Проклятый ректор Обухова Лена
Послышался скрип кресла, потом неясный шум, после которого Блэк мягко попросил:
– Позвольте мне все-таки пойти с вами. Просто чтобы убедиться, что вы дошли.
– Демон с вами, идемте, – выдохнул Фарлаг.
Послышались шаги, потом хлопнула дверь. Не та, через которую мы все входили, а в другом конце кабинета.
Я продолжала стоять за шторой, позволив себе только чуть-чуть расслабить руки и сделать глубокий вдох, но выходить из своего укрытия не торопилась. Вдруг кто-то из них что-то забыл здесь? Или Блэк мог пойти обратно через кабинет.
Минуты шли, я слышала, как тикают настенные часы, но все не решалась выйти из-за шторы. Наверное, прошло не меньше четверти часа, прежде чем я все-таки сделала это, предварительно просунув в щель между шторами голову и убедившись, что кабинет пуст. Его все еще освещали свечи, которые Блэк и Фарлаг забыли погасить.
Меня заметно трясло от пережитого и ужасно хотелось поскорее броситься прочь, пока меня не обнаружили, но оставались еще две папки и две Дарии. Вдруг одна из них – та самая, которую я ищу? Если я не скопирую информацию о них, вся эта затея может оказаться бессмысленной!
Поэтому, заставив себя успокоиться, я снова открыла нужный ящик архива и достала из него папки. Руки дрожали, а я то и дело бросала взгляд в дальний угол кабинета, сейчас тонувший во мраке. Где-то там находилась дверь, через которую ушли ректор и Блэк. Копируя листы, я прислушивалась к тишине, каждую секунду ожидая услышать скрип двери и шум шагов. Тогда мне конец.
И все же удалось закончить начатое и даже убрать папки обратно в выдвижной ящик, а в кабинете так никто и не появился. Когда я поднялась на ноги, они дрожали так, что едва держали меня. Я заставила себя пойти к двери, но снова задержалась на мгновение у полочек с портретами.
Я смотрела на молодого улыбающегося мужчину с очень теплым взглядом каре-зеленых глаз, и мне вспоминалось искаженное болью лицо, судорожно дергающееся тело. Кто и за что мог так жестоко проклясть его?
Проклятия бывали разными. Одни довольно быстро сводили человека в могилу, другие просто лишали его чего-нибудь: любви, удачи, возможности иметь детей, видеть в окружающем мире хорошее. Часто проклятый даже не знал об этом. Те проклятия, что убивали, делали это в считанные дни. Остальные можно было относительно легко снять, если их обнаружить и правильно определить. Сложнее дело обстояло с темными и родовыми проклятиями.
Найт Фарлаг свое проклятие снять не мог, и оно мучило его уже пять лет. Не убивало, а именно мучило. Значит, наверняка имело компонент темной магии, светлый поток на такое просто не способен. Как сильно надо ненавидеть человека, чтобы сотворить с ним такое?
Я заставила себя оторвать взгляд от портрета и напомнила себе, что меня это не касается. Судьба ректора Фарлага – не моя забота. Хотя подслушанный разговор давал надежду, что как минимум один рычаг воздействия на ректора у меня есть. В крайнем случае к нему можно будет прибегнуть.
Осторожно применив отпирающее заклятие, я вышла в коридор, как можно тише прикрыла за собой дверь и снова заперла ее.
Теперь ничто не должно было выдать моего визита сюда.
Глава 8
– Тара Роук! – громкий оклик преподавательницы заставил меня вздрогнуть и быстро спрятать просматриваемые листы в тетрадь, в которой я должна была записывать лекцию.
Только вот последние минут пятнадцать я ничего не писала, даже не слушала толком, снова и снова просматривая общую информацию по семи Дариям, учившимся в Лексе двадцать лет назад.
Я потратила на изучение их личных дел все выходные, прерываясь только на выполнение домашних заданий. Даже попросила Реджину выпить горячего шоколада с Алеком вместо меня и сказать ему, что я приболела. Моя соседка минут пять не могла решить: разозлиться ей из-за того, что Алек позвал на чашку шоколада меня, а не ее, или обрадоваться, что я уступила это приглашение ей. В конце концов, она просто ушла, сказав, что так и быть, развлечет Прайма, пока я болею.
Я не знала, обиделся ли Алек. Перед началом лекции он только улыбнулся мне, окинув изучающим взглядом, а сидели мы сегодня на разных рядах, поэтому поговорить не успели.
Меня больше тревожило другое. Ничто в личных делах студенток не давало мне ключа к пониманию, кто из них моя мама. При более внимательном рассмотрении я нашла не только год, но и дату рождения, но ни одна из них не совпадала с днем рождения мамы. По крайней мере, с тем, который знала я. Могла ли она и его скрывать? Зачем? Прочая информация и вовсе оказалась для меня бессмысленна. Никто из них не специализировался в снадобьях, которые мама знала очень хорошо, но все посещали как минимум теорию в качестве одного из предметов.
Мне нужно было найти их лица! Но я не знала, как это сделать.
Зато сейчас передо мной замерло очень недовольное лицо профессора Лессандр, которая за время моего молчания успела подняться по проходу до ряда, на котором я сидела. Она явно чего-то от меня хотела, но я не знала, чего именно, поскольку сам вопрос благополучно прослушала.
– Роук, я долго буду ждать? Проклятые артефакты, основные плюсы и минусы относительно обычных проклятий. Быстро!
Я судорожно пыталась вспомнить, но не могла, потому что это была тема текущей лекции. Да и артефакты никогда не интересовали меня, поскольку я не собиралась ими заниматься, а для приготовления снадобий они не нужны. Просто теория создания артефактов входила в образовательный минимум третьего и четвертого годов обучения.
– Прошу прощения, профессор, я не знаю, – тихо ответила я, кожей ощущая насмешливые взгляды сокурсников.
– Конечно, не знаете, – резко произнесла Лессандр, презрительно кривя тонкие губы. – Ведь когда я о них рассказывала пять минут назад, вы не слушали.
Я изобразила на лице раскаяние и виновато потупила взгляд, не находя, что сказать в свое оправдание.
– Простите, профессор, я отвлеклась.
– Поразительно, что вы позволяете себе подобное, – хмыкнула профессор, скрещивая руки на груди. Судя по всему, она не собиралась быстро возвращаться к теме лекции. Красивая и моложавая, несмотря на то, что была даже чуть старше моей мамы, она жила в апартаментах в западном крыле и обладала весьма скверным характером. – Учитывая ваше происхождение, вы носом землю рыть должны, доказывая всем, что ректор Фарлаг не выжил из ума, приняв вас в Лекс.
– Честно говоря, я не считаю, что репутация ректора Фарлага нуждается в моей защите, – не сдержалась я. – Поэтому едва ли должна доказывать всем что-то в его пользу.
Наверное, я зря это сказала, потому что красивое лицо преподавательницы с идеальным макияжем пошло красными пятнами.
– Интересно, как с таким отношением вы собираетесь найти себе наставника, – фыркнула она, отворачиваясь и возвращаясь на кафедру. – Я вашу просьбу теперь точно не удовлетворю.
Я очень сомневалась, что она собиралась удовлетворять ее и раньше, поэтому не особенно расстроилась. Хотя у меня накопилось уже столько отказов, что впору было испытать отчаяние. В Лексе стремительно заканчивались преподаватели, которых я еще об этом не попросила и которые не сказали бы свое твердое и бесповоротное «нет». Сегодня я собиралась направить официальные прошения всем оставшимся. Пожалуй, кроме ректора. Встречаться дополнительный раз в неделю с ним, да еще и наедине, мне совершенно не хотелось.
К счастью, до конца лекции Лессандр забыла о моем существовании, но и я больше не рисковала отвлекаться, добросовестно записывая почти каждое ее слово.
После занятия, как я и ожидала, Алек перехватил меня на выходе из аудитории.
– Как ты себя сегодня чувствуешь? – вежливо поинтересовался он.
И вот теперь мне не пришлось изображать ни раскаяние, ни виноватый вид: я действительно почувствовала себя виноватой.
– Прости, что не пришла в субботу. Просто я…
– Испугалась? – предположил он, весело улыбаясь.
– Наверное.
– Разве я такой страшный?
– Честно говоря, вы на меня все нагоняете ужас, – не стала скрывать я, но постаралась, чтобы это прозвучало как шутка. – Особенно потомки королей.
– А, понятно, кто-то уже просветил, – недовольно откликнулся он, словно стыдился своего происхождения.
