Предложение джентльмена Куин Джулия

Бенедикт притянул ее к себе.

– Ты же хочешь остаться.

– Я этого не говорила.

– Тебе и не нужно было этого говорить. Если бы ты не хотела остаться, ты нашла бы другие слова, а не только "Бенедикт!".

Софи поневоле улыбнулась. Так похоже он ее передразнил.

– Или я ошибаюсь? - ухмыльнулся Бенедикт. Софи отвернулась, но Бенедикт успел заметить, что она улыбнулась.

– Думаю, что нет, - пробормотал он и, открыв дверь, кивнул головой в сторону лестницы. - Пошли со мной. И она пошла.

К величайшему удивлению Софи, Бенедикт вышел из комнаты, когда она раздевалась, готовясь принять ванну. Стягивая через голову платье, она задержала дыхание. Бенедикт был прав: от нее и в самом деле дурно пахло.

Горничная сдобрила воду ароматным маслом и пахучим мылом, и поверхность воды покрылась пеной, в которой лопались пузырьки. Сбросив в себя одежду, Софи проверила ногой воду, над которой курился пар, и быстренько влезла в ванну.

О Господи, какое же это блаженство! Трудно было поверить, что она всего два дня назад принимала ванну. Одна ночь в тюрьме - и такое ощущение, будто не мылась целый год.

Софи попыталась выбросить посторонние мысли из головы, чтобы полнее насладиться прелестью момента, но трудно наслаждаться чем-то, когда тебя гложет беспокойство. А именно это с ней сейчас и происходило. Она могла бы отказаться от предложения Бенедикта, и он в конце концов сдался бы и отвез ее обратно в Бриджертон-Хаус.

Но она решила остаться. И уже по дороге в эту комнату поняла, что хочет остаться. Она так долго шла к этому моменту, что уже не могла заставить себя ни отказаться от него, ни перенести его на более позднее время, даже на завтрашнее утро, когда Бенедикт непременно явился бы к леди Бриджертон на завтрак.

Скоро он будет здесь. И когда он придет… Софи вздрогнула. Вздрогнула всем телом, несмотря на то что сидела в горячей воде. Она еще глубже погрузилась в нее. Скоро под водой очутились плечи и шея, потом вода дошла Софи до носа, и в этот момент дверь отворилась, и у Софи екнуло сердце. Бенедикт…

Он был в темно-зеленом халате, завязанном на талии поясом, и с голыми ногами.

– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я его уничтожу? - спросил он, указав глазами на платье.

Улыбнувшись, Софи покачала головой. Она ждала от него вовсе не этих слов, однако догадалась, что он спросил про платье, чтобы она почувствовала себя свободнее.

– Я прикажу принести тебе другое, - сказал он.

– Спасибо. - Софи немного подвинулась, чтобы дать ему место, однако Бенедикт, к ее удивлению, подошел именно к тому краю ванны, к которому она пододвинулась.

– Наклонись, - прошептал он. Софи послушно наклонилась и вздохнула от удовольствия: Бенедикт принялся намыливать ей спину.

– Я мечтал сделать это еще два года назад.

– Вот как? - удивилась Софи.

– Да. После бала-маскарада я о многом стал мечтать.

Софи была рада, что сидит, согнувшись и упершись лбом в колени: она вспыхнула от смущения.

– Окунись, чтобы я смог вымыть тебе голову, - приказал Бенедикт.

Софи на секунду погрузилась в воду и поспешно вынырнула.

Взяв кусок мыла, Бенедикт намылил руки, после чего начал намыливать получившейся пеной волосы Софи.

– Раньше волосы у тебя были длиннее, - заметил он.

– Мне пришлось их отрезать и продать изготовителю париков, - пояснила Софи.

Ей показалось, что Бенедикт издал негодующий возглас.

– Они были еще короче, - прибавила она.

– Можно споласкивать, - объявил Бенедикт.

