Жажда Вульф Трейси
А затем я делаю то, о чем он просит меня без слов, и выхожу вперед. Нет, я не беру его руку – после того, что он сказал и сделал вечером, это было бы слишком, – но я все же делаю несколько шагов вперед, зная, что он не позволит Марку или Куинну причинить мне вред.
Должно быть, я подошла к нему слишком близко – он немного сдвигается с места, и устремив на Марка и Куинна ледяной взгляд, приказывающий им вести себя хорошо. Но это, наверное, уже излишне, поскольку они и так выглядят пристыженными.
– Прости, Грейс, – говорит Марк. – С нашей стороны это было совершенно беспонтово. Мы не хотели тебя напугать.
Я молчу, потому что однозначно не желаю говорить им, что то, что они сделали, это пустяк. Но мне не хватает храбрости сказать им, чтобы они убирались к черту, даже теперь, когда Джексон загораживает меня собой. А посему я делаю то единственное, что могу сделать. Смотрю на них каменным взглядом, желая, чтобы их смехотворные извинения побыстрее завершились и я наконец смогла уйти к себе.
– Ну, ты же понимаешь. – Куинн показывает на потолок. – Действие полной луны и все такое, вот мы и…
Неужели им больше нечего сказать? Действие полной луны? Я понятия не имею, что это значит, но, что бы это ни означало, мне все равно. Я сыта по горло и этим местом, и всеми, кто в нем есть. Кроме Мэйси, дяди Финна и – может быть – Джексона.
– Я возвращаюсь в кровать. – Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но пальцы Джексона опять смыкаются на моем запястье.
– Подожди. – Это первое слово, которое он сказал мне после того, что произошло, и останавливает меня скорее именно оно, чем его рука на моем запястье.
– Зачем? – спрашиваю я.
Джексон не отвечает, вместо этого он просто поворачивается к Марку и Куинну и роняет:
– Это еще не конец.
Они кивают, но больше ничего не говорят. Но, должно быть, эти его слова представляют собой не только угрозу, но и приказание немедля удалиться, потому что они бросаются к лестнице, причем я никогда еще не видела, чтобы кто-то бегал так быстро.
Мы оба смотрим им вслед, затем Джексон поворачивается ко мне. Несколько долгих секунд он не произносит ни слова, только окидывает меня своими темными глазами с головы до ног, словно каталогизируя каждый мой дюйм. Под этим его взглядом мне становится неуютно – не так, как под взглядам Марка и Куинна, но все же. Тогда я чувствовала, что они ищут во мне слабости, чтобы использовать их, теперь же мне вдруг кажется, что в вестибюле стало жарко, и мне неловко оттого, что на мне надеты мои самые старые и поношенные пижамные штаны.
Я еще никогда не испытывала таких чувств и не знаю, что они значат.
– Ты в порядке? – тихо спрашивает он, наконец отпустив мое запястье.
– Да, со мной все хорошо, – отвечаю я, хотя далеко не уверена, что так оно и есть. Что же это за школа такая, где тебя выталкивают на мороз и верную смерть просто затем, чтобы пошалить?
– Что-то не похоже, что с тобой все хорошо.
Эти слова не очень-то приятно слышать, хотя я понимаю, что он прав.
– Ну, честно говоря, последние дня два были довольно паршивыми.
– Не сомневаюсь. – Он смотрит на меня, и лицо его серьезно. – Тебе не надо беспокоиться насчет Марка и Куинна. Они больше не станут тебе досаждать. – Он не произносит слов «я об этом позабочусь», но я слышу их все равно.
– Спасибо, – вырывается у меня. – Спасибо, что помог.
Его брови ползут вверх, а глаза, кажется, становятся еще темнее.
– Ты думаешь, я тебе помог?
– А разве нет?
Он качает головой, смеется, и от его смеха у меня замирает сердце.
– Ты вообще ничего не понимаешь, да?
– Не понимаю чего?
– Что я только что сделал тебя пешкой в игре, которую тебе не понять.
– Ты считаешь это игрой? – не веря своим ушам, говорю я.
– Я знаю, что это такое. А ты?