– Увы, – я решила поддержать эту манеру.
– Знаешь, мы ведь давно не короли. Очень давно. Все эти расшаркивания и попытки помериться, у кого родословная длиннее, – глупость.
– Я-то с этим согласна! – теперь я поддержала его с искренним энтузиазмом. – Но странно, что ты так считаешь. Я думала, вы все молитесь на родословные, как на древних богов. Ректор Фарлаг, говоря о своем аристократическом происхождении, разве что не лопался от гордости.
Алек рассмеялся. Как всегда искренне и весело. С каждой минутой нашего общения он нравился мне все больше, и я ничего не могла с этим поделать.
– Он имеет на это право, Фарлаги – очень достойные люди. Они много сделали для нашего мира.
– Гордиться предками – это, наверное, нормально, – согласилась я. – Но разве может это быть важнее собственных достижений?
– У ректора и своих достоинств хватает, – не сдавался Алек, пока мы шли по бесконечно длинному коридору к другой аудитории. – Лучший выпускник Лекса, самый молодой Мастер Снадобий, талантливый ученый, самый молодой ректор в истории не только Лекса, но и всех учебных заведений. Хотя считается, что с последним ему помог папа-министр, но Фарлаг справляется. Говорят, в обществе в свое время тоже блистал и был одним из самых завидных холостяков.
– Ты его так защищаешь, словно он твой… любимый дядя, – я не придумала другого достойного родства, учитывая возраст.
– Мы все немного родственники, – со смехом признался Алек. – Но мне просто жаль его, наверное. Такое многообещающее начало, а теперь…
Он вздохнул и махнул рукой, а я почувствовала внезапный приступ любопытства. Мне так и не рассказали ни одной версии о том, кто и за что проклял Фарлага. Я уже собиралась об этом спросить, но Алек успел первым:
– Что за бумаги ты с таким любопытством изучала вместо лекции?
Я смутилась. Делиться с ним своими тайнами у меня не было желания, каким бы милым Алек ни казался, поэтому я попыталась уйти от ответа:
– Да так, кое-что по учебе…
– Правда? А похоже на личные дела студентов.
У меня по спине пробежал холодок. Алек, конечно, сидел недалеко, но как он разглядел? Только через пару мгновений я вспомнила, что ректор показывал ему ведомости с оценками мамы. Значит, доставал ее личное дело. Алек мог просто узнать оформление страницы.
– Это как-то связано с твоей мамой?
Последние слова окончательно добили меня. Я замерла посреди коридора, посмотрев на него с подозрением. Как он догадался? И хотя я не озвучила вопрос, Алек словно прочитал мои мысли:
– Меня тоже прочат в лучшие выпускники Лекса, – со своей обычной очаровательной улыбкой пояснил он. – Твой внезапный перевод сюда после ее смерти, обгоревший портрет, твой внезапный побег с вечеринки после того, как я упомянул архив в кабинете ректора, теперь эти бумажки… Что ты ищешь, Тара?
Видимо, Алек и правда был очень умен и внимателен к деталям. Я задумалась о том, что, возможно, стоит ему довериться. В конце концов, я еще ничего плохого от него не видела за все время пребывания здесь. Наоборот, он единственный, кто отнесся ко мне хорошо. И я очень нуждалась в помощи.
– Я ищу свою маму, – призналась я. – То есть… пытаюсь понять, кем она была. До ее смерти я не знала, что она училась здесь. Я не знаю, кем она была до замужества. Ничего о ней не знаю. Я хочу найти каких-нибудь родственников. И, может быть… – В последний момент я осеклась, решив, что про отца рассказывать все же не стоит. – Может быть, ее родители еще живы и захотят со мной познакомиться. Или хотя бы они должны знать, что случилось с ней.
– Так эти личные дела студентов?..
– Личные дела студенток по имени Дария, которые учились здесь в нужный год и чей возраст совпадает с маминым, – кивнула я, доставая копии из сумки и протягивая ему. – Но дата рождения не совпадает ни у одной, а без портретов я не могу понять, кто из них моя мама.
Алек просмотрел протянутые листы, а потом выдал:
– Значит, нужно соотнести эти имена с портретами выпускников.
– Портретами выпускников? – Мое сердце забилось чаще, когда я поняла, что ниточка еще не оборвалась.
– Да, создается для каждого выпуска из Лекса. По одной копии альбома остается в библиотеке. После следующей лекции могу показать тебе.
Это была, наверное, самая длинная лекция в моей жизни. Минуты тянулись бесконечно долго, я вновь старательно записывала за преподавателем, но делала это, не задумываясь и не пропуская информацию через себя. Я могла думать лишь о том, что вот-вот узнаю настоящую фамилию мамы. И тогда до поиска ее родителей останется всего один шаг.
Однако в библиотеке меня ждало жестокое разочарование. Мы с Алеком внимательно рассмотрели портреты всех Дарий, даже тех, кого я отсеяла по году рождения. Никто из них не был похож на мою маму. Тогда мы изучили портреты всех девушек подходящих нам выпусков, пользуясь тем, что третьей лекции не было ни у меня, ни у него. Мы потратили на это почти час, но ни одна выпускница Лекса не была похожа на мою маму. Ни такую, какой я ее знала, ни такую, какой она была изображена на обгоревшем портрете.
– Ерунда какая-то, – хмурился Алек. – Как такое возможно? Она могла не выпуститься?
– Она забеременела, – тихо признала я, но мне показалось, что в тишине библиотеки мои слова все равно прозвучали оглушительно. – Могла сбежать, наверное.
– Или ее могли отчислить, – хмыкнул Алек. – Особенно если беременность была внебрачная. Лекс такого не допускает. Даже замужних студенток в положении отправляют домой до родов.
– Сурово.
– Традиции.
– Опять тупик… – почти простонала я, откидываясь на спинку неудобного стула, какие тут предлагал читальный зал.
Алек задумчиво потеребил челку: то ли пытался поправить ее, то ли это означало у него глубокий мыслительный процесс. Судя по тому, что через несколько секунд его лицо просветлело, второй вариант оказался ближе к истине.
– Слушай, у тебя же есть ее портрет! Можно показать его кому-то из местных преподавателей-старожилов. И поспрашивать.
– Можно, только… – Мне не хотелось объяснять ему, что каждый из них может оказаться моим настоящим отцом. – Я бы не хотела привлекать к своим поискам внимание. Появятся вопросы, а мне тут и так не рады.
Алек понимающе кивнул, снова задумавшись, но тут же опять просиял.
– Мой отец! Он будет здесь на традиционном балу в честь годовщины основания Лекса, поскольку входит в попечительский совет. Можно показать потрет ему.
В этот момент у меня зародилось нехорошее подозрение.
– А он откуда может ее знать?
– В то время он работал здесь. В качестве эдакой практики, у нас в семье так принято. Прежде чем переходить к серьезным финансовым задачам, сначала потренироваться на чем-то небольшом и простом. Он управлял финансами Лекса.
Я не стала комментировать его представления о «небольшом» и «простом». Меня гораздо больше тревожил другой факт.
– Алек, а как зовут твоего отца?
– Сет. Сет Прайм. А что?
Я облегченно выдохнула. Не на «А».
– А когда будет этот бал?
– Тридцатого марта.
С тем же успехом он мог бы быть в следующем году. Особенно если я не найду наставника.
Но прежде, чем я успела высказать вслух эти опасения, передо мной махнула крыльями маленькая фея. И швырнула мне очередную записку:
«Ко мне в кабинет. Немедленно».
Кто бы сомневался, что в подписи у послания стояло: «ректор Фарлаг».
– Да чтоб его… – досадливо проворчала я, чем вызвала у Алека смешок.
– Не проклинай ректора, – заметил он с улыбкой. – Он и так проклят.
Глава 9
– Вы меня вызывали, сэр? – старательно контролируя голос, поинтересовалась я, замерев на пороге ректорского кабинета.
Здесь все осталось без изменений: легкий беспорядок на столе, наглухо зашторенные окна, кресло посетителя, сегодня только одно, полумрак по углам. Разве что солнце светило настолько ярко, что даже темные шторы из плотной ткани не могли сдержать его полностью: в кабинете было сумрачно, но не так темно, как в мои прошлые визиты. И сам ректор ждал меня не за столом, а стоя у того самого шкафа, в котором, как я теперь знала, хранились лечебные порошки. Судя по всему, он делал для себя очередную смесь. Пиджак и мантия дожидались своего хозяина на спинке кресла, а как всегда немного мятая рубашка обтягивала, как оказалось, довольно широкие плечи.
– Садитесь, – велел он, не оборачиваясь.
И, конечно, имея в виду кресло посетителя, но я неуверенно замерла. Сяду туда – и ректор окажется за моей спиной. Не то чтобы меня волновало, насколько это вежливо. Я просто понимала, как будет неуютно. Однако испытывать его терпение было плохой идеей, поэтому я все же заставила себя сесть.
Я слышала, как Фарлаг закончил насыпать порошки, добавил в стакан воды. Судя по тому, что он спокойно стоял, его сейчас не мучили судороги, ничего похожего на приступ, который я наблюдала. Возможно, его проклятие проявлялось по-разному.
– Объясните мне, Роук, что вы делали в моем кабинете в пятницу вечером? – спокойно спросил он, размешивая содержимое стакана: я слышала, как пару раз ложечка ударилась о стекло.
У меня сердце провалилось вниз и забилось в животе, а я сама задрожала, теперь даже радуясь тому, что он не видит моего лица. Как он мог узнать? Все же время от времени проверяет следящие чары? Или я оставила следы своего пребывания?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр.
Когда не знаешь, как оправдаться, – отрицай.
– Хотите сказать, что вас не было здесь в пятницу вечером?
Я не слышала шагов, но поскольку с каждым новым словом голос ректора звучал все ближе, я поняла, что он возвращается к столу. Только в поле моего зрения он так и не появился. Я почувствовала, как он замер прямо за спинкой кресла и сверлит взглядом мой затылок. От этого взгляда кожу под волосами неприятно закололо.
– Нет, сэр, – выдохнула я. Голос все-таки дрогнул.
И тогда я почувствовала щекой тепло и уловила легкий запах сигаретного дыма, каким он становится после того, как впитается в одежду и волосы. Фарлаг сначала резко втянул ноздрями воздух, а потом я почувствовала жар его дыхания на своей шее.
– Не хотите или вас тут не было? – насмешливо уточнил он, ничуть не смущаясь этой не вполне приличной близости.
– Меня тут не было, сэр, – как можно увереннее пояснила я, глядя прямо перед собой и изо всех сил стараясь не отодвинуться. Я не хотела показывать, как он меня пугает.
Ректор разочарованно вздохнул и выпрямился.
– Почему вы мне все время врете, Роук?
Теперь он наконец вернулся за свой стол и опустился в кресло. Стакана с экспресс-снадобьем в его руках уже не было, взгляд казался злым. Он выжидающе уставился на меня и добавил:
– Меня это бесит.
– Я не понимаю вас, сэр, – упрямо повторила я, все еще не зная, как оправдаться.
Он снова подпер голову согнутой в локте рукой, как в первую нашу встречу. Указательный и средний пальцы при этом едва заметно помассировали висок.
– Когда вы пришли ко мне на собеседование, вы сказали, что хотите перевестись в Лекс, потому что желаете получить лучшее возможное образование по снадобьям. Очевидно, в тот момент вы понятия не имели, что единственный предмет, который в Лексе преподается не очень хорошо, – это как раз снадобья. Потому что их ведут полоумный старик и проклятый Мастер, который уже несколько лет не в состоянии практиковать. Если бы не это обстоятельство, ваша ложь могла бы сойти за правду. И вот теперь вы честно смотрите на меня своими прекрасными голубыми глазами и снова нагло врете.
Даже не знаю, что больше повергло меня в ступор: страх или то, что он назвал мои глаза прекрасными.
– Я не… – с трудом выдавила я, но ректор резко оборвал меня:
– Еще раз скажете, что не понимаете, – и я вас прокляну.
Мне пришлось замолчать. На всякий случай. Мозг старательно искал выход из положения, поэтому, наверное, невзирая на бешено колотящееся сердце, я заметила, как Фарлаг на секунду прикрыл глаза и снова помассировал висок. Похоже, мне повезло: его снова мучила головная боль. Та самая, которую, по его словам, хуже всего терпеть. Порошки явно не помогали.
– Вы были аккуратны, – тем временем продолжил Фарлаг. – Настолько, что я не понимаю, что вы здесь делали. И мое любопытство – это единственное, что сейчас отделяет вас от отчисления и неприятного разговора с легионерами.
– В таком случае с моей стороны было бы глупостью удовлетворять его, – вырвалось у меня.
Уже знакомый прищур стал мне ответом. Я с трудом сглотнула, стараясь контролировать дыхание. Еще немного – и он меня точно отчислит, поэтому я решила, что самое время выложить единственный козырь. Хоть и надеялась разыграть его в другой ситуации.
– У вас болит голова, сэр?
Такой разворот разговора сбил Фарлага с толку: злость мгновенно улетучилась, уступив место удивлению. У меня сердце билось уже не в животе, а в горле, мешая дышать.
– Вы пытаетесь сменить тему?
– Я хочу предложить вам помощь.
Это было смело. Даже где-то безрассудно. Я никогда никого не пробовала лечить, кроме своего неродного отца. Да и его мигрень последний раз снимала еще до того, как отправилась в Орту. Мама велела мне не распространяться о таком умении, хотя сама же меня научила. Она говорила, что это моя «компенсация» за то, что я не могу плакать.
– Ты лишена того, что умеют все, но зато можешь делать то, на что не способны другие, – говорила она.
Конечно, я не знала, сработает ли это на проклятом человеке, но не видела другой возможности выйти из кабинета ректора все еще студенткой Лекса.
Я медленно поднялась на ноги, переместила сумку с коленей на сиденье кресла.
– Вы позволите?
Фарлаг был явно заинтригован и потому махнул рукой, приглашая меня делать все, что я задумала.
Я заставила себя обойти стол и приблизиться к креслу, в котором он сидел. Ректор внимательно следил за моими движениями, но молчал. Только вопросительно приподнял брови, когда я присела на краешек стола и потянулась руками к его голове.
– Сядьте прямее, пожалуйста, – попросила я и тут же поспешно добавила: – Сэр.
Он медлил пару секунд, но потом послушался, и тогда я смогла коснуться кончиками пальцев его висков.
– Хочу предупредить, что магический поток не способен справиться с этим конкретным видом боли, – насмешливо заметил Фарлаг.
– Магия в этом не участвует, сэр, – заверила я, едва заметно массируя его виски.
Не прошло и пяти секунд, как я уловила знакомые вибрации. И, как обычно, сначала попыталась подстроиться под них невыразительным мычанием, но еще несколько секунд спустя открыла рот, голосом создавая незатейливую мелодию. Она каждый раз звучала по-разному, ее рождали вибрации, которые я ощущала пальцами. Я сама не до конца понимала механизм происходящего, словно мной в такие моменты руководила какая-то неведомая сила.
Фарлаг, до этого посматривающий на меня с подозрением, закрыл глаза. Его лицо постепенно разгладилось, дыхание стало ровным и глубоким, как будто он провалился в сон.
Вибрации исчезли, и мой голос стих. Я убрала руки с висков ректора, внимательно наблюдая за его реакцией. Он открыл глаза не сразу. Какое-то время прислушивался к собственным ощущениям и только потом взглянул на меня.
– Как вы это делаете?
Его вопрос заставил меня облегченно выдохнуть. Значит, все получилось.
– Я не знаю, – абсолютно честно ответила я. – Мама научила в детстве. Я никогда не задумывалась о том, как это получается.
– Вы можете так снять любую боль?
– Нет, к сожалению, только головную.
Он снова какое-то время смотрел на меня снизу вверх, поглаживая пальцами небритый подбородок, а потом вдруг спросил как ни в чем не бывало:
– Что вы делали в моем кабинете в пятницу вечером?
– С чего вы вообще взяли, что я тут была?
Его глаза вновь недобро прищурились. Кажется, избавление от головной боли не произвело на него тот эффект, на который я рассчитывала.
– Знаете, у меня прекрасное обоняние, – неожиданно сообщил он. – Я по запаху способен определить степень готовности любого снадобья. Мне даже время засекать никогда не требовалось.
– Тем более странно, что вы начали курить, – заметила я, не понимая, куда он клонит.
Фарлаг вдруг резко встал, нависая надо мной. Даже когда я сама выпрямилась, оказалось, что он на целую голову выше меня. Теперь я смотрела на ректора снизу вверх, затаив дыхание. Он же расслабленно засунул руки в карманы брюк, довольно усмехаясь. Кажется, ему понравилась моя реакция. Интересно, что больше пришлось по душе: испуг или смущение?
– Ваши духи, госпожа Роук, – объяснил он, гипнотизируя меня взглядом. Я вдруг подумала, что мне его глаза тоже кажутся красивыми. – Я не сразу понял, почему мне показалось, что в кабинете кто-то есть. Только потом, когда… мне стало лучше, смог проанализировать. В кабинете стоял запах ваших духов. Вы не просто были тут в тот вечер. Вы были тут в тот момент, когда я вернулся. Я проверил это по следящим чарам, так что отпираться нет смысла.
Я выдержала его взгляд даже сейчас, хотя отчаянно хотелось выскользнуть из ловушки между его мрачной фигурой и столом. И как бы страшно мне ни было, я постаралась произнести спокойно:
– Если это так, то вы, конечно, обязаны отчислить меня. И, возможно, даже донести в Легион. Вы уверены, что хотите этого? Теперь.
– Не играйте со мной, Роук, – угрожающе велел он.
– И в мыслях не было, сэр, – заверила я.
За одно мгновение в нем снова что-то переменилось. Раздражение ушло, взгляд стал скорее изучающим.
– Кто же вы такая, Тара Роук? – со вздохом спросил он, с интересом разглядывая мое лицо.
– Я и сама хотела бы это знать, сэр.
Глава 10
Меня не отчислили. Ректор даже не стал настаивать на моих честных ответах. Я понимала, что обреченный на постоянные муки человек не станет выгонять из университета того, кто может унять хотя бы один вид его боли. И Фарлаг понимал, что я это понимаю, а потому ему нечем мне угрожать. Однако его взгляд при нашем прощании ясно давал понять, что он найдет способ выяснить правду. Это позволяло мне надеяться, что он найдет и способ оставить меня в Лексе, несмотря на то, что практически все потенциальные наставники мне отказали. Некоторые пока просто не ответили. Возможно, и не собирались отвечать.
А пока я ждала крайнего срока по назначению наставника, все остальные студенты Лекса уже предвкушали бал в честь годовщины его основания. В четверг Алек предпринял еще одну попытку «социализировать» меня и взял с собой на вечерние посиделки в кафе с парой приятелей. Всего за столом оказалось шесть человек, в том числе Реджина и та самая девушка, с которой она обсуждала мою скромную персону во время вечеринки. Мне показалось, что все присутствующие, кроме меня, конечно, относятся к той самой «старой аристократии».
Девушки вовсю обсуждали платья из какого-то каталога и с энтузиазмом интересовались мнением парней. Парни отвечали им с куда меньшим энтузиазмом, но вежливый взгляд на картинки все же бросали. На меня они тоже иногда бросали взгляды, но скорее недовольные, нежели вежливые. Девушки предпочитали меня игнорировать. Со мной разговаривал только Алек, а я хоть и отвечала ему, но все равно не понимала, зачем я здесь. Готовиться к лекции по снадобьям и то было бы интереснее. Впрочем, поддержать разговор о платьях я бы все равно не смогла: мельком разглядев несколько ценников, сразу поняла, что не могу позволить себе такое.
Подруга Реджины – Лиза, как я выяснила в тот день, – в какой-то момент, кажется, поняла это, потому что внезапно дружелюбно улыбнулась мне и протянула каталог:
– Тара, может быть, ты тоже хочешь что-то выбрать? Лучше заказывать платье заранее, чтобы его успели сшить по твоим меркам и доставить.
– Спасибо, я воздержусь, – как можно спокойнее ответила я, старательно изображая такую же вежливую улыбку.
– О, прости, я не подумала, – все с тем же наигранным добродушием «огорчилась» Лиза. – Наверное, это слишком дорого для тебя?
Сначала я испытала неловкость. Как это ни парадоксально, но вдруг стало стыдно за то, что не могу купить себе такое платье. А потом я разозлилась: почему я должна стыдиться того, что у меня нет большого количества дурных денег? Моя семья никогда не считалась бедной, просто мы не были богачами. Как и подавляющее большинство жителей Республики.
– Не для меня, – возразила я. – Это просто – слишком дорого. Честно говоря, не совсем понимаю, почему эти платья столько стоят. Если они сотканы из золота, то едва ли их удобно носить. А если они из обычной ткани, то такая цена – надувательство.
– Едва ли такие вещи стоит объяснять, – хмыкнула Реджина, на мгновение забывая, что при Алеке она изображает мою подругу. – С этим пониманием нужно родиться.
– Мне вот не удалось с ним родиться. – Алек, как всегда, оказался готов тут же встать на мою сторону. – Мне кажется, они столько стоят лишь потому, что мы готовы за них столько заплатить. Своего рода перераспределение богатства между людьми. Хочешь, я подарю тебе любое платье из этого каталога? – внезапно предложил он, поворачиваясь ко мне. – Просто так, потому что мне несложно.
Пожалуй, из всего, что я когда-либо слышала от него, это было самое неприятное. Слишком похоже на благотворительность, о которой я не просила.
– Спасибо, но у меня есть платье для бала, – соврала я, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос.
Не знаю, понял ли Алек, как меня задело его предложение. Наверное, оно было продиктовано лучшими побуждениями, но выдало то, что в глубине души он относится ко мне не лучше остальных: как к какой-то нищенке, прибившейся к богачам, дабы урвать с их стола пару лакомых кусочков. Только остальные меня за это честно презирали, а Алек по доброте душевной готов был подкормить.
Лиза и Реджина обменялись выразительными взглядами, явно не поверив мне. Теперь я и сама малодушно захотела, чтобы никто из преподавателей не согласился стать моим наставником. И пусть меня отчислят. Зато не придется проходить через еще один вечер, полный унижений.
Однако в пятницу учебная часть уведомила меня, что моим наставником согласился стать профессор Блэк. Он был одним из тех, кто никак не ответил на мое прошение. Сотрудница учебной части выглядела удивленной.
– Вообще-то, он давно не занимается наставничеством. Но имеет право, а больше никто желания все равно не высказал. – Она пожала плечами. – Вам надо будет встречаться с ним раз в неделю, во вторник, в семь вечера. По согласованию с профессором Блэком можете изменить день и время.
Поскольку до вторника профессор Блэк никак не уведомил меня об изменении, я явилась в его кабинет в назначенный день и час, однако тот оказался пуст. Я предположила, что занятие с наставником может проходить и в апартаментах преподавателя, поэтому направилась туда.
Профессор Блэк открыл дверь в домашних брюках и халате и удивленно уставился на меня подслеповатыми глазами.
– Чем могу быть полезен, девушка?
– У нас с вами сейчас встреча, – немного растерянно напомнила я.
– Неужели? – Он нахмурился. – Да вы проходите, не стойте на пороге. А почему у нас с вами встреча?
– Потому что вы согласились быть моим личным наставником, – сообщила я, проходя за ним в гостиную.
И тут же замерла на пороге, потому что за небольшим чайным столиком в мягком кресле сидел ректор Фарлаг. Теперь кое-что начало проясняться.
– Найт, простите меня. – Профессор Блэк виновато развел руками. – Кажется, у меня сегодня занятие со студенткой. Я совершенно забыл об этом… Хотя мне кажется, я об этом даже не знал… Вы развлеките мою гостью пару минут, пока я переоденусь.
И что-то бормоча себе под нос, он скрылся за дверью, оставив меня наедине с Фарлагом. Тот молча взирал на меня со странным выражением на лице: не будь он моим ректором, я бы назвала это выражение плутоватым.
– Полагаю, я должна поблагодарить вас за содействие, – осторожно сказала я, переминаясь с ноги на ногу, поскольку не знала, куда мне стоит сесть. И стоит ли.
Фарлаг только пожал плечами.
– Я сделал это не ради вас, поэтому можете оставить свои благодарности при себе. Вы пригодитесь мне здесь в следующий мой приступ. Да и профессору Блэку будет приятна ваша компания. Он довольно одинок, и, кроме меня, его никто не развлекает. Наставничество пойдет ему на пользу. Поскольку он слегка не в себе, обычные студенты Лекса к нему не идут, а вам выбирать не приходится.
– Справедливо, – кивнула я. – И очень рада, что я вам ничем не обязана.
– Вам так невыносима мысль быть чем-то мне обязанной? – удивился он. – Вы поэтому не обращаетесь ко мне за помощью?
Я не нашлась, что ответить. Он сверлил меня взглядом, под которым было ужасно неуютно, и, как всегда, немного щурился. В каком-то смысле он был прав, но мне совершенно не хотелось признавать это вслух.
– Я ведь мог бы помочь вам, – добавил он серьезно. – Если бы вы просто задали мне интересующие вас вопросы. Что вам нужно в Лексе?