Предложение джентльмена Куин Джулия

– Но твоя комната находится наверху, - заметила Гиацинта.

Софи готова была ее убить.

– Я так и сказала, - заявила она.

– Вовсе нет, - деловито возразила Гиацинта.

– Нет, сказала, - вмешалась в разговор леди Бриджертон. - Я сама слышала.

Повернув голову, Софи пристально взглянула на леди Бриджертон и тотчас же поняла: она лжет.

– Я должна сходить за наперстком, - в сотый раз проговорила она и устремилась к двери.

Подойдя к Бенедикту, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

Он отступил в сторону и, когда Софи поравнялась с ним, тихонько прошептал:

– Трусишка.

Вспыхнув, Софи выскочила в холл, бросилась к лестнице и начала спускаться. Она дошла уже до середины, когда поняла: чтобы попасть в свою комнату, ей нужно было не спускаться, а подниматься и, значит, снова проходить мимо Бенедикта, который наверняка стоит в дверях и, без сомнения, окинет ее насмешливым взглядом и одарит обольстительной улыбкой, от которой у нее всегда перехватывает дыхание.

О Господи! Как ей оставаться в доме леди Бриджертон, когда от одного взгляда на Бенедикта у нее подкашиваются колени? У нее не хватит для этого сил. Он в конце концов добьется того, что она забудет все свои клятвы, все свои принципы. Она должна уйти отсюда. Другого выхода нет.

Но самое ужасное - ей нравится здесь работать, нравится прислуживать сестрам Бенедикта. Они относятся к ней как к человеку, а не как к рабочей лошади. Они общаются с ней, задают ей вопросы, и, похоже, им небезразлично ее мнение.

Софи понимала, что не принадлежит к их кругу и никогда не будет принадлежать, но при таком теплом, радушном отношении к себе так легко было убедить себя в обратном.

– Заблудилась? - послышался голос Бенедикта.

Софи запрокинула голову: Бенедикт стоял наверху лестницы, небрежно облокотившись о стену. Она взглянула вниз и только теперь поняла, что по-прежнему стоит на ступеньке.

– Я иду вниз, - бросила она.

– Покупать наперсток?

– Да, - с вызовом ответила Софи.

– Но ведь для того, чтобы купить, нужны деньга.

Софи могла бы солгать и сказать, что деньга у нее в кармане, могла бы сказать правду, выказав себя при этом полной идиоткой, а могла бы просто сбежать по ступенькам и выскочить из дома. Это, конечно, трусость, но именно этот вариант она и выбрала.

– Я должна идти, - пробормотала она и кинулась к двери, совершенно забыв, что должна пользоваться не парадным входом, а боковым, предназначавшимся для слуг.

Распахнув тяжелую дверь, Софи сбежала по ступенькам и, ступив на тротуар, повернула на север. Почему она это сделала, она и сама не могла бы сказать; просто так, без какой-либо видимой причины, нужно же было куда-то идти. И в этот момент она услышала голос. Ужасный, мерзкий, противный и такой знакомый. Господи, да ведь это Араминта!

Софи почувствовала, что у нее останавливается сердце, и поспешно прижалась к стене. Араминта смотрела в сторону улицы, и если не обернется, ни за что Софи не увидит. Интересно, что Араминта здесь делает? Пенвуд-Хаус находится не меньше чем в восьми кварталах отсюда.

И внезапно Софи вспомнила. В прошлом году, когда она работала у Кавендеров, в одном из нескольких номеров "Светских новостей от леди Уислдаун", которые ей удалось просмотреть, она прочитала, что граф Пенвуд наконец-то решил поселиться в Лондоне. Следовательно, Араминте, Розамунд и Пози пришлось подыскивать себе новое жилье.

Неужели они поселились рядом с Бриджертонами? Большего кошмара нельзя было представить.

– Где эта несносная девчонка? - воскликнула Араминта.

Софи сразу стало жаль несчастную девушку. Она и сама два года назад была "несносной девчонкой" и знала, что это такое.

– Пози! - крикнула Араминта и направилась к поджидавшей ее карете.

Софи почувствовала, как у нее упало сердце. Она догадалась, что произошло после ее отъезда. Должно быть, Араминта наняла новую служанку и наверняка обращалась с бедняжкой отвратительно, однако не настолько плохо, как с Софи. Нужно по-настоящему ненавидеть человека, как Араминта ее ненавидела, чтобы быть с ней такой жестокой. С прислугой такой номер не пройдет.

А поскольку Араминта жить не могла без того, чтобы кого-нибудь не унижать - если кому-то было хорошо, у нее портилось настроение, - в качестве мальчика, а может быть, правильнее сказать девочки для битья она, похоже, выбрала Пози.

В этот момент из двери дома выскочила Пози. Лицо у нее было усталое и измученное, вид несчастный, а сама она казалась еще полнее, чем была два года назад. "Наверняка Араминту это из себя выводит", - мрачно подумала Софи. Она никогда не могла смириться с тем, что Пози не такая изящная, хорошенькая блондинка, как Розамунд и она сама. Пози была для нее вечным разочарованием.

Софи, не отрываясь, смотрела на Пози. Остановившись на верхнем марше лестницы, та нагнулась и принялась завязывать шнурки коротких ботинок. В этот момент из кареты высунулась Розамунд.

– Пози! - крикнула она мерзким, пронзительным голосом.

Софи поспешно отпрянула и отвернулась. Не сделай она этого, Розамунд непременно бы ее увидела.

– Иду! - крикнула Пози.

– Шевелись! - прикрикнула Розамунд.

Закончив завязывать шнурки, Пози сбежала по лестнице, но на последней ступеньке подвернула ногу и растянулась на тротуаре. Софи машинально кинулась к ней, желая ей помочь, но вовремя спохватилась и снова прижалась к стене. Пози нисколько не пострадала от падения, а Софи меньше всего на свете хотелось, чтобы Араминта узнала, что она в Лондоне, да еще живет в соседнем доме.

Поднявшись, Пози взглянула сначала налево, потом направо и… И увидела ее. Софи была в этом уверена. Глаза Пози расширились, а рот слегка приоткрылся. Сейчас она позовет ее! О Господи!

И Софи исступленно замотала головой.

– Пози! - раздраженно крикнула Араминта. Софи снова покачала головой, умоляюще глядя на Пози, чтобы та ее не выдавала.

– Иду, мама! - крикнула Пози.

Коротко кивнув Софи, она забралась в карету, и та покатила, к счастью, в противоположную от Софи сторону.

А Софи так и осталась стоять, прижавшись к стене. И простояла так, не шелохнувшись, целых пять минут.

Бенедикт не собирался быстро уходить из отчего дома, от матери и сестер, но, как только Софи выскочила из гостиной, он потерял интерес к чаю и булочкам.

– Я как раз спрашивала, куда ты исчез, - проговорила Элоиза.

– Что? - Бенедикт слегка повернул голову вправо. Интересно, какую часть улицы он сможет разглядеть?

– Я говорю, - завопила Элоиза, - что только что спрашивала…

– Элоиза, говори потише, - перебила ее леди Бриджертон.

– Но он не слушает!

– Если он не слушает, - справедливо заметила леди Бриджертон, - значит, кричи не кричи, он все равно не услышит.

– А вот если кинуть в него булочку, это может помочь обратить на себя его внимание, - заметила Гиацинта.

– Гиацинта, не смей…

Но Гиацинта уже метнула булочку. Однако у Бенедикта оказалась хорошая реакция и он успел увернуться. Он взглянул сначала на стену, на которой осталось жирное пятно, потом на пол, где оказалась булочка, ничуть не пострадав от удара.

– Полагаю, это намек на то, что мне пора, - проговорил Бенедикт, дерзко улыбнувшись своей самой младшей сестре. Своим поступком она облегчила ему задачу. Теперь у него был предлог для того, чтобы выйти из комнаты и отправиться вслед за Софи.

– Но ведь ты только что пришел, - заметила миссис Бриджертон.

Бенедикт с подозрением взглянул на нее: похоже, она ничуть не была огорчена его решением так быстро уйти. Интересно почему? Раньше в подобной ситуации она бы замучила его своими причитаниями.

Это означало, что она что-то задумала.

– Я могу и остаться, - проговорил он - просто так, чтобы подразнить мать.

– Нет-нет, - поспешно сказала она, поднося к губам чашку, хотя Бенедикт не сомневался, что та была пуста. - Если ты занят, не будем тебя задерживать.

Бенедикт попытался придать лицу бесстрастное выражение, хотя на самом деле был крайне удивлен. В последний раз, когда он сообщил матери, что занят, та не преминула заметить: "Слишком занят для своей матери?"

Первым его побуждением было заявить, что он остается, и плюхнуться обратно на стул, но потом Бенедикт сообразил, что оставаться назло матери просто нелепо.

– В таком случае я ухожу, - медленно проговорил он, пятясь к двери.

– Иди. - Мать нетерпеливо махнула рукой. - Желаю приятно провести время.

Бенедикт счел за лучшее удалиться, не задумываясь над причинами странного поведения матери. Наклонившись, он поднял булочку и бросил ее Гиацинте, которая поймала ее и усмехнулась. Кивнув на прощание матери и сестрам, он вышел из комнаты в холл и, уже подходя к лестнице, услышал, как мать сказала:

– Я думала, он никогда не уйдет.

Странно, очень странно…

Бенедикт стремительно спустился с лестницы и вышел из дома. Вряд ли Софи все еще где-то рядом, но если она отправилась по магазинам, то могла пойти лишь в одну сторону, направо. Туда Бенедикт и отправился, намереваясь дойти до ряда магазинчиков, но не успел сделать и двух шагов, как заметил Софи. Она стояла, прижавшись спиной к кирпичной стене дома, с искаженным от страха лицом.

– Софи! - Бенедикт бросился к ней. - Что случилось? С тобой все в порядке?

Увидев его, она вздрогнула, потом, видимо, немного успокоившись, кивнула.

Бенедикт ей, конечно, не поверил, однако говорить об этом посчитал бессмысленным.

– Ты вся дрожишь, - заметил он, взглянув на ее руки. - Скажи мне, что случилось. Тебя кто-то обидел?

– Нет, - ответила Софи дрожащим голосом, какого Бенедикт у нее еще никогда не слышал. - Я… просто я… - Взгляд ее упал на лестницу. - Я споткнулась, когда сбегала по лестнице, чуть не упала и очень испугалась. - Она слабо улыбнулась. - Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Такое ощущение, словно все внутри перевернулось.

Бенедикт кивнул, потому что и в самом деле понимал, что она имеет в виду. Но это не означало, что он ей поверил.

– Пойдем со мной, - предложил он. Софи подняла голову, и Бенедикту на мгновение показалось, что сейчас он утонет в зеленых омутах ее глаз.

– Куда? - прошептала она.

– Куда угодно, только подальше отсюда.

– Я…

– Я живу всего в нескольких минутах ходьбы.

– Вот как? - удивилась Софи и прошептала:

– Никто мне этого не говорил.

– Обещаю не покушаться на твое целомудрие, - прервал ее Бенедикт и не смог удержаться, чтобы не прибавить:

– Если, конечно, ты сама этого не захочешь.

У него было такое чувство, что Софи не пошла бы вместе с ним, если бы не была настолько ошарашена тем, что с ней произошло. Но сейчас она спокойно позволила повести себя вниз по улице.

– Мы просто посидим у меня в гостиной, - проговорил Бенедикт, - пока ты немного не придешь в себя.

Софи кивнула, и Бенедикт повел ее по лестнице своего дома - скромного здания, расположенного немного южнее дома его матери.

Как только они вошли в гостиную и Бенедикт захлопнул дверь, чтобы слуги им не помешали, он повернулся к Софи, собираясь сказать: "Ну а теперь расскажи мне, что случилось на самом деле", - но в самый последний момент передумал. Спросить-то он может, но правдивого ответа не получит - это точно. Софи наверняка опять что-нибудь придумает.

И Бенедикт, придав лицу самое что ни на есть безмятежное выражение, спросил:

– Ну и как тебе нравится работать на мою родню?

– Они очень милые люди, - ответила Софи.

– Милые? - недоверчиво переспросил Бенедикт. - Да они кого угодно могут свести с ума и наверняка загоняли тебя до смерти.