Я жду, чтобы он сказал что-то еще, объяснил свои непонятные слова, но он просто молча смотрит на меня неподвижным взглядом, пока мне не становится немного не по себе. Так на меня еще никто не смотрел – можно подумать, что он никак не может решить, не совершил ли он ошибку, спасши меня от неминуемой смерти.
А может, он попросту не может решить, что сказать. Тогда он не одинок.
Но в конце концов он просто говорит:
– У тебя идет кровь.
– В самом деле? – Я касаюсь рукой ноющей щеки, в которую врезалось плечо Марка, когда я вырывалась из его хватки.
– Нет, не там. – Он протягивает руку и легко – так легко, что я почти не чувствую его прикосновения, проводит большим пальцем по моей нижней губе. – Здесь. – Он поднимает палец, и в тусклом свете я вижу краснеющую на нем кровь.
– Вот жесть! – Я тяну руку, чтобы стереть ее. – Позволь мне…
Он смеется, подносит палец к губам и, глядя мне в глаза, кладет палец в рот и медленно отсасывает кровь.
Это кажется мне самой чувственной вещью, которую я когда-либо видела в жизни, но я не понимаю почему. Разве такое не должно было навести на меня жути?
Возможно, все дело в том, как загораются его глаза, когда он чувствует вкус моей крови.
А может быть, в чуть слышном звуке, который он издает, проглотив ее.
А может, в том, что этот его жест – то, как он мазнул большим пальцем по моим губам, а затем поднес его к своим собственным, – кажется мне куда более интимным, чем любой поцелуй с кем-то из других парней.
– Тебе надо идти. – Эти слова звучат так, будто они исторгнуты против воли.
– Прямо сейчас?
– Да, сейчас. – Его лицо нарочито бесстрастно, как будто он изо всех сил старается не показать мне, о чем думает на самом деле. Или что чувствует. – И после полуночи я настоятельно советую тебе оставаться в твоей комнате, где тебе самое место.
– Оставаться в моей… – Я ощетиниваюсь, когда до меня доходит, на что он намекает. – Ты что же, хочешь сказать, что в том, что произошло, виновата я сама?
– Что за чушь! Конечно же нет. Им следует лучше контролировать себя.
Странная формулировка, если он имеет в виду, что им не следует нападать на людей и пытаться их убить. Я хочу сказать ему это, но он продолжает прежде, чем мне удается подобрать нужные слова.
– Но я тебя уже предупреждал, что здесь тебе надо быть осторожной. Кэтмир не похож на твою прежнюю старшую школу.
– Откуда ты можешь знать, на что была похожа моя прежняя старшая школа?
– Этого я не знаю, – говорит он с самодовольной ухмылкой. – Но я совершенно уверен, что она была совсем не такой, как Кэтмир.
Джексон прав, разумеется прав, но я не хочу идти на попятный.
– Ты не можешь этого знать.
Он подается вперед, словно ничего не может с собой поделать, так что его лицо, его губы оказываются в дюйме от моих. И я снова понимаю, что от этого мне должно быть не по себе, но ничего такого я не чувствую, вместо этого его близость просто обжигает меня. И когда у меня начинают дрожать колени на сей раз, это уже не оттого, что я боюсь.
Мой рот приоткрываеся, у меня перехватывает дыхание, а сердце начинает биться все быстрее. Он чувствует это – я вижу это по его расширившимся зрачкам, по настороженному взгляду, слышу по его хриплому дыханию, чувствую по чуть заметной дрожи его тела. На мгновение – только на мгновение – мне кажется, что сейчас он поцелует меня. Но тут он наклоняется не к моим губам, а к моему уху, касается его. И у меня возникает такое чувство, словно он обнюхивает меня, как это делали Марк и Куинн, хотя теперь это производит на меня совершенно иной эффект.
– Ты понятия не имеешь, что я могу знать, – тихо говорит он.
От его теплого дыхания у меня захватывает дух, я чувствую, что таю, и мое тело само собой приникает к его телу.
Проходит одна секунда, другая, руки Джексона лежат на моей талии, плечи наклонены ко мне. Но вот он уже отстранился, отступил назад так быстро, что я едва не падаю, лишившись опоры.
