Негатив. Том 1 Корнев Павел

Глава 3

В безымянный бар я не пошёл. Расхотелось. Покрутился по округе, отыскал колонку и умылся ледяной водой да привёл в порядок воротник сорочки. Ещё сделал пару глотков, и мигом заломило зубы. Губа? Губа опухла, но больше не кровила.

Я продрог и задумался, как быть дальше. Точнее – чем занять себя до конца дня. Возвращаться раньше времени в расположение не имелось ни малейшего желания, кафе ещё не открылись, а городская библиотека первого числа не откроется вовсе. И ещё меня начало немного потряхивать: то ли нервотрёпка сказалась, то ли похмелье нагнало.

Постоял, поёжился на холодном ветру, развернулся и решительно зашагал на перестук трамвайных колёс. Хоть и сомневался, что посетителей в клинику для душевнобольных пускают в столь ранний час, но, если даже завернут на проходной, перемахну через забор, пусть даже тот и три метра высотой.

Оператор я или кто?

Но – не пришлось. В последнем письме я упомянул, что возвращаюсь в Новинск, и по просьбе Льва, который относился к немногочисленной категории привилегированных постояльцев, находившихся тут по доброй воле, а не на принудительном лечении, меня загодя внесли в список посетителей. Что же касается неурочного времени, оно тоже проблемой не стало: бывший одноклассник оказался ранней пташкой и уже бодрствовал. Удачно получилось, что и говорить.

На этот раз в каменный мешок меня не отправили: Лев изрядно продвинулся в обуздании способностей и перебрался жить из подвала на первый этаж. Вниз, как знал из писем, он теперь спускался исключительно для тренировок.

– С Новым годом! – поприветствовал меня Лев, стоило только переступить через порог и притворить за собой дверь. – О, да ты никак подрался?

– С реваншистами сцепился, – признал я, пожимая товарищу руку. – С наступившим!

– Приятно всё же осознавать, что есть в этой жизни нечто незыблемое. Чаю будешь?

Я потёр ладонь о ладонь, поёжился и рассмеялся.

– Спрашиваешь!

На этот раз Лев чайник мне не доверил, занялся им сам. Провозился никак не меньше пяти минут, но воду всё же вскипятил.

– Надо практиковаться, – пояснил он, будто оправдываясь.

– Да кому ты это объясняешь? – отмахнулся я и взял заварочник. – Сам только тем и занимаюсь, что практикуюсь, только всё больше всякая ерунда выходит.

Первый стакан я выпил одним махом, даже пот прошиб. Тогда снял пиджак и повесил его на спинку стула. Лев смерил меня пристальным взглядом и вдруг улыбнулся.

– Ничего, что я в домашнем?

Я взглянул на его подпоясанный халат и рассмеялся.

– Да тоже не ради похода к тебе принарядился! Сразу с вечеринки завернул.

– И как Новый год встретили?

Прежде чем ответить, я налил в опустевший стакан заварку и добавил кипятка, но пить не стал, стиснул пальцами гранёные бока.

– Хорошо встретили. Но вот до того меня девушка бросила.

Я поведал товарищу о свинье, которую подложил Аркадий Пасечник, и Лев махнул рукой.

– В этом весь Аркаша!

– В смысле? – удивился я.

– Знаешь, почему я ему списывать перестал давать? – вопросом на вопрос ответил Лев. – Мне не жалко было, просто раз он у меня контрольную по истории слово в слово сдул и получил трояк, а мне четвёрку поставили. Так Аркаша с двумя тетрадями пошёл к учителю доказывать, что его оценка занижена. Мне в итоге балл скинули. Так-то вот. Аркаше любая несправедливость поперёк горла, а о последствиях он не задумывается.

Я озадаченно кивнул.

Если поначалу решил, будто Аркаша упомянул моё имя из ревности, то рассказ Льва заставил взглянуть на ситуацию с совершенно иного ракурса. Ну в самом деле – откуда бы моему бывшему однокласснику знать, что я от всех в клубе службу в корпусе в секрете держал? Откуда, а? Сам-то я об этом и словом не обмолвился. Такая вот ерунда…

– О чём задумался? – поинтересовался Лев.

– Да так. – Я отмахнулся, дотянулся до пиджака и вытянул из кармана небольшую коробочку. – Держи. С Новым годом!

– Ура! – обрадовался мой товарищ. – Всамделишный новогодний подарок! Только у меня отдарка нет. В магазины пока не хожу.

– Да ерунда. У тебя как динамика вообще?

– Динамика хорошая, – заявил Лев. – Сейчас сессия у студентов закончится, и с февраля начну институт посещать. Палинский уже все бумаги оформил.

– Здорово! – совершенно искренне порадовался я за друга. И за себя порадовался тоже – не без этого. Хотя, вполне возможно, что и рано. Пусть приглашение в вольные слушатели и обеспечено, совсем не факт, что меня отпустят из комендатуры в институт.

Впрочем, раньше времени забивать себе голову возможными проблемами не стал, приложился к стакану с чаем и шумно выдохнул. Хорошо!

Лев справился с подарочной бумагой и взвесил в руке стеклянный шарик – совсем как тот, что я приготовил в подарок Нине.

– И что это?

– Сожми и потяни сверхэнергию, – посоветовал я. – Давай!

Лев озадаченно глянул на меня, но последовал совету, и его кулак немедленно задвигался из стороны в сторону, словно шар стремился выскользнуть из пальцев. Впрочем – не будто, а именно что и стремился.

– Занятная безделушка, – улыбнулся Лев.

– Не безделушка, – поправил я товарища. – Попробуй удержать её в воздухе. Импульсом или искажением силы тяжести – неважно. Только аккуратней…

Моё предупреждение запоздало – стеклянный шар крутанулся и слетел с ладони Льва, угодил в стену, отскочил на стол и едва не сшиб стакан, со звоном ударился о чайник и скатился на пол.

– Ух ты! – охнул Лев, поднял его и восхитился: – Ни царапины!

– Плексиглас! – с гордостью объявил я. – А мотает его из-за смещения центра тяжести. Там полость не до конца заполнена веществом с повышенной чувствительностью к сверхэнергии. Мне для тренировок рекомендовали, вот я на подарки и заказал.

– Здорово!

Лев с минуту пытался заставить шар висеть строго в одной точке и весь упрел, поэтому вернулся за стол.

– Как понимаю, сегодня ты упражняться не в состоянии? – с усмешкой уточнил он, наливая себе чая.

Мне и со стула-то вставать не хотелось, поэтому кивнул.

– Ага. В пинг-понг поиграем.

Я разжал пальцы и импульсом перекинул свой шар из оргстекла на другую сторону стола, Лев не растерялся и усилием воли отправил его обратно.

Гостил в итоге до самого вечера, благо никаких процедур на праздничный день товарищу назначено не было, а его порции вполне хватило на нас двоих. Ну а потом поехал в комендатуру, успел переодеться и выйти на плац как раз к построению. Хоть и знал со слов Василя о четырёх дополнительных отделениях, всё равно немало поразился количеству курсантов. И понятное дело, вовремя из увольнения вернулись не все, выявили и нескольких с запахом перегара. Я – в порядке.

Командовал учебным взводом молодой кандидат-лейтенант, обязанности его заместителя исполнял старшина Дыба. Меня от его взгляда аж морозом продрало; сразу давнишний разговор вспомнился.

– Думаешь, не придётся возвращаться?

– Думаю, не придётся.

– Блажен, кто верует!

И вот как оно обернулось. Старшина будто наперёд всё знал.

Или и вправду знал, без всяких «будто».

Но после команды «разойтись» меня он из строя не выдернул, ушёл со взводным. А мы колонной потопали в столовую. Там я устроился за одним столом с Василем и Варей, но даже парой слов с ними не перекинулся, поскольку мест на всех не хватило и своей очереди приступить к ужину дожидались ещё десятка два курсантов.

А только унёс поднос с грязной посудой и двинулся на выход, дорогу перегородил Борис Остроух. За эти полгода он изрядно заматерел, но конституцию не обманешь – как был толстожопым, так толстожопым и остался. Меня это позабавило, даже настроение улучшилось.

– Линь, ты деньги в фонд отделения сдавать собираешься? – спросил Боря немного громче, чем если бы обращался исключительно ко мне одному.

– Не-а, – мотнул я головой. – Не собираюсь.

– Опять от коллектива откалываешься?

В голосе курсанта не прозвучало ни угрозы, ни удивления, такое впечатление – он просто отбывал номер, выставляя меня в дурном свете перед остальным отделением. Так-то плевать, но отмалчиваться не стал.

– Откалываюсь? – переспросил я. – От коллектива? Окстись, Боря! Какой ещё коллектив? Мне с тобой одним воздухом дышать противно. Будь добр – свали с дороги.

Физиономия Остроуха побагровела, и он в бешенстве стиснул кулаки, но не кинулся, опомнился, взял себя в руки.

– За языком следи! – только и бросил и тем отчасти меня несколько даже разочаровал. Думал, подставится, но нет – не к месту проявил выдержку, урод толстозадый. Стоит, ноздри раздувает, пялится.

Подвалил невысокий и жилистый паренёк, потянул Борю за руку.

– Да не связывайся ты с этим задохликом! – заявил он, и не подумав понизить голос.

– Задохлика в зеркале увидишь! – отозвался я и добавил: – Мелочь пузатая!

Теперь дёрнулся и этот. Как же его… А, Митя Жёлудь!

Но драки не случилось, разошлись. На крыльце столовой я шумно выдохнул длинную струю пара и беззвучно ругнулся. Впрочем, удивлён этим подкатом вовсе не был. Наперёд знал, что Федя не угомонится, так и вышло. Всё как по писаному: разделяй и властвуй. Сейчас он между мной и остальным отделением клин вбивает, потом прессовать начнёт. Ну – попытается. Да и взнос в фонд отделения ничего бы не решил, это всё равно что деньги на ветер выкинуть.

К слову, о ветре – пробирал тот до костей, несмотря даже на поддетую под гимнастёрку зимнюю тельняшку. Дожидаться Василя я не стал, заскочил в магазин на территории, купил заварки и печенья. В ожидании соседа начал проглядывать кодексы и прочие нормативные документы, регламентирующие деятельность комендатуры и наше взаимодействие с нарушителями и полицейским управлением, но голова была пустая-пустая, решил отложить подготовку к зачёту на завтра.

– Что ещё за фонд отделения? – спросил у Василя, когда тот заявился в комнату полчаса спустя.

Мой сосед только рукой махнул, а на его округлом лице отразилось нескрываемое отвращение.

– Барчук поборы устроил. Хочешь в увольнения ходить – гони десятку. Но это для молодых – не знаю, чего к тебе Боря полез.

Я фыркнул.

– Да чего там непонятного? – И махнул рукой. – Ладно, ерунда. Чай наливай. Я галетного печенья купил.

– О, здорово!

– А много нас стало, не ожидал, – заметил я после этого. – Цельного лейтенанта закрепили.

– Да какой Вяз лейтенант? – фыркнул Василь. – Кандидат-лейтенант он, выпускник военной кафедры. По сути, Дыба всем заправляет. Говорят, он всерьёз рассчитывал взводным стать, да после случая с Казимиром… Ну ты в курсе…

Я кивнул.

– Всё равно народу много.

– Почти все контрактники.

– В смысле?

Василь отпил чая и усмехнулся.

– Те, кто контракты с частниками в распределительном центре заключил. Но это ещё самые адекватные, некоторые отсеяться успели, некоторых сразу на лесоповал отправили.

– Серьёзно?

Мой сосед фыркнул.

– Петь, а ты как думаешь? Нужно же кому-то деревья валить там, куда обычным людям ходу нет!

И точно, «зелёный клин» – настоящая головная боль всего корпуса. Вырубить всю тайгу под корень даже не пытались, а вот просеки в окрестностях Эпицентра прокладывали и обочины дорог расчищали на постоянной основе. Просто не задумывался, кто этим занимается, хотя машины с решётками на окнах попадались на глаза регулярно.

Я задумался над словами товарища и спросил:

– А как с коммерсантами договариваются? Они же в обучение деньги вложили и стипендии выплачивали.

– Вроде из довольствия какая-то часть отчисляется. Там ещё немного набежать успело, расплатятся. – Василь допил чай и потянулся. – Ну что, пора спать ложиться? Завтра денёк будет не из лёгких, начнём зачёты сдавать.

– Ага, сейчас, только форму в порядок приведу, – сказал я, достал из чемоданчика катушку ниток с иголкой и принялся возвращать на нашивки букву «К». Ефрейторскую лычку спарывать не стал, поскольку приказа о разжаловании в рядовые до меня не доводили. В канцелярии комендатуры об этом даже речи не зашло – приняли документы, и всё.

На утреннем построении не раз и не два ловил на себе взгляды Феди Маленского, а уже перед столовой, он остановил всех, подошёл и заявил:

– Курсант Линь, что за безобразие с формой? Почему подворотничок грязный? Наряд вне очереди!

Воротничок я подшил с вечера, но спорить не стал и бесстрастно произнёс:

– Есть наряд вне очереди.

И когда Боря с гаденьким смешком заявил:

– Толчок драить будешь! – тоже не огрызнулся, предпочёл промолчать.

После завтрака основная часть отделения отправилась в училище, а старослужащие из летнего призыва двинулись в медсанчасть. Туда же подошли новоявленные заместители командиров отделений – Илья, Сергей и Макс. Девчонки тоже подтянулись; всего нас набралось человек двадцать пять.

Медосмотра как такового не было. Пока одним измеряли вес, молодой доктор – не иначе интерн – проверял рефлексы, постукивая молоточком по локтям и коленям. У меня всё в порядке оказалось и с первым – нежданно-негаданно отъелся до семидесяти пяти килограммов, и со вторым, но помимо этого просматривали ещё и учётные книжки, и вот после ознакомления с отметкой о выправлении энергетических каналов медик выписал направление на повторное обследование.

– Зачем ещё? – удивился я, поскольку последний сеанс иглотерапии прошёл ещё в середине ноября. Следующие две недели Лизавета Наумовна ежедневно отслеживала динамику и результатами лечения осталась всецело довольна. Я – тоже.

– Необходим контрольный осмотр, – отрезал интерн. – Это не срочно, но пройти его нужно до конца месяца, иначе будут проблемы с распределением.

Оставалось лишь плечами пожать. В декабре Лизавета Наумовна вернулась в Новинск, и я не имел ничего против, чтобы увидеться с ней снова, раз уж возникла такая необходимость.

В остальном всё прошло гладко, да и остальных курсантов допустили до зачётов в полном составе. Ну а дальше нас построили, и кандидат-лейтенант Вяз объявил:

– Ваше обучение подошло к концу, осталась самая малость – продемонстрировать свои навыки аттестационной комиссии. Помимо собственно зачётов за каждое испытание станут начисляться баллы, и предупреждаю сразу: распределение по итогам курса во многом будет зависеть от набранной суммы, а лучшие выпускники получат памятные подарки!

Памятные подарки меня интересовали постольку-поскольку, да и с распределением всё было давно решено, поэтому дальнейшую болтовню о баллах я пропустил мимо ушей. От меня требовалось только одно – просто сдать зачёты. Просто сдать зачёты и всё.

Вот только между «просто» и «сдать зачёты» простиралась бездонная пропасть, и вскоре меня начало потряхивать. Ерунда вроде по сравнению с тем, что пережить довелось, а нутро так и скрутило. Терпеть экзамены не могу! И Нина ещё как назло…

Кандидат-лейтенант оставил нас на попечение старшины Дыбы, и тот пустил по рукам листок с перечнем зачётных дисциплин. Я заглянул через плечо Василю и досадливо поморщился, поскольку надеялся отстреляться за неделю, а расписание охватывало почти весь январь. В остальном же – без неожиданностей.

Физподготовка, кросс и стрельба, фокусировка сверхсилы, управление кинетической и тепловой энергией, силой тяжести и давлением. Помимо этого, от курсантов требовалось продемонстрировать технику заземления, а также сотворение и нейтрализацию искровых разрядов. Ещё было три испытания на вылет: рукопашный бой, блокировка сверхспособностей и, что на редкость озадачило, – свободный поединок. При этом максимальное количество баллов можно было заработать именно на нём. Занятно.

Дыба забрал листок и повёл нас в училище. Вот там-то меня и накрыло. Нет, в ходе развития своего ущербного во многом эрзаца ясновиденья я приноровился абстрагироваться от присутствия других операторов, просто впервые оказался в непосредственной близости от нескольких сотен неофитов, которые ещё толком не умели контролировать способности и потому создавали просто ужасающее количество помех. А у меня – потенциал в противофазе! У меня – сейчас голова взорвётся!

Не взорвалась, конечно же. Кое-как совладал с взбрыкнувшим даром, разогнал энергию равномерно по организму, заставил себя отгородиться от внешнего воздействия. Осуществить это на ходу не стал даже пытаться, сел помедитировать в уголке, а потом поспешил за остальными и снова присел из-за накатившего вдруг головокружения. Тогда запустил алхимическую печь – благо наловчился запускать этот процесс при частичной наполненности – и сжёг весь свой неправильный потенциал, чтобы набрать его заново, но уже за счёт обычной сверхсилы, а не в противофазе.

Когда оклемался, то обратил внимание на пришпиленный к доске объявлений лист, содержимое которого заставило озадаченно почесать затылок.

«Работа в столице для операторов 4, 8 и 9-го витков любого года обучения!»

Ниже и чуть мельче шли необходимые пояснения:

«Государственная служба. Официальный перевод или выкуп контракта. Карьерный рост.»

Искали вахтёров с перспективами повышения до начальника смены и окладом от трёхсот рублей. Триста рублей обычному вахтёру, подумать только! Я тут в боевых условиях за двое меньшие деньги вкалываю! Ну и где в жизни справедливость, спрашивается?

Впрочем, у меня были перспективы, а ещё талоны на питание, казённое жильё и обмундирование, что тоже немаловажно. Так что – плевать!

Я соскочил с подоконника и поспешил в подвал, куда уже утопали остальные. Мог бы и не торопиться, в общем-то: к силовым установкам на проверку сверхспособностей вызывали по три человека, а сама проверка занимала не пять минут и не десять, а тянулась целый час. Остальным – ждать.

Дабы курсанты не теряли время попусту, нам вскоре выдали бумагу, письменные принадлежности и билеты теоретической части. Не могу сказать, будто совсем уж не готовился, но и вот так сходу на перечисленные в карточке с заданием вопросы ответить не смог. Посидел, успокоился, собрался с мыслями и только после этого макнул стальное перо ручки в чернильницу. Так-то ничего сложного, просто нужно всё покороче формулировать: чем больше слов – тем выше шанс, что экзаменатор к неудачной формулировке прицепится.

В состав комиссии, помимо Савелия Никитича, вошёл заведующий учебной частью и представитель кафедры кадровых ресурсов РИИФС, но не Альберт Павлович, а какой-то совсем молодой человек, чуть ли даже не аспирант. Невесть с чего он показался знакомым, но, сколько ни ломал голову, где встречались с ним прежде, вспомнить так и не сумел. Росту выше среднего, подтянутый и с неброской наружностью – таких в Новинске пруд пруди. Нет, не помню. Да оно и неважно. На вопросы отвечать надо, а не по сторонам глазеть.

Я сосредоточился и перестал обращать внимание на размеренное завывание генераторов и нервное подмаргивание электрических ламп под потолком, отвлёкся лишь раз, когда первым вернувшийся к партам Боря Остроух, весь мокрый от пота, с радостью объявил:

– Десятый разряд!

Федя Маленский поднялся и пожал приятелю руку, остальных новость безучастными тоже не оставила, меня – в том числе. Сдача на разряды – это серьёзно. Неудивительно, что представитель института за прохождением испытаний заявился наблюдать.

Оба незнакомых курсанта из первой тройки до парт едва доползли и результатами прохождения испытаний хвастаться не стали, а вот вызванным следом Максиму Бондарю и Мише Поповичу присвоили восьмой и девятый разряды соответственно.

Порадоваться бы за них, а я расстроился, как последний дурак. Мне-то и на пике витка десятую категорию получить за счастье, а уж сейчас и вовсе. Увы и ах…

Но погоревал и выкинул эти противные мыслишки из головы. Успел исписать лист, когда Савелий Никитич объявил:

– Курсант Линь!

Я подошёл, предъявил удостоверение и учётную книжку, принялся закатывать рукава гимнастёрки.

– Слушай и запоминай, второй раз объяснять не стану, – предупредил инструктор. – Сначала выжимаешь максимальную мощность, потом пашешь час в свободном режиме. По команде входишь в резонанс, но не копишь энергию в себе, а всю без остатка сливаешь в установку. Это важно! Счётчик остановим, как только начнётся падение мощности. Понял?

– Так точно, – привычно ответил я и взялся за ручки. – Разрешите приступить?

– Минуту! – встрепенулся представитель института. – Потенциал обнули.

Я едва не покраснел от смущения – до того с наполненностью сверхсилой свыкся, что совсем об удерживаемой энергии позабыл. Балда!

– В установку? – уточнил я.

– Ну а куда ещё? – проворчал Савелий Никитич. – Заодно посмотрим, сколько ты там держишь. – И пожаловался завучу: – Хуже нет, чем с самоучкой работать.

Эту реплику я пропустил мимо ушей, усилием воли запитал установку и разом слил весь потенциал. Все, как оказалось, триста семьдесят восемь килоджоулей сверхсилы.

– Весьма достойный результат для девятого витка, – отметил представитель института, делая какую-то отметку на экзаменационном бланке. – Постоянно удерживаешь?

– Стараюсь, – кивнул я.

Савелий Никитич проворчал нечто невразумительно-одобрительное и дал отмашку.

– Валяй!

С места в карьер выдавать максимальную пиковую мощность я не стал, но и слишком много времени на подготовку не потратил, поскольку это упражнение проделывал едва ли не ежедневно. Секунд десять разгонялся, с минуту генерировал электричество изо всех сил, а после начал понемногу сбавлять обороты, и представитель института сказал:

– Сорок три целых два десятых киловатта.

Завуч тоже сверился с показаниями установки и приободрил меня:

– Почти на пик румба вышел, молодец!

Меня же от этого замечания едва не перекорёжило. Пик румба – сорок четыре и четыре десятых киловатта; ещё немного, ещё чуть-чуть и упрусь в него. А дальше – всё, дальше – не продвинуться. Там только длительность резонанса увеличивать, что тоже немаловажно, но всё же совсем не то. Ну и как тут эталонному шестому витку не позавидовать?

Но завидовать было некогда, я работал. На деле ничего сложного, всё равно что на мотоцикле с электродвижком с Кордона к Эпицентру и обратно смотаться. Проделывал я такое, бывало, по несколько раз на дню и к концу часа взопрел, конечно, но не особо. Пот с меня градом, если уж на то пошло, как с Бореньки, не катил.

– Время! – объявил Савелий Никитич. – Итоговая выработка: девяносто один мегаджоуль.

Я с шумом перевёл дух, не слишком-то довольный собой. Рассчитывал на исходе часа поднажать, а на деле пришлось даже скидывать мощность. Мог бы через силу продолжать работать, но тогда проблем с резонансом точно бы не избежать.

Инструктор разрешил приступать к заключительному этапу упражнения, я с сомнением огляделся по сторонам и покрепче стиснул ручки силовой установки, но сразу заставил себя успокоиться. Пусть и стану оперировать энергией в противофазе, копить её не придётся, буду по мере поступления в электричество пережигать.

Три! Два! Один! Поехали!

Я глянул на одну из ламп, потом зажмурился и мотнул головой. Жёлтое пятно закрутилось внутри головы, превратилось в яркий обруч, затем распалось на тринадцать ослепительных клякс. А следом обжигающим потоком полилась энергия. С каждым ударом сердца её поток усиливался и набирал мощность, оставалось лишь перенаправлять его в установку. Та как-то непривычно сильно гудела и подрагивала, но в остальном обошлось без странностей. Ручки, разве что, заледенели – чуть пальцы не примёрзли…

А потом наваждение отпустило, и Савелий Никитич щёлкнул кнопкой спортивного секундомера.

– Длительность – тридцать две секунды, – сказал он и сверился со счётчиком прибора. – Выход резонанса – три тысячи четыреста сорок килоджоулей.

Представитель института внёс эти данные в экзаменационный лист, после сверился с какой-то таблицей.

– До десятого разряда не дотянул, но всё равно неплохо.

Ну вот, говорил же: для меня десятый разряд за счастье. Не могу сказать, будто совсем уж безучастным этот вердикт оставил, но и лишний раз по этому поводу расстраиваться не стал. Плевать! Мои амбиции куда дальше простираются, чтобы из-за таких пустяков переживать.

– Свободен, – отпустил меня Савелий Никитич.

Я вернулся к партам, уселся за своё место и обнаружил, что посреди листа с ответами на теоретическую часть зачёта красуется громадная клякса. Вертеть головой по сторонам, пытаясь выявить нагадившего паршивца не посчитал нужным и на смешочки за спиной тоже не обернулся. Просто взял чистый лист и начал отвечать заново, а когда разобрался с заданием, по памяти восстановив уже написанное прежде, набросал ещё один… так скажем, документ.

Миша Попович первым сдал ответы и отпросился в библиотеку, последовал его примеру и я. Федя Маленский от возмущения чуть со стула не сверзился, но оспаривать разрешение Савелия Никитича не решился. Я подмигнул Барчуку и поднялся из подвала, а дальше заглянул в буфет, где рассчитывал отыскать оставившего нас почти сразу после начала зачёта командира отделения. Рассчитывал – и нашёл.

Когда подошёл к столу, за которым расположился старшина Дыба, тот поднял взгляд и хмуро бросил:

– Ну?

Меня так и подмывало без разрешения усесться напротив, но перегибать палку не решился, молча выложил прихваченный с собой листок.

– И что это? – поинтересовался старшина.

– Докладная.

Дыба хмыкнул и взял лист, начал читать, вслух проговаривая отдельные моменты.

– Личные неприязненные отношения… Беспричинные придирки… Нарушение устава… Создание атмосферы нетерпимости… Дата, подпись… – Командир отделения кинул докладную на стол и спросил: – Знаешь, что с этой филькиной грамотой можешь сделать?

Я кивнул.

– Догадываюсь. Поэтому следующую адресую взводному. А в той, которую после сдам в канцелярию, добавятся попустительство и поборы под видом взносов в фонд отделения. И вот уже её зарегистрируют и подошьют совершенно точно. Как и остальные. Когда рано или поздно дойдёт до рукоприкладства и кто-нибудь пострадает, картина у проверяющих сложится вполне однозначная.

Старшина выслушал меня молча и не перебил, потом недобро улыбнулся.

– И чего ты этим хочешь добиться? Привилегированного положения? Желаешь получить индульгенцию на нарушение устава?

– Добиться я хочу одного: возможности спокойно сдать зачёты. Чтобы никто не портил нервы беспричинными придирками. А в случае нарушения устава готов понести полагающееся наказание. Но только в случае нарушения, а не по прихоти Маленского. Наряды и прочие взыскания должны идти только через вас. Со своей стороны, я приложу все усилия для смягчения острых углов.

– Я поговорю с ним, – пообещал Дыба после долгой паузы.

– И отмените наряд за неподобающий внешний вид. Подворотничок был чист и подшит с вечера.

Взгляд старшины потяжелел.

– Ты сейчас серьёзно, курсант?

– Я – да. А вот Маленский так сразу может и не понять.

– Свободен.

Я не стал интересоваться принятым командиром отделения решением, отошёл к буфету, взял стакан чая и два бутерброда, расположился за столом в дальнем конце помещения. Чертовски не хотелось затевать всю эту канитель, но и терпеть придирки я больше не собирался. В корпусе всё регламентировано от и до, такие вот докладные без внимания не оставят, особенно если впоследствии приключится какой-нибудь более-менее серьёзный инцидент. Тем более что в отделении Дыбы одно смертоубийство уже случилось, запросто оргвыводы последовать могут. Удивлюсь, если не последуют.

Да и остальные курсанты за возможность скинуть Барчука с должности руками и ногами ухватятся, мигом осмелеют и начнут показания давать. И старшина должен понимать это не хуже моего. Ну да посмотрим.

В расположение вернулись только к ужину, даже обедали в столовой училища. Низший десятый разряд по итогам испытаний присвоили всем старослужащим, прошедшим инициацию на восьмом витке, да ещё неожиданно отличился Матвей Пахота, который прыгнул выше головы, но заветную запись в учётной книжке всё же заполучил. Вот его я поздравил от всего сердца. Самому мне было разве что немного досадно, ну а Василь расстроился неудаче не на шутку.

– Да брось! – попытался утешить я соседа по комнате, который, вопреки обыкновению, ел безо всякого аппетита и всё больше с мрачным видом ковырялся в тарелке вилкой. – Ерунда же! Не сдал сейчас, сдашь в следующий раз. Делов-то!

Василь тяжело вздохнул.

– Ты не понимаешь, Петя. Разряд – это серьёзно. Это переход в высшую лигу!

– Скажешь тоже!

– Ну смотри. Во-первых, это доплата к жалованию…

– И большая? – заинтересовался я.

– Раздели два на разряд и умножь на сто, получишь прибавку в процентах, – подсказал Василь.

Сидевшая с нами за одним столом Варя погладила его по руке.