Тени теней Норт Алекс
– Господи, конечно! Обожаю Стивена Кинга! И понимаю, о чем ты. Праздный Гуляка[5], точно?
– Ну да, ну да… – Ее энтузиазм немного распалил и мой собственный. – Этот персонаж реально меня зацепил… Пусть даже, как помнишь, в итоге он оказывается дьяволом или чем-то в этом духе. Но в начале, когда он просто шляется туда-сюда и ты совершенно не представляешь зачем… Мне это очень понравилось.
– Мне тоже.
– А ты читала другие книги Стивена Кинга?
– Все до единой.
– Все до единой?
– Ну да, конечно. – Она посмотрела на меня так, будто у нее просто не укладывалось в голове, как это можно не прочесть абсолютно все книги Кинга. – Это мой любимый писатель. Некоторые и по два-три раза. В смысле, по крайней мере.
– Ни фига себе!
Позже я убедился, насколько это соответствует истине. Дженни была просто запойной читательницей. Частично потому, что семья у нее была бедная, а книги – это достаточно дешевый способ сбежать от печальной действительности, но также и потому, что она просто была такая, какая есть. В тот же момент я был попросту изумлен, что Дженни прочла больше произведений Стивена Кинга, чем я.
– Я читал большинство его книг, – сказал я. – Некоторые тоже не по одному разу.
– А какие самые любимые?
– «Сияние». – Я задумался. – Наверное.
– Ну да, трудно выбрать. У него они все такие классные!
– Ну а твои какие?
– «Кладбище домашних животных».
– О боже, эта реально страшная…
– Знаю – обожаю ее. – Она ухмыльнулась. – Концовка! Мрачная. Что. Офигеть.
– И как раз это тебе у Кинга и нравится?
– А то. Это же все-таки ужастики? Но пусть даже так – посмотри на «Противостояние». Происходит куча плохих вещей, но в конце концов положительные персонажи в основном побеждают. И в «Сиянии»… Ну да, там все грустно – припомни, как достается отцу, – но у парнишки-то в итоге все в порядке. Хотя «Кладбище домашних животных»… Тут и вправду полная безнадега.
Я кивнул, но при этом приметил и какую-то печальную покорность в том, как Дженни это произнесла. Что-то во мне хотело сказать ей, что не все концовки должны быть беспросветными. Но когда мы вышли на площадку перед школой и оказались перед лицом целого моря ребят разного возраста и серого пейзажа вокруг, нужные слова не пришли. В хорошие дни вполне можно было искренне верить, что я обязательно вырвусь из Гриттена, когда вырасту, но правда заключалась в том, что лишь очень немногих здесь могло ожидать что-либо помимо трудной, жалкой и унылой жизни – скорее прозябания, чем жизни. Не имелось никаких причин думать, что Дженни или я какие-то особенные и что наши «концовки» будут хоть сколько-то радостнее, чем у большинства здешних обитателей.
Я перевел взгляд вправо. Джеймс поджидал меня у дальнего конца корпуса со спортзалом.
Я закинул рюкзак на плечо.
– Я вон туда.
– А мне в другую сторону. Все как обычно.
Это уточнение показалось мне несколько странным, но потом я вспомнил, что никогда не видел ее во время перемен между уроками – она словно исчезала, точно так же, как до недавних пор мы с Джеймсом. Интересно, подумал я, куда она пойдет – какую забытую часть школы она сделала своей собственной и чем там занимается.
– А ты читал «Обезьянью лапку»?[6] – спросила Дженни.
– Не думаю. Это ведь не Стивена Кинга?
– Нет. Это короткий рассказ, причем очень старый. Хотя примерно в том же духе, что и «Кладбище домашних животных». Тебе точно понравится.
– Звучит заманчиво.
– А то! Он у меня дома есть. Могу принести почитать. В смысле, если хочешь.
Некоторые добавляют такую оговорку под конец, чтобы избежать неловкости в случае отказа, но Дженни подала это без всякого напряга – словно ей действительно было совершенно все равно: да так да, нет так нет. До настоящего момента создавалось впечатление, что добровольное одиночество ее несколько угнетает, но после разговора с ней стало заметно, насколько она уверена в себе и как комфортно ей наедине с самой собой. Как будто окружающий ее мир был тем, что она могла по собственному выбору принять или отвергнуть, и то, что она вдруг приняла решение законтачить именно со мной, почему-то представлялось чем-то лестным и едва ли не почетным.
– Угу, – сказал я. – Конечно, хочу.
А потом направился к Джеймсу.
А заодно и к Чарли с Билли, естественно.
В те недели и месяцы, что последовали за происшествием с Хейгом, мы вчетвером стали постоянно бывать вместе.
Так до конца и не пойму, как это произошло. Это немного походило на то, как мы нашли друг друга, возвращаясь с игрового поля вместе в тот день – будто это лишь казалось случайностью. Но я знаю, что в основном из-за Джеймса. После того, что случилось в тот день, Чарли его буквально заворожил. Тот поощрял это внимание, и притяжение между ними обоими постепенно вывело нас четверых на более близкую орбиту. Мы стали проводить все больше времени вместе. По выходным Чарли водил нас в походы в лес, рассказывая про призраков, а в школе на больших переменах мы практически безвылазно торчали в помещении «С5-б».
Эта довольно большая комната располагалась в цокольном этаже школы, куда вела неприметная лестница в конце главного коридора. Помню, что в самом низу рядом с ней была темная ниша с древним лифтом, который выглядел так, будто его двери жутко заскрипят, если попытаться их открыть. Насколько мне удалось выяснить, соответствующих ему дверей наверху не имелось, так что я пришел к заключению, что он ходит на какой-то этаж даже еще ниже цокольного. В бойлерную, к примеру. В какое-то сырое, мокрое место, полное проржавевших пощелкивающих труб.
Единственная другая дверь здесь и вела в помещение «С5-б» – очевидно, некогда классную комнату. Большую часть его загромождали покосившиеся штабели пыльных парт, но в глубине стояли и несколько разномастных кресел, словно сюда годами сваливали мебель из разных комиссионных магазинов. Судя по всему, про существование этой комнаты в школе давно и прочно забыли, и, полагаю, в этом смысле для нас четверых она была наиболее подходящим местом. Здесь мы в основном и тусовались. Ели принесенную из дома снедь. Болтали. Иногда подбирали старые огрызки мела и записывали слова песен на черной школьной доске, до сих пор висящей на задней стене. Nirvana. Pearl Jam. Faith No More. Все написанное нами оставалось на ней до тех пор, пока мы всё это не стирали и не писали что-нибудь еще.
Чарли и Билли уже были здесь, когда мы с Джеймсом спустились в цокольный этаж в тот день. Билли сгорбился в кресле, читая один из журналов, посвященных оружию и боеприпасам, по которым просто с ума сходил. Он коротко поднял взгляд, чтобы убедиться, что это не кто-то из учителей, наконец явившийся, чтобы изгнать нас отсюда, а потом опять углубился в чтение. Чарли сидел на своем обычном месте в дальнем конце комнаты, возвышаясь над единственным тут дубовым письменным столом. Он никак не отметил наше появление. Его внимание было сосредоточено на лежащей перед ним толстой тетради. Чарли держал занесенную над страницей ручку, словно учитель, собирающийся поставить какую-то важную оценку.
Я пробрался сквозь лабиринт мебели.
– Привет, парни. Ну, что тут?
Билли пожал плечами – с мрачным выражением на лице, словно получил за что-то выговор. Поскольку он часто так выглядел, было невозможно сказать точно. Чарли по-прежнему никак не реагировал. Но когда мы прошли в глубь комнаты, он нахмурился каким-то своим мыслям, а потом тщательно записал что-то в тетрадь.
Я уселся в одно из кресел напротив Билли и вытащил пакет с приготовленным утром сэндвичем, демонстративно игнорируя Чарли, который оказался прямо у меня за спиной. Я уже привык к такого рода его поведению. То и дело, появившись здесь, мы заставали Чарли за этим самым письменным столом, за которым он с таинственным видом занимался чем-то совершенно загадочным. Но, приступив к еде, я заметил любопытство на лице Джеймса, и был вынужден подавить вызванное этим раздражение. На мой вкус, его неприкрытое восхищение Чарли стало в последнее время несколько выходить за разумные рамки. Да, я был готов мириться с эксцентричностью Чарли, но всякий раз мысленно закатывал глаза, поскольку ясно видел, что Джеймс частенько воспринимает его как столь же исключительную персону, каковой тот сам себя считал. По ряду причин, которые мне было трудно выразить вслух, это уже стало меня доставать.
– Что ты там делаешь, Чарли? – наконец спросил Джеймс.
– Я его уже об этом спрашивал. – Билли скривился, но не оторвался от своего журнала. – Это явно какой-то большой секрет.
Чарли вздохнул, после чего положил ручку на стол.
– Никакой это не секрет, – сказал он. – Я просто пытался сосредоточиться. Когда думаешь о чем-то важном, то не хочешь, чтобы тебя отвлекали.
– Господи, – пробормотал Билли. – Ну прости уж тогда.
– Точно так же, как тебе не хотелось бы, чтобы я отвлекал тебя… ну, например, от того, что ты сейчас читаешь.
Билли бросил взгляд на журнал. Закрыл его.
Чарли улыбнулся Джеймсу.
– Я веду дневник своих сновидений.
– Что это еще за дневник сновидений?
Чарли поднял тетрадь над головой.
– Каждое утро я записываю то, что мне приснилось ночью.
Я впился зубами в сэндвич.
– Сейчас не утро.
– Я не сказал, что делаю это прямо сейчас.
Я проглотил откушенный кусок. Уел, ничего не скажешь!
– А я вот никогда не помню свои сны, – признался Джеймс.
– Как и большинство людей. – Чарли положил тетрадь на стол. – Когда-то и у меня такое было. Сны хранятся в краткосрочной памяти – вот потому-то и важно записывать их сразу, как только проснешься, прежде чем успеешь забыть. Если это не сделать, они исчезнут навсегда.
Я едва подавил побуждение и вправду закатить глаза, хотя вроде уже стал привыкать к одержимости Чарли всякой мистической чепухой. Он постоянно таскал в школу книги по колдовству и демонологии, но я всегда думал, это больше для того, чтобы все видели, как он их читает, а не из какого-то настоящего интереса к ним, – что это лишь часть того образа, который ему нравилось культивировать. Чарли был бы более чем счастлив, если б все верили, что он и впрямь проводит вечера, сидя по-турецки посреди начертанной мелом пентаграммы в окружении зажженных свечей. Обычно он предпочитал основывать свою репутацию именно на этом. Но при чем тут какие-то разговоры про сновидения?
– Тогда что ты сейчас делаешь? – спросил я.
– Ищу закономерности. – Он посмотрел на меня. – Делаю заметки о том, что открыл. Стоит только этим заняться, как начинаешь подмечать, что некоторые сны повторяются раз за разом. Одни и те же темы. Одни и те же места. Одни и те же люди.
– И что с того?
– Это способствует инкубации.
Чарли улыбнулся.
А я замешкался на миг, не донеся сэндвич до рта. Чем-то это напомнило мне его разговор с Хейгом в день происшествия – эта его манера вдруг выдать нечто совершенно неожиданное и достаточно странное, чтобы собеседник проглотил язык.
«Инкубация»[7].
Мне не понравилось это слово. Оно наводило меня на мысли о чем-то жутком, выращиваемом в банке. И, конечно, я осознал, что только что здорово ошибался. С учетом того, что приключилось с Хейгом, сновидения – еще как при чем, когда речь идет о Чарли.
Джеймсу тоже явно было не по себе.
– А что такое «инкубация»?
– Оказание влияния на то, что ты хочешь увидеть во сне, – растолковал ему Чарли. – Которое помогает пробудить осознанность. Ты знаешь, что такое осознанное сновидение?
Джеймс помотал головой.
– Это когда во сне ты сознаешь, что это сон. Типа как просыпаешься во время своего сна, но по-прежнему спишь. Стоит тебе сделать это, и ты можешь контролировать все, что там происходит. Можешь делать все, что только захочется, пережить любой опыт, какой только захочется, сделать мир своих сновидений в точности таким, каким тебе хочется. Все, о чем ты только ни подумаешь, может стать реальным.
По лицу Джеймса мне было видно, что он обдумывает услышанное, и я прикинул, что Джеймс предпочел бы сделать в таком мире сновидений, если бы у него вообще вышло туда попасть. Задать перцу школьным задирам, которые изводили его? Нарисовать в своем воображении более счастливую жизнь дома? Свалить ко всем чертям из Гриттена и никогда не возвращаться? Я понимал, что эта идея вполне может быть привлекательной для него, и мне не понравилось то, как он не сводил глаз с Чарли, словно тот только что показал ему какой-то особо эффектный фокус.
– Это все равно всего лишь сны, – с напором произнес я. – Стои тебе проснуться, и все опять остается по-старому. Это ничего не меняет.
Чарли посмотрел на меня. На миг лицо его выглядело абсолютно пустым и бесстрастным, но под этой безмятежной гладью крылось некое подводное течение, которое меня напрягло, будто я совершил какой-то серьезный проступок, вступив с ним в спор.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
Я пожал плечами.
– Только то, что сказал. Это всего лишь сны. Они ничего не меняют.
Чарли тогда лишь улыбнулся, и почему-то эта улыбка еще больше выбила меня из колеи, чем пустое выражение лица. Это была та же улыбка, какую он адресовал Хейгу в тот день – улыбка, которая предполагала, что он значительно впереди меня и что я сказал нечто совсем банально-простое и детское, через что сам он уже давным-давно прошел.
«Это всего лишь сны».
Улыбка, которая говорила, что он знает какой-то секрет, которого не знаю я.
6
В наши дни
Аманде в тот вечер пришлось поработать допоздна.
Она опустила жалюзи в своем кабинете и выключила свет, отчего освещали помещение лишь экран компьютера и наклоненная лампа рядом с ним. Обстановка наверняка не самая лучшая для зрения, но Аманда любила по возможности работать так. Это позволяло полностью сконцентрировать внимание на какой-либо проблеме, оставляя весь остальной мир за кадром. Это помогало ей думать.
Сейчас ее мысли были заняты некими «дневниками сновидений».
Затея представлялась ей совершенно дурацкой. Ежедневно вести дневник – это уже и само по себе пустая трата времени: если в жизни происходит что-то недостаточно важное, чтобы остаться в твоей собственной голове, что за смысл фиксировать это на бумаге? А идея записывать еще и сны была настолько от нее далека, что понадобился бы телескоп, чтобы как следует разглядеть ее суть. Но, похоже, как раз чем-то подобным она сейчас и занималась, причем без всякого телескопа.
Хотя Робби Фостер не был склонен к сотрудничеству с полицией, а Эллиот Хик пребывал на грани истерики, полиция все-таки сумела восстановить примерную хронологию событий, и теперь Аманда знала о случившемся немного больше. Ближе к середине дня Хик и Фостер отправились в карьер со своим приятелем по имени Майкл Прайс и там убили его, после чего приняли снотворные таблетки. А когда через какое-то время проснулись и побрели через пустырь, заляпанные кровью и растерянные, их заметил, как принято выражаться в подобных случаях, какой-то сознательный гражданин. У каждого из мальчишек был нож и толстая тетрадь. Ни один не отрицал своего участия в убийстве, и хотя криминалистическая экспертиза должна была занять какое-то время, у Аманды уже не было сомнений, что преступление совершили оба этих подростка. Таким образом, у нее уже имелись ответы и на вопрос «что», и на вопрос «кто».
То, чего она пока не понимала, так это «почему».
Час назад Аманда успела пообщаться со своим начальником, старшим детективом-инспектором Колином Лайонсом. Лайонс – та еще сволочь, и она прекрасно понимала, какого рода калькулятор щелкал у него тогда в голове. Имелось убийство на его «земле» – это плохо, но убийцы уже сидели в камере и, похоже, населению вверенного ему района больше ничего не угрожало. Обвинительные приговоры ожидались железно, и его ведомство в результате будет выглядеть достойно. Конечно, погиб молодой парнишка, но все могло обернуться гораздо хуже.
Вот как работала голова у Лайонса – и хотя ее отец определенно был совершенно другим человеком, Аманда представляла, что оба мужчины, по крайней мере, сумели бы понять друг друга. «Почему» – это не тот вопрос, которому стоит уделять повышенное внимание. Мотивы, причины, аргументы – все они почти всегда оказываются совершенно прозаичными и не оправдывающими ожиданий. Какое объяснение тому ужасу, который она видела сегодня днем в карьере, может сейчас иметь хоть какое-то значение? Спрашивать «почему» – это все равно что нырять в черную дыру. Чем глубже в нее проваливаешься, тем меньше света видишь.
Но перед ней поставили задачу туда заглянуть, и на данный момент Аманда видела перед собой лишь беспросветную тьму. Понять мотивы Фостера с Хиком было решительно невозможно. Собираясь совершить убийство, они взяли с собой свои дневники сновидений, и теперь на письменном столе перед ней лежали распечатанные сканы нескольких последних записей. Аманда прочитала то, что мальчишки записали сегодня утром.
Сначала Робби Фостер:
Я в карьере. Свет какой-то странный. Я провожу носовой тест и задействую тактильную технику, чтобы стабилизироваться, потом иду в сторону арены. Эллиот уже ждет меня. Он расплывается, но я знаю, что он и в самом деле там. Мы оба кладем руки на землю. КР где-то в кустах, наблюдает за нами, и я почти вижу его лицо. Эллиот тоже его видит, и мы оба знаем, что момент настал.
А потом Эллиот Хик:
Я на арене в карьере. Воздух странного цвета. Робби появляется секунду спустя, и мы стабилизируем друг друга, опершись руками о землю. Это занимает какое-то время, но тут я чувствую КР. Я по-прежнему не вижу его лица, но он где-то сбоку в кустах. Робби улыбается мне. Мы всё тщательно подготовили и в точности знаем, что делать, – все так, как и говорил Чарли. Мы оба понимаем, что завтра это и произойдет.
Аманда откинулась в кресле.
Если принять эти записи за чистую монету, то, похоже, обоим мальчишкам снилось одно и то же. И хотя отчеты не абсолютно идентичны, все это очень похоже на описание одного и того же события с разных точек зрения. Словно Хик и Фостер пребывали в одном и том же сновидении вместе.
Что, конечно же, абсолютно исключено.
Естественно, парни должны были окончательно потерять связь с реальностью, чтобы сотворить нечто подобное, так что некоторые приведенные в дневниках подробности сразу привлекли ее внимание.
Что это еще за «КР»?
И кто такой Чарли?
Кем бы он ни был, в записи Хика содержался намек на то, что пара следовала полученным от него инструкциям. А это, в свою очередь, позволяло предположить, что, несмотря на оптимистический настрой Лайонса, одним лишь этим убийством все может не ограничиться.
Отложив распечатки в сторонку, Аманда переключила внимание на свой компьютер, открыв файл с делом, который велся онлайн. Лэптопы Хика и Фостера уже изъяли. Содержимое их еще предстояло тщательно проанализировать, но браузерные истории у нее уже имелись. Пара часто посещала различные сайты в Интернете. Хотя при внимательном изучении списков оказалось, что чаще всего оба заходили на один и тот же довольно специфический форум.
Назывался он «Нераскрытое и непознанное».
Аманда вбила адрес в свой собственный браузер.
Попала она на довольно халтурно сделанный сайт, посвященный реальным преступлениям. Название было небрежно начертано на самом верху красным – словно бы пальцем, обмакнутым в кровь, – а внизу располагался головокружительный перечень подфорумов. Ссылки на них были выстроены в хронологическом порядке по самому недавнему посту, и та, что располагалась на самом верху страницы, сразу же бросилась ей в глаза.
Крабтри/Робертс – «КР»
Упоминание «КР» вряд ли было простым совпадением. Она кликнула на ней – и оказалась перед очередной стеной постов, на каждый из которых было дано множество ответов. Несколько ссылок наверху были выделены курсивом – старые, закрепленные ветки, как она предположила, – но сердце у Аманды упало, когда она открыла самый свежий пост и начала читать ветку под ним.
ЛП242: Народ, только что получил кое-какую инфу про убийство в Фезербэнке. Я живу неподалеку, поэтому и узнал. Про убитого пока что никаких подробностей, но среди местных ходят слухи, что это подросток и что полиция уже посадила двух парней за решетку. Как бы это не @РФ532 и @ЭХ808? Сегодня их не было в Сети, насколько я понимаю. Надеюсь, они не сделали какую-нибудь глупость. Попытаюсь еще хоть что-нибудь разузнать.
KХ854: Я тоже не видел их в последнее время на форуме. Про само убийство было в новостях, но никакой связи с КР я пока не нашел. Давайте не будем делать поспешных выводов. Отслеживаю посты @РФ532 и @ЭХ808. Выходите на связь, парни!
СР483: Соболезнования несчастным родителям по-любому. Свои опасения относительно @РФ532 и @ЭХ808 уже не раз тут высказывал. Модераторам советую поразмыслить над тем, не стоит ли наконец забанить @ЧК666. Поскольку, если это правда, то у этого/этой @ЧК666 руки по локоть в крови.
ЛП242: Ок, переговорил с одним источником из правоохранительных органов, которому доверяю. Убитый и подозреваемые уже известны всей округе. Мне сказали, что жертва практически обезглавлена, обнаружены дневники сновидений, отпечатки ладоней на земле. 100 % КР, но полиция либо темнит, либо еще не увидела связи. Черт бы вас побрал, @РФ532 и @ЭХ808!!! Все мы тут постим всякую хрень, но я никогда не думал, что вы до такого докатитесь! Царство небесное бедному парнишке, которого вы убили, и надеюсь, что вы, парни, сгниете в аду!
Аманда еще раз перечитала всю ветку целиком.
«У этого/этой @ЧК666 руки по локоть в крови».
Глянув на часы, она сняла трубку телефона.
Рабочее место детектива Тео Роуэна располагалось в одном из полуподвальных помещений отдела. Кабинет его все называли «темной комнатой», и сразу по двум причинам. Во-первых, из-за отсутствия там окон и естественного света, а во-вторых, из-за того, чем Тео и его группа там занимались. Аманда знала, что многие ее коллеги откровенно его побаивались. И, по ее мнению, вполне справедливо. Если некоторые держат в голове запечатанные коробки с ужасами, то в голове у Тео это наверняка, блин, целый сундук!
Но свое дело он знал. Через двадцать минут после звонка ему ее компьютер звякнул, и на электронную почту сгрузились все посты и личные сообщения Хика и Фостера на форуме «Нераскрытое и непознанное». При виде объема материала, который предстояло изучить, Аманда только заморгала: вордовский документ, в который они были скопированы, был почти в сотню страниц. Эти двое явно были весьма активными участниками форума.
Прокручивая текст мышкой, Аманда начала читать в случайном порядке.
РФ532: С осознанными сновидениями пока лишь частичный успех. Есть некоторый опыт с КР, но нам с @ЭХ808 до сих пор трудно законнектиться. Совет?
ПТ109: Трудно сказать. Похоже, что у вас кое-какой прогресс. Но не пытайся бегать, пока не научишься ходить! Продолжайте с дневниками и инкубацией, и у вас с @ЭХ808 все обязательно получится. Не теряй веры, чувак!
Аманда прочла несколько похожих сообщений, которые были столь же туманны, но приводили к одному и тому же заключению. Фостер и Хик были вовлечены в какого-то рода эксперимент, в связи с чем искали совета и помощи на этом форуме. Однако было трудно понять, в чем именно этот эксперимент заключался.
По мере дальнейшего чтения в переписке наметился более зловещий поворот.
РФ532: Может кто-нибудь назвать точную марку ножа, который использовали ЧК и БР? Заранее спасибо.
ФГ634: Я могу! Это был охотничий нож «Итака S3». В газетах в то время было полно фоток. Прикладываю старые сканы, которые я тогда сделал. Размещается ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО В ИНФОРМАЦИОННЫХ ЦЕЛЯХ, как и всегда. Всем привет.
[нож. jpg]
[черная_вдова. jpg]
Картинки в документе не отображались. Но через несколько минут, в посте двухмесячной давности Аманда нашла то, что искала.
РФ532: Нужен совет, ребята. У нас с @ЭХ808 теперь полный успех. Совместные ОС каждую ночь. КР и всё прочее. Теперь подумываем о выходе на следующий уровень, но малость нервничаем, учитывая неудавшиеся попытки в прошлом. Как думаете, что там пошло не так? Почему это вышло у ЧК и обломалось у БР и прочих? Теории приветствуются.
ЧК666: Я был там. Давай в личку.
Аманда присмотрелась к экрану. Это был единственный вклад в ветку от пользователя, скрывающегося за ником «ЧК666». Нашлась еще горстка постов после, в том числе комментарий от СР483, выражающего опасения относительно вопроса Фостера и пытающегося привлечь внимание модераторов. Но, похоже, ни к чему это так и не привело, а ни Фостер, ни Хик больше не размещали откликов в этой ветке.
«Я был там. Давай в личку».
Запись приватных переговоров двух парней на сайте была вставлена в самом конце файла. Аманда прокрутила текст до нее и быстро обнаружила обмен личными сообщениями между Фостером, Хиком и тем, кто выступал от имени ЧК666. Ветка заняла несколько страниц.
[Участники]: @РФ532, @ЭХ808, @ЧК666
РФ532: Привет, ЧК666! Когда ты сказал, что был там, то что имел в виду?
ЧК666: Ты вроде в курсе, что произошло в Гриттене. Это все, что я готов сказать, но этого вполне достаточно. Можешь прочитать между строк и сам все сообразить. Так хочешь получить ответ на свой вопрос или нет?
К этому сообщению была прикреплена какая-то картинка: [entry.jpg]. Аманда не могла открыть ее напрямую из документа, но, судя по последующим сообщениям, то, что на ней изображалось, произвело впечатление на Фостера и Хика.
РФ532: Вот это да!
ЧК666: Ну вот и славненько. У Билли и остальных ничего не вышло, потому что они недостаточно сильно верили. Но это получилось у меня и может получиться у тебя. Тебе нужно просто следовать инструкциям.
Аманда продолжила чтение, чувствуя себя все более мерзко.
Через какое-то время она закрыла скоросшиватель с расшифровками и открыла национальную базу данных на компьютере, выискивая подробности другого преступления в совершенно другом месте. До настоящего момента Аманда никогда не слышала о Гриттене. Как оказалось, это промышленный городок в ста милях к северу от Фезербэнка. Четверть века назад там было совершено схожее убийство.
Она открыла файл.
И сразу подалась ближе к экрану, не в состоянии поверить увиденному. Там была фотография. Она была снята много лет назад, но с тем же успехом могла поступить из Фезербэнка прямо сегодня. На фото показывалась детская площадка. Тело на ней было затолкано под ближайшую живую изгородь – очевидно, в попытке наспех спрятать его, – а земля запятнана сотнями кровавых отпечатков ладоней.
Аманда стала читать, что там произошло.
В день убийства полиция вначале задержала подростка по имени Пол Адамс. Но в тот же вечер того отпустили, когда его ровесник Билли Робертс почти в полном беспамятстве вошел в поселок, держа в руках нож и тетрадь, и признался в содеянном. Он и еще один парень, которого звали Чарли Крабтри, убили в тот день на детской площадке одного из своих одноклассников.
Полиция Гриттена получила свои «что» и «кто» практически мгновенно, но вот что касается «почему», то ответ на этот вопрос появился чуть позже – история, которая понемногу складывалась по кусочкам на протяжении последующих дней и недель.
В месяцы, предшествовавшие преступлению, Чарли Крабтри и Билли Робертс до одержимости увлеклись осознанными сновидениями. Вели дневники. Искренне верили, что делят на двоих одни и те же сны, когда спят. И со временем вызвали в своем воображении призрачную фигуру, которая правила их вымышленным королевством и требовала в качестве жертвы себе человеческой жизни. Они верили, что, принеся такую жертву, исчезнут из реального мира и будут жить – всесильные и всемогущие – в краях своих сновидений до скончания веков.
После убийства подростки отправились со своими ножами и дневниками сновидений в ближайший лес, приняли снотворное и завалились спать прямо на голой земле. Через несколько часов Билли Робертс проснулся и с трудом добрел до поселка, где был немедленно арестован.
В отличие от Чарли Крабтри.
Поскольку тот бесследно исчез с лица земли и никто его больше не видел.
Часть II
7
В наши дни
Первые несколько дней после возвращения в Гриттен я постоянно мотался между домом и хосписом.
Мать продолжала сдавать. Во время моих посещений она в основном спала, и всякий раз я терзался чувством вины за то, что это вызывает у меня лишь облегчение. Хоть я и твердил себе, что сейчас ей больше всего требуется покой, но при этом сознавал, что просто боюсь того, что она может сказать, если проснется. В те редкие случаи, когда такое все-таки происходило, я ловил себя на том, что, затаив дыхание, жду еще каких-то упоминаний о прошлом, которое я осознанно запечатал у себя в голове и всячески избегал. Но этого так и не случилось. Чаще всего она пребывала в полнейшем замешательстве и вроде вообще не узнавала меня, как будто я был совершенно посторонним для нее человеком. Не исключено, что так теперь оно и было, – мысль, которая тоже вызывала у меня чувство вины и приводила в замешательство меня самого. Я не знал, чего хочу. Не знал, что сказать и что хотел бы услышать.
Навестив ее, обычно я направлялся в ближайший паб и проводил там некоторое время. В это местное заведение, помню, я втихаря заглядывал еще подростком, и изменилось оно гораздо сильнее, чем я сам. Типичная захудалая пивнушка с посыпанным опилками полом теперь превратилась в шикарный спорт-бар с декором из темного дерева и мягким приглушенным светом. Днем тут никогда не бывало много народу. Я сидел за столиком за единственной бутылкой пива, прислушиваясь к пощелкиванию бильярдных шаров откуда-то из глубины зала, и где-то с час пытался не думать ни о чем вообще.
Потому что там, в материнском доме, повсюду были воспоминания.
Я уже убрал свои старые бумаги обратно в коробку, но все равно ощущал их присутствие там – как постоянную пульсацию угрозы, исходящую от письменного стола, и призрак того мальчишки, которого я представлял себе сидящим за ним, становился с каждым днем все более осязаемым.
Хорошо помню ту большую перемену, когда Чарли впервые заговорил с нами о снах – об «инкубации», – и как полночь в тот день застала меня сидящим за этим самым письменным столом. Это всегда было мое любимое время суток. Работа по дому и домашнее задание сделаны; в доме тихо; мои родители спят. Я потихоньку выбирался из постели, щелкал выключателем лампы и работал над своими рассказами. У меня было целое множество толстых тетрадей – я прятал их в ящике стола, поскольку отец не замедлил бы прочесть мои литературные опыты, если б нашел их, и могу легко представить презрительную усмешку у него на лице, случись такое и в самом деле.
Но в ту ночь тетрадь передо мной была абсолютно новой и чистой.
События после той большой перемены развивались в точности так, как я и ожидал. Чарли тогда решил, что все мы обязательно должны кое-что сделать, так что со временем мы согласились во все это вписаться. Даже на этом этапе все прошло совершенно предсказуемо. Джеймса предложение сразу заинтересовало, а значит, Билли – крайне не расположенный делиться с кем-то благосклонностью Чарли – тоже проголосовал «за». В результате неопределившимся остался только я – и со временем тоже сдался.
«Осознанные сновидения».
С каким бы скепсисом я ни относился к ним в то время, мысль о них интриговала меня. Оглядывая свою пыльную, облупленную спальню и размышляя о том, какой жалкой жизнью я живу, представляя себе плоский, серый, приземленный мир вокруг себя, я все больше приходил к мысли, что перспектива избежать этого всего и испытать все то, чего я хочу, выглядит весьма привлекательно. Казалось, что достичь исполнения этой мечты каким-то иным способом мне в жизни не светит.
Чарли объявил, что первым делом всем надо завести дневники сновидений, а через неделю перечитать записи и поискать закономерности. Таким образом, мы с большей вероятностью опознаем их в будущем, на каковой стадии уже будем сознавать, что спим и видим сон, и обретем способность его контролировать.
Лежа в постели в ту ночь, я некоторое время неотрывно смотрел в унылый потолок, а потом выключил свет шнуром, свисающим возле изголовья. Чарли объяснил, что нужно сказать себе кое-что перед тем, как заснуть. Это и есть «инкубация» – сигнал подсознанию, и хотя может показаться, что эти слова ушли в никуда, что-то в самой глубине головы услышит их и отреагирует.
«Я запомню то, что мне снилось», – сказал я себе тогда.
И это сработало. Проснувшись на следующее утро, я помнил гораздо больше, чем обычно. Когда я первым делом уселся за письменный стол с тетрадью, один за другим повалились образы, каждый из которых тянул за собой более ранний, как будто я взбирался по канату обратно в ночь.
В том сне, который запомнился мне наиболее живо и четко, я оказался на каком-то странном открытом рынке. Была ночь, и я бежал по узким проходам среди прилавков и ларьков, слишком погруженных во тьму, чтобы как следует их разглядеть. Вокруг меня суетились люди, серые и неясные, как призраки, и я знал, что мне нужно срочно выбраться отсюда – что тут есть еще что-то, помимо меня и всех остальных. Я слышал, как оно гневно топает то тут, то там в ближайших переходах, охотясь за мной, как Минотавр в лабиринте. И всё же все проходы выглядели абсолютно одинаково, и куда бы я ни сворачивал, казалось, нигде не было выхода.
И я понял, что не могу выбраться отсюда без посторонней помощи.
«Я нахожусь на каком-то темном рынке…» – начал записывать я.
Но не только воспоминания двадцатипятилетней давности заполняли сейчас дом. Была здесь еще и тишина, висящая в каждой комнате, которая с каждым днем казалась все более тяжелой и осуждающей. Что моя мать хотела сказать своими словами? Что было в доме?
Я пытался убедить себя, что это не имеет значения – что прошлое давно пора оставить в покое, – но бывали моменты, когда казалось, будто мы с домом пытаемся взять друг друга измором, и меня не оставляло чувство, что в какой-то степени он побеждает. И что-то плохое обязательно должно произойти, когда я наконец выясню, что мать имела в виду.
«Красные руки повсюду!»
Шел уже четвертый день, когда я увидел ее.
В тот момент я сидел в пабе перед наполовину пустой уже бутылкой пива, стоящей передо мной на столе. Потянулся, чтобы подхватить ее, проведя пальцем по прохладной испарине на стекле, и увидел, как напротив меня открывается дверь.
Вошла какая-то женщина – на миг лишь темный силуэт на фоне клина теплого солнечного света, упавшего из-за двери. Я сумел мельком ухватить взглядом ее лицо, но не успел даже вздрогнуть при виде чего-то смутно знакомого, как она сразу же повернулась ко мне спиной и направилась к стойке бара.
«Это ведь?..»
На ней были голубые джинсы и щегольская черная кожаная куртка, каштановые волосы свисали до середины спины. Я посмотрел, как она роется в сумочке и кошельке. Выжидал, убеждая себя сохранять спокойствие – повторяя себе, что на самом деле это не она. Барменша принесла бокал белого вина, которое тут при мне никто не заказывал, после чего женщина защелкнула сумочку и повернулась, оглядывая паб в поисках, куда бы присесть.
Несколько секунд было трудно поверить собственным глазам.
Дженни теперь выглядела совсем по-другому, конечно, и все же почему-то точно так же, как и тогда. Я все равно разглядел в ней ту пятнадцатилетнюю девчонку, которую некогда знал: теперь, в сорок, жизнь успела добавить к ее лицу несколько новых незнакомых штрихов, но оно все равно узнавалось с первого взгляда.
Всех этих лет как ни бывало.
«Пожалуй, будет лучше, если она тебя не заметит».
Но тут взгляд Дженни встретился с моим, на миг метнулся вбок, а потом вернулся опять. Она нахмурилась. Я понял, что у нее возникла та же мысль, что и у меня.
«Это ведь?..»
И тут она улыбнулась.
Господи, ее улыбка совершенно не изменилась!
При виде нее в груди у меня растеклось тепло, и любой страх или сомнения насчет того, стоит ли повидаться с нею вновь, рассеялись без следа, когда Дженни подошла ко мне, цокая высокими каблуками довольно дорогих на вид сапожек по деревянному полу.
– Батюшки светы! – произнесла она. – Ну привет, бродяга.
– Привет. Ни фига себе!
– Действительно ни фига себе… Давно это было?
Я попытался сообразить. Дженни несколько раз навещала меня в университете, но все это начинало уже выглядеть как-то неловко, и в какой-то момент мы окончательно потеряли друг друга из виду.
– Лет двадцать уже? – предположил я.
– Просто с ума сойти!
Секунду Дженни тихо изучала меня. Интересно, что она при этом видела. Моя собственная внешность – поношенная одежда, всклокоченные волосы, усталые глаза – наверняка представляла собой разительный контраст с ее собственной.
– Ничего, если я присяду к тебе? – спросила она.
– Ну конечно!
Усевшись напротив меня, Дженни поставила свой бокал с вином на стол.