– Тебе надо идти, – повторяет он, и голос его звучит еще тише и резче, чем прежде.
– Что, сейчас? – Я опять не верю своим ушам.
– Да, прямо сейчас. – Он кивком показывает на лестницу, и я вдруг обнаруживаю, что ноги сами несут меня туда, хотя осознанного решения уйти я не принимала. – Иди в свою комнату и запри дверь.
– По-моему, ты сказал, что мне больше не надо беспокоиться насчет Марка и Куинна. Или не сказал? – бросаю я через плечо.
– Да, не надо.
– Тогда почему же я должна… – Я осекаюсь, поскольку сознаю, что говорю сама с собой. – Джексон уже исчез. Опять.
Я невольно начинаю гадать, когда мне удастся увидеть его вновь. И почему видеть его для меня так важно.
Глава 8
Живи и дай умереть
Чтобы не соврать, я немного потрясена. Когда я снова оказываюсь в моей комнате, часы показывают уже почти пять утра. Мне ужасно не хочется опять ложиться в кровать и смотреть в потолок, пока не проснется Мэйси, но у меня также пропало всякое желание бродить по школе – ведь если бы не Джексон, я вполне могла бы умереть.
А поскольку мне также не хочется рассчитывать на то, что он спасет меня опять, если я окажусь в очередной дикой ситуации, лучше всего мне, пожалуй, будет в самом деле остаться в моей комнате. Надо подождать, когда проснется Мэйси, и спросить ее, что она думает о том, что произошло. Правда, если она скажет только: «Боже мой, какого хрена?!» – я возьму мои неразобранные чемоданы и вернусь в Сан-Диего. Лучше уж прожить следующие восемь месяцев за счет семьи Хезер, чем просто-напросто умереть. Во всяком случае, мое мнение именно таково.
Тем более что в Сан-Диего меня не мучает горная болезнь.
Я на цыпочках иду по комнате, когда на меня вдруг нападает тошнота, и я с трудом добираюсь до кровати, издав при этом тихий стон.
Видимо, Мэйси услышала его, поскольку она вдруг говорит:
– Уверяю тебя, твоя горная болезнь скоро пройдет.
– Дело не только в горной болезни, а во всем вообще.
– А, понятно, – только и отвечает она, и между нами опять повисает молчание. Наверняка она молчит, потому что хочет дать мне возможность разобраться в путанице моих мыслей и решить, хочу ли я делиться ими с ней.
Я гляжу на нависающий надо мною серый каменный потолок, затем делаю глубокий вдох.
– Просто… Аляска – это как другая планета, ты меня понимаешь? Здесь все так не похоже на мои родные места, что мне будет тяжело привыкнуть. – Обычно я не изливаю душу перед теми, кого едва знаю, куда проще держать все в себе, но Мэйси здесь самый близкий мне человек. И у меня такое чувство, словно если я сейчас с кем-то не поговорю, то просто-напросто взорвусь.
– Я тебя понимаю. Сама я прожила здесь всю жизнь, но иногда даже мне все вокруг кажется чудным. А ты пробыл в нашем штате всего двенадцать часов и большую часть этого времени чувствовала себя паршиво. Знаешь, потерпи несколько дней, дождись, когда у тебя пройдет горная болезнь, сходи на пару уроков. Возможно, когда все войдет в колею, Аляска уже не будет казаться тебе такой уж странной.
– Ты, конечно, права. И когда я проснулась, все не казалось мне таким уж ужасным, пока не… – Я замолкаю, пытаясь подобрать слова, чтобы описать то непонятное, что сейчас произошло.
– Пока не случилось что? – Она откидывает одеяло и встает.
– Я знаю, это очень большая школа, но все же ты, случайно, не знаешь двух парней по имени Марк и Куинн? – спрашиваю я.
– Смотря кого ты имеешь в виду. У одного из них в носовую перегородку вставлено кольцо?
– Да. Черное и большое. – Я подношу руку к носу.
– Тогда я их знаю. Они учатся в одиннадцатом классе, как и я. Хорошие ребята, юморные. Один раз… – Должно быть, у меня делается каменное лицо, поскольку она вдруг осекается. – Вообще-то сдается мне, что сейчас я должна спросить тебя, откуда ты знаешь этих двоих.
– Возможно, они просто дурачились, но… я почти уверена, что они пытались меня убить. А если не убить, то напугать до смерти.
– Они пытались что? – вскрикивает она, едва не уронив бутылку воды, которую только что достала из холодильника, чтобы дать мне. – Расскажи мне все, что произошло. И не пропускай ни одной детали.
Она настаивает, и я подробно рассказываю ей всю историю, пока не дохожу до того момента, когда Джексон меня спас. Не знаю точно, какие именно чувства вызывает у меня этот эпизод и какие чувства вызывает во мне Джексон, но я пока не готова об этом говорить. И однозначно не готова выслушивать то, что об этом скажет Мэйси. К тому же я вроде как дала молчаливое согласие держать по меньшей мере что-то из этого в тайне, хотя должна признаться, что теперь, когда я вновь оказалась в моей комнате, я уже не совсем уверена, что тот обмен взглядами мне не привиделся.
– И что же было потом? – спрашивает Мэйси, когда я замолкаю. – Как тебе удалось от них спастись?
– Кто-то услышал шум и спустился, чтобы выяснить, что к чему. Когда эти двое смекнули, что в этой истории появился свидетель, это быстро охладило их пыл.
– Еще бы. Вот придурки. Чего им точно совсем не хочется, так это чтобы об их проделках доложили моему отцу. Но об этом им надо было думать до того, как они на тебя напали. Честное слово, я убью их своими собственными руками.
Она так взбешена, что, наверное, могла бы осуществить свою угрозу.
– О чем они только думали? И они даже не знают тебя, так с чего им было на тебя нападать? – Она встает и начинает ходить взад и вперед. – У тебя же могла развиться гипотермия, а если бы они оставили тебя на морозе дольше десяти минут, ты вообще могла бы погибнуть. Это просто какая-то дичь. Да, они немного необузданны, энергия в них бьет через край, но прежде я никогда не замечала в них порочности или злобы.
– Да, это в самом деле не имеет смысла. Я начинаю думать, что они находились под воздействием какой-то дури, потому что иначе никак не объяснишь, почему они бродили на морозе в одних джинсах и футболках. Не понимаю, как они не заработали гипотермию?
– Не знаю, – говорит Мэйси, но видно, что ей неловко, – может, у нее есть сведения о том, что они принимают наркотики? Или она считает, что у меня глюки, раз я сказала, что они выходили на мороз без зимней одежды? Но я знаю, что видела. На этих парнях определенно не было никаких теплых вещей.
– Может быть, они выходили только на пару минут, – заключает она наконец, протягивая мне две таблетки эдвила. – Но в любом случае мой отец дознается, в чем тут суть.
Мне хочется попросить ее ничего не рассказывать дяде Финну, ведь быть новенькой и так несладко, а тут меня еще сочтут ябедой. Но всякий раз думая о том, что могло произойти – и наверняка произошло бы, не вмешайся в дело Джексон, – я понимаю, что дядя Финн должен об этом узнать. Иначе им ничто не помешает сделать то же самое с кем-то другим.
– Может, ты еще поспишь? – спрашивает Мэйси. – Если не хочешь есть.
Мой желудок начинает протестовать при одной мысли о еде, и я говорю:
– Есть мне не хочется. Но вряд ли у меня получится заснуть. Думаю, мне лучше сейчас распаковать чемоданы и приготовить то, в чем я буду ходить сегодня.
– Не беспокойся насчет чемоданов. Я их уже разобрала.
– Когда же ты успела?
– После того как ты заснула. Я подумала, что, если тебе не понравится, как я разложила твои вещи, ты сможешь переложить их потом. Но так все они хотя бы будут у тебя под рукой.
– Ты не обязана была это делать, Мэйси.
– Знаю, что не обязана. Но ты так паршиво себя чувствуешь, и я решила, что небольшая помощь тебе бы не помешала. К тому же сегодня у нас намечена вечеринка и тебе будут нужны принадлежности для макияжа и средства для волос.
Не знаю, что забавляет меня больше – это ее небрежное упоминание о том, что сегодня она рассчитывает повести меня с собой на вечеринку, или уверенность, что на мне будет настоящий макияж, хотя, кроме туши для ресниц и блеска для губ, в моей косметичке ничего нет.
Если учесть, что даже вчера, когда мы ехали на снегоходе по здешней глуши, Мэйси была ярко накрашена, можно представить себе, как она будет выглядеть на сегодняшней вечеринке.
– А что это за вечеринка? – спрашиваю я, свернувшись клубком под ярко-розовым стеганым пуховым одеялом, которое нравится мне все больше и больше, – наверное, потому, что оно мягче и удобнее, чем любое другое, которое я когда-либо имела.
– Она устраивается в твою честь – чтобы поприветствовать тебя в Кэтмире.
– Что? – Я сажусь так быстро, что у меня начинает болеть голова. – В мою честь? Ты это серьезно?
– Ну, вообще-то раз в месяц в школе устраивается вечеринка с угощением в целях укрепления единства учеников. И мы просто решили сделать ее более похожей на праздник – в честь тебя.
– А, ну да. Ведь все здешние ученики приняли меня так радушно. – Я зарываюсь лицом в подушку и издаю стон.
– Не все они плохие, честное слово. Посмотри хотя бы на Флинта. Ведь он прелесть, правда?
– Правда. – Я улыбаюсь, вспомнив, как он поддразнивал меня, называл Новенькой.
– Большинство тех, кого ты тут встретишь, будут такими, как он, а не такими, как Марк и Куинн. Вот увидишь. – Она вздыхает: – Но, если ты не хочешь идти, мы не пойдем. Я все отменю. Скажу всем, что тебя слишком уж мучает горная болезнь. И мне даже не придется врать.
Она изо всех сил старается не показать своего разочарования, но я слышу его в ее голосе, даже уткнувшись лицом в подушку.
– Не надо, не отменяй, – говорю я. – Раз уж у меня хотя бы нет рвоты, я пойду.
Раньше или позже мне все равно придется встретиться с учениками элитарной частной школы. Так лучше покончить с этим делом сегодня, когда они будут находиться под присмотром взрослых и, надо полагать, станут вести себя примерно. А посему вероятность того, что меня вытолкнут в снег или выкинут в окно, все-таки будет поменьше… Я содрогаюсь. Неудачная шутка.
– Класс! – Мэйси плюхается рядом со мной на кровать и протягивает мне бутылку воды. – Не забывай, сейчас вода – твой лучший друг, – говорит она, подмигнув мне.
– Не хочу, – хнычу я.
– Пей, ведь это необходимо. Когда у тебя горная болезнь, нужно пить как можно больше воды. Если ты, конечно, не хочешь заработать отек легких или мозга, что, к твоему сведению, может убить тебя почти так же быстро, как гипотермия.
– В самом деле? – Я картинно закатываю глаза, но беру бутылку и залпом выпиваю половину ее содержимого. – Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты куда упрямее, чем кажешься?
– Да, мой бойфренд. Но, по-моему, ему нравится мое упрямство, хотя он и пытается это скрыть.
– Рада за него. – Я делаю еще один долгий глоток. – У тебя тут есть Нетфликс?
– Шутишь? – Она вперяет в меня многозначительный взгляд. – Я ведь живу на горе в самом центре Аляски. Без Нетфликса я бы просто умерла.
– Ясно. Как насчет того, чтобы посмотреть «Наследие»? Мы с моей лучшей подругой Хезер начали смотреть его на прошлой неделе.
Глаза Мэйси округляются:
– Говоришь, «Наследие»?
– Ага. Это по-настоящему крутой сериал о юных вампирах, ведьмах и оборотнях, которые учатся и живут в одной школе-пансионе. Я знаю, это звучит немного глупо, но сериал классный.
– Мне это вовсе не кажется глупым. – Мэйси кашляет. – Так что я присоединюсь. Ведь кто может устоять перед привлекательным вампиром?
Мы начинаем смотреть сериал с первой серии, чтобы Мэйси поняла, что к чему. И пока мы смотрим, как сводный брат главной героини становится оборотнем, я невольно думаю о том, что Марк и Куинн говорили насчет полной луны. Но я знаю – им просто был нужен яркий лунный свет, чтобы даже ночью хорошо видеть здешнюю глушь.
Конечно, я это знаю.
Однако после двух разговоров с Джексоном, в каждом из которых он в конце концов пытался меня припугнуть, мне трудно не гадать, во что же я ввязалась.
Глава 9
На группы поделен даже ад
– Стой смирно, – говорит мне Мэйси, шлепая меня по рукам. Мы с ней готовимся отправиться на вечеринку. – Вид у тебя – просто отпад.
– Ты в этом уверена? – Я открываю дверцу моего стенного шкафа и с тех пор, как оделась, наверное, в десятый раз гляжу на свое отражение в большом зеркале
– Абсолютно. Это платье смотрится на тебе потрясающе. Это именно твой цвет.
Я закатываю глаза:
– Я беспокоюсь не из-за цвета.
– Тогда из-за чего же?
– Ну, не знаю. – Я пытаюсь подтянуть декольте вверх. – Может, из-за того, что мои груди в любую минуту могут выпасть? И испортить все впечатление?
Моя двоюродная сестра смеется.
– О боже! Это платье великолепно. И ты выглядишь в нем так шикарно.
– Да, платье великолепно, – соглашаюсь я. Потому что так оно и есть. На тоненькой фигурке Мэйси оно бы, вероятно, выглядело вполне пристойно, но когда его надела я, стало ясно, что дело осложняют мои пышные груди. – Если за вечеринку я ни разу не сделаю ни одного глубокого вдоха, все еще может обойтись.
– Послушай, возможно, ты могла бы надеть вместо него джинсы, как собиралась вначале. – Мэйси подходит к моей кровати и берет их. – Мне не хочется, чтобы ты чувствовала себя не в своей тарелке.
Это соблазнительное предложение, весьма соблазнительное.
– А кто-то из остальных девушек будет одет в джинсы?
– Не все ли равно, во что будут одеты остальные?
– Полагаю, это значит нет. – Я в последний раз тяну вырез платья вверх, после чего закрываю дверцу стенного шкафа. – Пойдем, пока я не передумала и не решила вместо вечеринки весь вечер запоем смотреть Нетфликс.
Мэйси обнимает меня:
– Ты такая красивая. Пойдем оторвемся.
Я опять закатываю глаза – сегодня уже во второй раз, потому что красивой меня можно назвать только с большой натяжкой: с моими кудрявыми темно-рыжими волосами, самыми обыкновенным карими глазами и россыпью веснушек на носу и щеках меня можно назвать какой угодно, только не красивой.
В лучшем случае ко мне подходит слово «миловидная». Но рядом с такой красоткой, как Мэйси, я кажусь чем-то вроде обоев. Причем скучных и безликих.
– Ну же, пошли. – Она хватает мое запястье и рывком тянет меня к двери. – Если мы задержимся здесь еще на какое-то время, то придем на эту вечеринку в твою честь не просто поздно, как принято в свете, а безнадежно поздно.
– Мы могли бы пропустить ее вообще, – говорю я, хотя и не мешаю ей тянуть меня к двери.
– Поезд ушел. – Она улыбается несносной улыбкой. – Нас уже все ждут.
– Ну да, конечно. – Несмотря на мой сарказм, я все же подхожу к двери. Чем раньше мы явимся на эту вечеринку, тем скорее все закончится.
Но как только я раздвигаю нити хрустальных бусин, украшающих нашу дверь, как Мэйси говорит:
– Подожди, дай я их подержу. Не хочу, чтобы ты получила удар током. Прости, вчера это совсем вылетело у меня из головы.
– Удар током? Что-то я не въезжаю.
– Они всех бьют током. – Она склоняет голову набок и удивленно смотрит на меня: – Разве ты это не почувствовала, когда выходила сегодня ночью?
– Э-э, нет. – Я зажимаю в кулаке несколько нитей бус.
– Ты правда ничего не ощущаешь? – спрашивает Мэйси.
– Правда. – Я смотрю на свои любимые кеды «Конверс» с изображениями роз. – Может, это из-за моей обуви.
– Возможно. – Но на лице ее мелькает сомнение. – Ну все, пошли.
Она закрывает дверь, затем несколько раз проводит руками по ниткам бус, словно пытаясь заработать удар током. Это, конечно, полная чушь, но со стороны выглядит именно так.
– Послушай, – говорю я, когда она оставляет свои непонятные попытки, – на что тебе вообще сдался занавес из бус, который накапливает статическое электричество и бьет током каждого, кто дотрагивается до него?
– Не каждого, – отвечает она, бросив на меня выразительный взгляд. – Просто он красивый. Это же элементарно.
– А, ну да.
Идя по коридору, я не могу не любоваться лепным бордюром на стенах под потолком. Он черный, с золотыми цветами, на стеблях которых виднеются шипы, и выглядит изысканно, но немного жутковато. Хотя не так жутковато, как потолочные светильники, каждый из которых выполнен в виде трех черных цветов, обращенных лепестками вниз и соединенных друг с другом изогнутыми шипастыми стебельками. В центре каждого такого светильника имеется позолоченная лампочка, полускрытая свешивающимися лепестками.
Получается мрачно, но красиво, и хотя я бы однозначно не согласилась поместить нечто подобное в мою комнату, надо признать, что местный декор выглядит ошеломляюще и великолепно.
Из-за этого я почти не замечаю, что, когда мы спускаемся на третий этаж, оказывается, что трепет в моей груди прошел. Это явный прогресс. Правда, от здешней высоты у меня по-прежнему немного болит голова, но можно сказать, что пока что таблетки делают свое дело.
Остается надеяться, что так будет и впредь.
Мэйси сказала, вечеринка устроена в мою честь, но я очень надеюсь, что она и сегодня пройдет как всегда. Моя цель заключается в том, чтобы отучиться этот год, оставаясь как можно более незаметной, а вечеринка, на которой я должна быть гвоздем программы, не очень-то вписывается в этот план. Вернее, вообще сводит его на нет.
Когда мы приближаемся к дверям, я вцепляюсь в запястье Мэйси:
– Ты же не станешь заставлять меня стоять перед всеми столбом, верно? Мы будем просто ходить по залу и общаться, да?
– Однозначно. То есть папа, наверное, скажет приветственную речь, но она будет недолгой.
Ну, конечно, он произнесет речь, почему бы не произнести? С тем же успехом он мог бы намалевать на моей спине мишень. Что за жизнь!
– Брось, не надо так беспокоиться. – Остановившись перед дверями, украшенными искусной резьбой, Мэйси обнимает меня. – Все будет хорошо, я тебе обещаю.
– По мне, так пусть это хотя бы не превратится в полную катастрофу, – говорю я, хотя не питаю особых надежд. На меня словно давит тяжелый камень, и я остро чувствую, как превращаюсь в ничто.
И виновата в этом не школа – это продолжается весь последний месяц. Просто оттого, что я оказалась на Аляске, все стало еще хуже.
– Все пройдет великолепно, – говорит Мэйси и берет меня под руку. Затем энергично распахивает обе двери и заходит с таким видом, будто она здесь хозяйка.
И возможно, так оно и есть. По тому, как все поворачиваются и смотрят на нее, можно вполне сделать такой вывод. И тут я сознаю, что мои худшие кошмары стали явью – все присутствующие пялятся на меня. И похоже, я ни на кого из них не произвожу впечатления.
А посему я решаю сосредоточить внимание на убранстве зала, которое просто потрясает. Я никак не могу решить, на что смотреть в первую очередь, и потому окидываю взглядом все сразу – черно-красные обои в стиле барокко, трехъярусные чугунные люстры с затейливыми рожками, с которых свисает черный хрусталь, роскошные кресла с красной обивкой и столы со столешницами из черного сукна, занимающие заднюю часть зала.
Через каждые пять футов или около того на стенах чернеют канделябры, в которых, кажется, горят настоящие свечи. Я подхожу поближе и не могу не восхититься – каждый канделябр выполнен в форме дракона, причем все эти драконы разные. Вот дракон, раскинувший крылья перед изысканным кельтским крестом, вот другой, свернувшийся на вершине башни замка, вот еще один, летящий. У каждого дракона в разинутой пасти мерцает свеча – да, это настоящее пламя.
Как же моему дяде сходит с рук такое – ведь ни один начальник пожарной инспекции ни за что не разрешит, чтобы в школе, в помещении, где находятся ученики, без присмотра персонала горели свечи. Правда, мы находимся у черта на куличках, в самом сердце Аляски, так что трудно себе представить, что начальник пожарной инспекции действительно явится в Кэтмир с внеплановой проверкой.
Мэйси тянет меня за руку, и я нехотя позволяю ей оторвать меня от созерцания драконов и повести дальше. Подняв взгляд, я обнаруживаю, что потолок здесь тоже выкрашен в красный цвет, а по верхним краям стен проходит все тот же черно-золотой бордюр.
– Ты что, собираешься весь вечер пялиться на декор? – тихим шепотом подкалывает меня Мэйси.
– Может, и собираюсь. – Неохотно оторвав взгляд от потолка, я сосредоточиваю его на стоящих вдоль фасадной стены фуршетных столах, на которых стоят подносы с сырами, пирожными, сэндвичами, фруктами и напитками.
Но ни у одного из этих столов никто не стоит, как почти никто не сидит за столиками. Вместо этого ученики стоят группами в разных частях зала. Это стремление к обособлению – единственное, что мне кажется тут знакомым. Учишься ли ты в самой обыкновенной старшей школе в Сан-Диего или в элитарной школе-пансионе на Аляске – везде ученики сбиваются в обособленные группы.
И, судя по всему, если ты находишься в элитарной школе-пансионе, эти группы имеют в тысячу раз более неприступный вид.
Да, не повезло.
Воздух вокруг группы учеников, расположившихся у окна, пропитан ощущением мощной энергии – и высокомерия. Их тут что-то около тридцати пяти, и они стоят тесной толпой, словно спортивная команда, обговаривающая тактику будущей игры перед выходом на поле. Парни все одеты в джинсы, а девушки – в суперкороткие и открытые платья, и видно, что у всех сильные тела с рельефной мускулатурой.
В задней части зала я вижу еще одну группу – на их лицах написаны любопытство и презрение. Все они стройны, девушки облачены в длинные струящиеся платья, а парни – в классические рубашки, сшитые из дорогих ярких узорчатых тканей под стать здешнему декору. Вид у них намного более изнеженный, чем у тех, кто собрался у окна, и еще до того, как Мэйси радостно машет им рукой, я понимаю, что это ее собственная группа.
Она идет к ним, я следую за ней, пытаясь замаскировать внезапно охватившую меня нервозность с помощью приклеенной к лицу деланной улыбки.
Мы проходим мимо третьей группы учеников, и я готова поклясться, что чувствую, как от них исходит жар. Все здесь высоки – даже у девушек рост не менее шести футов, – и, поскольку они глядят на меня со смесью пренебрежения и недоверия, идти мимо них чертовски неприятно. Может, это игроки в баскетбол?
Но тут я вижу среди них Флинта, и он смотрит на меня, так смешно шевеля бровями, что я невольно хихикаю. Как и все парни в этой группе, он одет в джинсы и облегающую футболку, так что можно легко разглядеть его бицепсы и мускулистую грудь. Выглядит он классно, как и большинство его друзей. Он показывает мне язык, и теперь я уже не хихикаю, а смеюсь вовсю.
– Над чем ты хохочешь? – спрашивает Мэйси, но тут видит Флинта и закатывает глаза. – Знаешь, сколько времени я убила, пытаясь привлечь его внимание и так ничего и не достигнув, прежде чем отказалась от этих попыток? Если бы мы не были двоюродными сестрами, которым к тому же предначертано стать лучшими подругами, я бы на тебя рассердилась.
– Я почти уверена, что нам с Флинтом тоже предначертано стать друзьями, – говорю я, пытаясь угнаться за ее неимоверно широкими шагами. – Вряд ли парни так ведут себя с теми девушками, к которым питают интерес.
– Почем знать? Дра… – Она вдруг заходится в кашле, словно поперхнувшись своей собственной слюной.
Читать бесплатно другие книги:
