Рейд. Оазисы. «Выход» Конофальский Борис
«Ну вот… Теперь я буду тем, кто пытается встать между ним и его счастьем». Горохов вздохнул, чуть наклонился к нему и начал говорить:
– Валера, подумай сам. Ты человек, который обладает уникальными знаниями. Я думаю, что даже парням из Института ты рассказал вовсе не всё, что знаешь. Правильно?
Но Валера не ответил ему. И тогда уполномоченный продолжал:
– Раз они всё равно держат тебя на содержании, не отпускают, значит, и они так думают. Они понимают, что ты знаешь больше. Уж поверь мне, в этом Институте не дураки сидят.
– Т-ты думаешь, за мной следят? – наконец спросил Генетик.
– Я не думаю, я знаю, – отвечал ему уполномоченный. Возможно, он немного превышал свои полномочия, но тем не менее продолжил. – В Трибунале мой руководитель меня спросил, какие такие биомодернизации я проходил в твоей лаборатории. Понимаешь? Они в курсе твоей деятельности.
Валера смотрел на него теперь растерянно, может даже, немного напуганно.
– Кстати, меня, наверное, спросят, что я в себе улучшил? А я толком и не знаю ничего, кроме того, что ни разу не упал от теплового удара при семидесяти градусах.
Тут Генетик оживился:
– Ну, в-видишь… Ра… работает же.
– Наверное, – согласился уполномоченный.
– А как т-ты себя чувствовал?
– Плохо, всё время ловил себя на ощущении, что меня вот-вот накроет тепловой удар. Солдаты, что были со мной, те из палатки не вылезали, я как-то что-то ещё мог делать…
– Вот, вот видишь… Технология пэ… пэ… пэ…
– Пришлых, – догадался Горохов.
И Валера согласно кивнул.
– Если заставят писать отчёт, в чём её суть?
– Д-долго рассказывать. Дело в защите бе… белка.
– В двух словах. Можешь?
Генетик опять кивнул:
– Толщина ме… мембраны клетки. Увеличиваем. При полном сохранении возможностей. Утолщаем мембрану, но только за счёт внутреннего объема, межклеточное пространство остаётся тем же, а в некоторых тканях даже увеличивается. В гладких мышцах, например. Вода, питательные вещества, всё сохраняет свой нормальный об… объём. Питание клеток, обмен веществ не нарушается. Ни-никак. А клетка лучше защищена от… от всего. У даргов так. У них в-выше общая плотность тканей.
– Их тяжелее убить, пуля попадает даргу в брюхо, а он потом ещё бегает час по песку, – заметил уполномоченный, – из-за этого?
– Д-да, ткани меньше подвергаются разрушениям в результате механических повреждений. Это очень к-крутая те… технология.
– А ты её точно сначала испробовал на себе? – уточнил уполномоченный. Когда Валера убеждал его пройти процедуру, он не рассказывал, что будет менять что-то в его клетках. Он просто сказал, что Горохов будет легче переносить жару. И жажду.
– Не… не волнуйся. Ещё два года назад я её опробовал на себе. Тебе не… нечего волноваться. В-видишь, со мной всё в порядке!
Это было излишне смелое замечание, но уполномоченный не стал улыбаться и сказал:
– А я не заметил в себе каких-то… выраженных перемен.
– А ты ещё и не… не… не… обновился до конца, я не могу с-сказать точно, на сколько процентов т-ты обновился. Я за д-д-д-два года… Почти на шестьдесят процентов.
– То есть в тебе за два года стало шестьдесят процентов новых клеток? – уточнил уполномоченный.
– Угу…. Я у-уже могу не пить с-сутки. М-м-могу не включать кондиционер ночью, мне-мне не жарко, я спокойно сплю. Это М-Марте он нужен.
– И никаких побочных… ну, никаких негативных фактов ты не заметил?
– Т-ты заметил… Я поправился. Стал м-много есть. Стал тяжелее. И это при том, что у м… мэ… меня п-почти не увеличилась доля жи… жи… жира в организме.
