ночевать не придётся.
Соседи выглядели ничуть не лучше, многие зевали, кого-то дневальному и вовсе пришлось расталкивать и сгонять с кроватей, а потом чуть ли не волоком волочь в уборную. Умывание холодной водой разогнало туман в голове и придало бодрости, утро перестало казаться унылым, а перспективы – безрадостными. В конце концов, своего я добился – инициацию прошёл, дальше будет проще.
Гимназистская форма выглядела мятой и пыльной, но заменить её было нечем, оделся. Когда оправлял гимнастёрку, пальцы наткнулись на значок февральского союза молодёжи, и сразу вспомнились слова коменданта о запрете любой политической агитации.
Не потому ли он замедлил шаг, проходя вдоль строя? Да и глянул тогда как-то совсем недобро.
Снимать символ нашей организации не хотелось, это казалось чем-то постыдным, чуть ли не предательством идеалов. От одной только мысли, что повстречаюсь без него с Ингой, огнём загорелись щёки, но благоразумие оказалось сильнее стыда. Значок я снял. Просто не убрал в мешок, вместо этого перецепил на внутреннюю сторону клапана нагрудного кармана.
Вроде как замаскировался, а не принципами поступился.
Что заставило так поступить: страх или всё же благоразумие, не смог бы ответить даже самому себе. После вчерашней выходки коменданта грань между этими понятиями сделалась для меня чрезвычайно тонка.
Перед завтраком всех обитателей распределительного центра выстроили на плацу, набралось нас под две сотни. Больше всего оказалось крестьян, но их численное превосходство не было подавляющим: хватало и выходцев из рабочего класса, детей мещан и разночинцев. Наособицу небольшими компаниями сгруппировались смуглые черноволосые иноверцы, отпрыски торгашей и пограничного служивого люда. Девушки тоже стояли отдельно, они составляли никак не меньше трети от общего количества собравшихся.
– Смирно! – крик заставил выпрямиться и замолчать, но никто по струнке тянуться не стал, разве что несколько подхалимов из первых рядов.
Появился комендант. Он прошёлся по плацу, помахивая тросточкой, и лучи солнца заиграли на гранях хрустального навершия её рукояти. Никаких претензий к внешнему виду собравшихся высказано не было, нас будто сочли недостойными разноса, хоть поводов для него, судя по презрительно кривящимся губам «их благородия», имелось превеликое множество.
– Сегодня в полдень состоится вводная лекция, после начнётся ваше распределение по учебным и… прочим заведениям! – объявил комендант, сделав в конце фразы столь многозначительную паузу, что у меня засосало под ложечкой. – На завтрак шагом марш!
Несмотря на команду, выдержать подобие строя не получилось даже близко, но хоть не ломанулись к столовой неуправляемой толпой, а выдвинулись отрядами. У входа пришлось дожидаться своей очереди, зато обошлось без толчеи внутри.
Завтрак обилием отнюдь не поразил: стакан компота, ломоть вчерашнего хлеба, кубик масла, варёное яйцо. Всё.
Кто-то начал возмущаться, но его сразу урезонил паренёк из заехавших сюда на день раньше – как оказалось, нормально кормят уже после зарядки. И точно: по окончании завтрака нам велели бежать в казарму, раздеваться до трусов и возвращаться на плац.
– Дайте хоть пищу переварить! – возмутился дородный юноша в недешёвом костюме.
– Чтобы тебя, жирдяй, на солнцепёке удар хватил? – презрительно скривился назначенный нашему отряду староста. – Шевели булками!
Тучным возжелавший отдыха паренёк вовсе не был и, как мне показалось, вполне мог всыпать грубияну по первое число, но проглотил оскорбление и безропотно отправился переодеваться. Остальные потопали следом.
После вышли, выстроились, проводили заинтересованными взглядами девчонок в купальниках, которых повели куда-то за полуразобранные бараки на другую площадку. Посмотреть было на что, удивительно, как ещё никто вслед не засвистел.
Дальше всё пошло своим чередом: разминка, прыжки на месте с хлопками над головой, повороты корпусом, наклоны вперёд. Когда разогрелись, нас распределили на группы и погнали от одного спортивного снаряда к другому. Помахали трёхкилограммовыми гантелями, покачали пресс, отжались, подтянулись на турнике.
Десять подтягиваний и двадцать отжиманий мне дались с немалым трудом – очень уж жарко было, несмотря даже на раннее утро. Весь потом так и обливался.
Затем пришёл черёд трёхкилометрового кросса. За территорию не выпустили, накручивали круги вдоль забора. И вот это уже оказалось испытанием серьёзней некуда. Дыхание моментально сбилось, заныл пресс, закололо печень, в голове застучал пульс. Ещё и солнце палило на протяжении почти всей дистанции, редко где был тенёк, стало жарко, пересохла глотка, пот начал разъедать глаза.
Попытался – думаю, и не я один! – сжульничать и, наплевав на запрет, обратиться к сверхсиле, да только без толку: ощутить ток внешней энергии не вышло. Так дальше и бежал, едва переставляя ноги, но хоть не плёлся в числе отстающих. Кого-то даже обгонял. Иногда.
В итоге в казарму я заполз с языком на плече. Всё, чего хотел, – это принять душ и рухнуть в кровать, но не вышло.
– Эй, городской! – остановил меня среднего роста паренёк в косоворотке, плечистый и с мускулистым руками. – Стяни сапоги!
– Чего? – опешил я.
Читать бесплатно другие книги:
