Жертва 2117 Адлер-Ольсен Юсси
«Что ж ты не включил его в темноте?!» – подумал он и с досады стукнул кулаком по столу, отчего кружка подскочила и упала набок. Не только записка Лизы, но и вся стопка бумаг, которую он собирался просмотреть, окрасились в цвет дерьма.
Десять минут он глядел на перепачканные документы и думал о сигаретах. Мона упрашивала его бросить курить, и это было бы, конечно, правильно, но он ничего не мог поделать со своей привычкой. Когда он предпринимал попытки бросить курить, то превращался в раздражительного брюзгу. При этом больше всех доставалось Асаду и Гордону.
«Да плевать!» – решал он в конце концов, когда хотелось курить.
Он вздрогнул, когда зазвонил телефон.
– Заглянешь, Карл?
Это был риторический вопрос. У начальницы управления полиции был удивительно писклявый голос даже для щуплой женщины климактерического возраста. Он обладал свойством раздражать любого человека.
Но почему она сама звонит? Их отдел закрывают? Или хотят его уволить? В данный момент это было бы не очень кстати.
Он сразу же почувствовал тягостное настроение, как будто разлитое в воздухе на третьем этаже. Даже Лиза непривычно мрачная. Весь коридор перед кабинетом начальницы управления был заполнен молчаливыми сыщиками.
– Что случилось? – спросил он Лизу.
Она покачала головой:
– Точно не знаю, но ничего хорошего. Что-то с Ларсом Бьорном.
Брови Карла взлетели вверх. Того наконец-то поймали на какой-то пакости? Вот это его дьявольски порадовало бы.
Через минуту он стоял в зале, где проходили летучки. Коллеги все как один были удивительно безучастны. Что, какие-то политики урезали их бюджет? И виноват в этом Ларс Бьорн? Это не удивительно. Во всяком случае, Ларса не было среди собравшихся, это Карл сразу отметил.
Начальница управления полиции по привычке выдвинула вперед плечи, как будто это могло оказать помощь тесноватой форменной куртке в сражении с выпуклостями на груди.
– Мне очень жаль, но я должна сообщить то, что уже известно некоторым из присутствующих. Сорок пять минут назад позвонили из больницы в Гентофте и сообщили, что Ларс Бьорн скончался.
На мгновение она опустила голову, а Карл попытался осознать то, что она сказала.
Ларс Бьорн умер? Верно, что он был дрянью и несносным воображалой. Карлу он был малосимпатичен, но чтобы прямо-таки желать ему смерти? Это было бы…
– Сегодня рано утром Ларс, как всегда, совершил пробежку по парку Бернсторфф и, придя домой, казалось, чувствовал себя прекрасно. Но через пять минут у него возникли проблемы с дыханием, потом был инфаркт, который в конечном счете… – Она запнулась. – Его жена Сусанна, которую многие из вас знают, попыталась провести массаж сердца, и, хотя машина «скорой помощи» приехала сразу, а в кардиологическом отделении сделали все возможное, его жизнь спасти не удалось.
Карл посмотрел вокруг. Несколько коллег были по-настоящему взволнованы, но большинство, как ему показалось, главным образом размышляли о том, кто его заменит.
«Будет ад кромешный, если кто-то типа Сигурда Хармса, – с ужасом подумал он. – Но вполне терпимо, если это будет Терье Плоуг, а еще лучше Бенте Хансен».
Осталось только скрестить за это пальцы. Он безуспешно поискал в толпе лицо Асада. Значит, тот дома у Розы или на задании. Зато в самой глубине он увидел возвышающегося надо всеми Гордона с побелевшим лицом и красными глазами, как у Моны, когда ей очень плохо.
Их взгляды встретились, и Карл помахал ему.
– Мы должны держаться, – продолжила начальница управления. – Я понимаю, что многие из вас потрясены, потому что Ларс был по-настоящему любимым руководителем и добрым коллегой для всех нас.
Тут Карлу пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы не раскашляться.
– Пусть время лечит нашу скорбь, а мы сосредоточимся на работе. Мне, конечно, в ближайшее время придется назначить ему замену.
Стоявший рядом с ней заместитель по кадрам Янус Столь кивнул. Ясно, ему придется заняться этим делом в первую очередь. Начальники для того и существуют, чтобы при малейшей возможности перевернуть все вверх дном. А как еще руководители, особенно на государственной службе, могут доказать свою нужность?
Карл услышал, что у него за спиной вздохнул Гордон, и обернулся. Выглядел тот неважно. Карл, конечно, знал, что на работу в управление полиции Гордона взял Ларс Бьорн, и его реакция была понятна. Но вот позднее разве не этот же самый Бьорн сделал жизнь Гордона невыносимой?
– Где Асад? – спросил Гордон. – У Розы?
Карл задумался. Гордон не зря вспомнил про Асада в связи с Ларсом Бьорном. Как ни странно, Ларса Бьорна и Асада всегда связывали своего рода братские узы. Общие дела в прошлом, подробностей которых Карл не знал, привели к крепкому союзу между ними, и в конечном счете именно Бьорн привел Асада в отдел «Q».
И вот теперь Бьорн умер.
– Мне позвонить Асаду? – спросил Гордон, на самом деле ожидая, что это сделает Карл.
– Мм, не лучше ли подождать, когда он придет, и тогда рассказать? Роза разволнуется, если он у нее. Никогда не знаешь, как она отреагирует.
Гордон пожал плечами.
– Пошлю ему эсэмэску, чтобы он тебе перезвонил, когда Розы не будет рядом.
Хороший план. Карл поднял вверх большой палец.
– Сегодня утром мне опять звонил этот ненормальный, – сказал Гордон, перестав шмыгать носом, когда они спускались по лестнице.
– Вот как… – За последние несколько дней Гордон говорил это, наверное, уже раз десять. – Ты его спросил, почему он звонил именно тебе? Он сказал?
– Нет.
– И ты не локализовал его?
– Нет. Я пробовал, но он использует одноразовые сим-карты.
– Хм. Если это тебя раздражает, в следующий раз дай отбой.
– Я пробовал, не помогает. Он перезванивает через пять секунд и делает так, пока я не прослушаю его сообщение.
– Еще раз спроси, чего он хочет.
– Он говорит, что будет убивать, пока не дойдет до числа 2117.
– Если это год, то до него еще много лет. – Карл засмеялся.
– Я спросил его, что означает двадцать один семнадцать. Ответ был загадочным: мол, это когда его игра дойдет до числа двадцать один семнадцать. И начал хохотать. У него жуткий хохот, скажу я тебе.
– Может быть, это просто свихнувшийся придурок? Какого он возраста примерно?
– Не старый. Разговаривает как тинейджер, но, думаю, немного постарше.
Время шло, а Асад не звонил и не отвечал на многочисленные эсэмэски Карла.
Похоже, его кто-то уже оповестил.
Больше всего Карлу хотелось уйти домой. За весь день он не притронулся ни к одной из папок с документами.
«Если Асад не придет в ближайшие полчаса, я смоюсь», – подумал он и стал просматривать в интернете объявления о приеме на работу. Странно, что ему не встретилось ничего подходящего для пятидесятитрехлетнего вице-комиссара полиции с индексом массы тела, приближающимся к двадцати восьми.
Придется пристроиться в муниципальный совет Аллереда, только какого черта он будет там делать? И от какой партии избираться?
Тут он услышал в коридоре хорошо знакомые шаги Асада.
– Ты уже слышал? – спросил Карл, когда тот появился в дверях, обратив внимание на две глубокие складки на лице Асада.
– Да, слышал. Я провел пару часов у Сусанны, это было не очень-то весело, скажу я тебе.
Карл кивнул. Асад утешал вдову. Значит, он был близок с семьей Бьорна.
– Она была просто не в себе, Карл.
– Мм, это можно понять. Так неожиданно.
– Не в этом дело. Она негодовала, что он добегался.
– Добегался?
– Ну да, он же бегал. Еще она расстраивалась, что он много раз вел тяжелые переговоры о заложниках. Злилась на него за любовницу. И за то, что он неизвестно на что тратил деньги.
– Вау, остановись. У Ларса Бьорна была любовница, говоришь?
Асад удивленно посмотрел на него:
– Ларс Бьорн мог трахаться с любым существом на двух ногах, если только появлялась возможность, разве ты не знал?
Карл широко раскрыл глаза. Ах, зануда несчастный! И что только женщины находили в этом идиоте?
– Почему же тогда она не выгнала его?
Асад пожал плечами:
– Верблюды не любят менять места водопоя, Карл.
Карл попробовал представить себе жену Бьорна. Сравнение с верблюдом, пожалуй, было очень удачным.
– А еще ты упомянул переговоры о заложниках, это что за история?
– Захваченные бизнесмены, журналисты, дураки-туристы, те, кто привозил гуманитарную помощь…
– Я прекрасно знаю, кто чаще всего оказывается в заложниках, но при чем тут Бьорн?
– Он лучше всех знал ошибки, из-за которых террористы начинают убивать заложников.
– Гм. Поэтому ты и дружил с Бьорном? Он помог, когда ты попал в заложники?
Лицо Асада на мгновенье потемнело.
– Скорее, наоборот. Кроме того, это был не заложник, а заключенный в одной из самых страшных тюрем Ирака.
– Абу-Грейб?
Он кивнул и одновременно покачал головой:
– И да и нет. Назовем это филиалом. В действительности таких было много. Скажем так, это был филиал номер один.
– Как это понимать?
– Я тоже вначале не понимал, но потом разобрался, что этот комплекс зданий гораздо меньше Абу-Грейба. Он расположен изолированно от главной тюрьмы, а содержатся там те, кто требует особого внимания.
– Например?
– Взятые в плен иностранцы и высокопоставленные чиновники, политики, шпионы и просто зажиточные люди. Иногда целые семьи, которые были в оппозиции к режиму Саддама. Те, кто знал слишком много, и те, кого нужно было разговорить.
«Вот черт!» – подумал Карл.
– Ларс Бьорн, значит, был там заключенным?
– Нет, не он. – Асад долго стоял молча, покачивая головой и глядя в пол.
– Хорошо, – сказал Карл. Значит, на такие темы Асад не хочет разговаривать. – Мне рассказывал об этом Томас Лаурсен. Кажется, ты подтвердил это, когда я спрашивал. Послушай, я знаю, что для тебя это тяжелая тема, Асад. Забудь мой вопрос.
Асад закрыл глаза и сделал глубокий вдох, потом выпрямился и посмотрел прямо в глаза Карлу.
– Нет, Ларс не сидел в тюрьме и не был заложником. Заключенным был его брат Йесс. – Асад насупился и, казалось, опять ушел в себя. Раскаялся, что приоткрыл завесу, которую не следовало поднимать?
– Йесс?! Йесс Бьорн?! – Что-то в этом имени показалось Карлу знакомым. – Как ты думаешь, я с ним встречался?
Асад пожал плечами:
– Вряд ли. Может быть, когда-то давно, но сейчас он в доме престарелых.
Он сунул руку в карман и вынул мобильник. Карл не слышал сигнала, видимо, звук был отключен.
Асад стоял с мобильником около уха и кивал, складки около носа стали глубже. Вид у него при ответах был недовольный. Как будто то, о чем шла речь, нарушало какую-то неизвестную договоренность.
– Мне надо уйти, Карл, – сказал он и сунул мобильник в карман. – Это Сусанна Бьорн. Вообще-то, мы договорились, что брата Ларса проинформирую я, но она вдруг взяла и позвонила ему.
– И он воспринял это не очень хорошо, да?
– Он воспринял это чертовски плохо, поэтому я вынужден уйти, Карл. Я хотел подождать немного и сделать это позже, но теперь надо идти.
Прошла почти неделя с тех пор, как Карл в последний раз ездил в свой дом в Аллереде, и с тех пор, как он начал мотаться между ним и квартирой Моны. За это время его квартирант Мортен разворотил дом из желания его благоустроить. Пара покрытых бронзовой краской фигур совершенно голых атлетов в прихожей ошеломляла. Что уж говорить о гостиной, которая из комнаты с практичной некрашеной мебелью семидесятых годов превратилась в оргию желтого шафрана и кричащей зелени. Теперь она приобрела сходство с заплесневевшим эмментальским сыром. Не хватало еще только, чтобы он перетащил в гостиную остатки своего любимого конструктора лего.
– Привет! – крикнул Карл, словно оповещая, что нормальный порядок вещей вернулся в дом.
Ответа не последовало.
Карл нахмурился и попытался через кухонное окно высмотреть инвалидную коляску Харди, но безуспешно. Старого друга и коллеги нигде не было видно.
Он погрузился в кресло рядом с пустой кроватью Харди в гостиной и положил на нее руку. Может быть, пришло время изменить контракт Мортена и дать ему право распоряжаться всем домом. Конечно, с оговоркой, что если жизнь с Моной у него разладится, то Мортену останется только цокольный этаж.
Карл улыбнулся. Если Мортен Холланн получит в свое распоряжение весь дом, то, может быть, Мика, бойфренд Мортена, тоже переедет сюда жить. Оба уже далеко не мальчики, не пора ли им оформить свои отношения?
За дверью раздался шум. Жужжание электродвигателя коляски Харди и смех Мортена оживили гостиную.
– Привет, Карл, как хорошо, что ты пришел. Ни за что не догадаешься, какие у нас новости, – защебетал Мортен, увидев его.
«Похоже, что-то приятное», – подумал Карл, заметив, как сияют глаза Харди и каким довольным выглядит Мика.
Мортен сел перед ним, не снимая верхней одежды.
– Мы едем в Швейцарию, Карл. Все трое: Мика, Харди и я. – Он широко улыбнулся.
В Швейцарию?! Страну с дырявым сыром и битком набитыми банковскими ячейками. Что же в этом интересного? Есть много других мест, где Карл почувствовал бы себя намного лучше, чем в Швейцарии.
– Да, – продолжил Мика. – Мы заключили договор со швейцарской клиникой, которая обещала оценить возможность операции по вживлению Харди нейрокомпьютерного интерфейса.
Карл посмотрел на Харди. Он не понял ничего из того, что сказал Мика.
– Извини, Карл, что я тебе ничего не говорил, – вполголоса произнес его парализованный друг. – Ушло очень много времени на то, чтобы собрать деньги. А может быть, мы их и не получим.
– Один немецкий фонд оплачивает проживание и частично операцию, с ума сойти можно, – добавил Мика.
– Вы вообще о чем? Какой интерфейс?
И тут Мортена словно прорвало. Странно, как он держался до сих пор.
– Университет Питтсбурга разработал метод вживления микроэлектродов в мозг парализованного человека, в центр, который управляет движениями рук. Благодаря этому появляется возможность вернуть ощущения, в частности, в пальцах. Именно это мы хотим сделать с Харди.
– Но это опасно.
– Вовсе нет, – продолжил Мика. – И хотя Харди может пошевелить одним пальцем и немножко плечом, этого ведь недостаточно, чтобы мы надели на него экзоскелет.
Карл по-прежнему ничего не понимал.
– Экзоскелет?! Что это такое?
– Это легкая оболочка, внешний каркас, который прикрепляется к телу. Маленькие электродвигатели помогают двигаться тому, кто не может ходить. В результате пациент идет как бы сам.
Карл попытался представить себе, что Харди по прошествии многих лет опять сможет стоять. Два метра семь сантиметров на железном штативе. Он будет похож на шагающего монстра Франкенштейна или на что-то и того хуже. Смешно, но Карлу смеяться не захотелось. Неужели такое возможно? Или это ложные надежды?
– Карл! – Харди подъехал на электроколяске чуть ближе. – Я знаю, ты думаешь, что меня ждет разочарование. Что пройду долгие месяцы, а потом окажется, что все было зря, и это меня убьет, ведь так?
Карл кивнул.
– Знаешь, с того момента, когда я двенадцать лет назад лежал, парализованный, в институте болезней позвоночника в Хорнбэке и просил тебя убить меня, и до сегодняшнего дня у меня не было цели в жизни, которая позволила бы чувствовать себя нормальным. Я, правда, езжу в моей коляске, и в общем и целом все как надо, за это я очень благодарен. Но мысль о том, что есть шанс побороться за еще один шаг вперед, придает мне оптимизма. Тебе не кажется, что лучше уж пусть так и будет до тех пор, когда все это, может быть, сорвется?
Карл еще раз кивнул.
– Надеюсь, что после операции я почувствую свои руки и буду двигать их силой мыслей, а может быть, такое же получится и с ногами. Были эксперименты с парализованными обезьянами, и они начинали ходить. Вопрос только в том, осталась ли у меня мышечная масса.
– Тут-то и пригодится экзоскелет, как я понимаю?
Если бы Харди мог кивать, он сделал бы это.
6
Асад
Тревожно мигающие огни танцевали перед фасадом дома престарелых, отражаясь в струях дождя.
«О Аллах Всемогущий, пусть только это будет не Йесс», – думал Асад, увидев пустую машину «скорой помощи», задние двери которой были широко раскрыты.
В четыре прыжка он одолел лестницу и ворвался в приемный покой. Из персонала там никого не было, только любопытные проживающие, шепчась, проводили его взглядом, когда он помчался к комнате своего друга.
Три младших медсестры, которым выпало дежурить в этот день, стояли в дверях с побелевшими лицами, их взгляд был направлен в сторону комнаты. Оттуда слышались тихие голоса, Асад остановился и сделал глубокий вдох. Скоро уже тридцать лет, как его жизнь и жизнь Йесса оказались тесно связаны, и много раз за эти годы он проклинал себя за то, что судьба свела их. Несмотря на это, Йесс был ему ближе, чем кто-либо другой, и знал о нем больше всех; за последние десять лет Асад ни разу не испытывал ничего похожего на то, что он чувствовал теперь.
– Он умер? – спросил Асад.
Ближайшая из медсестер обернулась.
– А, Заид, это ты? – Она перекрыла ему путь рукой. – Тебе сюда нельзя.
Объяснений не последовало, да и необходимости в них не было, потому что через мгновение каталка с телом выехала, ноги покоились под белым покрывалом. И только когда показалась остальная часть, самые худшие предчувствия Асада стали реальностью. Санитары из машины «скорой помощи» постарались закрыть лицо дополнительным куском ткани, но кровь тем не менее просочилась.
Асад поднял руку и попросил остановиться, когда каталка поравнялась с ним. Ему надо было убедиться, что это действительно Йесс. Как и ожидалось, санитары запротестовали, когда он стал поднимать покрывало, но замолчали, увидев его взгляд.
Глаза Йесса были полуоткрыты, уголок рта опустился вниз к тому месту, где он нанес себе удар в сонную артерию.
– Как это произошло? – прошептал он, закрывая глаза покойного.
– Кто-то ему позвонил, – сказала старшая из медсестер, когда каталка поехала к главной лестнице. – Мы слышали, как он закричал, но когда прибежали, чтобы узнать, что случилось, он попросил нас оставить его в покое. Сказал, что посидит немного, а потом позвонит нам, чтобы его коляску отвезли к остальным.
– Когда это было? – спросил Асад.
– Всего полчаса назад, мы нашли его со стержнем от шариковой ручки, воткнутым в сонную артерию. Он еще не умер, и… – Продолжение застряло у нее в горле. Даже для видавшей виды медсестры это наверняка было шокирующим зрелищем.
– Дежурный врач случайно находился рядом, заполнял свидетельство о смерти одного из проживающих, скончавшегося вчера вечером. Он, вероятно, еще сидит в моем кабинете и читает историю болезни Йесса, – сказала вторая.
Асад ухватился за дверной косяк и попытался сглотнуть. Ларс Бьорн и его брат в один и тот же день, разве это возможно? Неужели Аллах стоит сейчас рядом с ним, положив руку на плечо, и пытается придавить его к земле? Неужели Божья воля состоит в том, чтобы он почувствовал то, как если бы ему отрезали руку? Чтобы связь с прошлым была разорвана и брошена в огонь, где в конечном счете сгорают все воспоминания? Убийственное ощущение.
– Я не могу этого понять, слишком жестоко, – сказал он. – Йесс и его брат были сегодня утром живыми, а теперь их больше нет.
Асад качнул головой. Если бы Ларс и Йесс умерли в тех странах, которые связали судьбы всех троих, то их похоронили бы едва ли не раньше, чем тела их успели окоченеть.
– Да, это ужасно, – сказала старшая из медсестер. – «Благословен, благословен, мир каждой душе. Но никто не знает, каков был день, пока не наступит ночь» – так поется в псалме. Мы должны беречь нашу жизнь, пока она у нас есть, да, именно так.
Асад посмотрел в комнату. Судя по крови под коляской и темной полосе на полу, Йесс сделал это сидя, а после смерти его переложили на каталку. Разобранный паркер, из которого он вынул острый стержень, все еще лежал на прикроватном столике. Эту ручку сам Асад подарил ему много-много лет тому назад.
– Где стержень, который он воткнул в себя? – машинально спросил он.
– В пластиковом пакете у врача. Он позвонил в полицию, и там сказали, что пришлют людей. Он сделал несколько фотографий.
Асад осмотрелся. Кому в наследство останутся вещи, лежавшие вокруг, теперь, когда и Ларс Бьорн тоже умер? У Йесса не было детей и не осталось ни братьев, ни сестер. Все эти обшарпанные реликвии шестидесятивосьмилетней жизни перейдут к Сусанне? Обрамленные латунью фотографии мужчины, который когда-то гордо возвышался на метр девяносто и носил на форменной одежде целое море наград? Его дешевая мебель и старый телевизор?
Асад вошел в кабинет, где врач в очках набирал что-то на компьютере.
Асад и этот врач не раз встречались и кивком приветствовали друг друга за те годы, что Йесс жил в доме престарелых, после того как его перевели сюда военные. Врач был немногословным, порядком уставшим от жизни человеком. Каким еще он мог быть на такой должности?
Они еще раз кивнули друг другу.
– Его пальцы все еще удерживали стержень ручки, когда я вошел, – сказал доктор из-за компьютера. – Это самоубийство.
– К сожалению, меня это не удивляет, – сказал Асад. – Он только что получил сообщение о смерти брата. Самое худшее изо всех сообщений, которые он вообще мог получить.
– Вот как, значит. Трагедия, – сказал врач безо всяких признаков сострадания. – Я как раз записываю произошедшее в историю болезни, так что могу указать это известие как предположительную причину его поступка. Насколько я понимаю, вы были знакомы с ним много лет.
– Да, начиная с девяностого года. Он был моим наставником.
– Он когда-нибудь раньше говорил, что хочет покончить жизнь самоубийством?
Говорил ли Йесс, что хочет покончить с собой? Асад невольно улыбнулся, хотя повод был неподходящим. Какой же солдат, который лишил жизни стольких людей, как это сделал Йесс, не говорит об этом постоянно?
– Нет, пока он был здесь. И во всяком случае, мне. Никогда, ни разу.
Асад позвонил Сусанне и постарался успокоить ее, когда она принялась винить во всем себя. Он сказал, что это, вероятно, произошло бы в любом случае.
Что было ложью.
Асад остановился перед домом престарелых и смотрел на пробегавшие по небу серые облака. Они были подходящим сопровождением для ужасных событий этого дня. Асад почувствовал усталость в ногах и сел на скамейку перед лестницей. Здесь они с Йессом обычно прощались. Асад достал мобильник.
– Карл, я сегодня не вернусь на работу, – сообщил он после того, как рассказал обо всем, что случилось.
На другом конце наступила короткая пауза.
– Я не знаю, что этот Йесс Бьорн значил для тебя, Асад, но думаю, что две смерти за один день среди твоих близких – это слишком много, – сказал Карл. – Как долго тебя не будет?
Асад задумался. Откуда ему знать?
– Ладно, не отвечай. Недели хватит, Асад?
– Мм, не знаю. Может быть, всего лишь несколько дней. Договорились?
7
Асад
На внешней галерее у грязных окон квартиры Розы уже лежала новая стопка газет. Если считать, что жители квартала каждый день приносили ей около шести килограммов прессы, то получалось более двух тонн в год; и дорога к контейнеру для бумажных отходов не принадлежала к числу любимых маршрутов Асада. Ну и ладно, соседи хотели добра, а Роза находила отдохновение в работе с газетными вырезками, так почему бы и нет? Неплохо уже то, что люди приносили к окну ее кухни не все свои печатные издания, как это было год тому назад. И разброс был весьма велик, Асад вынужден был это признать. У нее хорошо были представлены не только датские издания, но и немецкие, английские, испанские и итальянские журналы и газеты от иностранцев, живших неподалеку, что прекрасно отражало многообразие новостного потока.
Роза сидела в комнате спиной к окнам, выходившим на поросший травой луг, и, как обычно, занималась своими вырезками, которые лежали перед ней кучками. Это был весь ее мир. Она слишком долго была прикована к собственному туалету, став заложницей нескольких жестоких молодых женщин, и после этого так и не вернулась к обычной жизни. С тех дней прошло два года. Тогда Розе было тридцать шесть лет, а сегодня ей можно было дать сорок пять. Лишние двадцать килограммов на бедрах и на ногах давали себя знать. Тромбы в сосудах ног после жесткой фиксации. Поиски утешения в еде. Антидепрессанты. Все это сделало свое недоброе дело.
Асад бросил пакет с покупками и пачку газет на пол у кухонного стола, сунул ключи в карман и сказал «привет» только тогда, когда Роза посмотрела на него. Ее реакция не отличалась быстротой, но других отклонений у старушки Розы не было.
– Ну, как погуляла сегодня? – пошутил он, криво усмехнувшись, потому что она, конечно, не гуляла. Мир вне дома для Розы больше не существовал.
– Купил мешки для мусора? – спросила она.
– Да, – сказал Асад и распаковал свою добычу.
Четыре рулона прозрачных мешков, их хватит на четыре-пять недель.
– Я принес консервы, Роза. Тебе придется продержаться на них пару дней. Поэтому я и пришел сегодня второй раз.
– Какое-то расследование?
– Нет, не это. Косвенно мое дело связано с Ларсом Бьорном. Ты уже все знаешь? – сказал он и, подойдя к радио, убрал звук.
– В новостях по радио упоминали об этом, – сказала она без признаков волнения.
– Ладно. Я тоже услышал это в новостях авторадио.
– Ты говоришь «косвенно»? – Она отложила ножницы, скорее из вежливости, чем из-за особого интереса.
Асад сделал глубокий вдох: придется ей все рассказать.
– Да, это очень плохо и для меня тоже. Его брат совершил самоубийство после того, как жена Ларса Бьорна позвонила ему и сказала, что Ларс умер.
– Позвонила эта… – Роза приставила палец к виску и покрутила. – У нее никогда не было ума, у этой глупой курицы. Самоубийство, говоришь. Не думала, что кто-то настолько мог любить Ларса Бьорна.
Ее сухой смех и язвительность обычно приводили Асада в хорошее настроение, но сейчас было не так. Она заметила его реакцию и отвернулась.
– Я кое-что изменила здесь, ты заметил?
Взгляд Асада скользнул вдоль стен. Две из них были по-прежнему заставлены от пола до потолка коричневыми архивными коробками с систематизированными вырезками, а на третьей стене вокруг телевизора был создан большой коллаж из вырезок, прикрепленных скотчем. Ни одна тема, по-видимому, не ускользала от Розы, и негодование ее отчетливо ощущалось во всем. Это были темы транспортной безопасности на стройках в Копенгагене, забота о животном мире, королевская семья. Но больше всего места было отведено нападкам журналистов на неудовлетворительную работу чиновников, коррупцию и безответственность политиков. Ничего нового Асад не заметил.
– Я вижу, Роза, – тем не менее сказал он. – Сделано хорошо.
Она нахмурилась.
– Ничего хорошего, Асад. Данию уничтожили, ее больше нет. Ты что, не понимаешь, что ее больше нет?
Он закрыл руками лицо – придется все рассказать. Может быть, она поймет.
– Роза, брата Ларса звали Йесс. Я знал его почти тридцать лет. Нас много что связывало, хорошего и ужасного. Теперь мне надо пару дней побыть одному, чтобы все обдумать, понимаешь? Смерть Йесса перетряхнула мою жизнь.
Читать бесплатно другие книги:
