Негатив. Том 1 Корнев Павел

В желудке разгорелось пламя, ударило в голову, растеклось по организму волной тепла. Ничуть не опьянел, просто отступил холод, разом перестало ломить замёрзшие пальцы. Прежде пробовать коньяк не доводилось, и я решил, что он куда приятней водки, коей отпаивали меня в госпитале после первого резонанса.

Карл выпил едва ли треть своей порции и снисходительно заметил:

– Пьер, это же коньяк! Его не хлещут залпом, его смакуют!

– Не после часа на холодном ветру! – отрезал я и полез в карман за деньгами. – Какой взнос?

– Стол – четырнадцать рублей, – объявил буфетчик. – Напитки оплачиваются отдельно.

Я отсчитал три пятёрки и указал на бутылку.

– А бутылка коньяка?

– Пятнадцать рублей двадцать копеек.

Карл встрепенулся и вытащил бумажник, но я ничего и слушать не стал, заменил одну из пятёрок двумя червонцами, смахнул в ладонь выложенную в блюдечко сдачу и без пересчёта ссыпал мелочь в боковой карман. Затем с бутылкой в одной руке и пустой рюмкой в другой двинулся к окну, подоконник которого переделали в длинную стойку; там стояли стулья на высоких ножках и пепельницы.

Пока я располагался на новом месте, подошёл Карл, принёс блюдо с сэндвичами.

– Закусывай, а то развезёт, и до горячего не дотянешь.

– А как же смаковать?

Здоровяк снял с бритой макушки шляпу, кинул её на подоконник и рассмеялся.

– Одно другому не мешает.

Я плеснул себе коньяка, но залпом пить не стал, лишь пригубил, поморщился и взял с тарелки бутерброд с сыром и ветчиной. Откусил, прожевал и спросил:

– Думаешь, отойдёт?

Карл сразу понял подоплёку вопроса и развёл руками.

– Чужая душа – потёмки, а женская – так и подавно. Моя отходчивая, из кровавой Мэри в лапочку Мишель и за полчаса обернуться может. А вот Нинет… Не знаю. Но сегодня тебе там ловить нечего. Научный факт! – Он помолчал, затем добавил: – Да не убивайся ты так. Ещё помиритесь!

Я кивнул и взял рюмку.

– Твоё здоровье.

Мы чокнулись и выпили, точнее – слегка пригубили. Пусть и хотелось забыться, напиваться я не собирался. Ни к чему хорошему это привести не могло. Плавали, знаем.

Посидели так ещё немного, а когда буфетчик в очередной раз отлучился на стук, в бар вошли Николай и Тамара. Русоволосая студентка сразу отправилась в дамскую комнату, а паренёк с чуть искривлённым после пропущенного в августе удара носом присоединился к нам.

– Ну ты, Петя, и устроил переполох в благородном семействе! – усмехнулся он, пожимая мне руку. – Нинка в слезах, девчонки вокруг неё хоровод водят, утешают.

Я досадливо поморщился и указал на буфет.

– Бери рюмку.

– Не! – отказался студент и усмехнулся. – У меня на ночь другие планы.

Карл легонько стукнул своей рюмкой мою, глотнул коньяка и спросил:

– Коль, что там говорят-то вообще?

Николай вновь усмехнулся.

– Да просто не повезло тебе, Петь. Явно не твой день.

– Это как? – удивился я.

– Ингу Снегирь знаешь?

– Ингу? Знаю. Она тут при чём?

Студент потёр озябшими ладонями друг об дружку, с сомнением поглядел на початую бутылку коньяка, но за рюмкой не пошёл, вместо этого пояснил:

– Ингу сегодня какой-то вояка искал. Заявился в клуб при полном параде, ну его и завернули на входе. Он скандал устроил, говорит: «у вас даже комендантские среди завсегдатаев». Так слово за слово твоя фамилия и всплыла.

– Сука, – коротко выдохнул я и выпил.

Сука и есть. Аркаша – гад. Это ж надо было так подгадить!

Специально бы постарался – не смог! Или он специально? Ах ты ж…

– Только Петя не из комендатуры, – поправил Карл приятеля. – Петя у нас танкист.

– Серьёзно? – удивился Николай.