Это не успокоило Горохова, он был сейчас взволнован, сейчас он пытался понять, чувствует ли он хоть что-нибудь необычное внутри себя. Нет, он не чувствовал, может, поэтому и был немного зол на себя. За то, что перед тем, как дать согласие на обновление, не поговорил с Валерой как следует. Он хотел продолжить этот разговор, но Генетика сейчас волновала совсем другая тема. Белки, клетки, мембраны… Ерунда всё это, его волновала сейчас… Ну конечно, Марта.
– Слушай, А-Андрей, а ты вправду думаешь, что Марта может быть кем-то подослана?
Горохов оторвался от своих волнений, клеток и внутренних ощущений, посмотрел на Генетика и стал наливать себе ещё сильнее заварившийся чай из ковшика, и лишь потом ответил:
– Думаю, но никогда нельзя полагаться на одни мысли. Я вот согласился на твой эксперимент, подумав, что в этом нет ничего страшного. Согласился, ни хрена не узнав, не взвесив, а теперь сижу дрожу и мечтаю не превратиться в дарга.
– В ма… в ма… в модификации точно нет ничего страшного, – успокоил его Генетик, – ты… ты не станешь даргом…
– Ну слава Богу.
– Андрей…
– Да.
– А как ты д-думаешь, кто мог бы подослать ко мне Марту? – Валерик всё не мог успокоиться.
– Валера, – сделал паузу уполномоченный, – да кто угодно. Могли и наши, мог Институт, всякие местные влиятельные люди, даже Север. Я думаю, что Север скорее всего. Их интересует всё, что связано с пришлыми, Институт получает от них большие деньги за любую информацию о проказе, о мутациях, о всяком таком. Северные платят деньги даже за живых даргов. Теперь, думаю, и за новых ботов будут платить.
– Думаешь, она может быть послана людьми с Севера? – как-то грустно спросил Генетик.
– Валера, ещё раз говорю – не знаю. Вообще-то она, по идее, если здесь на задании, должна со мной быть ласкова. А она у тебя вон какая задиристая. Может, я и ошибаюсь. Так что всё нужно проверять, я проверю, а ты пока делай вид, что этого нашего разговора с тобой не было.
– Пэ… пэ… понял.
– Всё идёт, как и раньше. Она для тебя всё та же добрая, любимая Марта с классным задом.
– П-понял, – Валера невесело кивнул.
***
Возвращаясь домой в пыли, по забитой транспортом дороге, тянущейся вдоль реки, он думал обо всём, что узнал от Валеры. Горохов немного волновался по поводу этой биомодернизации, на которую так опрометчиво, а может, и к счастью, но уж точно необдуманно, согласился. А ещё думал о Марте Рябых. Он был почти уверен, что эта бабёнка появилась у Генетика неслучайно. А может, кто знает, ловкая и сексуальная женщина просто подцепила неказистого мужичка с большим домом, у которого к тому же водятся деньжата.
А дома его ждала Наташа. Она сразу сказала, как только он вошёл:
– Звонила Анна. Просила передать, что завтра в половине седьмого совещание.
Аня. Эта девушка работала в «Буровом Оборудовании и Насосах», где уполномоченный числился инженером, а она работала там секретарём. Это была не простая девушка. В этой же фирме, помимо Горохова, числились ещё два уполномоченных, работали они там внештатными проводниками, и Аня, будучи допущенной к тайне, осуществляла прямую связь между офисом Трибунала и уполномоченными. Она не могла позвонить просто так. Если ему не дали даже отдохнуть – значит, в его рапорте руководству что-то показалось интересным. Нет, он не волновался, отцам-комиссарам не в чем было его упрекнуть. Старший уполномоченный был уверен, что они нашли что-то особенное в его материалах, иначе не стали бы его вызывать из положенного отпуска так чрезвычайно.
Ещё до назначенного времени Горохов был на месте. Мощный бетонный забор с колючей проволокой, у автоматических ворот простая вывеска: «Автобаза Алтуфьева». Ворота открылись, как только уполномоченный притормозил возле них. Он сразу въехал и по уже отлично знакомому ему маршруту заехал в одно из больших зданий.
Трибунал. Горохов оставил квадроцикл среди других машин, кивнул человеку в стеклянной будке на входе, стал подниматься по лестнице.
Время у него было, до совещания ещё полчаса, сидеть в своём маленьком кабинете ему не хотелось, поэтому он пошёл в самую роскошную часть помещения Трибунала, в зал отдыха, в котором обычно собирались уполномоченные и оперативники из тех, что работают в «поле». В общем, те люди, что не часто сидят в кабинетах, а больше таскаются по пескам, рискуя жизнью. По установившимся правилам, комиссары и другие большие чины Чрезвычайной Комиссии сюда приходили лишь по приглашению, на какие-нибудь юбилеи, поминки или проводы заслуженных товарищей.
Горохов хорошо знал всех тех, кто был сейчас в зале. Комаров, Линников, да ещё замначальника Оперативного Отдела Мирошник. Они бездельничали, наверное, были выходными, так как Тамара, пожилая и в прошлом заслуженная женщина, с лицом, порченным проказой, как раз ставила перед ними на невысокий столик бутылку водки из кактусов, рюмки и тарелку с нарезкой закусок и солёными крекерами из тыквы.
– О, Андрей! – воскликнул Мирошник. Этот оперативник служил в Трибунале давно и имел полное право говорить старшему по званию Горохову «ты». Он не раз работал над исполнением приговоров с Гороховым, и Андрей Николаевич, в своих рапортах упоминая работу Мирошника, всегда отмечал скрупулёзную и качественную оценку ситуации в локации, где скрывались «клиенты» уполномоченного. Оперативник махнул ему рукой. –Иди к нам.
Горохова приглашать два раза необходимости не было. Ведь, по сути, этот зал отдыха был единственным местом, где он мог спокойно поговорить, даже поболтать, расслабленно покуривая и не думая, что, как и кому говорит. Не взвешивая каждое слово. Не оценивая последствия сказанного. Тут все были свои.
Глава 11
– Андрей, выпьешь? – предложил уже поседевший в делах, собирающийся на пенсию Комаров.
Конечно, перед совещанием с начальством пить нежелательно. Да ему и не хотелось пить водку с утра. Но это были его боевые товарищи. Конечно, он мог отказаться, и они его бы поняли, но он решил немного выпить с ними. Уважить соратников по борьбе.
– Вы прямо с утра начинаете, – произнёс Горохов, по ковру передвигая нелёгкое кресло к их столику.
– А мы уже сегодня отработали, – заявил Мирошник.
Андрей Николаевич поздоровался за руку со всеми, в том числе и с молодым Линниковым, который только недавно был взят на работу в Трибунал. Кажется, из армейской разведки.
– Ну, наливайте, – согласился Горохов, забирая чистую рюмку у подоспевшей Тамары.
Пока молодой Линников разливал, Горохов спросил:
– А как это вы с утра уже успели поработать?
– Да накидали планчик небольшой. Должен сработать, – отвечал Комаров, беря рюмку. – Ну, давайте… За тех, кто в степи!
Все взяли рюмки, молча выпили, это был обычный первый тост всех застолий, в которых выпивали члены Трибунала. Первую рюмку они пили за тех, кто сейчас на задании, вторую за тех, кто с заданий не вернулся. Выпили, стали закусывать. И Горохов, взяв кусочек кислого кактуса, подумал, что может помочь коллегам, и спросил:
– А что, дело намечается сложное?
– Всеми сложными делами у нас занимаются старшие уполномоченные, типа товарища Горохова, – с усмешкой отвечал Комаров. – А у нас так, мелочёвка, очередной тупорылый душегуб.
– Да, – поддакнул ему Мирошник, – не твой, Андрей, уровень. Кстати, а откуда ты только что вернулся?
– Я был… далеко. На юге, – он хотел сказать, что за Красноуфимском, но потом подумал, что даже коллегам этого знать не нужно. Тот блокпост, что там есть, – единственный в округе. Место секретное. Просто далеко, просто на юге.
– И как там? – спросил Мирошник.
– Да жуть, – ответил Горохов, съедая кусочек кактуса. – В один день к трём часам дня уже семьдесят два градуса.
– Да ладно? – не поверил Комаров.
– Только у термитников и спасался, – продолжал Андрей Николаевич. – Вода почти не помогает. Солдаты… Со мною было пять человек, троих из них накрыло тепловыми ударами. Они днём из палатки вообще не выходили.
– Семьдесят два днём? – первый раз за весь разговор заговорил молодой Линников. – А ночью тогда сколько?
– Ниже сорока двух не опускалось.
– И вправду жуть, – согласился Комаров. Он взял бутылку и начал снова разливать синюю жидкость по рюмкам.
Но Горохов накрыл свою рюмку рукой:
– Мне хватит.
– Нет? – уточнил Комаров, не убирая горлышка бутылки от посуды.
– Нет, – старший уполномоченный качнул головой. – Меня из отпуска отцы-командиры на совещание вызвали. Что-то срочное у них.
– Принял, – сказал Комаров.
А молодой Линников вдруг произнёс:
– А я думаю, может, для этого вашего совещания в Трибунал приехали северные.
Все старшие товарищи дружно уставились на него, Комаров перестал разливать водку: ну, говори.
И Линников продолжил:
– Я когда в гараже парковался, видел, как из квадроцикла вышли двое. Баба высокая, сто процентов не наша. Рост больше ста восьмидесяти, и мужик тоже на нашего не похож.
– По росту бабы определил, что северные? – сразу уточнил Мирошник; здесь, на юге, рослые женщины встречались редко.
– Ну, и по росту и по тому, что они даже в помещении маски не снимали.
Это было верное наблюдение. Северяне намного хуже сопротивлялись степной проказе, чем южане. И считали, что маска помогает предотвратить заражение.
– Так, парни, – Горохов сразу встал, – вы тут отдыхайте, а я, пожалуй, пойду выясню, зачем меня вызвали.
Недавно принятый на должность уполномоченного Линников оказался прав. Северные прибыли по его душу.
***
– Андрей Николаевич, – секретарь Бушмелёва сразу остановился возле него, – Евгений Александрович просит вас пройти в малый зал заседаний.
«Малый зал заседаний». Место, где проходят заседания или совещания небольших групп людей. Людей с высоким доступом секретности.
Так и вышло, в зале был только Бушмелёв, его непосредственный руководитель. Первый Комиссар Воронин Фёдор Леонидович, тихая и молчаливая стенографистка Люба. А ещё два человека, которых Линников опознал как людей с Севера. Опознал, безусловно, верно.
– Проходи, Андрей, проходи, – позвал его Бушмелёв, когда Горохов остановился в дверях.
Уполномоченный подошёл к комиссару, поздоровался с ним за руку, потом подошёл к Первому комиссару. Тот тоже протянул руку и почти по-приятельски спросил:
– Ну, ты как?
– Все в порядке, товарищ Первый комиссар.
– Это наши друзья, сотрудники Института, – Воронин указал рукой на высокую, худощавую женщину и атлетичного мужчину. На сей раз они оба были без масок. Видимо, доверяли фильтрам на местных кондиционерах. Больше Первый рассказывать про них ничего не стал. Сотрудники Института, и всё.
– Кораблёва, – представилась женщина и протянула ему свою узкую, прохладную ладонь. Женщина, на взгляд уполномоченного, была не только высокой, но и излишне худощавой. Возраста неопределённого. Лицо… невыразительное. Ничего сказать о ней было нельзя, кроме того, что она прожила большую часть своей жизни вдалеке от песка и имела полный набор медицинских препаратов, чтобы содержать кожу в идеальном состоянии.
– Горохов, – так же лаконично ответил уполномоченный, пожимая ей руку. Он хотел уже выпустить её, но она продолжала держать его ладонь.
– Можете звать меня Евгения, Андрей Николаевич.
– Хорошо, – согласился уполномоченный. – Так и буду звать вас.
– А меня зовут Антоний Тормышов, – второй северянин улыбался ему и тоже протягивал руку. В другой руке он держал портфель. Эта улыбка северянина почти ничего не значила. Горохов не любил северян. Наверное, за снобизм, а ещё за самомнение. Горохову казалось, что они всегда думают, что всё знают лучше этих диких степняков, жителей оазисов и даже Горожан, проживающих в огромной агломерации между Березниками и Соликамском.
– Господа, всё готово, – произнёс Бушмелёв, приглашая всех садиться за стол.
Все так и сделали, Горохову было отведено место в конце стола. Справа и слева от него уселись северные. Первый комиссар сел во главе стола, справа от него сел Бушмелёв. Стенографистка села у стены на свободный стул.
Когда все расселись, Кораблёва подняла руку и сказала негромко:
– Думаю, что стенограмму вести нет необходимости.
– Поддерживаю, – сразу сказал за нею Тормышов.
– Регламент, – просто произнёс Бушмелёв.
– Думаю, на этот раз можем отойти, – неожиданно согласился с гостями Первый комиссар.
«Ах вот даже как». Уполномоченный был немало удивлён. Он понял, что разговор намечается и вправду интересный.
Бушмелёв молча обернулся назад, взглянул на стенографистку, Люба сразу встала и вышла из зала, не проронив ни слова, а мужичок со странным именем Антоний открыл портфель и вытащил из него несколько бумаг. Карты. Сложенные карты, а ещё, Горохов узнал ее сразу, это была копия его рапорта. Копию Тормышов положил перед собой и почти без подготовки начал, заглядывая в бумаги:
– Андрей Николаевич, такого-то числа вы находились в командировке.
Уполномоченный взглянул на своего командира: что, можно всё рассказывать этим двум? Бушмелёв едва заметно кивнул: да.
– Да, я был в командировке.
– В вашем отчёте вы указываете, что вам пришлось спуститься на юг, почти на сто пятьдесят километров южнее Красноуфимска.
– Да, – Горохов согласился, но ему не понравилось, что его рапорт назвали дурацким словом «отчёт». Северные, что с них взять.
– А с какой целью вы забрались так далеко на юг? – спросила его на этот раз женщина.
– С целью выполнения поставленной передо мной задачи, – сухо ответил уполномоченный. Раскрывать нюансы дела перед этими двумя он не собирался, даже с разрешения руководства. В самом деле, ну не рассказывать же им, что два бандита сумели выяснить, что за ними пришёл уполномоченный, и кинулись на юг, в пустыню, и что ему и сопровождавшим его армейцам в течении восьми дней пришлось их догонять.
– Хорошо, – согласилась с таким ответом Кораблёва. – Я просто хочу уточнить, в ваше задание первоначально не входило так далеко углубляться на юг?
– Нет, не входило, мне пришлось это сделать вследствие некоторых обстоятельств.
– Вы не описали, как там было. Ну, что вам бросилось в глаза. Какова там степь? – заговорил Антоний.
– Предгорья, много камня. Камень мёртвый, на нём ничего не растёт. Он днём, как мне кажется, раскаляется… ну, градусов до ста. Я через подошву его чувствовал. Живности мало, саранчи мало, тли тоже немного. Птиц не видел вовсе, варанов тоже, сколопендры попадаются, но редко. Термитники есть, их много, но две трети из них уже белые.
– А что это значит? – уточняет Тормышов.
– Это значит, что они заброшены, – поясняет уполномоченный. – Растительность есть, но и её мало. В основном колючка, кактус розалия, но и тот чахлый. Даже для него жарко.
– А песок? – спрашивает Кораблёва.
– Песок как песок, – не понял вопроса уполномоченный.
– Красный?
– Он там, в предгорьях, всегда красный.
– А как вы перенесли жару? – интересуется Антоний. – Вы пишете, что зафиксировали в один день семьдесят два градуса.
– Очень тяжело, люди, что были со мной, прятались под кондиционер, я копал себе норы у термитников.
– Но тем не менее, вы пишете, что там вы имели контакт с даргами, – продолжает северянин, заглядывая в бумаги. – Как они умудрялись выживать при таких температурах? Тоже рыли ямы возле термитников?
– Я понятия не имею, как эти твари там выживают, но ям у термитников, кроме своих, я не видел.
– Их было много?
– Две молодые семьи, – почти сразу ответил уполномоченный.
– А откуда вы знаете, что было две семьи и что они были молодые?
– Общее количество человек десять. Опытных воинов было мало, двое или трое, они меня пытались загнать на камни, отрезать от барханов, но у них ничего не выходило. Слишком много молодняка, молодняк бестолковый, неосторожный, сам лез на пулю.
– Вы успели их разглядеть?
– Успел, они три дня меня гнали, после того как я выполнил задание.
– Что-нибудь новенькое у них было, ну там, кожа темнее, пятен больше, волосы на головах плотнее обычного?
– Нет, – Горохов покачал головой. – Ничего подобного не заметил.
– Жаль, – с заметным разочарованием говорит Тормышов, он снова начинает заглядывать в бумаги.
– Нам бы очень хотелось такого южного теплостойкого дарга видеть у себя в Институте, – поясняет Кораблёва.
Уполномоченный разводит руками: ну уж извините – не прихватил с собой ни одного.
– Хорошо, – медленно произносит Тормышов, всё ещё что-то читая в бумагах, и, найдя в них то, что нужно, оживляется, – вот что ещё нас интересует. Тут, в отчёте лейтенанта Гладкова, есть место, где он рассказывает, как в радиосообщении вы просили его зафиксировать координаты некоего места.
«Какие же вы проворные! – Горохов просто восхищён этими северянами. – Вы уже и рапорт лейтенанта добыли!».
– Ну, я в рапорте всё указал.
– Да-да, но нам бы хотелось знать о том месте поподробнее. Вы пишете, что это участок степи, окружённый большим барханом, и грунт на этом участке плотный…, – он поднимает глаза на уполномоченного. – А из него растут обугленные деревья.
«А, вот что вас заинтересовало. Из-за этого вы так быстро прибежали. А дарги – это всё так… Мелочи!».
Глава 12
– Ну, может, и не деревья, что-то похожее на них.
– А вы видели когда-нибудь деревья? – спрашивает Кораблёва.
– Только на картинках.
– Как вы нашли это место? – снова говорит Тормышов.
– Случайно наткнулся. Увидел стену песка…
– Какой высоты?
– Пять, местами шесть метров в высоту.
– Это могла быть обычная дюна. Почему это гора песка привлекла ваше внимание? – северянин спрашивает, а его спутница на чистом листе бумаги фиксирует ответы Горохова.
– Я сначала так и подумал, мне показалось, что это дюну намело на скалистую гряду, там такое повсюду – предгорья, но когда я подъехал ближе, понял, что это не так.
– Что вы сделали?
– Остановился, включил радиометр.
– Интересно. Почему вы включили прибор, что вас натолкнуло на это действие? – спросила Кораблёва, отрываясь от бумаги.
– Опыт, – просто ответил уполномоченный. Он не стал развивать свою мысль, а северяне не стали его расспрашивать об опыте.
– Значит…, – продолжал Тормышов. – Вы увидели деревья?
– Ну да… Подъехал ближе, стал рассматривать их.
– Вы пишете, что перебрались через этот большой бархан и спустились вниз.
– Да. Пошёл посмотреть эти деревья.
– Насколько вы приблизились к дереву?
– На метр.
– И что вы увидели?
– Увидел, как из длинной трещины на стволе вытекала прозрачная капля.
– Она стекала по стволу?
– Нет, висела.
– То есть это была не вода? – все вопросы задавал Тормышов, отвечал на них Горохов, все остальные в зале молча слушали, Кораблёва при этом все ответы Андрея Николаевича быстро записывала.
– Нет, не вода. Она была вязкой, сохраняла форму.
– Вы пытались с нею взаимодействовать?
– Попытался прикоснуться к ней ножом. Она сразу втянулась в щель.
– Как втянулась?
– Ну как… Втянулась. Внутрь, и всё.
– И больше не показывалась?
– Нет, – Горохов полез в карман и достал сигареты. Кажется, он в этом помещении был единственный курящий, но Бушмелёв сразу подвинул к нему пепельницу.
Тормышов дождался, пока уполномоченный закурит, и продолжил задавать вопросы:
– А эта капля… Она висела с солнечной стороны?
«Зачем ему это?». Горохову начинало казаться, что этот тип с севера просто дурачится. Хотя… Конечно, дурачиться он не мог.
– По-моему…, – уполномоченный на секунду задумался. – Да, я подошёл с западной стороны, а солнце ещё только поднималось.
– Значит…? – Тормышову было недостаточно сказанного.
– Значит, капля находилась в тени.
– Что произошло потом?
– Потом я решил убраться оттуда.
– Причина…, – Тормышов снова читает бумаги, – повышенная радиация. Но у вас не указаны цифры и характер излучения.
– Я пользуюсь стандартным радиометром.
– Значит, гамма-излучение, – Кораблёва оторвалась от бумаг. – Какой уровень вы зафиксировали?
– Не помню. Кажется, сто сорок.
– Сто сорок микрорентген? – уточняет Кораблёва.
Читать бесплатно другие книги:
