Желание Спаркс Николас
Я задумалась об общении, которое меня особенно привлекало в школе. Невозможно представить, чтобы я не могла видеться с подругами.
– Почему?
– Потому что я мог учиться в своем темпе. Моя мама преподаватель, и поскольку мы постоянно переезжали, родители решили, что нам будет лучше получать образование таким способом.
– У вас в свободной комнате стоят парты? Есть классная доска и проектор?
– Нет. Когда надо, уроки у нас проходят за кухонным столом. Но обычно мы помногу занимаемся самостоятельно.
– И как, получается? – Скрыть недоверие мне не удалось, вопрос прозвучал скептически.
– Думаю, да. По крайней мере, насчет братьев я уверен. Они очень умные. Аж страшно, насколько. Кстати, они близнецы. Роберт увлекается авиастроением, Ричард – компьютерным программированием. Наверное, в университете они начнут учиться лет в пятнадцать или в шестнадцать, но с академической точки зрения готовы уже сейчас.
– Сколько же им лет?
– Всего двенадцать. Не спеши впечатляться: они еще дети, часто делают глупости и сводят меня с ума. А если ты познакомишься с ними, то и тебя сведут. Потому я и предупреждаю тебя заранее, чтобы ты не думала обо мне плохо. И о них тоже: на самом деле они умные, даже если по их поступкам этого не скажешь.
Впервые с начала нашего разговора я не удержалась от улыбки. Поверх его плеча на нас надвигался Окракоук. Пассажиры парома возвращались в свои машины.
– Постараюсь запомнить. А ты? Ты тоже до ужаса умный?
– Не настолько, как они. Но в чем огромное преимущество домашнего обучения, так это в том, что обычно с заданиями справляешься за два-три часа, а потом можно изучать что-нибудь другое. Братья увлекаются естественными и точными науками, а мне нравится фотография, и у меня остается много времени, чтобы практиковаться.
– А как же колледж?
– Меня уже приняли, – сказал он. – Осенью начинаю учебу.
– Тебе восемнадцать?
– Семнадцать. В июле исполнится восемнадцать.
Мне невольно подумалось, что он кажется гораздо взрослее меня, и уж во всяком случае, более зрелым, чем кто-либо из учеников моей прежней школы. В нем чувствовалось больше уверенности, ему было комфортнее в мире и устраивала его роль в нем. Как можно этого добиться в таком месте, как Окракоук, не поддавалось моему пониманию.
– А куда ты поступил?
– В Вест-Пойнт. Там учился мой отец, так что это у нас вроде как семейное. А ты? Как там, в Вашингтоне? Я там никогда не бывал, но слышал, что это красивые места.
– Так и есть. Горы изумительны, там много маршрутов для пеших походов, в Сиэтле не заскучаешь. Мы с подругами и в кино ходили, и в торговом центре зависали, и все такое. Правда, район у нас тихий. Там живет много пожилых людей.
– А киты в залив Пьюджет заплывают? Горбатые киты?
– Конечно.
– Ты видела хоть одного?
– Много раз, – я пожала плечами. – В шестом классе мы ездили на экскурсию на катере и подошли к одному совсем близко. Было здорово.
– Я так надеялся разок увидеть кита до отъезда на учебу. Говорят, несколько раз их видели здесь, у побережья, но мне ни разу не повезло.
Мимо нас прошли двое пассажиров, я услышала, как за моей спиной хлопнула дверца автомобиля. Двигатель натужно загудел, паром начал сбавлять ход.
– Похоже, мы почти на месте, – заметила я, подумав, что поездка пролетела быстрее обычного.
– Верно, – отозвался он. – Надо бы мне посадить Дейзи в машину. А тебя, кажется, тетя ищет.
Он помахал, глядя мне за спину, я обернулась и увидела, что к нам приближается тетя. Я мысленно взмолилась, чтобы она не стала махать нам или поднимать шум, давая всем вокруг понять, что я познакомилась с парнем, которого она выбрала мне в репетиторы.
Она замахала рукой.
– Вот ты где! – крикнула она издалека. Пока она подходила, я невольно сжалась на стуле. – А я думала, ты в машине, смотрю, а там тебя нет, – продолжала она. – Вижу, с Брайсом ты уже познакомилась.
– Здравствуйте, мисс Доус, – произнес Брайс, вставая со стула и складывая его. – Да, нам представилась возможность кое-что узнать друг о друге.
– Приятно слышать.
Возникла пауза, у меня создалось ощущение, что оба они ждут, когда и я скажу что-нибудь.
– Привет, тетя Линда, – я увидела, как Брайс убирает свой стул в кузов пикапа, и поняла намек: мне тоже пора было вставать. Сложив свой стул, я отнесла его к машине, посмотрела, как Брайс уложил его в кузов и поднял борт.
– Запрыгивай, Дейзи, – скомандовал он. Дейзи поднялась и забралась в машину.
Я заметила, как тетя посмотрела сначала на Брайса, потом на меня, потом на нас обоих, не зная, что сказать, пока наконец не вспомнила молодость, годы еще до монашества, когда она чаще проявляла обычные человеческие чувства.
– Я тебя в машине подожду, – сказала она. – Приятно было повидаться с тобой, Брайс. Хорошо, что нам представился случай поговорить.
– Всего хорошего, – отозвался он. – Кстати, я наверняка на этой неделе зайду за булочками, тогда и увидимся.
Тетя Линда снова окинула взглядом нас обоих и наконец направилась прочь. Дождавшись, когда она отойдет подальше, Брайс повернулся ко мне.
– Мне так нравятся Линда и Гвен. В жизни не ел булочек вкуснее, чем у них, да ты наверняка сама знаешь. Я пытался уговорить их поделиться рецептом, но безуспешно. Мои отец с дедом прихватывают с собой булочки каждый раз, когда выходят на лодке.
– На лодке?
– Мой дед рыбак. А отец, когда не занят консультированием в МО, помогает деду. Чинит лодку и снасти или выходит вместе с ним на лов.
– А что такое МО?
– Министерство обороны.
– А-а, – протянула я, не зная, что еще сказать. Трудно было примириться с мыслью, что консультант Министерства обороны предпочел поселиться в Окракоуке. К тому времени паром остановился, я услышала, как захлопали дверцы машин и взревели двигатели. – Мне, наверное, уже пора.
– Пожалуй. Слушай, было здорово поговорить с тобой, Мэгги. Обычно на пароме нет ни единого человека, близкого мне по возрасту, так что благодаря тебе поездка получилась гораздо приятнее.
– Спасибо, – ответила я, стараясь не глазеть на его ямочки. Отвернувшись, я, к своему удивлению, испытала облегчение, непривычно смешанное с разочарованием оттого, что проведенное нами вместе время кончилось.
В машину я села лишь в самую последнюю минуту, не желая, чтобы меня засыпали вопросами, как обычно делали мои родители. О чем вы говорили? Тебе он понравился? Как думаешь, он смог бы объяснять тебе геометрию и проверять твои рефераты в случае необходимости? Я не ошиблась в выборе?
Родители навалились бы на меня оба. Почти каждый учебный день вплоть до «дня рвоты» – или «дня описанной палочки», неважно, – они не забывали расспрашивать меня, как прошли уроки, словно их посещение было чем-то волшебным и таинственным, способным кого угодно привести в восторг. Сколько раз я ни пыталась отделаться кратким «все нормально» – что на самом деле означало «хватит донимать меня дурацкими вопросами», – спрашивать они не прекращали. Вот положа руку на сердце, что я должна была отвечать, кроме краткого «нормально»? Они ведь учились в школе. Знали, каково это. Учитель стоит перед классом и объясняет то, что мне надо выучить, чтобы как следует сдать экзамены, и ничего увлекательного во всем этом нет.
Разве что на обеде порой бывало интереснее. А в младших классах на перемене случалось что-нибудь, о чем можно вспомнить. Но на уроках? Школа – она и есть… школа.
К счастью, тетя и Гвен обсуждали проповедь, которую мы слушали в церкви и я почти не запомнила, да и вообще поездка до дома занимала несколько минут. Сначала мы заехали в магазин, где я помогла обеим выгрузить покупки, а потом, вместо того чтобы подвезти Гвен, мы взяли ее с собой, чтобы она помогла нам втащить в дом елку.
Несмотря на мою беременность и возраст двух моих напарниц, мы как-то ухитрились внести елку вверх по ступенькам и установить ее на подставке, которую тетя Линда откопала в стенном шкафу. К тому времени я уже успела устать и они, по-моему, тоже. И вместо того чтобы сразу украсить елку, тетя с Гвен занялись кухонными хлопотами. Тетя напекла булочек, а Гвен разогрела остатки еды со Дня благодарения.
Только тогда я заметила, как проголодалась, и впервые за все время у тети съела все, что положили мне в тарелку. Вдобавок обратила внимание, что булочки вкуснее, чем обычно, – может, потому что про них говорил Брайс. Потянувшись за второй булочкой, я увидела, что тетя Линда улыбается.
– Что? – спросила я.
– Просто радуюсь, что ты ешь, – ответила она.
– Что в них, в этих булочках?
– Обычные продукты – мука, пахта, кулинарный жир.
– А есть какой-нибудь секрет в рецепте?
Если она и удивилась моему вопросу, то виду не подала. Только заговорщически переглянулась с Гвен и снова повернулась ко мне:
– Разумеется.
– Какой?
– Это секрет, – подмигнула она.
На этом разговор закончился, и я, помыв посуду, ушла к себе. Небо за моим окном осыпали звезды, я видела, как луна зависла над водой, придавая океану серебристый блеск. Переодевшись в пижаму, я уже хотела забраться под одеяло, как вдруг вспомнила, что мне надо писать реферат про Тэргуда Маршалла. Схватив свои заметки – хотя бы их я успела сделать, – я принялась писать. Сочинения у меня всегда получались хорошо, хоть и не блестяще, но определенно лучше, чем математика, и к тому времени, как в дверь постучали, я успела написать полторы страницы. На стук я отвлеклась и увидела, что в комнату заглядывает тетя Линда. Заметив, что я занята уроками, она приподняла бровь, но наверняка сразу поняла, что лучше промолчать, чтобы ненароком не помешать моему неожиданному прогрессу.
– В кухне чистота, – сказала она. – Спасибо.
– Не за что. Спасибо за ужин.
– Да какой там ужин, просто остатки, – она пожала плечами. – Если не считать булочек. Обязательно позвони сегодня родителям. У них время еще не позднее.
Я бросила взгляд на часы.
– Наверное, они еще ужинают. Позвоню им немного позже.
Она негромко прокашлялась.
– Я только хотела, чтобы ты знала: когда я разговаривала с Брайсом, я не стала упоминать о… ну, твоем положении. Просто сказала, что моя племянница приехала пожить у меня несколько месяцев, и этим ограничилась.
Я и не подозревала, что этот вопрос тревожил меня, пока не заметила, с каким облегчением вздохнула после ее слов.
– И он не спросил почему?
– Может, и спросил бы, но я не дала ему уклониться от главной темы – согласен ли он побыть твоим репетитором.
– Но ты же рассказала ему обо мне.
– Только по одной причине: надо же было ему узнать о тебе хоть что-нибудь.
– В смысле, если я хочу, чтобы он стал моим репетитором.
– Да, – согласилась она. – Это обстоятельство, конечно, роли не играет, но именно он привел в порядок твой велосипед.
Об этом я уже знала и все еще обдумывала перспективу ежедневных встреч с Брайсом.
– А если я пообещаю догнать остальных своими силами? Без его помощи?
– А сможешь? Ты ведь понимаешь, я тебе помочь не могу. В школе я училась давным-давно.
Я помедлила.
– И что мне говорить, если он спросит, почему я здесь?
Тетя задумалась.
– Важно помнить, что никто из нас не идеален. Все совершают ошибки. Все, что нам остается, – оставаться собой, но при этом стараться быть как можно лучше, и двигаться вперед. Так что если он спросит, можешь или сказать правду, или солгать. Думаю, все зависит от того, какого человека ты хочешь видеть, глядя на себя в зеркало.
Я поморщилась, понимая, что напрасно задала бывшей монахине вопрос, касающийся морали. Чтобы ни в коем случае не возвращаться к нему, я высказалась так, как и следовало ожидать:
– Не хочу, чтобы кто-нибудь знал. И он в том числе.
Она грустно улыбнулась.
– Понимаю, что не хочешь. Только помни, что беременность – тайна, которую нелегко скрыть, особенно в такой деревушке, как Окракоук. И как только появятся признаки…
Договаривать ей не понадобилось. Я поняла, о чем она.
– А если вообще не выходить из дома?
Не успев задать этот вопрос, я уже поняла, что надежды на это несбыточны. По воскресеньям я вместе с местными жителями ездила на пароме в церковь, мне предстояло бывать у врача в Морхед-Сити, то есть опять-таки совершать поездки на пароме. Меня видели в тетином магазине. Люди уже узнали, что я здесь, на острове, и наверняка кто-нибудь задался вопросом о причинах моего приезда. Насколько я понимала, они интересовали и Брайса. Беременность могли и не заподозрить – в отличие от других проблем. С родными, с наркотиками, с законом, с… еще с чем-нибудь. Иначе зачем бы я нарисовалась здесь в разгар зимы?
– Ты считаешь, я должна ему рассказать, да?
– Я считаю, – с расстановкой ответила она, – что правду он узнает независимо от того, хочешь ты или нет. Вопрос лишь в том, когда именно и от кого. Так что, думаю, будет лучше, если правду он услышит от тебя.
Я уставилась в окно невидящим взглядом.
– Он подумает, что я ужасная.
– Сомневаюсь.
Я с трудом сглотнула, ненавидя и этот разговор, и все остальное. Тетя молчала, не мешая мне думать. Пришлось признать, что в этом отношении она отличалась от моих родителей в лучшую сторону.
– Думаю, Брайс может побыть моим репетитором.
– Я ему передам, – тихо пообещала она, потом прокашлялась и спросила: – Над чем работаешь?
– Надеюсь сегодня закончить первый черновой вариант реферата.
– Наверняка получится замечательно. Ты же умная девушка.
Скажи это моим родителям, мысленно ответила я.
– Спасибо.
– Тебе ничего не надо, пока я не легла? Может, стакан молока? Завтра мне рано вставать.
– Все хорошо, спасибо.
– Родителям не забудь позвонить.
– Не забуду.
Она повернулась, чтобы уйти, но снова остановилась.
– Да, еще одно: я тут подумала, мы могли бы украсить елку завтра вечером, после ужина.
– Ладно.
– Спокойной ночи, Мэгги. Я люблю тебя.
– И я тебя, – отозвалась я машинально, как сделала бы в разговоре с подругами, но позднее, когда я говорила по телефону с родителями и они спросили, как складываются мои отношения с Линдой, я вдруг поняла, что эти слова мы с ней сказали друг другу тем вечером впервые.
«Щелкунчик»
Манхэттен
Декабрь 2019 года
Когда Мэгги наконец умолкла, Марк так и продолжал сидеть, сложив руки вместе, и его лицо казалось непроницаемым. Помолчав, он покачал головой, будто не сразу понял, что теперь его очередь говорить.
– Извините. Видимо, я все еще под впечатлением от того, что услышал от вас.
– Пока что моя история выглядит совсем не так, как вы ожидали, да?
– Я сам не знаю, чего ожидал, – признался он. – А что было потом?
– Сейчас я слишком устала, чтобы погружаться в продолжение.
Марк вскинул руку.
– Понял. И все же… невероятно. Вряд ли я в свои шестнадцать лет справился бы с таким кризисом.
– У меня просто не было выбора.
– Тем не менее… – он в рассеянности почесал ухо. – Ваша тетя Линда, кажется, интересный человек.
Мэгги невольно улыбнулась.
– Безусловно.
– Вы с ней до сих пор поддерживаете связь?
– Раньше поддерживали. Они с Гвен несколько раз приезжали навестить меня сюда, в Нью-Йорк, однажды я побывала у нее в Окракоуке, но главным образом мы писали друг другу письма и болтали по телефону. Она скончалась шесть лет назад.
– Прискорбно слышать.
– Я до сих пор по ней скучаю.
– Вы сохранили ее письма?
– Все до единого.
Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на Мэгги.
– Почему ваша тетя отказалась от монашества? Вы никогда у нее не спрашивали?
– В те времена – нет. Спрашивать мне было бы неловко, и потом, я была слишком поглощена собственными проблемами, так что подобные вопросы мне даже в голову не приходили. Понадобились годы, чтобы я коснулась этой темы, а когда все же коснулась, доступного моему пониманию ответа не получила. Видимо, я надеялась на нечто более очевидное или что-то в этом роде.
– А что сказала она?
– Что в жизни всему свое время, и то время прошло.
– Хм. Немного загадочно.
– Полагаю, она устала возиться с беременными подростками. Как показывает мой опыт, с нами бывает нелегко.
Марк усмехнулся, потом посерьезнел.
– Монастыри до сих пор принимают к себе беременных подростков?
– Понятия не имею, но сомневаюсь. Времена меняются. Несколько лет назад, в минутном приступе любопытства я нашла «Сестер милосердия» в Интернете и узнала, что их монастырь закрылся более десяти лет назад.
– А где он находился, этот монастырь? До того, как закрылся, в смысле.
– Кажется, в Иллинойсе. Или в Огайо. Во всяком случае, где-то на Среднем Западе. Только не спрашивайте, как тетя туда попала. Как и мой отец, она родом с Западного побережья.
– Долго она пробыла монахиней?
– Лет двадцать пять. Может, чуть меньше или больше, точно я не знаю. И Гвен тоже. Если не ошибаюсь, Гвен приняла постриг еще раньше тети.
– Как думаете, они были?..
Он замялся, Мэгги вскинула бровь.
– Любовницами? Честно говоря, я и этого не знаю. Когда я повзрослела, у меня появились такие мысли, ведь они всегда были вместе, но я ни разу не видела, чтобы они целовались, держались за руки и так далее. Но одно я знаю наверняка: они всем сердцем любили друг друга. Гвен была рядом с Линдой, когда та скончалась.
– Значит, вы поддерживаете связь и с Гвен?
– Конечно, более близкими были мои отношения с тетей, но после ее смерти я старалась звонить Гвен несколько раз в год. В последнее время уже реже. У нее Альцгеймер, не уверена даже, что она вообще помнит, кто я такая. Но мою тетю помнит, и это меня радует.
– С трудом верится, что вы ни словом не упоминали об этом Луанн.
– В силу привычки. Даже мои родители до сих пор делают вид, будто ничего не было. И Морган тоже.
– Вы не получали вестей от Луанн? С тех пор, как она уехала на Гавайи?
– О том, что я узнала от врача, я ей еще не говорила, если вы об этом спрашиваете.
Он сглотнул.
– Так обидно, что это происходит с вами, – признался он. – Честное слово.
– Не только вам. Окажите себе добрую услугу: ни вздумайте заболеть раком, особенно в те годы, которые принято считать расцветом жизни.
Он склонил голову, и она поняла, что у него нет слов. Шутки о смерти помогали ей держаться и управлять эмоциями, но был у них и минус: никто не знал, как на них реагировать. Наконец Марк поднял голову.
– Сегодня Луанн прислала мне эсэмэску. Пишет, что вы на ее сообщение не ответили.
– Я сегодня еще не проверяла телефон. Что там было?
– Напоминание, чтобы вы посмотрели, что в открытке, если еще не сделали этого.
Ах, да. Потому что внутри подарок.
– Если хотите помочь мне найти ее, то она, наверное, где-то на столе.
Марк поднялся и начал перебирать бумаги в лотках, пока Мэгги рылась в верхнем ящике стола. Она еще продолжала поиски, когда Марк вытянул конверт из стопки счетов и протянул ей.
– Это она?
– Она самая, – едва взглянув на конверт, ответила Мэгги. – Надеюсь, Луанн подарила мне не сексуальное полароидное селфи.
У Марка изумленно раскрылись глаза.
– На нее это не похоже…
Она рассмеялась.
– Шучу. Просто хотелось увидеть, как вы отреагируете, – она открыла конверт; внутри лежала изящная открытка с напечатанным поздравлением и короткой припиской от руки, где Луанн благодарила Мэгги, «работа с которой – сплошное удовольствие». Она всегда тщательно строила предложения и выбирала слова. В открытку были вложены два билета на постановку «Щелкунчика» Нью-Йоркской балетной труппы в Линкольн-центре. Вечером в пятницу, через два дня.
Мэгги вынула билеты и показала их Марку.
– Хорошо, что вы мне напомнили. Еще немного – и они стали бы просроченными.
– Прекрасный подарок! Вы видели этот балет?