Инквизитор. Башмаки на флагах. Том второй. Агнес Конофальский Борис
– Да все последнее время. – Кавалер уже начинал злиться. – Последний месяц в замке доктор какой-нибудь жил?
– Коли приехал бы доктор на коне, на муле или на мерине, да пусть даже на осле, я бы про то знал. – Конюх покачал головой. – Всяко свою скотину он у меня в конюшне ставил бы. Но никаких коней новых за последний месяц в замке не появлялось. Разве что доктор пешком пришел или привез его кто.
– А барон, значит, не хвор? – уточнил Сыч.
– Да вот как вы, к примеру, такой же хворый. Два дня назад с господами рыцарями на охоту ездили, кабанов привезли. Каждый день куда-нибудь ездит, дома-то не сидит.
– А дядя барона, господин Верлингер, что в замке делает?
– Живет да хозяйничает. Недавно приехал и вроде как управляющим при бароне остался.
Волков уже не знал, что и спросить. Все, все было не так, как он думал раньше. Все было странным. Или конюх врал?
– А ты барона видел в последний раз близко?
– Да как вас, господин. Прибежал Клаус – мальчишка, что при бароне посыльный. Велел шустрых коней седлать к охоте и любимого коня господина, на котором он на охоту ездит. Я со своими помощниками оседлал, кого сказано было, псари собак во двор вывели, барон сразу с господами рыцарями и вышел. Сел да поехал. Вечером приехали, кабанов привезли. Я у господина коня забрал. Он сказал, что конь припадать стал на левую заднюю. Я посмотрел, так и есть: подкова треснула.
– На лице у него должна быть свежая рана, – настаивал Волков.
– Я его лица сильно не разглядывал, господин.
– Разглядывал, не разглядывал, там рана такая, что ее издали должно быть видно, не могла она так быстро зажить. – Кавалер уже злился. – Ему в лицо болт прилетел, так быстро такие раны не зарастают. И вообще до конца не зарастают, шрам на всю жизнь остаться должен.
– Уж простите, господин, не видал я никакой раны у господина, уж извините, не приглядывался, – отвечал конюх.
Волков сидел молча, ерошил на темени волосы пятерней, думал, думал и все равно ничего не понимал. Потом молча встал и пошел из кабака прочь.
Доехал до дома, где жили молодые господа, там встретил Максимилиана и спросил у него сразу:
– Вы видели, как был ранен барон?
– Нет, кавалер, я же при отце состоял на холме с пехотой, а вот Гренер как раз был при атаке рыцарей, сам вторым рядом ехал, хвастался о том. Позвать его? Он как раз только что вернулся.
Нет, звать его Волков не стал, сам пошел в дом, в котором жил его выезд. Давно он тут не был. Дом стал настоящим логовом молодых мужчин. Прямо у порога в беспорядке брошены седла, уздечки путаные висят на гвоздях. Седла дорогие – видно, это седла молодых Фейлингов. Тут же кирасы у стены стоят. На лавке шлемы, подшлемники в беспорядке валяются. Потники. Стеганки. Оружие брошенное. Ни в чем порядка нет. За длинным столом беззубая девка сидит с одним из послуживцев Фейлингов, из общей миски с ним похлебку ест. Устроилась на лавке, подобрав подол, поджав ноги под себя, так что подвязки чулок на коленях видны. Сразу видно, шалаву из кабака притащили. Еще одна девка, из местных, расхристанная, с непокрытой головой и голыми руками, полы метет.
Тут же в конце стола сидит брат Ипполит за книгой. Вскочил, кланялся. И ничего, девки распутные с задранными подолами его не смущают. Монах, праведный человек, называется.
Вслед за монахом и другие принялись вставать и кланяться господину. Кланялась и девка.
– А ты здесь откуда? – грозно спросил у нее Волков.
– Пустили меня, – пискнула девка, испугавшись.
– Отец Семион пускает гулящих пожить, – пояснил Максимилиан, – господа не против. Так вроде и веселее.
– А плату отец Семион какую с них берет за постой? – поинтересовался кавалер.
– То мне неведомо, – заявил знаменосец.
Волков видел, что он явно врет. Все знали, что отец Семион человек распутный, известно, какую плату он брал с гулящих девок.
– У вас что, и местные девки тут живут? – все так же строго спрашивал Волков.