Софи нырнула под воду и принялась мотать головой из стороны в сторону. Наконец она вынырнула, чтобы отдышаться.

– У тебя мыло осталось на затылке, - заметил Бенедикт и, набрав в руки воды, принялся лить на волосы. Когда он закончил, Софи осторожно спросила:

– А ты разве не примешь ванну? Она почувствовала, что щеки ее вспыхнули от смущения, однако не смогла удержаться, чтобы не спросить. Бенедикт покачал головой.

– Сначала собирался, но потом решил, что это гораздо интереснее.

– Мыть меня? - удивленно спросила Софи. Бенедикт лукаво ухмыльнулся:

– И вытирать. - Протянув руку, он взял большое белое полотенце. - Вставай.

Софи нерешительно прикусила губу. Конечно, они с Бенедиктом уже были близки так, как только могут быть близки два человека, однако она все еще его стеснялась.

Бенедикт улыбнулся, развернул полотенце и, отвернувшись, сказал:

– Не бойся, я не стану подглядывать.

Глубоко вздохнув, Софи встала, чувствуя, что с этого момента начинается новая полоса в ее жизни.

Осторожно вытерев ее тело, Бенедикт принялся за лицо и, когда на щеках Софи осталось лишь несколько капель, наклонился и поцеловал ее в нос.

– Я рад, что ты здесь, - прошептал он.

– Я тоже рада.

Он коснулся рукой ее подбородка и, не сводя с нее глаз, прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что Софи почувствовала: он ее не только любит, но и боготворит.

– Я должен был бы дождаться понедельника, - сказал Бенедикт, - но не хочу.

– А я не хочу, чтобы ты ждал, - прошептала Софи. Он вновь поцеловал ее, на сей раз более страстно.

– Какая же ты красивая, - восхитился он.

Губы его нашли ее щеку, потом подбородок, шею, и с каждым поцелуем у Софи все сильнее подкашивались ноги, и когда ей уже показалось, что она больше не выдержит и рухнет на пол, Бенедикт подхватил ее на руки и отнес в постель.

– В сердце моем ты моя жена, - торжественно проговорил он, уложив Софи на одеяло.

Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

– После того как нас обвенчают, мы станем мужем и женой перед лицом Господа, - продолжал он, ложась с ней рядом, - но сейчас… - Голос Бенедикта стал хрипловатым. Приподнявшись на локте, он взглянул Софи прямо в глаза. - Но сейчас мы муж и жена перед лицом друг друга.

Протянув руку, Софи коснулась его лица.

– Я люблю тебя, - прошептала она. - И всегда любила. Мне кажется, я полюбила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании.

Бенедикт наклонился, чтобы снова ее поцеловать, однако Софи остановила его:

– Нет, подожди.

Он замер всего в нескольких дюймах от ее губ.

– На балу-маскараде, - призналась Софи несвойственным ей дрожащим голосом, - еще перед тем, как я тебя увидела, я тебя почувствовала. У меня вдруг возникло такое ощущение, что вот-вот что-то должно произойти. И когда я обернулась и заметила, как ты стоишь и словно ждешь меня, я поняла, что именно из-за тебя я и приехала тайком на бал.

Бенедикт открыл было рот, однако вместо слов у него вырвался хриплый звук, и Софи поняла: Бенедикт сейчас не в состоянии говорить. Он весь во власти нахлынувших на него чувств.

– Я родилась только для тебя, - тихо проговорила она. - И только ради тебя я существую.

Бенедикт снова поцеловал ее, решив на деле показать то, что не сумел сказать словами. Он и не подозревал, что в состоянии любить Софи больше, чем он любил ее несколько секунд назад, а оказывается, это возможно.

Он любит ее! Любит сильно, страстно. И внезапно все стало легко и просто. Он любит ее - только это и имеет значение.

Бенедикт скинул с себя халат, отшвырнул в сторону полотенце и принялся покрывать тело Софи страстными поцелуями.

– Софи, Софи, Софи… - бормотал он, не в силах больше проронить ни слова.

Софи улыбнулась ему, и внезапно Бенедикта охватило странное желание - смеяться. Он понял, что отчаянно, безумно счастлив. Как же это здорово!

Он привстал на локтях, готовясь войти в нее, сделать ее своей. В отличие от прошлого раза, когда оба они были охвачены безумной страстью, сегодня их переполняла безудержная нежность.

– Ты моя, - прошептал Бенедикт, не отрывая от нее взгляда. - Моя.

И уже гораздо позже, когда они, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга, он снова прошептал ей на ушко:

– А я твой.

Несколько часов спустя Софи проснулась. Она поморгала, зевнула, потянулась, наслаждаясь теплом и уютом, и вдруг ее как громом поразило.

– Бенедикт! - ахнула она. - Который час?

Он не ответил, и Софи, схватив его за плечо, лихорадочно затрясла.

– Бенедикт! - воскликнула она. - Бенедикт!

Бенедикт со стоном перекатился на спину.

– Я сплю.

– Сколько сейчас времени?

– Понятия не имею, - буркнул он, уткнувшись лицом в подушку.

– Но ведь я должна была быть у твоей мамы в семь часов.

– В одиннадцать, - проворчал Бенедикт.

– Нет, в семь!

Он открыл один глаз. Похоже, и это далось ему с величайшим трудом.

– Когда ты согласилась принять ванну, ты уже прекрасно знала, что к семи не успеешь.

– Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.

Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.

– Я не думаю… - начал было он, но в этот момент Софи услышала, как каминные часы бьют три раза, да так и ахнула. - Что с тобой? - забеспокоился Бенедикт.

– Три часа утра!

– Значит, можно продолжать спать дальше, - улыбнулся он.

– Бенедикт!

– Ты же не захочешь, чтобы я будил слуг? Они все наверняка крепко спят.

– Но я…

– Пощади, женщина! - взмолился Бенедикт. - Все равно мы: на следующей неделе поженимся.

– На следующей неделе? - удивилась Софи. Бенедикт изобразил на лице самое серьезное выражение.

– Такие дела лучше делать быстро.

– Почему?

– Почему? - переспросил он.

– Да, почему?

– Ну, чтобы было поменьше сплетен.

Губы у Софи приоткрылись, глаза округлились.

– Ты думаешь, леди Уислдаун напишет обо мне?

– О Господи! Надеюсь, что нет, - пробормотал Бенедикт.

Лицо Софи вытянулось.

– Ладно, ладно, может, и напишет. А почему ты этого так хочешь?

– Я читаю ее статьи уже столько лет и всегда мечтала увидеть там свое имя.

– Странные у тебя, однако, мечты, - покачал головой Бенедикт.

– Бенедикт!

– Ну ладно. Я думаю, леди Уислдаун напишет о нашей свадьбе если не до нее, то наверняка вскоре после. От нее никогда ничего не может укрыться.

– Хотелось бы мне знать, кто она.

– Тебе и половине Лондона тоже.

– Не половине, а всему. - Софи вздохнула и нерешительно проговорила:

– Мне и в самом деле пора. Твоя мама наверняка беспокоится.

Бенедикт пожал плечами:

– Она знает, где ты.

– Но она станет плохо обо мне думать.

– Сомневаюсь. Она ведь знает, что мы через три дня поженимся. И вообще моя мать - женщина без предрассудков.

– Через три дня? - ахнула Софи. - Ты же сказал, на следующей неделе.

– Через три дня и будет на следующей неделе.

Софи нахмурилась.

– А ведь верно. Значит, в понедельник?

Бенедикт довольно кивнул.

– Ты только представь себе… Обо мне напишет леди Уислдаун.

Приподнявшись на локте, Бенедикт подозрительно взглянул на Софи,

– Чего ты с большим нетерпением ждешь? - насмешливо спросил он. - Свадьбы или чтобы о тебе написали в светской хронике?

Софи шутливо ударила его по плечу.

– А знаешь, - задумчиво продолжал Бенедикт, - леди Уислдаун уже о тебе писала.

– Обо мне?! Когда?

– После бала-маскарада. Леди Уислдаун написала, что я увлекся таинственной женщиной в серебристом платье. Но похоже, как она ни пыталась, она не смогла узнать, кто это. - Бенедикт ухмыльнулся. - Вполне возможно, это единственная тайна в Лондоне, которую ей не удалось раскрыть.

Софи посерьезнела и чуть-чуть отодвинулась от Бенедикта.

– Бенедикт, - прошептала она, - я должна тебе сказать… Я хочу… то есть… - Она замолчала, отвернулась, а когда повернулась, глядя прямо Бенедикту в глаза, проговорила:

– Прости.

Бенедикту хотелось схватить Софи в объятия, прижать к себе, но она выглядела такой серьезной, что он решил выслушать ее до конца.

– За что?

– За то, что я тебе не сказала, кто я. Я была не права. - И, прикусив нижнюю губу, поправилась:

– Хотя нет, не совсем.

– Как это? - удивился Бенедикт.

– Сама не знаю. Не могу объяснить, почему я так поступила… - Софи снова прикусила губу. Бенедикт уже начал опасаться, что она ее прокусит. - Знаешь, почему я тебе сразу не сказала, кто я такая? Потому что в этом не было никакого смысла. Я была абсолютно уверена, что после того, как мы уедем от Кавендеров, мы с тобой расстанемся. Но потом ты заболел, и я должна была ухаживать за тобой, и ты меня не узнавал, и…

– Это не имеет значения, - перебил ее Бенедикт, прижав палец к ее губам.

Софи удивленно вскинула брови.

– Но в тот вечер, когда мы с тобой поссорились, это имело большое значение.

Бенедикт и сам не знал почему, но сейчас ему не хотелось обсуждать серьезные темы.

– С того вечера многое изменилось, - сказал он.

– Хочешь знать, почему я не сказала тебе, кто я такая?

– Я знаю, кто ты такая, - ответил Бенедикт, коснувшись ее щеки.

Софи снова закусила губу.

– А ты хочешь знать, что самое смешное? - продолжал Бенедикт. - Хочешь знать, почему я не отдал тебе все свое сердце, целиком и без остатка? Я сохранил в нем местечко для дамы с бала-маскарада, надеясь, что в один прекрасный день я ее найду.

– О, Бенедикт… - вздохнула Софи, испытывая одновременно и радость от его слов, и угрызение совести от того, что причинила ему такую боль.

– Женившись на тебе, я должен был бы отказаться от своей мечты жениться на ней, - тихо проговорил Бенедикт. - Смешно, правда?

– Мне ужасно жаль, что я не призналась, кто я такая, - заметила Софи, не глядя на него. - И в то же время мне не жаль этого. Как такое может быть?

Бенедикт промолчал.

– Если бы все повторилось, я бы снова это сделала. Бенедикт по-прежнему молчал, и в душе Софи начало зарождаться недоброе чувство.

– Признаваться тебе, что это я была таинственной незнакомкой с бала-маскарада, не имело никакого смысла, - вновь проговорила Софи.

– Я должен был знать правду, - тихо заметил Бенедикт.

– И что бы ты делал с этой правдой? - Софи села и натянула на себя одеяло. - Захотел бы сделать таинственную незнакомку своей любовницей, как захотел сделать своей любовницей горничную?

Бенедикт молча смотрел на нее.

– Признайся, захотел бы? Молчание.

– О Господи, Бенедикт, да скажи ты хоть что-нибудь! - не выдержала Софи.

– Я люблю тебя, - сказал он.

И Софи поняла: это единственные слова, которые ей хочется услышать.