Всё та же я Мойес Джоджо
— А разве она не обещала сегодня отпустить тебя пораньше? Мне казалось, она стала твоей подружкой.
— Она зациклилась на этой картинке, и все пошло… Господи, это был форменный дурдом! — Я воздела руки к небу. — Сэм, ты даже не представляешь, какой ерундой я тут занимаюсь! Она заставила меня задержаться, потому что не могла решить, какое платье лучше надеть. По крайней мере, Уилл действительно во мне нуждался.
Наклонившись, Сэм прижался лбом к моей голове:
— Но зато у нас было сегодняшнее утро.
Я повисла у Сэма на шее и поцеловала, прильнув к нему всем телом. Время остановилось, мы стояли с закрытыми глазами, забыв о коловращении жизни вокруг.
И тут ожил мой телефон.
— Пусть себе звонит, я не буду отвечать, — проговорила я в грудь Сэма.
Но телефон не умолкал, упорно продолжая трезвонить.
— Это, должно быть, она. — Сэм мягко отстранил меня.
С тихим стоном я вытащила из заднего кармана телефон и прижала к уху:
— Агнес?
— Нет, это Джош. Я просто позвонил, чтобы узнать, как все прошло.
— Джош! Хм… о… Да, все отлично. Спасибо большое! — Я отвернулась в сторону, зажав другое ухо рукой.
Сэм явно напрягся.
— Значит, он сделал для вас рисунок?
— Да, сделал. Она просто счастлива. Спасибо большое, что помог. Послушай, сейчас я немного занята, но все равно спасибо. Это невероятно мило с твоей стороны.
— Рад, что все получилось. Послушай, позвони мне, хорошо? Давай как-нибудь пересечемся, попьем кофе.
— Конечно! — Выключив телефон, я обнаружила, что Сэм внимательно за мной наблюдает.
— Парень, с которым ты познакомилась на балу.
— Это длинная история.
— О’кей.
— Просто он помог мне решить сегодня проблему с этим дурацким рисунком для Агнес. Я была в полном отчаянии.
— Значит, у тебя был номер его телефона.
— Мы в Нью-Йорке. У всех есть номера телефонов друг друга. — (Сэм, демонстративно похлопав себя по голове, отвернулся.) — Это ничего не значит. Правда. — Я шагнула к Сэму, потянув его за пряжку ремня. Я чувствовала, как счастливый уик-энд снова ускользает от меня. — Сэм… Сэм…
Сэм немного оттаял и обнял меня, положив подбородок мне на макушку:
— Все не так, как…
— Я знаю. Знаю, что все не так. Но я люблю тебя, а ты любишь меня, и мы даже успели заголиться. И это было здорово, да? То, что мы делали голышом.
— Типа на пять минут.
— Лучшие пять минут за прошедшие четыре недели. Пять минут, которые помогут мне продержаться следующие четыре.
— Да, но только не четыре, а целых семь.
Я засунула руки в задние карманы его брюк:
— Давай не будем ссориться. Ну пожалуйста! Не хочу, чтобы ты уезжал с обидой в душе из-за какого-то дурацкого звонка от человека, который вообще для меня ничего не значит.
Его лицо смягчилось под моим умоляющим взглядом; впрочем, как всегда. Больше всего мне нравилось в Сэме то, что он, весь из себя такой мужественный, буквально таял, когда смотрел на меня.
— Просто я злюсь на тебя. Злюсь на себя. На еду, которой меня накормили в самолете, или на тот бурито, или на что там еще. И на эту твою дамочку, которая даже платья сама толком надеть не может.
— Я приеду на Рождество. На целую неделю.
Сэм нахмурился. Приподнял мое лицо за подбородок. Руки у него были теплыми, немного шершавыми. Мы поцеловались, потом, целую вечность спустя, он выпрямился и посмотрел на табло.
— А теперь ты должен идти, — вздохнула я.
— А теперь я должен идти.
Я проглотила ком в горле. Поцеловав меня на прощание, Сэм закинул сумку на плечо. И я еще долго смотрела ему вслед, пока он не исчез за рамками секьюрити.
В принципе, мне несвойственны резкие смены настроения. Я не умею хлопать дверьми, хмуриться, закатывать глаза. Но в тот вечер, возвращаясь домой на метро, я прокладывала себе дорогу локтями в толпе и огрызалась совсем как местная жительница. И при этом постоянно проверяла время. Он сейчас в зале отправления. Садится на борт. И все, он… в самолете. Когда его самолет уже был готов подняться в воздух, у меня оборвалось сердце, а на душе стало совсем паршиво. Купив суши навынос, я направилась от метро в сторону дома, где жили Гупники. Оказавшись в своей комнатушке, я села и уставилась на контейнер с суши, затем — в стенку, после чего поняла, что больше ни секунды не могу оставаться наедине со своими мыслями, и постучалась к Натану.
— Войдите.
Натан, в обтягивающих шортах и майке, смотрел, с пивом в руках, американский футбол. Он бросил на меня вопросительный взгляд, явно давая понять, что ему сейчас немножко не до того.
— Можно поесть у тебя?
Натан неохотно оторвал глаза от экрана:
— Плохой день? — (Я кивнула.) — Нуждаешься в дружеском объятии?
Я покачала головой:
— Чисто виртуально. Если начнешь меня жалеть, я точно разревусь.
— А-а… Твой парень уехал домой, да?
— Натан, это был полный облом. Он проболел бльшую часть времени, а потом Агнес меня задержала, хотя и обещала отпустить пораньше, так что у меня практически не осталось времени попрощаться, а потом… между нами случилась размолвка.
Со вздохом выключив звук, Натан похлопал по краю кровати. Я забралась на одеяло, поставила пакет с суши на колени, запачкав, как я обнаружила позже, соевым соусом форменные штаны, и положила голову на плечо Натана.
— Разлука для любви — что ветер для огня, — изрек Натан прописную истину. — Иногда разжигает, но иногда и гасит.
— Все верно.
— Все дело в сексе и вполне естественной ревности…
— Мы оба не ревнивые.
— Да, но ты не сможешь с ним делиться, рассказывая день за днем, что там у тебя происходит. А ведь такие вещи очень важны.
Он протянул мне пиво, я отхлебнула и вернула обратно Натану:
— Мы знали, что придется нелегко. Я хочу сказать, что мы тысячу раз обговаривали это до моего отъезда. Но знаешь, что меня реально достало?
Натан снова оторвал взгляд от экрана:
— Ну давай выкладывай.
— Агнес прекрасно знала, как мне хотелось побыть с Сэмом. Я рассказывала ей об этом. И она сама всю дорогу твердила, что мы должны быть вместе, что нам нельзя расставаться, бла-бла-бла… А потом заставила задержаться буквально до последней минуты.
— Лу, это работа. Работа прежде всего.
— Но она знала, как это важно для меня.
— Возможно.
— И она прикидывалась моей подругой.
Натан поднял бровь:
— Трейноры не были обычными работодателями. Уилл не был обычным работодателем. И Гупники тоже. Эти люди могут вести себя очень мило, но в конечном счете ты должна понимать, что у вас не равноправные отношения, а чисто деловые. — Натан глотнул пива. — Знаешь, что случилось с последней секретаршей Гупников? Агнес сказала своему старику, что его секретарша треплется за ее спиной, выбалтывая секреты. И они дали ей пинка под зад. После двадцати двух лет службы. Пинка под зад.
— А она и вправду?..
— Что вправду?
— Выбалтывала секреты?
— Не знаю. В сущности, не в этом дело, да?
Мне не хотелось спорить с Натаном, а объяснять, почему у нас с Агнес совсем другие отношения, означало бы предать Агнес. И я промолчала.
Натан вроде собрался было что-то сказать, но передумал.
— Ну что?
— Послушай, нельзя иметь все сразу.
— Ты это о чем?
— У тебя реально крутая работа, ведь так? Словом, сегодня ты, может, с этим и не согласишься, но ты живешь в крутом доме в самом центре Нью-Йорка, у тебя хорошая зарплата и приличный работодатель. Ты бываешь в разных крутых местах, и время от времени тебе даже кое-что перепадает. Они купили тебе бальное платье почти за три тысячи долларов, так? А я пару месяцев назад летал с мистером Гупником на Багамы. Пятизвездочный отель, номер с видом на океан, ну и вообще. И все это за пару часов работы в день. Так что нам еще крупно повезло. Но в долгосрочной перспективе это может стоить тебе отношений с кем-то, чья жизнь в корне отличается от твоей, причем за миллион миль от тебя. Но это твой выбор, а за все хорошее приходится расплачиваться. — (Я вытаращилась на Натана.) — Мне кажется, ты должна реально смотреть на вещи.
— Можно подумать, мне от этого легче!
— Ну, я просто говорю тебе правду. И вообще, все не так плохо. Я слышал, ты здорово проявила себя с тем рисунком для Агнес. Мистер Гупник сказал, что ты его впечатлила.
— Им на самом деле понравилось? — Я не смогла скрыть довольной улыбки.
— А то! Я серьезно. Они в восторге. Она сразит всех этих благотворительниц наповал.
Я прислонилась к Натану, и он снова прибавил звук телевизора.
— Спасибо, Натан. — Я открыла суши. — Ты настоящий друг.
Он едва заметно поморщился:
— Ага. Но вот эта твоя рыба… Как насчет того, чтобы поесть в своей комнате?
Я закрыла коробку. Он был прав. Нельзя иметь все сразу.
Глава 10
Кому: [email protected]
От кого: [email protected]
Мама, привет!
Прости, что не сразу ответила. Куча дел! Ни секунды свободной!
Я рада, что тебе понравились фотки. Да, ковры из стопроцентной шерсти, некоторые из шелка, дерево определенно не шпон, и я спросила Иларию: они отдают шторы в химчистку раз в год, когда уезжают на месяц в Хэмптонс. Уборщики работают очень тщательно, но Илария каждый день сама моет пол в кухне, потому что не доверяет им.
Да, у миссис Гупник есть душевая кабина и туалет в гардеробной комнате. Она обожает свою гардеробную комнату и проводит там кучу времени, разговаривая по телефону со своей мамойв Польше. Я не успела сосчитать, по твоей просьбе, сколькоу нее туфель, но, на вскидку, не меньше ста пар. Она хранит обувь в коробках с фотографиями, чтобы знать, где какие туфли. Когда она покупает новую пару, я должна сразу ее сфоткать. У нее для этого даже есть специальная камера!
Я рада, что художественные курсы тебе нравятся, даи совершенствование коммуникационных навыков для семейных пар тоже звучит грандиозно, но ты должна объяснить папе, что это не имеет никакого отношения к вашим постельным делам. На этой неделе он уже прислал мне три имейла с вопросом: можно ли прикинуться, будто у него шумы в сердце?
Мне жаль, что дедуле опять нездоровится. А он по-прежнему прячет под столом свои овощи? Ты уверена, что должна бросить вечерние занятия? Ужасно досадно!
Ладно, нужно бежать. Меня вызывает Агнес. Я сообщу тебе насчет Рождества. Но не волнуйся, я обязательно приеду.
Люблю тебя.
Луиза. xxx
P. S. Нет, я больше не видела Роберта Де Ниро, но если я его действительно встречу, то непременно скажу, что он тебе очень понравился в фильме «Миссия».
P. P. S. Нет, в Анголу я вообще не ездила, честное слово, и уж точно не нуждаюсь в срочных денежных переводах. Тебя банально пытаются развести. Так что не вздумай отвечатьна эти имейлы.
Я не специалист по депрессиям. После смерти Уилла я и в своей-то толком не разобралась. А потому не могла понять резкой смены настроений Агнес. Мамины подруги, страдавшие от депрессии — а таких оказалось до ужаса много, — были пришиблены жизнью и пробивались сквозь туман серых безрадостных будней, не надеясь на внезапное счастье. И впереди им точно ничего не светило. По городу они ходили, понуро опустив плечи и скорбно поджав губы, буквально каждой порой источая уныние.
Но Агнес, изменчивая, как апрельская погода, была совсем другой: то шумной и болтливой, то слезливой и раздражительной. Она объяснила мне, что чувствует себя очень одинокой, что все ее осуждают и у нее нет друзей. Но это не вполне укладывалось в общую схему. Потому что чем ближе я узнавала ее, тем отчетливее понимала: она отнюдь не боится этих женщин, а, наоборот, глухо их ненавидит. Она бесилась из-за несправедливого к себе отношения, вымещая злость на мистере Гупнике; жестоко передразнивала соперниц у него за спиной и тихо костерила на чем свет стоит первую миссис Гупник или Иларию, с ее гнусными происками. Агнес была подвижной и изменчивой, как ртуть, языком яростного пламени, она бормотала сквозь зубы по-польски cipa, или debil, или dziwka. В свободное время я прогуглила эти слова, после чего у меня даже порозовели уши.
А потом, ни с того ни с сего, онарезко менялась: исчезала в своей комнате и лила тихие слезы, а после звонка в Польшу ее лицо становилось напряженным, окаменевшим. Грустное настроение, как правило, проявлялось в виде мигрени, в которую я не слишком верила.
Я обсудила это с Триной в кофейне с бесплатным WiFi, которую обнаружила еще в свое первое утро в Нью-Йорке. Мы пользовались FaceTime Audio. Я предпочитала именно эту программу, поскольку она позволяла нам не видеть друг друга во время разговора: меня отвлекали мой огромный нос на экране или посторонние на заднем плане. А еще не слишком хотелось, чтобы Трина видела, какого размера кекс с маслом я в данный момент уплетаю.
— Возможно, у нее биполярное расстройство, — заявила Трина.
— Ага. Я посмотрела в Интернете, но симптомы другие. Собственно, у нее нет маниакального психоза, она просто… слишком энергичная.
— Лу, не уверена, что симптомы депрессии настолько универсальны, — ответила Трина. — А кроме того, в Америке у всех что-то не в порядке, верно? А иначе зачем им тогда принимать столько таблеток?
— Ну да, в отличие от Англии, где мама в таких случаях предлагает прогуляться по холодку.
— Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, — хихикнула Трина.
— И разгладить хмурые морщины на лбу.
— А еще хорошенько накрасить губы помадой. Лицо сразу прояснится. Вот так-то. И на кой черт нужны все эти дурацкие лекарства?!
После моего отъезда наши отношения с Триной резко изменились. Мы перезванивались по крайней мере раз в неделю, и впервые в жизни она перестала постоянно меня подкалывать. Она искренне интересовалась моей жизнью, расспрашивала о работе, о местах, где я бывала, о людях, с которыми встречалась. А когда я нуждалась в ее совете, она всегда давала взвешенный ответ, не обзывая при этом умственно отсталой и не интересуясь, знаю ли я, для чего существует «Гугл».
Ей кое-кто понравился, призналась она мне две недели назад. Они сходили в хипстерский бар в Шордиче, затем — в интерактивное кино в Клэптоне, после чего у Трины несколько дней голова шла кругом. Трина с головокружением — это было нечто из области фантастики.
— А какой он из себя? Уж теперь-то ты можешь сказать?
— Нет, я пока не собираюсь никому ничего рассказывать. Боюсь сглазить. Потому что каждый раз, как я начинаю рассказывать о своих ухажерах, у меня потом все идет наперекосяк.
— И даже мне?
— По крайней мере, не сейчас. Это… Ну, так или иначе, я счастлива.
— О-о… Теперь я понимаю, почему ты вдруг стала такой милой.
— Что?
— Ты с ним перепихнулась. А я-то думала, это потому, что ты наконец одобрила то, как я распорядилась своей жизнью.
Она рассмеялась. Моя сестра обычно не смеется, разве что надо мной.
— Просто, как мне кажется, все замечательно складывается. Ты получила шикарную работу в Соединенных Штатах. Мне нравится моя работа. А еще нам с Томом нравится жить в Лондоне. Наконец-то перед всеми нами открылись хоть какие-то перспективы.
Подобное заявление было настолько нетипично для моей сестры, что у меня не хватило духу рассказать ей о Сэме. Мы еще чуть-чуть поговорили о маме, которая собралась устроиться на неполный рабочий день в местную школу, и о дедушкином ухудшающемся здоровье, из-за чего маме пришлось отказаться от столь блестящей идеи. Я доела свой кекс, допила кофе и внезапно поняла, что, хотя и интересуюсь делами своей семьи, меня совершенно не мучает тоска по дому.
— Надеюсь, ты не начнешь говорить с этим реально жутким американским акцентом, да?
— Трин, я — это я. И это вряд ли изменится, — произнесла я с реально жутким американским акцентом.
— Нет, ты точно умственно отсталая, — сказала она.
— Боже правый, ты все еще здесь!
Я столкнулась в дверях с миссис Де Витт. Старуха натягивала под навесом перчатки, собираясь выйти на улицу. Осторожно попятившись, чтобы избежать острых зубов Дина Мартина, находящихся в опасной близости от моей ноги, я вежливо улыбнулась:
— Доброе утро, миссис Де Витт. А где еще мне быть?
— Странно, что эта эстонская стриптизерша тебя до сих пор не уволила. Неужели она не боится, что ты можешь увести у нее мужа, как она сама когда-то у бывшей мадам?
— Миссис Де Витт, это не в моем стиле, — жизнерадостно прощебетала я.
— Она опять вопила вечером в коридоре. Шум, гам, тарарам. Та, другая, по крайней мере, просто вечно дулась. Что для соседей куда удобнее.
— Я передам ей.
Миссис Де Витт осуждающе покачала головой и уже собралась было двинуться дальше, но тут ее внимание привлек мой наряд. Сегодня я надела гофрированную золотую юбку, жилетку из искусственного меха и вязаную шапочку клубничного цвета. Тому подарили эту шапочку на Рождество два года назад, но он категорически отказался ее носить, заявив, что она девчоночья. На ногах у меня были ярко-красные лакированные полуботинки. Я купила их на распродаже в магазине детской обуви, победно вскинув руку в толпе раздраженных мамаш и орущих малышей, когда поняла, что башмаки мне впору.
— Твоя юбка. — (Я опустила глаза, приготовившись к очередной колкости.) — У меня есть очень похожая. Из «Бибы».
— Это и есть «Биба»! — радостно воскликнула я. — Купила на интернет-аукционе два года назад. Четыре фунта пятьдесят! И только одна малюсенькая дырочка на поясе.
— Моя точно такая же. В шестидесятых я много путешествовала. И каждый раз, бывая в Лондоне, часами пропадала в этом магазине. А потом отправляла домой, на Манхэттен, сундуки, набитые платьями «Биба». У нас здесь ничего подобного днем с огнем не сыщешь.
— Это нечто божественное! Я видела фото, — произнесла я. — Какое счастье иметь такую возможность! А чем вы занимались? Я имею в виду, почему вы так много путешествовали?
— Занималась модой. Для женского журнала. Я была… — Но тут она согнулась пополам в приступе кашля, и мне оставалось лишь терпеливо ждать, когда она переведет дыхание. — Ну ладно. Как бы там ни было, ты выглядишь вполне сносно, — заявила она, опершись рукой о стенку.
После чего повернулась и заковыляла по улице, Дин Мартин, бросая злобные взгляды одновременно и на меня, и на тротуар позади него, потрусил за хозяйкой.
Оставшаяся часть недели прошла, как сказал бы Майкл, весьма интересно. Табита меняла интерьер в своей квартире в Сохо, в связи с чем наши апартаменты примерно на неделю превратились в поле битвы за сферы влияния, практически незаметной для мужского глаза, но вполне очевидной для Агнес, которая шипела на мистера Гупника, когда Табита была вне пределов досягаемости.
Илария наслаждалась своей ролью верного пехотинца Табиты. Она готовила исключительно любимые блюда Табиты — карри со специями и красное мясо, одним словом, именно то, что не ела Агнес, — а в ответ на жалобы Агнес строила из себя святую невинность. Илария заботилась о том, чтобы одежда Табиты была выстирана в первую очередь и аккуратно сложена у нее на постели, а тем временем Агнес носилась по квартире в банном халате в поисках блузки, которую собиралась сегодня надеть.
По вечерам, когда Агнес звонила своей матери в Польшу, Табита, прочно обосновавшаяся в гостиной, прокручивала экран айпада, громко мурлыча себе под нос, до тех пор, пока Агнес, кипевшая от холодной ярости, не вставала, чтобы ретироваться в гардеробную комнату. Время от времени Табита приглашала в папину квартиру подружек, оккупировав кухню или комнату отдыха, где они, образовав кружок из белокурых голов, галдели, сплетничали и хихикали, но тотчас же замолкали, если мимо случайно проходила Агнес.
— Дорогая, это и ее дом тоже, — мягко увещевал разъяренную жену мистер Гупник. — Она здесь выросла.
— Она обращается со мной так, будто я здесь всего лишь для мебели.
— Со временем она к тебе привыкнет. Ведь, в сущности, она всего-навсего большой ребенок.
— Ей двадцать четыре. — Агнес с утробным рычанием — звук, который, по моим представлениям, не способна произвести ни одна англичанка (лично я несколько раз пробовала), — в отчаянии всплескивала руками.
Во время этих словесных баталий Майкл, сохранявший непроницаемое выражение лица, украдкой бросал на меня взгляды молчаливой поддержки.
Агнес попросила меня отправить посылку в Польшу через FedEx. Она хотела, чтобы я заплатила налом, а квитанцию оставила у себя. Коробка была большой, квадратной, но не слишком тяжелой. Разговор состоялся в кабинете Агнес, который та, к явному неудовольствию Иларии, заперла на ключ.
— А что там такое?
— Подарок для моей мамы. — Агнес рассеянно помахала рукой. — Но Леонард считает, что я слишком много трачу на свою семью, поэтому не хочу, чтобы он знал обо всех посылках.
Я отволокла посылку в офис FedEx на Западной Пятьдесят седьмой улице и заняла очередь. Когда я заполнила бланк, служащий спросил:
— А что внутри коробки? Это необходимо для таможни.
Поскольку такой информации у меня не было, я отправила сообщение Агнес, на что она лаконично ответила:
Просто скажи, что это подарки для семьи.
— Мэм, уточните, пожалуйста, что за подарки, — устало произнес служащий.
Я отправила еще одно сообщение. Очередь за моей спиной уже начала проявлять нетерпение.
Баламбешки.
Я уставилась на сообщение. Потом протянула телефон служащему:
— Простите, не знаю такого слова.
Он посмотрел на экран:
— Да уж, мэм. Не могу сказать, чтобы это мне сильно помогло.
Я написала сообщение Агнес.
Скажи ему, чтобы не лез не в свое дело! Какая ему разница, что я посылаю своей маме?!
Я сунула телефон в карман:
— Она говорит, там косметика, свитер и парочка DVD.
— Стоимость?
— Сто восемьдесят пять долларов и пятьдесят два цента.
— Ну наконец-то! — пробормотал служащий FedEx.
Я протянула ему деньги, втайне надеясь, что никто не видит, как я скрестила пальцы на другой руке.
В пятницу вечером, когда у Агнес начался урок игры на фортепиано, я ушла в свою комнату и позвонила в Англию. Набрала номер Сэма и с привычным волнением в груди приготовилась услышать звуки родного голоса. Временами я так сильно тосковала по Сэму, что начинало щемить сердце. Итак, я сидела и ждала, чтобы он снял трубку.
Ответила какая-то девушка.
— Алло? — сказала она.
У нее был культурный, чуть хрипловатый голос курящей женщины.
— Ой, простите! Должно быть, я ошиблась номером. — Я бросила взгляд на экран телефона.
— А кто вам нужен?
— Сэм. Сэм Филдинг.
— Он в душе. Подождите, я сейчас его позову. — Прикрыв трубку рукой, она выкрикнула имя Сэма. Я оцепенела. В семье Сэма вроде бы не было молодых женщин. — Уже идет. А кто его спрашивает?
— Луиза.
— Ой!.. Ладно.
Когда вы звоните в другую страну, то волей-неволей прислушиваетесь к малейшим нюансам интонации на другом конце провода. И в этом ее «ой» было нечто такое, что меня здорово напрягло. Я уже собралась было спросить, кто со мной говорит, но тут трубку взял Сэм.
— Привет!
— Привет! — выдавила я, словно у меня внезапно пересохло во рту. Пришлось поздороваться еще раз.
— Что случилось?
— Ничего! То есть ничего срочного. Мне просто… просто захотелось услышать твой голос.
— Погоди. Я только закрою дверь. — И я сразу живо представила, как Сэм закрывает дверь спальни своего железнодорожного вагончика. А когда Сэм снова взял трубку, голос его звучал вполне жизнерадостно, не так, как в последний раз. — Итак, что случилось? У тебя все нормально? А который у вас там час?
— Начало третьего. Хм, а кто это был?
— О-о… Это Кэти.
— Кэти.
— Кэти Инграм. Моя новая напарница.
— Значит, Кэти. Ну ладно! А что она… э-э-э… делает в твоем доме?
— Она просто предложила отвезти меня к Донне. На отвальную. Мой мотоцикл сейчас в гараже. Проблема с глушителем.
— Похоже, она здорово о тебе заботится!
Интересно, а он завернулся в полотенце?
— Угу. Она живет неподалеку. Так что это вполне разумно. — Сэм сказал это нейтрально-небрежным тоном мужчины, отдающего себе отчет в том, что его слушают одновременно две женщины.
— А где будет ваша отвальная?
— В ресторанчике с тапас в Хакни. В бывшей церкви. Мы с тобой там еще не были.
— Значит, в церкви! Ха-ха-ха! Что ж, вам придется вести себя на редкость пристойно! — Я расхохоталась, пожалуй, слишком громко.
— Компания парамедиков на отдыхе. Что-то я сомневаюсь. — Возникла неловкая пауза, и я попыталась не обращать внимания на сосущее чувство под ложечкой, но тут Сэм нарушил молчание: — А ты точно в порядке? Ты как-то странно говоришь…
— Я ведь сказала, у меня все отлично! Просто супер! Мне только хотелось услышать твой голос.
— Детка, я всегда рад тебя слышать, но мне нужно бежать. Кэти и так оказала любезность, предложив подвезти, и мы уже опаздываем.