Жертва 2117 Адлер-Ольсен Юсси

Jussi Adler-Olsen

OFFER 2117

Copyright © Jussi Adler-Olsen, 2019

Published by agreement with JP/Politikens Hus A/S, Denmark & Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden All rights reserved

©Б. С. Жаров, перевод, 2023

©Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука®

Юсси Адлер-Ольсен – датский писатель, один из наиболее известных и популярных мастеров современного скандинавского детектива/триллера (наравне со Стигом Ларссоном и Ю Несбё), лауреат многих престижных литературных премий, автор международных бестселлеров, которые разошлись тиражом свыше 27 миллионов экземпляров и были переведены более чем на 40 языков.

Роман «Женщина в клетке», первая книга в знаменитой на весь мир серии об отделе «Q», увидел свет в 2011 году, был удостоен премии «Барри» в номинации «Лучший роман» и в 2013 году экранизирован. За роман «Тьма в бутылке» автор получил престижную премию «Стеклянный ключ». Успех имели и другие книги об отделе «Q». «Жертва 2117» вышла из печати в 2019 году и удостоилась датской книжной премии «Выбор читателей».

В скандинавских детективах и авторах легко запутаться – их так много. Но имя Юсси Адлера-Ольсена нужно запомнить – в этом многолюдном жанре он стоит особняком.

GQ.com

Кроме крепко закрученного сюжета, который наверняка оценят любители современного детектива, книги этой серии отличают исторический подтекст и глубинный смысл. Отдел «Q» придется по вкусу даже самым взыскательным читателям.

Library Journal

Если бы в Дании был только один автор криминальных романов, его имя можно было бы назвать безошибочно – Юсси Адлер-Ольсен.

Fyens Stiftstidende

Я ненавижу насилие и несправедливость. В каждом из своих романов я даю вариант такого насилия и показываю, как с этим можно бороться. Убежден, что мои читатели хотят не просто развлечься – хотя они, конечно, этого тоже хотят, – но также они хотят и чему-то научиться, о чем-то подумать… Одна из причин, по которой я решил писать криминальные триллеры, заключается в том, что таким образом я могу затронуть любую тему. Зло – полезная штука, и когда вы описываете контраст между добром и злом, вы можете рассказать о многом.

Юсси Адлер-Ольсен

Посвящается Сандре

Благодарности

Спасибо моей жене и единомышленнику Ханне за невероятную дружескую поддержку и не в последнюю очередь за ценные комментарии. Огромное спасибо Хеннингу Куре, помогавшему мне на моем трудном пути, за его предложения и полезные комментарии. Спасибо Элизабет Алефельдт-Лаурвиг за предварительный подбор материала, пометы на полях и дотошность. Спасибо также Эльзебет Вэренс, Эдди Кирану, Ханне Петерсен, Мише Шмальстигу, Кесу Адлер-Ольсену, Йесперу Хельбо, Сигрид Энгелер, Пернилле Энгельберт Вайль, Кору де Фрису и Карло Андерсену за предварительную корректуру с полезными пометками и предложениями. Спасибо моему потрясающему редактору Лене Виссинг из издательства «Политикен» за способность мгновенно войти в новый мир с широко раскрытыми глазами и за невероятный профессионализм. Спасибо Лене Юль и Шарлотте Вайс из издательства «Политикен» за бесконечную веру в меня и терпение. Спасибо Хелле Сков Уочер за распространение информации о работе над романом. Спасибо Лене Берресен, которая следила, чтобы в книге не было ошибок. Большое спасибо всем остальным сотрудникам издательства «Политикен» за их неоценимую работу, которую они делают на высочайшем уровне. Спасибо комиссару полиции Лайфу Кристенсену за замечания, связанные с деятельностью полиции. Спасибо Кьелю С. Скьербеку за идеальное обеспечение нашего быта. Спасибо Руди Урбану Расмуссену и Софии Воллер за то, что жизнь вокруг нас всегда кипела. Спасибо Даниэлю Струеру за чертовски хорошую работу в сфере информационных технологий. Спасибо Бенни Тегерсену и Лине Пиллора за массу толковых предложений по многим пунктам. Спасибо Олафу Слотт-Петерсену, создавшему новые, еще более удобные условия для написания книги в Барселоне. Спасибо ассистенту полиции, следователю Тому Кристенсену, сообщившему много полезных сведений о работе полиции. Спасибо Микаэлю Беренду Хансену, который свел меня с Фалахом Альсуфи, любезно разрешившим использовать его потрясающее стихотворение. Спасибо Бернду-Александру Штиглеру за видеоматериалы и фотографии из фотомузея в Мюнхене, и спасибо Петре Бюшер, помогавшей ему. Спасибо Йесперу Дайсу, который в буквальном смысле освещал нашу жизнь. Спасибо Ханне, Олафу Слотт-Хансену, глазной клинике в Офтальмологическом центре Барселоны и особенно моему глазному врачу Перу Хааману, а также глазному отделению Государственной больницы в Глострупе, спасшим мне левый глаз.

И в самом конце, но не в последнюю очередь: спасибо Анне Кристине Андерсен за наше замечательное сотрудничество на протяжении всех пятнадцати лет.

Пролог

За неделю до того, как семья Асада покинула Саб-Абар, отец взял его с собой на субботний рынок. Чего там только не было: турецкий горох, гранаты, булгур, разнообразные пряности невероятных цветов; шум и гам вокруг перекрывали истошные крики домашней птицы, ожидавшей удара топора. Отец положил руки на тщедушные плечи Асада и посмотрел на него глубокими умными глазами.

– Послушай меня внимательно, сынок, – сказал он. – Вскоре тебе будет сниться то, что ты видишь сейчас, и пройдет много ночей, прежде чем в тебе погаснет всякая надежда услышать эти звуки и почувствовать эти запахи. Поэтому сейчас, пока можешь, хорошо смотри вокруг и сохрани все это в своем сердце, и это никогда не пропадет. Вот мой тебе совет, ты меня понимаешь?

Асад сжал руку отца и кивнул, делая вид, что понимает.

Но он так никогда этого и не понял.

1

Хоан

Хоан Айгуадэр не был человеком религиозным. Более того, он уезжал из города, когда на Пасху процессии католиков в черных одеяниях наводняли бульвар Рамбла, и даже коллекционировал фигурки римских пап за непристойными занятиями и волхвов с Востока, которые, присев, справляли нужду. Но, несмотря на богохульские наклонности, он на протяжении последних дней не раз осенял себя крестом, потому что Бог, как бы то ни было, существовал, и ему ужасно хотелось быть с ним в хороших отношениях, ибо к этому его призывали происходившие события.

Когда утренняя почта доставила ему долгожданный конверт, Хоан еще раз перекрестился, потому что содержание должно было определить его дальнейшую судьбу. Он это знал.

И вот теперь, через три часа после прочтения письма, он сидел здесь, в кафе в районе Барселонеты, изнемогая от жары, совершенно разбитый, при полном отсутствии интереса к жизни. На протяжении тридцати трех лет он существовал со смешной надеждой на то, что счастье когда-нибудь ему улыбнется, но сейчас сил ждать больше не оставалось. Восемь лет назад его отец набросил себе на шею электрический провод и повесился на водопроводной трубе в многоквартирном дме, за которым должен был присматривать. Это стало шоком для семьи. В одну секунду Хоан и его сестра, которая была на пять лет моложе, остались одни с матерью, которая так никогда и не оправилась от потери. Хоан сражался за всех, как только мог. В тот момент ему было двадцать четыре года, он из кожи вон лез, чтобы получить образование журналиста, подрабатывая на случайных, плохо оплачиваемых работах в попытках свести концы с концами. Но через год все окончательно рухнуло, когда мать приняла снотворное, а через несколько дней то же самое проделала сестра.

Только теперь, задним числом обдумывая произошедшее, Хоан понял, почему он сдался. Жизнь семьи Айгуадэр все время была безрадостной, тьма поглощала их всех. Теперь пришел его черед. Так что, если не считать несколько коротких периодов счастья и небольших побед, вся жизнь была проклятием; в течение последнего месяца с ним рассталась возлюбленная и он остался без работы.

Ну и черт с ним. Зачем мучиться дальше, если все и без того не имеет смысла?

Хоан сунул руку в карман и покосился на бармена за стойкой.

«Хотя бы закончить жизнь с остатками самоуважения и заплатить за свой кофе», – подумал он и посмотрел на гущу на донышке. Но карман был пуст, лопнувшие проекты всей его жизни замелькали у него перед глазами бесконечной вереницей. Трудно было не замечать неудач и того, что он все меньше чего-то ждал от жизни.

Хоан оказался на самом дне.

Два года назад, когда его охватила тяжелая депрессия по другому поводу, гадалка из Таррагоны предсказала ему, что в один прекрасный день в ближайшем будущем он окажется на пороге смерти, но внезапно вспыхнет яркий свет и он будет спасен. Она говорила очень убедительно, и до сегодняшнего дня Хоан цеплялся за предсказание, но где же он, этот чертов свет? Он не мог даже встать из-за столика кафе с чувством собственного достоинства. Не мог заплатить пару евро за свой кортадо. Даже грязные попрошайки, сидевшие на тротуаре с протянутой рукой у входа в универмаг «Эль Корте Инглес», могли наскрести деньжат на чашку эспрессо. Более того, даже те, кто спал прямо на плитках в рваной одежде вместе со своими собаками перед входом в банк, были в состоянии заплатить за кофе.

И хотя пронзительный взгляд гадалки стоял у него перед глазами и внушал надежду на будущее, он знал, что она чертовски ошиблась: пришел час расплаты, это решено и подписано.

Со вздохом он посмотрел на стопку конвертов, лежавших на столике кафе. Они были свидетельством того, как безоговорочно он загнал себя в угол. Конверты с прозрачным окошечком, в котором был виден адрес, остались дома. Он не обращал на них внимания, ведь никто не мог вышвырнуть его на улицу за то, что он многие месяцы не платил за квартиру, – таким было странное законодательство Каталонии. И зачем было оплачивать счет за газ, если после Рождества он ни разу не готовил себе дома? Но теперь перед ним было четыре других конверта, которые нанесли ему смертельный удар.

Общаясь со своей тогдашней возлюбленной, Хоан снова и снова каялся, обещал ей изменения к лучшему и стабильность, но доходов по-прежнему не было, и наконец ей надоело его содержать, и она его выгнала. Несколько недель он отгонял назойливых кредиторов уверениями, что, как только получит гонорар за четыре последних эссе, тут же расплатится со всеми. Разве не ясно, что он пишет гениальные тексты? Почему нельзя поверить, что именно так и будет?

А сейчас на столике лежали письма с отказами, причем не какими-нибудь туманными, неясными, осторожными или уклончивыми, а бесспорно четкими и безжалостными, как те удары, которые матадор наносит на арене «Терсио де Муэрто» прямо в сердце быка.

Хоан поднял чашку поближе к лицу, чтобы насладиться остатками кофейного аромата, и перевел взгляд на прибрежные пальмы, на пеструю толпу отдыхавших на пляже. Прошло еще не очень много времени с тех пор, как Барселона была шокирована терактом на Рамбле, когда безумец в автомобиле врезался в толпу пешеходов, и с того произвола, который учинило правительство на избирательных участках во время плебисцита о независимости Каталонии. Но теперь казалось, что все уже позабыто: множество людей просто радовались жаркому дню. Беззаботные возгласы, разогретая кожа, чувственные взоры. На короткое время город предстал перед ним словно только что родившимся, полным веселья, а он сидел тут, безуспешно пытаясь разглядеть предсказанную гадалкой путеводную звезду.

Расстояние от кафе, где сидел Хоан, до берега моря, где резвились детишки, было заманчиво коротким. Меньше минуты потребовалось бы ему, чтобы пробежать мимо загорающих и кинуться в воду, погрузиться в барашки волн и сделать несколько быстрых последних вдохов. При лихорадочной жизни, протекавшей на пляже, никто не обратил бы внимания на сумасшедшего парня, который в одежде бросился в море. И менее чем через сотню секунд после этого он навсегда расстался бы с жизнью.

Хотя сердце Хоана громко стучало, он вдруг с горечью рассмеялся. Люди, знавшие его, будут в полной растерянности. Чтобы Хоан, эдакая тряпка, был в состоянии покончить жизнь самоубийством? Этот серый бесхребетный журналист, который не мог проявить никаких признаков мужского достоинства и ярко выступить хоть по какому-нибудь спорному вопросу?

Хоан взвесил в руке конверты. Это всего лишь несколько сот граммов дополнительного унижения, добавленного ко всему прочему дерьму, зачем же распускать сопли, он ведь принял решение? Через секунду он объявит бармену, что заплатить не сможет, побежит к берегу, полностью игнорируя протесты за спиной, и осуществит свое намерение.

Хоан напряг мышцы на ногах и уже приготовился, как вдруг двое посетителей в купальных костюмах вскочили так внезапно, что опрокинули барные стулья.

Хоан обернулся. Один пристально смотрел на телеэкран, висевший высоко на стене, а другой, стоя, скользил взглядом по прибрежной панораме.

– Прибавь звук! – крикнул стоявший у телеэкрана.

– Эй, смотри! Да, они здесь, черт возьми, они стоят на берегу, – крикнул другой и показал на собиравшуюся толпу.

Хоан проследил за его взглядом и увидел команду телевизионщиков, которые выстроились перед трехметровой стеной, сооруженной муниципальными властями несколько лет назад. Ее нижняя часть была металлической, наверху – дисплей, на котором светились четыре цифры. Хоану давно был знаком этот текст о количестве неудачливых беженцев, погибших в Средиземном море с начала года.

Отдыхающие в шортах и купальных костюмах, словно притянутые магнитом, обступили кольцом телевизионщиков. Несколько местных юношей выбежали из ресторана и присоединились к толпе, – вероятно, они увидели по телевизору, что на берегу что-то происходит.

Хоан посмотрел на бармена, который машинально вытирал стакан, но все его внимание было поглощено происходящим на телеэкране, который пересекла надпись: «Экстренное сообщение». Хоан поднялся со стула и тихонько отправился в сторону набережной.

Он еще жив – и, как бы то ни было, остается журналистом.

А в аду его придется подождать.

2

Хоан

Не обращая внимания на любителей бега трусцой, скейтбордистов и столпотворение вокруг, телеведущая стояла перед высокой стеной. Было видно, что она осознавала важность происходящего и своей роли в нем. Журналистка встряхнула волосами, облизала губы и поднесла к ним микрофон. Мужчины и выбежавшие молодые люди стояли, восхищенно уставившись на ее грудь. Она привлекала их больше, чем важные новости.

– Мы не знаем точно, сколько человек утонуло при попытке бегства в Европу, которая для этих несчастных была символом рая и свободы, – сказала она. – Но в последние годы таких были многие тысячи, и только за этот год в море утонуло более двух тысяч человек.

Она обернулась к экрану и указала на светящиеся цифры.

– Вот число погибших в Средиземном море с начала года. В прошлом году этот показатель был еще выше, и на следующий год ситуация вряд ли улучшится. Горько, что, несмотря на эти ужасные цифры, весь мир – вы и я – старается не думать об этом, пока погибшие остаются для нас просто статистикой.

Она бросила в камеру драматичный взгляд своих подведенных тушью глаз.

– А что в это время делает весь мир и мы с вами? Мы их игнорируем. В знак протеста в последующих репортажах на нашем канале «ТВ 11» мы расскажем о судьбе одного конкретного человека, того мужчины, тело которого недавно вынесло на берег на Кипре.

Она взглянула на свои сверкнувшие на солнце наручные часы.

– Меньше часа назад этого бедолагу вынесло морским прибоем прямо к ногам отдыхающих, беззаботно радующихся чудесной погоде. Таких же, каких много сейчас и здесь, на пляже Сант-Микель.

Она сделала широкий жест в сторону загоравших, чтобы было понятно, кого она имеет в виду.

– Дорогие телезрители, молодой человек, о котором я говорю, был первым, чье тело выбросило на берег на популярном кипрском пляже Айя-Напы сегодня утром, и число погибших у нас на дисплее выросло до двух тысяч восьмидесяти.

Она сделала выразительную паузу и посмотрела на большое светящееся число.

– Когда это число снова увеличится – лишь вопрос времени. Но первой жертвой сегодня утром был этот смуглый, похожий на ребенка парень в футболке «Адидас» и поношенной обуви. Почему он погиб в Средиземном море? Если мы посмотрим на умиротворяющие лазурные волны здесь, в Барселоне, сможем ли представить себе, как прямо сейчас это самое море в какой-то тысяче километров отсюда сокрушает мечты о лучшей жизни у тысяч людей?

Она сделала паузу, когда на экране появились кадры с Кипра. Отдыхающие на пляже могли видеть это на мониторе, стоявшем рядом с телеоператором. Гул толпы мгновенно прекратился. Это были жуткие кадры: тело молодого мужчины лежало на животе под ударами волн, пока два санитара не вытянули его на сушу и не перевернули. Затем на мониторе опять появилась телеведущая из Барселоны. Она стояла рядом с камерой и готовилась завершить репортаж.

– Через несколько часов мы будем знать об этом человеке больше. О том, кто он, откуда, какая у него история. Мы вернемся после рекламы. А тем временем число на экране вырастет.

Она показала на монитор за своей спиной и продолжала серьезно смотреть прямо в объектив, пока оператор не сказал ей:

– Спасибо!

Хоан быстро огляделся и улыбнулся. Это могло бы стать его прорывом! Неужели среди сотен людей вокруг не было ни одного представителя прессы, кроме команды телевизионщиков и его самого? Неужели судьба наконец подарила ему возможность оказаться в нужном месте? Неужели он на самом деле был участником великой истории?

Еще никогда Хоан не испытывал такой радости.

Ну кто же упустит такую возможность?

Хоан посмотрел на светящийся дисплей.

Только что количество погибших в море было две тысячи восемьдесят, а сейчас уже две тысячи восемьдесят один. И так же как застыли юноши, уставившись на груди телеведущей, когда она закуривала и перебрасывалась словами с оператором, замер и Хоан.

