Дюна Герберт Фрэнк

– Теперь вы поможете нашим раненым?

– О чем спрашивать – или не заключен Союз воды? – удивился фримен. – Мы сделаем для вас все, что делает племя для своих. Прежде всего дадим вам дистикомбы и все самое необходимое.

Человек с лучеметом заколебался.

Адъютант Хавата спросил:

– Мы что, покупаем помощь за… воду Арки?

– Мы ничего не покупаем, – отрезал Хават. – Мы присоединяемся к их племени.

– У всех – свои обычаи… – пробормотал кто-то.

Хават позволил себе слегка расслабиться.

– А они помогут нам добраться до Арракина?

– Мы будем бить Харконненов, – ответил фримен. Ухмыльнулся и добавил: – И сардаукаров.

Он отступил на шаг, приставил согнутые ладони к ушам и откинул голову, прислушиваясь. Опустил руки, сказал:

– Орнитоптер. Спрячьтесь под скалу и не шевелитесь.

Хават махнул рукой, и его люди поспешили выполнить приказ.

Фримен взял Хавата за руку, подтолкнул его к остальным:

– Сражаться будем, когда придет время войне, время битве.

Он пошарил под плащом, достал небольшую клетку и вынул из нее маленькое крылатое создание.

Хават узнал в нем крошечного нетопыря. Тот повернул голову – на Хавата глянули сплошь синие глаза. Как у фримена.

Фримен погладил зверька, успокаивая и, кажется, напевая что-то. Наклонил над ним голову и уронил с языка каплю слюны в открытый рот нетопыря. Нетопырь расправил крылья, но не взлетел с раскрытой ладони хозяина. Тогда фримен вынул маленькую трубочку, поднес ее к голове нетопыря и проговорил что-то в эту трубочку. Потом поднял создание на ладони, подкинул в воздух.

Нетопырь бесшумным зигзагом метнулся вдоль скальной стены и пропал из глаз.

Фримен сложил клеточку и снова запрятал под плащ. Вновь склонил вбок голову, прислушиваясь.

– Прочесывают плоскогорье по квадратам, – сообщил он. – Интересно, кого они ищут?..

– Они знают, в каком направлении мы отходили, – ответил Хават.

– Никогда не нужно думать, будто охотятся только за тобой одним, – покачал головой фримен. – Взгляни-ка на тот край котловины. Увидишь кое-что любопытное.

Время шло.

Кое-кто из людей Хавата начал шевелиться и перешептываться.

– Замрите и молчите, как испуганные животные! – прошипел фримен.

В этот момент Хават уловил на дальнем конце котловины движение – мелькающие облачка, рыже-бурые на рыже-буром.

– Мой маленький дружок доставил свое сообщение, – сказал фримен. – Он прекрасный гонец, что днем, что ночью. Жаль было бы потерять его.

Движение вдали замерло. На всем четырех-пятикилометровом пространстве раскаленного песка теперь не двигалось ничего – лишь колеблющиеся столбы горячего воздуха поднимались над этой огромной сковородкой.

– Ни звука теперь! – шепотом предупредил фримен.

Из пролома в противоположной стене вышла тяжелой поступью вереница темных фигур. Они шли прямо через котловину. Хавату они показались фрименами… только больно уж неуклюже шел их отряд по песку. Он насчитал шестерых, бредущих по дюнам.

Сверху-справа-сзади послышалось мерное хлопанье крыльев орнитоптера. Машина показалась над ними из-за скального гребня, это был орнитоптер из воздушного флота Атрейдесов, наспех перекрашенный в боевые цвета Харконненов, с намалеванными баронскими эмблемами. Топтер по плавной дуге снизился к идущим по дюнам.

Фигурки на гребне дюны остановились, замахали руками.

Топтер сделал круг над ними и по крутой спирали сел, подняв клубы пыли, прямо перед фрименами. Из него выскочили пятеро – Хават увидел мерцание отталкивающих пыль щитов, узнал в движениях этих людей жесткую ловкость сардаукаров.

– Айе! На них эти идиотские щиты! – прошипел фримен над ухом Хавата. Он смотрел в сторону открытой южной стены впадины.

– Это сардаукары, – шепнул Хават.

– Хорошо!..

Сардаукары приближались, беря неподвижную группку фрименов в полукольцо. Солнце сверкало на клинках. Фримены же стояли рядом, словно бы не замечая приближающегося противника.

И вдруг из песка вокруг обеих групп взметнулись, словно выброшенные взрывом, фримены. Вот они у орнитоптера – вот в нем… Фигурки сошлись на гребне дюны, и пыльное облако скрыло их.

Наконец пыль осела. На песке остались стоять лишь фримены.

– Они оставили в топтере лишь троих, – сказал фримен. – Нам повезло. Думаю, нам удалось захватить машину неповрежденной.

Позади кто-то прошептал, пораженный:

– Но это ведь были сардаукары!..

– Ты тоже заметил, как они хорошо бились? – спросил фримен.

Хават сделал наконец глубокий вдох, ощутил опаленную пыль, жару, сушь. Голосом под стать этой суши он выговорил:

– Да, они хорошо дрались. Очень.

Захваченный топтер взлетел, резко взмахнув крыльями, и пошел на юг, поднимаясь по крутой дуге.

Значит, этим фрименам и топтер не в диковинку, отметил для себя Хават.

С далекой дюны фримен махнул квадратным зеленым флажком: раз и два.

– Еще летят! – крикнул фримен. – Ну, приготовьтесь. Я надеюсь, мы уйдем без новых неудобств.

«Неудобств!» – саркастически хмыкнул Хават, но ничего не сказал вслух.

Он увидел еще два топтера – они шли высоко, но теперь резко снизились, хотя на песке, как вдруг оказалось, больше не было ни одного фримена. Лишь восемь синих мазков – тела сардаукаров в харконненской форме – остались на месте недавней схватки.

Еще один орнитоптер прошел над скалой прямо над головой Хавата. Тот даже дыхание задержал при виде его – это был большой транспортно-десантный корабль. Он летел медленно, широко распахнув огромные крылья. Идет с полной нагрузкой – точно гигантская птица, возвращающаяся в свое гнездо.

С одного из снижающихся орнитоптеров ударил пурпурный лазерный луч, чиркнул по песку.

– Трусы!.. – проскрежетал фримен.

Транспортный орнитоптер опустился возле неподвижных синих фигурок. Его крылья полностью раскрылись, забили – аппарат старался мгновенно сбросить скорость и сесть.

Вдруг внимание Хавата привлекла вспышка света на юге – там блеснул в солнечных лучах металл. Это пикировал на турбинах, полностью сложив крылья, еще один аппарат. На фоне темного серебристо-серого неба расплавленным золотом светились реактивные струи. Словно серебряная стрела, мчался он к транспортнику, щит на котором был снят из-за вовсю плюющихся огнем лучеметов.

Топтер врезался в транспортную машину.

Котловина вздрогнула от взрыва. Со скальных стен покатились камни. Огненный гейзер ударил в небо оттуда, где только что были две машины, а сейчас бушевало пламя.

«Это был фримен, взлетевший в захваченном топтере, – пронеслось у Хавата. – Он пожертвовал собой, чтобы уничтожить вражеский транспортник. Великая Мать, что за люди эти фримены».

– Разумный обмен, – прокомментировал фримен. – В транспорте было, наверно, человек триста. Ну, теперь надобно распорядиться насчет их воды – и подумать, как захватить другой орнитоптер.

Он уже вышел было из укрытия под скалой, как вдруг прямо перед ним со скал посыпались в замедленном падении, поддерживаемые силовыми поясами, люди в синей форме Харконненов. Спустя мгновение Хават понял, что это – сардаукары, успел разглядеть выражение боевой ярости, застывшее на жестких лицах, успел заметить, что на них нет щитов и у каждого в одной руке – нож, в другой – станнер.

Брошенный нож вонзился прямо в горло фримену – недавнему собеседнику Хавата, и тот упал лицом вниз. Хават успел только выхватить свой нож, но в этот миг в него вонзилась игла станнера – и мир вокруг исчез.

Да, Муад’Диб действительно мог видеть будущее, однако вы должны понять, что у этого его дара были границы. Сравните это со зрением: у вас есть глаза, но без света вы ничего не увидите. Находясь на дне ущелья, вы не увидите ничего за его пределами. Точно так же и Муад’Диб не всегда мог по собственной воле заглядывать в таинственную страну будущего.

Муад’Диб учит нас: единое лишь неверное решение в пророчестве или неверный выбор единого лишь слова могут полностью изменить и самое будущее. Он говорит: «Широко в видении время, будто врата; но когда проходишь сквозь это видение – оно становится лишь узкой дверью». И он всегда отвергал искушение избрать ясный и спокойный путь, предупреждая: «…ибо такой путь ведет вниз, к застою».

(Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»)

Когда из тьмы над ними выплыли, планируя, орнитоптеры, Пауль схватил мать за руку:

– Не шевелись! – почти крикнул он.

Но тут он увидел в лунном свете ведущую машину – то, как она сложила, приземляясь, крылья, ловкое, пожалуй, даже лихое движение рук пилота под колпаком.

– Это Айдахо, – выдохнул он.

Орнитоптеры спустились в котловину, словно птицы в гнездо. Еще не улеглась поднятая ими пыль, а Айдахо уже выскочил из кабины и мчался к ним. За ним скользили две фигуры в свободных фрименских одеждах. Одного Пауль узнал – высокий, с бородой цвета песка, – Кинес.

– Сюда! – крикнул Кинес, поворачивая налево.

За его спиной другие фримены набросили на орнитоптеры маскировочные полотнища. В одну минуту машины превратились в гряду невысоких барханов.

Айдахо с разлету замер перед Паулем, отдал честь:

– Милорд, поблизости отсюда у фрименов есть временное убежище, где мы можем…

– А там что такое? – перебил Пауль, показывая за дальние холмы, где все еще сверкали огни дюн и секущие пустыню пурпурные лазерные лучи.

На круглом, спокойном лице Айдахо мелькнула нечастая на нем улыбка.

– Милорд… сир, я приготовил для них небольшой сюрп…

Слепящее белое пламя озарило Пустыню. Яркое, как солнце, отбросившее на камень окружающего котловину гребня резкие тени. В один миг Айдахо, схватив Пауля за руку, а Джессику – за плечо, столкнул их со скалы вниз, на песок котловины. Они распростерлись на песке, а над ними прокатилась рокочущая волна, сотрясшая скалу, откуда они только что так стремительно спустились. Посыпались каменные обломки.

Айдахо сел, стряхивая с себя песок.

– Слава Богу, это не наше фамильное ядерное… – проговорила Джессика. – Я-то было уже подумала…

– Так ты подсунул им включенный щит! – догадался Пауль.

– И пребольшой, притом включенный на максимум! – радостно сообщил Айдахо. – Как только луч его задел… – Он развел руками.

– Субатомный синтез, – кивнула Джессика. – Опасное оружие!

– Какое оружие, миледи, – просто защита. Эти поганцы впредь дважды подумают, прежде чем опять нажмут спуск лучемета!..

К ним подошли фримены, прилетевшие вместе с Айдахо. Один из них негромко сказал:

– Друзья, нам надо укрыться.

Пауль вскочил на ноги, а Айдахо помог встать Джессике.

– Этот взрыв, уж можно не сомневаться, привлечет к себе внимание, сир! – сказал Айдахо.

«Сир», – повторил про себя Пауль.

Это слово так странно звучало, когда относилось к нему… «Сиром» всегда называли отца!

И опять он ощутил, как коснулось его чувство грядущего. Увидел себя, зараженного сознанием дикого народа, толкающего населенную людьми Вселенную к хаосу. Это видение столь потрясло Пауля, что Айдахо пришлось вести его вдоль края котловины к скальному выступу, где фримены уже вкапывались в песок с помощью своих статических уплотнителей.

– Позвольте ваш рюкзак, сир, – сказал Айдахо.

– Мне не тяжело, Дункан.

– У вас нет щита, – настаивал тот. – Возьмите мой. – Он оглядел далекие скалы. – Не думаю, чтобы кто-нибудь опять принялся палить из лучеметов поблизости.

– Оставь щит себе, Дункан. Твоя правая рука – куда лучшая защита для меня.

Джессика, видя, как подействовала похвала, как Айдахо придвинулся ближе к Паулю, подумала: «Как, однако, уверенно обращается с людьми мой сын!»

Фримен отодвинул камень, закрывавший лаз вниз, в скальное основание пустыни. Сверху вход прикрыли маскировочным полотнищем.

– Сюда, – сказал один из фрименов и повел их вниз, во тьму, по крутым каменным ступеням.

Полотнище за спиной закрыло от них солнечный свет. Впереди загорелся другой – тусклый зеленоватый, озарив ступени, каменные стены, поворот налево. Теперь со всех сторон беглецов окружали фримены, которые слегка подталкивали их, словно торопясь укрыться. Они повернули, и перед ними открылся еще один марш лестницы, который привел в пещеру с грубо обтесанными стенами.

Кинес подошел, откинул капюшон джуббы. В зеленом свете маслянисто поблескивал высокий ворот дистикомба. Его длинные волосы и борода были в беспорядке. Синие, без капли белизны, глаза казались черными под густыми бровями.

В это мгновение Кинес думал: «Зачем помогаю я этим людям? За всю жизнь я не делал ничего опаснее – и это может обречь меня на смерть вместе с ними…»

Он в упор посмотрел на Пауля. Перед ним стоял мальчик, только что вступивший в мужество, мальчик, прячущий скорбь и отбросивший все, кроме того, что он должен был принять на свои плечи, – герцогский титул и все, что с ним связано. И Кинес вдруг понял, что герцогство Атрейдесов все еще существует – и лишь благодаря этому подростку. И от этого нельзя было просто отмахнуться…

Джессика обежала взглядом пещеру, отмечая, как учит Бене Гессерит, все, что можно отметить. Лаборатория, и явно не военная. Все какое-то квадратное, сплошные углы и плоскости – на старинный манер.

– Вот, значит, одна из Имперских Экологических Испытательных Станций, которые отец хотел получить в качестве своих передовых баз, – сказал Пауль.

«Отец хотел получить, – повторил про себя Кинес и снова поразился тому, что делает. – Не сглупил ли я, помогая им? Зачем я это делаю? Сейчас было бы так просто схватить его и купить за него союз с Харконненами…»

Следуя примеру матери, Пауль обвел взглядом помещение, отметив длинный рабочий стол, унылые каменные стены. На столе расставлены приборы – шкалы светятся, тускло отсвечивают экраны из металлической сетки, от которых отходят стеклянные трубки. Запах озона наполнял пещеру.

Несколько фрименов ушли куда-то за угол, и оттуда раздались новые звуки – закашлял двигатель, загудели, раскручиваясь, приводные ремни и редукторы.

В дальнем конце пещеры Пауль разглядел ряды клеток с какими-то маленькими зверушками в них.

– Ты верно угадал, что это за место, – обратился к нему Кинес. – Но скажи, а как бы ты распорядился станцией, Пауль Атрейдес?

– Использовал бы ее, чтобы сделать этот мир по-настоящему пригодным и достойным местом для людей, – не колеблясь, ответил Пауль.

«Потому, наверно, я и помогаю им», – подумал Кинес.

Гудение машин постепенно утихло. В тишине резко прозвучал тонкий крик от одной из клеток. Он тут же умолк, как будто зверек смутился.

Пауль вновь посмотрел на клетки. Теперь он разглядел, что в них сидят бурокрылые нетопыри. Из боковой стены выходила и тянулась вдоль клеток автоматическая кормушка.

Из скрытой части пещеры вернулся фримен, негромко сказал Кинесу:

– Лиет, силовые генераторы не действуют. Я не могу замаскировать нас от детекторов дальности.

– Сможешь починить?

– Быстро – нет. Детали, увы… – Фримен пожал плечами.

– Ясно, – сказал Кинес. – Что ж, придется обойтись без машин. Выдвиньте на поверхность заборники ручной помпы.

– Исполняем немедленно, – ответил фримен уже на ходу.

Кинес повернулся к Паулю:

– Ты дал хороший ответ.

Джессика отметила, как свободно и сильно прозвучал его голос. Это был – королевский голос, голос, привыкший повелевать. И, конечно, она заметила это обращение – «Лиет». Значит, вот каков другой лик скромного планетолога, его фрименское «альтер эго». Лиет.

– Мы бесконечно признательны за вашу помощь, – сказала она.

– М-мм… посмотрим, – отозвался Кинес и кивнул одному из своих людей. – Шамир, кофе с Пряностью в мои апартаменты.

– Сию минуту, Лиет, – ответил тот.

Кинес кивнул на арку в стене:

– Прошу вас…

Принимая приглашение, Джессика позволила себе царственный кивок. Она заметила, как Пауль сделал Айдахо знак, приказывая ему оставаться на страже.

Короткий, в пару шагов проход привел их к массивной двери, открывшейся в освещенную золотистыми плавающими лампами кубическую комнату. Проходя, Джессика провела рукой по двери и с изумлением ощутила под пальцами пласталь!

Пауль вошел, сделал три шага и остановился, бросив на пол рюкзак. Услышал, как закрылась за спиной дверь, осмотрел комнату: куб с ребром метров в восемь, рыжевато-бурые каменные стены, справа к стене пристроены металлические шкафы с каталожными ящиками. В центре кабинета стоял низкий стол с крышкой молочного стекла, в толще которого блестели желтые пузыри. Вокруг стола – четыре кресла на силовой подвеске.

Кинес обошел Пауля, отодвинул для Джессики кресло.

Та села, отметив, как сын изучает комнату.

Пауль какие-то мгновения помедлил – не садился. Легкая неправильность в движении воздуха сказала ему, что где-то справа, позади шкафов, был потайной выход из комнаты.

– Может быть, присядешь, Пауль Атрейдес? – пригласил Кинес.

«Как старательно он избегает произносить мой титул», – подумал Пауль. Однако он сел и молча ждал, пока усядется Кинес.

– Ты понял, что Арракис может быть раем, – начал эколог. – Но, как сам видишь, Империя присылает сюда лишь своих головорезов да охотников за Пряностью!

Пауль показал ему большой палец, на который он надел герцогский перстень.

– Ты видишь это кольцо?

– Да.

– Знаешь, что это означает?

Джессика обернулась и в упор посмотрела на сына.

– Твой отец лежит, мертвый, в руинах Арракина, – сказал Кинес. – Значит, ты, теоретически, – герцог.

– Я – солдат Империи, – резко ответил Пауль, – так что теоретически я – головорез…

Лицо Кинеса омрачилось.

– Даже когда над телом твоего отца стоят сардаукары?

– Сардаукары – одно, а законный источник моей власти – совсем иное, – ответил Пауль.

– Арракис сам решает, кому носить мантию вождя, – отрезал Кинес.

И Джессика, вновь повернувшаяся к нему, сказала себе: «В этом человеке – сталь, никем не укрощенная… а нам нужна сталь. Но Пауль играет с огнем…»

Пауль же произнес:

– Сардаукары лишь показывают, как боялся Император моего отца. А теперь я дам Императору причины бояться…

– Мальчик, – сказал Кинес, – есть вещи, которые ты не…

– Впредь, – оборвал его Пауль, – называй меня «сир» или «милорд».

«Мягче надо, мягче!» – воскликнула про себя Джессика.

Кинес уставился на Пауля, и Джессика заметила в его лице одновременно восхищение и усмешку.

– Сир, – едва уловимо помедлив, произнес Кинес.

– Я стесняю Императора, – сказал Пауль. – Я стесняю всех, кто хотел бы поделить Арракис как свою добычу. И пока я жив, я намереваюсь и впредь так их стеснять, чтобы застрять в их горле, словно кость, – чтобы они подавились и задохнулись!..

– Это все слова, – отмахнулся Кинес.

Пауль в упор посмотрел на него. Наконец он заговорил:

– У вас есть легенда о Лисан аль-Гаибе, о Гласе из Внешнего Мира, о том, кто поведет фрименов в рай. У вас есть…

– Предрассудки! – буркнул Кинес.

– Возможно, – согласился Пауль, – а может быть – и нет… Порой у предрассудков бывают странные корни и еще более странные плоды.

– У тебя есть план… Это-то мне по крайней мере ясно… сир.

– Могли бы твои фримены предоставить мне бесспорные доказательства того, что во всех этих делах замешаны сардаукары, переодетые в харконненскую форму?

– Пожалуй, да.

– Император, разумеется, вернет здесь власть Харконненам, – пояснил Пауль. – Может быть, даже назначит правителем Зверя Раббана. Пусть. Но раз Император позволил себе увязнуть здесь так, что ему уже не скрыть свою вину – пусть считается с возможностью представления Ландсрааду официального протеста. Пусть он ответит там, где…

– Пауль! – воскликнула Джессика.

– Предположим, что Высший Совет Ландсраада примет твое дело к рассмотрению, – возразил Кинес. – Тогда возможен лишь один исход: тотальная война Империи и Великих Домов.

– Хаос, – кивнула Джессика.

– Но я, – сказал Пауль, – представлю свое дело не им, а самому Императору. И предложу ему альтернативу хаосу.

– Шантаж? – сухо спросила Джессика.

– Ну, шантаж – это лишь один из инструментов политики, как ты сама объясняла, – ответил Пауль, и Джессика услышала горечь в его голосе. – Дело в том, что у Императора нет сыновей. Только дочери.

– На трон метишь? – усмехнулась Джессика.

– Император не посмеет рисковать – тотальная война может взорвать Империю, – сказал Пауль. – Сожженные планеты, всеобщий хаос – нет, на такой риск он не пойдет.

– Ты затеваешь отчаянную игру, – задумчиво сказал Кинес.

– Чего более всего боятся Великие Дома Ландсраада? – спросил Пауль. – Больше всего они боятся именно того, что происходит на Арракисе – здесь и сейчас. Того, что сардаукары перебьют их поодиночке, одного за другим. Вот, собственно, почему и существует Ландсраад. Это – то, что сцементировало Великую Конвенцию. Лишь объединившись, Великие Дома могут противостоять силам Империи.

– Но они…

– Они боятся именно этого, – повторил Пауль. – Арракис станет для них тревожным сигналом. Каждый из них увидит себя в моем отце – увидит, как волки отбивают овцу от стада и режут ее…

Кинес обратился к Джессике:

– Может сработать этот план?

– Я не ментат, – ответила Джессика.

– Но ты – из Бене Гессерит.

Она испытующе взглянула на него, затем произнесла:

– В его плане есть и сильные, и слабые стороны… как у любого плана на этом этапе. И всякий план зависит от исполнения не меньше, чем от замысла…

– «Закон есть высшая наука», – процитировал Пауль. – Так начертано над воротами императорского дворца. Вот я и хочу показать ему, что такое закон.

– Главное же, я не уверен, что могу доверять тому, кто задумал подобное, – проговорил Кинес. – У Арракиса есть собственный план, который мы…

– Взойдя на трон, – спокойно сказал Пауль, – я смогу мановением руки превратить Арракис в рай. Этой монетой я и собираюсь заплатить за вашу поддержку.

Кинес застыл.

– Моя преданность не продается, сир.

Пауль в упор взглянул на него через стол, встретив холодный блеск синих – синих-на-синем – глаз. Он изучил властное выражение обрамленного бородой лица, и жесткая улыбка коснулась его губ.

– Хорошо сказано, – промолвил он. – Я приношу свои извинения.

Кинес посмотрел Паулю в глаза и наконец произнес:

– Ни один из Харконненов никогда не признавал своих ошибок. Возможно, ты и не такой, как они, Атрейдес.

– Может быть, таковы уж недостатки их воспитания, – усмехнулся Пауль. – Ты сказал, что твоя преданность не продается, но, думаю, есть у меня такая монета, которую ты согласишься принять. За твою преданность я предлагаю свою преданность. Целиком и полностью.

«Мой сын в полной мере обладает знаменитой искренностью Атрейдесов. У него есть это поразительное, граничащее с наивностью, чувство чести – и какое же это великое оружие!..»

Она видела, как потрясли Кинеса слова сына.

– Чепуха, – сказал Кинес. – Ты всего лишь мальчик, и…

– Я – герцог, – поправил Пауль. – И я – Атрейдес. Атрейдесы никогда не нарушали такой клятвы.

Кинес сглотнул.

– Когда я говорю «целиком и полностью», – продолжал Пауль, – я не делаю никаких оговорок. Я готов, если нужно, отдать за тебя жизнь.