– Вовсе нет, они очень милые люди, - решительно повторила Софи.

На лице Бенедикта появилась было улыбка - он и сам нежно любил своих родных, и ему было приятно, что Софи тоже их полюбила, - и тотчас же погасла. Ему вдруг пришло в голову, что чем сильнее Софи будет привязываться к его семейству, тем меньше вероятность того, что она согласится стать его любовницей, опозорив тем самым себя в их глазах.

Вот черт! Как же он просчитался, увозя ее от Кавендера. Но ему во что бы то ни стало нужно было привезти ее в Лондон, а единственное, чем можно было ее привлечь, - это пообещать место в доме матери.

Ну и конечно, немного нажать, то есть применить силу.

– Как же вам повезло, что они у вас есть, - прервала его размышления Софи, и голос ее прозвучал уверенно. - Я бы все на свете отдала…

Она замолчала, так и не договорив.

– За что бы ты все на свете отдала? - переспросил Бенедикт, удивляясь тому, что ему так хочется услышать ответ на этот вопрос.

Задумчиво глядя в окно, Софи проговорила:

– Чтобы у меня была такая семья, как у вас.

– У тебя никого нет, - сказал Бенедикт. Он даже не спрашивал, а утверждал.

– И никогда не было.

Бенедикт хотел спросить о ее матери, но вовремя вспомнил, что мать Софи умерла во время родов.

– Иногда нелегко быть Бриджертоном, - признался он, стараясь, чтобы голос его звучал легко и непринужденно. Софи медленно повернулась к нему.

– По-моему, это самое лучшее, что может быть.

– Речь не о том, лучшее это или нет, а о том, что это не всегда легко.

– Что вы имеете в виду?

И Бенедикт неожиданно для себя самого начал делиться чувствами, которые не высказывал еще никому, ни одной живой душе, даже членам своей семьи.

– Для всех представителей великосветского общества я просто Бриджертон. Не Бенедикт, не Бен и даже не человек со средствами и, смею надеяться, неглупый. Я просто Бриджертон. - Он грустно улыбнулся. - А точнее, Бриджертон Номер два.

Губы Софи дрогнули, потом расплылись в улыбке.

– Вы не просто Бриджертон, а гораздо больше.

– Мне и самому хочется так думать, но большинство представителей светского общества так не считает.

– Значит, они просто дураки, - нахмурилась Софи. Бенедикт рассмеялся: девушка была просто очаровательна.

– Здесь я с тобой целиком и полностью согласен.

И тут, когда Бенедикт уже счел разговор законченным, Софи удивила его, заметив:

– Вы совсем не похожи на остальных членов вашей семьи.

– То есть? - поинтересовался Бенедикт, опасаясь встретиться с Софи взглядом и показать, насколько важен для него ее ответ.

– Ваш брат Энтони… - Софи нахмурилась, пытаясь получше сформулировать свою мысль. - Вся его жизнь изменилась оттого, что он самый старший в семье. Он наверняка чувствует гораздо большую ответственность за нее, чем вы.

– Постой-ка…

– Не перебивайте, - остановила его Софи, прижав ладонь к его груди. - Я ведь не говорю, что вы не любите своих родных или что не отдали бы жизнь за любого из них. Но ваш брат наверняка считает, что несет ответственность за каждого из членов вашей семьи, и станет винить себя, если кто-то из ваших братьев и сестер будет несчастлив. В этом я совершенно уверена.

– Сколько раз ты видела Энтони? - пробормотал Бенедикт.

– Только один. - Уголки ее рта дрогнули, словно она пыталась подавить улыбку. - Но этого достаточно. Что касается вашего младшего брата Колина… с ним я не знакома, но я много о нем слышала.

– От кого?

– От всех. Не говоря уж о том, что о нем постоянно упоминает леди Уислдаун в своих статьях, а должна признаться, их я читаю уже много лет.

– Значит, ты знала обо мне еще до того, как мы с тобой встретились, - проговорил Бенедикт. Софи кивнула:

– О вас, но не вас самого. Вы гораздо более сложная натура, чем леди Уислдаун себе представляет.

– Так поделись со мной своими наблюдениями, - попросил Бенедикт, кладя руку поверх ее руки.

Софи взглянула ему прямо в глаза, в их темные глубины, и увидела то, что совсем не ожидала увидеть: беззащитность и острое любопытство. Ему необходимо было знать, что она о нем думает. Этому самоуверенному, решительному человеку было важно услышать ее мнение о себе.

Софи высвободила руку и принялась машинально водить указательным пальцем по руке Бенедикта, затянутой в тонкую лайковую перчатку. - Вы… - медленно заговорила она, потому что в этот ответственный момент каждое слово было преисполнено глубокого смысла. - Вы не совсем такой, каким вас представляет великосветское общество. Вы хотите, чтобы все считали вас веселым, добродушным, ироничным и остроумным человеком. Такой вы и есть, но не только: вы гораздо глубже… Вы любите своих родных, - продолжала Софи хрипловатым от охвативших ее чувств голосом. - Вам небезразлична даже я, хотя, Господь свидетель, я не всегда этого заслуживаю.

– Нет, всегда, - перебил ее Бенедикт и, поднеся ее руку к губам, прильнул к нейх: такой страстью, что у Софи перехватило дыхание. - Всегда.

– И… и… - Голос Софи прервался. Трудно было продолжать, когда Бенедикт не сводил с нее пылающего взгляда.

– И что? - прошептал он.

– Таким, какой вы есть, вас сделала семья, - порывисто проговорила Софи. - И это истинная правда. Вы не могли бы вырасти таким любящим, преданным, если бы родились в другой семье. И в то же время вы - это вы. Не чей-то сын или брат, а просто вы.

Бенедикт не сводил с нее глаз. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако не произнес ни слова. В минуты, подобные этой, слова не нужны.

– У вас тонкая, ранимая душа, - прошептала Софи. - Душа художника.

– Нет, - прошептал Бенедикт, качая головой.

– Да, - упрямо повторила Софи. - Я видела ваши рисунки, они прекрасны. Вы великолепный художник. Я и не подозревала о таком таланте, пока не познакомилась с вашими родными. Вы изобразили их великолепно. Вам удалось передать и озорную улыбку Франчески, и горделивую осанку Гиацинты.

– Я никому никогда не показывал свои рисунки, - признался Бенедикт.

Софи резко вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза.

– Вы шутите.

– Нисколько, - покачал головой Бенедикт.

– Но они прекрасны. Вы настоящий талант. Думаю, ваша матушка сказала бы то же самое, если бы их увидела.

– Не знаю почему, но я никогда их никому не показывал, - проговорил Бенедикт, чувствуя себя глупо.

– Вы показали их мне, - тихо сказала Софи.

– Я не мог этого не сделать, - заметил Бенедикт, коснувшись ее подбородка.

Внезапно сердце его замерло, после чего забилось с удвоенной силой. Все стало ясно и понятно. Он любит ее. Бенедикт не знал, как это случилось, знал лишь, что это произошло.

И дело было не в том, что она в данный момент находилась у него под рукой. Так бывало со многими женщинами, но Софи была не похожа ни на одну из них. При виде ее у него теплело на душе, хотелось плакать и смеяться одновременно.

Странно, необъяснимо, но оказывается, он нашел женщину, которая одним своим присутствием делала его счастливым. Ему даже не нужно было ее видеть, слышать ее голос, вдыхать исходящий от нее аромат. Достаточно было знать, что она здесь. Если это не любовь, то Бенедикт не знал, что это такое.

Он долго смотрел на нее и не мог насмотреться. Взгляд Софи затуманился. Блестящие ярко-изумрудные глаза словно подернулись дымкой. Мягкие губы приоткрылись, и Бенедикт понял, что должен ее поцеловать. Если он сейчас этого не сделает, он просто не сможет жить дальше.

Она нужна ему, как глоток воды умирающему от жажды путнику, как воздух, когда нечем дышать. Он хочет ее. Хочет так страстно, как никого никогда не хотел в своей жизни. И последней здравой мыслью Бенедикта, прежде чем губы его прильнули к губам Софи и голова пошла кругом, была мысль: он должен сделать ее своей прямо сейчас.