– Мотоциклист, – сказал я, вновь наполняя рюмку. – Кого прикажут, того и вожу.

– Точно! Ты же летом на мотоцикле приезжал! Нинка потом ещё от восторга пищала, когда ты её прокатил.

Я тяжело вздохнул, и Карл поспешил перевести разговор на другую тему:

– А Жан где?

– В «СверхДжоуле» остался, подкаблучник, – сообщил нам Николай, заметил вернувшуюся в зал Тамару и поспешил к девушке.

Карл с усмешкой посмотрел ему вслед и пихнул меня в бок.

– Погляди на наш переходящий приз.

– Это ты о чём? – не понял я.

– Не о чём, а о ком. О Тамаре. Водится за ней привычка парней у подруг отбивать. А потом глазами хлопает и невинность изображает: «Ой, я просто его проверить хотела». И знаешь, что самое интересно? Все думают, что она на передок слаба, а я никого не знаю, кто бы её в койку завалил. Только дразнит. Имей в виду – с тобой точно заигрывать станет.

Тамара дурнушкой отнюдь не была, привлекала внимание высоким ростом и округлыми формами без малейшего намёка на полноту, но сегодня мне было не до неё и без такого рода предупреждений. В любом случае эту новогоднюю ночь я всерьёз вознамерился провести в компании бутылки коньяка и самой что ни на есть чёрной меланхолии.

Постепенно бар заполнился студентами, и Карл отошёл переговорить со знакомыми, а я так и остался сидеть у окна. Время от времени прикладывался к рюмке, но не столько пил, сколько смачивал губы и вдыхал резковатый коньячный аромат. С выпивкой решил повременить до горячего, а поскольку сэндвичи мы умяли до последней крошки, взял тарелку и подошёл к стойке.

Там в ожидании коктейлей болтали две старшекурсницы, взгляд сам собой скользнул по их стройным ножкам в шёлковых чулках.

– Слышала, Ульяна с пиковых нагрузок залетела? – спросила вдруг рыженькая студентка у подружки.

– Да ты что? – ахнула та. – Наша восходящая звёздочка и так окарала? Она совсем ку-ку, что ли? Или по любви?

– В том-то и дело, что нет! Помнишь, на пароходике сезон закрывали? Её с шампанского развезло, проснулась в одной из кают с задранной юбкой. Понадеялась, что обойдётся, да не тут-то было!

– То есть даже не помнит, с кем переспала?

Тут барышням выдали два бокала с ядовито-зелёным содержимым и соломенными трубочками, они отошли, и окончание истории я не расслышал, но вольность нравов в студенческой среде отметить не преминул. А вот Нина не такая.

«Знаешь, Петя, я почти готова тебе отдаться!»

При воспоминании о той поездке аж передёрнуло всего. Дурак! Какой же я дурак!

– Ещё коньяка? – с понимающей улыбкой поинтересовался буфетчик.

– А есть что-нибудь существенней бутербродов? – справился я. – Или только горячего ждать? И стакан воды с газом, если можно.

Газировку я выдул одним махом, расплатился и с тарелкой мясной нарезки вернулся к окну. Выпил, закусил и оглядел суетившихся студентов будто бы даже свысока.

У человека горе, а они… Захотелось, чтобы кто-нибудь рассказал Нине, как я страдал из-за неё всю новогоднюю ночь, но Тамара могла лишь насочинять небылиц, а остальным не было до меня ровным счётом никакого дела. Глупо страдать вот так – напоказ, но я же не напоказ, мне и в самом деле тошно…

Тогда ушёл в туалет и умылся, а после долго стоял и смотрел в зеркало над раковиной.

Ну что с тобой не так, а?

Ни инициацию нормально пройти, ни с девушкой сойтись не можешь. Всех достоинств – не убили пока ещё.

Я обдумал эту мысль и кивнул. Не убили – это плюс. Это хорошо.

А ещё понял, что вовсе не трезв как стёклышко, а уже изрядно пьян, ибо в трезвом состоянии об августовских событиях старался не вспоминать. И окончательно убедился в собственном не вполне адекватном состоянии, когда столкнулся в зале с Ингой и не ограничился обычным приветствием, а ещё и сказал:

– Тебя Аркаша искал.

Сопровождавший мою бывшую одноклассницу молодой человек лет двадцати пяти – высокий, плечистый и светловолосый, снял берет с коротко – едва ли не по-уставному подстриженных светлых волос и с интересом поглядел на меня, а вот Инга лишь плечом повела.

– Я ему всё уже написала! – заявила она.

– Лучше бы при личной встрече сказала.

Инга уставилась на меня во все глаза.

– Наши отношения, Петя, тебя совершено не касаются!

– Не касаются, – признал я, – но коснулись.

Ничего больше говорить не стал, всё же не настолько был пьян, и вернулся к столу. На дальнем конце стойки-подоконника расположились Николай и Тамара, а вот Карла видно не было. Я налил и выпил.

Задумался об Инге и Нине. По первой я сходил с ума два года, со второй и встречался-то всего от силы раз пять. Ингу выкинул из головы в один момент, так чего же сейчас всего ломает? Быть может, просто первый раз отвергнутым оказался? Может, и нет никакой любви, одно только уязвлённое самолюбие? Обида? Злость?

Но нет – на Нину я не злился. Злился на себя, злился на Аркашу. На Нину – нет. Было только очень-очень стыдно. Будто подвёл девчонку. Или действительно подвёл?

О-хо-хо…

Подошёл Карл, толкнул в плечо Николая.

– Вениамин Мельник пришёл!

– Видел, ага, – отмахнулся Коля, которого куда больше занимала спутница, а не какой-то там Мельник.

Тогда Карл взгромоздился на стул по соседству и пихнул в бок уже меня.

– Гляди, Пьер, – указал он на спутника Инги. – Это аспирант с нашей кафедры. Он полгода добровольцем на гражданской войне в Домании на стороне республиканцев в интербригаде сражался. Недавно только вернулся. Представляешь?

Полгода? Сказать по правде, полгода назад заявление об отъезде на войну произвело бы на меня несравненно больший эффект, а сейчас подивился скорее тому, как аспирант сразу после возвращения умудрился свести столь близкое знакомство с Ингой. Или же дело обстояло с точностью до наоборот и это она проявила инициативу в общении с местной знаменитостью? Как знать…

– Круто.

– С ним ещё Тарас Пникота и Касатон Стройнович ездили, но их не вижу пока, – поведал мне Карл и указал на бутылку. – Ну, наливай!

Под мясную нарезку мы выпили ещё по рюмке, а потом начали накрывать на столы и разносить горячее. Хозяин заведения предпочёл накормить студентов заблаговременно, дабы публику не развезло раньше времени после употребления горячительных напитков натощак.

– Да не переживай ты так, Пьер! – придвинулся ко мне чуток захмелевший Карл. – Всё образуется. А хочешь, с девчонками с нашей кафедры познакомлю? Клин клином вышибается! Научный факт!

Я покачал головой.

– Ты не понимаешь, Карл! Как всякому тонко чувствующему человеку сегодня мне полагается испытывать нестерпимые моральные терзания! Да и как потом с Ниной мириться, скажи?

– Молодец! Позитивный настрой – это правильно!

Где он углядел таковой настрой, было решительно непонятно, но ничего на этот счёт говорить не стал, поковырялся вилкой в тарелке и взял себя в руки, доел всю поджарку. Аппетита не было, но не оставлять же?

Завели граммофон, заиграло танго «Магнолия», и молодые люди начали приглашать барышень, а мне на колени вдруг уселась Тамара. Студентка почти не уступала ростом, да ещё закинула руки на плечи, так что её декольте замаячило прямо перед лицом, а посмотреть там было на что.

– Потанцуем, Петя? – предложила Тамара и шепнула на ухо: – Или займёмся чем-нибудь более приятным?

В другой раз от смущения бы сквозь землю провалился, а сейчас ухватил девушку за талию и ссадил её с колен на соседний стул.

– Ах, Тамара! Моё сердце разбито! Сегодня мне не до танцев.

Студентка фыркнула, вскочила и протянула руку Николаю. Тот кинул на меня взгляд, как показалось, преисполненный искренней благодарности, и повёл барышню танцевать. А я подумал-подумал, да и перебрался обратно к стойке у окна. Там развернулся на стуле и принялся следить за студентами, пытаясь подметить различия с публикой, собиравшейся в «СверхДжоуле».

Особо в этом не преуспел, разве что костюмы и наряды чуть менее дорогими и модными показались, да ещё – никаких значков с номерами витков и румбов, вообще ничего, кроме символики РИИФС. Даже Карл свой с циферками «7/17» носить перестал.

Что разумно. Иначе все и вся будут знать твой потолок, а это нехорошо, пусть даже ты прошёл инициацию на золотом румбе.

Я похвалил сам себя за рассудительность и выпил, затем предложил промочить горло подошедшему Карлу, и тот не отказался, но сразу потянул меня за собой.

– Идём покурим!

– Я не курю! И ты ведь тоже, нет?

– Значит, просто освежимся.

Загорелся идеей подышать свежим воздухом Карл точно неспроста, и я отпираться не стал, плеснул в рюмку коньяка и отправился вслед за ним.

Воздух и в самом деле оказался… свежим – аж до нутра морозцем пробрало. Ещё и ветерок по двору позёмку крутил и фонарь над головой раскачивал. Тень-свет, тень-свет, тень-свет. Дымивших на лестничной площадке курильщиков так сразу и не разглядел, понял только, что это не студенты. Старше и крепче. Взрослей.

– Иван, Тарас, Касатон, – представил их Карл, после указал на меня: – Это Пётр, он в корпусе мотоциклистом служит.

Ага! Аспиранты-добровольцы с непривычными слуху фамилиями! Тарас и Касатон – это Пникота и Стройнович. Первый – кряжистый и русоволосый; второй – ростом с меня и чернявый, с узкой полоской усов над верхней губой.

Третий? Третий – непонятный. Он и не Мельник, того – Вениамином кличут, я точно запомнил, и стоит чуть дальше, свет от фонаря самое большее до середины груди поднимается, только и видно, как уголёк папиросы посверкивает.

– Мотоциклист? – переспросил Касатон Стройнович. – Здесь, в городе служишь?

– Перевели с Кордона, – подтвердил я.

– Ого! – присвистнул Тарас Пникота. – И как там служба? Постреливают?

После того прискорбного случая с Валей я зарёкся трепать языком и постарался создать в голове чулан для хранения воспоминаний, которыми не стоило делиться ни с кем, в каком бы состоянии ни находился; трезвый или пьяный – неважно. И поскольку о работе распространяться определённо не стоило, сейчас даже мысли не возникло развлечь аспирантов историями из своего недавнего прошлого.

Я приложился к рюмке, затем нарочито медленно повёл рукой с ней влево-вправо.

– Туда-сюда, – сказал я. – Туда-сюда. Вот так я и катался до Эпицентра и обратно. Иногда до Новинска, но это реже.

– Просто по трассе? – озадаченно уточнил Касатон. – А разведка местности, облавы, задержания?

Тут даже придумывать ничего не пришлось, воспользовался стародавним советом Фомы.

– Я – стажёр. У меня всей службы пара часов в день было, а в остальное время – обучение и тренировки.

– А-а-а! – разочарованно протянул Тарас. – Понятно.

А вот Иван пыхнул из темноты дымом и поинтересовался:

– А как вообще там обстановка? Слышал, недавно мотоцикл на мине подорвался.

О том случае нам настоятельно рекомендовали не распространяться, и я не стал ни подтверждать факт взрыва, ни опровергать его. Но и отмалчиваться не хотелось, очень уж кислыми стали физиономии аспирантов. Не иначе, Карл успел чего-то обо мне наплести.

– Ситуация стабильная, – заявил я, поёжился и отпил коньяка. – Хотя, если старослужащих послушать, они браконьеров, чёрных старателей и нарушителей каждый день десятками задерживают. В Новинске столько народу нет, сколько они диверсантов обезвредили. Мы за всё время пару беспризорников с грузовиков сняли да раз под обстрел попали.

– Ого! – удивился Карл. – Это кто вас так?

– Понятия не имею, – сказал я ради разнообразия чистую правду. – Из кустов пальнули дробью и отошли. Может, браконьеры. Не знаю. А! Ещё раз мы от медведя драпали!

И вот изрядно приукрашенная история об аномалии и обитавшей там зверюге определённое впечатление на аспирантов произвела. Они поделились байками о своей поездке в Доманию, и в итоге после возвращения в бар мы с Карлом перебрались за их стол. Я прихватил с собой остатки коньяка, да у них и своя выпивка была, а ещё в полночь под сигналы точного времени мне всучили бокал игристого вина, и опьянение накатило как-то вдруг.

О чём толком говорили дальше – не помню, всё общение – урывками. Но в чём уверен на все сто, так это в том, что лишнего я не сболтнул, даже когда Вениамин Мельник завёл разговор о поездке на гражданскую войну.

– Мятежникам в открытую помогают танилийские фашисты и неофициально, но очень активно – национал-социалисты Оксона, – заявил он. – Они не только получают опыт и обкатывают технику, но и разрабатывают новые средства поражения бронетехники и операторов. Вот! – Аспирант выставил перед собой странный патрон с пулей обычного винтовочного калибра и длинной толстой гильзой, показавшейся непропорционально большой. – Это патрон семь – девяносто два на девяносто четыре. Удельная энергия – двадцать килоджоулей на квадратный сантиметр, что больше, чем у любых наших противотанковых ружей!

Все заохали, а я заметил:

– Чем гасить кинетическую энергию, проще такую пулю взорвать.

Мельник глянул на меня с усмешкой.

– Ты когда-нибудь видел, чтобы пули взрывали?

Я – видел, но вовремя прикусил язык и приложился к рюмке с коньяком. Хотел даже снова перебраться из-за стола к окну, да сначала Карл в разговор втянул, а потом и другие темы для обсуждения появились, так до утра и протрепались о политике, оружии и бог весть о чём ещё.

Ну, и к рюмке с коньяком прикладывался, не без этого, и был определённо нетрезв, поэтому когда под утро Вениамин Мельник взял гитару и начал петь романсы, перемежая их куда более быстрыми песнями на непонятном языке, мне его исполнение даже понравилось.

Ну а затем Карл потянул на выход со словами:

– Шесть утра, Петя! Сейчас наши из «СверхДжоуля» расходиться начнут.

Сколько выпил за ночь – не знаю, только при этих словах в голове разом прояснилось, а внутри всё так и заныло в ожидании неприятного разговора с Ниной. Но слабину не дал, поднялся со стула, помахал всем на прощание, потопал вслед за товарищем.

Вышел на улицу и едва по лесенке вниз не скатился – после тёплого прокуренного бара морозный воздух ударил в нос ничуть не слабей прямого в голову. Ноздри защипало, на глазах выступили слёзы. Я откашлялся, нацепил кепку и поспешил за товарищем.

Мы вышли на бульвар и двинулись к студенческому клубу. Карл шагал уверенно и ровно, а вот моя походка твёрдостью не отличалась. Пусть из стороны в сторону и не шатало, да и ноги не заплетались, но для удержания себя в вертикальном положении приходилось прилагать постоянные усилия. И чем дальше – тем больше.

Ёлки! Да мне просто не хотелось идти в клуб!

Поймал себя на этой мысли и, устыдившись собственного малодушия, решительно двинулся дальше, нагнал Карла и постарался больше от него не отставать.

Приоритеты! Есть в моих приоритетах Нина? Есть! Ну и чего раскис тогда? Иди и помирись! Подумаешь, о службе в корпусе не сказал! Тоже мне, проблема! Было бы из-за чего обижаться! Раздули из мухи слона!

Карл скрылся в клубе, ну а я опускаться на скамейку не стал, предпочёл походить туда-сюда. И не так холодно, и нервную дрожь худо-бедно унял.

Ну а потом из «СверхДжоуля» вывалилась компания барышень в сопровождении нескольких знакомых студентов, Карл и Маша, а ещё – Нина. Думал, придётся бежать за девчонкой и просить выслушать, но та столь решительно двинулась навстречу, что как-то даже не по себе от такой целеустремлённости сделалось.

– Петя! – обратилась ко мне Нина, глаза которой показались покрасневшими и припухшими от слёз. – Между нами всё кончено. Больше я с тобой общаться не намерена.

– Да ты чего?! – обомлел я. – Это из-за моей службы в корпусе?

– Нет, – строго ответила девушка. – Это из-за того, что я узнала об этом не от тебя. Да, ты не соврал, но и не сказал правды. О чём ещё ты умолчал? Как я могу тебе теперь доверять? Не могу. А какое может быть общение без доверия?

– Да перестань!

Я потянулся к Нине, и это стало ошибкой. Та отпрянула, потребовала:

– Не прикасайся! – и поспешила прочь.

Карл двинулся было ко мне, но его удержала Маша, и я махнул рукой.

– Иди!

Сам добрёл до лавочки, плюхнулся на неё и спрятал лицо в ладонях.

Ну и что теперь делать? Бежать и умолять? Становиться на колени и признаваться в любви? Клясться больше ни о чём не умалчивать?

А это реально вообще? Люблю я её? Буду абсолютно откровенен всегда и во всём?

Насчёт первого момента, скорее, склонялся к положительному ответу – очень уж тошно было, а насчёт второго – чёрта с два стану без утайки обо всём рассказывать. Проклятье, да я иной раз сам себя обманул бы, если б только такая возможность выдалась!

И какой тогда во всём этом смысл? Унижаться в любом случае не собираюсь, но вот, допустим, куплю завтра букет роз и вымолю прощение, всё вернётся на круги своя, только надолго ли? Как скоро меня снова поймают на вранье? И самое главное – мне-то самому приятно будет находиться с человеком, зная, что не просто недоговариваю ему о каких-то вещах, но пообещал не умалчивать ни о чём и не сдержал слова? И так изо дня в день, изо дня в день…

Не проще ли отпустить ситуацию и дать утихнуть страстям? Найду Нину, не в это воскресенье, так в следующее, тогда и поговорим.

Наверное, я вполне отдавал себе отчёт, что не найду и не поговорим, и всё это было лишь самоуспокоением, ну да и неважно. Поживём – увидим.

Под пиджак забрался холодный ветерок, я поднялся с лавочки и двинулся в сторону безымянного бара в надежде, что сумею воспроизвести условный стук и меня пустят внутрь. Пить уже не хотелось, но и возвращаться в расположение не имелось ни малейшего желания. А для всего остального было слишком рано: гуляки уже начали расходиться из ресторанов, и работавшие ночь напролёт питейные заведения готовились закрыться, а до открытия прочих оставалось никак не меньше двух-трёх часов.

У «Державы и скипетра» стояла малолитражка, не шедшая ни в какое сравнение с виденным мной здесь вчера роскошным авто, но я всё же скользнул по ней взглядом, уже привычно запомнив регистрационный номер.

– Чего пялишься, быдло? – послышалось от входа в клуб.

Остановился. Обернулся.

На крыльце курила парочка монархистов с посверкивавшими на лацканах модных пиджаков старорежимными серебряными орлами. Тот, что меня окликнул, был невысоким и не полным, скорее – просто рыхлым. Его приятель выглядел куда внушительней и спортивней, но тоже крепостью сложения не поражал. Вот так, навскидку – средний вес.

– Чего вылупился? Проваливай! – это выдал уже именно он.

Я бы и прежде не упустил повода подраться с реваншистами, сегодня же воспринял такую возможность даром небес, поманил двумя пальцами грубиянов к себе.

Молодой человек спортивной наружности мигом выкинул окурок в урну и сбежал с крыльца, рыхлый последовал за ним, но драки не случилось. Из распахнувшейся двери на улицу вышли две барышни, и стройная девица в меховой накидке со смешком сказала:

– Не горячись, Анатоль, а то он тебя арестует!

Сначала знакомыми показались странный тягучий акцент и манера проглатывать окончания слов, затем присмотрелся и припомнил саму девицу – весьма симпатичную и даже красивую, если только не брать в расчёт челюсть, делавшую лицо слишком уж вытянутым. Не совсем лошадиным, но ассоциации возникали именно такие.

Да это та самая штучка, которую как-то доставил на мотоцикле к Эпицентру!

Как же её звали…

Анатоль озадаченно оглянулся и осведомился:

– Это как?

– Он из корпуса! – пояснила девица, тут-то я и вспомнил её имя-отчество.

Юлия Сергеевна! Врач называл её именно так!

Вроде – пустяк, но я не собирался упускать шанс расплющить пару реваншистских носов, и хоть ясность мысли оставляла желать лучшего – или же именно по этой причине? – легко нашёл, как обернуть новое знание в свою пользу.

– Юлия Сергеевна! – расплылся я в широченной улыбке. – Неужели те пятнадцать минут, что вы стискивали меня в своих объятиях, так запали в память?

Думал, дёрнется Анатоль, и приготовился уклониться, но спортсмена опередил рыхлый молодой человек.

– Подлец! – выкрикнул он и ринулся на меня с кулаками до того неумело, что я даже растерялся и не ударил, а просто отступил в сторону.

Юноша проскочил мимо, поскользнулся на обледеневшей брусчатке и со всего маху врезался в автомобиль. Я повернулся проследить за ним, и напрасно – Анатоль вмиг оказался рядом и заехал мне в челюсть.

Голова мотнулась, в глазах сверкнули звёзды, и на мгновенье я выпал из реальности, но успел прийти в себя, прежде чем подогнулись ноги и уселся на мостовую.

– Врежь ему, Анатоль! – завопила девица – не Юлия Сергеевна, а её товарка, и этот возглас продрался сквозь ватную тишину обморока. Я отработанным движением уклонился от очередного замаха и отступил, разорвав дистанцию.

Вставший в стойку молодой человек покрутил кулаками и с нескрываемым превосходством сообщил, что является действующим вице-чемпионом общества по боксу в среднем весе, а после позвал:

– Подходи, ещё получишь!

Рыхлый стоял у автомобиля и накинуться на меня больше не пытался, челюсть ныла, распухла рассаженная губа, да ещё на воротник сорочки попала капелька крови, и стоило бы поскорее замыть пятно, а вместо этого я шагнул вперёд. Спортсмен счёл меня лёгкой мишенью и провёл прямой в голову – двигался он быстро и очень технично, но не попал.

Уйти от удара позволил кинетический импульс; я не отпрыгнул даже – отбросил себя в сторону и сразу вторым выплеском сверхсилы толкнулся обратно. Левый кулак шибанул провалившемуся в слишком глубокий выпад боксёру под рёбра, тот согнулся и получил правой в ухо!

На этом стычка и закончилась; мой визави рухнул на брусчатку, как подкошенный. Да – я сжульничал, но и он врезал исподтишка. Квиты. А иначе – никак. В технике я противнику наверняка уступал, без фингалов бы точно не обошлось, а у меня и так в очередной раз губа расквашена.

– Убивают! – истошно завизжала вторая девица. – Полиция! Полиция!

А вот Юлия Сергеевна драть глотку не стала и поспешила к нокаутированному спортсмену. Моим же первым порывом было кинуться наутёк, но переборол его, отошёл к ближайшей лавочке, плюхнулся на неё и сгрёб наметённый к ножке снег, принялся счищать с воротника капельку крови.

Ну а что? Спортсмен первый в драку полез, да и без серьёзной травмы обошлось – вон, уже трепыхается.

– Тебе конец! – заявил рыхлый, который, в отличие от девиц, и не подумал помочь товарищу.

– Мне? – уточнил я с нескрываемым удивлением. – Чудак! Это вы на бойца корпуса напали!

Моё заявление заставило истеричку заткнуться, она зло бросила:

– Нет, это ты накинулся на Анатоля! Я это подтвержу! Мы все подтвердим!

– Здорово! – обрадовался я совершенно искренне. – От лжесвидетельства до потери благонадёжности – один ма-а-аленький шажок. Вот и посмотрим, насколько хороши ваши адвокаты.

– Поверят нам, а не тебе! – выдал рыхлый.

Я постучал себя пальцем по виску.

– Все доказательства тут, балбес. Никогда допросу под препаратами не подвергались? Это ничего, узнаете много нового.

– Ты… Ты… – Монархиста аж начало распирать от возмущения. – Ты опорочил Юлию Сергеевну! Ты её оклеветал! Это преступление!

Тут я не сдержался и рассмеялся.