Каких-то десять минут назад он принял окончательное и бесповоротное решение увеличить собой число утонувших в Средиземном море, а теперь взгляд его был прикован к светящимся цифрам. Их призыв был столь зовущим и реальным, что голова закружилась и подступила тошнота. Только что он, как ребенок, думал лишь о себе и его переполняли чувства жалости и безнадежности, а в это время люди боролись за жизнь в открытом море. Боролись! Это слово больно ударило его, и внезапно он понял, свидетелем чего стал, во что был вовлечен. Хоан чуть не заплакал от облегчения. Он был в двух шагах от смерти, и вдруг появился свет, который спас его, – в точности как предсказала гадалка. Свет, который давал ему желание и стимул жить. Свет от экрана перед ним рассказывал о несчастьях других и начинал до сих пор не написанную невероятную историю. Все это он понял сейчас.

И как было предсказано гадалкой, его вытянули из объятий смерти в самый последний момент.

Следующие часы Хоан прожил как в лихорадке, потому что в его мозгу созрел план, который должен был спасти его карьеру и тем самым создать основу его дальнейшего существования.

Поэтому он изучил расписание авиарейсов на Кипр и обнаружил, что на самолете с вылетом в 16:46 успеет прибыть в Афины вовремя, чтобы пересесть на рейс до Ларнаки и оказаться на пляже Айя-Напы примерно в полночь.

Он долго смотрел на стоимость билетов. Почти пятьсот евро в один конец, и такой суммы у него не было. Ему понадобилось полчаса, чтобы принять непростое решение: Хоан проник в зеленную лавку своей бывшей возлюбленной. Открыл дверь с черного хода ключом, который она на протяжении нескольких недель пыталась у него выцыганить обратно, и прошел прямо к маленькому ящичку с деньгами, спрятанному под прилавком и замаскированному несколькими корзинами с зеленью.

Через двадцать минут она вернется с сиесты и прочитает долговое обязательство, которое он положил на прилавок. А по прошествии еще двадцати минут он будет уже в аэропорту с почти тысячью шестистами евро в кармане.

Крики с пляжа Айя-Напы на Кипре прорывались через поток света, лившегося из многочисленных прожекторов на кучку собравшихся людей и черные гребни волн. Прямо на песке в нескольких метрах от спасателей в униформе лежал ряд тел, лица их были прикрыты серыми шерстяными одеялами. Это было ужасное, но, с точки зрения журналиста, увлекательное зрелище.

В пятнадцати метрах выше на берегу стояла строго охраняемая полицейскими группа из двадцати-тридцати испуганных людей, подавленных, истощенных, дрожавших от холода, хотя им дали такие же одеяла, как те, что закрывали лица утонувших. Были слышны негромкие, безутешные рыдания.

– Там стоят те, кому повезло, – сказал кто-то в ответ на вопросительный взгляд Хоана. – Они были в спасательных жилетах и держались вместе, словно стая рыб. Их подобрали в море довольно далеко от берега всего с полчаса назад.

Хоан кивнул и осторожно приблизился к телам. Полицейские хотели было его прогнать, но, когда он показал им свою пресс-карту, переключились на группу назойливых туристов и купальщиков, которые пытались запечатлеть происходящее на свои смартфоны.

«Бессердечные люди», – подумал Хоан, вынимая фотоаппарат.

Он не понимал по-гречески, но язык жестов спасателей было легко расшифровать. Они размахивали руками и показывали на лениво ползущие гребни волн, а один направил свет прожектора на что-то среди морских валов.

Когда тело находилось на расстоянии двадцати метров от берега, один из спасателей вошел в воду и подтянул его, словно это была куча тряпья. А когда труп вытаскивали на сушу, некоторые из оставшихся в живых беженцев громко заплакали.

Хоан повернулся к группе. Жалобные крики исходили от двух женщин, которые, склонившись, закрывая руками лицо, изо всех сил пытались понять, что происходит у них на глазах. Зрелище было ужасное. Мужчина с черной развевающейся бородой грубо попытался заставить их замолчать, но это не остановило рыданий, которые, напротив, стали громче, когда молодой лысый человек в синей форменной куртке выскочил из толпы и в упор сфотографировал тело. Вид у него был весьма официальный, видимо, он должен был задокументировать каждое выплывшее тело, поэтому Хоан сфотографировал его и на всякий случай кивнул, словно у него тоже было особое разрешение присутствовать здесь. К счастью, других газетных фотографов не было.

Потом он обернулся и сделал серию снимков плачущих женщин из группы спасенных, потому что в репортаже всегда выигрышно бросить скорбь прямо в лицо читателю, хотя его цель была совершенно другая. Он хотел того же самого, что и телеканал в Барселоне. Исследовать факты, шокировать и пробуждать эмоции.

Дело в том, что этот утопленник, как бы ужасно это ни звучало, был его собственностью, личным трофеем. Хоан захотел попробовать «оживить» мертвеца, причем не только в глазах скромного круга каталонских читателей. История должна была прогреметь на весь мир, как это случилось с трехлетним сирийским мальчиком-курдом, который утонул и попал на первые страницы газет по всему миру несколько лет назад. Хоан решил выяснить историю одного человека. Этот рассказ должен сделать его богатым и знаменитым. В этом и состоял план.

На мгновение Хоан задумался. Теперь крики на заднем плане были реальными, а не фоном из телевизионного репортажа в Барселоне с пляжа Айя-Напы. Здесь все было по-настоящему. Почему же он чувствовал угрызения совести? Разве он не пытался сделать что-то очень важное?

Фотоаппарат в руках вдруг стал тяжелее. «Тут что-то не так», – подумалось ему. Он просто украл концепт канала «ТВ 11»? Чем отличалось его расследование, хоть он и находился на месте событий? Это же чистый плагиат, почему не признаться в этом самому себе?

Хоан отбросил мысль о плагиате. Ну и что? Если сделать все профессионально, кто сможет его обвинить?

Надо отснять, как тело поднимают из воды, а потом подойти к тем двум плачущим женщинам. Узнать, кем они приходились погибшему, кто он, почему пустился в бегство. Почему он погиб, а они нет? Каким человеком он был? Были ли у него дети?

Хоан подошел к телу и приготовился фотографировать. Лицо утопленника было обращено к волнам. Мужчина был одет во что-то непонятное, ткань закрутилась вокруг тела. Похоже, какой-то национальный костюм. Один из спасателей оттащил труп от пульсирующей полосы прибоя.

Хоан был совсем рядом, когда тело подвинули. При этом голова повернулась, и Хоан увидел, что утопленник – вовсе не мужчина, а пожилая женщина.

Хоан зажмурился. Никогда раньше смерть не производила на него такого впечатления. Он видел жертвы автомобильных аварий, кровь на асфальте в мигании синих маячков «скорых», которые приехали на помощь слишком поздно. За свою короткую службу судебным репортером Хоан не раз посещал городские морги. Но судьба этой беззащитной женщины тронула его гораздо сильнее. Каким долгим и полным ожиданий был ее путь и как ужасен конец. Из этого материала можно сделать поистине ошеломляющую историю.

Он глубоко вдохнул влажный морской воздух и задержал дыхание, глядя на ночное черное море. Несомненно, ему повезло, что умершим оказался не мужчина, не молодая женщина или ребенок. Интуитивно он понял, что такая история будет лучше продаваться. Долгая жизнь и ужасная смерть. Бессмысленность и гротеск несчастной судьбы.

Через мгновение Хоан уже направил объектив на покойную и нажал на кнопку спуска затвора, а через несколько секунд включил режим видеозаписи и принялся подробно снимать тело. Но тут его остановили спасатели.

Несмотря на страдания во время плавания и скорбный путь тела в соленой воде, можно было заключить, что женщина происходила из зажиточной семьи. Это тоже предвещало истории финансовый успех и спрос на фотографии. Сколько раз уже публике приходилось видеть людей, влачивших жалкое существование в невероятно тяжелых условиях и одетых в тряпье, несущее отпечаток трудностей долгого пути? Эта женщина, напротив, была со вкусом одета, помада на губах сохранила свой розовый цвет, на веках еще остались тени. Когда-то она была красавицей. Лет семьдесят, босая. Разорванная меховая куртка поначалу сбила Хоана с толку. В то же время нельзя было не заметить глубоких морщин, прорезавших лицо и, несомненно, свидетельствовавших о страданиях, которые заставили ее ухватиться за этот отчаянный шанс. Ее лицо тем не менее было исполнено достоинства.

– Вам известно, откуда прибыли эти люди? – спросил Хоан по-английски у какого-то начальника в штатском, который встал на колени у тела.

– Думаю, из Сирии, в последние дни оттуда идет поток беженцев, – ответил тот.

Хоан повернулся к группе выживших. Смуглые, чуть более смуглые, чем греки, так что предположение о Сирии было вполне разумным.

Он посмотрел на выложенные в ряд тела на песке и пересчитал их. Тридцать семь. Мужчины, женщины, кажется, один ребенок. Хоан подумал о мониторе на пляже в Барселоне на другом берегу Средиземного моря, где сегодня ночью появилось число 2117. Сколько бессмысленно потерянных человеческих жизней.

Затем он вынул блокнот и записал дату и время, чтобы проникнуться ощущением, что он уже приступил к осуществлению плана, который отодвинет его от края пропасти и даст ему твердую точку опоры. Это будет статья о ни в чем не повинной жертве. Не о взрослом человеке в расцвете сил или беззащитном ребенке, а о старой женщине, которая погибла в море секунду назад. О человеке, который, как и две тысячи шестнадцать других жертв, не смог живым переплыть Средиземное море в этом году.

Он озаглавил статью «Жертва 2117» и бросил взгляд на группу выживших людей. У них по-прежнему были измученные лица. Они дрожали и прижимались друг к другу, но две женщины, которые кричали, и мужчина с большой бородой исчезли. На их месте стоял мужчина в синей форменной куртке, который раньше фотографировал рядом с Хоаном.

Хоан сунул блокнот в карман и хотел сделать несколько фото лица женщины крупным планом, когда встретил осмысленный взгляд ее глаз.

«За что?» – спрашивал взгляд.

Хоан отскочил. В его мире над эзотерическими явлениями только смеялись, но теперь он задрожал всем телом. Можно было подумать, что женщина захотела вступить в контакт с ним. Донести до него мысль, что он ничего не понимает и что что-то не так.

Хоан не мог отвести взгляда, все новые вопросы возникали в этих красивых живых глазах.

«Кто я, Хоан?»

«Откуда я?»

«Как меня зовут?»

Хоан встал перед ней на колени.

– Я обязательно это узнаю, – сказал он и закрыл ей глаза. – Я обещаю.

3

Хоан

– Нет, ты не имеешь права требовать возмещения транспортных расходов, если ты внештатный и если это прямо не записано в трудовом договоре, сколько раз нам надо тебе объяснять, Хоан?

– Да, но у меня с собой все квитанции. Я сделал полный финансовый отчет, смотри!

Он перекинул подшитые авиабилеты до Кипра и приложения с документами обо всех прочих расходах через стойку и улыбнулся самой чарующей изо всех своих улыбок. Хоан прекрасно знал полномочия секретаря редакции Марты Торры, она не имела права отказать ему, особенно сейчас.

– Ты что, не видела мою статью на первой полосе, Марта? Это ведь не какой-то там комментарий в приложении к газете, это, ясное дело, самый главный материал «Орэс дель диас» и самое лучшее из всего того, что я когда бы то ни было написал. Я точно знаю, что бухгалтерия одобрит трату тысячи шестисот евро. Плати, Марта, у меня нет собственных средств для оплаты такой поездки. Я взял деньги взаймы у своей бывшей.

Хоан умолял, и это не было притворством. Его бывшая возлюбленная стукнула его по башке и сказала, что заявит в полицию. Обозвала его вором и заплакала, потому что знала, что она никогда не получит обратно свои тысячу шестьсот евро. Потом она протянула руку и приказала вернуть ключ от ее лавки и тем самым стала не просто бывшей, а бывшей-пребывшей.

– Бухгалтерия должна одобрить это, говоришь. Ну-ну! Я и есть бухгалтерия, Хоан, – фыркнула Марта. – А твоя бывшая, видимо, большая идиотка, если думает, что ты когда угодно можешь прийти сюда и получить в кассе любую сумму.

Хоан взял себя в руки. Марта повернулась и пошла к письменному столу. Кнопка на юбке, которая не давала молнии разбежаться, отсутствовала, и замочек уже начал сползать вниз. Все в бухгалтерии были такими же. Заметно превышавшими средний вес и явно занятыми мыслями о следующей сиесте и очередной порции калорий. Мучительно наблюдать это, когда сам сидишь на хлебе и воде.

– Да, но верни мне хотя бы деньги за самолет, Марта, газета может вычесть из гонорара.

– Пожалуйся своей редакторше, посмотрим, поможет ли это, – сказала она равнодушно. И даже не обернулась.

Наверху, в редакции, он ожидал как минимум аплодисментов. Как знак признания того, что «Орэс дель диас» благодаря его вчерашнему репортажу оказалась в фаворе, ведь газеты всего мира цитировали Хоана. Международные СМИ даже воспроизвели его фотографии. Утонувшая пожилая женщина в меховой куртке в свете прожекторов, множество тел на пляже, кричавшие беженки… Понятно, что «Орэс дель диас» должна была порядком заработать на этом.

Но если не считать журналиста-международника средних лет, который заметно покачал головой, когда Хоан проходил мимо штатных сотрудников, никто не отреагировал. Ни малейшего кивка или улыбки. Черт побери, в кинофильмах коллеги всегда вставали и аплодировали, когда происходило что-то подобное. В чем же дело?

– У меня только пять минут, так что излагай кратко, Хоан. – Редакторша прикрыла дверь кабинета и, похоже, забыла предложить ему сесть, но он все-таки сел. – Марта из бухгалтерии позвонила мне и сказала, что ты хочешь компенсации расходов на дорогу. – Она мрачно посмотрел на него поверх очков. – Забудь об этом, Хоан. За статью об Айя-Напе ты получишь тысячу сто евро, которые я по глупости обещала, когда ты ее принес, будь рад и этому. Сверх этого не будет ни цента.

Хоан ничего не понимал. Он предполагал, что история об утонувшей женщине даст ему повышение ставки и перспективу стать штатным сотрудником. Но почему редакторша Монтсе Виго, заведовавшая внештатными журналистами, сейчас стояла рядом и в упор смотрела на него так, словно он ее оплевал?

– Ты сделал нас посмешищем, Хоан.

Хоан наклонил голову. Что она хочет этим сказать?

– Лучше я тебе расскажу, как все было с жертвой номер 2117 на самом деле. Да, вчера история показалась мне хорошей, но сегодня утром по меньшей мере в пятидесяти газетах по всему миру можно было прочитать другое. Я уж не говорю, что в Барселоне все газеты, кроме нашей, написали одно и то же. И суть в том, что ты плохо делаешь свою работу, Хоан, даже отдаленно не так хорошо, как твои коллеги. Тебе надо было получше разобраться, ведь ты был в самой гуще событий.

Она швырнула на стол перед ним несколько свежих испанских газет, и заголовок ближайшей заставил его судорожно глотнуть воздух.

«Жертва номер 2117 была убита!»

Редакторша указала на строку ниже. «Сведения „Орэс дель диас“ о жертве 2117 неверны. Женщина не утонула, она была убита, причем жестоко убита», – гласил подзаголовок.

– Ты понимаешь, что вся ответственность за непроверенную информацию падает на меня, – сказала она и передвинула унизительную пачку газет на дальний край стола. – Это, конечно, моя ошибка. Мне надо было предвидеть такую возможность после прочтения последних пустопорожних эссе, которые ты пытался нам всучить.

– Я не понимаю… – начал он. И это была правда. – Я видел, как волны вынесли ее на берег. Я там был в этот момент. Ты же видела мои фотографии.

– Тебе надо было подождать, пока они перевернут труп. Ей в шею воткнули какую-то штуковину вот такой длины. – Она показала руками между третьим и четвертым позвонками. – Мгновенная смерть. Слава богу, не только мы сели в лужу. Канал «ТВ 11» тоже был вынужден опровергнуть свою благостную историю про молодого мужчину, которого первым вынесло в тот день на берег Айя-Напы. Он оказался руководителем группы террористов. Недавно сбрил бороду. Настоящий дьявол.

Хоан был потрясен. Убита? Именно это рассказали ему ее глаза? Ему следовало… Ему следовало увидеть это?

Хоан повернулся к редакторше. Ему хотелось рассказать о своем состоянии в тот момент. Объяснить, почему он не выполнил задание лучше. Он почувствовал сострадание. И ему было известно, что журналистам это запрещено.

В дверь постучали, вошла Марта из бухгалтерии. Положила два конверта на стол Монтсе Виго и, не удостоив Хоана взглядом, выплыла из комнаты.

Редакторша протянула один из конвертов Хоану:

– Это твои деньги, тысяча сто, хотя ты их не заслужил.

Хоан молча взял конверт: вот, значит, как. В обязанности Монтсе Виго входило определять выплаты, что ж тут поделаешь? Ничего! Он вздрогнул и повернулся, чтобы убраться отсюда. Вопрос только в том, насколько этот конверт продлит его жизнь. Он почувствовал, что покрывается потом.

– Куда же ты? – прозвучал голос сзади. – Не думай, что ты отделался так легко.

Мгновение спустя он стоял на улице. По проспекту Диагональ в центр города направлялась очередная демонстрация, звучали свистки, лозунги, призывы и раздраженные сигналы водителей автомобилей. Единственное, чем была занята сейчас его голова, – это слова, сказанные редакторшей:

– Вот пять тысяч евро. У тебя есть ровно две недели на то, чтобы разобраться в этой истории, и ты будешь делать все один, понятно? Кроме тебя, желающих не нашлось. Найди выживших, тех, кто может рассказать, кем была эта женщина, что с ней случилось, понятно? Из своих интервью с теми, кто выжил, ты знаешь, что она была с двумя женщинами, молодой и постарше, и что мужчина с бородой разговаривал с ними во время плавания до момента, когда резиновая лодка затонула. Найди их, у тебя есть фотографии. Будешь ежедневно передо мной отчитываться: что ты делаешь, где ты. А мы в редакции постараемся придать этой истории накал. Пяти тысяч евро должно хватить на все, понятно? Мне абсолютно безразлично, кого ты будешь подкупать и где жить. Не хватит денег на ночлег – спи на улице, не будет на еду – голодай. Пока не выполнишь задание – не возвращайся. Хорошо понял? Это тебе не мадридская «Паис».

Он кивнул и взвесил в руке конверт. Что ему еще оставалось, кроме как согласиться?

Ответом были пять тысяч евро.

4

Александр

За несколько последних месяцев его пальцы обрели такую гибкость, что казалось, он воедино слился геймпадом. В лучшие часы суток компьютер и игра «Кил Сэблайм» стали его единственной реальностью, а расстояние между ним, солдатами и теми, кого они убивали на дисплее, было одновременно бесконечно большим и ничтожно малым.

Александр отдался этой игре и телом и душой. Для этого было несколько причин. Когда его однокашники по гимназии побросали студенческие фуражки в шкафы и постарались забыть о своих страданиях на экзаменах, отправившись в так называемые образовательные путешествия по дальним странам вроде Вьетнама, Новой Зеландии и Австралии, Александр погрузился в самые мрачные глубины своего презрения к внешнему миру. Как эти идиоты могут болтаться по земному шару и делать вид, что ничего не происходит, полностью игнорируя тот факт, что люди подобны мерзким крысам, которые только и пытаются одолеть и сожрать друг друга? Вот он этого не мог, даже если бы захотел; он ненавидел всех людей. Если кто-то из них приближался к нему, он беспощадно высмеивал их самые худшие стороны и качества, отчего сам стал любимым объектом издевательств и лишился друзей.

Поэтому Александр выбрал иной путь. Он захотел жить в виртуальном мире и не покидать своей комнаты, чтобы исключить риск встретиться с другими людьми. А когда он наконец примет решение выйти, это станет последним днем его жизни.

Все будет именно так.

Из-за двери его комнаты доносились разнообразные звуки. С четырех часов дня до полуночи и на следующее утро от четверти седьмого до без четверти восемь он слушал, как родители передвигались по дому. Когда они наконец хлопали дверью, уходя на работу, и наступала тишина, он отпирал дверь и осторожно выходил из своей комнаты. Александр выливал содержимое своего ночного горшка в унитаз, делал себе бутерброды на весь день, заготавливал несколько термосов кофе и пробирался обратно, запирался и укладывался спать до часа дня. Потом двенадцать часов были посвящены игровой приставке и игре «Кил Сэблайм». Пару часов он спал, чтобы немного отдохнули глаза, после чего еще час или два проводил перед монитором.

Так проходили дни и ночи. Стрелять, стрелять, стрелять; количество убитых все время росло; окончательная победа, когда он уничтожит всех врагов в игре, становилась ближе с каждым днем.

К выходным дням Александр готовился особенно тщательно. Каждую пятницу утром он делал большой запас овсяных хлопьев, молока, масла и хлеба. За последние недели Александр свыкся даже с резкой вонью от горшка, который можно будет опустошить только в понедельник. Рутина будних дней нарушалась проклятыми выходными, потому что голоса родителей слышались почти все время. Их все более громкие скандалы его не беспокоили, напротив, радовали, но, когда вдруг становилось тихо, он внимательно прислушивался. Потому что тогда они вставали около его двери и начинали угрожать, что взломают дверь и отправят его в больницу. Что отключат интернет. Но это не беспокоило его, потому что интернет был нужен им самим. Кроме того, они знали, что он как хакер сможет подключиться к соседской беспроводной сети, если дело зайдет так далеко. А еще они угрожали, что не будут снимать со счета деньги, которые завещала ему бабушка, и перестанут покупать для него еду. И вдобавок вызовут к нему психолога, социального наставника, семейного консультанта. Обещали даже пригласить его старого школьного учителя.

Но Александр прекрасно все понимал. Он знал характер своих родителей. Им самим не понравится, если другие люди пронюхают, что происходит в их очаровательном желтом домике в одном из пригородов Копенгагена. Когда они, стоя у двери, хвастались своими талантами и пытались вернуть семью в рамки мещанской иллюзии о нормальной жизни, он плевал на пол или хохотал так, что они замолкали.

Ему было абсолютно по барабану, что они при этом чувствовали. Получили что хотели. Всхлипывания матери под дверью должны вызвать у него прилив нежности? Что, черт возьми, она себе воображает? Он сломается из-за этого? Как будто со слезами из нее выйдет все дерьмо и исчезнут отвратительные черты характера? А он забудет, как мало она и эта смехотворная пародия на отца думают об остальном мире?

Он ненавидел их. И когда настанет день ему выйти из комнаты, они бесконечно пожалеют, что хотели, чтобы он открыл свою дверь.

В двадцатый раз за день он дрожал от возбуждения, глядя на монитор с застывшим пейзажем и сценами насилия. Затем посмотрел на первую полосу газеты, которая уже несколько дней висела у него на стене. Там был окончательный ответ, как ему отреагировать на безразличие и цинизм, которые проявляли его родители и все им подобные. Потому что именно они несли ответственность за все в мире, были причиной жертв, подобных женщине на этой фотографии.

Родители ушли на работу, равнодушно оставив газету в прихожей, словно события в мире их не касались. Заголовок потряс Александра. Заметное сходство женщины с бабушкой затронуло в нем болезненную струну, и вспыли мучительные воспоминания о нежности и заботе, с которыми она относилась к нему.

Когда он прочитал в газете о судьбе женщины, одной из многих тысяч, в нем вспыхнула бешеная ярость: он чувствовал, как она нарастает на протяжении последних месяцев. Теперь настало время действий.

Александр долго смотрел на фотографию. Несмотря на то что в глазах женщины читалась смерть, а сама она была из мира, во всех смыслах очень далекого от мира Александра, он захотел принести себя в жертву в память о ней. Его обращение к миру будет убийственным и ясным. За каждое насилие над человеком последует жестокая месть.

С самого начала он хотел поставить полицию в известность о своих действиях. Когда произойдет взрыв, газеты выйдут с громкими заголовками.

Он сжал губы и кивнул. На данный момент он прошел тысячу девятьсот девяносто раундов, убив более двадцати тысяч противников. Теперь ему нужно двигаться дальше, и, даже если придется сидеть двадцать четыре часа в сутки, он достигнет своей цели в две тысячи сто раундов. И все это в знак солидарности с этой безымянной жертвой на стене под номером 2117.

А когда он наконец достигнет этого невероятного количества побед, то покинет свою комнату и отомстит за старую женщину и все ужасы, которым подвергался сам. И не понять его будет невозможно.

Александр взглянул на другую стену, где он повесил самурайский меч, который получил в наследство от своего дедушки и наточил, когда играл в «Онимуша» на «Плейстейшен-2».

Вскоре ему представится возможность пустить меч в ход.

5

Карл

Был один из тех парадоксальных дождливых дней, когда Карлу казалось, что в тусклом свете, проникающем через жалюзи, обнаженное тело Моны и стены полыхают яркими красками. И в то утро он тоже ласкал взглядом ямочки, которые образовались между жилками на ее шее. В эту ночь она спала плохо, как всегда, когда он бывал у нее. Первые месяцы после смерти ее младшей дочери Саманты она все время плакала, просила побыть с ней и как-то лихорадочно ощупывала его, когда он лежал рядом. Даже когда они занимались любовью, она плакала, иногда всю ночь.

Конечно, это время истрепало им нервы, и если бы она не думала о нем, Карле, и о Людвиге, четырнадцатилетнем сыне Саманты, то жить дальше ей было бы еще тяжелее. В любом случае то, что жизнь более или менее наладилась, не было заслугой Матильды, старшей дочери Моны. С ней Мона почти никогда не разговаривала.

Карл потянулся к своим наручным часам. Пора было звонить Мортену, чтобы удостовериться, что тот сделал Харди все необходимое.

– Ты уходишь? – раздался рядом сонный голос.

Он положил руку на ее короткие, ставшие со временем совсем седыми волосы.

– Я должен быть в управлении полиции через сорок пять минут. Спи дальше, я разбужу Людвига и отправлю его в школу.

Он встал, скользнул взглядом по контурам ее тела под одеялом и подумал о том, о чем думал каждое утро.

До чего же тяжела жизнь всех его женщин.

Черные тучи шерстяным одеялом окутывали небо над городским управлением полиции. Это продолжалось уже почти неделю. Вообще говоря, угнетала его именно эта явно не проявившая себя осень, которая медленно, но верно давила ему на плечи в темные зимние месяцы. Он ненавидел это время года. Дождь, переходящий в снег, покупатели, носившиеся повсюду как идиоты в поисках подарков, без которых можно прекрасно прожить. Уже в октябре все наполняла рождественская музыка, полыхало море праздничных огней, громоздились тонны пластика и мишуры, которые были призваны напомнить человечеству о благословенном будущем прибытии Иисуса, – все это в масштабах, наводящих ужас. И вдобавок ко всему на его столе здесь, спрятавшись за серыми стенами, громоздились папки с документами, свидетельствующие о том, что на убийц не влияли еловые ветки и рождественские сердечки. Они разгуливали по Дании, и окружающие даже не подозревали о совершенных ими преступлениях. Похоже, что искать это отродье было только его обязанностью.

Можно, конечно, сказать: «Piece of cake!»[1] Но после произошедшей более двух лет назад истории с одним консультантом по социальным вопросам, который сознательно убивал своих клиентов, обстановка в мире стала еще более нездоровой. Перестрелки на улицах. Угрозы массового увольнения государственных и муниципальных служащих. Запрет носить паранджу, запрет обрезания и множество других запретов, которые невозможно эффективно контролировать. Коллеги-полицейские были готовы перейти в муниципальные органы, лишь бы не бегать за уклонистами от уплаты налогов, непристроенными мигрантами или подпольными ростовщиками. Страна только-только стала привыкать к административному устройству, и вдруг – бабах – муниципалитеты уже могут катиться к чертовой матери. А ведь на все на это потрачена масса времени и сил. Карлу осточертело все это дерьмо.

Ну а кто будет расследовать серьезные преступления, если Карл вдруг уйдет отсюда? Мысли об уходе у него и вправду появлялись. Можно наняться приходящей няней или заняться разведением собак и самому решать, с кем общаться, за кем ухаживать. Но кто тогда будет ловить этих подонков, если все будут думать, как он?

Карл не был уверен, что имеет смысл задаваться этим вопросом, и тяжело вздохнул, здороваясь с дежурным на проходной. Все в управлении полиции знали, что такой вздох Карла означал: надо помалкивать и держаться от него подальше. Но странным образом сегодня никто не обратил внимания ни на вздох, ни на него самого.

Уже спускаясь в цокольный этаж, он заметил, что что-то не так, как всегда. Люди отводили глаза. И если не считать одного слабенького лучика света, пробивающегося из кабинета Гордона в конце коридора, везде было совершенно темно. Свет в отделе «Q» был потушен.

Карл фыркнул. И что теперь делать? Как, черт возьми, включить этот проклятый свет? Должен же быть для этого какой-то специальный сотрудник.

Он поискал выключатель у нижней ступеньки лестницы, но не нашел. Зато носком ботинка он угодил в какой-то большой и тяжелый предмет и расшиб колено. Карл чертыхнулся, отступил на шаг в сторону, потом вперед и снова наткнулся на что-то вроде большой коробки, стукнулся головой об стену, ударился плечом о вертикальную трубу и, наконец, рухнул на пол в полный рост.

Лежа на полу, он проклинал все на свете словами, о существовании которых даже не подозревал.

– Гордон! – проорал он изо всех сил, поднимаясь, и пошел дальше, ощупывая стену. Ответа не последовало.

У себя в кабинете он наконец включил свою красивую настольную лампу, компьютер и сел на стул. Боль была настолько сильной, что Карл застонал.

Он что, единственный на работе во всем отделе? Давно такого не было.

Карл протянул руку к термосу, где, к счастью, на дне осталось немного вчерашнего кофе, не важно, что холодного.

«Хоть так», – подумал он.

Из ящика стола Карл достал лиловую кружку, которую подарил ему приемный сын. Она была так уродлива, что не стоило никому показывать ее при дневном свете. Карл налил кофе.

«Что еще за черт?» – подумал он, увидев на столе записку.

Дорогой Карл,

тот материал из архива, который ты запрашивал, я оставила в коридоре. Коробки слишком тяжелые, а я слишком легкая, чтобы их дотащить.

С дружеским приветом,

Лиза

Карл чертыхнулся. Хуже места, чтобы оставить коробки, трубно было придумать, но это было решением Лизы – самой прелестной женщины во всем управлении.

Он выложил мобильник на стол и уставился на него.