Та девка, что мела пол, окаменела, застыла с испуганным лицом. Она точно была местной.
– Всякое бывает, – нейтрально отвечал Максимилиан.
– Хотите, чтобы мужики за вилы взялись?
А юноша и отвечал ему весьма вразумительно:
– Кавалер, так силком их сюда никто не тащит. Сами приходят, у крыльца по вечеру собираются.
– Прямо так и сами?
– Да, любую за десять крейцеров на всю ночь взять можно.
Волков подумал, посчитал, что ловкая да пригожая девка за три недели денег тут зарабатывает больше, чем ее крепостной отец за три месяца, и решил, что сие возможно, что, может, и сами девки сюда ходят.
– Ладно, Гренер где? – спросил кавалер, садясь на край длинной лавки у стола.
– Спит, сейчас позову, – отвечал Максимилиан.
Карл Гренер был в исподнем и заспан.
– Что это вы спите днем? – спросил у него Волков.
– Утром только приехал из Малена, там помогал отцу по приказу вашему нанимать кавалеристов, – отвечал Гренер.
– Желающие есть?
– Весьма много. Как узнают, что вы даете пятнадцать талеров в месяц, так многие хотят идти. И знатные тоже, и рыцари, и с послуживцами некоторые приходили.
– Хороший народ идет?
– Очень, и кони хороши, и доспех хорош. Но отец не всех берет, как вы и наказывали, сильно знатным отказывает, а всем другим говорит, что будет требовать повиновения и наказывать за ослушание вплоть до виселицы. Говорит, что вы суровы и знатных будете вешать так же, как и незнатных. Но все равно многие просятся.
Тут Волков понял, что дал маху: кажется, он предложил лишних денег. Это в былые времена, когда войны полыхали вокруг во множестве, за пятнадцать талеров не всякий кавалерист бы нанялся. А сейчас, во времена затишья, пятнадцать серебряных монет были, видно, деньгами большими.
– Ладно, я о другом вас хотел спросить. Вы видели, как ранили барона?
– Фон Деница? У холмов? – уточнил молодой Гренер.
– Да, там.
– Нет, кавалер. Именно этого я не видел. Когда мы пошли на арбалетчиков, я был почти за ним, во второй линии. А потом, как мы их разогнали, так я по кустам за одним из них гонялся, забить его хотел, а как вернулся, мне уже сказали, что барона ранили.
– Вы болван, Гренер, – упрекнул его Волков строго. – Глупее вещей я и не слышал, чтобы кавалерист за арбалетчиком по кустам гонялся.
– Излишне увлекся атакой, кавалер. Забыл вернуться, не слышал приказа.
– Сила кавалерии в строю и едином ударе, в преследовании бегущего врага. А гоняться по кустам за арбалетчиками для кавалериста – верная смерть. Ваше счастье, что он там был один, без товарища. Приказы нужно слушать.
Молодой человек молча поклонился. А Волков подумал, что обязательно нужно нанять для похода хороших трубачей. Кавалеристы барабанщиков не слышат, да и не слушают никогда, барабаны – это для пехоты.
– Значит, вы не видели, как был ранен барон? – повторил он задумчиво.
Гренер помотал головой, а вот послуживец братьев Фейлингов, что ел похлебку с беззубой девкой, вдруг сказал:
– Кавалер, то я видел.
– Говорите, – заинтересовался кавалер, поворачиваясь к нему.
Кавалерист быстро поклонился и начал:
– Как мы разогнали арбалетчиков, так половина из них убежала к кустам, а другая половина побежала к своей пехотной колонне, и стали они оттуда кидать болты по нам. А барон закричал, чтобы мы снова строились под его правую руку в три ряда, хотел наехать горцам на фланг колонны. Господина Гренера-старшего не было, вот он и командовал. И чтобы его лучше стало слышно, открыл забрало.
– Вы видели, как в него попал болт?
– Я… Нет, не видел, как попал… Я был во втором ряду, через два крупа от него, видел, как он схватился за лицо и стал клониться к луке. Два кавалера сразу встали по бокам от него, схватили под руки и принялись вывозить его с поля, вот тут я и увидал, что у него вся левая перчатка в крови, а из-под левого глаза торчит конец болта.
Волков поморщился, представив на себе, как арбалетный болт с большой палец толщиной с хрустом и скрежетом входит в скулу, в череп и уходит в глубину головы почти что до затылка, до выхода из шеи. Ему, конечно, неоднократно доставалось от братьев-арбалетчиков, но чтобы вот так – нет. «Да хранит меня Господь, уж лучше в лоб».
– Значит, барон точно был ранен? – еще раз переспросил он кавалериста.
– Точнее не бывает, кавалер, – отвечал кавалерист.
Волков молча встал и направился к дверям. И там, вспомнив, оборотился.
– Гренер, скачите-ка к отцу.
– К отцу? – спросил молодой Гренер удивленно.
– Да, и скажите, что пятидесяти кавалеристов мне хватит, чтобы больше не нанимал.
– Пятидесяти хватит? А когда скакать, сейчас?
Он подумал, что деньги нужно экономить. Уж больно дорого обходились ему эти кавалеристы. Их и пятидесяти будет довольно.
– Немедля, – ответил Волков и вышел из дома, где жили господа из его выезда и блудные девицы вместе с попами и монахами.
Глава 6
Весна в этих местах приходила сразу. Вот, кажется, еще вчера ночью вода замерзала в лужах, а тут за два дня и теплый ветер с юго-востока последний лед растопил, и снега больше нет, даже в оврагах не лежит. В первую ночь было туманно, а в следующую так и вовсе ливень прошел. Все, зиме конец. Дороги раскисли так, что только верхом ездить можно. Шубы скоро прятать в сундуки придется.
А поутру из Малена пришло письмо от епископа. Беспокоился он, что господин фон Эдель который день живет в городе, встречается со всеми знатными горожанами и ходит даже на собрания совета.
«Чертов холуй графа».
Да и бог бы с ним, но он все интригует и интригует против Волкова. Говорит, что, дескать, городу не нужен такой беспокойный сосед, что погряз в бесконечной войне, которая еще и соседям отольется неприятностями. Фон Эдель убеждал людей, чтобы с фон Эшбахтом дел не вели и даже ворота ему не открывали, иначе горцы будут думать, что горожане с кавалером заодно.
«Хитер мерзавец, знает, что говорить».
И даже просил слова на совете и убеждал советников не строить дорогу до границы с Эшбахтом. Слава богу, совет его не послушался и советники все больше склоняются к одобрению строительства.
«Конечно, уголь мой в городе увидали, поняли, что я построил пристань, и уже думают, что от меня, с моей пристани, будут плавать по всей реке со своими товарами. Никакой фон Эдель купчишек не остановит, когда те почуяли прибыли».
А в конце письма отец Теодор добавил, что кавалеру лучше почаще наведываться в город, чтобы людишки здешние его не забывали. И «чтобы был он ко всякому готов и держал себя во всеоружии, ибо нет такой другой семьи, как Малены, что так сильна во всяческих кознях и хитростях».
Волков бросил письмо на стол и задумался. Дорогу горожане, наверное, построят, но все равно дело было неприятное. Граф принялся действовать, поместье по-доброму он не отдаст. А еще было плохо то, что бургомистр ему об этом ничего не написал. Волков хотел бы и от него что-то услышать. Молчал, хитрец, хотя не было сомнений, что про дела фон Эделя в городе первый консул знал.
Кавалер уже стал собираться за реку в лагерь – там Брюнхвальд покупал новые телеги за векселя, и чтобы лучше дело шло, Волкову надобно быть там же, – а тут пришел Максимилиан и сказал:
– Кузнец к вам, кавалер.
– Кузнец? Это тот, что из владений барона? Как его там…
– Волинг, кавалер.
– Да. И чего ему нужно?
– Не знаю, приехал на телеге со скарбом.
– Что? Зачем? – Волков встал и пошел на двор. К чему бессмысленно спрашивать у знаменосца, когда нужно спрашивать у кузнеца.
Кузнец приехал не только со скарбом, он приехал с семьей. Дети, бабы. Старуха – видно, мать – на телеге сидела. Все кланялись кавалеру, когда он вышел со двора на улицу.
– Ну, что случилось? – спросил господин фон Эшбахт у кузнеца, когда тот приблизился и поклонился.
– Господин, снова я прошу дозволения у вас поставить кузню, – сразу начал кузнец. – И кузню, и дом.
– Ты уже, я вижу, и скарб привез, и семью.
– Привез, господин, все привез, так как дома у меня больше нет.
Волков молчал непонимающе, ждал продолжения.
– Сгорел мой дом, господин. Сожгли.
– Кто? – первым делом спросил кавалер.
– Не знаю, пришли ночью. Сын говорит, что конные были, говорит, что слышал ржание.
– Надо следы вокруг дома посмотреть было. Если конные, так у них сапоги с каблуками, должны следы остаться на земле, – заметил Волков.
– И я так думал, господин, но ведь под утро начался ливень. Никаких следов не осталось.
– Ах, да. У вас там тоже, значит, дождь был?
– Был, господин, сильный был, из-за дождя-то и живы остались, дом и кузню с двух концов подпаливали.
Кавалер задумался. Если кузнец не врал и не ошибался, то дело с ранением барона и смертью кавалера Рёдля становилось еще более странным.
– Господин, что же мне делать-то, скажите уже, – просил Волинг. – Мне у вас начать можно будет или еще куда податься, там я все одно уже не останусь.
– А сам-то думаешь, кто твой дом подпалил? – спросил Волков, словно не слыша его вопроса.
– Они, – коротко ответил кузнец.
– Они? Кто они?
Кузнец молчал. Он явно боялся говорить.
– Ну, чего ты на меня таращишься? Кто они-то?
– Думаю, то были господа рыцари, выезд барона, – наконец ответил кузнец.
Кавалер засмеялся.
– Зачем им тебя палить ночью? Пожелай они, так и днем твою кузню подпалили бы, а тебя самого на твоих же воротах повесили. Нет, то не люди барона были.
– А кто же? – удивился Волинг.
– А мне почем знать, может, у тебя враги какие есть.
– Да какие же у меня враги? – Кузнец разводил руками.
– Не знаю, не знаю… – Скорее всего, кузнец и вправду не знал ничего, да и кавалеру нужно было обдумать ситуацию. – Ладно. Значит, ты у меня тут прижиться хочешь?
– Да, дозвольте уже поставить кузницу и дом у вас тут.
– Тут в Эшбахте хочешь кузницу поставить?
– Или у реки, у пристани, подумаю пока. Я готов тридцать талеров в год вам за разрешение платить.
– Э, нет, друг мой дорогой, так не пойдет. – Волков погрозил кузнецу пальцем.
– А чего, я барону так и платил, – сказал Волинг.
– Барону? У барона там захолустье, дорога только на юг, к Фезенклеверу, шла, а у меня через пристань телеги поедут в город. Кабак купчишками вечно набит. Ты тут озолотишься. Так что забудь про тридцать монет в год.
– А сколько же денег вам надо?
– Денег мне надо много, но с тебя буду брать три талера в месяц, пока не обживешься да работать не начнешь, а там пересмотрю.
– Ну ладно, раз так, – на удивление быстро согласился кузнец, видно, и сам выгоду видел. – Тогда начну завтра сюда наковальни да инструменты перевозить.
А господин задумчиво пошел к себе в дом и, когда увидал на кухне Максимилиана, который болтал с Марией, сказал:
– Седлайте мне коня, хочу Сыча найти.
Чего его искать – известно, где он ошивался. Кабак его домом был. Трактирщик его уважал и водил с ним дружбу, Сыч с Ежом и харчевались там почти задарма. До кабака от дома кавалера было недалеко, но хромать по лужам да по скользкой глине ему не хотелось, вот и велел седлать коней.
– Ты знаешь, что кузнеца ночью подпалили? – сразу задал вопрос Волков, садясь к приятелям за стол.
– Ишь ты! Нет, не знал, экселенц.
– Теперь он сюда, к нам переезжает.
– Так это ж хорошо?
– Хорошо-то хорошо, но кто его мог сжечь?
Фриц Ламме и Еж переглянулись, и Фриц сказал:
– А вот подумалось мне, что наш приятель-конюх мог осерчать немного на кузнеца.
– Конюх Вунхель? – спросил Волков, удивляясь, что сам об этом не подумал. – А с чего ему кузнеца жечь? Чего ему на кузнеца злиться?
Тут Фриц Ламме и его приятель опять переглянулись. И морды у них были такие, что Волкова осенило:
– Ты что же, мерзавец, конюху талер посулил, на стол его перед ним положил и не отдал?
– Экселенц, да он так спесив был… Корчил тут из себя… – начал было Сыч.
Но тут кавалер схватил его за загривок, за ухо, за шкуру на шее, за жирные волосы своею тяжелой рукой, схватил крепко, зло и встряхнул подлеца. И зарычал:
– Болван, жадный дурак! Выиграл талер, большая прибыль тебе? А мне нужен был человек в замке! Человек мне нужен был в замке барона!
– Так чего, экселенц, – оправдывался Сыч, кривясь от боли, – зато кузнец у нас теперь свой есть.
– Он и так бы у меня был, – отвечал кавалер и с размаху отвесил тяжеленную оплеуху, такую, что шапка улетела на пол с глупой головы, а самого Сыча мотнуло немилосердно.
Еж сидел рядом с Сычом со стеклянными глазами, как будто он тут ни при чем совсем. Народец в кабаке притих испуганно, только Максимилиан стоял да смеялся за спиной кавалера.
Волков вытер руку, уж больно сальными были волосы Фрица Ламме, встал.
– Шубу почисть, болван. – И пошел прочь из кабака.
– Обязательно почищу, экселенц! – крикнул Сыч ему вслед.
– Эх, Фриц, Фриц, доведут тебя твоя жадность и хитрость до беды когда-нибудь, – все еще смеясь, заметил Максимилиан, поворачиваясь и уходя следом за кавалером.
– Да ладно, иди уже! – крикнул ему Сыч, почесывая щеку и шею, поднимая шапку с пола и надевая ее. – Ходят тут, учат еще…
Закончив с Сычом, Волков поехал за реку в лагерь, где уверял нескольких собравшихся купцов, что к маю все векселя свои оплатит. Карл Брюнхвальд тоже обещал, как умел, но обещать он мог плохо, из него вообще переговорщик был так себе. Купец Гевельдас тоже уговаривал собратьев торговать, этот был много лучше Брюнхвальда – собратья купцы ему верили. В общем, двадцать шесть больших обозных телег с полотняным верхом и с колесами, обитыми железом, одиннадцать бочек солонины, сто пятьдесят пудов муки ржаной и пшеничной и две большие бочки свиного жира купцы обещали поставить в течение недели, соглашаясь принимать расписки и векселя.
После, хоть кавалер и устал, а день пошел к обеду, дома Волков не остался. Собрался и поехал в Мален. Епископ был прав, следовало чаще появляться в городе, не то такие ловкачи, как фон Эдель, расстроят его отношения с горожанами. Этот старый пес графа был умен и на многое способен. С собою кавалер взял Увальня, Максимилиана, фон Клаузевица и братьев Фейлингов, которые сами напросились – хотели дома побыть хоть ночку.
Вспоминая предостережения отца Теодора, Волков подумал-подумал да и решил надеть свой синий колет с подшитой кольчужкой. И перчатки с кольчугой. Взял свой пистолет. Береженого, как говорится, Бог бережет. «Если епископ говорит, так слушай его – дурного да глупого он еще ни разу не посоветовал». Также велел всем людям своим хоть как-то защититься и взять иное оружие, кроме их новомодных мечей для костюмов, больше похожих на зубочистки.
Фон Клаузевиц был небогат, и недавно Волков подарил ему отличную бригантину ламбрийской работы – он эту бригантину и надел. Братья Фейлинги тоже красовались в бригантинах, Максимилиан же поддел под колет красивую кольчужку, которую ему давно подарил Волков. А Увалень, Александр Гроссшвулле, недолго думая, натянул свою огромную стеганку, а поверх нее еще и кирасу. И раз уж сеньор велел вооружиться, и шлем с подшлемником нацепил. А еще взял свою алебарду, чего уж там мелочиться. Так и отправился, несмотря на шуточки молодых товарищей.
Дороги развезло так, что даже верхом ехали долго. Едва-едва успели в город до закрытия ворот.
Фейлинги уехали к себе, а Волков даже уже и не знал, куда ему на постой идти. Можно было и у епископа остановиться, и нового родственника можно было визитом порадовать. И решил кавалер ехать к племяннице. Купец Кёршнер дома хорошего для своего сына и его молодой жены в городе не нашел, поэтому купил несколько домишек, что стояли вместе на хорошей улице. Купил, денег не пожалев, да снес их к дьяволу, а на месте, что освободилось, стал строить хороший дом, из тех, у которых бывают широкие дворы с колодцами, и конюшни, и даже сады. А пока такой дом строился, молодые снимали задорого небольшой, но уютный дом.
Урсула Кёршнер и ее муж, хоть и было уже темно, не спали, встречали кавалера и его людей с большим почтением.
Урсула совсем другая после свадьбы стала. Была серьезна, делала ему книксен, говорила такие фразы, которые в устах ее казались странными:
– Велю вам камин топить сейчас же, ночи еще не теплы. Вы мыться любите, так велю еще и воду подать горячую, а для ноги вашей больной в постель скажу грелки класть.
Молодец, она все помнила и знала, что ему нужно. Странно это было, странно, словно тринадцатилетняя девочка играла во взрослую женщину, хозяйку большого дома с полудюжиной слуг. Впрочем, она уже и была хозяйкой дома, а может, вскорости, когда ей и пятнадцати еще не исполнится, станет уже не только хозяйкой дома, но и матерью семейства.
Он подошел и, пока девушка еще что-то пыталась сказать, прижал ее голову к своей груди. Крепко прижал и погладил по волосам, а потом, отпустив, спросил:
– Ну, как поживаешь, моя дорогая?
– А вы знаете, дядя, хорошо, – отвечала она. – Хорошо поживаю, муж мой в своем ребячестве бывает часто глуп, но он человек хороший и добрый, я рада, что вы нашли мне такого мужа. Да и мама к нам наведывается часто, и тесть со свекровью тоже, и братья Людвига Вольфганга, и нас в гости часто зовут, так что живу я хорошо, весело.
Кавалер засмеялся и посмотрел на ее мужа, что стоял тут же. Людвиг Вольфганг Кёршнер улыбался и, кажется, совсем не злился на жену за то, что она называла его глупым. Волков протянул ему руку для рукопожатия. Молодой человек пожал ее с большим почтением.
– Ну, а что у вас на ужин сегодня? А то я и пообедать не успел нынче.
– Я уже велела накрывать, прошу вас и ваших сопровождающих к столу, – говорила юная радушная хозяйка дома.
Глава 7
Дел в городе оказалось много. Поутру, еще до рассвета, не позавтракав, кавалер поехал к епископу, чтобы успеть поговорить с ним до начала службы в храме. Отца Теодора он застал на пороге его дома. Старик, несмотря на возраст, все еще вел утренние службы сам и уже спешил на службу, но по дороге они успели переговорить. Старый поп еще раз повторил то, что уже писал в письме, но особенно напирал на распрю с графом.
– Уж не думайте, что Малены отступятся. – Они медленно шли по еще темным улицам к кафедральному собору, где у епископа проходила служба. – Их фамилия всегда была упряма и в средствах неразборчива. И вообще… Я думаю, что лучше бы вам отказаться от вдовьего надела графини и сделать сие публично.
«Отказаться? Да еще публично? Признать перед всеми свое поражение?»
– Нет, сие невозможно. Я обещал графине добыть ей поместье, – твердо возразил рыцарь. – Не захотят отдать добром, так силой заставлю.
– Силой? – Епископ даже остановился. – Да не все же можно решить силой!
– Не все, но этот раздор можно. Приведу людей, возьму его замок и заставлю признать, что поместье принадлежит графине.
– Имейте в виду – наживете себе вечного кровного врага, такого унижения фамилия вам не простит. Да еще и герцог всегда будет на стороне родственников, и знать местная вся тоже, для нее вы вовеки будете чужим. Так и станете жить, лишь на меч опираясь.
– Я всю жизнь живу, на меч опираясь. Другой жизни я и не знаю.
– Вижу, отговорить я вас не смогу. – Отец Теодор покачал головой, останавливаясь на ступенях храма. – Раз так, прошу вас быть во всеоружии. Коварен и хитер род Маленов, иначе не стали бы они из мелких землевладельцев курфюрстами.
Епископ протянул кавалеру руку.
– Да, святой отец, – отвечал кавалер, целуя перстень на перчатке. – Буду помнить предостережения ваши.
Уже светало, когда епископ входил в храм. Люди простые, и богатые, и даже благородные, ждавшие попа у церковных ворот, старались наперебой подобраться к нему и тоже поцеловать руку, подносили к нему новорожденных или больных детей, чтобы получить для них от святого отца благословение. И старый поп никому не отказывал, со всеми был милостив.
А вот Волков был задумчив. Прежде чем сесть в седло, взялся за луку, остановился и стоял так в раздумьях целую минуту, не меньше. А думал он лишь об одном: стоит ли тягаться с Маленами? Так ли уж нужно ему это поместье? Епископ-то прав. Вся знать за графом пойдет. Для них Волков чужак, выскочка, а они тут вместе веками живут. И герцог за графа будет. А Волков, Брунхильду ко двору провожая, уже думал о том, что она поможет ему с герцогом замириться. А если Малены еще и город против него настроят, а они смогут, на кого же ему тогда опереться? Да только на меч свой и сможет он опереться. Но поместье для «племянника» как иначе добыть? Может, часть своей земли отдать? Но его земля – это глина, овраги, кусты бескрайние да пустоши, с Грюнефельде не сравнить.
Вот с такими думами и садился кавалер в седло.
– Надобно трактир какой найти, – сказал он, – завтракать пора.
Фон Клаузевиц, Максимилиан и Увалень спорить с господином не стали.
Отыскали недалеко от кафедрала подходящий трактир. На вид был хорош, а еда оказалась дрянью, видно, повара никудышные. Поели молока, меда и хлеба, все остальное, что им приносили к завтраку, есть оказалось невозможно. Принесли жареную кровяную колбасу, а она несъедобная. Такое сало было прогорклое и вонючее, на котором ее жарили, что с ней и рядом-то сидеть нельзя было, не то что есть. И пироги, видно, были с тем же вонючим салом. Волков так разозлился, что звал к себе трактирщика и таскал дурака за волосы, бранил и заставлял его самого жрать те пироги. И платить ни за что не стал, даже за молоко с хлебом.
Так и не наевшись, поехали они к ратуше, где кавалер хотел повидать бургомистра и поговорить с ним о проделках этого графского холуя фон Эделя. Что он говорит, да с кем встречается, да к чему призывает славных горожан. А заодно и выяснить, что господа городские советники думают насчет дороги.
Проезжая по улице Печников, в одном проулке, что выходил на эту улицу, Волков заметил человека. Человек тот был верхом, и было сразу видно, что он из добрых людей. При железе нешуточном, при кинжале, в бригантине, бородат отменно, серьезен, глаза у него острые и непокрытая голова. Горяч. Волков, встретившись с ним взглядом, уже думал господину поклониться, так как казалось ему, что он где-то его видел, да господин тот вдруг глаза отвел и стал разглядывать старую закопченную вывеску колбасной лавки. Ну и ладно, поехали дальше.
Бургомистр, как и положено, был в ратуше. К нему люди шли вереницами, но как показался Волков, так всех иных людей он оставил.
– Рад сообщить вам, друг мой, что вопрос по дороге до владений ваших почти решился положительно, – сразу заговорил господин первый консул города Малена Виллегунд.
– И что же повлияло на решение господ советников? – спросил Волков с чувством приятного удивления.
– Во-первых, уголь, который стал возить ваш племянник в город, а во-вторых, причастность к сему делу господина Кёршнера.
– Не понимаю, а что господ советников так взволновало?
Бургомистр чуть ближе наклонился к кавалеру.
– Часть городского купечества стала волноваться, что Кёршнер сам построит дорогу до вашей пристани, – многозначительно сказал бургомистр.
– Ах вот как…
– Да, – продолжал тот, – уголь, что вы привезли в таких хороших количествах, многих господ негоциантов удивил. Говорят, они посылали верных людей смотреть ваши пристани на реке, ваши склады. И после того стали волноваться, как бы ваш родственник Кёршнер не построил к вам дорогу сам. Они думают, сам построит да потом никого к ней не допустит. А у них уже к вашей пристани аппетиты имеются.
Это было очень хорошо. Волков обдумывал услышанное, а бургомистр продолжал:
– Господа негоцианты уже думают о покупке земли у вас, чтобы строить себе склады у вашей пристани при амбарах.
– Мне стоит подумать о том, – отвечал кавалер нейтрально.
«Черта с два они получат хоть аршин моей земли. Будут пользоваться только моими складами. Кажется, мне и барж парочку стоит прикупить».
Приятно все это было слышать, но сейчас кавалера волновал другой вопрос.
– Друг мой, дошел до меня слух, что некий господин фон Эдель в городе, не скрываясь, интригует против меня.
Господин первый консул развел руками.
Читать бесплатно другие книги:
