Билли Саммерс Кинг Стивен
Имена большинства ребят Ника – ребят, которых Билли окрестил «вегасскими бандюганами» – заканчиваются на и, прямо как у персонажей Копполы или Скорсезе. Дана Эдисон – исключение. Рыжие волосы он убирает в тугой пучок на затылке, видимо, чтобы компенсировать недостающее спереди (его лоб напоминает летную полосу). Фрэнки Элвис, Поли и Реджи – мускулистые мальчики. Дана худощав и смотрит на мир сквозь очки без оправы. С первого взгляда он может показаться безобидным парнем, эдаким мистером Милкитостом[18], но голубые глаза за стеклами очков холодны и проницательны. Это глаза профессионального стрелка.
– Про Аллена новостей нет? – спрашивает Билли, когда все поужинали.
– Между прочим, есть, – отвечает Ник и тут же осаживает Поли: – Не вздумай закуривать здесь эту вонючку, в договоре аренды черным по белому написано: курение запрещено. Нарушение карается немедленным разрывом договора и штрафом в тысячу долларов.
Поли Логан удивленно смотрит на сигару, которую только что достал из кармана розовой рубашки «Пол Стюарт» – как будто не понимает, откуда она взялась, – и тут же убирает ее обратно, бормоча извинения. Ник вновь поворачивается к Билли.
– В четверг, после Дня труда, состоится очередное слушание по делу Аллена. Адвокат будет опять просить отсрочки. А вот получит он ее или нет… – Ник разводит руками. – Может быть. Но я слышал от друзей из Вегаса, что судья – та еще старая злыдня.
Фрэнк Макинтош смеется, потом, увидев хмурую мину Ника, резко умолкает и складывает руки на груди. Большую часть вечера Ник пребывает в скверном настроении. Ему, наверное, хочется обратно в Вегас, слушать «Воларе» в доисторическом исполнении какого-нибудь Фрэнки Авалона или Бобби Райделла.
– Говорят, лето здесь выдалось дождливое, Билли. Это правда?
– Иногда поливает, – отвечает Билли, вспоминая свою мидвудскую лужайку. Она теперь зеленая, как новенький стол для бильярда. Даже травка у дома номер 658 по Пирсон-стрит стала выглядеть лучше, а кирпичная челюсть бывшей железнодорожной станции спряталась в высоких сорняках.
– Если уж дождь пошел, то льет мама не горюй, – добавляет Реджи. – Не то что в Вегасе, босс.
– Ты сможешь стрелять в дождь? – спрашивает Ник. – Вот что меня беспокоит. И говори только правду, оптимистическую чушь оставь при себе.
– Если не польет как из ведра, смогу.
– Хорошо. Хорошо. Это радует. Будем надеяться, что ведра наверху припасут на потом. Пойдем в библиотеку, Билли, хочу еще кое-что с тобой обсудить. Потом отпущу тебя домой баиньки. Вы, ребята, займитесь чем-нибудь. Поли, если будешь курить на улице, не вздумай оставлять бычок на лужайке.
– Не вопрос, Ник.
– Я проверю.
Пол Логан и трое приезжих из Вегаса выходят на улицу. Ник ведет Билли в комнату, от пола до потолка заставленную книгами. Крошечные, хитро встроенные в полки точечные светильники льют струи света на собрания сочинений в кожаных переплетах. Сейчас бы порыться на этих полках – наверняка тут есть весь Киплинг и Диккенс, – но Билли, которого знает Ник, не проявляет интереса к книгам. Билли, которого знает Ник, садится в вольтеровское кресло и, распахнув глаза, внимательно смотрит на босса.
– Видишь Реджи и Дану в городе?
– Да. Иногда вижу. – Они разъезжают на фургоне коммунальных служб. Один раз этот фургон стоял перед «Башней Джерарда», на том самом месте, где в обед гнездятся все фургончики с едой. Парни возились с крышкой канализационного люка. В другой раз Билли приметил их на Холланд-стрит: они стояли на коленях и светили фонариком в водоприемную решетку. Выглядели они как полагается: серые комбинезоны, бейсболки с символикой муниципальных служб, рабочие сапоги.
– Скоро будешь видеть их чаще. Нормально они смотрелись?
Билли пожимает плечами.
Ник раздраженно спрашивает:
– Как это понимать?
– Вроде нормально.
– Лишнего внимания не привлекали?
– Кажется, нет.
– Хорошо. Хорошо. Фургон стоит здесь, в гараже. Пока они не каждый день на нем выезжают, но скоро будут каждый. Надо, чтобы они тут примелькались.
– Слились с пейзажем, – говорит Билли и расплывается в максимально тупой улыбке.
Ник наводит на него палец-пистолет. Билли знает, что это его фишка – наверное, подглядел у какого-нибудь другого вегасского бандюгана, – но ему не нравится, когда на него наставляют пушку, пусть даже ненастоящую.
– В точку! Хофф уже привез ствол?
– Нет.
– Ты его видел?
– Нет, и не стремлюсь.
– Хорошо. – Ник вздыхает и проводит рукой по волосам. – Тебе, наверное, надо сперва посмотреть инструмент, верно? Пристрелять его где-нибудь в поле?
– Можно, – говорит Билли. Но рисковать он не будет, даже где-нибудь у черта на куличках, где каждый дорожный знак давно изрешечен пулями. Произвести холодную пристрелку можно с помощью мобильного приложения и лазерного патрона, который продается на «Амазоне».
Ник подается вперед, сцепив руки на своем внушительном брюхе. Лицо у него по-дружески озабоченное. Билли кажется, что так он особенно похож на предателя.
– Как идут дела в этом… как его… Мидвуде?
– Мидвуд, ага. Хорошо идут.
– Знаю, это жопа мира, но что поделать. Игра стоит свеч.
– Да. – Вообще-то Мидвуд ему очень даже по душе.
– Сидишь тихо, не высовываешься?
Билли мотает головой. Нику вовсе не обязательно знать про вечера с «Монополией» и бургеры на заднем дворе. И про посиделки в баре с Фил Стэнхоуп. Посвящать Ника в свои дела он не будет – ни сейчас, ни потом.
– Ты обдумал план побега, который я тебе расписал? Видишь ли, парни готовятся. Реджи звезд с неба не хватает, а вот Дана у нас мозг. И оба умеют водить машину.
– Я просто должен забежать за угол, так? И прыгнуть в фургон.
– Да. И переодеться в серый комбинезон коммунальщика. Вы подъезжаете к копам и спрашиваете, нельзя ли им помочь – распределять потоки людей или еще чем. – Можно подумать, Билли про это забыл. – Если они согласятся – вряд ли, конечно, но мало ли, – сразу беритесь за работу. В любом случае к вечеру ты будешь за пределами штата, по дороге в Висконсин. А то и раньше. Что думаешь?
Билли видит картинку: он не едет в Висконсин, а лежит с простреленной башкой в канаве, среди пустых банок из-под пива и коробок от «Биг Маков». Картинка очень ясная и четкая.
Он улыбается – ухмыляется – Нику и говорит:
– План хороший. Я б и сам лучше не придумал.
Это вранье, конечно. То, что он придумал, со всех сторон выглядит идеально – не подкопаешься. Риски есть, но минимальные. И Нику знать про этот план не нужно. Да, наверное, он разозлится, но вряд ли сильно – дело-то сделано.
Ник встает.
– Вот и славно. Рад тебе помочь, Билли. Ты хороший человек.
Нет, плохой, и ты тоже.
– Спасибо, Ник.
– Последнее дело, а? Решил завязать?
– Да.
– Ну, иди сюда, бамбино, давай обнимемся.
Билли обнимается.
Не то чтобы он совсем не доверяет Нику, думает он в машине по дороге к желтому домику. Просто себе он доверяет больше. Так всегда было и всегда будет.
4
Пару дней спустя в дверь его маленького офиса кто-то стучит. Билли в это время пишет, с головой нырнув в прошлое. Отчасти это прошлое принадлежит Бенджи Компсону, но в основном – ему самому. Он сохраняет документ, закрывает его и подходит к двери. Это Кен Хофф. С тех пор как они виделись в июне, он сбросил фунтов десять, не меньше. Облезлая бороденка стала еще облезлее. Может, он до сих пор думает, что она придает ему сходство с крутым героем боевика, но Билли кажется, что он похож на жертву пятидневного запоя. Запах изо рта только усиливает впечатление. Никакие мятные конфеты не перебьют рюмашку-другую, опрокинутую Хоффом перед визитом в «Башню Джерарда» – в десять сорок утра. Галстук у него нарядный, а вот рубашка несвежая и с одной стороны выбилась из брюк. Ходячая катастрофа, думает Билли.
– Здорово, Билли!
– Дэйв, помнишь?
– Да, точно, Дэйв. – Хофф оглядывается по сторонам – не услышал ли кто его оговорку. – Можно войти?
– Конечно, мистер Хофф, – говорит он, отходя в сторону. Называть по имени человека, у которого снимаешь помещение, – не в его привычках.
Хофф еще раз оглядывается и входит. Они стоят в небольшой комнатке, которая в настоящем офисе была бы приемной. Билли закрывает дверь.
– Чем могу помочь?
– Нет-нет, ничего не нужно, все в порядке. – Хофф облизывается, и до Билли доходит, что он его боится. – Просто зашел узнать, все ли у вас, ну… в порядке. Не надо ли чего.
Ник заставил его прийти, думает Билли. Зачем? Ты не понравился нашему исполнителю, и это плохо, исправляйся.
– Только одно, – говорит Билли. – Вы ведь обеспечите меня инструментом, верно? – Имеется в виду «M-24». Та, которую Хофф назвал «Ремингтон-700».
– Все под контролем, все под контролем, мой друг. Вам ее сейчас привезти или…
– Нет. Наши общие друзья сообщат, когда придет время. А до тех пор припрячьте ее в надежном месте.
– Без проблем. Она у меня…
– Я не хочу знать. Пока не хочу. – Довольно для каждого дня своей заботы[19], думает Билли. Сегодня ему нужно только одно: вернуться к тому, чем он занимался. Он даже не представлял, как это здорово – писать.
– Ага, понял. Слушайте, давайте как-нибудь сходим в бар, выпьем?
– Не очень хорошая идея.
Хофф улыбается. Вероятно, это даже мило, когда он в своей стихии, но не сейчас. Сейчас он в одной комнате с наемным убийцей. И это только часть беды. Хофф чувствует, что конец близко, но вовсе не потому, что подозревает в чем-то своих подельников, которые собираются повесить на него всех собак. Должен подозревать, но пока не подозревает. Возможно, ему просто не по силам такое представить – как Билли не в силах представить себе черные дыры.
– Бросьте, мы вполне можем появиться на людях вместе. Вы же писатель, в конце концов. Мы люди одного социального круга.
Что бы это ни значило, думает Билли.
– Я не о себе думаю, а о вас. У людей возникнут вопросы. Потом. Да, конечно, вы можете сказать, что ничего не подозревали, но будет лучше, если вопросов не возникнет вовсе.
– Хорошо. У нас ведь все нормально, Билли?
– Я Дэйв. Пожалуйста, постарайтесь это запомнить и больше не ошибаться. Да, конечно, все нормально, а что? – Билли удивленно таращит глаза – фирменное выражение его «тупого я».
Сработало. На сей раз Хофф улыбается поприятней – хотя бы губы не облизывает.
– Дэйв, Дэйв отныне и навсегда! Больше не забуду. Вам точно ничего не нужно? Знаете, у меня же свой кинотеатр – «Кармайк-синема» в торговом центре «Саутгейт». Девять залов, а в следующем году и «Аймакс» будет. Если хотите, выдам вам пропуск…
– Было бы просто замечательно.
– Супер! Я сегодня же прине…
– Лучше пришлите по почте, ладно? Или сюда, или домой на Эвергрин-стрит. Адрес у вас есть?
– Да, да, конечно. Ваш агент мне его дал. Все главные картины, знаете ли, выходят летом.
Билли кивает – как будто ему и впрямь не терпится увидеть на большом экране, как актеры пыжатся в супергеройских костюмах.
– А еще, знаете, Дэйв, у меня есть эскорт-сервис. Очень милые девушки, умеют держать язык за зубами. Я буду рад…
– Лучше не надо. Тише воды, ниже травы, помните? – Он открывает дверь. Хофф не просто неосторожен, он прямо-таки напрашивается на неприятности.
– Ирв Дин вас не обижает?
Охранник на стойке внизу.
– Нет, что вы. Мы с ним иногда сравниваем лотерейные билеты.
Хофф смеется – слишком громко – и тут же вновь с опаской озирается по сторонам. Интересно, думает Билли, Кен Хофф уже загремел в списки недобросовестных плательщиков Колина Уайта и его коллег по КАЛу? Скорее всего нет. Те, кому задолжал Кен – а он задолжал по-крупному, Билли в этом не сомневается, – не звонят тебе по телефону. В какой-то момент они просто приходят, топят твою собаку в бассейне и ломают тебе пальцы на той руке, которой ты не выписываешь чеки.
– Хорошо. Это хорошо. А Стив Бродер вам как? – В ответ на непонимающий взгляд Билли: – Управляющий.
– В глаза его не видел, – говорит Билли. – Слушайте, Кен, спасибо, что заглянули. – Билли кладет руку ему на плечо, выводит его в коридор и разворачивает к лифтам.
– Да не за что. Все придет в лучшем виде, будьте спокойны.
– Не сомневаюсь.
Хофф уходит, но Билли не успевает даже выдохнуть, как тот уже идет обратно. В глазах – нескрываемое отчаяние.
– Слушайте, Билли, вы точно на меня не в обиде? – тихо говорит он. – Вы простите, если я чем-то вас задел или взбесил…
– Да все отлично, бросьте! – заверяет его Билли, а сам думает: этот парень рванет в любой момент. И когда это случится, пострадает не заказчик и не посредник – Ник Маджарян, – а я.
– Просто мне очень нужно это дело, поймите, – вкрадчиво продолжает Хофф. От него разит мятными пастилками «Сертс», перегаром и одеколоном «Крид». – Представьте, что я квотербек. Все, кому я могу передать мяч, закрыты, но тут – о чудо! – открывается возможность для паса, и я… понимаете, я…
Прямо посреди этой вымученной метафоры открывается дверь юридической фирмы. Выходит Джим Олбрайт. Он направляется в уборную. Увидев Билли, он приветственно поднимает руку, и Билли поднимает руку в ответ.
– Я понял, – успокаивает он Хоффа. – Все будет хорошо, вот увидите. – И, поскольку ничего лучше в голову ему не приходит, добавляет: – Тачдаун не за горами.
Хофф расплывается в улыбке.
– Мяч на ленточке! – восклицает он, потом хватает Билли за руку, трясет ее и по возможности бодрой походкой устремляется к лифтам.
Билли смотрит, как он заходит в лифт и уезжает. Может, сбежать прямо сейчас? Купить подержанную тачку на имя Далтона Смита и дать деру?
Впрочем, никуда он не сбежит. И оставшиеся полтора миллиона – только одна причина. А вот то, что дожидается его в кабинете/конференц-зале, – вторая. И она даже поважнее первой. Больше всего на свете Билли сейчас хочет не играть в «Монополию», не пить пиво с Доном Дженсеном, не переспать с Фил Стэнхоуп и не пристрелить Джоэла Аллена. Больше всего на свете Билли хочет писать. Он садится и включает ноутбук. Открывает нужный документ и проваливается в прошлое.
Глава 7
1
Я подошел и сказал себе, что мне наверное придется выстрелить еще раз. И я бы выстрелил. Он был мамин хахаль но он поступил плохо. С виду он был мертвый но я хотел убедиться и вот я послюнил руку как следует и подношу к его рту и носу – хочу понять осталось ли в нем еще дыхание. Не осталось. Так я понял что он точно умер.
Я знал что делать дальше но сперва подошел к Кэсси. Я еще надеялся но она тоже умерла. Конечно умерла. С таким проломом в груди не живут. Но я все равно послюнил руку и поднес к ее губам. В Кэсси дыхания тоже не осталось. Я обнял ее и заплакал вспоминая как говорила мама уходя в прачечную: приглядывай за сестрой. Только я не доглядел. Я должен был застрелить этого гада раньше, вот тогда бы я доглядел. И за мамой тоже доглядел бы, потому что гад иногда бил и ее. А она только смеялась над своими фингалами или разбитой губой и говорила: да мы просто устроили возню Бенджи вот мне и прилетело случайно. Так я ей и поверил. Даже Кэсси не верила а ей всего 9.
Я наплакался и пошел к телефону. Он работал. Он не всегда работал но в тот день работал потому что за телефон было уплочено. Я набрал 911 и ответила какая-то тетенька.
Я сказал здрасьте меня зовут Бенджи Компсон и я убил маминого хахаля потому что он убил мою сестру. Тетька спросила точно ли он умер. Я сказал: да точно. Она спросила мой адрес. Я его назвал: трейлерный парк Хиллвью, Скайлайн-драйв, 19. Тетька спросила: твоя мама дома? Я сказал нет, она в прачечной Эдендейл, она там работает. Тетька спросила точно ли моя сестра умерла. Я сказал да, потому что он топтал ее сапогами и проломил ей грудь. Я сказал что послюнил руку и проверил нет ли дыхания и его нет. Она сказала: хорошо сынок сиди дома полиция скоро приедет. Я сказал спасибо мэм.
Вы можете подумать что полиция уже приехала, ведь там был выстрел и все такое, но наш трейлерный парк на самом отшибе и народ вечно отстреливает всяких оленей, енотов и сурков у себя в саду. К тому же это Теннесси и местные любят пострелять. Хобби у них такое.
Тут я что-то услышал, как будто мамин хахаль встал и побежал на меня хотя он умер. Я знал что так не бывает но я сразу вспомнил кино на которое я тайком прошмыгнул в кинотеатр. И Кэсси с собой протащил. На самых ужасных местах она закрывала глаза а потом ей снились кошмары и я понял что поступил плохо. Не надо было брать ее с собой в кино. Не знаю зачем я ее взял. Мне иногда кажется что во всех людях есть что-то плохое и оно иногда выходит наружу как кровь или гной. Если б можно было все переиграть я бы не повел ее на тот фильм. А маминого хахаля все равно застрелил бы. Он был плохой очень плохой человек, потому что убил такую маленькую безобидную девочку. Я все равно его убил бы, даже если меня потом отправили бы в исправительную школу.
Вобщем зомби бывают только в ужастиках. Мамин хахаль умер, я убил его насмерть. Я стал думать не накрыть ли Кэсси простынкой или одеялом но потом решил, нет. Это будет слишком грустно и ужасно. Поэтому я позвонил в круглосуточную прачечную, номер которой был прилеплен скотчем к стене рядом с телефоном. Тетя в трубке сказала: «Круглосуточная прачечная», и я сказал что меня зовут Бенджи Компсон и я хочу поговорить с моей мамой Арлин Компсон, она работает на отжиме. Она спросила срочное ли у меня дело. Я сказал: да мэм очень срочное. Она сказала что у них аврал и работать некому, что же это за дело такое срочное. Я подумал что она гадкая и нехорошо лезть в чужие дела, может просто потому что я был не в себе хотя врятли. Я сказал что моя сестра умерла. Это очень срочно. Она охнула: боже мой как же так? Я сказал: позовите пожалуйста мою маму. Потому что мне надоела эта гадкая тетка.
Я стал ждать. Потом трубку схватила моя мама и задыхаясь спросила: Бенджи что случилось? Надеюсь, ты меня не разыгрываешь? Я подумал что всем было бы лучше если б это был такой глупый розыгрыш но нет. Я сказал что ее хахаль пришел пьяный со сломанной рукой и убил Кэсси и меня тоже пытался убить но я его застрелил. Я сказал что сейчас приедет полиция и уже слышно вой сирен поэтому приходи пожалуйста домой и не дай им забрать меня в тюрьму потому что это он виноват а не я.
Потом я сел на верхней ступеньке нашего трейлера. Только это были не ступеньки а просто цементные блоки из которых прошлый мамин хахаль сделал ступеньки. Прошлого звали Мильтон и он был неплохой. Я хотел чтобы он остался но он ушел. Не стал брать на себя ответственность за двух детей сказала мама. Как будто это мы виноваты. Как будто мы хотели чтобы она нас родила. Вобщем я пошел и сел на ступеньку потому что не хотел сидеть в трейлере рядом с мертвыми. Я все спрашивал себя неужели это правда неужели Кэсси умерла и говорил сам себе: да, это правда.
Приехали первые копы и я им рассказывал что случилось когда прибежала моя мать. Копы не хотели пускать ее внутрь но она все равно вошла и увидела Кэсси и закричала и застонала да так громко что мне пришлось заткнуть уши. Я был очень зол на нее. Я думал: а чего ты ждала? Он и раньше нас бил и тебя тоже бил, чего ты ждала? Рано или поздно плохие люди поступают плохо, даже дети это понимают.
К тому времени все наши соседи вышли на улицу и глазели. Один полицейский был добрый. Он посадил меня в полицейскую машину куда соседи не могли так просто заглянуть и обнял меня. Еще он сказал что у него есть конфеты в бардачке и не хочу ли я конфету. Я ответил нет спасибо. Он сказал хорошо Бенджи, тогда просто расскажи мне что случилось. И я рассказал. Не знаю сколько раз я потом рассказывал эту историю но очень много раз. Вобщем я расплакался и коп снова меня обнял и назвал меня смелым мальчиком и сказал что зря моя мама связалась с этим уродом.
Пока я сидел в машине и рассказывал что случилось к нашему трейлеру подъехало еще несколько машин и фургон с надписью «КРИМИНАЛИСТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ПОЛИЦИИ МЭЙВИЛЛА». Один коп из фургона начал все фотографировать и я потом видел несколько его снимков на слушании. Только фотки трупов мне не показали. Уж не знаю почему в суде решили что мне нельзя смотреть на фотки трупов я ведь уже видел их своими глазами. Вобщем я это к чему, одну из фотографий потом напечатали в газете: рассыпанное по полу обугленное печенье. А ниже заголовок: ЕЕ УБИЛИ ИЗ-ЗА ПЕЧЕНЬЯ. Я его запомнил навсегда потому что это ужасно и это правда.
Мне пришлось идти в суд. Вместо судьи за столом сидели три человека, два дядьки и одна тетка. Они были похожи на учителей и говорили как учителя. Больше в комнате никого не было, только они моя мама и полицейские которые тогда первыми подъехали к нашему трейлеру. На «место» как они говорили. Такого адвоката как в сериале закон и порядок по ТВ у нас не было да нам он был и не нужен. Тетка сказала мне что я храбрый мальчик а маме чтобы мы обратились к психологу. Моя мама ответила что это хорошая идея но потом в машине возмущалась мол некоторые думают что деньги на деревьях растут.
Мы стали уходить и я думал все уже кончилось но потом один из дядек нас остановил. Минуточку миссис Компсон, сказал он. Я хочу вам кое-что сказать. Вы должны понимать что часть вины лежит и на ваших плечах. Потом он рассказал нам историю про то как скорпион упросил сердобольную лягушку перевезти его на спине через реку но на середине реки скорпион ужалил лягушку и та спросила, зачем ты это сделал, теперь мы оба утонем. Я жалю потому что такова моя природа. Ты ведь знала что я скорпион но все равно согласилась перевезти меня через реку.
И потом дядька сказал: миссис Компсон вы подобрали скорпиона и он ужалил вашу дочку. Вы и сына могли потерять. Он выжил но теперь всю жизнь будет нести этот груз. Мой вам совет: если опять повстречаете скорпиона не подбирайте его а давите как таракана.
Мама вся стала красная и сказала как вы смеете. Я никогда бы не стала рисковать жизнью своих детей если бы знала что такое может случиться. Он сказал, мы не лишили вас родительских прав только потому что не можем доказать обратное. Но я буду очень удивлен, если до сих пор вы ни разу не сталкивались с проявлениями жестокой натуры мистера Рассела.
Мать заплакала и мне тоже захотелось. Она сказала вам легко говорить вы-то в белом. Когда вы последний раз пахали двое суток подряд чтобы просто купить детям еды? Он сказал: речь сейчас не обо мне миссис Компсон. Вы потеряли одного ребенка по собственной неосмотрительности, не потеряйте и второго. Слушание окончено.
2
В один из дней этого лета – лета множества личностей – Билли перечитывает историю о смерти Боба Месса и последовавшего за этой смертью судебного слушания. Затем подходит к окну и видит, что к суду подъехала машина шерифа. Из нее выходят два копа в коричневой форме и ждут, когда с заднего сиденья выберется арестант. Он тощий и оборванный, в джинсах-карго с провисшим задом и ярко-фиолетовой толстовке – слишком теплой для такой жары – с логотипом футбольной команды «Арканзас рейзорбэкс». Даже с пятисот ярдов видно, что это не уголовник, а безобидное унылое чмо. Копы с двух сторон берут его под руки и ведут по широким ступеням наверх, навстречу правосудию. Именно такой выстрел Билли должен будет сделать, когда (и если) придет время, но в данный момент он почти ничего не видит. Он обдумывает свою историю.
Изначально он собирался просто рассказать ее от имени «тупого я», но история превратилась в нечто большее. Он понял это только сейчас, прочитав ее на свежую голову. «Тупое я» никуда не делось, любой (Ник и Джорджо, например) скажет, что автор туповат и читает в основном журналы «Стар», «Инсайд вью» и веселые картинки про Арчи. Но не все так просто. Это голос его «детского я». Прежде Билли никогда не приходило в голову писать этим голосом; его будто гипнозом закинули обратно в детство. Может, в этом и есть суть творчества, когда ты пишешь о чем-то важном.
А так ли оно важно? Ведь его историю прочтут только он сам да пара вегасских бандюганов, которые, вероятно, давно потеряли интерес к его писанине.
– Да, важно, – говорит Билли окну. – Важно, потому что это – мое.
И потому что это чистая правда. Он чуть изменил имена – Кэти стала Кэсси, маму звали не Арлин, а Дарлин, – но в остальном все так и было. Маленький Билли рассказывает правду. Ему никогда еще не давали права голоса, даже на том слушании. Он отвечал на вопросы опеки, но никто не спросил, каково ему было обнимать Кэти с проломленной грудью. Никто не спросил, каково это – когда тебе велели приглядывать за сестрой и ты провалил самое важное задание на свете. Никто не спросил, каково держать мокрые пальцы у губ и носа мертвой сестры и все равно надеяться, хотя никакой надежды нет. Никто не узнал, что отдача пистолета вызвала у него отрыжку, будто он слишком быстро проглотил стакан лимонада. Даже обнявший его коп не задавал ему подобных вопросов, и какое же облегчение – наконец-то дать этому голосу волю!
Он возвращается к открытому «макбуку» и садится. Смотрит на экран. Думает: когда доберусь до рассказа про дом Степенеков – назову его «дом Спеков», – голос может стать чуть взрослее. Ведь я и сам немного повзрослел.
Билли начинает печатать, поначалу медленно, потом все быстрее. А вокруг – по-прежнему лето.
3
После слушания мы с мамой поехали домой. Похоронили Кэсси. Не знаю кто похоронил хахаля и мне плевать. Осенью я вернулся в школу, и некоторые дети меня дразнили называли «Бенджи Пиф-Паф» и я остался на второй год. Не потому что дрался, а потому что часто прогуливал и мама сказала пора мне поумнеть если я не хочу загреметь в сиротский приют. Я не хотел и в следующем году учился более-менее. Так что я был не виноват что меня отправили в дом Спеков, в этом была виновата моя мама.
После смерти Кэсси она начала пить, обычно пила дома но иногда ходила по барам и приводила с собой мужиков. По мне так все они были похожи на плохого хахаля. Козлы вобщем. Не знаю почему мать снова и снова выбирала себе таких мужиков после того что случилось с Кэсси. Она была как собака которая блюет и потом съедает свою же блевотину. Знаю как это звучит, но нет, я не возьму свои слова обратно.
С теми мужиками (их было минимум трое может пятеро) она шла к себе в спальню и говорила что они там возятся но к тому времени я уже знал что они трахаются. Однажды вечером она пила дома и решила сгонять в «7–11» за коробкой «Чизитс» и на обратном пути ее остановили. Арестовали за вождение в нетрезвом виде и посадили на сутки. В тот раз ее тоже не лишили родительских прав, зато водительские отобрали на полгода и в прачечную она стала ездить на автобусе.
Через неделю после того как ей вернули права полиция опять остановила ее за вождение в нетрезвом виде. Снова было слушание, на сей раз про меня, и представьте себе за столом сидел тот же дядька который рассказывал нам историю про скорпиона и лягушку, а с ним еще двое но уже других. Он сказал опять вы. Мама сказала да опять я и вы знаете что я потеряла дочь. Знаете что мне пришлось пережить. Дядька сказал да знаю и вижу что вы не усвоили урок миссис Компсон. Мама сказала вам никогда меня не понять. На сей раз она пришла с адвокатом, но он почти все время молчал. Потом она устроила ему взбучку и спросила за что она платит ему деньги. Адвокат сказал миссис Компсон я не знаю, как вас защищать. Она сказала вы уволены. Он сказал вы не можете меня уволить потому что я ухожу сам.
Когда через день мы вернулись в суд нам объявили что меня устроят на патронатное воспитание в чужой дом – дом Спеков – потому что моя мать не может справляться с родительскими обязанностями. Она сказала вы скоты и сволочи и я доведу это дело до верховного суда. Дядька который рассказывал про лягушку и скорпиона спросил употребляет ли она спиртное. Мама ответила поцелуй меня в зад, жирный урод. Он не стал отвечать ей тем же, но сказал у вас есть 24 часа чтобы собрать вещи Бенджи миссис Компсон и попрощаться с сыном. Ему будет легче, если хотя бы сегодня вы не будете пить. Потом этот дядька и еще двое ушли.
Мы сели в автобус и поехали домой. Мама сказала мы с тобой убежим Бенджи. Мы уедем в другой город и поменяем имена. Начнем жизнь сначала. Но наутро мы никуда не уехали и это был мой последний день в трейлерном парке «Хиллвью», последний день с мамой. Приехал коп из полиции округа чтобы отвезти меня в дом Спеков. Я надеялся что это будет тот же коп который обнимал меня, но это был не он. Хотя помощник шерифа Малкин тоже оказался неплохой.
Вобщем на трезвую голову мама решила не артачиться. Она сказала копу что не собрала мои вещи потому что не верила что это действительно произойдет. Дайте мне 15 минут. Коп сказал хорошо и ждал на улице пока она набивала баул моей одеждой. Потом она сделала мне два сэндвича с арахисовым маслом и джемом и положила их в пакет для обедов и велела мне быть хорошим мальчиком. Потом она заплакала и я тоже. Это она была виновата что я уезжаю во всем была виновата она – не надо было подбирать скорпиона и бухать и оправдываться смертью Кэсси – но я все равно плакал потому что любил ее.
Когда мы вышли на улицу, коп сказал что мне наверняка разрешат позвонить ей из дома Спеков в Эвансвилле. Мама велела позвонить соседке миссис Тиллитсон и объяснила копу что наш телефон пока не работает. Значит, она опять за него не заплатила. Помощник Малкин сказал отличный план и велел мне обнять маму на прощанье. Я обнял. И понюхал ее волосы, потому что они всегда хорошо пахли. До Эвансвилла мы ехали часа два. Я сидел впереди. Сразу за передними сиденьями была решетка, которая превращала заднюю часть салона в клетку. Коп сказал если я не буду попадать в переделки то никогда не поеду сзади. Он спросил: ты же не будешь попадать в переделки? Я ответил нет а сам подумал: когда копы везут тебя в приют – это уже переделка.
Я съел 1 из сэндвичей с арахисовым маслом и джемом и увидел что мама положила в пакет фаршированное яйцо и снова заплакал – представил мамины руки, когда она это делала. Полицейский погладил меня по плечу и сказал, все образуется, сынок. У него на груди была бирка с именем «Ф.У.С. Малкин». Я спросил что такое Ф.У.С., подумал что это какое-то звание. Он сказал что это его имя, что зовут его Франклин Уинфилд Скотт Малкин, но ты можешь называть меня Фрэнк, Бенджи.
Тогда я не плакал но он наверное увидел что мне грустно и немного страшно, потому что опять погладил меня по плечу и сказал все будет хорошо, Бенджи. Там полно хороших ребят. Они все ладят между собой и ты с ними тоже поладишь если будешь хорошо себя вести. Я знаю все патронатные семьи в округе и поверь мне Спеки не самые плохие. Не лучшие, но никаких проблем с ними никогда не было. А я такого насмотрелся на своем веку. Будь паинькой, не выделывайся и все будет хорошо.
Я сказал что скучаю по маме. Он сказал конечно скучаешь. Вот она одумается вернется на землю и опека назначит новое слушание и тебя вернут домой. А пока она может приезжать к тебе в среду вечером и в любое время по субботам и воскресеньям, до 7 вечера. Скажи ей об этом, когда позвонишь.
Только вот моя мама на землю так и не вернулась. Она продолжала бухать и завела себе хахаля который подсадил ее на мет. А когда ты употребляешь мет, очень сложно вернуться на землю – потому что ты все время улетаешь. Поначалу мама довольно часто меня навещала, потом стала навещать реже, потом совсем редко и в конце концов исчезла. Когда я видел ее в последний раз, она была без зубов и с грязной головой. Она сказала мне так стыдно что я таком виде. Я сказал мне тоже стыдно. Я сказал: видок у тебя просто жуть. К тому времени я стал подростком, а подросток, когда ему больно, скажет что угодно, лишь бы причинить боль.
Дом Спеков находился в сельской местности. Хлипкий но огромный, куча комнат, 3 этажа. А то и 4. Снаружи он выглядел неплохо, но внутри прямо рассыпался. Отовсюду текло и дуло, особенно зимой. Дубак был адский. Все равно что дрючить шлюху в холодильнике, говорила Ронни. Но сначала я не понял что дом старый и хлипкий, снаружи он выглядел как новенький – ярко-красный с голубой каемочкой. Вскоре я узнал, что приемные дети Спеков перекрашивали его каждый год, получая за работу по два бакса в час. На моей памяти он был сперва красный с голубым, потом зеленый с белым, потом желтый с зеленым. Теперь поняли, почему мы с Ронни прозвали его Домом Вековечной Краски? В тот год когда я подался в морпехи он снова стал красным с голубым. Ронни говорила эта развалюха только на краске и держится, Бенджи. Это была шутка, она вообще была шутница, но ведь дом действительно разваливался на части. Наверное в каждой шутке есть доля правды и именно это делает шутку смешной.
Помощник шерифа Ф.У.С. Малкин сказал, что Спеки – не лучшие, но и не худшие, и это тоже оказалось правдой. Я прожил у них 5 лет, а потом записался в морпехи, и за все это время миссис Спек ни разу меня не ударила, разве что пару раз хлестнула тряпкой или полотенцем по лицу, и она никогда не била малышей вроде Пегги Пай (шестилетка, которой один глаз выжгли сигаретой). К тому же миссис Спек хлестала меня только за дело. Другим детям тоже доставалось очень редко, буквально пару раз. Однажды Джимми Дайкмэн разбил зимнюю оконную раму, кинув в нее камень. А в другой раз Сара Пибоди танцевала вокруг Пегги и пела: «Пегги Пай, Пегги Пай, ты взгляни скорей на нас! Пегги Пай, Пегги Пай кто-то вышиб левый глаз!» Миссис Спек это увидела и тут же влепила ей пощечину. Сара была злая. Плохая. Как-то я спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет, и она ответила: Я стану девочкой по вызову чтобы со знаменитостями чпокаться и трясти с них деньги. Потом она засмеялась типа это шутка. Может правда пошутила.
Спеки были самые обычные люди, не плохие и не хорошие. Жили на деньги, которые получали от государства. Проходили все нужные проверки. Мы ездили в школу на автобусе, всегда чисто и опрятно одетые. Когда я решил пойти в морпехи, мистер Спек даже поехал со мной в суд, чтобы меня окончательно вывели из-под опеки матери, а законным опекуном сделали его. Тогда он мог подписать нужные бумаги, чтобы я стал морпехом в 17, а не ждал до 18. Я думал может моя мама все-таки появится в суде, но она не появилась. Да и откуда ей было знать, что будет суд? Я мог ей сообщить да только она давно уехала из трейлерного парка и из той квартиры где какое-то время жила с хахалем, подсадившим ее на мет. После двух слушаний мистер Спек сказал: Да поможет тебе Бог, Бенджи, ведь теперь ты сам по себе и можешь делать, что хочешь. Я ответил что не верю в Бога, а он сказал мол еще поверишь, всему свое время.
Какой урок я усвоил в Доме Вековечной Краски? Люди делятся не на две категории – плохие и хорошие, – так я думал в детстве, когда получал большую часть знаний о мире и людях из телевизора. На самом деле категорий три. Третья – это люди, которые не выделываются (помните совет Ф.У.С. Малкина?). Так вот почти все люди на свете именно такие и я их называю серыми. Они тебя не обижают (по крайней мере нарочно) но и помогать тебе не хотят. Они говорят делай что хочешь и да поможет тебе Бог.
Думаю в этом мире надо помогать себе самому.
Когда я приехал в Дом Вековечной Краски, там жили 14 детей включая меня. Ронни сказала это хорошо, потому что 13 несчастливое число. Самая младшая была Пегги Пай которая до сих пор иногда мочила штанишки. Еще были близнецы Тимми и Томми, тоже лет 6 или 7. Самому старшему парню – Глену Даттону – было 17 и он ушел в армию вскоре после моего приезда. Только ему не пришлось просить мистера Спека стать его законным опекуном и подписать бумаги, потому что это сделала его мать, потому что Глен пообещал высылать ей часть довольствия. Глен сказал нам с Ронни что эта сучара готова хоть в рабство его сбагрить, если ей посулят за это денег. Глен был здоровяк и мастер ругаться, даже круче чем Ронни (а она ругалась так, что стены краснели), но младших никогда не обижал. И кистью махал будь здоров, всегда красил на самой верхотуре.
Когда помощник шерифа Малкин подъехал на своей машине к дому, я чуть не ослеп от того, что увидел по соседству. Там была свалка битых машин. Огромная, насколько хватает глаз. Сотни машин. Ими был завален весь склон холма с нашей стороны, а потом я узнал, что и с другой стороны тоже. Чем дальше – тем старше и ржавее были драндулеты. Солнце отражалось от лобовух тех машин, у которых еще были лобовухи. Примерно в половине км от дома Спеков стоял зеленый магазин автозапчастей сколоченный из профлиста. Внутри кто-то работал ниматическими дрелями и отвертками. Спереди висела вывеска «ЗАПЧАСТИ СПЕКА. МЕЛКИЙ РЕМОНТ. ВЫГОДНЫЕ ЦЕНЫ».
Помощник шерифа Малкин сказал что этот магазинчик принадлежит брату Спека, ну и халупа, правда? Он стоит прямо за границей округа поэтому власти ничего не могут ему предъявить. А дом Спеков стоит у границы, вот почему ему пришлось обнести все рабицей. Я тебе это объясняю чтоб ты не думал будто ты в тюрьме. Автомобильное кладбище – опасное место, Бенджи. Оно не просто так под запретом. Даже не думай туда ходить, ясно? Я сказал хорошо, но конечно мы туда ходили. Я, Глен, Ронни и Донни. После отъезда Глена – я и Ронни, иногда Донни. А потом Ронни сбежала, и я стал ходить один. Иногда я гадаю куда ее в итоге занесло. Надеюсь у нее все хорошо. Без нее мне грустно. Может поэтому я и подался служить, но если честно я так и так это сделал бы.
За 5 лет, что я был подопечным Спеков, я 3 раза видел как дом меняет окраску. Были и другие события которые мне запомнились, например когда меня отстранили от занятий за драку. 2 мальчишки опять назвали меня Бенджи Пиф-Паф, они и раньше так делали но тут прямо до белого каления меня довели. Они были старше и сильнее, но я не убежал даже когда один из них поставил мне фингал а второй чуть нос не разбил. Этого второго я потом проучил. Звали его Джаред Кляйн, и однажды я спустил ему штаны так что все увидели его трусы с пятнами мочи. Потом его еще долго дразнили – и поделом.
Еще я запомнил, как Пегги Пай увезли в больницу с воспалением легких. А через неделю или 10 дней миссис Спек собрала нас всех в гостиной молиться потому что Пегги нас покинула. Теперь она с Иисусом в раю и снова видит обоими глазами. Донни Уигмор сказал: Надеюсь там и кормят получше. А миссис Спек велела ему не умничать, давно по шее не получал? Вобщем мы помолились за душу Пегги а Ронни пришлось закрыть рукой рот чтобы не смеяться над словами Донни, но она и плакала тоже. Остальные дети тоже плакали потому что Пегги у всех была «любимкой». Я не плакал но мне было грустно. Потом когда мы с Ронни, Гленом и Донни ушли тусоваться на Демо Дерби[20], Ронни поплакала еще. Глен обнял ее и Ронни сказала Пег была такая славная, правда? И Глен сказал да просто чудо.
Потом она обняла меня, а я обнял ее и получилось что из-за смерти Пегги все-таки случилось что-то хорошее, потому что я был влюблен в Ронни Гивенс. Я знал что ничего у нас не выйдет потому что она на 2 года старше и влюбляется во взрослых ребят вроде Глена, но я не мог просто выключить чувства. Чувства они как дыхание: входят и выходят.
Демо Дерби – так мы называли автосвалку за Домом Вековечной Краски и рядом с «Запчастями Спека». Это было наше особенное место. Нам запрещали туда ходить и это делало его еще более особенным. Ронни сказала это как Запретный плод с дерева в райском саду, который Еве нельзя было есть. Глен обвел руками бесконечные ряды битых машин с лобовухами, которые превращали одно солнце в сотни солнц, и заявил да у нас тут свой собственный гребаный сад. И Ронни засмеялась.
Когда мы туда ходили мы выискивали машины получше типа Кадиллаков, Линкольнов и Бумеров, или как-то раз нашли старинный лимузин Мерседес которому начисто снесло весь зад. Глен всегда таскал с собой швабру и молотил ей по сиденьям, а потом уж мы залезали в салон. Мышей отпугивал. Один раз мы спугнули огромную жирную крысу. С нами был Донни и он закричал: Гляньте мистер Спек побежал! И мы все заржали как кони. Вобщем мы садились в тачку и притворялись что она целая и мы все кудато едем.
Попасть на Демо Дерби было легко, потому что в дальнем углу детской площадки в сетке-рабице была дыра и однажды Глен сказал кто знает сколько малолетних ушлепков лазило в эту дыру и что из них потом вышло. Тут все мы заржали, но Ронни сказала: врятли что-то путевое. Донни опять посмеялся, а мы с Гленом нет. Я посмотрел на него, он посмотрел на меня и мы оба подумали что мы тоже врятли путевые.
Читать бесплатно другие книги:
